Дьявол, просящий милостыню

Много ли нужно для счастья? Хосок скажет, что тонны маминых эмпанадас ему для этого хватит. Тэхён возразит, ведь счастье не в еде, а в любимом деле. Мама Мендес тихонько добавит, что быть верным Богу — истинное счастье. Андрес пока не понял, что это такое. А Юнги с Чонгуком скажут, что для счастья достаточно лежать в обнимку, встречая эльзаский рассвет. — Чонгук, я хотел бы тебе кое-что сказать, — негромко говорит Юнги, умиротворённо пристроившись на крепкой мужской груди и чувствуя чужие руки, сцепленные на своём животе. — М? — Шрам уже давно зажил, — только начинает мальчишка, но Кортес уже очень виновато охает. — Юнги, котёнок прости пожалуйста, — тихо тараторит, подтягивая юное тело поближе к себе и целует в шею. — Да я ещё… — не успевает и слово вставить Мендес в непрекращаемый речитатив Чонгука. — Да стой! — достаточно ощутимо щипает мужчину за руку, получая болезненный «ай». — Дай сказать! — Извини, продолжай, — успокаивается Кортес, чувствуя как ущипленное место заботливо поглаживают. — Ты в церкви говорил, что напишешь своё имя, но там написано «Fiera». Ты для меня уже не зверь, а любимый человек, у которого совсем другое имя. И раз я не могу убрать этот шрам, то я хочу…- тянуще выдерживает интригу Мендес. Жаль он сейчас в плену крепких рук, хотелось бы увидеть выражение лица Чонгука. — Ты хочешь… — повторяет за мальчишкой Кортес, не предполагая, что можно от него ожидать. — Заменить его тату с твоим именем! — выпаливает Юнги тут же прикусывая губы и замирая на пару секунд. Чонгук тоже замирает. Мендес не может отказать себе в удовольствии хотя бы глазком посмотреть на реакцию любимого, а она того стоит. Кортес выглядит как орошённый водой изумлённый парнишка, которого застукали за запрещённым занятием. Мендес не выдерживает и начинает глухо хихикать. Глаза любимого округляются ещё больше и теперь Юнги, не выдержав, смеётся уткнувшись в грудь Чонгука, дабы хоть как-то снизить громкость. Кортесу же от этих вибраций до одури щекотно, отчего смеётся уже двое. — Ну ты меня и удивил, котёнок! — со смешком выдыхает старший, зачёсывая волосы назад. — Я с тобой скоро поседею. — Я буду сам тебя красить. Тебе очень идёт чёрный цвет, — впервые за всё знакомство мальчишка не боится сделать комплимент. — А тебе идут мои губы на твоих, — ответить на эту дерзость Чонгук Юнги не разрешает, пресекая все разговоры поцелуем. Он облизывает привлекательные губы, теснится ближе, но глубже не залезает, хочет, чтобы Мендес сам захотел пойти дальше и нечто робкое и трепетное окрасить в будоражащее и страстное. Кортес желает его едва ли не сожрать от переполняющей нутро любви и ласки, но он не эгоцентричный и не деспотичный. Мужчина научился слушать тело и душу возлюбленного, поэтому смиренно ждёт инициативы и в случае протеста отступит, закрыв своему зверю глаза. Мальчишка аккуратно перемещается на крепкие бёдра, облачённые в одни-единственные шорты и неосознанно проезжается вперёд на что член Чонгука дёргается. Сам же Кортес старается вида не подать, чтобы не спугнуть раскрепостившегося за вечер котёнка. Мягко окутав своими руками шею любимого мальчишка сам прикасается к желанным губам, повторяет за зверем, учится у него любви и сам учит нежности, со слабым стоном позволяет Чонгуку вытворять с ним всё, что он хочет, начиная от игры языками и заканчивая большими ладонями Кортеса, бесстыдно лапая небольшую округлую попу. — Я тебя ещё откормлю, Mi Corazon. — приглаживает волосы партнёра Чонгук, секунду отдыхая. — Ты у меня такой худенький. Юнги дышит ртом, дрожа от пропитывающего комнату вожделения. Останавливаться совсем не хочется, только одна очень немаленькая проблемка упирается ему в задницу и продолжение