Что-то из сборника

Солнце, спрятавшееся за зданием, в кои-то веки наконец-то не слепило глаза. Вечерняя прохлада, пусть и едва уловимая, пролезала в комнату через окно, принося вместе с собой яркие оттенки сирени, от которых щекотало в носу. Леви, доверчиво ластящийся к рукам, льнущий ближе, собирает на себе предзакатные бордовые оттенки, осенний туман в его глазах обдает Эрвина золотом, тем самым, которое мужчина впитывает через незашторенное окно, где синева и пробелы пурпурных проливов затягивают друг друга в одно общее русло, наполняя комнату тёплыми тонами. Здесь наконец-то чисто, без чернильных пятен и пыли, даже несмотря на заставленные книгами углы, это нисколько не лишало просторный кабинет атмосферы спокойствия. Молчание между ними несет в себе оттенки домашнего тепла и легкого уюта, в который мужчина был бы только рад окунуться с головой, если бы не кипа документов и время, что близится к вечеру. Ханджи наполнила его кабинет неловкостью и колкой подозрительностью, от которой сейчас хотелось только избавиться, а не попытаться разобраться. И с Леви, по-хорошему, надо сейчас поступить так же – отправить заниматься делами, а не сидеть здесь и позволять лелеять себя, как только тому вздумается. У него же самого всегда, когда речь заходила о сантиментах, включался какой-то метафорический рычаг, что на корню стопорил любые ласковые проявления любви, не любил получать и еще меньше любил страдать подобным самостоятельно. Эрвин именно поэтому опешил, когда его капитан, войдя следом за вышедшей Ханджи, ни о чем не заботясь, запер дверь и сам полез к нему в руки, целуя, не говоря при этом ни слова. Конечно, если бы его так встречали каждый раз, вопросов бы не возникло, но Аккерман впервые на его памяти был настолько податливым. - У меня что-то на лице? – спрашивает его Леви, когда Эрвин так и не сводит глаз, продолжая искать причины такого легкого настроения. Он сам слышал, как тот только что устраивал нападки на новобранцев. – Или у твоей озадаченной морды есть другие причины быть такой недовольной? - Я разве чем-то недоволен? - Это я тебя спрашиваю, - отчеканил Аккерман, грубо проводя ладонями по волосам, так, чтобы голова мужчины невольно запрокинулась. – Что не так? В окне мне только глазки и строил, что я аж сюда на всех порах примчался. - Какая прелесть, - подумал вслух мужчина, перехватывая чужие ладони. Леви в ответ несильно толкнул его бедром в колено, на что оказался только сильнее прижат к горячему телу. – Буду делать это чаще, чтоб ты здесь на постоянной основе крутился. Как лучше, - стрельнул глазами командор, смотря на вдруг вздрогнувшего Леви исподлобья. – Так? – выждав несколько секунд, сменил «гнев на милость» он, запрокидывая голову и смотря на парня, стоящего между его ног так, что у брюнета невольно подкосились ноги. – Или так? - Что за порно, - отворачиваясь, пробубнил Леви, а после прижал несносного голубоглазого мучителя к свой груди, обнимая за шею. – И почему только я по тебе, придурку, скучал? - Потому что любишь. Вдыхая такой родной запах, Эрвин полностью расслабился, уже не особо заботясь о причинах такого настроения. Если Леви хочется понежничать и поострить одновременно, то он не против, главное, чтоб при этом никто не страдал и книги вновь не летали по кабинету. Он оставил на скрытой под тканью груди одинокий поцелуй и прижал его к себе ближе, по-собственнически укладывая руки на талию. Тут, как и всегда, было чисто, ни намека на пыль, и хоть в обязанности Леви как капитана никогда не входила уборка, если речь не шла о нарядах, Эрвин всё равно всегда был ему благодарен за это, он уверен, что без внимания Аккермана здесь бы просто нечем было дышать из-за пыли и неорганизованности порядка. Родное тело под прикосновениями отзывается совсем знакомо, дарит ощущение проживаемого мига, уверенности, соприкосновения с чем-то неосязаемым. Леви словно вручал ему в руки призму, благодаря которой Эрвин мог всё это ощутить собственными пальцами, осязание счастья, умиротворение, которое зарождается только когда они находятся рядом. И за всё то, что Леви ему даёт и принёс вместе с собой в его жизнь – он будет бесконечно благодарен ему за это. Подняв голову, он находит чужие губы и даже позволяет перенять инициативу, давая себя целовать так, как Леви вздумается: дерзко, кусаясь, порывисто обхватывая голову руками, целуя так ненасытно и голодно, будто Эрвин холодное пьянящее озеро посреди непроглядной пустыни. Леви жадно скользит языком по нёбу, сжимая светлые волосы в одной руке, подхватывает губами чужие и прижимается так яро, что, отстраняясь с мокрым звуком, их губы красны и наполнены кровью. - Не хочешь услышать, что нам, например, дали финансирование? – запоздало приходя в чувства, спрашивает Эрвин, и ему кажется, что Леви накануне пил вино, иначе не понимает, почему так опьянен, когда на его колени усаживаются верхом. – Хистория будет реформировать законы. - Очень за неё рад, - поспешно отвечает Леви, наскоро поправляя впивающиеся в бедра ремни, он тянется за очередным пылким поцелуем, однако Эрвин быстро тормозит его за плечи. – Не понял. - У меня много работы, не сейчас, - с сожалением отвечают ему, и Леви недовольно цыкает, возбужденно ёрзая на чужих коленях. Подхватывая мочку уха губами, Эрвин заговорщицки произнес: – Можем продолжить вечером. Леви в ответ очень явно дал понять, что его такой расклад не устраивает. Взбудораженный взгляд резко сменился на гневный, и он, отлепив от своей шеи командора, весьма однозначно толкнул его обратно в спинку кресла. - Вечером мы будем спать, а не трахаться. Хера с два ты сонный в эту экспедицию попрешься, Смит, я тебя просто сожру, если ты опять такой прикол выдашь, - воспоминания о той ночи всё еще были свежи в памяти. Они тогда не занимались любовью, Леви был просто разбит внешне и внутренне и искренне не хотел Эрвина даже видеть. Тот, в свою очередь, практически до утра проворочался в постели, не в силах уснуть, отчаянно хотелось вскочить и побежать к Леви, попросить прощения, успокоить, уверить, но и внушать ложную надежду он тоже не был готов – это было бы совсем жестоко по отношению к нему. – Я лично тебя снотворными напичкаю, понял? - Буду спать как убитый, обещаю, - сдерживая добрую улыбку, произнес Эрвин. Леви его слов не оценил, точно попадая прямо под ребра, на что мужчина уже открыто рассмеялся, хотя ничего веселого в его словах действительно не было, он понимал, как Леви от одной только мысли обо всём этом становилось не по себе. – Это шутка, Леви, успокойся. - Я тебе щас по морде врежу, шутник. - Не надо по морде – как же я тогда буду строить тебе глазки? Поджав губы, Аккерман дёргано скинул с себя чужие руки и, оттолкнув от себя командора, попытался встать, Эрвин тут же притянул его обратно, успокаивая и мягко покрывая омраченное тревогой лицо поцелуями. Леви протестующе уперся в его грудь руками, и мужчина только прижал его ближе. - Ну прости, прости. Я не хотел тебя задеть, Леви, прости. - Весело тебе? - с явной обидой в голосе прорычал Леви. - Не нашутился ещё? Очевидно, что он перегнул палку, особенно судя по тому, как горько изогнулись тонкие брови вслед за первой брошенной фразой. Леви только делал вид, что пытается вырваться, на самом деле Эрвин знает – капитану ничего не стоит заехать ему под челюсть и вылезти, просто он сам хотел, чтобы его успокоили, потому что так поступают с теми, кого любят, а не наоборот. Леви перестал брыкаться только когда Эрвин положил широкую ладонь ему на затылок, успокаивающе поглаживая, возвращая ощущение реальности – он здесь, живой, с