***
Предполагается, что спутники перемещаются вокруг планеты, связанные силой гравитации, по заранее определенному или заранее рассчитанному пути. Они здесь, чтобы продолжать блуждать. Искусственные спутники Земли недолговечны. Они должны наблюдать, внимательно следить, а затем в конце концов уйти. Их здесь нет, чтобы собирать вечную коллекцию. Они временные и практически не влияют на Землю. Они, как следует из названия, искусственные. Их пути не определяются космическими энергиями, судьбой или чем-то еще. Их здесь нет, потому что они не должны были быть вечно, они здесь потому, что была временная необходимость. Известно, что планеты имеют более одной Луны. Но не все. Для некоторых есть только одна. Как Земля, у которой только одна Луна, предназначенная остаться навсегда. Предназначенная для вселения надежды и верности и призванная быть символом любви. Для Земли есть только одна Луна. И это вечная правда. Ничего другого не должно было быть.***
— Тук-тук, Шерлок, — сладкий голос говорит ему из кромешной тьмы, которая покрывает большую часть теплицы. Он, наверное, дурак. Нет, наверное, конечно. Он готовится к поединку с убийцей, который, как известно, никогда не ошибается, ну, большую часть времени. — Ты знаешь, что это я, — он говорит и мгновенно меняет свою позицию. Но что-то внутри него говорит ему, что она все равно не собирается его так убивать. Ей нужно, чтобы он повернулся к ней лицом. — Выйти на свет? — Разве это не было бы немного… унизительно? — Не собираюсь так легко тебя убивать, Холмс. Нам нужно поговорить, — она делает паузу и добавляет, — и тебе нужно увидеть, — последнее предложение несет в себе юмор, и Шерлок знает почему. Конечно, ей нужно, чтобы он увидел Джона, возможно, уже мертвого, или, если ему очень повезло, едва живого. Он держит руку как можно устойчивее и пытается дышать, потому что не может делать и то, и другое одновременно. Не потому, что Мэри Моран стоит с улыбкой и с нацеленным на него пистолетом. Но поскольку Джон там, слишком близко и одновременно так далеко, Шерлок, вероятно, не сможет в конце концов прикоснуться к нему. — Привет, — он говорит, не упуская ни секунды. — Привет. Ты выглядишь дерьмово. Много проблем? — она широко улыбается, лишенная человеческого тепла. — Не-а, — Шерлок пожимает плечами. — Не могу жаловаться. Отличное гостеприимство по дороге, красивая приветственная вечеринка, — говорит он, неопределенно показывая перед собой. — И приз в конце, — она отступает в сторону, обнаруживая комок на полу — связанные ноги и скованные запястья, делающие его похожим на сверток. Но хуже всего не веревки, а сам человек. Шерлок не может видеть достаточно, но быстро осознает, что видит более чем достаточно. Более чем необходимо, чтобы его ладони горели как лед, и все внутри него пыталось кричать. — Ой, посмотри на себя. Весь потрясен и обеспокоен за хорошего доктора, — она хихикает. — Я видела это лицо раньше, чем ты узнаешь, — она щелкает языком. — Теперь я вспомнила. — Какое лицо? — рефлекторно спрашивает Шерлок. Потому что разговоры не в приоритете. Даже пистолет, который он пытается направить на женщину, смотрящую на него холодными глазами. Приоритетом является человек, скомканный на полу, и безмолвная мольба о том, что легкое движение человека вызвано дыханием, а не трюком, который его глаза пытаются с ним разыграть. — Твое лицо. — Что с этим не так? — спрашивает он сквозь зубы. — Все в нем до восхищения отвратительно. — В самом деле? — Да уж, — она выглядит удивленной. — Агония, уязвимость. Ты даже не знаешь, как каждый раз выглядишь. Я никогда не устаю смотреть это. — На самом деле понятия не имел, что