Мир чувствовал слабость, сонливость и ломоту во всём теле. Ещё была злость на маму, на Пушкина, на президента, на всех жителей города, страны и всего мира. Какого хрена его никто не понимает? Кроме Ярослава, конечно. Только он чувствует всё то, что происходит с ним. Только он знает, что нужно, чего хочется и как лучше. Ярик единственный, кому можно довериться безоговорочно. Просто взять и отдать себя на сохранение, не волнуясь ни о чём.
Уже через сорок минут, шатающийся и невыносимо уставший, Мир стоял возле дома любимого. Сквозь шторы просачивался тусклый свет, и малой глядел в этот просвет, гипнотизируя на предмет появления в окне Алексеева.
— Славка! Привет.
Мирослав вздрогнул, услышав сзади знакомый голос. Кристина стояла в нескольких метрах от бывшего одноклассника и улыбалась своей заразительной улыбкой.
— А, Кристина… Привет.
Мир развернулся, ещё раз с тоской глянул на окно.
— Как дела? Что-то видок у тебя не очень…
Забота той, которая однажды хотела «убить» только взглядом, немного удивляла. Но весь вид девушки располагал и давал понять, что к нему настроены дружелюбно.
— Да, приболел, немного. А ты как?
Теперь Кристина улыбнулась шире и даже сделала шаг вперёд.
— Нормально. Знаешь, у нас двое новеньких в классе. Такие прикольные… Один рыжий, другой очкарик. Ты б их видел, — открыто засмеялась, на вид счастливая, как определил для себя Кутепов, бывшая подруга.
— Знаешь, я на тебя не сержусь. Ты хороший. А Кристиан… Он тогда… Короче, прости меня. И его прости. Он сейчас уже расплачивается и раскаивается… наверное…
— Да ладно тебе. Брось. Всё в прошлом.
Мир сунулся было обнять девчонку, но отпрянул, не зная, как она сейчас отнесётся к подобному панибратству. А Кристина, заметив замешательство в движениях Славки, сама полезла обнимать и тискать почти догнавшего её в росте малого.
— Славка! Я только сейчас поняла, что чертовски соскучилась по тебе. Слушай, а давай я нашим позвоню, соберёмся. Ты знаешь, мы часто о тебе…о вас вспоминали. И только хорошее. Не, ну есть парочка придурков, которые плюются ядом, но на них уже никто не обращает внимания.
О том, что всё это Кутепов знал от Яны, кроме последних новостей про новеньких, Мир умолчал. Но видеть и слышать эту забияку, хоть и причинившую однажды ему вред, было приятно. Как говорится, «Кто старое помянет…» А она ведь была к тому же влюблена, зачем-то вспомнил Мирослав и даже начал было краснеть.
— Кхм-кхм… — послышалось сверху, и эти двое, что до сих пор обнимались посреди двора, уставились на сидящего у открытого окна Ярослава, голос которого был совсем не дружелюбный. — А что это вы тут делаете?
Мир отстранился от одноклассницы и подошёл ближе.
— А я к тебе… Можно? Только… Чтоб твои не знали, — добавил еле слышно.
— Давай руки, — перегнулся Ярик через окно, протягивая свои.
Сзади подоспела помощь в виде Кристины, которая принялась подсаживать Мира и заталкивать в окно прямо на глазах изумлённых прихожих. Благо их было совсем немного, и действия ребят не вызывали подозрений.
— Спасибо, Кристина. Увидимся, — прошептал Мир и улыбнулся подруге, тут же соскальзывая на пол и прячась за шторой.
Яр закрыл окно, плотнее зашторил и после как минимум двадцати коротких и нескольких более глубоких поцелуев спросил повисшего на нём и совершенно обессиленного Мирослава:
— Ты как здесь?
— Удрал. Задолбали. Я туда больше не вернусь. Уж лучше в детдом или интернат.
— Да щаз! Ещё чего. Чтоб мой парень и в интернат. Есть хочешь? Я быстро, — не дожидаясь ответа, подтолкнул малого к кровати, а сам выскользнул из комнаты. Через минуту вернулся с двумя котлетами между двумя кусочками хлеба и стаканом молока. Пока Мир всё это поглощал, Ярик смотрел на своего мелкого с тревогой и беспокойством.