двумя руками. Шутки идиотские, но Эрвин их шутит не чтобы задеть, а чтобы сделать ситуацию менее значимой. Эрвин смотрел смерти в лицо трижды и имел право говорить подобное как никто иной. Леви выдохнул и взял себя в руки, возвращая былую холодность. - Ты идиот. - Я идиот, - тепло улыбаясь, поддался Эрвин. Он сомкнул руки на чужой пояснице и, не поймав ответный взгляд, сентиментально прижался к чужому лбу своим. – Прости ещё раз. - Придурок... Как рука? Уже изумил кого-нибудь своим навыком бить посуду? - Нет, - довольно произнес мужчина, показательно сгибая и разгибая пальцы правой руки. До конца всё еще не получалось, но в сравнении с прошлым результатом, когда пальцы едва могли соприкоснуться друг с другом – это был огромный шаг вперед. И Эрвин собой гордился. – Гораздо лучше – смог удержать стакан, не расплескав всё вокруг себя. Но вот держать перо сложно, всё трясется, Ханджи говорила, что надо поработать на вращение, прежде чем браться за что-то более сложное. - Молодец, - Леви гордился им тоже, принимая ладонь в свои руки. Осторожно прошелся пальцами вдоль шрама, что пересекал всю ладонь пополам – яркое напоминание о том, что было между ними в прошлом. Извиняясь, он провел кончиками пальцев по вспоротой линии сердца, куда и угодило в тот раз его лезвие, мягко коснулся большого пальца, прижимая его к внутренней стороне ладони. – Знаешь, а почему нам действительно не провести пару дней у тебя? Только говорю сразу – если у тебя там срач, я не смогу себя контролировать. - Там не так плохо, как ты думаешь, - попытался отшутиться Эрвин, пытаясь прикинуть, когда он там вообще был в последний раз. Леви скептически изогнул бровь, улавливая фальшивые интонации, но взгляда от ладони не отвел, продолжая аккуратно массировать. – Ну, явно не настолько. В любом случае, я уверен, что тебе будет не до уборки. - Да ну? И до чего же мне будет дело? - Даже не знаю, ты же помнишь, у меня большая кровать, - чужие пальцы нахально оказались за поясом брюк. Около уха раздался томный шепот. - Будем лежать целыми днями и заниматься любовью. - А когда наскучит? – повторил его интонацию Леви. – Будем заниматься любовью на пыльных столах и диванах? - Почему бы и нет? - Мерзость. И нечего меня сейчас соблазнять, - поднявшись с колен, Леви сделал несколько шагов в сторону двери, попутно осматривая полки на предмет пыли, а после обернулся, соблазнительно упирая руку в бедро – ходячая катастрофа, подумал Эрвин. - Накинусь же. - Вы пользуетесь своим положением, капитан Леви. - Да что вы говорите, командор, ну так накажите меня. - Леви… - не своим голосом прохрипел мужчина, особенно ярко представляя себе эту сцену. Тот вот так просто вытащил наружу самое сокровенное желание, которое он специально затолкал в самый дальний ящик своего сознания. Лицо обдало жаром от одной только мысли, как он опрокидывает Леви на этот стол и распекает таким же тоном, каким командует рядовыми. Аккермана и самого пробрало дрожью предвкушения, но Эрвин был по рукам и ногам связан обязанностями, потому не мог всё нарушить и бросить, даже ради пленяющего Леви. – Мне нужно работать. - Работай, я же тебе не мешаю, - невинно улыбнулся он и взялся за дверную ручку, чтобы наконец покинуть комнату. – А представь, если бы на окне… - Леви. – уже с нажимом повторил мужчина. - До встречи на ужине, Эрвин. Дверь за Леви захлопывается со скрипом. Он уносит с собой родной аромат, но оставляет в кабинете то самое, ради чего Эрвин готов продать душу, лишь бы эта атмосфера следовала за ним везде и повсюду – дом. Дом, в которой стоит им только войти, и Эрвин постарается сделать всё, чего не сделал в прошлый раз, чтобы Леви почувствовал себя уютно. Чтобы не порывался лишний раз натереть до блеска ту или иную поверхность, а мог так же просто расслабиться рядом с ним на диване, не озираясь по сторонам и просто наслаждаясь моментом. Эрвин обязательно так и поступит, как только они вернутся после экспедиции. Осталось только до этого дожить.

***

Голова раскалывается так, будто по ней нещадно долбили несколько часов кувалдой, а затем, когда эта самая кувалда распалась, начали лупить всем, что только попадется под руку: тарелками, ножками стульев, да и просто – ногами. Ощущение, будто на его голове действительно, стараясь на совесть, прыгали несколько часов подряд, с любовью так, с особым желанием расколоть его череп нахрен. Зик честно в рот ебал местное пойло, от которого он блюет дальше, чем видит. Слава небесам, что хоть личный сортир есть, а не то его мини-приключение закончилось бы, так и не начавшись. Еще и перед глазами мелькали вопросы один охерительнее другого: его так полощет потому что он перепил или потому что лобызался со своим братом? От обеих мыслей желудок только извергает новые порции желчи, и Йегер мерзотно схаркивает, дрожащими руками опираясь на сидение унитаза, кошмарясь всем существом не то на Эрена, не то на себя. Думать – охуенный процесс, особенно когда есть, о чем, тем более, когда есть такой прекрасный повод для рефлексии, как влюбленность твоего единокровного брата в тебя самого. Он бесхребетной тушей разваливается прямо на полу, не удосуживаясь прополоскать рот и помыть руки. В комнате воняло всем подряд: рыготней, куревом, потом, перегаром и чужим одеколоном – и от этой ядерной смеси тоже тошнило будь здоров. Гриша – безбожная дьявольская сука, и он сам – тоже сука, а брат у него золотце. Хотя по логике всё должно быть иначе, но Зик конкретно для себя приоритеты расставляет именно так, потому что Эрен ни в чем не виноват. Эрен не виноват, что его брат: гондон, шпион, враг, гад, паскуда, гнида и все прочие уродские эпитеты, которые только могут прийти на ум. Он не спал всю ночь, размышляя над тем, что произошло. Пялил в потолок, курил как последний черт, только успевая скидывать сигареты в пепельницу, и думал. Думал так много, что пару раз порывался не то набить себе ебало, не то наплевать на всё и рвануть к Эрену, чтобы извиниться, в конце концов, он наговорил лишнего. Разумеется, что соврал во всем, что наговорил ему вчера. Нихера его не останавливал ни возраст Эрена, ни то, что они одного пола, да что там – Эрен выглядит гораздо привлекательнее некоторых девушек Марлии, он бы мог закрыть на это глаза, если бы проблема была только в этом. Эрен хотел тепла, ластился, самостоятельно льнул ближе, и его парализовала лишь одна мысль в тот миг: Эрен бы не стал идти к нему в руки, если бы знал всю правду. И это как всемирно негласная этика войны – нельзя стрелять во врачей, водоносцев и тех, кто поднял белый флаг. Эрен даже не знает, что он - его враг, а Зик так по-скотски приставил нож к чужой открытой шее, посчитав себя победителем. В сраном выигрыше, мать его, победил шестнадцатилетнего подростка, просто воспользовавшись чужой влюблённостью. На пятом часу самобичевания он понял, что больше так не может: перед глазами то и дело пестрили воспоминания о вкусе чужих губ, с каким наслаждением они раскрывались навстречу и дарили ему тихие стоны, как его влекла зелень глаз напротив, как хотелось большего. Терзало его именно то, что он бы предпочел не останавливаться и дойти до ручки только после того, как они потрахаются. Но он всё еще лежит здесь, мучаясь от головной боли и чувства вины, которое вдруг испытывал перед Эреном. Всё еще помнит, с какой болью на него смотрели те самые глаза, которые мгновение назад с желанием скользили взглядом по его телу, которые смотрели с недоверием в тот день в баре и с ненавистью – на крыше в Шиганшине. И ведь ему, сука, вообще не должно быть совестно – Эрен и его враг тоже, но