смотреть на мое лицо так забавно, — говорит Шерлок, глядя прямо на нее. — Это, знаешь ли. Слишком. Ух, — она корчит гримасу, — достаточно, чтобы меня на мгновение не волновало, что мой босс снес себе голову. Или когда вы пытались взорвать весь бассейн, — она облегченно фыркает. — Ох, это было так близко. — Ты обычно так много говоришь? — Я делаю это, когда дело касается чувствительности. Когда достаточно, чтобы подразнить. Типа, — она слегка указывает на Джона, — тот парень там. Ты даже не можешь понять свои чувства к нему, не так ли? Жалко, что ты с этим не справился. Количество напряжения вокруг вас двоих… Шерлок на это не отвечает. Нечего сказать. Он смотрит мимо Мэри и желает быть немного ближе. Просто, чтобы увидеть Джона. Потому что все, что он сейчас может видеть, — это макушка и тревожное количество крови, медленно скапливающейся рядом с телом. — Он жив. Пока, — Мэри говорит, как будто она читала его мысли. Не то, чтобы это было слишком сложно читать. — Он будет жив, — Шерлок отвечает. — На самом деле он перестал жить довольно давно, знаешь ли, — она скривила губы. — О чем ты говоришь? — Тебе следовало видеть его лицо, когда я рассказывала ему о том, что ты жив. Что ты достаточно эгоистичен, чтобы заставить его думать, будто ты умер, — на ее губах расплывается дьявольская ухмылка. — На это было завораживающе смотреть. — Ты больная. Ты знаешь это? Мэри даже не замечает его слов, вместо этого она подходит ближе и продолжает говорить: — Я думала, ты любишь его. Как ты мог с ним так поступить, Холмс? — Заткнись, заткнись! — Шерлок почти кричит. — Это вас не касается. — Это не так? Тогда что меня беспокоит? — Твоя жизнь. — Это никогда не было проблемой, — она усмехается. — Здесь никого нет, кроме меня, тебя и твоего почти мертвого дружка. — Прямо сейчас так и должно быть. Ты слышала это? — Я ничего не слышу, — она говорит уверенно, но что-то в выражении ее лица колеблется. — Мы могли бы сделать это тихо, знаешь ли, — Шерлок медленно говорит. — Тебя было трудно выследить. Но я собирался провести переговоры. Предложить небольшую помощь, стирающую твои прошлые грехи. — И всю жизнь в тюрьме, — ее лицо становится холодным как камень. — Разве вы не забыли об этом упомянуть? — Это тоже. — Я отказываюсь. Я бы отказалась при любых обстоятельствах. — Подумай о своем муже, — Шерлок ведет переговоры. — Мы следим за ним. — В самом деле? — Мэри морщит нос. — У вас нет ничего лучше? Думаешь, меня это вообще волнует? — Не следовало даже упоминать об этом. Виноват. — Да уж. — Так ты готова к тюрьме? — Нет. — Тогда, как ты собираешься этого избежать? Потому что нет выхода отсюда живой, если ты не сдашься. — Я не буду. Очевидно, — она немного улыбается. — Удачи с мертвым солдатом, Холмс. Громкий хлопок, брызги крови, запах пороха — на земле лежат два тела.***
— Я не думал, что пуля попала в меня так сильно, — с болью говорит Джон, когда Шерлок дрожащими руками пытается развязать веревки. — Она сказала, что это просто ссадина. Я не думал, что мог умереть от этого. Она лгала. — Джон, не спи, пожалуйста, — Шерлок сильно бьет Джона по лицу и тут же сожалеет об этом. — Это больно, — Джон слабо протестует. — По крайней мере, они прислали тебя. Я знал, что она лжет. Ты не жив. Но, по крайней мере, ты здесь. — Джон. Джон! Шерлок не знает, в какой момент весь словарный запас, который он когда-либо выучил, завершился одним-единственным словом, одним слогом, таким обычным и таким простым. Это было с того момента, как обладатель этого имени посмотрел ему в глаза и протянул ему телефон. Он думал, что это просто случайный интерес, но это не так. Это было какое-то космическое дерьмо, которого он никогда не поймет, а сейчас ему все равно. Не умирай ради меня. Не умирай ради меня. — Я так долго тебя ждал, — Джон улыбается и закрывает глаза. Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя. Он не знает, чувствует ли он даже пульс Джона или же его собственный. Слова теряются в слезах, любовь льется кровью, а обещания размываются в неуверенности. Шерлок не слышит приближающихся шагов. Или голоса, громко просящего его подтвердить свою личность. Потому что он может почувствовать вкус только собственных слез и крови на губах Джона. Потому что он не знает, почему он целует Джона, когда Джон не может его поцеловать. Или, может быть, он знает, может быть, причина в нем самом, во всех его неправильных выборах, во всех неправильных путях, потому что он всегда чертовски опаздывал во всем.***
Шерлок не может вспомнить, когда в последний раз Джон смотрел ему в глаза или когда он сам осмеливался посмотреть в его глаза. Потому что ничего этого не произошло за последний месяц, большая часть которого, конечно, была потрачена Джоном, пытаясь восстановить контроль над своей ногой, а Шерлок просто наблюдал издалека. Джон попросил Майкрофта не позволять Шерлоку общаться с ним. Сказать ему, что он еще не готов. Шерлок ожидал худшего, потому что был уверен, что останется в квартире один, а Джон найдет себе место где-нибудь еще, что, конечно, было логично. Но он здесь. Он до сих пор ходит по квартире с костылем. Он все еще игнорирует просьбу физиотерапевта не подниматься по лестнице. Он напевает и завтракает. И он не признает Шерлока, но интенсивность, вероятно, меньше, чем то, насколько Шерлок пытается избежать его. Но, по крайней мере, сейчас Джон выглядит лучше. По крайней мере, он не привязан к вешалке для капельниц и не выглядит как человеческий скелет, покрытый кожей. Шерлок никогда раньше не видел Джона таким, и он, вероятно, покончит с собой, прежде чем когда-либо снова увидит его таким. Тогда он посмотрел на лицо Джона, потому что Джон не оглядывался, и это было легче. Он садился у своей кровати и считал вдохи, и нет ничего более мирного, чем это. Но если он сейчас посмотрит на Джона, есть шанс, что Джон оглянется, а Шерлок не знает, что будет в глазах Джона, он не хочет знать. Не потому, что он разлюбил Джона, а потому, что есть шанс, что Джон, возможно, разлюбил его. — Ты проводишь здесь слишком много времени. Я уверен, что этот диван не лучше твоей собственной кровати, — голос Лестрейда заставляет его проснуться от глубокого сна. Это не вина сна. Существует предел того, как долго человеческое тело может функционировать без капли сна. — Я в порядке, Гэвин. — Нет. Ты пускаешь слюни на диван, выглядишь ужасно, и тебе нужно поговорить, — говорит Лестрейд на одном дыхании довольно сердито. — С кем? — огрызается Шерлок. Лестрейд прищурился. — Он даже не признает, что я живу в квартире. Как будто я привидение. — Ты оно и есть, — Лестрейд отвечает. — Спасибо за подтверждение, — Шерлок закатывает глаза и встает с протестующими конечностями из-за неудобного положения, в которое он их поставил, дремля на диване. — Послушай, Шерлок, даже ты не можешь быть таким тупым, правда? — Лестрейд звучит достаточно взволнованно, чтобы Шерлок вздохнул. Все так переживают за него. Не о нем всем следует беспокоиться. Человек с очередным пулевым ранением в теле и разбитым сердцем — вот человек, о котором все должны беспокоиться. — В наши дни все ужасно критически относятся к моему интеллекту. Вы, миссис Хадсон, Молли, мой всезнающий брат. — Потому что ты подаешь признаки этого. — Интеллектуальная деградация? — Шерлок усмехается. — Едва. — Да. Неважно, если