***
Суетящиеся школьники, спешно передвигающиеся по учебному заведению в поисках своих кабинетов, такие все измученные высокой нагрузкой и недосыпом, навевали на Донхёка тоску. Когда твои годы жизни в дальнейшем могут стремиться к бесконечности, вся эта нервозность по поводу каких-то экзаменов кажется совершенно нелепой. Да и на контрасте с Академией, где ученики уделяли занятиям куда меньшую часть своего времени, это выглядело не совсем нормально (насколько они, как сверхъестественные существа, могли судить о нормальности). Неудивительно, что Донхёк среди большинства учителей и одноклассников слыл тунеядцем, так как все остальные после школы торопились на бесчисленные дополнительные занятия, а он вразвалочку шёл домой. Разумеется, никто не знал, что спустя пару часов он отправлялся в уже немного другое учебное заведение — в Академию, откуда он возвращался ближе к середине ночи, точно так же загруженный домашними заданиями. — Привет, — раздаётся из-за плеча Донхёка, отвлекая его от размышлений. Он резко поворачивается на голос и нос к носу сталкивается с Марком. Тот стоит, прислонившись к стене, его руки находятся в карманах брюк, а на лице играет очаровательная улыбка, от вида которой у Донхёка едва ли не случается микроинфаркт. Он помнит симптомы, описанные на курсе оказания первой медицинской помощи: слабость во всём теле, лёгкое головокружение и боль в грудной клетке — всё сходится. Марк нравился ему ещё в средней школе, когда выглядел как обычный несуразный подросток с узким разворотом плеч и руками-веточками. Сейчас же он подрос, набрал мышечную массу, а черты его лица заострились, при этом не потеряв юношеское очарование в виде больших добрых глаз и тоненьких бровей, похожих на двух чаек. Стоит ли говорить, что среди его поклонников теперь числился не только один Донхёк (и тот тайно). — Привет, хён, — отвечает ему маг, — Ты потерялся? Забыл, где у тебя урок? — тут же саркастично добавляет он, мысленно шлепая себя ладонью по лбу, как только слова вылетают из его рта. «Ну вот, теперь он просто развернётся и уйдёт, молодец, Хёк», — крутится у него в голове. Но, к удивлению колдуна, Марк в ответ лишь смеётся и стреляет в него взглядом, который можно было бы принять за игривый, если бы только Донхёк так хорошо не знал старшего. Видимо, чтобы окончательно его добить, Марк наконец отвечает ему: — Просто хотел тебя увидеть. Донхёк чувствует, как начинает стремительно краснеть. — А ещё обсудить бал, всё-таки до него осталось чуть больше недели, — переводит тему Марк, за что младший ему безмерно благодарен. — В чём именно вопрос? Будем подбирать парные костюмы? — Это тоже, — хмыкает старший, — Но вообще я имел в виду, где мы встретимся и всё такое. — Можем сразу в школе, — пожимает плечами Донхёк, — Меня один из дядюшек подвезёт, я думаю. — Ладно, — получает он кивок в ответ. А затем Марк смотрит на свои наручные часы и говорит, перед тем как уйти: — Мы с тобой будем там лучшей парочкой друзей из всех, — и по сердцу Донхёка проходит трещина. Парочкой друзей. Конечно, всё не могло быть так гладко. Конечно, они столько лет были просто друзьями, с чего вдруг он вообще решил, что Марк ни с того ни с сего решит перевести их отношения на новый уровень, это было бы как минимум странно. Донхёк всё это понимает, но легче ему не становится.***
