Цвет ловушки

На краю сознания маячила мысль, что он должен думать о другом — о том, что его дом чуть было не подожгли, о том, что он избил человека, кричавшего, что сдается, о том, что сейчас он должен ответить «Ничего, сэр, мне нечего вам сказать», и откланяться. Ваймсу казалось, будто на него свалился валун, состоящий из всех этих «должен» и «следует», и кости черепа уже трещали от такого давления. Против света Ваймс мог разглядеть разве что легкую улыбку Ветинари. Костяшки, которые он разодрал о лицо того поджигателя, саднили еще сильнее от невыносимого желания ударить. Снова играючи перебрасываться репликами и позволять Ветинари вести его как марионетку, вытряхивая из его головы остатки здравого разума, — нет уж, увольте. В тот раз они не разговаривали. Тогда всё прошло молча и единственным, что нарушало глухую тишину комнаты, было прерывистое дыхание и тот негромкий, протяжный стон, который издал Ветинари в момент оргазма. Тот самый ужасающий и сладостный звук, преследовавший Ваймса в кошмарах. Не произносить и слова, делать всё механически, как под действием заклинания, — тогда всё было просто. А сейчас все эти невысказанные слова жгли глотку. Ваймсу казалось, что не его губы шевелятся, не из его горла вырывается вопрос: — Почему? — Прошу прощения? — Почему я? Сэр. Ветинари ответил неопределенным жестом, ничего в сущности не означавшим, и тлеющее в глубине души Ваймса раздражение вспыхнуло ярче, как раздуваемый мехами уголь. Действительно, будто он мог надеяться на то, что получит хоть какой-то внятный ответ! Не то, чтобы Ваймс в самом деле рассчитывал на это, но он хотел хотя бы получить подтверждение того, что ему не померещилось. Будто бы это желание само по себе было недостаточно глупо, будто они не смогут притвориться, что этого помутнения рассудка и вовсе не было, и дальше следовать по привычной колее. — Почему вы молчали? — Ваймс старался, чтобы его голос звучал максимально бесстрастно, хотя и знал, что самым жалким образом выдает себя хотя бы фактом того, что задает эти вопросы. — Вы делали вид, что… ничего не случилось, — тучи ненадолго расступились, заставив Ваймса сощуриться, и фигура Ветинари на фоне освещенного окна показалась вырезанной из черной бумаги. Ваймс медленно вдохнул. — А что мне оставалось? — произнесла чёрная тень, — с моей стороны было бы исключительно предосудительно поставить вас в компрометирующую ситуацию, — Ваймс скрипнул зубами, стискивая челюсти. Ветинари, помедлив, отошел в сторону от слепящего Ваймса света, так что тот наконец увидел выражение его лица. Патриций выглядел заинтригованным, но настороженным в то же время. Словно не был уверен, что разговор идет так, как он задумывал. — О, неужели, я неправильно вас понял? — Ветинари удостоил его одним из самых ласковых взглядов, полным такого искреннего сочувствия, что Ваймсу стало тошно и жутко одновременно. — У меня сложилось впечатление, что вы не хотели бы напоминаний. Прошу меня извинить, если я ошибался. — Не ошибались! — прорычал возмущенно Ваймс, отворачиваясь, не в силах вынести это мягкое сострадание к запутавшемуся простаку-стражнику в глазах патриция. Видеть Ветинари таким было практически противоестественно, почти так же, как противоестественно было трясущимися руками расстегивать на нем одежду. — Я вообще не хотел!.. — Осмелюсь заметить: то, что я ощущал в себе, ни в коей мере не было похоже на нежелание, — парировал Ветинари с холодом в голосе. — Я не это хотел сказать! — рявкнул Ваймс, ошарашенный тем, с какой невозмутимостью Ветинари произнес эти слова. — А что же?.. — Ветинари скользнул навстречу замершему посреди комнаты Ваймсу с неотвратимостью сходящего с гор