он просто не может, чувствуя, как горлу подкатывает очередной ком желчи. Блюет в сортир и понимает, что просто не может думать об этом опять, прокручивая сотый раз события того злосчастного вечера. Нужно отвлечься, к такому выводу приходит Зик, когда бессильно опускается на кровать, уже не различая запахов – здесь воняет только желчью. Его внимание привлекает валяющийся на полу ватман, точно, он же его и сбил, когда поднимал Эрена на ноги. Тут, в общем-то, всё было, как после урагана: разбросанное и не на своих местах. Та самая порванная рубашка валялась на столе, пачки сигарет, горкой валяющиеся тут и там, и хренова туча бычков, которые в один момент уже стало плевать куда кидать. Хоть в окно, хоть в сортир, хоть себе в пасть. А что, шифтеры обладали завидной способностью переваривать и изрыгать из себя всё, что только пожелаешь, о, как бы он хотел самоутилизироваться именно таким способом. Звучало бы иронично – не переварил самого себя, Магат бы даже похлопал. На ватмане всё тот же корпус, что и был там до этого. Первый и второй этажи, та самая дверь, которая, оказывается была замурована так же, как и соседняя, оттого легкий путь в архив пресекался на корню. Способов попасть в сам корпус было всего два: через главный вход и отдельные душевые, для мужского и женского отделения, что выходили на учебное поле. И если около главного входа всегда была парочка солдат, то около душевых никто не дежурил, и единственной проблемой были рядовые на поле. А раз завтра экспедиция, то почти никого там не будет… эта мысль практически сразу привела Зика в чувства. Если завтра никого не будет – это просто замечательный шанс пробраться внутрь. Он окинул взглядом всё еще раз. Да, единственная проблема ждет его на выходе из душевых – он сразу же попадет в казарму, где вполне могут оказаться несколько демобилизованных солдат. Если он обойдется без лишнего внимания, то запросто сможет попасть в западный коридор, а оттуда уже в главный, к которому примыкает архив. Его словно осенило, мужчина бросил быстрый взгляд на настенные часы – почти шесть вечера, и у него есть около двадцати минут, чтобы привести себя в порядок и встретиться со своим человеком. Зик подорвался с места, спотыкаясь о прикроватный столик, поднял попавшуюся под руки рубашку и поднес её к носу – воняет, и отбросил в сторону кровати, шагая в сторону шкафа. Выудил оттуда костюм, распахнул окно и, впуская в комнату воздух и окрыленный внезапно посетившим его планом, рванул в сторону душевой. Ему просто необходимо смыть с себя Эрена. Чем меньше он будет о нём вспоминать, тем лучше будет для всех: него, миссии и его семьи в Либерио, единственной отдушины, ради которой он готов был идти на жертвы. Или он себя в этом просто убедил.

***

Подготовка к экспедиции шла полным ходом. Ещё с самого утра солдаты носились по корпусу, проверяя наполненность повозок необходимыми припасами, проводился расчет личного состава, соответствие амуниции предоставленному уставу и инструкциям, тщательная проверка УПМ, тросов и самочувствия солдат. Дежурный следил за порядком, раздавал указы, что и куда грузить, кому и где надо оказаться, чтобы не упустить момент. Иначе говоря, жизнь в Разведке кипела, как никогда. Новобранцы выполняли роль чернорабочих, таская припасы или пересчитывая всё по сотому разу по приказу дежурного. Капитаны проводили краткий инструктаж, еще вводя всех в курс дела – неважно, сколько раз придется повторить, мало ли, вдруг кто-то не услышит и ещё что-то, а таким образом они избегают новых смертей. Отряд Ханджи, в этот раз состоящий целиком из сержантов, занимался проработкой и повторением стратегии капитана, которой они будут следовать во время выполнения второй части их миссии. И хоть подготовка началась ещё с самого утра, достигнув точки кипения ближе к полудню, никто и не заметил, как стремительно начало вечереть, и время подходило к концу. - Эрен, хватит спать! – у Леви под конец уже не остается нервов, чтобы спокойно воспринимать отсутствующее лицо Йегера. Он беззлобно пинает его под колено, и парень наконец снисходит до него, поворачивая голову скорее на звук, чем на ощущение боли, и Леви это несказанно раздражает. У них до выхода всего час, поэтому капитан, ни о чем не заботясь, тащит несопротивляющегося Йегера прямиком в корпус, где грубо заталкивает в умывальню. – Приведи себя в порядок. Чтобы через пять минут был готов! - Есть, капитан. - Живее. И захлопывает за собой дверь, возвращаясь обратно к собравшемуся конвою. Отряд Гарнизона и строителей будет ожидать их у ворот, там они сделают небольшой привал, еще раз проведут ревизию запасов и выступят вновь, но уже за пределы стены Роза. Пока будет ночь, они смогут гнать в полную силу до тех пор, пока у лошадей на это будут силы, но уже ближе к Шиганшине, когда начнет светать, им придется перейти на рысь, лишь изредка возвращаясь к галопу. Поэтому сейчас эмоциональные выходки Эрена были совершенно некстати. - Капитан, мы готовы, - рапортует Конни, как только он выходит из корпуса. – Лошади и повозки снаряжены, мы взяли с собой максимальный запас воды, который может поместиться, и напоили лошадей, но из-за жары они всё еще странно себя ведут. - Лошадь Саши слишком часто делает закидки, - сообщил подошедший к ним Жан. – На вчерашней тренировке, я вам говорил, она несколько раз чуть не выпала из седла. Было бы хорошо взять запасных лошадей, думаю, - под конец добавил он, щурясь на закатное солнце. Многие здесь разделяли его позицию, они сами еще могут вытерпеть эту жару, но лошадям было слишком тяжело, их приходилось часто обливать водой, чтобы приводить в чувства. Так, уже несколько солдат чуть не пострадало. - Я и не помню, когда ещё была такая жара. Настолько аномальная… даже не знаю, что будет дальше. - Говорят, что она долго не продлится, но что-то мне так не кажется. - Уже к следующей неделе должна пойти на спад, - добавил Леви, проверяя подпругу на своем коне. Тот ни с чего стукнул копытом, и мужчина успокаивающе почесал животное за ухом, что доверчиво потянулось за рукой. – Запасных лошадей мы возьмем в любом случае, столько, сколько сможем. Поскольку переправлять нас будут быстро и в ночь, то двигаться будем периодично: с иноходи на галоп. Если лошадь останавливается и не слушается – переходим на рысь, но не останавливаемся. Действуем согласно тем инструкциям, что получили сегодня утром. - Приняли, а что с Йегером? - Отличный вопрос, иди и проверь его. - Принял, - уже скривившись, отчеканил Жан, передавая поводья свой лошади Конни, тот только возмущенно цыкнул, привязывая своего коня к столбу и принимаясь за чужого. Когда Кирштайн скрылся в дверях, а весь его отряд понемногу подтягивался, обсуждая предстоящую экспедицию, вокруг снова начался галдеж: кто-то перешептывался, кто-то откровенно высказывал страх, но не опускал руки. Леви и сам чувствовал, что готов к этой экспедиции не на сто процентов, как это бывало обычно, его нога всё еще перетянута бинтами, и пусть он вновь способен выполнять упражнения с явной силовой нагрузкой на икры, этого всё равно было недостаточно. Несколько недель слишком мало для такой травмы, поэтому Леви опасался, что она может подвести его в самый неподходящий момент, но, если верить убеждениям Эрвина, то эта экспедиция должна обойдись без серьезных эксцессов, отчего-то тот был уверен, что угроза в виде неназваных «воинов» их уже миновала, ненадолго, но этого времени будет достаточно, чтобы успеть сделать всё необходимое. Как бы они ни оттягивали момент с исследованием новой силы титана, командор понимал, насколько это