В день самого бала младший член семьи Ли тратит так много времени на сборы, как никогда раньше. Его утро начинается с такого количества волшебных масок для лица, что дядюшка Тэён придёт в ужас, увидев, как сильно поредели его запасы. Хёк использует абсолютно всё, что попадается ему под руку — от кремов, выравнивающих тон кожи лица, до масел для тела с эффектом придания уверенности в себе. Он больше часа отмокает в ванной, а затем несколько раз проходится по костюму и рубашке заклинанием, придающим одежде свежесть. К тому моменту, когда дядюшка Тэён зовёт его на выход, он благоухает и цветёт как свежесорванный цветок. Все сожители Донхёка при виде него отвешивают ему комплименты, а Тэн вообще как будто утирает лапой невидимую слезу и сентиментально заявляет, как же быстро растут эти дети. В машине Тэёна Донхёк нервно ерзает на кожаном сидении и старается успокоить бешено колотящееся от предвкушения особенного вечера сердце. Дядюшка, заметив его беспокойность, интересуется: — Волнуешься? — Да, — выдыхает его племянник, — Сам не знаю почему, правда. — Ты идешь на танцы со своей первой любовью, переживать в твоей ситуации — это абсолютно нормально, — успокаивает его Тэён, одновременно следя за дорогой и поглядывая на Донхёка. — Мы идём на бал как друзья, Марк сам так сказал, — отвечает ему тот, едва ли не выстанывая эти слова. — Вот как, — говорит Тэён и тихо хмыкает, поджав губы, как он всегда делает, когда погружается в свои мысли. — Знаешь, это ещё ничего не значит. — Это может значить только одно! — восклицает Донхёк, а потом поясняет, — Что я для него всегда был просто другом, им и останусь. — Ну-ну, не надо делать поспешных выводов. Он ещё совсем молод, мог просто испугаться пригласить тебя в качестве своей пары, — слова Тэёна звучат разумно, но уверенности Хёку не прибавляют. — И что, что молод? Он старше меня самого, — спорит Донхёк с дядюшкой. — А ты сам сумел набраться храбрости и признаться ему в своих чувствах? — приводит контраргумент Тэён. На это младшему ответить нечего. Когда они подъезжают к школе, тормозя у главного входа, Ли-старший поворачивается к Донхёку и улыбается ему, стараясь подбодрить. — Всё будет хорошо, я тебе обещаю. Только не переживай и ничего не бойся, хорошо? — говорит Тэён и ерошит каштановые волосы племянника, портя его идеальную укладку. В любой другой ситуации Донхёк бы возмутился, но сейчас этот простой родственный жест поддержки кажется ему самым необходимым из всех, и он даже лезет обниматься. Спустя полминуты он наконец отлипает от дядюшки, дарит ему ответную улыбку и выбирается из машины. Проходя по главному коридору школы, Донхёк видит множество парней и девушек, разодетых в свои лучшие наряды. Сияют не только мужские лакированные туфли да блестки на девичьих платьях, но и глаза учеников, радующихся выпавшей возможности не думать об учёбе и просто отдохнуть. Однако все мысли о других людях, да и вообще все мысли тут же вылетают из его головы, когда он видит Марка. Тот одет во всё чёрное, разве что пиджак на свету отдаёт немного сероватым оттенком, и на нём становится заметен узор в такой же тёмный горошек. Донхёк готов поклясться Сатаной, он никогда не думал, что узор в горошек может быть таким сексуальным. Чёрные волосы старшего в привычной манере уложены на косой пробор, но сейчас над ними явно поработали чуть больше, чем обычно, пытаясь придать объёма. В этот момент Марк как раз замечает Хёка и приветственно машет ему рукой. Когда младший подходит ближе, тот раскидывает руки в стороны и притягивает его для объятий. Донхёка снова коротит, потому что раньше они никогда не обнимались в качестве приветствия, в основном, только по праздникам. Но когда он оказывается прижат к тёплому худосочному телу, то понимает, что это было большим упущением. От Марка пахнет очень приятно, и колдун едва сдерживает порыв уткнуться носом ему прямо в шею, туда, где выпирает тонкая жилка. Руки старшего так уютно лежат на его спине, что ему хотелось бы провести в этой позе вечность. После того, как они разрывают объятия, Донхёку кажется, будто откуда-то повеяло холодом, но он старается игнорировать это ощущение. — Ты выглядишь просто отлично, — говорит Марк, оглядывая его с неподдельным восхищением, и не ответить ему взаимностью становится просто невозможно. — Как и ты, — Марк радостно улыбается в ответ на комплимент и подставляет Хёку руку, согнутую в локте. Они проходят в большой зал, украшенный шариками и ленточками, не