начатого совсем непредсказуемо. Чувствуя неудобство между бёдер мальчишка, не отдавая себе в отчёта, пытается соскочить с объекта дискомфорта, но руки Кортеса подтягивать его вновь к себе, неосознанно вынуждая вновь проехаться по члену и выбивая из Чонгука глухой стон. Поняв, как приятно его партнеру, Юнги, откинув стеснение, аккуратно начинает повторять свои движения, с каждым разом делая чуть резче и получая новую порцию стонов в ухо. Чонгук даже сказать ничего не может. Эта картина и эти стимуляции для него слишком сладостны и желанны, чтобы возражать, он только кладёт руки на талию младшего, несильно сжимая её на особо ярких моментах удовольствия. Юнги этим беспринципно пользуется и чувствует власть, данную ему в этом сокровенном и интимном моменте. Это даже не полноценный секс, но наслаждения он получает не меньше. Через пару минут мужчина содрогаясь в оргазме притягивает к себе парня, тихо гортанно простонав. Они лежат в тишине ещё пару секунд пока оба приходят в себя после случившегося. Их первый поцелуй с продолжением. Юнги сделал самый лучший подарок своему любимому мужчине. — Это было великолепно, котёнок. Спасибо. — целует в лоб мальчишку Кортес. — И ты даже не стесняешься? — Уже нет, — улыбается Мендес. — Я волнуюсь и трепещу внутри, но не стесняюсь, ведь мы уже давно не чужие друг другу и нашли общий язык, — целует в нос в ответ. — Буквально общий язык.

***

Уже знакомое солнце щекочет умиротворённое посапывающее лицо Юнги. За стеной слышны тихие разговоры, а на часах уже одиннадцать утра. Мендес раньше вставал ни свет ни заря для молитвы и чтобы пораньше приехать в собор, но сейчас, дав своему организму свободу, он поднимается значительно позже, чувствуя себя прекрасно и понимая, что обращение к Богу отличается только намерениями, а не стрелками часов. Взгляд невольно перемещается на вторую половину кровати, пустую, что неудивительно, ведь Чонгук тот ещё и трудоголик и встать на пару часов позже для него большая роскошь. Встряхнувшись и потянувшись, Юнги направляется к источнику звука. На кухне сидят Тэхён и Франческо. Первый читает французскую газету, пока второй мучает кофемашину, но оба поворачиваются на вошедшего мальчишку и одновременно восклицают: — Buenas días! (исп. «доброе утро!»). — Bonjour! (франц. «доброе утро!»). Каждый из присутствующих в комнате сначала в замешательстве от такой синхронности. — Buongiorno! (итал. «доброе утро!»), — подхватывает Юнги, вызывая смешки, затем смотрит на мученические попытки Франческо разобраться с новенькой кофемашиной и, спросив разрешения, нажимает нужную комбинацию, выдающую порцию свежего кофе. — Либо ты очень умный, либо я слишком тупой, — чешет затылок Янковски, неловко улыбаясь. — Либо у меня дома стоит такая же, — выстрел на поражение. — Если хочешь американо, то нажми сюда, сюда и сюда. Вот капучино этой кофемашиной делать не советую, вручную вкуснее получается. Если хочешь я тебе сделаю сам, — договаривает уже по пути в ванную, чтобы умыться. — Хочу конечно! — Он чудо, — с прозаическим выражением лица выносит Тэхен, переводя взгляд на Франческо. — А ты, — тыкает в него чайной ложечкой, — лох. — Я-то? — принимает истерическую позу Янковски, уперев руки в боки. — Ты-то, — с ноткой презрения и вшивой аристократии говорит Кортес, поправляя очки и зарываясь вновь в газету. — Пол-утра возился с этой кофемашиной. — Я её собирал вообще-то! И даже успешно! — лицо парня вытягивается в обиженную гримасу. — Ты гений, дорогой. С лёгкостью собрать сложную талмуду, но не разобраться как ей пользоваться. На это способен только ты! — Бебебебе, — мямлит Янковски. — Бебебебе, — отвечает Кортес. — Взрослые люди, — с повышением тона восклицает вошедший на кухню Чонгук. — Ты же на