Там, где всегда темно

      Следующие дни смешались в один — он не мог понять, сколько их прошло — два, четыре, десять? Вэй Ин не покидал цзинши. Большую часть времени он лежал в кровати или на полу и пялился в пустоту. Пару раз у него случались приступы ярости, и он учинял разгром. В каждый из этих дней лишь одна вещь оставалась нетронутой — гуцинь на столике. Ученики постоянно навещали его — чаще всего Сычжуй. Он оставался сидеть у постели со своей идеальной осанкой и тихим голосом рассказывал что-то о занятиях, ночных охотах, друзьях. Иногда он брал Вэй Ина за руку, и тому приходилось приложить немало усилий, чтобы не вырвать её. Прикосновения — не те, не того человека — оставляли на его коже невидимые ожоги. Лань Сичэнь неизменно заглядывал к нему. В основном он молчал и просто смотрел. Иногда он играл на своём сяо для Вэй Ина, и тогда Вэй Ину хотелось кричать и плакать, но он молчал. Он не проронил ни слова с тех пор, как вернулся.       В один из таких дней к нему прибежал взволнованный Цзинъи.       — Учитель Вэй! — воскликнул он с порога.       Вэй Ин, лежавший в обнимку с книгой стихов, не повернул голову и даже не шелохнулся.       — Учитель Вэй, — повторил юноша уже спокойнее, словно внезапно вспомнил о том, как подобает себя вести. — Там глава ордена Цзян. Он приехал к вам, он требует увидеть вас.       Требует.       Вэй Ин равнодушно повторил это слово в своей голове. Прошла целая жизнь, а его брат так и не изменился. Все вокруг изменились, все повзрослели и стали другими, но только не он. Вэй Ин не хотел его видеть. Он… он не хотел ничего. Закрывая глаза, он не думал ни о чём, открывая — он также находил лишь пустоту в голове. У него не было желаний, не было мыслей о будущем, о других людях, о том, что будет однажды. Он не хотел никакого однажды, никакого будущего. Единственное, что он ещё хотел, это чтобы всё прекратилось.       Но Цзинъи, должно быть, принял его молчание за согласие. Он ещё немного потоптался у порога, несколько раз позвал его, а затем ушёл.       И Вэй Ин заставил себя подняться. Он знал, что Цзян Чэн не уйдёт, не увидев его. Но он не мог принимать своего брата, оставаясь в постели и тоскуя. Нет, не так. Это слишком личное. И, хотя Цзян Чэн всегда будет его братом, они давно перестали быть настоящей семьёй.       Мысли путались, и Вэй Ин едва ли понимал их суть. Словно десяток голосов разом кричал в его голове, обсуждая разные темы. Бережно отложив книгу, он поднялся с кровати и поплелся за стол, за которым раньше ел с Лань Чжанем.       Безвольно плюхнувшись на пол, он почесал лохматую голову и повалился вперёд, опустив голову на руки.       Почему этот день не заканчивается?       Почему не заканчивается эта жизнь?       Он устал. Он так устал.       Глаза тихо закрылись, но почти сразу же громкий стук в дверь заставил Вэй Ина содрогнуться и поднять голову.       Цзян Чэн вошёл, не дожидаясь ответа, и двое адептов с испуганными лицами мелькали за его спиной. Вэй Ин кивнул им, показывая, что всё нормально, и они, поклонившись, удалились. Лишь после этого, оставшись вдвоём, Вэй Ин поднял глаза на своего брата.       «Глава ордена Цзян», — саркастически прошептал в голове ветер. Но губы остались плотно склеены, словно вечным заклятием немоты. Взгляд Цзян Ваньиня, хмурый, сердитый, застыл на нём, пытаясь пробиться через маску пустоты. Вэй Ин заметил глубокую морщину на переносице, стиснутые губы, сверкающий Цзыдянь и искусно вышитые лотосы на рукавах к тому моменту, как его гость, наконец, заговорил:       — Вэй Усянь.       