***
Прошло две недели, я наконец-то смог встретиться с Лесли. Мы ходили в бар. Как выяснилось, мы оба не любители таких заведений, но оно показалось «отличным местом для двух парней». Лесли рассказал о своей учебе в университете. Именно там он познакомился с Дортой, его девушкой. Я рассказал о том, как стал музыкантом. Разговор был больше ознакомительным, чем дружеский. Но говорить было всё равно славно. Мы отлично понимали друг друга. Я этому удивился, потому что мне всегда трудно находить общий язык с людьми. Для меня не секрет, что большинство считает меня «заносчивым засранцем». Я уже привык, что люди складывают мнение обо мне еще до личного знакомства, поэтому перестал рассыпаться в любезностях при первых встречах. Но с Лесли было всё иначе. Изначально у нас были разные круги общения, поэтому друг о друге мы ничего не знали. Он отнесся ко мне как к простому парню, который виртуозно играет на рояле (кстати, он сказал, что был бы рад услышать мою музыку вновь). Мне кажется, мы станем отличными друзьями.***
За прошедшие два месяца мы с Лесли подружились. Несколько раз я приглашал его в филармонию. Ему понравилось, но он сообщил, что предпочитает слушать мою игру. Это здорово мне польстило. Я заметил, что слова Лесли очень значимы для меня. Часто он, не задумываясь о серьезном, размышляет на какие-то темы, будь то музыка или квантовая физика. Он понятия не имеет, что я впитываю каждое его слово. Недавно он почти убедил меня, что уже созданной музыки хватит потомкам на все времена и создавать новую вовсе необязательно (я вовремя опомнился, а позже оказалось, что он думал об этом в шутку). Я не знаю, как относиться к тому, что Лесли заимел какую-никакую власть надо мной (хоть сам он об этом и не знает). Я привык быть один и слушать только себя. А теперь он рушит мой спокойный одинокий уклад своим появлением. И почему-то я этому даже рад. Я остался один, когда умер мой отец. Четыре года назад его уничтожил рак легких. Мы с ним не были очень близки, но он был важной частью моей жизни. Когда моя мать разбилась на мотоцикле, мне было двенадцать лет. С того момента мы с отцом стали опорой друг для друга. У нас обоих не было друзей. Казалось, мы остались вдвоем в целом мире. Мама всегда была лучиком света. Общительная, яркая женщина. Именно она отдала меня в музыкальную школу. Отец был её противоположностью: суровый, строгий человек. Он был закопан в работе. Мама говорила, что я очень на него похож. Я и правда гораздо реже веселился с другими детьми. В основном я сидел за книгами и роялем. После смерти мамы мы с отцом стали еще отстраненнее. Он ушел в работу, я в музыку. Следующие четыре года я почти не вставал из-за рояля. Я играл беспрестанно. Я выучил огромное количество мелодий разной сложности. Отвлекался только на учебу, но мои оценки всё равно съехали. Учителя прощали мне это только из-за моего таланта к музыке. Они не вызывали в школу отца и не давили на меня на уроках. А в шестнадцать лет во мне что-то щелкнуло. Я решил, что мне скучно и мне нужно разнообразить мою жизнь. Отец на это никак не отреагировал, он просто следил за тем, что я цел и невредим. Я нашел себе странную компашку, где было пять других парней. В школе они появлялись редко, что было мне только на руку. С ними мы стали лазать по закрытым магазинам, пить дешевый алкоголь в их домах и ходить на сомнительного рода тусовки. Мне даже нравилось это. Было весело, я перестал думать о проблемах, перестал загружать себя из-за потери матери. После одной такой тусовки я вернулся домой и обнаружил отца на кухне. Свет был погашен, лицо отца освещал лишь свет уличного фонаря, пробивавшийся через окно. На его лице были слезы. Именно в тот вечер я узнал, что у отца рак. Мой мир рухнул. Я только выплыл на берег, как вдруг меня закинули ещё глубже прежнего. Следующие шесть лет прошли, словно в тумане. Я кое-как окончил в школу и поступил в колледж. Я ни с кем не общался, вся моя жизнь утекала сквозь пальцы. Отец медленно умирал, а я никак не мог ему помочь. Когда я был на третьем курсе, он покинул этот мир. Мне пришлось вернуться в общество. Не то что бы мне этого хотелось, но выбора не было. Однокурсники не обращали на меня внимания, а преподаватели относились с подозрением. Я был нелюдимым человеком, который вдруг решил со всеми подружиться. Это никому не понравилось. Со мной разговаривали как с пустым местом, будто я и на человека не тяну. Единственным выходом для меня стал образ самодовольного, самодостаточного парня, которому все эти люди и не нужны ни разу. Этот образ ко мне привязался. Из забитого жизнью паренька я превратился в заносчивого мудака, восхитительно играющего на рояле. Что ясно, друзей у меня от этого не прибавилось. Приходя в огромный пустой дом, я часто падал без сил. Так продолжалось на протяжении года, позже я стал пытаться выкарабкиваться из этого болота. Не знаю, для чего я вспомнил всю эту историю.… Хотя нет, знаю. Лесли стал последним шагом в пути моего эмоционального восстановления. Впервые за очень-очень много лет у меня появился настоящий друг. Впервые за очень-очень много лет я по-настоящему счастлив. Сегодня вечером Лесли должен приехать ко мне, я пригласил его пару дней назад. Хочу сыграть ему одну вариацию симфонии, что ему понравилась. Для меня стало настоящим удовольствием играть для него. Я готов играть днями и ночами, а он, как мне кажется, готов слушать. Последний раз мой импровизированный концерт затянулся аж на полтора часа. Мы оба удивились такому раскладу событий, а после он привел какую-то цитату из русской комедии. Я забыл, как она звучала. Переспрошу сегодня вечером.