необходимо в их случае. В случае внезапного нападения у них не так уж и много козырей, и именно поэтому возвращение былых территорий было для них очень важным. - Капитан? – вырвал его из размышлений чей-то голос. Оторвав глаза от земли, мужчина поднял ничего не выражающий взгляд на подошедшую к нему Микасу. – Можно вас на минуту? - Конни, присмотри за лошадьми. - Есть, сэр. - Ну, идём, - любезно произнес Леви, жестом указывая на угол здания, куда падала широкая прохладная тень. Настоящее спасение среди этого пекла. Микаса тут же последовала за ним, то и дело оборачиваясь назад. – В чем дело? Прежде чем начать, она глубоко вздохнула. - Я понимаю, что наш с вами вчерашний диалог никого ни к чему не обязывал, - сразу решив расставить все точки над i, начала Микаса. – Поэтому, я не рассчитываю, что вы меня поймете или вроде того. - Давай уже к ближе делу. - Вы можете присмотреть за Эреном? Я понимаю, что, отчасти, это ваша задача и так, но всё же. После того, как он вернулся, он будто не в себе, я просто переживаю, как бы чего не случилось. - Ты не слишком о нём печешься, а? – Леви облокотился плечом на каменную стену, скрещивая руки на груди. Эта ситуация его не раздражала, можно сказать, что даже забавляла. Он до сих пор не знал, что там между этими двумя происходит, но эта их игра в кошки-мышки со временем даже перестала утомлять, Микаса то хорошенько въебет Эрену, то наоборот кидается на всех, кто на него слишком явно дышит. – Микаса, Эрен не ребенок, чтобы я за ним бегал и сопли подтирал. - Я бы не стала вас об этом просить, если бы не была уверена, что что-то не так. Пожалуйста, капитан, я бы и сама это сделала, если бы не моё состояние, уж поверьте, у меня нет желания связываться с вами лишний раз после всего, что было. Просто приглядите за ним, я вас… как Аккерман Аккермана прошу. - «Как Аккерман Аккермана»? Удачная формулировка, ничего не сказать. - Так вы поможете? – подняв брови, девушка обеспокоенно заглянула за чужое плечо, видя Эрена вместе с Жаном. Он выглядел, мягко говоря, потрепанно и не внушал никакой уверенности в стабильности своего состояния. Леви проследовал за её взглядом, так же сталкиваясь с этой картиной. – Пожалуйста, я только вам могу доверить это, как себе. - Ладно, но, - он понимает, что совершенно упускает очевидное, и жестом остановил тут же захотевшую поблагодарить его Микасу. – Много ты знаешь об Аккерманах? Микаса досадно опустила взгляд, не желая распространяться об этом больше, чем прежде, но с другой стороны, капитан Леви заслуживал знать хоть какие-то маломальские детали, которые лежали в основе всех знаний об Аккерманах. Он оказался таким же полноправным членом их рода, о чем не знал до некоторого времени, потому оставлять его в незнании даже исходя из собственных принципов – было как минимум неуважительно. Рядом с ними прошли несколько галдящих солдат, которые, завидев их обоих, порывисто сделали несколько широких шагов в сторону, делая вид, что так и было задумано. Леви коротко оглянулся на свой отряд и поджавших хвосты новобранцев, что явно не хотели лишний раз сталкиваться с ним взглядом: всего четверо, подумал мужчина, пятеро, если бы Микаса отправилась вместе с ними. Дуновение обжигающего ветра заставило их обоих спрятать лица, становясь кучнее, отчего несколько солдат бросили на них неоднозначные взгляды. Воровато оглянувшись, девушка пригнулась ещё чуть ближе, и это уже абсолютно не походило на диалог капитана и его подчиненного. - Мой отец был из рода Аккерманов и немного рассказывал о том, кто мы такие. Я объясню после того, как вы вернетесь, давайте договоримся на этом, а пока, пожалуйста, - ещё раз повторила она. – Присмотрите за Эреном, капитан… - Леви! Всё в порядке? – достал его со спины голос Ханджи, и мужчина невольно закатил глаза, оборачиваясь. - Я разговариваю. - В общем, капитан, мы с вами договорились, хорошо? – вернулась она к былой теме. – Присмотрите за Эреном? - Хорошо, Микаса, я присмотрю за ним. Моё задание помнишь? - Убраться в женском отделении. - Замечательно, вернусь – проверю. - Что, прям по женскому отделению будете ходить? – усмехнулась она, когда Леви уже повернулся к ней спиной, направляясь в сторону отряда. – Вас туда не пустят! - У нас всегда для такого есть Ханджи. - А я что? - Ничего, - мягко потрепала её по голове родная мужская ладонь. Они вместе неспешно проследовали до коней, где их уже ждали люди, и остановились около разворошённого стога сена, над которым паслось несколько лошадей. На улице уже значительно стемнело, над головой смеркалось, а это означало, что им скоро надо будет выходить. – Эта ночь будет долгой, - сумерки отразились в бесцветных глазах спектром оттенков, от малиновых до темного аквамарина, что делал глаза задравшего голову капитана практически голубыми. Ханджи последовала его примеру. - Это точно, многие на взводе из-за лошадей, меня саму чуть не лягнули, пока я проверяла крепежи. А если кто-то из новобранцев свалится? Это же такая паника поднимется, что придется весь строй разворачивать. Знаю, скажешь, в этот раз набор гораздо более сносный, без трусов и выскочек, но… - Выскочки есть. - Не важно, я говорю в целом. Мои ребята и вовсе все на кипише, сидят и прикидывают, каким будет титан Эрвина. - И каким? – будто не зная ответа, задал вопрос Леви. Ханджи только махнула рукой, отводя взгляд. – Такой же высоченной и горячей херовиной? - Дай бог, чтобы только это. - Что ты имеешь в виду? - Понимаешь, - она резко обернулась, нависая и в упор смотря своим единственным глазом. В этот раз, заводя разговор о титанах, Ханджи не была так воодушевлена и заряжена, Леви бы сказал, что даже наоборот, Зое будто была чем-то напугана, что случалось крайне редко. – Я провела с Эрвином очень много времени, и за этот же промежуток с Эреном я уже смогла сделать какие-то выводы, предполагающие возможности его титана. С Эрвином всё иначе – я будто опять начала всё заново, да, схожие моменты прослеживаются, но… повышение температуры тела? Отсутствие регенерации, когда у него хлещет кровь из носа? Я вижу сходства со способностями Эрена и совершенно не понимаю, почему некоторые из них как будто мутировавшие, это очень странно. У меня есть догадки, что после того, как ты ввел ему инъекцию, что-то могло пойти не так… - Ты сдурела? И ты только сейчас об этом говоришь? - Эрвин знает. - Почему не знаю я? - Может, не хотел тебя тревожить, - неуверенно высказала предположение капитан, Леви только пораженно фыркнул, удивленно качая головой. – Я думала, он тебе расскажет. - Благородные больно, два сапога пара. - А что с Эреном? Чего он такой мутный? - Не знаю, сходил на своё свидание и вернулся с такой рожей. Ладно, Эрвин ещё у себя в кабинете? - Да, улаживает последние дела. Если ты пойдешь к нему, то напомни про протокол, - Леви кивнул и, как только отошел на безопасное от неё расстояние, она невзначай напомнила: - Ну вы там только не долго, ага? - Я тебя пну сейчас, если ты рот не закроешь. Гадко хихикнув, женщина вернулась к своему отряду, сразу же погружаясь в перепалку своих новых ребят. Всё еще трудно было привыкнуть, но они оказались на редкость смышлёными, любителями вдаваться в полеты и дискутировать по поводу тех или иных исследований, касающихся титанов. Но она бы соврала, если бы сказала, что это плохо, наоборот, такая четкая грань позволяла ей меньше думать о прошлом. - Выдвигаемся через пятнадцать минут! – громко и во всеуслышание заявил Леви, как только вышел из дверей главного корпуса. Все солдаты тут же замельтешили вновь, проверяя запасы, собственные сумки и снаряжение