Их взгляды встретились. И Вэй Ин не знал, что Цзян Чэн мог увидеть, но отчего-то губы его брата странно дрогнули, а брови слегка приподнялись, ослабляя злость на лице и заменяя её чем-то иным.       — Что ж, — растеряв свой гнев, Цзян Чэн словно ощутил неловкость и перестал понимать, как себя вести. — Тебя долго не было.       Он переступил с ноги на ногу.       Вэй Ин смотрел.       — Я… — Цзян Чэн кашлянул и потёр шею. — Послушай, Вэй Усянь, я сожалею о твоём… твоей… о том, что случилось с Лань Ванцзи.       Кусочек сердца откололся и скатился к ногам Вэй Ина. Он даже не дрогнул. За ним давно тянулся след из обломков его медленно рассыпающейся души и сердца.       Вэй Ин пропустил все церемонии прощания, все соболезнования. Никто в Облачных Глубинах не высказывал ему подобных речей, словно чувствуя, что он этого не потерпит, не вынесет, и в пути он избегал этого. Но Цзян Чэн не мог понять, что ему не нужны были эти формальности, эти слова. Они не делали лучше — они лишь царапали всё внутри.       Если бы Вэй Ин вскочил, если бы закричал в лицо своего брата о том, как это больно, как ему страшно и как он потерян, если бы ударил этого человека, стало бы ему легче?       Вэй Ин отвернулся и не ответил.       — Я просто хотел, чтобы ты знал, — продолжил Цзян Чэн немного неловко, — если тебе что-то понадобится… знаешь… И если вдруг ты захочешь уйти отсюда. Ты… В общем, ты можешь вернуться на Пристань Лотоса.       Голова Вэй Ина повернулась так резко, что хрустнула шея.       Только вернувшись сюда, в Облачные Глубины, он хотел уйти. Но теперь — мысли о том, чтобы покинуть их с Лань Ванцзи дом, место, где всё ещё дышало их счастьем, — это было невыносимо.       — Ты ничего не скажешь? — спросил Цзян Чэн, вероятно, удивлённый молчанием.       Ему не сказали. Хотя, скорее всего он сам не слушал.       Вэй Ин поднялся, покачнулся и, выпрямившись, твёрдо посмотрел на Цзян Чэна. Он не хотел говорить, и ему нечего было сказать. Пропасть между ними навсегда останется непреодолимой.       Цзян Чэн прищурился, внимательно всматриваясь в его пустое лицо. А затем громко фыркнул:       — Зачем ты ведёшь себя так?!       От внезапного крика Вэй Ин невольно дёрнулся. Но Цзян Чэн не обратил на это внимания. Он выжидательно уставился, но не получил ответ.       — Да что ты за человек такой, Вэй Усянь?! — рыкнул он рассерженно. Но беспокойство в его голосе было сильнее напускной злости. — Делаешь вид, что ты в порядке! Даже не плачешь! Так же нельзя! Никто не ждёт от тебя ничего, так почему ты не горюешь, почему держишь всё в себе?! Это твоё наказание или что?! Зачем ты мучаешь себя ещё больше? Все знают, что было у вас с Лань Ванцзи, как сильно ты… Так… Разве ты не понимаешь, тупая ты голова, что, если продолжишь так, если будешь держать всё в себе, то однажды просто взорвёшься?!       Вэй Ин слушал крики, продолжая упрямо глазеть на брата. И, если тот кипел от эмоций, а глаза его помутнели, то Вэй Усянь сохранял равнодушное спокойствие. Если Цзян Чэн через свои чрезмерно эмоциональные речи пытался достучаться до него, то напрасно. В этом доме не осталось живых.       Когда Цзян Чэн, наконец, ушёл, хлопнув дверью, Вэй Ин вернулся в постель. Но слова брата, словно пойманные в ловушку в цзинши, звучали в доме, отражаясь от стен, словно птицы. И Вэй Ин учинил очередной разгром, пытаясь заглушить их.       Он не взорвётся.       Когда в Облачные Глубины через два дня явился Цзинь Лин, Вэй Ин сидел в цзинши и сверлил взглядом гуцинь. Он не удивился, когда следом за робким стуком на пороге появились Сычжуй и Цзинъи, сопровождавшие его племянника. Цзинь Лин выглядел слегка потерянно, словно не понимал, как себя вести. Он осознавал, что его обычные манеры теперь будут неуместны, но иному поведению не был обучен.       — Эм… — выдохнул он тоненьким голоском. И тотчас кашлянул, чтобы не звучать так слабо. — Это я. Я могу войти?       — Учитель Вэй, — заговорил Сычжуй.       Вэй Ин кивнул, и Цзинь Лин шагнул внутрь. Сычжуй и Цзинъи переглянулись и удалились. И тогда в цзинши воцарилось тяжёлое унылое молчание. Цзинь Лин быстро осмотрел комнату, опасливо покосился на гуцинь, а затем подошёл к столу и сел напротив Вэй Усяня.       — Как ты? — спросил он негромко, и вместо привычной резкости в голосе его звучала печаль. Такая взрослая и искренняя. После смерти Цзинь Гуанъяо этому мальчику быстро пришлось повзрослеть, на его плечи легла ответственность не только за величайший орден, но и за то, чтобы вернуть ему доброе имя и честь. Но никогда так, как сейчас, Вэй Ин не замечал, насколько вырос и изменился его племянник.       — Вэй Усянь, — Цзинь Лин вздохнул и почесал подбородок. — Ты тогда так убежал, мы все думали… Мне жаль, что так вышло. Что ты тоже…       Потерял всех, кого любил. Он не договорил, но всё и без того было понятно.       Цзинь Лин замолчал. Пальцы его нервно стучали по колену. Он явно придумывал, что бы ещё сказать. Но оба они знали, что нет слов, чтобы принести облегчение, чтобы исправить эту ситуацию, залечить раны и унять боль.       — Орден Цзинь и я, — Цзинь Лин поднял взгляд от своих рук и уставился на Вэй Ина, — мы сделаем всё, чтобы найти того, кто сделал это, и наказать. Даю слово. Ханьгуан-цзюнь был…       Вэй Ин тихо провёл пальцем по струнам гуцинь, и нежный тоскливый звук взлетел в воздух полупрозрачной серебряной бабочкой. Миг — и растаял. Цзинь Лин вновь замолчал.       Ещё одно касание струн — и уже стая бабочек взметнулась в воздух переливчатым вихрем.       Вэй Ин накрыл инструмент ладонью, и звук оборвался.       Мёртвые бабочки осыпались к его ногам.       Не стоит давать обещания, которые не сможешь сдержать.       Лань Чжань клялся, что не оставит Вэй Ина, что всегда будет к нему возвращаться.       И не вернулся.       А сейчас Цзинь Лин обещал найти виновника в смерти Лань Ванцзи. Но даже Вэй Ин не смог. Никто не смог. И он не сможет. Поэтому очевидно, что он тоже нарушит своё слово. Как Лань Чжань. Как когда-то сам Вэй Ин, клявшийся, что способен удержать контроль. Слова — как те же бабочки — тают в воздухе и не имеют силы.       — Вэй Усянь, послушай, — тон Цзинь Лина сделался мягче, — если я могу сделать что-то для тебя сейчас…       Вэй Ин поднял взгляд от гуцинь и взглянул на юношу. Он вырос таким же красивым, как был его отец, хотя и хмурил брови совсем как Цзян Чэн. Но глаза, его ясные, чистые глаза достались ему от матери. И Вэй Ин вдруг увидел в них свою шицзе. Свою ласковую любимую сестру, ту, кто всегда защищала его, кто одним поцелуем и объятиями могла вернуть его мир. Чьи слова всегда согревали его сердце и заживляли его раны. Ту, в чьих руках он мог позволить себе быть маленьким и верить, что зло обойдёт его.       Но он вырос. И зло не прошло мимо него. Но сейчас он вспомнил её улыбку и тепло, и её глаза смотрели на него с лица её сына.       Мелкая дрожь захватила Вэй Ина. Оторвав руку от гуцинь, он протянул её к Цзинь Лину, не отводя от него взгляд.       Ты не моя шицзе. Но ты — её часть.       Цзинь Лин секунду просто моргал, не понимая. А затем осознание накрыло его, он поднялся, обошёл столик и, присев на циновку рядом с Вэй Ином, взял его руку в свою.       Жалко и безуспешно Вэй Ин попытался улыбнуться и, накрыв их руки второй ладонью, закрыл глаза.       