— Значит, мама не знает, что ты убёг?
— Не-а. Она думает, что я сплю, — зевнул и посмотрел затуманенным взглядом. — Яр, а что, если твои меня здесь найдут? Думаешь, сдадут? Я ж ключи от квартиры не взял. И телефон… Вернее, у меня его забрали…
— Ну, во-первых, даже если и обнаружат, в ночь тебя никто не выгонит. Да и не желают мне уже давно спокойной ночи. Так что, если только Мотьку попросят к себе взять… — секунду размышляя, Яр снова изрёк: — Щас. — И исчез за дверью, тихо её прикрыв. А меньше, чем через минуту, вернулся с котиком.
Мотька тут же прыгнул на кровать, прильнул, чтоб получить порцию чухов за ухом от Мира, мурлыкнул какую-то свою песенку и перепрыгнул на стол.
— Чертяка, пока всё не обследует, не угомонится. Зато мамуля теперь не зайдёт — без надобности.
И Ярик плюхнулся рядом, заваливая малого и втягивая в тягучий долгожданный поцелуй.
— Знаешь, я вчера чуть с ума не сошёл. Прикинь, нажрались с Лексом, как два алканавта. А ведь мы с тобой мечтали этот день отпраздновать иначе…
— С днём рождения, Яр. Люблю тебя…
Мир отъезжал в царство Морфея, всё ещё крепко обнимая и елозя губами по телу вчерашнего именинника.
— Спи уже, чудо моё голубоглазое.
Яр вытянул из-под Мира покрывало, укрыл его, решив, что спортивки стянет чуть позже. А сейчас просто полежит рядом, оберегая сон и наслаждаясь близостью и теплом этого мелкого поганца, так перевернувшего всю его размеренную, как казалось, жизнь.
Подумал, достал телефон. Настроил и вытянул руку, чтоб найти подходящий ракурс и свет, чтобы было видно в полутьме лицо малого. Сделал несколько снимков и отправил.
«Не понял…»
«Это у тебя?»
«Как, бро?»
«Ты его украл?»
«И без меня?»
«Да ты… да я… А ещё друг, называется…»
Сообщения сыпались одно за другим. Лекс возмущался и злился. А Ярик тихо ржал и, конечно, понимал, что между строчек лучший друг рад за него.
«Украл. Вернее, он сам укрался. Сбежал».
«Держи теперь, чтоб назад не отобрали. Он вообще в порядке? Какой-то не такой».
«Да, видимо, под снотворным. Завтра узнаю, что с ним было».
Ещё минут пятнадцать просто любовался тихо сопящим красавчиком, таким милым и беззащитным, таким расслабленным и умиротворённым. Поддаваясь искушению, целовал то там, то сям, боясь потревожить, но всё равно трогал участки кожи губами, языком, просто нюхал ставший родным запах…
Звонок прозвенел как гром среди вечернего неба. Ярослав встрепенулся и напрягся. В такое время редкая птица залетала в гости к Алексеевым, поэтому сразу подумалось о плохом. И не зря.
Мама, которая ложилась спать позже всех, пошла открывать дверь, а Ярослав, укрыв Мира почти с головой, высунул нос в щёлочку двери и обратился в слух.
— Светлана? Простите, что-то случилось?
— Не притворяйтесь. Я знаю, мой сын у вас. Я бы хотела его забрать.
— Что значит у нас? С какой стати? Вы о чём вообще?
— Можно зайти? Саша, подожди в машине.
«И Пушкин здесь», — с досадой подумал Яр.
— Проходите. Может, сразу к Славику? Пойдёмте, посмотрим, спросим… Хотя, я думаю, он уже спит. Вчера отмечал день рождения, сегодня гулял с ребятами… Вот, пожалуйста…
Ярик вжался в стену. Открывшаяся дверь едва не коснулась пальцев ног, так неудачно поставленных. Несколько секунд парень стоял не дыша, ожидая чего угодно.
Мотька, уютно расположившийся рядом с головой Мирослава, обиженно приоткрыл глаза на ударивший из другой комнаты свет, и тут же, потянувшись, лениво свернулся клубочком. Типа, «Задрали. Ходють тут всякие, проверяють!»