ты этого не принимаешь. — Предложения? — Просто поговори с ним, — Лестрейд в отчаянии вскидывает руки. — Потому что это не похоже на меня, когда все подтверждается объятием или случайными людьми, которых можно напугать, а затем ожидать, что все будет хорошо. — Я полагаю… да, — Шерлок вздыхает и опускает взгляд, чтобы посмотреть на свои руки. — Это Джон. Это… может, это прозвучит банально, но он твоя вторая половинка. И это глупо с твоей стороны, если ты думаешь, что он так легко выдержит предательство. — Я не предавал, — Шерлок вздыхает. — Не знаю, что я думал. — Не говори, что ты его не предал. Потому что ты это сделал. Достаточно, чтобы он забыл о своей этике, перестал заботиться о себе и оплакивал тебя тогда только для того, чтобы обнаружить, что ты жив и становишься лучше. — Мне не лучше. — Он знает это? — Нет. — Попробуй рассказать ему. И если я снова увижу тебя в своем офисе, я тебя арестую. А теперь пошел отсюда. Он делает, как ему говорят. Почти. Он не возвращается в офис Лестрейда следующие четыре дня. Он остается в квартире. Не смотрит прямо на Джона, смотрит, как он разговаривает с миссис Хадсон. Наблюдает, как он готовится к прогулке, которую предложил физиотерапевт. Наблюдает, как он сидит в кресле напротив, и не может собраться с духом, чтобы даже завязать разговор, не говоря уже о прощении. Но в конце четвертого дня что-то меняется, когда он меньше всего этого ожидает. Обычный день. Ничего особенного в нем нет. Шерлок решает, что невозможно провести день слишком далеко от Джона. Поэтому он садится на свой стул напротив Джона, закрывает глаза и пытается не думать о Джоне, и ему почти не удается. Как будто он даже пытался добиться успеха. Шум пробуждает его ото сна. Шерлок открывает глаза и видит Джона, стоящего перед ним с кружкой чая, и на мгновение или неловкое количество секунд он забывает, что делать. Что люди делают с чашкой чая в такой ситуации? — Я почти уверен, что все сделал правильно. Ты можешь взять это, — Джон говорит впервые с тех пор, как он вернулся, с тех пор, как они вернулись. И впервые Шерлок осмеливается смотреть прямо в глаза Джону и обнаруживает, что не знает, что за ними скрывается. Джон поднимает бровь и снова показывает на кружку, и Шерлок берет ее, держа ее как можно более дилетантски и при этом чуть не обжигая себя, в результате чего кружка падает на пол. Чудом не ломается. — Сожалею. Я просто уберу, — Шерлок бормочет и встает, лихорадочно ища что-нибудь, чтобы навести порядок. Может быть, не только пятно от чая на ковре, может, все, все. Никакая тряпка не достаточно велика, чтобы убрать беспорядок за два года, разбитые сердца, мусор, который он оставил после себя, и не позаботился о том, чтобы оглянуться назад. — За что ты извиняешься? — спрашивает Джон сзади. — Все хорошо. Аварии случаются. Ты был достаточно идиотом, чтобы держать такую чашку. — Я прошу прощения. За то, что был тем идиотом, который думал, что все хорошо знает, — Шерлок, наконец, набирается храбрости, чтобы встать перед Джоном и не чувствовать, что он умрет. — Ты? — медленно спрашивает Джон. И вот тогда его ноги сдаются. Прежде чем он даже осознает, что он оказывается на земле, стоит на коленях и сжимает колени Джона, как будто они последнее, что может удержать его жизнь, что на самом деле правда. И он плачет, плачет и не может остановиться, и слова вылетают из его уст как вулкан, и он очень надеется, очень надеется, что Джон хотя бы частично понимает это. — Мне очень жаль, мне жаль, мне жаль всего, через что я заставил тебя пройти. Я этого не стою. Я не заслуживаю от тебя даже прощения, но ты должен знать, что мне очень жаль, — все