Рождённый пилотом

В общем, наушники полетели на пол кабины, предварительно деформировавшись под влиянием Силы. В принципе, информация, звучавшая в эфире, не была настолько критичной (новое построение сложно не заметить), но Люк не хотел усугублять ситуацию ещё сильнее. И о своëм проколе он никому не скажет, даже если спросят — хотя его вполне могут казнить, как только он ступит на борт Исполнителя, и ответы уже никому не понадобятся. «Ранх… Всë очень плохо?» Чем ближе был отцовский суперразрушитель, тем сильнее в Скайуокере нарастало волнение. Липким комком оно поднималось из глубины души, в голове всплывали неуловимые видения о Мустафаре, а ещë невольно вспомнилось, что Вейдер был самым принципиальным, неподкупным и честным гранд-адмиралом. Да и Кариган сразу заговорил про трибунал… «Твой отец сошëл с ума после новостей о твоей смерти. В личном составе ежедневные потери. Нашу атаку остановил Пиетт, это решение будет стоить ему жизни. Но ты здесь, и я поставлю на твою удачу, Скайуокер. Придумай что-нибудь». Люк мысленно простонал — кажется, на нëм аномальное семейное везение закончилось. Часть его сознания надеялась на то, что у адмирала был какой-то план, но сыновье-ситхийское чутьë упорно говорило, что его просто бросят на амбразуру, и на него будут долго и нудно орать. — Командир, я… — Заткнись, Скайуокер. Если выживешь, будешь жить на гауптвахте до следующего повышения. Люк послушно замолчал, не желая драконить командира ещë сильнее. Тем не менее, Кариган сам вышел в эфир: — Что делать с твоими деньгами, Скайуокер? Если… В зависимости от того, по какой статье будет вынесен приговор, есть шанс, что какое-то имущество останется. Люк вздрогнул, и крестокрыл слегка мотнуло в сторону — в отличие от ДИшки, ход вышел плавным и почти не чувствовался, но команда прошла с небольшой задержкой. — Отдать Ларсам, конечно же. И солгать, что я умер героем, если получится. Ранх, разрешаю пожить в моих аппартаментах, хотя там наверняка давно обосновался Скайуолкер. Кстати, все заценили крестокрыл? Парни рассмеялись, и в этот раз командир Кариган не стал затыкать их. Чëрные, каждый день смотрящие в лицо смерти, спешили рассказать Люку последние новости, поделиться всем, что они пережили без него. Самые опытные из них осторожно сожалели, что его не сбили на подлёте, но Скайуокер отвечал весельем и широкой улыбкой. — Не волнуйтесь, народ. Я умру в кабине своего истребителя. Может, это будет миссия-самоубийство? И вообще, мы ещë поборемся. Татуинская чуйка говорит, что у меня неплохие шансы. В ангары он залетал на голых нервах, чувствуя, что его раздирает радость, волнение, стыд и чистая Сила, рвущаяся сквозь щиты. Только сейчас он понял, насколько привык считать Исполнитель своим домом, и как ценна была простая возможность пройтись по ангарам. Скайуокер неосознанно выпустил Силу, желая прикоснуться к кораблю на всех уровнях, и практически задохнулся — вместо приятного шерстяного одеяла его встретил бушующий огонь Тëмной Стороны. Наверное, если он когда-нибудь попадёт на Мустафар, то ощутит то же самое, с треском раскалывающихся камней шипящей искрящейся магмой и невероятной духотой, спровоцированной большой концентрацией продуктов горения. Он попытался позвать отца, но не смог даже выбраться за пределы ангара. Не факт, что старший ситх вообще был здесь, и это ощущение неизвестности было просто отвратительным. Всë это время татуинец убеждал себя, что сбежал ради Вейдера, что его пребывание в Альянсе гарантирует отцу безопасность, что с его самым родным человеком всë в порядке — фантомная гарь вулкана показала, насколько он ошибался. Поняв, что Сила только мешает, Люк усилием воли заткнул волнение об отце куда подальше и поднял щиты, сосредотачиваясь на реальности. — Кстати, Скайуокер. Пару дней назад прибыла твоя ДИшка. Люк, наконец-то