лошадей. Все были готовы к отправлению, но даже несмотря на это, всё равно находились некоторые кадры, что впадали в общую панику и не находили куда им приткнуться, и рассеянный как никогда Эрен был как раз из их числа. – Проверьте ещё раз припасы и садитесь на лошадей! - Есть, сэр! – хором донеслось из толпы. - Эрен, - озлобленно бросил мужчина, стоило ему подойти к своему отряду. Теперь Йегер его конкретно раздражал своей не то напускной безответственностью, не то всё еще отсутствующим выражением лица. Леви понятия не имел, что у него там случилось, и честно не хотел сейчас со всем этим разбираться, наседать на уши своего детского сада он будет уже после экспедиции, а не за несколько минут до выхода. Эрен поднял на него совершенно убитый взгляд. – Сделай уже хоть что-нибудь, хватит стоять столбом и глаз мозолить. - Простите, капитан. - Лошадь проверил? - Да, дважды. - Значит, проверь трижды. Поставив левую ногу на стремя, Аккерман, взявшись за седло двумя руками, оттолкнулся от земли, по инерции перекидывая правую, и оказался сидящим в седле, разбирая поводья. Прямая спина, что была скрыта за форменным плащом разведки, вдоль и поперек была обтянута ремнями униформы, а ведь когда-то он смотрел на себя в зеркало и думал, на какого же клоуна он похож в этой идиотской одежде с нашивками крыльев свободы, сейчас он воистину выглядел как капитан, который прошёл далеко не легкий путь, прежде чем стать таким. Солнце почти полностью скрылось за стенами, и уже отсюда, ближе к ним, можно было разглядеть переправочные конструкции, подсвеченные факелами. Леви искренне хотел верить, что эта вылазка обойдется без столкновений с титанами вообще, и что единственной их проблемой действительно станет только Эрвин. Такая погода никак не располагала к комфортной вылазке, проблема с лошадьми, о которой вчера ему сообщил Жан, и все тому прочее – всё это очень сильно давило на голову, омрачая её жуткими мыслями. Больше всего он волновался о конвоировании группы строителей, людей, которые ни разу в жизни не сражались с титанами, и о том, что их ждёт после. Ещё и Ханджи, что вдруг подкинула дров в костер его переживаний своими внезапными откровениями. Верить в то, что Эрвин не сообщил ему такую важную вещь только потому, что не хотел тревожить, он даже не собирался рассматривать: они любовники, но в таких вопросах они исключительно командир и его правая рука, которая попросту обязана знать обо всём, что происходит в его жизни. Он не озвучит это, не признается даже под давлением самого Эрвина, но его впервые за долгое время потряхивало от внутренних переживаний, Леви не из паникеров, но почему-то именно в этот раз ему хотелось поскорее очутиться со Смитом в его постели, лежать, слышать биение сильного сердца и ощущать такое необходимое спокойствие. Может быть, на него так повлияла ситуация в Шиганшине, когда он его чуть не потерял? Когда вся жизнь пронеслась перед глазами моментами их общих воспоминаний, тогда больно было даже от мимолетной мысли, что он не сможет ещё раз взглянуть в эти родные глаза, ощутить тепло рук и всю ту любовь, что дарит ему мужчина. Это можно было бы назвать извращенным посттравматическим синдромом, когда страшны даже нелепые шутки, что звучали вчерашним вечером. Пережить всё это заново, как когда-то было после потери руки, как было после Шиганшины, когда первые недели он весь в поту вскакивал с постели и отчаянно пытался доказать самому себе, что всё это сон, что ещё раз он такого не допустит. Так или иначе, чем бы это ни было: предчувствием или рациональным страхом пережить всё ещё раз – Леви бы предпочел об этом не задумываться и дальше, чтобы не терзать себя по пустякам. Он же пообещал самому себе, что ещё раз такого не допустит, значит, так оно и будет. - Черт! – раздался громкий возглас Эрена спереди, что-то металлическое отчетливо брякнуло. – Капитан! Леви слишком поздно заметил, как чужая лошадь резко попятилась назад, вскидываясь и показательно ударяя задними копытами о землю. Мужчина моментально потянул поводья на себя, но его конь только испуганно завизжал, вскидываясь тоже и грубо ступая назад. - Тише-тише, - расслабленно проговорил капитан, почесывая шею испугавшегося животного. – Успокой свою лошадь, Эрен. - Я пытаюсь! – вопреки словам, успокоить лошадь парень не пытался, только резко дергая на себя поводья, отчего та только истошней заржала, вскидываясь вновь. – Да что такое! - Не надо её тянуть, просто успокой её! Проверь узду! - Да я пытаюсь, говорю же! Всего за долю секунды лошадь выдернула из его рук поводья, оставляя красные жгучие следы. Ситуация вышла из-под контроля окончательно, когда животное рьяно заржало, лягаясь и судорожно пытаясь освободиться от привязи. Эрен выскочил перед ним вперед, пыхтя и стараясь перехватить веревки, к нему тут же подбежало несколько солдат. Леви понимает, что дело дрянь, когда его конь резко запрокидывает голову, перед глазами вдруг мелькает кусок полуночного неба – его лошадь встает на дыбы. Мужчина рефлекторно подается вперед, хватаясь за шею, чтобы вернуть равновесие, но оказывается слишком поздно, потому, как высоко вскакивает конь, напугано крича. Леви панически осматривается: спереди брыкающаяся испуганная лошадь, за спиной – коновязь, на которую если падать, то ломать себе все кости. Всего за мгновение он тянет поводья в сторону, слышит испуганные крики позади, успевает вытащить правую ногу, но, когда конь уже заваливается набок, в ужасе осознает, что не может вытащить левую. В итоге он спрыгивает с животного в самый последний момент, и то, неудачно падая на землю, поднимая за собой облако пыли. Левую ногу тут же простреливает знакомой болью, стоит Аккерману согнуть колено. - Капитан Леви! – его подхватывают три пары рук одновременно, которые он нервозно отбрасывает, переворачиваясь на спину. Подбежавшие к нему Конни с Жаном понятливо берут под руки, принимая на себя всю точку опоры. Пристыженный Йегер ошарашенно держался за голову, смотря то на лошадь, то на капитана. – Вы в порядке? Он только хочет сказать о ноге, как разом прикусывает себе язык, когда слышит обеспокоенный голос командора. «‎‎Нет уж», - истерично мелькает в голове Леви. Во второй раз он руки не опустит, прекрасно понимая, чем это может быть чревато. Одумайся, Леви, ты же сам говорил не геройствовать! Где-то внутри вопила его собственная совесть. - Что тут произошло? – блондин возникает перед ним высокой статуей, на которую капитан смотрит, как на явление Имир народу – растерянно, но тут же берет себя в руки. - Лошадь скинула, всё в порядке, - хмурясь, отрапортовал Леви, чувствуя на себе взволнованный изучающий взгляд. Он показательно избавился от чужих рук, уверенно вставая на ноги, но на самом деле изо всех сил перебарывал желание подогнуть ногу и опереться хоть на кого-то – настолько болезненным оказалось падение. – Без травм. - Хорошо, тогда успокаивайте лошадей и выступаем. - Есть, сэр. Когда, уже отчитав и пригрозив Йегеру за его действия, он садится обратно в седло, стоя на стене Розы - внутренняя дрожь вдруг пробегает по рукам, и его лошадь это чувствует, боязливо фырча. Чертова несправедливость, несобранность Эрена и собственная задумчивость посодействовали тому, чтобы он получил сложную травму таким тупым способом. Боль лезвием скользит от лодыжки до колена, смыкается на суставе и опрокидывает его в чувства того, как он ощущал себя в тот день, после возращения Эрена – беспомощно. С поедающим волнением, чьему аппетиту позавидуют даже титаны. Прямо сейчас он совершает большую ошибку, когда велит лошади двигаться вперед.

