***
Уже спускаясь по лестнице, скользя пальцами по тонкой работы кованым перилам, Мия ловит себя на мысли о том, что второй ряд витых узоров создан будто под росточек Виви, и ещё, что этот дом с белыми, но вовсе не пустыми стенами, наполненный воздухом и светом, запахом чистого и нового, о чём-то ей напоминает. Виктор устремляется навстречу, подхватывая за талию на последней ступени, и, покружив, бережно возвращает её ногам опору. — Продолжаешь меня удивлять, — шепчет она, нежно проводя по прохладной коже щеки. Вампир ловит руку, пряча поцелуй вместе с улыбкой в её ладони. На сей раз его образ почти возвратился к привычной классике, но лишился излюбленных тёмных оттенков: кипенно-белая рубашка и светло-серые, больше напоминающие джинсы, брюки. — Ну, расскажи, что я проспала, — хихикает она в его плечо и оглядывает просторную гостиную. Сердце которой, конечно, камин, выложенный серым, как будто диким камнем. Вокруг журнального столика со столешницей из искусственно состаренного дерева светлый диван с разбросанными по нему с художественно выверенной небрежностью подушками, просто необъятный (точно отвечающий её привычке забираться на диван с ногами, более того, даже приглашающий), ещё один поменьше в стороне и несколько кресел. На стенах графичные пейзажи и чёрно-белые фотографии, в которых она вдруг узнаёт... — Виктор... — выдыхает, выпархивая из его объятий, подходит ближе, разглядывая чёрно-белые снимки, сделанные когда-то ею самой на камеру смартфона в их поездках ещё до... — это же... наше?! — Ты абсолютно права, милая. Это всё, — многозначительно окидывает взглядом пространство вокруг, — полностью и бесспорно наше. — Что?.. — ошеломлённо оборачивается к нему, всё ещё не понимая. — Наш дом, если, конечно, он придётся тебе по нраву. — Наш дом... — почти бездумно повторяет она и уже другими глазами смотрит на полочки с милыми безделушками в виде свечей и сувениров, собранных ею в путешествиях, фото в стеклянных рамках, светлую мебель... — Производитель обещает, что обивка очищается легко, а всё остальное находится вне зоны её досягаемости. — Вик, — ловя наконец и вампира на наивности, улыбаясь, качает головой, — у нас нет «вне зоны досягаемости». Виви прекрасно справляется с перемещением стульев по дому... — Тогда... — в уголке его рта появляется морщинка, а на лбу тревожная складка... — Тогда нужно будет просто тщательнее следить за ней. Я не хочу ничего менять здесь... Рояль? — только сейчас она видит немаленький в общем-то инструмент. Роскошный, белый рояль немного поодаль, по-видимому, чтобы не загораживать вид. — Пространство позволяет. Синтезатору всё же не хватает объёмности, полноты звучания, чистоты. Считаешь, ему здесь не место? — Считаю, самое. А... это вместо бонсаев? — замечает она деревце в круглом горшке в углу комнаты. — Возможно, — пожимает плечами вампир. — За лестницей вольер для Говарда. — Уф, — удивляется (его кардинальному решению давно наболевшего вопроса или тому, что и про пернатого питомца, к которому Виктор без необходимости был совершенно равнодушен, вампир не забыл), — но благодарен он тебе не будет. — Понимаю, — серьёзно отвечает вампир. — Ты можешь выгуливать его на открытом воздухе. — Я обязательно последую твоему совету. А... — Экскурсию по дому и его окрестностям всё же предлагаю отложить на некоторое время. Ужин ждёт тебя. — Я не го... — начинает по привычке и тут же с улыбкой сознаётся. — На самом деле чертовски голодна, Вик. Составишь компанию? — У меня есть небезосновательные опасения считать, что ужин рассчитан лишь на одну чертовски голодную персону, — оперевшись о стену и сложив на груди руки, вампир хитро посматривает на девушку. — А у меня есть все основания полагать, что другую персону, как правило, старательно делающую вид, это обстоятельство никак смутить не должно, — Мия приближается к нему, приподнимаясь на цыпочки и чмокая Виктора в подбородок. — Разгромлен, — шутливо сдаётся он.***