— Вот. Я же говорю, спит уже, — и дверь так же тихо прикрыли.
Яр выдохнул. Мир всё так же сопел, ни о чём не подозревая. На кухне о чём-то болтали две мамы. Сердце рвалось наружу, выбивая чечётку в груди влюблённого молодого организма.
Пробравшись на цыпочках к окну, отодвинул пальцем край шторы и припал одним глазом к щёлке. Александр топтался рядом с машиной, нервно затягиваясь. Видно было, что мужик нервничает. А нехрен!
Снова вернувшись к двери и прилипнув ухом, цокнул тихонько, посетовав, что ничего не слышно (видимо, мамки перешли на шёпот). Постоял ещё немного и, когда услышал звук закрывшейся двери и щелчок замка, начал движение к кровати.
Почти достигнув ложа, с занесённой над кроватью ногой, Яр был застигнут врасплох открытой дверью и тихим, но властным голосом Альбины:
— На кухню! Живо!
Провинившимся котом Ярик прочапал куда было сказано, убедившись, что малой всё так же спит.
— Мам, я всё объясню. Понимаешь…
— Твой папа лазил ко мне на второй этаж, это было так здорово. Вообще, Олежка был ещё тем романтиком… Цветы, конфеты… Ничего этого не было. Он таскал меня на крыши девятиэтажек, за город — встречать рассвет. Мы лечили собаку, накладывая шины на лапу в месте, как нам казалось, перелома, в виде двух палок, перебинтованных его разорванной новой рубашкой. Он был моим героем. Это сейчас у него работа по четырнадцать часов и сон по шесть-семь в лучшем случае, а когда он был студентом, мы спали по три-четыре часа…
— Хорошо, что он сейчас спит. Ну хоть об этом, — Яр кивнул на свою комнату жалкими глазами, — мы ему не расскажем?
— Нет, не расскажем. Слав! Ты понимаешь, что его мама волнуется? Ты знаешь, что такое переживать за ребёнка, который, как она думает, пошёл неправильной дорожкой?
— Мам, он не хочет туда возвращаться. Ты посмотри на него, что они с ним сделали? И это всего за несколько дней. Мам… Какая дорожка?
Альбина, как и всегда, протянула руки, приглашая в свои объятия.
— Всё будет хорошо, сынок, я узнавала.
— Ага… Там? — Ярик поднял палец вверх. — А когда, не сказали?
— Света оставила мне свой номер. Она почему-то убеждена, что Мирочка обязательно придёт именно сюда.
— А куда ж ему идти? Под мост? К бомжам? Мам, ты ж не отдашь его им сейчас?
— Нет, конечно. Я обещала только позвонить и предупредить, что он нашёлся. Минут через десять так и сделаю. Иди, береги своего Славку. А Мотьку верни на родину! — потрепав сына на затылке, Альбина улыбнулась.
— Спасибо, мамуль. Ты у меня самая лучшая.
— Ага, — подтолкнула к выходу из кухни, наливая стакан воды, уставшая женщина. — Мировая мамка! Хм…
***
Ярик проснулся от щекотки. Резким движением руки почесал под носом, зацепив что-то мягкое и пушистое, тут же соскочившее с кровати.
— Мотька, иди в задницу! — приказал умоляюще и хотел перевернуться на другой бок, но почувствовал, что на него опустилось тело, отнюдь не кошачье. Открыл глаза, встретив улыбку и счастливую моську своего малого.
— Ну ты и соня! Сколько можно спать?
— Это кто ещё спал? Я полночи охранял твой сон. И кстати, защищал тебя от мамы, твоей, между прочим. Прикатили вчера ночью с Пушкиным, тебя искали…
— Да ладно заливать…
— У моей мамули спроси. Они о чём-то долго разговаривали, и твоя оставила свой номер, потому что была уверена, что придёшь именно сюда. Ко мне.
— Ну, а к кому ещё?
Тело заелозило, потираясь добрым стояком о зарождающийся в трусах Алексеева.
— Солнц, чё ты делаешь? Я ж сейчас тебя съем! А как мама зайдёт?
— А мама не зайдёт. За ней заехал дяденька на машине и увёз в неизвестном направлении. И это был не твой отец, — заржал своим бархатистым баритоном Мирослав. — Давай по-быстрому. Я так соскучился…
— Это был не дяденька, а начальник. Она ж у меня переводчиком работает, когда нужна — тогда и приезжают за ней. Не работа, а лафа.