Так они и сидели, не говоря ни слова. Цзинь Лин не задавал вопросов и не жаловался. А Вэй Ин просто цеплялся за него, как будто только эта рука держала его от падения со скалы.       «О, шицзе. Мой Лань Чжань… Моего Лань Чжаня больше нет. И тебя нет. Никого нет. Так почему я всё ещё здесь? Заберите меня к себе. Позвольте мне снова быть с вами. Я не могу так больше. Я скучаю, шицзе. Я так скучаю. Если бы ты была здесь, ты бы сказала мне, что делать. Как мне теперь жить? Шицзе… Дай мне совет. Я не знаю, что мне теперь делать. Я не знаю, как дышать без него. Каждый день я просыпаюсь, и первые секунды мне кажется, что он здесь. Я чувствую его. А потом я вспоминаю. И это будто терять его каждый день снова и снова. Все уходят. Все, кого я любил, за кого боролся. И только Лань Чжань никогда не уходил. Он обещал мне. Обещал… Шицзе, шицзе, помоги мне. Пожалуйста, прошу. Как мне жить без него? Как?»       — А-Сянь, мой маленький А-Сянь.       Ласковый нежный голос, который Вэй Ин не слышал почти два десятка лет, прозвучал в цзинши, принесённый тёплым ветром.       Вэй Ин распахнул глаза и вдруг понял, что он больше не дома. Он сидел на пристани на берегу озера, и вокруг него цвели лотосы. Тёплые доски под ним, голубое безоблачное небо над головой и ослепляющее солнце у горизонта.       — Вот ты где, — вновь раздался тот же голос.       Вэй Ин поднял голову и увидел красивую девушку в фиолетовом платье. Лёгкие ткани развевались на ветру, создавая ощущение иллюзии.       — Шицзе! — воскликнул он радостно. — Это правда ты?       — Конечно, я, — девушка улыбнулась и села рядом с Вэй Ином. И он тотчас накинулся на неё и обнял крепко-крепко.       — Я так скучал по тебе! — воскликнул он. — Прости меня, прости, шицзе! Я не хотел ничего этого… Цзинь Цзысюань… Клянусь, я не хотел, это случайно… И ты…       — Тише, тише, Сяньсянь, — Цзян Яньли ласково погладила его по голове. — Я знаю.       — Но Цзинь Лин… — прохныкал Вэй Ин.       — Он вырос замечательным человеком, а станет ещё лучше. У него отличные дяди, которые всегда будут поддерживать и оберегать его. И А-Чэн, и А-Сянь.       Не расцепляя рук, Вэй Ин поднял голову, чтобы взглянуть в лицо своей сестре. Она тепло улыбалась, и её глаза были полны любви, от которой сердце Вэй Ина дрожало и согревалось. Нежным движением Яньли провела по его лбу, убрала волосы с лица и заправила их за ухо. А затем оставила свою ладонь на его щеке.       — Такой красивый, — прошептала она. — Мой А-Сянь. Не грусти. Ты не должен грустить. У тебя доброе сердце. Так много хорошего ждёт тебя.       Вэй Ин жалобно хныкнул.       — Нет, не ждёт, — покачал он головой. А после сильнее прильнул к ладони сестры щекой. — Не ждёт, шицзе.       Радость встречи сменилась оглушительной болью, разъедавшей всё внутри, словно яд. Сморщившись, Вэй Ин закрыл глаза. Он не знал, как сказать это вслух.       В идеальной жизни, в совершенном мире, его сестра и его муж были бы близкими друзьями. Они бы вместе готовили, и шицзе рассказывала бы Лань Чжаню о детских шалостях и успехах Вэй Ина, а тот внимательно слушал, ловя каждое слово, и улыбался своей крошечной, но самой светлой улыбкой. Но в реальной жизни их обоих больше не было.       — Мой Лань Чжань, — голос прохрипел и оборвался. Он не мог, не мог…       — Второй молодой господин Лань прекрасный человек, — сказала Яньли. — Ему так повезло, что мой А-Сянь любит его. Я очень счастлива, что вы нашли друг друга. Иного я и не желала для своего брата.       Сердце Вэй Ина разрывалось и кричало. Открыв глаза, он отклонился, чтобы прямо взглянуть на сестру, и её ладонь соскользнула с его щеки.       