обвала. Еще немного — и этот обвал переломает Ваймсу все кости, если только не увернуться вовремя, но Ваймс уже был не в состоянии сдвинуться с места, завороженный. Он мог начать объяснять, оправдываться, что не знал, что на него тогда нашло, что он меньше всего на свете хотел бы снова оказаться в той ситуации. Что фантомные прикосновения к его лицу преследовали его неделями, что он просыпался, слыша в своих кошмарах тот тихий стон, что он не мог смотреть на Ветинари и не представлять его на смятых простынях под собой. Ваймсу было, что сказать! Но он не находил для этого слов — и мог только глубоко дышать, пытаясь успокоиться. — Чего же вы хотите сейчас, ваша светлость? — голос Ветинари прозвучал так обманчиво мягко, бархатно, что практически заглушил остатки самоконтроля, оставляя после себя только ярость и желание. Ваймс чувствовал, что мир вокруг меркнет. Ветинари стоял уже настолько близко, что Ваймс легко коснулся бы его плечом, и тогда Ваймс отчеканил, ощущая, что с каждым произнесенным словом он падает куда-то в бездну: — Ударить вас, сэр. Сломать нос. И пальцы. Выбить зубы. Видеть, что вам больно, сэр. Если бы Ваймс не вглядывался так в лицо Ветинари сейчас, он бы не заметил блёклого румянца, вспыхнувшего на его острых скулах. Но он видел, и от этого зрелища дыхание перехватило. — В-вам что, это нравится?! — Ваша честность, сэр Ваймс, весьма подкупает. Кажется, вы сами не понимаете, когда переступаете грань между прямолинейностью и хамством, не так ли? — улыбнувшись, Ветинари быстро облизал тонкие губы. Ваймсу на мгновение померещилось, что язык Ветинари раздвоенный, как у змеи, хоть он и знал, что это не так. — Мы, конечно, можем продолжить разговор здесь. Или… — он не договорил, но сознание Ваймса вцепилось в это «или» как утопающий. «Или вы можете уйти» — это он и хотел сказать, правда ведь? Правда?! Вот он, последний шанс, соломинка, за которую Ваймс может ухватиться, чтобы не соскользнуть в омут, в зыбучие пески, в пекло. Да, именно сейчас, пока ноги еще держат его и ошметки выдержки еще позволяют ему контролировать себя, он должен попрощаться и уйти, раз уж он не смог сделать этого раньше. Ему не следовало позволять втягивать себя в эту больную игру, но хотя бы он может её прекратить. По крайней мере у него есть выбор — или он сейчас попрощается со здравым рассудком на месте, или выйдет из Продолговатого кабинета и кого-нибудь еще измолотит до состояния отбивной, игнорируя крики «сдаюсь!». — Не здесь, — просипел такой знакомый голос. С опозданием в несколько секунд Ваймс понял, что это произнес он. Губы Ветинари сложились в удивительно, восхитительно обнадёженную улыбку. Ваймсу показалось, что под его ногами вот-вот откроется потайной люк в яму со скорпионами. *** Ветинари с щелчком запер дверь и, положив ключ на письменный стол, хотел расстегнуть пуговицы на воротнике мантии, но Ваймс остановил его, взяв за запястье и медленно поднеся руку к своему лицу, однако когда он почти что прикоснулся губами к костяшкам, Ваймс осознал, что он собирается сделать, его лицо на секунду окаменело и вместо поцелуя он больно сжал пальцы Ветинари. Тот не выглядел недовольным и, выскользнув из хватки Ваймса, потянулся к креплениям доспехов: — Пожалуй, это лишнее, — Ваймс сдавленно кивнул и расстегнул боковые застёжки, пока Ветинари ослаблял пряжки на плечах. Кираса упала на пол с грохотом, на который, как казалось Ваймсу, должна была сбежаться половина дворца, длинные пальцы Ветинари взяли Ваймса за подбородок, мягко приподняли — и вот уже его губы прижались ко рту Ваймса, и этот поцелуй почти что можно назвать целомудренным, пока Ваймс не обхватил талию Ветинари, привлекая к