разрывая рук. Из колонок льётся современная музыка, не режущая ухо, свет приглушен до полумрака, по всему залу мерцают разноцветные огоньки герлянд, создавая приятную атмосферу. Они пришли вовремя, но мероприятие уже в самом разгаре, поскольку повсюду снуют люди, весело смеясь, танцуя и таская закуски с фуршетного стола. Донхёк чувствует, как волнение понемногу отпускает его. Страшно представить, в какой панике бы он был, если бы не та самая магическая косметика, придающая самоуверенности. — Как ты написал последние контрольные работы? — спрашивает Марк, наклоняясь прямо к его уху и опаляя его горячим дыханием. Донхёк мученически вздыхает, возводя глаза к потолку, и говорит: — Хён, пожалуйста, давай хотя бы сегодня не будем говорить об учёбе. — Да, хорошо, извини, — посмеивается старший, — Хочешь перекусить? — тут же добавляет он, глядя прямо на стол с закусками. — Нет, я не голоден. Но зато выпил бы чего-нибудь, а то в горле пересохло, — Донхёк мысленно добавляет: «Из-за тебя и твоего сногсшибательного вида». — Конечно, пойдем, — Марк высвобождает свой локоть из хватки младшего, но не успел тот и опечалиться, как он тут же цепляет его ладонь своей и начинает двигаться по направлению к фуршету. Они некоторое время мнутся у стола, пока Марк с завидной скоростью поглощает канапе с сыром, а Хёк потягивает свой пунш. Тут в поле зрения появляется несколько одноклассников, с которыми они заводят вялую беседу без особой смысловой нагрузки, но лично для Донхёка вечер перестает быть томным, когда очередная песня сменяется другой, более плавной и спокойной. И он понимает, что вот он — медленный танец, которого он так ждал и одновременно с этим так боялся. От того, что произойдёт дальше, может зависеть развитие их отношений в будущем, так что Хёк осознаёт необходимость взять себя в руки и начать действовать, но как же всё-таки страшно получить отказ. Однако как только его вновь накрывает волна нервозности и вопросов вроде: «А что если Марк сейчас просто пригласит на танец какую-нибудь другую девушку?», старший возникает прямо перед ним и протягивает ему руку ладонью вверх. — Потанцуешь со мной? — на его лице красуется обольстительная улыбка, никак иначе её язык не поворачивается назвать. — Да, — на выдохе произносит Донхёк, в который раз за вечер соединяя их руки. Они делают несколько шагов по направлению к центру зала, но останавливаются достаточно далеко от основной массы людей, поэтому всё равно создаётся ощущение некоторой интимности. Марк притягивает младшего ближе, умещая обе ладони у него на талии, и по телу Хёка проходит мелкая дрожь. Ему ничего не остается, кроме как положить свои руки на плечи партнёра. В голове у мага мелькает шальная мысль, что в такой позе будет крайне удобно целоваться, поскольку их лица находятся на ничтожно маленьком расстоянии друг от друга, и ему не будет ничего стоить немного запрокинуть голову и прижаться своими губами к чужим. Но когда он ловит себя на том, что едва ли не начал воплощать эту идею в жизнь, то немного отстраняется, в конце концов, он здесь сейчас прижимается к красивому телу не на правах его парня. — Так что, как тебе вечер в качестве «лучшей парочки друзей из всех»? — интересуется Донхёк, не сумев сдержать в себе обиду из-за того заявления друга и обрекая её в язвительный вопрос. Марк медлит с ответом и будто немного тушуется. Он приоткрывает рот словно в намерении что-то сказать, но вместо этого нервно облизывает губы, и эта картина притягивает взгляд младшего словно магнитом. Тот и так не может отделаться от мыслей о поцелуе, а тут ещё и наглядная демонстрация того, что прикасаться языком к этим губам очень даже возможно. — Признаться, Донхёк, я не совсем это имел в виду, — наконец выдавливает из себя Марк, отводя взгляд в сторону. — В каком смысле? — уточняет Хёк, совсем сбитый с толку. То есть… Ему же не показалось, что старший засмущался? Это