работу уехал, — Франческо снова заправляет кофемашину, делая для Тэхёна американо. — Я основные дела разгрёб решил в перерыве домашней еды поесть, а не доставочной, — погрузившегося в чтение Тэхёна больно щипают за ляжку, чтобы развис, за что Чонгук нехило огребает ложечкой по лбу. Франческо, суетясь и охая, скачет по кухне, разогревая для голодного старшего Кортеса вчерашние яства, получая удовольствие от своей заботливой роли хозяюшки. Ему хочется подкормить, укрыть тёплым одеялом, пожалеть, приласкать своих самых близких людей, ведь вся его семья по крови уже давно вымерла и единственные кто у него есть — это два балбеса-Кортеса, любимый супруг и лапочки Мендесы. На кухню возвращается посвежевший и довольный Юнги, который поскальзывается на каплях пролитого масла прямо у цветастой арки, служащей входом и падает задницей вниз, опрокидывая себе на голову рядом стоящее ведро. Все поворачиваются на шум и испуганно ахают и только сам пострадавший начинает громко хохотать в бедное ведро, разнося по пространству адски заразительный искажённый смех. — И ведь специально даже так не получится, — улыбается Чонгук, снимая с любимого котёнка ведро. — Я так и понял, что у Мендесов такое проклятье: по утрам сюр разводить, — зачёсывает мокрые волосы заливающегося Юнги назад и поднимает на руки. — Не ударился? — с двух сторон подлетают два брата-акробата в виде Тэхёна и Франческо, но Мендес отмахивается и говорит, что всё в порядке. Юнги делает всем кофе, а Кортес-старший, пообедав, вновь покидает уютную компанию и обещает не засиживаться допоздна. Франческо выписывает на бумажку их сегодняшний маршрут для приключений и предлагает всем нарядиться. — Чёрт, Юнги, капучино такой вкусный у тебя получается, я чувствую зарождающуюся зависимость, — Тэхён хвостиком ходит за Мендесом, выпрашивая уже третью чашечку, но получает чёткое и неопровержимое: «Мне Хосок сказал следить за твоим потреблением кофе». Франческо тем временем куда-то пропал, но внимание на это обратили только когда в комнату в вырвиглазно-красном халате, с бойкостью в намерениях и решимостью в воздухе вернулся пропавший, — Так, цыпочки мои, сегодня знаменательный день, который надо прожить на все сто! — руки расставлены по краям арки, за километр чувствуется, что этот деловой парнишка им сегодня спуску не даст. — А остальные дни мы только наполовину проживаем? — язвит Кортес, со скрываемым восхищением оглядывая силуэт, стоящий в арке. — Когда-нибудь я тебе язык к щеке приколю. У Тэхёна и Франческо игра такая: разыгрывать мини-драмы, подкалывать друг друга и мериться у кого язык острее, но при этом их дружеская любовь и взаимовосхищение переливаются через край, а ведь со стороны никто и не подумает, что они уже лучшие друзья. — За мной, крошки мои! — командует Янковски, ведя в свою комнату. Две язвочки переглядываются между собой и кивают, не произнеся и слова, а Юнги беспрецендентно усаживают в кресло перед косметическим столиком и отворачивают от зеркала. — А… а что… — Мендес как крохотный котёнок смотрит то на одного, то на другого, не понимая, что с ним хотят сделать. — Извини, милый, но мы безоговорочно решили чуть-чуть вторгнуться в твой скромный внешний вид и добавить красок, — начинает Франческо, аккуратно надевая на мальчишку парикмахерский плащ. — Хватит следовать устаревшим порядкам, мы подчеркнём твою красоту. Юнги внимательно слушает, пару секунд думает и свободно облокачивается на кресло, — Я доверяю вам и даю добро, только ради Бога прошу не красьте волосы в яркий цвет, я пока этого не переживу. Друзьям очень нравится слово «пока» в предложении. Это означает, что Мендес готов к современной жизни, полной яркости и естества, насыщенности и размеренности, он не