Небесный террор

Место страха, боли и крови. Именно это сейчас чувствовала Кэрис, даже не открыв глаза. Вокруг тысячей слов, молений и проклятий вились проявления человеческой беспомощности против ангелов. А засевшая мысль, как надоедливая мелодия, просто не оставляла пространства для безразличия; боль терзала медленно и со вкусом, даже когда стальные плети отошли на задний план, и когда стекающая по губам и подбородку кровь запеклась, оседая солоноватым вкусом на языке. Кэрис осторожно пошевелилась и почувствовала устремлённые на неё взгляды: и люди, и ангелы смотрели враждебно. От этого по спине прошёлся неприятный морозец, но ни один мускул не дрогнул, ни единой эмоции не промелькнуло на загорелом лице сосуда. Кэрис не могла дать им почуять свою слабость, потому равнодушно приподнялась. Руки, стянутые за спиной стальной цепью, жгло всё сильней. «Каждый отступник будет пойман и наказан!» — девиз Михаила, так неохотно вспомнившийся, совершенно не воодушевлял, только Кэрис не смела забывать, что вполне осознанно пошла на риск. Отпечаток страха, который прочно внушал архангел, и давно поставил, как проклятое клеймо, всем им на благодать, чесалось под кожей. А потом душило. — Наконец-то, — сухо произнес Захария и присел напротив. Его высокий, широкоплечий, статный сосуд очень даже подходил ему. Солдат. Мужчина был солдатом, тело занял тоже солдат, помощник архангела, его правая рука… Кэрис шумно сглотнула и усмехнулась, позволила себе эту нелепую в соотношении с ситуацией реакцию, но взбесить Захарию получилось с лёгкостью. Ударить опять он не посмел, лишь покорно ждал, когда явится Михаил. — Скажи, зачем ты всегда всё усложняешь? — осторожно спросил ангел, и беспристрастным тоном передал совсем каплю любопытства. — Я не хочу убивать людей, — через силу выдавила Кэрис, и закрыла глаза, ощущая, как морозный воздух пощекотал голую кожу лица и рук. На ней по-прежнему оставалась проклятая военная форма, и встречать Михаила придётся именно в ней. Захария глядел настолько внимательно, что сделалось нехорошо. Он был удивлен. Очень. — Михаил сам хочет узнать причину этого, — Захария говорил убедительно. Она ничуть не сомневалась, что Михаил будет выяснять все сам. Столько лет он пытался обратить внимание Бога на себя, и что в итоге? Начнется пир. Только сама ангел знала, что причина не в ушедшем Творце. В ней самой. — А тебе разве неинтересно? Не желаешь сам разобраться, почему так? И доложить Михаилу. — Не провоцируй меня, — усмехнулся помощник архангела и опустил руку на плечо. Кэрис следила за каждым его движением. Рука грела даже сквозь перчатку. — Это не провокация. Пока что. — Я знаю. — Хорошо. — Я бы с радостью узнал и передал бы всю информацию Михаилу. — Тебе совсем не жаль людей? Захария странно посмотрел на Кэрис, губы его дернулись, а все мысли сводились к одному и тому же, что предположил архангел. Худший и лучший расклад. Михаил не позволит, Михаил не разрешит… Все одно и тоже, ничего не менялось тысячелетиями. И ей надоело быть послушным палачом для мира живых и мертвых, но ещё больше не хотелось причинять вред людям. Словно что-то внутри сломалось, неловко хрустнув в её холодных руках, между тонких пальцев. А может, и наоборот. Первичная система восприятия осталась где-то за плотной нового желания — помогать и оберегать. Захария схватил её за подбородок и вцепился пальцами в скулы. Холодная ткань перчаток неприятно скрипела. — Ты помнишь, кто ты? О. Глаза Кэрис расширились. Она очень хорошо помнит всех, кого убила по приказу архангела, а иногда по собственной воле. Конечно, помнила. — А ты сомневаешься? Тогда убери цепь, — несколько заискивающий тон совершенно не понравился ангелу, и тот, скривившись, отступил. Её на некоторое время оставили одну. Потом привели новых пленных. Активно искали тех, кто был вместе с ней. Об этом было нетрудно догадаться, вопросы ангелов и ответы смертников слышали все. Место допроса и временной передержки людей, участвующих в сопротивлении против Михаила, практически ничем не отличалось от военных баз, натыканных, как грибы по всему земному шару, разве что выглядели неухоженными и покинутыми. Но такой была вся земля — тихая, запустевшая, поросшая травой и атакована природой. И к своему недовольству ей это нравилось, пустота покинутых городов завораживала и манила. — Она знает, она! — Кэрис подняла голову и недоуменно посмотрела на человека. Водитель. Прокуренный салон, пепел сигарет на почти сгнивших резиновых ковриках. Больше ассоциаций не было. Им занимался Бальтазар, а значит, шанса нет. — Она была там, в лагере повстанцев. Приехала с ними на машине, — рыдания заставили только поморщиться. Пыль и снег смешались воедино, на импровизированной арене появлялись первые капли крови, потом целый ручей. Распростертое, растекшееся лужей тело. Стоящие рядом люди испугано сжались, траурные лица вызывали жалость. Бальтазар смерил её взглядом, но приказы Михаила не оспаривал, а так бы лежать ей уже там, корчась от боли. Правда, корчиться будет позже, под контролем архангела, в его надежных крепких руках. Она одновременно с ужасом и смирением ждала этого часа. Чего не сделаешь, ради новых идеалов и стремлений? За это