себе. Ощущение льнувшего к нему гибкого тела в мгновение воскресило в памяти все воспоминания, которые он пытался заглушить на протяжении нескольких недель, — и адекватность Ваймса вспыхнула как сухая трава. Ошалелая, горячечная спешка, словно любое промедление обернется катастрофой. Поцелуи, перемежающиеся укусами, тяжелое и частое дыхание, в ушах шумит. Теперь уже Ваймс пытался расстегнуть воротник мантии, но его руки были не в состоянии справиться с мелкими пуговицами, особенно когда Ветинари, не прерывая поцелуя, усмехнулся и подтолкнул его к стене, прижимая к ней лопатками, а затем принялся расстегивать пряжку его ремня. Бедром Ваймс ощущал, что Ветинари возбудился уже от одних поцелуев, и с тянущим чувством обречённости прекрасно понимал, что карту «я не хотел» ему самому разыграть точно не удастся. — Как же желание сломать мне нос? — выдохнул Ветинари ему в ухо, и Ваймс уже был готов ответить, что ему по-прежнему хочется впечатать кулак в его острое бледное лицо, увидеть сочащуюся из разбитых губ кровь, когда Ветинари вдруг, чуть придержав полы мантии, опустился на колени, и прежде, чем Ваймс успел опомниться, его руки уже спустили с Ваймса штаны. Как правило Ваймс не задумывался о своем здоровье — что само по себе уже свидетельствовало, что здоровье у него отменное — но в этот момент он всерьез испугался, что словит сердечный приступ. — За-зачем? — только и смог выдохнуть он, ошарашенно смотря на патриция. — Вы, конечно же, не допускаете мысли, что мне может это нравиться? — возмутительно невозмутимо спросил тот, одной рукой обхватывая член Ваймса у основания, а второй мягко гладя его голое бедро. Ваймс чувствовал себя более раздетым, чем когда-либо в жизни, при том, что практически вся одежда осталась на нем. Отступать некуда, за его спиной только стена и Ваймс не смог бы провалиться сквозь неё, как бы сильно он этого ни хотел. Ощущения оглушили его, заставили отупеть до уровня почтового голубя в какие-то несколько секунд — Ветинари с убийственно спокойным видом провел языком по всей длине его члена и на мгновение замер, прижав язык к нижней стороне головки, прежде чем невыносимо медленно принять член до середины. Где-то на задворках сознания промелькнула мысль, что всё не может быть так просто, Ветинари не может так просто захотеть встать перед ним на колени и взять в рот. Это однозначно часть какого-то плана и после подобного Ваймс должен быть перед ним в неоплатном долгу. Разве это не так работает в этом их непонятном высшем слое общества? Ничто не бывает просто так! Громко дыша, Ваймс замер, прижимая ладони к стене, чтобы упаси боги не сорваться и не сделать то, что так хотелось, — ударить, поцеловать, вцепиться в чёрные волосы, вызвать стон боли. В любой последовательности. Ветинари двигался так нарочито медленно, что это было едва выносимо. Ваймс сомневался, что понимает, как Ветинари вообще умудрился проделывать всё это языком, поэтому он не думал. Он просто дышал. И смотрел, понимая, что никогда не забудет этого зрелища — как самый опасный и влиятельный человек на всём проклятом Диске вот так просто взял и встал перед ним на колени. Как будто только сейчас заметив замешательство Ваймса, Ветинари отстранился. — Что-то не так?.. — чуть хрипло спросил он, невозмутимо поднимая бровь. К его нижней губе от члена протянулась нитка слюны, и, не сводя взгляда с этой детали, как ничто иное способной лишить его разума, Ваймс смог сдавленно произнести лишь: — А я… я потом должен тоже?.. — О, это не обязательно, — безмятежно улыбнулся Ветинари. Ваймс, впрочем, не поверил. С Ветинари станется записать отказ как долг, а такие люди как Ветинари отличаются возмутительно