Рождённый пилотом

Сознание категорически не хотело возвращаться. Люк плавал на границе между сном и явью, и ему казалось, что он снова дома, на ферме, а тётя Беру кутает его в тёплое шерстяное одеяло и рассказывает сказки о колдунах песчаных людей. А ещё он отлежал себе правую руку, и она вся болела — особенно в районе плеча, отдавая в шею, грудь и даже ключицу. Нет, это не дело — если рука будет так болеть, как он сможет водить TIE-истребители? Скайуокер вздрогнул и распахнул глаза — мысль о ДИшке вернула его в реальность, снабжая воспоминаниями об Альянсе, Исполнителе, отце и Звезде Смерти. Рядом пищали датчики, но он всё равно сел и посмотрел туда, где должна была быть правая рука — на её месте ничего не было. — Не дёргайтесь, молодой человек. Мы собираемся погрузить вас в бакту. Он был в медотсеке Исполнителя, и доктор Тан колдовал над оборудованием. И, кажется, он действительно остался жив. — К ситхам бакту! Что с папой? С Императором? Со всеми остальными? Доктор нахмурился и неодобрительно покачал головой. — Бакта отлично подойдёт для транспортировки. Вы чуть не погибли всего пять часов назад — погружение расслабит тело и даст необходимую регенерацию, а мы как раз успеем снять мерки и отправить запрос на протез. Император мёртв, Эскадру Смерти немного потрепало, но мы успели отлететь от эпицентра взрыва. Альянс на Хотте, держит оборону. Ваш отец прямо сейчас стоит за моей спиной, но я не пущу вас друг к другу, пока не дам полную оценку вашего состояния. Слышите, милорд? Прошу простить мой резкий тон, но любая ошибка может стоить мальчику жизни. Только теперь Люк понял, что Вейдер действительно был в комнате, и тёплым шерстяным одеялом была чужая Сила — в этот раз отец был нормальным, и убивать никого не собирался. — Ну что же, состояние Люка Скайуокера стабильное, а при учёте всех обстоятельств отличное. Я оставлю вас на некоторое время, но прошу соблюдать спокойствие и никуда не вставать. Слышите, Скайуокер? Никаких лишних передвижений. Тогрут что-то подкрутил и выскользнул из медотсека, оставляя двух ситхов наедине друг с другом. Отец, задумавшись на три вдоха, подошёл ближе и осторожно сел у изголовья. — Я много думал, что скажу тебе, но на самом деле у меня нет слов. Я могу понять, что ты потерял контроль, хотя массовое спасение гарнизона на Силой забытой планетке было глупо, нерационально и совершенно бессмысленно. Но ты сбежал! Вместо того, чтобы связаться со мной, ты зачем-то закрылся в Силе и дезертировал! И не просто дезертировал — ты зачем-то направился прямо в Альянс, организацию, за противостояние с которой отвечает именно моя Эскадра и которую я винил в твоей смерти! Да ты хоть представляешь, сколько раз был на волосок от смерти? Я мог убить тебя. Убить своими руками, отдав приказ атаковать базу, на которой ты мог бы быть! Но даже этого тебе было мало — ты умудрился попасть в Красную Эскадрилью, основная цель которой состоит в сдерживании Чëрных и меня лично, что ощутимо повысило вероятность нашего столкновения. И ты, как один из лучших пилотов Империи, прекрасно об этом знал. Я понимаю, что у тебя мало причин испытывать ко мне хоть какую-то привязанность, но это слишком изощрëнная месть. «Неправда!» Люк дëрнулся, обрушивая на родителя волну из отчаяния, любви и надежды. Отец держал щиты, но эмоции Скайуокера-младшего всë равно долетали до него, заставляя сбиваться мерное дыхание вокодера. — А потом, когда я нашëл и снова чуть не потерял тебя, ты сел в TIE-истребитель, в котором не было ни одного защитного приспособления, и полетел в одиночку атаковать самую защищëнную станцию в галактике. Равномерные вдохи вокодера и плотные щиты не могли обмануть Люка — он знал, что в душе у отца сейчас бушует ураган. Его туда не пускали, удерживая в плотном коконе Силы, но он снова и снова пытался прорвать эту оборону. Молчаливая борьба длилась недолго — вскоре Вейдер снова заговорил, и его равнодушный электронный голос разнëсся по медблоку: — Когда со мной связались подобравшие тебя солдаты, я не надеялся, что ты ещё жив. Я хотел хотя бы забрать твоë тело. И я мог думать лишь о том, что в последний раз я видел тебя живым, когда ты пытался отдышаться после того, как я чуть не убил тебя. Ритм дыхания не изменился, но Люку