было нестрашно отдать жизнь, единственное, что не хотела упустить Кэрис, так это возможность ещё раз прийти в лагерь повстанцев, выпить горячую, сладковатую воду с привкусом ягод можжевельника или сидеть возле теплого костра и смотреть на усталые, но довольные лица. Ещё один прожитый день. — Может, расскажешь по-хорошему? Михаил ведь все равно узнает, — вкрадчиво произнес ангел. Он до сих пор не верил в произошедшее. Неужели так бывает? Глубокое удивление застыло на его лице липкой маской, как и у Захарии. Только тот скрывал все, что думает и подозревает. Кэрис пожала плечами. — Он говорил что-то за машину. Вы приехали издалека, так? Люди выползли из своего убежища, чтобы пожертвовать тобой и, возможно, собой… Герои, — брезгливо потянул последнее слово Бальтазар, пригладил прилизанные короткие волосы и торжественно посмотрел на Кэрис. Его форма практически ничем не отличалась от формы Захарии. — Маленькая отсрочка, не более. Примитивно. Потому что скоро мы найдём всех и убьем всех. — Я сделала, что должна, и все. Это не мне нужно разгадывать мотивы, а вам, — заметила совершенно спокойно Кэрис. Из-за ожидания молниеносной атаки от ангела, довелось немного ссутулиться и сжаться, дабы вовремя закрыться. Но если бы Бальтазар хотел это сделать, незначительные меры ничуть бы не помешали совершить задуманное. Цепь до сих пор жгла кисти рук, стоило только сделать ими малейшее движение, как хотелось выть. Ей приходилось говорить сквозь сцепленные зубы, а между ними полоскалась кровь. — Как там ты себя величаешь… Кэрис. Надеешься, что с новым именем прейдет новая жизнь? — она молчала, а Бальтазар ухмыльнулся. — Больно, да? — Нормально, — выдавила Кэрис, тяжело задышав, запрокинула голову, ловя губами мелкий снег, посыпавшийся с небес. Совсем скоро сугробы укроют часть штатов, а после, людям будет сложнее скрываться. Она старалась думать о людях, чтобы не забыть, почему пошла на такие жертвы, и почему не осталась убийцей рода человеческого. Мелькали усталые лица, полны тревоги и отчаянья, а ещё кроткой надежды на лучшее. Первое лицо — Чарли. Об этой человечке можно говорить вечность. Кэрис хотела убить Чарли, а Чарли держала в руках пистолет с ангельскими пулями. Кэрис же была быстрее и опытнее, один четкий взмах или жест рукой, и хрустнула бы шея, полилась бы горячая кровь. Они хотели жить, не хотели умирать… Настолько громко и оглушающее, что в тот день показалось, что её сбило с ног силой мольбы и ненависти. Кэрис тоже хотела, чтобы они жили. В своем крохотном лагере в лесу, собирали тихо хворост, готовили еду, а после занимались чем-то, только, чтобы мирно и радостно. А в лагере её не любили, не доверяли. Отличие было незримым для ока человеческого, однако все чувствовали подсознанием, проклятой интуицией, которая заставляла обходить стороной. «Глупая одиночка», так иногда называла себя Кэрис, сидя на сбитой из старого дерева со ржавыми гвоздями лавочке. За металлические шапки постоянно цеплялась и рвалась одежда, оставалось лишь крохотное местечко, вечно нагретое ею, где не было холодного металла. Была даже своя койка, тонкий матрас на жестком полу и набитая старыми тряпками подушка. Иногда часами приходилось лежать с закрытыми глазами и думать, повернувшись лицом к стенке. Всеми доступными средствами она показывала, что человек. Один раз даже позволила себя поцеловать, но от мужчины несло спиртом, поэтому Кэрис даже завизжала и не сломала ему шею, а просто скрылась за спиной Бобби и подоспевших людей, вовремя проснувшихся. Ей нравилось жить среди людей, хотя иногда было несколько тоскливо, когда возвращалось всё меньше и меньше. Сопротивление вырезали меленькими шажками, сначала одного, потом другого, и так, пока не останется никого. Михаилу нравилась эта война, он всегда считал себя великим завоевателем, и с нетерпением ждал, когда сможет сразиться с Люцифером на равных. Тот бой унес много жизней. В небе над Абилином начался первый этап трагедии, тогда погибли тысячи. Небольшой город с населением больше ста тысяч превратился в руины, без права на восстановление, и столько ж тел остались гнить там. У них тогда был приказ оставаться на небесах, но и туда доносились отголоски силы двух величайших архангелов, небо дрожало, и ревел гром, парализуя своими шумом души. Кэрис помнила момент, когда Михаил разметал брата, ни капли не усомнившись в правильности своих действий, тогда и пришло понимание, что теперь архангела не сдерживало ничего. Война встала на пороге, а победитель выиграл все. Легкая дрожь прошла по телу сосуда. Кэрис иногда забывала, насколько жесток Михаил. Стонущий ветер напомнил первые дни войны против человечества. Их тогда было ещё много, и они собирались эвакуировать город, но ангелы получили приказ. Теперь указания Бога не имели силы, громкие речи архангела убедили всех в его правоте, а значит, в защите и существовании многомиллиардного человечества нет смысла. Кэрис тоже убивала, клинок несколько месяцев был постоянно обагрен кровью, руки тоже. Она не убила столько людей за всю свою вечную жизнь, как за первые шесть с половиною месяцев, а война уже длится несколько лет. Кэрис услышала скрип цепи, а после её подняло в воздух. Михаил.