его тело превратилось в хрупкую ветку и, если Джон не позволит ему держаться за себя, Шерлок понятия не имеет, что он будет делать и куда он пойдет оттуда. Он не знает, сколько времени проходит, но когда рыдания превращаются в икоту, он чувствует мягкое прикосновение руки к его голове и слышит, как нежный голос пытается его успокоить. — Все хорошо, — говорит Джон и становится перед ним на колени. — Нет, это не так. — Я говорю, что это так, — рука на его подбородке заставляет его смотреть вперед, и снова появляются эти глаза: синие, тяжелые и более запавшие, чем раньше, но он говорит те же невысказанные слова. Возможно, он ошибается, но, вероятно, нет. — И когда я говорю, что это так, все должно быть хорошо. — Я прошу прощения. — Тебе следовало это сделать, да. — Ты должен быть злее, чем сейчас. — Что в этом интересного? — говорит Джон, медленно придвигаясь к Шерлоку. — Если я уступлю этому, никто из нас не выиграет. Я ударю тебя до крови, наверное, сломаю тебе нос и поставлю синяк под глазом, но что это мне даст? — поднимается рука, чтобы мягко убрать волосы Шерлока с его глаз. — Я не должен этого делать. Никогда. — Я этого заслуживаю, — отвечает Шерлок, подавляя рыдания, которые угрожают снова всплыть на поверхность. Хотя он мог снова плакать. В этом нет ничего постыдного. — Но тебе не следовало делать это для меня. Я оставил здесь часть себя, так что мне было к чему вернуться. — Какой кусок ты оставил, — Джон смеется. — Недооценка с моей стороны. Как много всего, — Шерлок вздыхает. — Я ожидал чудес. — Ты думаешь, я никогда не ожидал чуда? — голос Джона мягкий и успокаивающий, и все, чего ему не хватало. — Я знаю, что ты это делал. Я видел тебя, — Шерлок опускает взгляд. — Я слышал тебя. — Был в тот день на кладбище, не так ли? — Джон усмехается. — Мертвец слушает свой панегирик. Это довольно жутко. Хотя меньше, чем притворяться мертвым. Шерлок не отвечает на это. — Жестоко, Шерлок, так жестоко… — Джон вздыхает. — Но я не злюсь. Даже не удивился. Со мной много чего не так. — Я должен был быть мертвым. Чтобы ты был в безопасности, — Шерлок бормочет и надеется, что Джон не слышит, потому что, какой бы ни была причина, этого было недостаточно. — У меня не было возможности сказать тебе это. — Кто-то уже сделал, — Джон отвечает. — Когда я лежал окровавленный на полу, кто-то просветил меня о вещах, которые никто никогда не думал мне рассказывать. Единственное хорошее, что она сделала. — Ой. Ее, — Шерлок подавляет желание спросить, что еще она ему сказала. — Да уж, — Джон звучит отстраненно, — она много надо мной издевалась и пыталась заставить меня понять, что ты определенно жив, но я ничего не понимал. Она была очень разочарована. — Я… — Шерлок поднимает взгляд. — Позволь мне закончить, — говорит Джон совершенно нерезким тоном. Но этого достаточно, чтобы заставить его замолчать. — Я ждал тебя, — нерешительно говорит Джон. — Не для тебя, я думаю, а для какого-то чуда. Я просыпался день за днем и ожидал, что ты будешь ходить по квартире, какой-то неудачный эксперимент на столе. Мне очень жаль. Прости. — Я смотрел на лестницу и ждал, что ты войдешь в комнату в любую минуту. А когда ты этого не сделал, я хотел убить себя. К тому времени ты, наверное, уже успел пройти полмира. Я никогда не верну твоего доверия. — Я люблю тебя, Шерлок, — в голосе Джона слышится нотка печали, которой не должно быть после заявления. Но есть. И это убивает Шерлока изнутри, что причина в нем и в том, что он сделал. — Я любил тебя, кажется, вечно, и я был идиотом, никогда не говорил этого вслух. — Я тоже тебя люблю, — выпаливает Шерлок, и на мгновение он не может быть