закоренелый затворник, чего они так боялись и не забитый ребёнок, похожий на безвольную куклу. Пара лет в любви и его будет не узнать. Процесс стрижки похож на медицинскую операцию. Франческо внимательным взглядом оценивает черты лица в сочетании со структурой волос и своими изящными пальцами, нанизанными инструментами, делает штрихи, подобно написанию картины. Выражение лица самого старшего статично, он полностью погружён в работу, изредка одним словом прося у Кортеса тот или иной прибор, зато по эмоциям Тэхёна несложно догадаться о прогрессе создания шедевра. Он то прищуривается, возражая действиям парикмахера, то слегка улыбается, сияя глазами. Ближе к концу довольная лыба не сходит с его лица. — Никогда не видел настолько чёрных волос, это точно не крашеные? — со скептицизмом спрашивает Янковски. Он понимает, что это полный абсурд, но у Мендеса шевелюра и правда потрясает. Они хоть и жёсткие и плотные, но блестят и переливаются словно на полуденном солнце, и цвет у них даже не иссиня-чёрный, а как чёрный янтарь. — Да, мне монахи волосы красили, — с серьёзным лицом затирает Юнги, — окурками сгоревших свечей, — Франческо и Тэхён принимают на веру и напрягаются, а мальчишка сдаётся самому себе и хихикает. — Ну кто меня красить-то мог? Там же в церкви все шизоиды. Красишь волосы — грешник. Вступаешь в брак — грешник. Зато детей бить не грешник. — Во ебланы! — как гопник выдаёт Кортес, на что Янковски показывает ему кулак с «не матерись!». — Расслабьтесь, я не святоша, — неожиданно встревает Мендес. — Знаете как мне эта церковь уже надоела? Забудьте о ней. Прошу вас, не ассоциируйте меня с ней. Своё избавление я получил здесь. Парни понимающе кивают. — А кстати, Франческо, где ты научился стричь? — мальчишка разговорился, не чувствует более ни грамма скованности, но жалеет о своём вопросе, потому что глаза парня наполняет какой-то болезненный отчаянный блеск. — Извини, извини, пожалуйста извини, я не знал, что это что-то такое. — Всё нормально, дорогой, с твоего позволения я расскажу об этом позже, — Янковски как-то не обдумал момент, что только Мендес-младший не знает его историю. Он обещает самому себе в одну из ясных тёплых ночей наедине ему всё рассказать. — Спасибо тебе. А долго там ещё? Я от нетерпения сгораю! — Один великий мудрец сказал: «Если хочешь достичь идеала — не стоит торопить Франческо!» Парня так и тянет улыбаться от любопытности этого мальчишки. Он хоть и прожил как на минном поле, но смотрит на мир глазами, полными ясности, света и наивности. Юнги — только проснувшееся чудо, рассветное солнце и не тот, кем его привыкли видеть. Вечно хмурый туманный взор становится чистым и внятным, незаурядная тёмная одежда меняется на фиолетовые брюки-клёш с белой рубашкой, а чернющие космы так и остаются чёрными, только отрезанными и выбритыми под андеркат. После Янковски в дело вступил Тэхён. Учитывая через какое количество макияжа перед выступлениями он прошёл, в этом искусстве подчёркивания естественной красоты ему нет равных. — А куда мы едем? — вдруг интересуется Юнги. Они всё собираются и собираются, а куда — неизвестно. — На самое лучшее в мире шоу, — жгуче говорит Кортес, — После моего, конечно. — На корриду что ли? — взвизгивает Мендес. — Да! Только жаль, что тореадором буду не я! — с наигранной досадой бросает Тэхён. — Но когда будет моя ближайшая коррида, вы будете на ней. — Мы постараемся, — отвечает Франческо. — Это был не вопрос, — на парня направляется наглый и небрежный взгляд Кортеса и Юнги зависает на этом взгляде. Такой он неземной и невероятный, что слов не подобрать ни одному искусному писателю. Тэхён завершает макияж, под конец не удержавшись и затискав щёки мальчишки и отправляет его вниз, да чтобы не