Резким движением малой был опрокинут на обе лопатки и прижат к матрасу. А коль скоро сопротивления никакого не последовало, то и игра тут же прекратилась.
— Я быстро. Только минутку. Никуда не уходи, — уже из-за двери кричал Ярик, сбивая спросонья углы дверей.
— Куда ж я от тебя с подводной лодки? — растянулся на всю кровать Мирослав, блаженно улыбаясь.
***
Спустя час, нацеловавшись вдоволь и доставив друг другу удовольствия не только губами, но и руками, оба парня лежали расслабленные и счастливые, не размыкая объятий.
— Вообще-то, мне в школу бы надо начать ходить… — начал Мир. — Но я решил устроить маме бойкот. Или в нашу, или буду неучем.
— Неучем и недорослем. Ты мне это прекращай. Вот приду из армии, выпорю солдатским ремнём, если узнаю, что плохо учился или вёл себя… плохо… Мир, ты чего?
— Какую армию? — внезапно побелев и окаменев, спросил Мирослав, приподнимаясь на локте.
— Ах да… Забыл сказать. Хотя когда? Батя меня решил сослать, видимо, от тебя. Академку взял. Мои не то чтобы против… Знаешь, они давно про нас знают. Ещё с весны догадались. Мир, ну ты чего? Плакса ты моя любимая!
Первые капли слёз упали прямо на лицо Алексеева рядом с губой, и одну из них он тут же слизнул языком. От этого жеста на лице малого возникла гримаса не то весёлости, не то ещё большей печали. Когда следующие слезинки сорвались вниз, он рухнул на грудь Ярика и зашёлся в натуральных рыданиях.
— Шшш… Ну что ты? Я сейчас тоже расплачусь. Представляешь, два мужика ревут…
На плечо опустилась рука в подобии удара. Через несколько минут рыдания стали затихать, переходя во всхлипы.
— Схожу в армию, а мой малыш пока подрастёт и окрепнет. Окрепнет, понял? Это значит — продолжит заниматься спортом и будет нормально питаться. А я приду и проверю. Если мне что-то не понравится — надеру задницу.
Ярослав рассуждал, поглаживая спину, а на последних словах спустил руку на ягодицы. Пожмакал обе половинки и нырнул ладошкой под резинку боксеров. Всхлипы становились реже, а тут и вовсе прекратились. Мир отлип от мокрой из-за слёз груди и посмотрел в улыбающееся лицо.
— А давай ты её прям сейчас и надерёшь? — вполне так себе серьёзно прошептал в губы.
— Лучше зацелую, — получил такой же серьёзный ответ.
***
— Алечка! Я очень устал. Что значит поживёт у нас? У Славки? В комнате? В одной постели? Ты соображаешь, о чём просишь?
— Олеж, они вместе с зимы. Ты думаешь, они книжки читали, сидя или лёжа рядом? Ты пойми, мы уже ничего не изменим. Если они сами того не захотят. Ты ж не допустишь, чтобы ребёнок остался на улице?
— Аль, у него есть мать. Пусть беспокоится о своём «ребёнке». А наш умник, может быть, мозги в армии чуток подправит. Я очень на это надеюсь.
— Как будто ты не знаешь, как там подправляют мозги. Я ещё раз тебе повторю: я против того, что ты сделал. Славке учиться надо, ты ж скоро с копыт свалишься! Сам кричал, что срочно нужен помощник-преемник… Сослав его в армию, потеряешь год, да и отношение… Не думаю, что он будет тебе благодарен.
— А это мы посмотрим… Ладно. Пусть этот «ребёнок» остаётся. Ненадолго. Но… Аль, что будет с моей репутацией?
— Ха! Ты о чём вообще думаешь? О сыне подумай! О его чувствах. Олег, мы ж с транспарантами не выйдем на улицы города, чтоб объявить, что наш сын живёт с мальчиком?
— Ох, Аля… Умеешь ты уговорить… Но эта ситуация… Я не знаю…
Зато Альбина знала: в семье муж голова! А жена — шея. Куда хочу, туда и верчу!