казалось, что оно стало громче и тяжелее. Вейдер, нерушимая скала Империи, тяжело наклонился вперëд, нависая над пилотом, и осторожно поправил одеяло. — Никогда больше так не делай, ребёнок. За один день я потерял тебя дважды. Люк сжался, испытывая непреодолимое желание прикрыться несуществующей рукой. — Прости меня. Пожалуйста, прости! За ту вспышку, побег, полëт этот. Я не подумал. Я вообще не подумал, совсем-совсем. Просто ты всегда говорил, что Император попытается убить одного из нас, и я просто… Я так долго ждал тебя, пап. Так долго искал. Я не могу потерять тебя так быстро. Не злись, ладно? Остро захотелось прикоснуться, убедиться, что его отец действительно здесь. Что он существует, что он не выдумка, что он рядом. И Люк, повинуясь порыву, слепо зашарил уцелевшей рукой по простыне, а потом вцепился в чужую ладонь. — Я не… Злюсь. Люк почувствовал, как чужие пальцы слегка сжались, и это принесло тепло и успокоение. — Не злюсь. И тогда не злился. Я… Испугался за тебя. Очень сильно. Я понял, что ты был в шаге от того, чтобы умереть от моей руки. И я потерял контроль. Чужие щиты рухнули, и на Люка обрушилась смесь боли, ужаса и ненависти к самому себе, а перед глазами заплясали чужие воспоминания о том, как он пытался откашляться от удушения. — Ты не должен просить у меня прощения — потому что ты ни в чëм не виноват. Единственный, кто заслуживает кары, это я. Я почти убил тебя. Моего ребëнка, сына моего Ангела, того, кого должен был защищать, даже ценой своей жизни. Я почти сделал это. Непроизнесëнное «снова» повисло в воздухе. Оно висело над ними, несмываемым осадком оседая на отца и сына, связывая, переплетая в Силе. Воспоминания двоились, причудливо складываясь в одну картину, и Люк вдруг понял, что видит не только себя, но и свою маму. — Ты не убил меня. Ты смог остановиться. Даже потеряв контроль, ты смог остановиться и не убил меня. И я не перестану любить тебя из-за этого. Скайуокер-старший переполнился болью и тоской, и Люк нерешительно потянулся к нему в Силе, прося защиты и поддержки. Отец помедлил, а потом уже привычно завернул его в кокон Силы — сразу стало тепло и безмятежно, как будто татуинец снова стал маленьким ребёнком, боящимся крайт-драконов, и пришëл спать со взрослыми, потому что под чужим боком не так страшно. — Знаешь, пап, нам нельзя ссориться. Мне кажется, галактика это не переживëт. Отец мрачно рассмеялся. — Это точно. Ты должен возненавидеть меня после такого. И я прекрасно понимаю, что после выздоровления ты скорее всего исчезнешь и больше никогда… — Кажется, ты всë-таки обижаешься на меня. Люк попытался ущипнуть отца за руку, чтобы отвлечь от самобичевания, но совершенно забыл, что под перчаткой скрывается лишь дюрастил и металл. Впрочем, милорд всë равно остановился на полуслове. — Обижаюсь? Нет. Я не могу обижаться на тебя. И я никогда не буду этого делать, вне зависимости от того, что ты натворишь. — Правда? Удушающая меланхолия потихоньку отступала, и дышать становилось всë легче и легче. — Правда. — Правда-правда? — Правда-правда. — Тогда поклянись на песке и мизинчике. Кажется, Вейдер поперхнулся. — Песке и… Сын, сколько тебе лет? Песок и мизинчик, надо же. Люк откинулся назад и дурашливо скорчил гримасу. — Ничего не знаю. Без клятвы на песке и мизинчиках тебе нет веры. Милорд заскрежетал, что заменяло ему смех. — Ребëнок, ты хоть знаешь, сколько мне лет? Я уже и не помню, что там надо говорить. Будь у Люка две руки, он бы их скрестил. — Ты вырос на Татуине, пап. Ты обязан знать эту клятву. Наконец, Вейдер тяжело вздохнул и протянул руку. Люк радостно откликнулся, они переплели мизинцы и указательные пальцы, а потом Главнокомандующий Империи обречëнно произнëс: — Клянусь-клянусь-клянусь, кусь-кусь. А если совру, пусть джава украдëт мой завтрак! Атмосфера мрака и печали была разрушена окончательно, и довольный Люк откинулся на подушки, тихонько хихикая. Ужас всея Империи сидел и рассматривал свою руку, как будто собирался от неë избавиться. — Надо же, я даже помню текст. Мне кажется, когда я в последний раз делал нечто подобное, мне было лет пять или шесть. Ребëнок… Скайуокер-младший уже открыто улыбался, кутаясь в чужую Силу, как в огромное одеяло, и почему-то чувствовал себя совершенно счастливым.