правда может значить, что дядюшка Тэён был прав, и он не безнадёжно влюблён? Или, по крайней мере, не он один? — В том смысле, что я чёртов трус, который постоянно всё портит, — выпаливает старший и делает глубокий вздох, явно не намереваясь замолкать, — Ты мне нравишься, Хёк. Вот это чертовщина творится, ничего не скажешь. Донхёк что, в бреду подлил в пунш зелье, заставляющее людей говорить то, что хочется самому колдуну? Нет, чушь какая-то, он только недавно про него вычитал и так ни разу и не приготовил, да и ведь Марк ничего не пил, только он сам, а значит, это бы и работало по-другому. Вариант остаётся только один. Это признание было сделано лишь по инициативе самого Марка. Который, кстати, явно занервничал из-за длительного молчания со стороны друга. — Слушай, я понимаю, что это всё очень внезапно, — начал тараторить он, — Просто я так давно в тебя влюблён, а ты сегодня такой красивый, что я просто теряю голову. Да и ты согласился на медленный танец со мной, так что я решил, что, возможно, мои чувства и не такие уж невзаимные. Даже если я ошибся, то я всё равно очень рад наконец-то сказать тебе об этом, но если ты хочешь, то мы можем обо всём забыть. — И не надейся, — шепчет Донхёк, тут же сталкиваясь взглядом с Марком. В глазах того плещется буря из самых разных эмоций, все из которых легко читаются: волнение, страх, нежность и, что удивительно, решительность. Хёк думает, что был способен утонуть в этих глазах даже когда они напоминали спокойную гладь озера, так что теперь захлебнуться под накрывающими волнами вообще проще простого. Медленный танец всё ещё не закончился, а они так и не разорвали рук и не перестали покачиваться в такт музыке, это, как решает старший, хороший знак. Ведь если бы услышанное было неприятно Хёку, то он явно бы не постеснялся высказать ему пару ласковых и свалить куда подальше. Донхёк оглядывает лицо друга, сглаженное полумраком, и ощущает небывалую пустоту в голове. Обычно ему всегда есть, что сказать, но на данный момент все буквы, как по волшебству, складываются только в одно-единственное имя. Марк. Это такое невероятное удовольствие — быть прижатым к крепкому телу того, кто заставлял твоё сердце сбиваться с ритма при каждой встрече, при каждом неловком касании, а теперь, после того, как были произнесены заветные три слова (даром, что пока ещё не совсем любви, но это только пока), Хёк ощущает, как удовлетворение и счастье разливается по всему его телу, заполняя каждую его клеточку. Под его ладонями сминается приятная на ощупь ткань пиджака, и он украдкой замечает, как сильно эти самые ладони у него вспотели. Когда песня стихает, Донхёк, не давая ни себе, ни Марку времени на раздумья, хватает старшего и тянет его за пределы зала. У него есть ещё одно незаконченное дело. Они вываливаются в коридор, и тут Хёк немного теряется. Он хотел найти более уединенное место, где они смогут всё обсудить, но ему не сразу пришло в голову, что все кабинеты наверняка закрыты на ключ, а туалет — не самое подходящее место для задушевных бесед. — Можем выйти во двор, — слышит он предложение, которое было бы не так плохо, если бы на дворе не стоял декабрь. Даже при нынешней нулевой температуре оставалась вероятность что-нибудь себе отморозить в случае, если они проведут на улице слишком много времени. Он сам-то конечно мог наложить на себя согревающие чары, но вот как объяснить это обычному человеку — загадка. — Холодно, — отрезает Донхёк, беспомощно оглядываясь по сторонам. — Школьная библиотека? — Марк предпринимает очередную попытку помочь с поиском места для разговора, сразу поняв план младшего. И этот вариант очень даже ничего, разве что голос нельзя будет повышать, но оставалось надеяться, что до этого и не дойдёт. Пока они идут по направлению к нужному им помещению, Донхёк думает, как же так, что, будучи не самым образцовым учеником, он умудряется постоянно