***

Удар в ногах отдаёт неприятной ноющей болью, когда он приземляется на какую-то цветочную клумбу – очень мило, Разведка на Парадизе выращивает у себя цветочки и заплетает из них веночки, Зик непременно пошлет самый уебищный и розовый Магату – просто как напоминание о том, что когда-то в их жизни существовала жирная заноза в заднице под кодовым именем «Зик Йегер». Пошлет и Райнеру букетик, если переживет эту охереть какую пафосную «вылазку за стены». Настроение было явно не экспедиционное: с таким настроем впору каких-нибудь придурков в рулетку обыгрывать да коньяк в компании дам потягивать, где-нибудь в Марлии под столицей, а не лазить по трехметровым стенам как по отвесным скалам, сдирая кожу на ладонях. Кому говорить «спасибо» за такое настроение: себе или Эрену – думать не сильно-то и хотелось, ему было более, чем достаточно косого взгляда на парня, которого он завидел ещё когда прогуливался вдоль улочек мимо корпуса, разглядывая ограждение. Так или иначе, но Зик наконец-то был здесь, и у него был план. Менее сногсшибательный и не включающий в себя способность руинить всё и вся, но тоже довольно неплохой, который вполне мог принести свои плоды, и он будет совсем самоуверенным в себе ублюдком, если не скажет, что уверен в его эффективности примерно на девяносто процентов. Остальные десять - маленькие погрешности: метеоритный дождь там, к примеру, падение Луны на Землю и всё в этом духе, а так прямо отдых мечты. Чтобы быть крысой в таких местах, надо иметь талант, а у него как минимум была фамилия «Йегер», что автоматом включала в себя все самые лучшие качества. Взглянув на наручные часы, он медленно начал отсчет, направляясь в сторону неосвещенного входа душевых. Ориентируясь на слабые тени объектов, элдиец навскидку прикинул в голове, сколько всего у него оставалось времени. Конечно же, хотелось уложиться в максимальный минимум и сделать всё настолько быстро, насколько это возможно – потешить свои разведывательные навыки и при это не привлекать никакого внимания. Максимум у него есть полтора часа, больше, если учитывать отсутствие офицерского состава, по рассказам шестерок, Эрвин всегда запирает кабинет на ключ и никому не позволяет туда входить во время своего отсутствия. Бесшумно передвигаясь, Зик становится вплотную к двери, прислушиваясь к звукам. Тишина. Медленно провернув ручку, он очень тихо открывает дверь, заходя вовнутрь. И здесь пришлось действовать на ощупь, если он всё правильно запомнил и не ошибся… «Бинго! – про себя восклицает мужчина, нашаривая на самой дальней скамье спички и подсвечник. – Выкуси, Франклин, средневековье правит балом!» Свет озаряет маленькую комнату янтарным пламенем свечи. Он в спешке прошелся мимо деревянных шкафчиков, выискивая нужный номер. Двадцать первый, двадцать второй, двадцать третий… двадцать шестой. Подтянув подсвечник к себе поближе, он осторожно, уже предупрежденный о скрипе ящиков, раскрыл плохо смазанные дверцы. И чем дальше это заходило, тем больше походило на успешно проигранную игру в рулетке – на полках его ждал свежий комплект одежды, той самой солдатской униформы, что скорее походила на наряд для ролевых игр, чем на военную форму. Но, не став развивать эту мысль и дальше, Зик в скорости начал переодеваться, скидывая свою одежду в заранее оставленный здесь мусорный мешок. Больше она ему не понадобится. Надев брюки и затянув ремень, ему всё труднее не проводить аналогий с плотскими утехами. Штаны на нем сидят практически в обтяжку и впиваются в задницу, если в этом, хотя бы теории, ещё может быть удобно выполнять всяческие упражнения и обеспечивать мобильность бойца, то белая рубашка и сапоги делают из него совсем какого-то БДСМ-диктатора. Застегивая пуговицы и наскоро заправляя края в штаны, Йегер набрасывает на себя последнюю часть гардероба – бежевую куртку с нашивками Разведки. Его собственное отражение смотрит на него, как на умалишенного, но с другой стороны, этакий перфоманс затевался исключительно во имя благих целей, а в шпионаже подобное просто не может быть лишним. Чем непримечательнее ты будешь, тем больше шансов на то, что тебя не раскроют – ещё до ареста родителей, в кадетском училище воинов он проваливал все силовые тренировки, однако имел высокие оценки технике маскировке. Единственное, что не делало его образ законченным – это ремни, но с ними Зик разобрался ещё вчера, когда оказалось, что носить их необходимо не всегда. Он перекладывает пару вещей во внешние карманы и наконец задувает свечу, ставя её на верхнюю полку в шкафу. С момента, как мужчина попал в душевую, прошло уже десять минут. Точно так же, прислонившись к двери ухом, он уже более решительно покинул комнату, тут же сталкиваясь взглядом с идущим навстречу солдатом, что нес в руках ведро со шваброй. Напряжение, свернувшееся где-то над головой, вынуждает Зика прикрыть дверь слишком шумно, однако навстречу он шагает так же уверенно, будто проходит здесь каждый день. - О, извиняюсь, - неловко столкнувшись с ним плечом, произносит солдат. Зику в руку падает металлическая ручка ведра. - Всё в порядке, - швабра оказывается в другой. Его шестерка заходит прямиком в душевую, а Зик идёт так и дальше, будто ничего сейчас и не произошло, сердце набатом пульсировало в горле: давно он таким цирком не промышлял. Далее, прямо по коридору и дважды направо, он никого не встречает, по-совиному крутит башкой из стороны в сторону на каждом повороте и один раз меняет направление, когда слышит чьи-то голоса. Вот так, прямиком в осином гнезде, с единственным ножом в кармане и королевской кровью в жилах – он рассчитывал получить ответы на некоторую часть своих вопросов. По слабо освещенным коридорам он добирается до архива, в полумраке ничего не видно, но Зик замечает вставленный в замочную скважину ключ, потому у возможных зрителей не возникает вопросов, когда он запросто проворачивает дверную ручку – эту комнату заливал свет уже фонарей, такой же бледно-синий, какой тогда заметила Пик на подходе к Шиганшине, похоже, что это банальные меры безопасности. И даже жаль, уйти и спалить за собой весь архив было бы весьма аутентично. Но теперь не до шуток. Закрыв за собой дверь и обмакнув тряпку на швабре в ведро, Йегер создаёт видимость уборки, когда склоняется над полом, оставляя широкие влажные следы. С этой стороны полок был обратный алфавит. Эрен, Энни, Райнер, Бертольд – четыре имени, четыре досье, которые были ему необходимы. Огромные стеллажи, забитые самыми разными папками, начиная расцветкой и заканчивая толщиной, мылили глаза. Ещё и в таком освещении – эти ребята, похоже, совсем извращенцы и мазохисты, раз их это абсолютно устраивают. Зик крепче стискивает в руках швабру, усерднее протирая пол, напряженная атмосфера зашкаливает, оказаться сейчас пойманным за руку, когда мимо проходят разговаривающие о чем-то