Нет розы без шипов, нет дерева без тени

Расин и Буало пригласили друзей в таверну, чтобы отпраздновать свой успех. Господа поэты удостоились чести стать историографами Людовика XIV. За это стоило выпить. Маникан, Эффиа и Нантуйе* – все старые знакомцы и вместе с поэтами пили не раз, но также на пирушке присутствовало новое лицо. Господина де Шамле* позвали, потому что ему предстояло плотно сотрудничать с Расином и Буало. Ведь поэты ничего не знали о том, как ведутся войны. Им нужен был человек, который растолкует, в чём же заключается военный гений короля. - По секрету скажу вам, господа, я скорее в отчаянии, чем счастлив, - Буало понизил голос и обвёл приятелей взглядом. Они сидели за столом у камина поодаль от остальных посетителей. Но всё же их уединение было условным. - Так и вижу, как мне предстоит зябнуть и месить грязь, - Буало поёжился. - Не подумайте, что я разделяю страхи Буало, - рассмеялся Расин. – Я рад тому, что теперь буду подле короля постоянно. - Да вы просто влюблены в него, - фыркнул Буало. - В каком-то смысле, - не стал спорить Расин. Эффиа слушал их с улыбкой, которая приклеилась к губам. После разрыва с Бевроном у него не получалось ощутить неподдельное веселье. В основном он ощущал только пустоту. Но рано или поздно меланхолия отступит, а до тех пор Эффиа собирался изображать, что с ним всё в порядке. - Эффиа, - Расин поглядел на маркиза, - от Нантуйе я знаю, что вас ранило при Касселе.* А по вам и не скажешь. - Мой дорогой, прошло полгода, - напомнил Эффиа. – Однако маленький шрам у меня остался. Хорошо, что его скрывает парик. - Да, было бы досадно, если бы вашу физиономию попортили, - заметил Буало. - Я бы горько рыдал и кинулся продавать зеркала! – Эффиа скорчил гримасу. – Выпьем же за мою несравненную красоту. Мужчины засмеялись и поднесли бокалы к губам. Эффиа видел, что за ним наблюдают. Маникан – с дружеским беспокойством. Нантуйе – надеясь не упустить шанс. А Шамле – похоже, изучал маркиза, стремясь составить впечатление. С ним Эффиа знаком был хуже всего, хотя это Шамле вытащил его, потерявшего сознание, с поля боя. - Надеюсь, в следующем году война завершится, - сказал Шамле, преодолевая смущение. - Мы в лучшем положении, чем наши враги. Назвать человеком робким его было нельзя. В свои двадцать восемь лет он уже успел завоевать симпатию сильных мира сего. Его отличали король и прославленные маршалы, а маркиз де Лувуа ему покровительствовал. Шамле был прирождённым стратегом, но также обладал множеством других талантов. Он мог бы показать себя на дипломатическом поприще и даже на литературном. Но когда оказываешься в компании самых острых языков Франции, против воли оробеешь. - Господин де Шамле, - Маникан подпёр щёку кулаком, - вы, наверное, этому огорчитесь. Ведь все взрослые годы вы провели на войне. Шамле кинул быстрый взгляд на мужчину с волосами цвета золота, пытаясь понять, иронизирует он или нет, но Маникан говорил серьёзно. - О нет, ничуть, - ответил Шамле любезно. – У меня полно дел при дворе. - Небось жёнушку искать будете, - подмигнул Буало. – Хотя мой вам совет: никогда не женитесь! Расин женился и что в итоге? Он стал скучен! - Вы просто женоненавистник, Буало, - отозвался Расин беззлобно. Нантуйе повернулся к Эффиа и шепнул ему на ухо: - Хотите сбежим? По-моему, сейчас Буало затянет старую песню. Женщины всё только портят и тому подобное. Эффиа покачал головой. Сбежать ему очень хотелось. Он пытался быть таким, каким его привыкли видеть, а это утомляло. Но проблема в том, что Нантуйе давно к нему неровно дышит и теперь, когда Эффиа и Беврон расстались, наверняка попытается от дружбы перейти к чему-то большему. Надо этого избежать. Нантуйе – отличный друг, пусть в качестве друга и остаётся. Не следовало усложнять и без того непростую ситуацию. Потому что Эффиа не сумеет Нантуйе полюбить – он знал точно, а использовать его, чтобы забыться на