подсматривал в зеркало. — Ну почему нельзя посмотреть? — ноет Юнги, идущий к двери. — А вдруг ты застесняешься и откажешься ехать с нами? — аргументы у Тэхёна железобетонные. — Не буду! Обещаю, что приму себя любым! — взмаливается мальчишка, уж больно ему интересен результат. — Ну давай ему покажем? — как-то по-матерински просит Янковски, гладя Кортесу его широкие плечи. Парень секунду думает и разрешает, но только в их присутствии. Юнги закрывает руками глаза и боязно подходит к зеркалу с чужой помощью. Ощущения как перед распаковкой рождественского подарка. Обе ладони от лица одновременно убирают парни. И Мендес думает, чтоб он провалился, но он счастливее чем сейчас был только в недавнее возвращение Чонгука. «Это я?» — неуверенно спрашивает у всех кроме себя. «Это я!» — вскрикивает в огромной улыбке. Он ожидал увидеть там мышонка. Мышонка, которого нарядили и накрасили как новогоднюю ёлку, обвешанного мишурой и гирляндами. С последним он не ошибся, но вместо ярких лампочек горят его живые счастливые глаза, утончённо подведенные Тэхёном. Мальчишка не выглядит вычурно и странно. Сочетание свободных фиолетовых брюк с белой рубашкой и чёрными уложенными волосами отражают его самого. Такого же скромного и невыносимо красивого в своём моменте. Юнги себя чувствует таким уверенным, таким раскрепощённым и на своём месте. Его ничуть не смущают неброские персиковые румяна на щеках и обрамлённые лисьи глаза. Эти ребята просто волшебники. Зная его так мало времени они с такой точностью обыграли все его прелестные черты. Мальчишка потрясён настолько, что готов от искреннего восторга на месте разрыдаться, но сдерживает град слёз во благо такого старательного макияжа. — Юнги, ты чего? — парни-то ещё не знают, что сотворили, видят, что ещё секунды и Мендес расплачется, но он вместо этого моментально обнимает сразу двоих и лепечет слова благодарности и о том как сильно его это потрясло. Парни смеются и обнимают Юнги в ответ, только тот всё равно не выдерживает и плачет, извиняясь перед Тэхёном за испорченный макияж. Кортес поправляет всё, что слегка потекло и собирается сам. Перед выходом Янковски дополнительно повязывает каждому из них цветастые платки на французский манер. Из дома выходит просто ослепительное трио, в котором никто ни на кого не похож. Юнги, похожий на ангела, нежный и юный как распустившаяся сирень; Франческо, облачённый в бессмертную классику, знающий себе цену; Тэхён a.k.a. пубертатная язва, одетый словно на рокерскую сцену. Обычно коррида проходит в городе Арль, но в этом году по европейским городам проводит туры испанская коррида по мотивам камаргинской. Тэхён лишь наслышан о выступающем тореадоре, но тот не является для него серьёзным соперником, наоборот, значительно уступает ему в способностях. Компания усаживается на среднем ряду по рекомендации Кортеса и ждут начала. Вокруг море людей, ведь для Эльзаса такие мероприятия крайняя редкость, кажется, что на шоу съехался весь город и два соседствующих, на что, видимо, и рассчитывали организаторы. О начале свидетельствует громкий звонок. На площадку выпускают быка, обвязанного ленточками. — Слабенький бык, — вердиктует Тэхён. — Рохля какая-то, к тому же ещё глупый. — Ещё даже матадор не вышел, ты как это понял? — в шоке спрашивает Юнги. — Родной, я этих быков видел больше тысячи, научился с первых секунд отличать, — с гордостью говорит Кортес. — Тэхён, я твой фанат! — пищит Мендес, получая очень довольное лицо упоминаемого. На поле боя под громкие крики и возгласы выходит тот, кого ждали больше всего. Тореадором является жгучий загорелый испанец, обвешанный золотом и побрякушками по имени Мигель Ортега. Он широко улыбается публике и машет двумя руками. Мужчина старше