Не могу сказать… Не могу…       — Нет, — Вэй Ин потряс головой и укусил себя за губу. Тотчас на языке остался солёный вкус крови. — Шицзе, он… Мой Лань Чжань…       Улыбка Цзян Яньли растаяла тихой дымкой.       — Что?       — Он… Он…       Мёртв.       Умер.       Погиб.       Убит.       Язык Вэй Ина казался сделанным из камня. Он не мог шевельнуть им, чтобы сказать, чтобы произнести вслух эту правду. Он знал её, он смирился с ней, но произнести это самому…       — Его нет, — хриплый шёпот всё-таки слетел с губ. И тотчас, закрыв лицо руками, Вэй Ин повалился вперёд. Он хотел упасть на эти доски, хотел разбить об них руки, ноги, всего себя. Чтобы физическая боль затмила боль от его потери.       Но вдруг чьи-то руки, совсем не шицзе — сильные, твёрдые, тёплые — поймали его. И рассыпавшееся в прах сердце Вэй Ина каждым своим кусочком отозвалось, узнало и закричало.       Не открывая глаз, боясь спугнуть этот образ, Вэй Ин со всей силы вцепился в поймавшего его человека и прижал ухо к чужой груди. Вот оно — ровное гулкое биение сердца. Знакомое. Родное. И удары в его собственной груди, быстрые, отчаянные, вдруг синхронизировались с этим звуком, став одним целым.       — Не оставляй меня, — рвано выдохнул Вэй Ин, чувствуя подступающие к горлу слёзы.       Он не выдержит, если потеряет его снова.       — Лань Чжань… Не уходи. Не бросай меня. Ты обещал, обещал мне…       Сильные руки крепче сжали его в ответ. По-прежнему не открывая глаз, Вэй Ин потянулся вверх, носом отыскал тёплую шею и потёрся об неё. Запах сандала, живой, любимый, заполнил лёгкие.       — Лань Чжань, — прохныкал Вэй Ин.       И проснулся.       Он открыл глаза, чувствуя жжение век, и его грудь сжималась от тяжести. Перед его глазами возникла полутёмная обстановка цзинши. Повернув голову, он понял, что заснул, сидя за столом, и рука его всё ещё держалась за ладонь Цзинь Лина. Юноша тоже задремал, но даже во сне поза его оставалась неудобной и напряжённой. Но он не отпустил Вэй Усяня. И, глядя на их сцепленные руки, Вэй Ин ощутил, как вскрывается в душе очередной порез.       Тихо выпутав руку из хватки племянника, Вэй Ин поднялся, помог принять юноше горизонтальное положение на подушках, а после притащил из спальни одеяло и накрыл его. А сам вытащил флейту и начал играть. И музыка плакала вместо него. Об утраченном сне и о людях, что остались в живых лишь там.       Наутро Цзинь Лин вернулся домой, и Вэй Ин на прощанье обнял его так крепко, как мог, без слов говоря «спасибо». И Цзинь Лин, немного помешкав, обнял его в ответ.       Следующие несколько дней Вэй Усянь провёл между сном и страданиями. Он не плакал и не кричал, но тихо поскуливал, как раненый зверь, прижимая к сердцу лобную ленту. Его тело чрезмерно потело, а сердце стучало так громко, что заглушало все иные звуки, и Вэй Ин почти надеялся, что оно разорвётся.       В очередной раз он проснулся от того, что яркое солнце слепило прямо в его лицо. Раздражённо швырнув подушку в сторону луча, он отвернулся, пытаясь вернуться назад в небытие, но его сознание уже очнулось. И ощущение пустоты тотчас сдавило грудь.       Ты здесь.       Ты снова здесь. Ты вновь проснулся.       И Лань Чжаня по-прежнему нет. Это был не сон.       Потерев глаза, чтобы разлепить ресницы, Вэй Ин скатился с кровати на пол и пролежал так несколько минут, глядя в потолок. Знакомая тяжесть под сердцем и ком в горле заставили его начать шумно дышать, чтобы удержаться на краю и не разбиться. Он не мог позволить себе начать плакать. Иначе он просто не сможет остановиться.       