уверен, действительно ли он сказал это вслух. — Теперь я это хорошо знаю, — Джон улыбается. И с этим предложением Джон внезапно становится ближе. Раздается крошечный, почти беззвучный вздох. И губы прижимаются к губам Шерлока. Прошел месяц и двенадцать дней с тех пор, как он почувствовал вкус крови на губах Джона, Джон этого не знает. Воспоминания об этом сейчас почти смутны. Может, он думал, что это случилось. Но, вероятно, это было в его голове, как и многие мысли, связанные с Джоном. Один месяц и двенадцать дней с тех пор, как он технически снова был жив, и рядом с ним было еще одно живое тело, возвращающее то, что он всегда хотел, или беря то, что он всегда хотел дать. — Ты думаешь. Я знаю о чем, — Джон приоткрывает губы достаточно, чтобы пробормотать слова Шерлоку в рот. — Что я думаю? — Что, если бы я это почувствовал в теплице, — небольшой призрак поцелуя на его губах. — Я сделал это. Я только что подтвердил, что мне не снилось. — Знаешь, я этого не стою, — Шерлок пытается отойти от близости, но рука на его плече убеждает, что он не может. Он уступает. — Я не достоин самоубийственной миссии. Столько страданий, пуля. Учитывая, что я солгал тебе. — И я думал, что никогда не стоил ничего хорошего, — Джон почти ползет к нему на коленях и морщится при этом. Есть пулевое ранение, все еще заживающее. Но его лицо светится… счастьем? Шерлоку так повезло? — Посмотри на нас обоих, Шерлок Холмс, — Джон улыбается. — Ты… — сердце Шерлока бьется сильнее, чем должно быть, но, вероятно, недостаточно. — Счастливый? — Я так понимаю, — шепчет Джон. — И если ты снова не сделаешь что-то безрассудное, что поставит под угрозу любой шанс на это счастье, я сделаю это. Мы будем, — он улыбается мягкой улыбкой. — Это потребует времени и терпения, но я знаю, что со временем все наладится. Джон переплетает пальцы Шерлока и смотрит ему в лицо, чего-то ждет. Подтверждение? Обещание? Что Шерлок будет вести себя так, чтобы счастье оставалось и росло, и я мог стать нами, и все могло стать сбалансированным уравнением органического сосуществования? Шерлок может попробовать. Он может учиться. Все для Джона. — Кто-то сказал мне, что я недостаточно тебя ценю, — робко говорит Шерлок. — Ты не знал раньше? — Джон игриво приподнимает бровь. — Я знал, — Шерлок улыбается. — Он только что подтвердил это. — Кто он? Послать ему букет цветов? — Джон целует Шерлока в нос. — Или, может быть, отрубленная часть тела. Зависит от того, что он предпочитает. — Он лама с экстраординарными способностями. И ему ничего не нужно, — Шерлок усмехается. — Части тела будут полностью потрачены на него. — Хорошо знать, — Джон хихикает. — Что еще он сказал? — Он поставил на это печать, — медленно говорит Шерлок, глядя на завораживающую темноту в глазах Джона и морщинку вокруг его глаз, на восхитительную изгибающуюся сторону его губ, когда он смотрит на Шерлока со всей любовью в глазах. Это красиво и стоит всего. — На что? — спрашивает Джон. — Что ты для меня единственный, — Шерлок чувствует себя достаточно уверенно, чтобы обнять Джона. И это кажется полным. — И я единственный для тебя. Вроде как Земля и Луна. — Предназначены вечно окружать друг друга. Звучит страшно, — Джон смеется. — Кроме того, солнечная система? Значит, ты об этом знаешь? — Это не страшно, Джон. Вообще, — Шерлок уткнулся лицом в плечо Джона и вдохнул. Дезинфицирующее средство для рук, нафталиновые шарики, эрл грей, лимонное мыло, завтрак. Восторг. — Солнечная система по-прежнему бессмысленна. — Кто из нас тогда является планетой? Джон обнимает его нежно, но так сильно, что мир на мгновение замирает. — Ты, конечно. И я буду идиотской луной.