Тэхёна на пять лет, но разница в профессионализме очень резко чувствуется. Мигель пришёл в это ремесло, чтобы купаться в лучах славы и устраивать спектакли, в то время как Кортес отдаёт все ресурсы, чтобы шоу было не только зрелищным, но и показательным. Он постоянно борется с вечностью и каждый раз её побеждает. Он не церемонится с быком, но и не мучает его, провожает к достойной смерти во славу высшим ценностям. Мигель приступает к зрелищу. Присутствующим раскрывается самая настоящая драма между быком и человеком. Матадор следует сценарию, с каждым успешным движением срывает с быка по ленточке или звоночку, вырывая из зрителей залпы возбуждённых воплей. — Ему тут что мёдом намазано? — психует Тэхён, когда актёр слишком часто подбегает к сектору, где сидят парни, а Юнги в один из таких моментов замечает как этот самый Мигель вскользь подмигивает ему. Именно ему. Мальчишка в миг пунцовеет и смущается, замечая на лице матадора удовлетворённую ухмылку. К счастью никто кроме Мендеса не замечает это и Юнги остаётся один на один со своим стеснением. А Мигеля это заводит, он ведёт себя рискованно и показушно, водит быка за нос и повышает градус и напряжение до самой своей негласной победы. Бык остаётся жив, но раздет. Все ленточки сорваны, колокольчики отброшены, а усталое животное едва стоит на ногах. Зрители оглушительно аплодируют, поднимая гул голосов и присвистываний. Матадор несколько раз кланяется и ослепительно улыбается. Быка выводят со сцены, на поле боя выходит ведущий и становится рядом с тореадором, — В этой схватке человека и быка побеждает человек, дорогие зрители. Поприветствуйте Мигеля! — на слова мужчины зал вновь взрывается шелестом хлопков и визгов. — А теперь, следуя древней традиции камаргинской корриды, матадор в праве поцеловать любого человека из присутствующих. Прошу вас, Мигель. Зал в предвкушении замирает вместе с сердцем Юнги, потому что он понимает, что тореадор смотрит аккурат на него, а затем и идёт в его сторону. — Франческо, Тэхён, — жалобно и тихо пищит Мендес. — Он смотрит на нас. «Он смотрит на тебя» — думают оба и переживают. — Не бойся, милый, — успокаивает Тэхён, — прорвёмся. Франческо крайне аккуратно и незаметно вкладывает в руку Юнги свой алый веер, прихваченный с собой перед выходом. Мальчишка кивает, стараясь не смотреть на приближающегося мужчину, но не получается, потому что он останавливается прямо перед ним и смотрит так жадно и вожделенно, всем видом показывая свои намерения. Юнги от нервов облизывает губы и поднимает наивный и испуганный взгляд на возвышающуюся над ним фигуру. Мигель без разрешения берёт его за руки и рывком притягивает к себе, не давая ни единого шанса сбежать. Зал молчит, уповая в таком горячем контрасте. Зрелый, крупный и жгучий мужчина с совсем молоденьким и хорошеньким мальчиком, который от каждого движения почти не дышит. Тэхён и Франческо просто в замешательстве, ждут действий от Мендеса. Матадор одной рукой притягивает Юнги за затылок и медленно наклоняется к нему, закрывая глаза. Мальчишке никак не убежать, одной рукой держат его голову, второй — его самого. До нежеланных губ считанные сантиметры. Мендес шепчет виноватое: «Простите» и в самый последний момент раскрывает выставляет между ними алый веер Франческо. Матадор целует ткань и мгновенно понимает, что что-то не так, но открыв глаза, он видит только веер, падающий на место, где только что стоял красивый мальчишка. «Не дался и опозорил меня» — рычит про себя рассвирепевший мужчина, а после зрители громко хохочут над этой ситуацией. У Мигеля на душе дикая обида на Юнги, за всю его деятельность никто и никогда не отказывался от поцелуя, считали его за честь, а этот мальчишка… Он явно пожалеет об этом. Но