Наконец, успокоившись, он поднялся и, пошатываясь, поплёлся к бочке. Даже не подумав согреть воду, он забрался внутрь и нырнул с головой. Было бы так просто позволить себе отпустить всё это, открыть рот, перестать задерживать дыхание и позволить этому потоку унести себя, заполнить лёгкие, смыть его боль и его жизнь. Подобные мысли не раз приходили в замутнённый разум. И иногда Вэй Ин хотел этого так сильно…       Но потом, каждый раз, через тьму в его голове, словно голубой блеск Бичэня прорывался образ Лань Чжаня. Его глаза, излучающие свет и любовь, смотрели так мягко, так печально, словно настоящие. И Вэй Ин просто не мог. Не под его взглядом.       Даже после своей смерти Лань Ванцзи продолжал защищать его.       Тихо-тихо Вэй Ин вышел из цзинши.       Уже было за полдень, и от яркого солнца тот немногий снег поздней осени успел растаять. Несколько человек в белых одеяниях, заметив Вэй Ина, приветственно кивнули ему. Вэй Ин молча сделал то же самое. Пока он шёл, никто из детей или учеников постарше не попался на его глаза. Должно быть, они проводили послеобеденные занятия — кто в библиотеке, кто с мечом или луком, кто на музыкальных инструментах.       Рука Вэй Ина машинально скользнула к поясу, и лишь тогда он понял, что не взял флейту. Более того, он даже не помнил, где оставил её. Или свой меч. Но зато он знал, где был гуцинь.       Кроличью полянку окутывала тишина. Летние пышные травы сменились редкими осенними кустиками. На некоторых из них, тех, что были в тени, ещё поблескивали капли растаявшего снега. Лёгкий ветер шептался в деревьях. Заметив Вэй Ина, он спрыгнул с ветки, проскользил по его голове, растрепал и без того лохматые волосы, перепутал с их прядками красную ленту.       Маленькие белые комочки кроликов беспечно скакали вокруг, пожевывая травку и явно радуясь отсутствию снега. Заслышав шаги, они замерли, все как один, и повернули свои щекастые головы в сторону Вэй Усяня. Словно вечность они смотрели друг на друга, а после зверьки, опустив ушки, вернулись к своим делам.       Не тот человек пришёл.       Вэй Ин на мгновенье закрыл глаза.       Он помнил, как кролики любили Лань Чжаня. Из всех они узнавали его, они выделяли его, признавали своим хозяином, своим отцом. Они бежали за ним, провожая до барьера, не желая отпускать. Они ластились к нему, как ручные котята, как малые детишки, ползли на колени, подставлялись под его ладони, прыгали на его сапоги, цеплялись за полы одежды. Ждут ли они до сих пор его возвращения? Ведь они не знают.       Шумно втянув воздух через нос, Вэй Ин закрыл лицо руками.       Лань Чжань не вернётся.       Он не вернётся, и никогда больше не погладит своих кроликов. И своего Вэй Ина.       Всё закончилось. Этого просто больше никогда не будет. Никогда, и как с этим смириться?       Медленно, чтобы ни на кого не наступить, Вэй Ин пробрался к тому дереву, под которым всегда сидел с Лань Чжанем, и почти рухнул на землю. Поджав колени к груди, он уткнулся в них лицом, обхватил руками и затих. Лишь неровное дыхание да хруст кроликов, жующих траву, остались единственными звуками в мире.       Солнце грело, пусть и своим особым почти зимним теплом. Но оно не достигало сердца Вэй Ина.       Он скучал по Лань Чжаню. По запаху его волос, по его тёплому дыханию на своей коже, по его рукам, таким нежным, но таким сильным. По его молчанию и его вечному «Мгм». Вэй Ин скучал так сильно, что порой не мог дышать.       Кто-то мягко толкнул его в ногу. Чуть приподняв лицо, Вэй Ин заметил белого кролика. Должно быть, тот его вспомнил и сейчас спрашивал, куда он забрал Лань Чжаня, почему они не пришли вместе, как всегда.       Горло горело.       Ещё один кролик прискакал и уставился на Вэй Ина своими красными бусинками глаз, будто спрашивая: «Где наш кроличий папа?»       