Пленники сонных квартир

*** Мы вышли из вагона ранним утром, Федя, ещё на перроне, с нами попрощался и ушёл, пообещав зайти вечером. Артём двинулся к зданию вокзала, я последовала за ним, изредка зевая и потирая глаза. — Дети! — радостно воскликнула мама, увидев нас в здании городского вокзала, и кинулась обниматься. Крепкие объятия с родителями, путь домой и вечные распросы о наших делах, новостях и о моей университете. — Не волнуйся, мам, я её контролирую, — деловито отзывается Тёма с переднего сиденья на мамины переживания о моих оценках. — Хорошо, — улыбается она, — я так соскучилась за вами, — признается женщина и поглаживает меня по коленке, — ты оторвешься от своего телефона? — Да, Ев, чего молчишь? — поддерживает отец, не отводя взгляда от дороги. — Не молчу я, — сразу оживляюсь я, блокирую экран телефона и и устремляю взгляд в окно, — вы лучше расскажите: как ваши дела? — поворачиваюсь к маме с этим вопросом. — Ой! — отмахивается сразу она, — что мы? Работаем, вечерами дома сидим, иногда на кладбище к Марку ездим, — мама тяжело вздыхает. К горлу подступает ком, я перевожу взгляд на мелькающие виды пустого города. Я хорошо помнила Марка. Его лучезарную улыбку, россыпь мелких веснушек на щеках, кристально голубые глаза и взъерошенные темные волосы. Он погиб, когда мне было 14, и смириться с этим было крайне сложно. Я никак не могла принять то, что он, такой молодой, светлый и самый хороший, так рано распрощался с жизнью. Не смотря на разницу в 5 лет, нам удавалось чувствовать друг друга, понимать и принимать любыми. Мне вот-вот должно было исполниться 15, на дворе стоял терпкий, знойный август. Марк обещал провести этот день рождения со мной, но не успел, ведь за 5 дней до него погиб. Погиб странно. Никто, до сих пор, не был уверен в том, что это был суицид. Никто не был уверен и в умышленной смерти. Но все это было неважно, хотя признать себе, что Марк умер по своей воле, я никак не могла. Артём угрюмо повторял то, что это вполне реально, и у него было достаточно проблем. А я не верила. Родители молчали, тихо плакали, утешали друг друга и крепко держали за руки. Я тогда закрылась от всех. Мне казалось, что меня не может понять ни один человек в этой семье. Казалось, что я не смогу пережить эту трагедию в тишине, как родители. Казалось, что я не смогу поверить в самоубийство, как Артём. Казалось, что я, вообще, ничего не смогу теперь. Жизнь продолжалась. Я постепенно приходила в себя. Старалась отвлечься, не думать. Но наша последняя фотография, сделанная за пару недель до этого, всегда лежала под чехлом телефона. Она ещё лежит там. Мои долгие размышления прервал голос отца: — Дочь, мы приехали уже, ты чего сидишь? — он открыл мою дверь и широко улыбнулся. Я улыбнулась в ответ и выбралась из салона автомобиля. А потом следовали долгие разговоры на кухне, обеденный сон в наших старых комнатах, откуда не убрали совершенно ничего, снова разговоры на кухне и попытки Артёма затащить меня с собой на их пьянку. — Нет, Тём, я никуда не иду! — повторяю вновь я и собираюсь уже закрыть дверь перед носом брата. — Ева, Артём! — слышу голос мамы из другого конца коридора, вскоре она подходит к нам, — вы что кричите? Поругались? Да, родители привыкли думать о том, что мы с Артёмом вечно ругаемся как кошка с собакой и терпеть друг друга не можем. Но эти ссоры давно исчезли, мы, наконец, поняли друг друга, как когда-то понял меня Марк. Раньше мне и не нужен был Артём, ведь Марк прекрасно со всем справлялся, был ближе. Наверное, сыграла свою роль разница в возрасте с Артёмом. Для детей девять лет это довольно большой промежуток времени