— А мне нравится здесь, — заявляет Мия, убирая тарелку в посудомойку и возвращаясь к столу. — Рад слышать, — откликается вампир. — Одного не пойму, каково здесь будет тебе? — Что ты имеешь в виду? — Едва ли тебе комфортно в таком... свете... И цвете. — Отчего? Белый не вызывает у меня отторжения. Спальня и гостиная ориентированы на восток, потому прямые солнечные лучи будут проникать в дом лишь в первой половине дня. Кроме того, проблему легко решить одним движением руки, — он совершает изящный взмах, указывая на гардины. — Кабинет, студия и мастерская находятся в самом тёмном крыле и выдержаны в более привычных мне тонах. — Всё предусмотрел, — улыбается она. — Кажется, я поняла, что мне напоминает этот дом, — поднося к губам чашку с ароматным, дымящимся чаем (спешить, бежать здесь не хотелось и даже не получалось: всё происходило вовремя, всё случалось правильно). — И что же? — в вопросе вампира звучит искренняя заинтересованность. — Ивуар. Да, он напоминает мне Ивуар. И даже не близостью к озеру: оно здесь другое. И конечно, здесь всё красивее и дороже... А... не знаю... Характером своим. У домов есть характер? — хихикает она над своими же словами. — Думаю, есть. И думаю, нам удалось... — Удалось что? — Я услышал, что ты скучаешь по дому в Ивуаре и... — Вик... — маленькая тёплая ладонь накрывает его руку. — Спасибо. Там было удивительно тихо и светло... До последних событий. И уже немного осознаннее что ли... Да. Но там не было тебя. Всё равно. — Милая... — чуть сжав её пальцы, он склоняется к руке, прижимаясь к ней лбом. — Всё. Всё прошло, Вик, — ласково, как ребёнка, она гладит его по волосам, поднимаясь со стула и в который раз поправляя сползшее с плеча платье, поймав на себе его взгляд, поясняет. — Видишь, велико... — Очаровательно велико, — вампир встаёт, медленно, словно загнавший добычу в угол хищник, сокращая расстояние, взгляд его становится всё более откровенным. — Восхитительно, — прохладное касание скользит по шее, вновь опуская вырез, обнажая плечо. — Вик... — И я по-прежнему чертовски голоден, — хрипло шепчет он. И двух слов «я тоже» хватает, чтобы отложить экскурсию по дому и его окрестностям ещё на некоторое время.***
Виктор возвращает Мию в спальню, ставит на кровать, путаясь пальцами в ткани платья, словно и само одеяние её не желает его отпускать. Не отпустить, не разорвать связующие их нити. В сплетении пальцев, слиянии губ, настойчивой прохладой и тёплой нежностью, в рваном, краденном друг у друга дыхании, необратимой необходимости, потребности обоюдоострой. Их принадлежность друг другу – самоистина, оттого все слова лишни и покровы сброшены. Он любит её, опускаясь на колени, выцеловывая изящные, узкие ступни, тонкие щиколотки, мягко вынуждая дразнящей лаской чуть развести бёдра, вдыхая аромат мускусной розы, не в силах противостоять зову её желания, задерживается там... и слышит, как с каждым прикосновением его губ и языка сжимаются мышцы живота под тонкой, атласной кожей, как сладко, вожделенно струится кровь по венам, быстрее, жарче... «Вик... Виктор...» – вздохи-стоны звучат его именем, пальцы беспомощно, потерянно тонут в его волосах, и распалённое желанием тело плавится в прохладных ладонях. Она любит его – своей слабостью, страстно изгибаясь в пояснице, открывая себя его рукам, губам, его жажде, до невесомости, до дрожи в ногах, но не в пустоту, не пустотой... «Ты...» – и он распластывает под собой маленькое, желанное тело, оцепеневшее, замершее на самом краю, вновь находя её губы, сплетая пальцы, всей кожей приникая к нему, слушая пульсацию неутолённого желания, притяжения, целуя глубоко и жадно... «Я...» — убегая от его губ, чтобы просить уже... «Ты. Единственная. Любовь моя», — шепчет вампир, осыпая поцелуями её лицо, шею, плечи, приникая к груди... И вдруг отрывается, усаживается рядом, скрещивая ноги, притягивая её к себе. Мия садится в чашу его ног, тонет в омуте взгляда, едва справляясь с дыханием и сердцем... «Чистая моя, ты...» И