выбравшийся из кабины крестокрыла, тут же повернулся в сторону, куда показывал Чëрный-6. Это действительно был его TIE-истребитель — новый, только спущенный с верфей Куата, именно такой, каким он и его и представлял. Его первый настоящий звездолёт, воплощение мечты, прекрасная техника, которой мог бы гордиться его отец. И, вне зависимости от исхода, он был ужасно рад, что успел увидеть своё ожившее творение. Вокруг все суетились, среди механиков появилось несколько новых лиц, и кто-то сунул ему повседневную форму с просьбой скорее избавиться от оранжевого комбинезона. Сопротивляться смысла не было, и Люк быстро переоделся под дружные смешки о том, как сильно Таран отощал на повстанческих сухпайках. За шутками и подколками скрывалась сводящая зубы напряжëнность, никто не знал, что делать, и только появление адмирала Пиетта заставило их собраться — вести неуставные разговоры в присутствии неопознанного офицера могло быть чревато. Отцовский подчинëнный сильно похудел и осунулся, а на его лице синели мешки под глазами. Он всë ещë мягко улыбался, ходил в форме без опознавательных знаков и спокойно прошëл половину пути до Скайуокера, прежде чем офицеры обратили на него внимание — Люк отчётливо видел, сколько усилий требовалось адмиралу для сохранения своих позиций. — Ох, молодой человек! Вы не представляете себе, как я рад вас видеть! В голосе Пиетта звучало неподдельное облегчение, и он намертво впился в руку татуинца, словно боясь, что он опять куда-то исчезнет. Офицеры, заметившие адмирала, закончили переговариваться и двинулись в их сторону, замедляясь из-за суетящихся техников. Пиетт тут же начал отступать, утягивая Скайуокера за собой, и довольно быстро они оказались в пустых коридорах Исполнителя. Фантомный жар усиливался, вулканическая пыль царапала горло и щипала глаза, а концентрация Тëмной Стороны прижимала к земле и вызывала желание отступить. Люк хотел спросить, что ему ждать, но адмирал не дал ему такого шанса: — Времени мало. Милорд… Временный хозяин Исполнителя отвлëкся на свой коммлинк. Сообщение было срочным, так что адмирал прочëл его за пару секунд и побледнел ещë сильнее, хотя Люк думал, что это невозможно. Что-то с отцом, вне сомнений — даже без Силы было понятно, что никто не стал бы беспокоить Пиетта по иному поводу. Словно в подтверждение его мыслей, адмирал резко сменил направление движения, и Люк послушно последовал за ним. — Я был неправ. Времени нет. Милорд вернулся на Исполнитель и ждëт в конференц-зале. Без вводных, Скайуокер — вы пытаетесь успокоить его, а я приложу все силы, чтобы остановить катастрофу. Просто, чтобы вы знали — я не виню вас в произошедшем, вне зависимости от того, почему вы решили поступить именно так, как поступили. Вы хороший офицер, отличный пилот и замечательный сын. Милорд гордился вами каждый миг, что вы провели здесь. И я очень рад, что познакомился с вами. Фимус Пиетт резко повернул, и, не дав пилоту отреагировать на проникновенную речь, втолкнул его в просторное помещение без иллюминаторов. Стоило Люку переступить порог, он задохнулся — настолько давящей была концентрация Тëмной Стороны. Это действительно был лорд Вейдер, Главнокомандующий Империи — сейчас татуинец даже мысленно не мог назвать его отцом. Он стоял на помосте монолитной удушливой статуей, и каждый вздох вокодера мог стать приговором. И впервые за всë время, проведëнное на Исполнителе, Люку стало по-настоящему страшно. Отца нужно было спасти. Он сам учил — нельзя поддаваться искушению Тëмной Стороны, нельзя позволить ей захватить тебя, нельзя терять контроль. В этом кошмарном и страшном ситхе было добро, и он, Люк Скайуокер, знал это наверняка — нужно лишь до него докричаться. Понимая, что любое неосторожное слово будет стоить ему жизни, и отец этого не переживëт, он сделал несколько шагов вперëд. Больше