солдаты, будет крайне неудачно. Он вообще задумывался над тем, что будет делать, если его всё-таки поймают – сгрызть себе пол-ебала и обратиться, в принципе, не такая уж и плохая затея, устроить себе грандиозный граунд дабл, конечно, занятие не менее извращенное, но всяко лучше, чем находиться в заключении в качестве подопытной крысы, будь у него взрывчатка – он бы подорвал этот исследовательский корпус прямо сейчас. При всём уважении к господину Ксавьеру и его изучении титанов. Полет мыслей прерывается тогда, когда он обходит весь архив, натирая полы, и раздраженно понимает, что сортировка тут идёт не пофамильно, а поименно, ибо никаких намеков на «йе» или «йа» даже не прослеживается. Ряд «эр» бросается в глаза тут же, как только он возвращается на свою исходную позицию. Заплетающимися пальцами он перелистывает папку за папкой, и удивительно, что искомое он находит, даже не долистав до нужного слога. Менее значимая, но всё-таки нужная папка раскрывается в руках почти сама – всё по стандарту, как он и думал: имя, фамилия, возраст, рост и все прочие данные, которые ему, как шпиону, не сильно-то и нужны. Где-то на периферии сознания существовало опасение, но развеивается оно так же быстро, стоит ему только взглянуть на строку «родственники»: «оба родителя мертвы». Йегер не верил в живых мертвецов, но очень опасался, что его чудо-папаша мог оказаться как раз из их числа, и вся эта расчудесная театральная постановка разведчиков – не более, чем цирк, и они обо всём давно знают. Ну правильно, Йегер не был бы Йегером, если бы не был параноиком. Его внимание так же привлекает и самая нижняя строчка – «с кем близок в легионе: крепкая связь наблюдается по отношению к кадетам 104-го корпуса по имени Армин Арлерт и Микаса Аккерман». Последнее имя вспыхивает в голове яркой вспышкой. Папка оказывается на своем месте, а Зик в пару шагов перемещается к другой стороне стеллажа. Аккерманы. Больные ублюдки, как их называл Зик, потому как они были способны с помощью обычного канцелярского ножа перебить сотню солдат и глазом не моргнув, иерихонская тварь на капитане Леви как бы служила прямым тому подтверждением. Он в рот ебал все эти игры с генетикой и вливанием в себя всяческих титанических жидкостей, но Аккерманы как бы доставали свой огромный болт из узких штанин и наглядно демонстрировали, кто тут задает тон разговора. Потому не даром их хотели истребить, так выращенный собственными руками разумный пиздец Зик бы и сам задавил ещё в зародыше, а Фриц тогда, видимо, ещё не успел осознать, что за биологический мусор он произвел на свет. На досье Леви он смотрит с таким отвращением, что, наверное, даже Эрен бы не позавидовал. В глаза сразу бросается отсутствие фамилии, а на строке про рост мужчина искренне прыщет со смеху где-то внутренне, чтобы никто не услышал. Коротышка, коей Леви оказывается, как выясняется, ранее был причастен к воровству и разбоям в подземном городе под Митрасом, но причина, по которой он вдруг оказался в разведке, указана не была. Отлично, теперь он хотя бы примерно представляет, где капитан понабрался таких солидных навыков, как нарезание людей на ленточки. - Больной ублюдок, - шепотом отзывается о досье Йегер, почесывая за ухом. В характеристике коротышка был описан как: ответственный, добросовестный, человек, что всегда готов морально, психологически, физически к преодолению любых трудностей при исполнении воинского долга. Глубоко осознает личную ответственность при защите стен и честно выполняет всё свои служебные обязанности. Написано аж самим Эрвином Смитом. - О-о, ебать, а хуй-то не пальцем деланый. Злобу и плещущийся внутри океан иронии по отношению к одному только Леви Зик в себе копил от самой Шиганшины. Это существо раздражало его настолько сильно, что при одном только упоминании заставляло накаливаться и прикидывать в голове всевозможные планы мести, он бы очень хотел его просто сломать, уничтожить, лишить всего, чем этот Демон дорожит. Вот тут уж точно – демон, Зик никогда особой жестокостью не отличался, но если кто-то ему попадался, то разгонялся в своих желаниях далеко и сразу, рисуя в голове, как потенциальный оппонент страдает и после такого, возможно, больной ублюдок уже не кто-то там ещё, но Йегер никогда и не отрицал, что он конченая тварь. Не удивительно, но многие строки в досье Леви пустуют, ничего не сказано о его возможных родственниках, а значит, та девчонка Аккерман не имела к нему никакого отношения; отсутствовали данные о семье и описания себя, ни слова о слабых или сильных сторонах, цели нахождения в Разведке. Его досье скорее выглядело как меню забегаловки, в которой подавали только два блюда. С кем близок? С Эрвином Смитом. Отличительные качества? Чистоплотный. Очень мило, проще было и вовсе ничего не писать. Информацию о том, что Леви – Аккерман, Зик находит только на последней странице. Это вписано очень тусклыми чернилами в поле примечаний и скорее похоже на чей-то прикол, чем на реальный факт. И на самом деле это серьезно накаляло ситуацию, если отбросить злобные шутки, то Леви был страховочным тросом Эрена, от которого стоит избавиться в первую очередь. К тому же, он знал его в лицо, и мужчина был уверен, что Аккерман его узнает в любом случае, что уж говорить, они уже на том уровне в своих токсичных отношениях, когда плевать в лицо становится ежедневной рутиной. Отравить его, подставить, надавить через кого-то близкого, коих у него не было – с Леви нужно будет разобраться сразу же, как только он покинет стены этого здания. В остальном, облазив весь архив и вновь кинув взгляд на часы, он ожидаемо не находит остальных досье, как и досье самого Эрвина, которое теперь отчасти тоже представляло некую информационную ценность, но скорее личную, а не полезную для вышестоящего командования в лице Магата. Потому, показательно пошерудив тряпкой по углам, он, нисколько не заботясь о порядке и скрытности, уверенно выходит из дверей, тут же сталкиваясь с идущей мимо девушкой. - Прошу прощения. - Ага, - незнакомка оглядывает его без какого-либо интереса, пока Зик ощущает себя перед огромной взбешенной собакой. Микаса Аккерман, что постоянно крутилась возле Эрена и умело кромсала его лучшего воина, теперь стояла перед ним с таким же железным ведром и шваброй. – Аккуратней в следующий раз. - Извиняюсь, не заметил. Хорошего вечера, - он разворачивается, чтобы уйти, но его останавливают, окрикивая. - А ты почему в корпусе? Повезло. Он был готов к такой ситуации и вопросу, поскольку прекрасно был осведомлён об этом ещё со времен кандидатов в воины, хрупкостью костей не каждый мог похвастать так, как Зик. Он показывает ей свою перебинтованную ногу – результат несуществующего падения с лошади, Микаса на его ногу, кажется, даже не смотрит. - Да и капитан наказал убраться, даже несмотря на такую травму, - он сталкивается