хорошей памятью, и, боги свидетели, он вполне может однажды потребовать возврата с процентами. Ваймс не успел завершить мысль — все подобия рассуждений испарились в мгновение ока, когда губы Ветинари снова обхватили его член, продолжая двигаться так неспешно, что выдержка Ваймса истощалась всё сильнее с каждой секундой. Как будто он делал это нарочно, выматывая и доводя до предела, не сводя с Ваймса пристального взгляда, чтобы… чтобы что? посмотреть, как он выводит человека из себя посредством секса?.. похоже на него! А возбуждение уже застилало глаза, очертания мира размывались и колени заметно дрожали. И тогда Ваймс сделал самое разумное с точки зрения его затуманенного мозга и самое неразумное с точки зрения инстинкта самосохранения — обеими руками схватил патриция за волосы и больше не пытался контролировать себя. В сознании была блаженная пустота, когда он вколачивался в этот одуряюще дразнящий рот, и волны удовольствия прокатывались по телу, пока не слились в одну и Ваймс не кончил с дрожащим хриплым стоном, даже сейчас не отпуская волосы Ветинари. Тот судорожно вздрогнул несколько раз и закашлялся. Только в этот момент Ваймсу удалось разжать спастически сведенные пальцы. Ваймс, тяжело привалившись к стене, пытался перевести дух и вместить в свою черепную коробку безошибочную, убийственную реальность случившегося. Икры предательски дрожали и ноги подкашивались, мысли рассыпались, не успевая сложиться в адекватные формулировки. Единственное, что оставалось более-менее внятным в какофонии обрывочных фраз, так это ощущение что, что бы Ваймс ни делал для Ветинари — а теперь и с Ветинари — именно этого Ветинари от него и хотел. Даже сейчас когда патриций стоял перед ним на коленях, растрёпанный и запыхавшийся, а его губы влажно блестели от слюны, было ясно как день, что он хотел именно так. Хотел, чтобы грубые руки удерживали его за волосы, чтобы на переде чёрной мантии остались белёсые потеки спермы, хотел, чтобы с его удобством не считались. — Что ж, — Ветинари плавно поднялся на ноги. Мантия не могла скрыть того, что ему действительно понравилось и то, что он только что вытворял с Ваймсом, и то, что тот вытворял с ним, и тем более странно прозвучали его следующие слова: — если пожелаете, вы вполне можете отправиться по своим делам, — Ветинари достал из внутреннего кармана платок и аккуратно вытер уголки рта. — Или же вы можете продолжить то, что мы начали. Думаю, вполне очевидно, какой вариант был бы предпочтительнее лично для меня, однако настаивать не буду. Ваймс замялся. Идея панического бегства никогда не казалась ему такой удачной — он получил то, чего хотело его тело, возбуждение уже должно пойти на спад и вернуть ему способность трезво мыслить, но словно посыпанная солью царапина в сознании зудела мысль: «я уйду и буду должен». Разбитые костяшки немилосердно ныли. Тряхнув головой в попытке убрать с потного лба прилипшие пряди, Ваймс, едва держась на ногах, одной рукой притянул Ветинари к себе, обхватывая за талию, а вторую запустил под мантию, оглаживая зад, бёдра и наконец прижимая ладонь к возбужденному члену. Руки Ветинари резко взметнулись вверх и сухие пальцы впились в плечи Ваймса. На мгновение Ваймс похолодел от мысли, что мог бы умереть уже пару раз минимум, не заметив как Ветинари с той же неподвластной глазу ловкостью выхватил кинжал из потайных карманов одежды, но продолжил гладить член Ветинари через слои ткани, уже настойчивее, чувствуя, как бедра двигались навстречу его ладони, как напрягалась сухая, гибкая спина патриция под его рукой. Сытое удовольствие от полученного оргазма, которое должно было сделать его вялым и ленивым, уступало место