ночь… Распоследняя подлость. Лучше уж перетрахать всех гвардейцев Месье, коими командует Беврон. - Я обещался заехать к Маникану, - прошептал Эффиа. – Он волнуется за меня. Я должен успокоить его и показать, что не горюю. - А как ваши дела на самом деле? – серьёзно спросил Нантуйе. - Лучше, чем у кого-либо во Франции, - сверкнул улыбкой Эффиа. То, что он всегда был равнодушен к сладкому, позволило ему сохранить зубы в прекрасном состоянии. Нантуйе подавил вздох. Нельзя сказать, что Эффиа – любовь всей его жизни, но к нему сильно тянуло. Из них вышла бы славная пара. Увы, Эффиа так не думал. Нантуйе уже понял, что ему остаётся лишь одно - смириться. Хорошо, что при дворе Месье, да и во всём Париже хватало смазливых содомитов. - Что-то я устал, а вы как? – Маникан повернулся к Эффиа, словно почувствовал, что тому хочется уйти. Эффиа едва заметно кивнул, а затем сказал громко: - Господа, мы с Маниканом вынуждены вас оставить. Мне надо быть в Пале-Рояле к тому моменту, когда Месье пожелает лечь спать, а Маникан устал. - Ужасно, - подтвердил Маникан. - Вот она старость! – заявил Буало. – Помните, как прежде мы гуляли до самого утра? Перемещались из одного кабака в другой, а днём выглядели так, будто Господь нас только что создал. - Говорите за себя, - весело возразил Нантуйе. – У меня до сих пор ни единого седого волоса. Пользуясь тем, что завязался шутливый спор, Эффиа и Маникан встали из-за стола. На ходу натягивая перчатки, пошли к выходу. Роскошная карета Эффиа стояла рядом с кабаком. На козлах дремал кучер. Лакеи сидели на запятках и перебрасывались фразами. Увидев маркиза, они вскочили. - Я представлял господина де Шамле другим, - произнёс Маникан, когда карета тронулась. - Но зачем вы его представляли, мой дорогой? – удивился Эффиа. – Он - просто ещё одна деталь в механизме великого и ужасного Лувуа. Эффиа потешно закатил глаза и принялся смотреть в окно, хотя в густой темноте разглядеть удавалось только огоньки в окнах домов. Маникан же, не таясь, смотрел на него. Он, как никто, знал, что происходит с душой и сердцем, когда тот, кого ты любишь, свою любовь направляет на другого человека. Мир не то чтобы рушится, но основательно тускнеет. Всё вокруг делается ненужным, утомительным. Каждый вдох даётся через силу. Эффиа, хоть и не похож на Маникана, но тоже человек. - Чем вы занимались сегодня, мой дорогой? – спросил Эффиа, чтобы оттянуть разговор о Бевроне. - О, - оживился Маникан. – Важным делом. Без шуток. Я дошёл до юриста. Он давно собирался назначить пожизненную пенсию своему старому слуге Дюфору.* И вот наконец подписал все бумаги. Двести ливров – сумма не огромная, но жить на эти деньги вполне можно. Большая щедрость Маникану была не по карману. - Не очень понял из вашего письма, что у вас случилось с Бевроном, - Маникан поторопился сменить тему, пока Эффиа его не заболтал. Он хотел знать подробности не из праздного любопытства. Эффиа - его самый близкий друг. Не исчезал даже в плохие времена, не тяготился чужим горем и скорбью. Маникан собирался отплатить той же монетой. Эффиа вздохнул. Улыбнулся. Рассеянно поправил локоны парика. Кому-то помогает излить душу, но не Эффиа. Ему лучше молчать о том, что его расстраивает. Ведь чем меньше говоришь, тем меньше вспоминаешь. По крайней мере, в один прекрасный момент правило начинает работать. Да и тогда, когда рана кровоточит, её надо пореже тревожить. Разве не так? Но все вокруг отчего-то хотят, чтобы он говорил, говорил, говорил. Месье долго его пытал, желая узнать подробности. - Случилась мадемуазель де Теобон, мой дорогой, - Эффиа переменил позу, будто у него затекли ноги. – Фрейлина Мадам. За ней ещё король волочился, когда уставал от других своих дам. Маникан вскинул светлые брови, не веря ушам. Ему казалось, что Беврон будет любить Эффиа до последнего вздоха. - Да-да, - покивал Эффиа. – Все изумились, как и вы. Ужасно неприятно. Однако, я