с недоверием в её глазах, и мозг начинает судорожно подбрасывать идеи отхода. Это было не по плану. - Не в его это духе, но если он приказал, то советую перемыть. Капитан не любит, когда остается грязь, - произносит девушка, обращая внимание на ведро практически прозрачной воды. Её собственное было едва не черным. - Хорошо, перемою. Спасибо. Микаса, окинув его ещё одним испытывающим взглядом, уходить прочь, оставляя Йегера наедине со своими будоражащими мыслями. Он не выдыхает, ничего не говорит, лишь закрывает дверь на ключ и сбрасывает последний в ведро едва мутной воды. На верхний этаж он пробирается без проблем, но подскочивший в крови уровень адреналина делает его руки трясущимися, и это сейчас было очень не вовремя. Дверь кабинета командора ему описали в красках, поэтому он не ошибается, когда, минуя весь коридор, оказывается прямо напротив, вот так и у всех на виду было очень рискованно, но других вариантов у него попросту нет. Потому, поставив железное ведро на пол около двери, он опускается на корточки, разглядывая дверную ручку и заглядывая в скважину. К его магической серии удач присоединяется и ещё одна, когда он видит фалевый замок. Выуживая из внутреннего кармана отмычку, он в последний раз оглядывается по сторонам, если время на часах не врало, то обход офицерского этажа начнется только через семь минут, и этого времени ему должно было хватить с лихвой. Зик делает глубокий вдох, разом успокаивая внутреннюю дрожь, и берется за замок, прислушиваясь к звукам вокруг. Когда дверь щелкает, часы показывают ровно двенадцать, и в это время на улице темнеет окончательно – слабо освещенный заходящим солнцем коридор окончательно погружается во тьму, и Йегер наконец проворачивает ручку, оказываясь внутри кабинета. Изнутри он запирает её обратно на замок, и это его последняя точка, больше в коридор он выйти не сможет. Приближающиеся из мрака коридора шаги отбивают каждое слово подтверждением, он слышит, как забирают его ведро со шваброй и уходят, оставляя его одного в этом забитом гвоздями гробу. Переносной фонарик, что он притащил вместе с собой из Марлии и спрятал за поясом брюк, теперь оказывается в руке. Он бросает не совсем яркий луч на предметы в комнате, но этого с головой достаточно, чтобы шарить по ящикам и ничего не упускать. Но на своё удивление, он не находит ничего, что могло бы как-то походить на досье солдат. Книги, папки с отчетами об исследовании титанов и обо всех пятидесяти восьми вылазках на сегодняшний день, которыми забиты целые полки шкафов. Книги о титанах, он даже увидел пару учебников по истории, но ничего из того, что было ему по-настоящему нужно. Стол, вопреки ожиданиям, не оказывается забит документами: в ящиках он находит сигареты, даже завидные подарочные папиросы, какие-то кусочки бумаг о напоминаниях, чернильницы и всё то барахло, которое по логике могло здесь находиться. Он в чувствах разрезает рукой воздух, ничего не ожидая, присаживается на корточки и открывает нижние ящики, и там, естественно, ничего нет. Зик кривится, скалится, понимает, что, похоже, конкретно обосрался. В сердцах пинает ногой воздух, облокачиваясь на стену. Он выпотрошил каждый шкаф, каждую полку, проверил всё на наличие двойного дна, даже вытряс несколько книг, но так ничего и не нашел. В личных комнатах есть всего один книжный шкаф, заставленный редкими книгами разного содержания, потрошит матрас, уже откровенно матерясь себе под нос, заглядывает в тумбы, под подушки, в конце концов так ничего не находя. Он нервно, пыхтя себе под нос, уселся на командорское кресло, беспардонно закидывая ноги прямо на стол – надо было подумать. В своём доме и кабинете он всё прячет в двойной стене, раньше прятал в обивке дивана, когда на руках оказались особенно секретные бумаги, у Эрвина, видимо, был свой способ, который командир Йегер никак не мог вкурить. Зик без интереса скребет лучом фонаря по раскрытым ящикам стола и чувствует, что у него понемногу начинают сдавать нервы, когда он видит очередное упоминание о Леви на вскрытом конверте. Ни о чем не задумываясь, вытаскивает письмо из конверта и пробегается по буквам, подсвечивая себе фонариком. Содержание письма заставляет его лицо удивленно вытянуться, с каждым новым прочитанным словом светлые брови мужчины ползли вверх, а внутренний больной ублюдок всё отчетливей брюзжал слюной. - Твою-то мать… - шепчет он так, как если бы застукал участников этого письма прямо здесь. – Вот тебе и командор Разведки… Леви писал ему:

Я не буду декларировать тебе стихи, но я очень по тебе скучаю. Так сильно и до безумия, что признать это могу, только отразив на бумаге. И даже чернила не передают всех тех чувств, что я испытываю, когда тебя нет.Я никогда не был сентиментальным, но из-за тебя, Эрвин, мне хочется распинаться на тысячу листов о том, как мне не хватает твоих объятий, твоего голоса, банального, но такого важного нахождения рядом. Когда ты рядом, мне кажется, что я могу всё, и невозможное тоже, а без – так тесно. Я смертельно завидую людям, которые могут сейчас быть рядом с тобой, они не знают, насколько им повезло.

Чёрт, как же я надеюсь, что это письмо не дойдет до тебя и ты не увидишь моего несчастного скулежа.

Леви писал Эрвину, а в осадок выпадал Йегер старший, не понимая, кажется ему или нет. Леви писал:

P.S. Я люблю тебя, если ты ещё не понял

А Зик, сдерживая рвущийся наружу вопль, прижимал к себе это письмо, как если бы нашел красную кнопку в кабинете Магата. Предвкушено, уже строя новые планы и представляя, как будет курить эти чертовы папиросы, наблюдая за горящим зданием Разведкорпуса. Хрен знает, что там в стенах с мужеложством, но неуставные отношения точно разрешены здесь не были. И даже если весь корпус об этом знает, высшее командование вряд ли закроет глаза на то, что командор Разведки потрахивает капитана Разведки. Ему будто свалился золотой слиток на голову, оглушил, но ясно дал понять, что делать дальше. Он склоняется над этим ящиком Пандоры, роясь в письмах и находя ещё одно любовное, отправителем которого был Смит. С человеческой точки зрения: это низко и подло, но и Зик не их лучшая подружка, чтобы его это как-то ебало. Потому он находит самое, по его мнению, компрометирующее письмо. Нет, ну в самом деле, когда всё начинается со строк:

Леви, как же я тебя хочу

Это всяко вызывает куда больше вопросов, чем сопливо-невинные признания Аккермана. Для Зика это было даже удивительно, что кто-то наподобие Леви способен испытывать такие нежные чувства. Письма он складывает и прячет к себе в карман, внутренне уже торжествуя и настраиваясь на праздник. Их же не оставят, попрут к херам собачьим, и одним своим выстрелом – Зик убьет двух зайцев сразу, ещё и опозорив их вдобавок. Какая же он мразь, раз был рад настолько, что из головы совершенно выбило мысли о его дорогих Воинах.