иссушающему желанию продолжать, увидеть, как Ветинари утратит остатки самоконтроля. Ваймс не был уже так уверен, что этим возвращает некий метафизический долг и делает правильный книксен — осознание, что это именно из-за него дыхание Ветинари становится чаще, само по себе способно заставить потерять рассудок. Откидывая голову назад, так что затылок ударился о стену, Ваймс перевёл глаза на лицо Ветинари и окончательно потерял дар речи. Привычную холеную бледность сменил лихорадочный румянец, в глазах горело возбуждение и едва сдерживаемое раздражение. Заметив, что Ваймс смотрит на него, Ветинари быстро облизнул раскрасневшиеся губы, голос его резал как нож, когда он произносил: — Если вы делаете это, опасаясь моей реакции на ваш отказ, — клянусь вам, Ваймс, я воплощу в жизнь все ваши страхи. Тёмным спутанным облаком промелькнули в сознании все мысли о задолженностях и странных обычаях высших слоев общества. Ваймс уже с трудом удерживал нить собственных рассуждений, и, на этот раз не успев даже ужаснуться, решил, что с тем же успехом он может подумать обо всём этом позже, когда он не будет ощущать чёртов возбужденный член чёртова тирана, который так завелся от того, что отсосал ему, Ваймсу. — Заткнись, — прохрипел Ваймс, начиная неуклюже, одной рукой расстегивать пуговицы на ширинке Ветинари, — просто заткнись, — чтобы патриций гарантированно не отвлекался больше на разговоры и угрозы, Ваймс поцеловал его, и готовность, с которой Ветинари подался ему навстречу яснее, чем любые слова, сказала о том, что приказ замолчать ему исключительно по душе. — Но только… — склонившись к плечу Ветинари, Ваймс сделал глубокий вдох, словно собираясь нырнуть, и выпалил, — я хочу видеть твои руки. — Это так уж необходимо? — вежливо уточнил Ветинари, поводя плечами, и Ваймс почувствовал, как падает в омут, зная, что дна там просто нет. — Я не доверяю тебе, — буркнул Ваймс, толкая Ветинари к кровати, пока тот, пятясь, не ударился голенями о край и не лёг. Приподнявшись на локтях, Ветинари удостоил Ваймса долгим, пристальным взглядом и усмехнулся: — Не думаешь, что об этом говорить уже поздно? Почему-то когда твой член был в моем рту вопросы доверия тебя не тревожили, — в этом Ветинари был убийственно прав, Ваймс не придумал ничего лучше, чем притвориться, что он не слышал вопроса: — Готов поклясться, что все твои карманы нашпигованы сейчас ножами и лезвиями, а под всем этим на плечевой портупее — дюжина ампул с ядом. — Какое обвинение! Ещё может быть обыск проведешь?.. — Ваймс откинул край мантии и выхватил небольшой кинжал из ножен на бедре Ветинари. Патриций посмотрел на лезвие с легкой усмешкой: — И ты всерьез думал, что я могу обратить его против тебя? Сейчас? — Ваймс никогда не забывал о том, что это возможно. Он швырнул оружие на пол, будто то было ядовитым пауком, и Ветинари рассмеялся настолько беззаботно, что это было практически жутко, — а ты никогда не задумывался о том, что человека можно оскопить зубами?.. — вот об этом Ваймс точно не думал, и сама мысль отозвалась тянущим холодом ниже пояса, а Ветинари продолжал удивительно безмятежно: — даже будучи полностью обнажённым, я опасен: я могу выдавить тебе глаза, и ты не успеешь меня остановить. Даже будучи полностью обнажённым, ты опасен: ты можешь свернуть мне шею, и я не смогу разжать твоих рук. Тело это орудие и оружие, Ваймс, но по-моему мы здесь не за тем, чтобы беседовать о высоких материях. — Да уж, лучше, когда ты молчишь, — пробормотал Ваймс, пытаясь стянуть с Ветинари брюки и мысленно ворча, что, наверное, тот мог бы и помочь. Слишком уж он лениво разлегся, для того, кто только что так жадно подавался навстречу, — ты кого угодно