помимо поднявшегося самомнения на душе у матадора мелькала одна деталь: он попросил прощения на испанском, а не на французском. — Ну ты даёшь, Юнги! — с щенячьим восторгом восклицает Тэхён, догоняя Мендеса у машины. — Да я просто выпал там! Туда же подлетает и переполошенный Франческо, притягивающий испуганного котёнка к себе, — Ты мой хороший, такой шум поднял, всё хорошо, он остался там. Почему ты так сделал? — без осуждения спрашивает Янковски. — Я подумал, что это обидит Чонгука, а ведь я его так люблю! Я просто не смог, но я извинился перед ним! — Мендеса слегка потрясывает от пережитого, но паника отступает. — Мы гордимся тобой! — подбадривает Кортес. — Брат мой от любви к тебе грохнется на землю после такого, — аккуратно ладонями придерживает лицо Юнги и целует точно в лоб. Франческо отмечает, что им просто необходимо продолжить прогулку по окрестностям и выпить свежий смузи и увозит их подальше. Они гуляют по цветущему городу, Юнги просто пищит от восторга когда посещает Страсбургский собор с его гигантскими часами, а Тэхёна ошпаривает воспоминаниями когда они заходят в салон ретро-автомобилей. Они гуляют от музея к музею, любуются старым городом и полноводными каналами между домами, слушают уличную музыку. Юнги отмечает, что с этими двумя любая музыка звучит лучше. Им безумно весело и комфортно, никакой неловкости, только взаимопонимание и проживание на все сто как и заведовал Янковски. Франческо оставляет ещё приличное количество достопримечательностей на остальные дни и увозит всех домой. Когда начинают вечереть все решают посидеть в саду под звук играющих пластинок, найденных в чулане, и поговорить, но ближе к семи часам Юнги, перебирающий вещи, понял, что забыл на корриде веер. Ему было жутко стыдно перед Франческо, хоть тот и говорил, мол ерунда. Накинув вечерний плащ, он всё же плетётся к выходу. — Да что ж ты упёртый такой! — негодует самый старший. — Тэхён, отвези его, я не могу, я выпил уже, если полиция остановит покажешь им мои права — они тебя отпустят и ещё хорошего вечера пожелают. Кортес крутит в руках ключи и кивает, — Что правда, то правда. Фамилия сама за себя скажет. Они достаточно быстро доезжают до полигона, где проходила коррида, наслаждаются тёплым воздухом и подъезжают. — Тогда я быстренько до вахты добегу, по-любому находки все туда отнесли, а ты тут меня подожди пожалуйста. — Без проблем. Юнги забегает в фойе и через переводчик обращается к милому дедушке, сидящему в охране. Тот говорит, что потеряшек ещё не искали и что парень может посмотреть непосредственно там где и сидел. Мендес искренне благодарит охранника и бежит на полигон. И о чудо! Веер действительно лежит на его месте. Облегчённо выдохнув, мальчишка берёт заветный оберег, прячет в карман и направляется вперёд, но глянув на один из выходов замечает того, кого не хотелось бы. Прямо напротив, на расстоянии в десятки метров на него удивлённо и как-то хищно глядит тот самый матадор, которого он сегодня отшил. Они вдвоём на огромном полигоне. Юнги не раздумывая срывается к ближайшему выходу, но мужчина быстрее и сильнее, догоняет бедного мальчишку и, схватив за руку, рывком дёргает на себя. — Второй раз не сбежишь, — говорит на испанском, наклоняется очень близко и кровожадно облизывается. Заподозривший неладное Тэхён заходит на полигон с выхода, близкого к встретившимся, но что-то останавливает его. Кортес не выдаёт себя, прячется за выступом, готовый в любой момент сорваться на помощь. На корриде на Мендеса смотрел целый полигон, здесь ему никто не мешает податься порыву страсти. — Дайте мне объясниться, — чётко говорит Юнги, твёрдо выставляя руки на грудь испанца, чтобы оттолкнуть, но тот только сильнее прижимает. — Что