Где ты, Лань Чжань? Разве ты не знал, что мы рассыплемся, если ты уйдёшь? Все мы — твой брат, твой дядя, твой сын и твои кроличьи детки. Твой муж.       Схватив одного крольчонка, Вэй Ин усадил его себе на колени, а затем уткнулся лицом в его мягкое белое брюшко. Обычно зверьки всегда вырывались из его рук, лишь порой неохотно позволяя держать себя под строгим взглядом Ванцзи. Но сейчас кролик вдруг замер, будто зная, будто понимая что-то важное.       Вэй Ин чувствовал его живое тепло под своим лицом, как поднимался и опускался его животик, и так сильно, так сильно хотел отпустить своё горе и позволить себе разрыдаться.       Но он не стал. Нет. Нельзя.       Оторвав лицо от кролика, он прижал малыша к груди и, свернувшись, как улитка, замер. И время вокруг него тоже остановилось.       А затем — вечность спустя — раздались шаги.       Вэй Ин поднял голову — шея затекла, должно быть он просидел здесь не один час. Кролик в его руках навострил ушки и издал тихий фырчащий звук.       У края полянки топтались младшие ученики. Им всем было не больше тринадцати лет, в своих белых ханьфу, с большими напуганными глазами они выглядели как превратившаяся в людей кучка кроликов. Растерянные, несчастные они явно не знали, как себя вести. Вэй Ин давно не покидал цзинши. И не было человека в Гусу, кто не знал бы его. В руках нескольких виднелись корзинки с едой для кроликов.       Несколько минут они просто смотрели. Вэй Ин хотел сказать что-нибудь или хотя бы улыбнуться этим детям. Он пытался, но его сердце болело так сильно, что губы не могли шевельнуться даже чуть-чуть. И всё, что он мог, это просто моргать и глядеть в ответ.       Один из мальчиков, Лань Цзе, первым подошёл к нему и опустился рядом на траву. Он ничего не сказал, лишь поставил на землю корзинку и погладил того кролика, что был на руках Вэй Ина. Движения его маленькой ручки были ласковыми и мягкими.       Как у Лань Чжаня.       И затем в какой-то миг все эти дети вдруг оказались вокруг Вэй Ина, словно защитная стайка. Они окружили его, и кролики сбежались к ним, приманенные едой. Пока дети кормили зверьков, они негромко рассказывали о своих занятиях, о том, как у одного мальчика впервые получилось победить в спарринге Лань Цзинъи, что было, несомненно, почётно — одержать верх над более опытным и старшим адептом, о том, какие красивые книги привёз Лань Сичэнь недавно — подарок ордена Не, о том, какой изумительный на днях был снегопад и о том, что из-под скалы на востоке территории Облачных Глубин пробился новый родник.       Вэй Ин слушал, глядя как кролик жуёт лист салата, и слова едва ли затрагивали его разум.       — Вот это скорость, Лань Чжань! — рассмеялся Вэй Ин, когда листок капусты в его руке был уничтожен кроликом за пару секунд. — Такой кроха, а такой ненасытный. Как думаешь, я бы смог съесть быстрее?       — Смешно, — фыркнул Лань Чжань, но в глазах его сияла улыбка. Он сидел на коленях, и кролики белой тучей сгрудились вокруг него. Сейчас один из них, самый везучий, забрался на руки, и Ванцзи нежно почёсывал его между ушками. Малыш зажмурился от счастья и разве что не мурлыкал.       Вэй Ин ухмыльнулся. Он сам растянулся на траве на животе рядом с мужем и подбрасывал еду из корзинки кроликам, надеясь тем самым переманить их на свою сторону. И сердце его плавилось от обожания, когда он смотрел, как Лань Чжань балует крольчат своей лаской. Такой милый.       — Нет, я серьёзно, — он не желал отставать, заинтересовавшись подобным вопросом. — Лань Чжань, ну, Лань Чжань. Если я съем быстрее, чем кролик, ты почешешь меня за ушком так же, как его?       — Вэй Ин.       