заговоришь до сердечного приступа, — патриций усмехнулся и, словно лишь сейчас заметив затруднения Ваймса, наконец-то податливо приподнял бёдра. Откинув полы мантии, Ваймс сел на ноги Ветинари верхом, и тот хищно, голодно улыбнулся. В предыдущий раз Ваймс не рассматривал особенно, одурманенный самой нереальностью ситуации. Сейчас ощущение неправильности по-прежнему зудело где-то на краю сознания (в компании вины за что-то далекое и ставшее причиной разбитых рук, а также смутного подозрения, что последнее время он ведёт себя совсем не так, как должен бы), но заставить себя отвести взгляд было бы выше его сил. Ему было странно, до одурения странно видеть патриция таким, запыхавшимся и возбужденным, практически полностью одетым, с черт возьми стояком, и ещё более странно было осознавать причиной этого себя. Какими бы ни были мотивы, Ваймс был напрямую причастен к тому, что всё зашло так далеко, а теперь он собирался всё усугубить, хотя казалось бы, куда уж хуже. Да, проще было бы не смотреть, зажмуриться и «вернуть долг». Тогда у него ещё был бы шанс разорвать это похожее на транс состояние, но взгляд Ветинари завораживал в той же степени, что и пятна взбудораженного румянца на его скулах, и Ваймс не мог отвернуться. Когда Ваймс провел кончиками пальцев по обнажившемуся бедру Ветинари, тот вздрогнул и вряд ли потому что не ожидал прикосновений, Ваймсу резко стало нечем дышать. Не веря в то, что он делает это, Ваймс облизал ладонь, чтобы лучше скользило, и краем глаза заметил, что губы Ветинари сложились в «о» приятного удивления, сменившееся «ох» удовольствия, когда Ваймс обхватил его член рукой и медленно провел кистью вверх-вниз. Ваймс не особенно знал, что делать, и двигался так, как сам привык, надеясь, что это сработает так же безотказно. И это работало! Ваймс молил небеса, чтобы всё быстрее закончилось, — и в то же время так же неистово и искренне не хотел, чтобы это прекращалось. Ветинари практически не издавал никаких звуков, он только часто дышал, жмурился и кусал губы. Из-за тяжести сидящего на его ногах Ваймса он не мог двигаться ему навстречу в желаемом темпе, но, кажется, это ему нравилось. Свободной рукой Ваймс гладил то его обнаженные бедра, то впалый живот, поражаясь тому, какой бледной и холёно-нежной кажется кожа в сравнении с его загорелой заскорузлой кистью. При этом Ваймс не мог не заметить, что Ветинари по-прежнему прижимает ладони к кровати так, чтобы Ваймс их видел, как будто бы ему действительно не наплевать на просьбу. Сама мысль, что Ветинари послушал его даже в такой мелочи, даже в такой странной ситуации, ошарашила Ваймса сильнее удара в живот. Сглотнув, Ваймс чуть ускорился, и плечи Ветинари напряглись, он слегка приподнялся, затуманенным взглядом смотря на Ваймса — тот не увидел в его глазах ничего кроме дистиллированного желания и понял, что, похоже, Ветинари уже близок к финалу. А потом, — о, да, — потом на них свалится каменная глыба реальности. И придется думать о всех вещах, о которых Ваймс не думал и даже забыл об их существовании. Но всё это будет потом. Не сейчас, боги, только не сейчас. Ваймс крепче сжал пальцы, двигаясь резче, так, что, возможно, это уже могло быть неприятно. А Ветинари по-прежнему смотрел прямо на него, такой восхитительно беззащитный перед накрывающим его удовольствием, пока не выдохнул через рот, шумно и коротко, и запрокинул голову. Ладонь Ваймса стала мокрой. Смотря, как Ветинари, запрокинув голову, жадно дышит, как он комкает в кулаках простыни, как растрепались его тёмные волосы, Ваймс подумал, что может быть это всё-таки не про власть? Не про иерархию и нездоровые игры? Ведь может же такое быть, разве нет?