и мы элементарно друг друга понять не могли. Теперь поняли. — Нет, мам, все хорошо, — заверяю я и улыбаюсь уголками губ. — Ага, хорошо, собирайся! — фыркает на меня Артём, — представляешь, не хочет пойти с друзьями встретиться, — возмущённо жалуется он матери. — С твоими друзьями, балда! — замечаю я и стукаю брата по голове, — не хочу я с тридцатилетними мужиками пиво пить. — В самом деле, я же теперь старый дед, ну да! — продолжает возмущаться Артём, — тебя обычно это не смущает, что сейчас не так? — Артём, да оставь ты Еву в покое, — кричит из гостиной отец и я с облегчением выдыхаю, — если не хочет, пусть остаётся дома. — Она дома совсем с ума сойдет, — зло бормочет Тёма, крутит пальцем у виска, сводит глаза и весело присвистывает, — дурная станет! — Сам ты дурак, — показываю ему язык, — мам, а ты там готовила, да? — Собиралась, пока вы кричать не начали, — отвечает мама и поправляет волосы. — Ну, пойдем тогда, помогу тебе, — говорю я и мы направляемся на кухню, пока Артём натягивает кеды и ищет в чемодане джинсовку. — Так, а что готовим? — спрашиваю я, оказавшись на кухне, залитой бледно-желтым светом одинокой лампочки. — Вареники с картошкой, — говорит мама и принимается за тесто. — А с малиной? — с какой-то детской надеждой в голосе, интересуюсь я. — Точно, забыла что ты с малиной любишь, — вспоминает мама и сразу находит выход из ситуации, выход из ситуации, кстати, прямо сейчас сидел в гостиной и смотрел футбол, — Серёжа! — Что? — лениво отзывается отец. Слышу, как за Артёмом захлопывается дверь. Он точно сотню раз успел обрадоваться тому, что о нем забыли. Мне вспоминаются летние вечера в этой квартире. Мне девять, по телевизору какой-то очередной концерт с участием всех звезд русского шоу бизнеса. Марк периодически приходит на кухню, сообщить маме о том, что он уже достаточно взрослый, чтобы идти с Артёмом. Артём же быстро хватает рюкзак и покидает квартиру, сообщив, что вернётся к утру. Мама что-то готовит. Отец возится с машиной прямо под нашими окнами. С улицы пахнет чем-то по-особенному летним и дует лёгкий ветерок. — Серёжа, ты идёшь? Ужин стынет! — зовет мама, опираясь на подоконник, — сколько ты там еще будешь ковырять этот двигатель проклятый? Все равно ведь сломается! — Сейчас иду, — отвечает папа, оторвавшись от своих инструментов. — Можно я хоть к отцу пойду? — скулит Марк и усаживается на стул возле меня, — чего я тут сижу? — Он домой идёт, — отвечает мама, — и твоё наказание, кстати, никто ещё не отменял. — Ну, мама, можно Марк хоть немного погуляет? — прошу я и улыбаюсь, — каникулы же. — Так, ладно, бери сестру и идите в магазин, — вздыхает мама, — купите сметаны и конфет. Все равно, отец ваш не спешит. — Ура! — радостно произношу я и вскакиваю с места. Мы получаем от мамы деньги и указания не ходить долго и покидаем квартиру. — Спасибо, — улыбается Марк, как только мы отходим от машины отца. — Купим мороженого? — спрашиваю я, тем самым подбивая брата на очередную шалость. — Мама же…- начинает брат, но сразу осекается, — ладно, купим мы твое мороженое, только никому не говори. Он тянет мне мизинец и мы скрепляем наш секрет. — Спасибо! — радостно благодарю я и улыбаюсь. Мама отправляет папу на ближайший рынок за малиной, тот не хотя, но соглашается. А мы продолжаем болтать о всякой ерунде и лепить вареники. Из окна дует тот же летний ветерок и пахнет так же, пахнет домом. Артём уходит до утра в неизвестность, по телевизору очередной концерт со звёздами. Только Марка здесь нет и не будет никогда больше. От этого неприятно щемит сердце, но я снова отвлекаюсь на разговоры с мамой, не желая думать о брате.