вас прошу, никому про Теобон не говорите. Беврон полагает, что ему удалось сохранить в тайне имя своей любовницы. Официальная причина нашего разрыва – скука. Мы просто друг другу наскучили. Эффиа рассмеялся, находя ситуацию забавной. Так мог решить человек посторонней. Но Маникан понимал, что его другу очень плохо. - И что вы намерены делать? – осторожно спросил Маникан. - Ничего особенного, – Эффиа поправил кружева на манжетах. – Возможно, пойду по рукам. Но, видя, как вытянулось лицо Маникана, который некогда совершил схожую ошибку – из-за разбитого сердца отдался половине Парижа, Эффиа поспешил пояснить: - Я шучу, мой дорогой. Мне сорок лет – не тот возраст, чтобы впадать в истерику. Я продолжу жить, как жил. Только начну поглядывать по сторонам. Месье охраняют красивые мужчины. Вы замечали? И гвардейцы короля тоже ничего. Ваш Морель был из их числа. Он рассказывал? Маникан кивнул, давая понять, что знает о прошлом любовника. Антуан Морель де Волон карьеру при дворе начинал в гвардии короля.* Потом судьба свела его с шевалье де Лорреном, который постарался, чтобы Морель получил завидную должность главного камергера Мадам, что несказанно её возмутило. Ставленник шевалье просто не мог Мадам понравиться, как бы ни старался. - Но… - начал Маникан. - Мой дорогой, - перебил Эффиа. – Не стану отрицать, первые дни я варился в собственных переживаниях, но теперь… Эффиа сделал жест рукой, переживания прогоняя. - Всё отлично, правда. Ему повезло, карета остановилась рядом с домом Маникана. Это заставило друзей отвлечься от неприятной темы. Когда они выбрались на улицу, Маникан заметил: - Господин Шамле кажется приятным человеком. - Наверное, он таков и есть, - равнодушно пожал плечами Эффиа. – Но он карьерист, а вы видели карьериста неприятного? Маркиз де Лувуа – исключение. У него с самого начала мощный тыл – я говорю об его отце – а потому он может сколько угодно испытывать терпение общества. Шамле, в отличие от него, не обладает значительным влиянием. Пока что... - Вам неприятно быть у него в долгу, - улыбнулся Маникан, оглядываясь на пороге. - Неприятно – не то слово, – хмыкнул Эффиа, идя следом. – Я в отчаянии. Лучше бы спас меня кто-нибудь другой. - Всё потому, что ваши характеры немного схожи, - Маникан снял плащ и отдал его Дюфору. – Об этом я могу судить благодаря сплетням. - Он – сухарь, мой дорогой, - возразил Эффиа. – А я – нет. Дюфор, как поживаешь? - День на день не приходится, сударь, - ворчливо ответил Дюфор и принял плащ маркиза. – Холодно как под мышкой у покойника. Куда это годится? Продолжая ворчать, Дюфор поплёлся на кухню. Эффиа и Маникан устроились в гостиной у камина. Эффиа вытянул к огню ноги. Дюфор прав – стояли небывалые холода. - Мадемуазель стало лучше? – Маникан налил вина другу, потом себе. - К счастью, - Эффиа взял бокал. – Вы можете себе вообразить беспокойство Месье. Он почти начал верить, что лекарство, которое для Мадемуазель приготовили кармелитки, содержало яд. А во всём виновата шутка его величества. Как он там сказал?… Эффиа нахмурился, вспоминая, что услышал от других. - А! – воскликнул он, чуть не разлив вино, и процитировал короля: - Я знал, что они мошенницы, интриганки, несносные, сплетницы, лекарки, но я не знал, что они ещё и отравительницы.* Маникан улыбнулся и поглядел в бокал. Эффиа был слишком оживлён, что на него не походило. Нервы заставляли его беззаботно болтать и ёрзать. Он боится остановиться, чтобы не подумать о Бевроне. И разговоров о Бевроне тоже боится. Непонятно, как ему помочь. - Антуан, - позвал Маникан и, убедившись, что Эффиа весь внимание, сказал: - Если я буду вам нужен, приезжайте сюда в любое время дня и ночи. Эффиа на мгновение сбросил маску. Его лицо стало печальным, усталым. Но потом он улыбнулся: - Спасибо, мой дорогой. Так и поступлю. Оба понимали, что это ложь. Эффиа, подчиняясь привычке, продолжит страдать в одиночестве.