Глава 4
3 сентября 2013 г. в 12:02
Смотрит Яга в оконце да глазам не верит. Поскребла немного зеницы, головой потрясла, а всё по-прежнему: идут оба, живы-невредимы, да ещё и веселятся. И нет бы шли куда лесом, а то прямиком на её избушку надвигаются, решительно так.
— Добыли! — кричит один издалёку, завидев её. — Добыли мы тебе яблочко молодильное, бабушка!
— Да чтоб вас окаянных, — тихонько ругнулась она, тут же расплываясь в улыбке и выходя навстречу. — Вернулись, хорошие мои? А уж как я тревожилась за вас, ночей не спала! Думаю: «пропадают и ведь совсем зря!», а не дозовешься, не докличешься уж. Приключилась тут новая беда: блюдечко-то с голубой каёмочкой негодяй Леший похитил!
Приуныли молодцы, пригорюнились, а у Яги на сердце потеплело — авось отчаются да уберутся восвояси.
— Не печалься, — молвит Радомир наперекор бабкиным чаяниям, — с Кощеем справились, и с Лешим совладаем.
— Да что вы, родинушки! Леший — властитель леса, все тропинки перепутает, вовек назад не выберетесь! И найти-то его целая задача: пнём прикинется, днём с огнём не сыщешь. Так что лучше идите, касатики, отдохните да поразмыслите хорошенько.
Послушали они её, повернули домой к купцу и всю дорогу прошли, словом не обмолвившись. Сели есть — и снова тишина.
— Зря ты мою бабку, Авдотью Матвеевну, в жёны отказался брать, сейчас бы уже за столами дубовыми в хоромах сидел, а не тут кручинился, — Радомир решил развеять шуткой худое расположение духа царевича, кивнув на тихонько сидящую старушку. — Она у меня хозяйственная и с характером тихим, приветливым. Я бы даже возражать не стал.
Старушка зарделась, как маков цвет, и кинула на «наречённого» томный взгляд. Царевич хмуро зыркнул на молодого купца и вернулся к трапезе, но поперхнулся следующей же ложкой супа, завидев очередной пылкий взор Авдотьи Матвеевны.
— Ты бы ещё себя в жёны предложил, — сквозь кашель сказал Добран.
— Эк как заговорил! — подивился Радомир. — Меня бабушка не отпустит — на мне ж всё хозяйство. А тебя мы в баньку сводим, чтобы твои негодные мыслишки выпарить веником липовым!
Сказано — сделано. Раздеваются они в предбаннике, и чувствует Добран себя не в своей тарелке. Всегда мылся вместе с братьями — и ничего. А тут как-то неудобно даже рубашку стянуть. Вдобавок тело у купеческого сына белое да ладное — как глянет на него царевич, так в краску. И ругает себя, и корит, а поделать ничего не может — не бежать же сломя голову прочь. Решил не глядеть куда попало и уставился себе под ноги. Радомир только усмехнулся, заметив это. Так и стали мыться: Добран оглядывает стенки и парит купца, изучает потолок и изредка белую спину мельком и натирает свои бока. А как вымылся — бегом в дом, и спать завалился, даже кваску не отведав.
Утро настало, но не радует солнышко красное царевича, угрюмо хлебает он свой чай да вздыхает тяжело. А напротив сидит Радомир с бабушкой своей, и как нарочно бодр и весел.
— Надобно бы, — говорит он, как покончили с завтраком, — подписать бумагу с наградой за добычу яблока молодильного. А то мало ли от расстройства слово царское крепость потеряет.
Ещё тоскливее у царевича на душе стало, смекнул он, отчего купеческий сын в довольстве всё утро пребывал. Кабы впрок были эти затраты, Добран бы и слова не молвил, а то яблоко-то добыли, а толку нет. Но слово дал — негоже обратно забрать. Развернул выданный пергамент и начал с усердием выводить слова. Когда дошёл он до слов «шестую часть тридесятого царства», Радомир прервал.
— Не шестую, а третью, — сказал он.
— Это как же третью?
— А так, что я знаю, как у Лешего блюдечко достать. А за то прошу ещё шестую часть.
— Не слышал бабкиных слов? Сказала же она, не сыскать нам его, а сунемся, так он нас из леса не выпустит.
— А зачем нам в лес? — спрашивает Радомир, а карие глаза задорно так сверкают.
— А куда ж тогда?
— Вот как припишешь ещё шестую часть царства, так и скажу.
Поглядел на него царевич глазами серыми, почесал свою гриву русую и, плюнув, согласился — всё равно сам ничего не надумает.
Только припрятав дорогой договор, купеческий сын велел запрягать коней да в путь-дорогу собираться.