всего ему хотелось назвать Вейдера «милордом», но это стало бы концом для них обоих — Люк, пересилив себя, осторожно сказал: — Отец… Чëрная фигура пришла в движение. Правая рука, обтянутая перчаткой, вытянулась вперëд. На горле Люка сомкнулись невидимые пальцы. * ** Энакин Скайуокер не верил до последнего. Не мог, не имел права — слишком сильно будет болеть его мëртвое сердце. Не верил — и всë же приказал развернуть шаттл, наплевав на гнев Учителя, планы, Альянс и всë остальное. И летел, летел за призрачной надеждой, за сном, за видением, не зная, чего боится больше — того, что ему сказали правду, или что это было дезинформацией. Тем не менее, его сын действительно был жив. Взъерошенный, немного напуганный, тëплый, яркий. Восхитительно-живой. Эмоций было много, слишком много, и Тëмная Сторона с урчанием поглотила их без остатка. На смену пришли боль, страх и ярость — за то, что подверг себя опасности, что решил, будто жизнь гарнизона стоит больше. За то, что он пережил, пока думал, что сын мëртв, за непрерывную вину, что решил «поступить правильно», а не дал взятку и не оставил ребëнка на «Исполнителе». За то, что выбрал Альянс, подставляясь под Эскадру. — Как ты мог?! Как ты посмел предать меня?! Ярость душила. Рвалась наружу, деформировала костюм, раздирала систему обеспечения, подключëнную к остаткам его тела, и застилала глаза. Он почти ничего не видел — ни зал, ни иллюминаторы, ни собственного ребëнка. Даже собственный голос доносился издалека, словно из-за слоя магмы. А ведь Ангел тоже выбирала Альянс и Республику. Дружила с Мон Мотмой, защищала сенат и хихикала с проклятым Бейлом Органой, который спал и видел, как женится на его жене и утащит на свой Альдераан. С мыслями об Ангеле пришли воспоминания о еë смерти. О жалящем огне Мустафара, о женщине, носившей его ребëнка. О еë испуганных голубых глазах, в которых потихоньку затухала жизнь. Голубых? Вейдер резко выдохнул, неимоверным усилием вырывая себя из плена Тëмной Стороны, и с ужасом понял, что это не видение и не Мустафар — это сын, его единственный, обожаемый, драгоценный сын сейчас висит в воздухе, едва касаясь пола кончиками уставных ботинок, и отчаянно скребëт себя по горлу. Нет. Нет-нет-нет. Нет! Он медленно поворачивает голову и видит свою правую руку — она вытянута и немного согнута, словно он держится за воздух. Он прислушивается к Силе и понимает, что прямо сейчас использует еë. — Нет! Энакин взревел, намертво отрезая себя от Тëмной Стороны и полностью игнорируя перегрузки, и бросился вперёд — к маленькому офицеру, кульком рухнувшему на пол. Он чуть не убил собственного ребëнка. Их с Ангелом ребëнка, их талантливого сына, единственного человека, который у него остался. Он чуть не убил его. Снова. Почти сразу Люк перевернулся на живот и встал на четвереньки. Одной рукой он держался за измятое горло — сканеры в шлеме безразлично отметили и полопавшиеся капилляры, и посиневшие уголки губ. — Люк… Энакин остановился. Хотелось броситься к сыну, обнять его, утешить, но он не мог подойти ближе — не после того, что сделал. Как он может утешать собственного ребëнка после того, как пытался убить его? Как он смеет что-то говорить после того, как потерял контроль? Люк попытался что-то сказать, подавился вдохом и закашлялся ещë сильнее — Вейдер, не обращая внимание на боль от деформировавшегося костюма, немедленно активировал коммлинк и вызвал доктора Тана. — В главную переговорную. Немедленно! Только бы он выжил. Сила, Боги, кто угодно — пожалуйста, пусть его сын останется жив. Пусть эта вспышка ярости не лишит его разума, пусть его связки будут в порядке, пусть… — Всë равно люблю тебя, пап. И ты не убил меня, ясно? Ты меня не убил. Он не успел ничего ответить — верный тогрут, бесшумно появившийся в зале, моментально подхватил Люка под руки и утащил его за дверь.