не только проводить время в кладовой знаний каждого из своих учебных заведений, но и периодически вести там крайне важные беседы. Библиотека тоже оказалась закрыта, впрочем, оно и неудивительно — учёба учёбой, но в такой вечер никто не рассчитывал застать учеников за книгами. Однако сам коридор, ведущий к ней, тоже не худший из вариантов. Пустынный, а если учесть, что все двери закрыты, ещё и тупиковый, он вряд ли понадобится кому-то из школьников, помимо тех двоих, которые уже там находились. — Ты мне тоже нравишься, хён, — решаясь на ответное признание, шепчет Донхёк, подходя ближе к Марку. Физическая близость любимого человека — это как наркотик, если один раз попробовал, то потом всё время хочется ещё и ещё, думается ему. Они стоят на расстоянии пары десятков сантиметров друг от друга, что слишком близко исходя из рамок приличия, но слишком далеко по меркам самого Хёка. Он не смотрит на всё лицо старшего в целом, как делал это ранее, сейчас его взгляд целиком и полностью сосредоточен на его губах. Тот явно считывает сигналы и потому тоже делает шаг на встречу, уютно устраивая руки на пояснице у Донхёка, точь-в-точь так же, как когда они танцевали. — Можно я тебя поцелую? — спрашивает Марк, наклоняясь ниже, таким образом опаляя дыханием нос младшего. Хёк ничего не отвечает лишь потому, что в самом деле не может вспомнить, как надо шевелить губами, чтобы обрекать мысли в слова, так что он просто сам сокращает оставшееся между их лицами расстояние. Когда их губы наконец соприкасаются, то словно вся вселенная сужается только до них двоих. Мягкие, трепетные прикосновения невозможно сравнить ни с чем, настолько это невероятно. Хоть это и первый поцелуй Донхёка, ему уже кажется, что подобное никогда не сможет надоесть. Когда Марк проводит языком по его нижней губе, он инстинктивно приоткрывает рот, и тогда тот сталкивается с его собственным языком. О чёрт, оказывается, чем дальше, тем лучше. Колдун чувствует, как возрастает непреодолимое желание стать к Марку ещё ближе, поэтому он зарывается одной рукой ему волосы на затылке, а вторую перемещает с плеча на горячую шею, контрастирующую с его холодными пальцами, и таким образом он словно оплетает парня своими конечностями. Их поцелуй уже определенно перешёл из категории «сентиментальный» в категорию «до одури страстный» ещё несколько касаний языков назад. Иногда они ненадолго отрываются, чтобы немного отдышаться и тут же прильнуть друг к другу снова. Непонятно, что именно стало причиной такой жадности до прикосновений со стороны чужих губ — то ли сказалось долгое время, на протяжении которого подобное было недоступно, то ли это просто буйствовали юношеские гормоны, ясно было только то, что в ближайшее время для счастья каждого из них больше ничего и не нужно. Периодически они немного сталкиваются носами, но даже такие соприкосновения кажутся приятными, как и чужая слюна, остающаяся на губах и повисающая тоненькой ниточкой между двумя ртами. Марк переходит с поцелуями с верхней губы Хёка на нижнюю, а тот и рад запоминать его приёмчики, и затем тут же пробовать их на нём самом. Донхёк трётся языком о язык старшего, проводит им по его зубам и наконец облизывает чужие губы, как хотел ещё во время их танца. Будь его воля, он бы никогда больше не отрывался от столь увлекательного занятия, но Марк явно твёрдо намерен что-то сказать, раз так решительно пытается отодвинуться. — Так мы теперь встречаемся? Очень, очень глупый вопрос, думает Хёк. Если ещё взаимные чувства могли не быть гарантом появления их романтических отношений, то вот последние несколько минут, проведённые за поцелуями, явно подтверждали, что они теперь не просто друзья. — Да. А теперь иди сюда, — только договорив, младший притягивает своего теперь уже парня ближе. Руки Марка так и покоятся на его талии, и да, Донхёк не ошибался, когда думал, что так будет очень удобно целоваться.