Лань Чжань тихо покачал головой. А потом отпустил кролика и безо всякого предупреждения протянул руку, а затем ласково погладил Вэй Ина по щеке.       — Вэй Ину не нужно соревноваться с кроликами, — заявил он.       Вэй Ин звонко рассмеялся, чтобы скрыть смущение. Поразительно, как Лань Чжань всегда так действовал на него. От этой искренности, этой честности всё в Вэй Ине загоралось и трепетало.       — Не флиртуй со мной перед нашими детьми, — воскликнул он. — Они ещё слишком юные, чтобы слышать подобное!       Лань Чжань слегка свёл брови.       — Не флиртовать? — переспросил он, хотя Вэй Ин прекрасно знал, что он слышал всё и с первого раза.       — Именно.       — Ладно.       Лань Чжань наклонился и прежде, чем Вэй Ин успел понять, накрыл его губы своими.       — Ааа! Лань Чжань! Что я сказал! — голос Вэй Ина сделался тоньше, стоило их поцелую прекратиться. Но молчать он всё равно не мог.       Глаза Лань Чжаня казались темнее и будто смеялись. Прекрасно. Завораживающе. Волшебно. Если бы Вэй Ин стоял, его ноги бы точно дрожали.       — Это не флирт, — спокойно заявил Ванцзи.       Иногда Вэй Ин всё ещё поражался тому, насколько бесстыдным мог быть его муж с таким идеальным строгим равнодушным лицом. Всё это было для него ещё таким новым — они лишь недавно вернулись в Облачные Глубины после своего побега из храма Гуаньинь и последующих путешествий. И порой Вэй Ин не знал, где стоит остановиться, чтобы не совершить что-то ужасное, что ему точно не простят и после чего его выставят.       — Нет? — переспросил он, чувствуя подступающий к лицу жар.       — Мгм, — согласился Лань Чжань.       — Ладно. Дети, всё равно закройте глаза.       И, хотя ни один кролик не послушался, Вэй Ин потянулся вверх, и на полпути губы Лань Чжаня встретили его.       Резкая боль заставила взгляд Вэй Ина сфокусироваться и рывком вернула его в настоящее. Кролик в его руках извивался и кусался, намереваясь обрести свободу. Губы Вэй Ина всё ещё цеплялись за тот призрачный поцелуй, и он, почти не осознавая действия, расцепил пальцы, позволяя зверьку тотчас улизнуть.       Голоса детей отчего-то разом стихли. Они смотрели на него, Вэй Ин знал это, хоть и не видел. Рассеянно он поднял к груди руку, задрал рукав и ладонью обнял белую ленту. А затем прижал её к сердцу.       Всё, что у него осталось. Только лента да воспоминания. Да ещё — стайка белых кроликов.       И тогда зазвучал чей-то плач. Тихий-тихий, но горестный. И за ним, один за другим, зарыдали другие дети. Они плакали так, как Вэй Ин не мог себе позволить, они рыдали горько и безудержно, как это свойственно детям. Обнимая кроликов, цепляясь за локти и ханьфу Вэй Ина. Они плакали и говорили ему утешающие слова. Они обещали, что всё будет хорошо, что всё наладится. Они убеждали его, что сделают для него всё, что помогут ему, что будут рядом, что он не один.       Запрокинув голову назад, так, что затылок ударился о ствол дерева, Вэй Ин поднял глаза к небу.       Если там есть что-то — Судьба, Небеса, Рок, Боги — если правда есть, как хватило им совести сделать подобное, как могли они забрать у этого мира Лань Чжаня? Неужели они не знали, сколько страданий это принесёт, скольких людей ранит?       Лань Чжань.       Ты мне так нужен.       Ты так нужен нам.       Почему же ты не с нами?       Боковым зрением Вэй Ин заметил вспышку белого слева. Повернув голову, он увидел Лань Цижэня и Лань Сичэня. Они стояли поодаль и смотрели. Лицо старика странно исказилось, словно он хотел заявить о нарушении правил, но сдерживал себя. Глава ордена был тих и печален. Когда их взгляды встретились, Вэй Ин кивнул и тихо закрыл глаза.