Мия понимает. Не он берёт её, силой своей, слепым, звериным инстинктом. Она возвращает себя ему, отчаянно вцепившись в сильные мужские плечи, медленно, томительно растягиваясь, заполняет им пустоту, не отводя взгляда от его лица, ловя отголоски поверженного контроля в черноте расширившихся зрачков и губами – хриплый стон. Мия возвращается, ведя и ведая, отдавая себя тому, кто не берёт, а обретает, чтобы познать себя новых и вновь. Мия первой совершает плавное покачивающее движение – и с губ коротким «Ах» срывается стон. Движение повторяется. Затем ещё и ещё, даря медленно растекающееся по телу, одурманивающее наслаждение. Вампир чуть отклоняется, опершись на руку, и Мия до крови прикусывает губу, не справляясь со столь острой переменой в ощущениях, внезапно глубоких, болезненно-ярких, вынуждающих бессознательно сжаться вокруг него и продолжать двигаться, сбивая ритм, рождая мелкую, щекочущую дрожь в теле, растворяющую рассудок, саму её обращающую в пульсирующую на нём эйфорию, до дна, дотла отдаваясь, оставаясь... И Виктор, поражённый и поверженный, лишённый сил щадить, роняет её на кровать, толкаясь несдержанно, неистово, жадно собирая с губ остывающий кармин, неосторожно раня вновь тончайшую молодую кожу. И почти звериная первобытность движений внутри, тяжесть и сила гибкого тела, рвущееся сиплыми стонами дыхание, вкус собственной крови на его языке собирает оставшееся от неё, вытягивает в звенящую на пределе струну... Громкий стон, превращённый в её имя, судорожное освобождение, обнажённые клыки – природа, отпущенная мукой экстаза. И струна рвётся, когда Мия голодно впивается в непривычно тёплые губы, до горько-солоноватой терпкости, до сути, повторяя древний венчальный ритуал. Вновь...***
Сумерки, окутывающие дом, мягко скрадывают контрасты. Мия лениво нежится в постели, хранящей запах их близости. Слушая его приближение. — Я обещал, что покину тебя ненадолго, — легко поцеловав её в лоб, он убирает с тумбочки светильник и ставит небольшой поднос с фруктами и двумя бокалами белого вина. — Посчитал подобный выбор уместным. От его обыкновенной, сдержанно-галантной манеры речи вкупе с обнажённым телом отчего-то замирает дыхание и пересыхает во рту. Мия незаметно облизывает горящую, израненную нижнюю губу. Вампир расставляет и зажигает свечи. Его движения естественны, лишены зажатости или смущения, плавны, изящны. В них грация и гибкость сильного хищника (нежного и страстного любовника)... Затем устраивается рядом, забирая бокалы и подавая Мие. Улыбнувшись, она пробует вино, прекрасно понимая, чего ждёт от неё Виктор. — Необыкновенно лёгкое, — облекает она в слова ощущения на вкусовых рецепторах. — Свежее. Чувствуется, но очень тонко, терпкость как будто абрикосовой косточки. Но горечи нет. Удивлённо приподняв бровь, вампир так же делает глоток. — Идеально права. И не должно быть горечи. Однако... — придерживая её подбородок, он бережно, жалея, проводит подушечкой большого пальца под уже заживающими ранками. — Не вини себя. Я, — выделяет, — этого хотела. И напомню, в долгу не осталась. Просто, — пожимает плечами, — твоя регенерация лучше. — Я позволил себе... — Сделать меня счастливой. И знаешь, — делая глоток вина и ставя бокал обратно, — сейчас, — перебрасывая ногу через его бёдра, ощущая ладонями, бесстыдно скользящими вниз по его телу, упругое, прохладное сопротивление кожи, напряжение мышц, — я собираюсь позволить себе... — уже губами повторяя путь, проложенный пальцами, — очень, непозволительно многое... И стон вампира, когда мягкие губы её так откровенно, порочно смыкаются на исполненной желания плоти, едва ли призывает остановиться... Не было, не стоило ничего время, бегущее во мрак от дрожащих всполохов огня. И одна за другой угасали свечи, и только полная луна, ревниво следящая своё бессмертное дитя, бледно и бесшумно струила сияние сквозь небрежно оставленный просвет между гардин на двоих, сплетённых, сплавленных, превращённых в единое.