объяснять? Что ты такой искуситель соблазнительный пришёл сюда, покрасовался передо мной и дал от ворот поворот на глазах у публики. Ты чёрт возьми меня унизил при всех, а сейчас вернулся якобы веер потерял! Ты же специально его оставил, да? — бесцеремонно лапает то за талию, то задницу. Юнги уже не знает куда себя деть. — Не нужны вы мне во сто лет! Я отказался от поцелуя, потому что у меня есть любимый человек! Это оскорбит его чувства! — уже кричит мальчишка, но случается то, чего он так страшился. Мигель затыкает его своими губами и целует как озверевший, словно сожрать бедного Мендеса хочет. Он своё получил, но почему не останавливается? — Ты такой хорошенький, я бы на корриде не смог от тебя оторваться, молодец, что сбежал, — снова припадает к губам, а Юнги уже в отчаянии, вырывается как может. Тэхён в засаде всё очень ускоренно переваривает и не знает как лучше помочь. — Отпустите! У меня есть любимый! — плачет мальчишка. — Так ты у нас ещё и шлюха, что ж, я тебя использую по назначению, — выплёвывает матадор, но то что происходит потом ошарашивает не только него, но и Кортеса. Юнги со всей силы бьёт грубияну в челюсть. Кто бы подумал, что такое хрупкое создание такое сильное. Россыпь ударов приходятся точно в солнечное сплетение и по ногам. Матадор падает на землю от боли и проклинает дерзкого пацана, но его и след простыл. Навстречу Мендесу бежит конкретно поражённый Кортес. Юнги льёт слёзы от обиды и утыкается в грудь старшего. Тэхён выводит его из полигона и сажает в машину, открывая окно. День сегодня и правда насыщенный. — Ты был просто потрясающим, Юнги, теперь я твой фанат, — Кортес не смотрит на Мендеса напрямую, глядит только через салонное зеркало. Почему-то очень стыдно, что ему даже мысли пришли такие неподобающие, ведь этот мальчик просто образец искренней и бескорыстной любви. Он последний в ком можно сомневаться. Такой маленький и фарфоровый, но до чего сильный и победоносный. — Что я Чонгуку скажу? Мне так обидно, так обидно, — горько плачет, утирая рукавами непрекращающиеся слёзы. — Что ты самый лучший и верный котёнок во вселенной, конечно! Извини меня, но я никогда бы не подумал, что ты такой сильный, — честно признаётся Кортес. — Ничего, все так думают. Все смотрят на то, что я мелкий и несуразный, что я такой ломкий, но это не так. Я с самого детства был вынужден защищаться от побоев отца. В городской библиотеке я тайно читал книги по самообороне и смотрел видео и, печально, что практика у меня была почти каждый день. У меня не было никакого выбора, меня бы просто забили насмерть, — Юнги пока говорит не отрывает взгляда от пола. — Да, я сын священника с не самой поэтичной судьбой, у меня было очень много падений и минимум взлётов, я внешне жалок и слаб, но это в прошлом! — взор медленно поднимается выше. — Я за этот год полностью оторвался от церкви! Я обрёл свободу! Меня никто не бьёт, я обрёл настоящую полную семью! И я намерен ей соответствовать. Тэхён, посмотри на меня, повернись, — Мендес бережно берёт чужую руку и разворачивает парня на себя, заставляя смотреть в глаза. — Хоть и кожа у меня цветом как сахар — я не растаю, не сломаюсь и не побоюсь чужой брани. Примите меня новым и смелым в свою такую же новую и смелую семью, — и смотрит с такой надеждой, блестя глазами и танцуя сердцем. Тэхён смахивает слезинки со своих глаз и обнимает мальчишку. — Мы давно тебя приняли, ты нам уже родной, и мы будем любить тебя абсолютно любым. Спасибо, что появился в моей жизни, Юнги. — И тебе спасибо. Тэхён. Тихие объятия, такие незамысловатые и приятные, откровенные и необъятные. — А давай за молоком заедем? Маленькое такое, в коробках, разных вкусов бывает, — предлагает младший. — Я куплю тебе всё молоко мира!