***
«15 июля 1996 Чертов дневник. Я никогда не был хорош в словах. Но Темный Лорд приедет к нам через десять дней, так что, может быть, я начну писать здесь. Я не знаю, что делать. Победить Блейза было легко. Крэбб был трусом и позволил Гойлу победить его, Тео и Гойл будут драться завтра. Это только вопрос времени, когда один из нас будет выбран. Я чертовски ненавижу этот дневник.»***
— Привет, дорогая, — Молли крепко обняла Лию, Артур сделал то же самое, — Я скучала по тебе. — Миссис Уизли, — улыбнулся Тео, целуя ее в щеку, — Спасибо, что позволили мне остаться здесь на каникулы. Лия внимательно посмотрела на него, когда нашла свое место за столом рядом с Гарри. — Мы рады, что ты здесь, Теодор, — просияла она, — Ты член нашей семьи. То, что он был здесь, оставило горький привкус на ее языке, она не доверяла ему, как раньше. Она спрятала дневник Драко среди своих вещей, которые уже отнесли наверх, и огляделась в поисках двух знакомых рыжих. — Странно видеть тебя здесь, Мэгс, — он возник рядом с ней, его фигура была больше, чем несколько месяцев назад, и знакомая улыбка, которая всегда заставляла ее улыбаться. — Фредди, — она облегченно вздохнула, прежде чем обнять его, — Я так скучала по тебе. Из-за его плеча она увидела, как Джордж тоже обнял Тео, держа его на виду у всей семьи. — Не забывай о нас, — крикнула Тонкс из-за спины Люпина. Тревога, которую она чувствовала в последнее время, быстро исчезла с приходом ее друзей, ей повезло, что такие люди, как они, успокаивали ее нервы. Она поздоровалась с Джорджем, прежде чем сесть между Гарри и Фредом. Этот год сделал ее смелее, чем когда-либо прежде. Наряду с событиями сегодняшнего дня, было приятно находиться рядом с людьми, которых она считала своей семьей. — Мэгс, — окликнул ее Джордж, отодвигая стул для Тео, — Я думаю, тебе пора рассказать нам о недавней драме с Роном и его возлюбленной, не так ли? Слава богу, Гермионы там не было. Довольно скоро все принялись за приготовленный Молли ужин.***
Позже тем же вечером она прокралась вниз и вышла в сарай с кожаной книгой на коленях. Все уже легли спать, но она еще не закончила думать о Драко. Лия открыла рождественский подарок, который он ей подарил — золотую музыкальную шкатулку. Ее ноты были нежными, когда она сопровождала духовые колокольчики Молли, которые висели у входа в их уютный дом. Она любовалась замысловатыми узорами, в то время как две кружащиеся фигуры вальсировали на крошечной золотой платформе. Раньше все было так просто. В конце концов, у нее хватило смелости продолжить с того места, где она остановилась в дневнике Драко. «25 июля, 1996 Темный Лорд был страшнее, чем мне хотелось бы признать. Находясь с ним в одной комнате, я понял, почему мой отец тоже боялся. Его последователи были еще хуже. Я не могу думать, когда они все здесь. Черт, я даже рисовать не могу, это утомительно. Пребывание в доме, полном Пожирателей Смерти — моя мать будет заложницей в своем собственном доме, как только я уйду. Сегодня я дрался. В процессе я потерял своего друга. Я использовал проклятие пытки на Нотте. Он злится на меня. Но я сделал это ради него, и у меня нет никаких извинений. Я не против. Если у кого-то и будет счастливый конец, то только для того, кто его заслуживает.» Читать его историю было неприятно. Она и представить себе не могла, как будет жить. И с каждым росчерком пера его боль отчетливо проступала на страницах. «7 августа 1996 Я чувствую, как он жжет мою кожу. Мне кажется, что он живет внутри меня. Это было похоже на тупые лезвия, пребывающие в комфорте моей крови. Каждый раз, когда я прикасался к коже, кость под ней, казалось, тоже горела. Это заставляет меня хотеть содрать свою гребаную кожу. Написанное здесь облегчает обработку моих ошеломляющих мыслей. Чтобы закрепить их в уединении своих страниц, я больше никого не беспокоил. Мне не нужна была моя мать. Мне не нужно было обременять Тео, который, я уверен, все еще не хочет меня слышать. И, самое главное, мне не нужно было отвечать Магнолии.» Она продолжала читать. «20 августа 1996 Тео наконец справился с собой. Поэтому я попросил его об одолжении. Я сказал ему, чтобы он держал меня подальше от… нее. Я прислал Магнолии картину прошлого лета. Наверное, мне не следовало этого делать, я создаю у нее неверное впечатление. Как бы я не ненавидел говорить о ней, в последнее время я могу думать только о ней. Она продолжает изливать каждую унцию (как мне нравится думать) любви в каждое письмо, которое она мне посылает. Я ненавижу это. Конечно, я читал их до тех пор, пока каждое слово не запечатлелось в памяти. Она все время спрашивает, пью ли я воду и ем ли. Неужели она ожидала, что я буду нуждаться в том, чтобы она приходила сюда и кормила меня с ложечки? Ради всего святого, Магнолия, ты мне не нужна. Я даже не хочу тебя.» Это было больно. Лия пролистала несколько страниц, желая увидеть, что он нацарапал дальше. «2 сентября 1996 Я ее не заслуживаю. У нас с ней был… инцидент в поезде вчера. Это заставило всплыть старые воспоминания, воспоминания, которые, как мне казалось, я разбавил и смешал в своих иллюстрациях. В последнее время мне казалось, что сколько бы слоев краски я ни наносил на ужасно испачканный холст, мое прошлое всегда будет преследовать меня в будущем. Я ненавижу своего отца за то, что он сделал меня таким. Но я не могу винить его за свои действия. Поэтому я намерен извиниться перед ней сегодня вечером. Нотт видел в этом повод поговорить с ней, и, по правде говоря, так оно и было. Только в последний раз перед тем, как я был вынужден покинуть ее. Мне жаль ее за то, что она доверяет мне. Излишне говорить, что мне нужно научиться держать дистанцию. Цена ее любви была слишком высока.» Воспоминания о том дне были незабываемыми, и не только для них двоих. Но то, что она читала его дневник, еще не означало, что все прощено. Она пообещала себе, что не поддастся жалости, потому что, что бы он не говорил, ей было недостаточно принять того, кто проклял ученицу и планировал убить директора. «3 сентября, 1996 Нотт поймал меня сегодня утром, когда я возвращалась в комнату. Мне нужно было уйти до того, как Магнолия проснется. Тео сказал мне, что иногда нам приходится уходить от людей, которых мы любим. Это было чертовски драматично. Прошлой ночью у нее было видение. Очевидно, этот чертов близнец Уизли и Заяр умерли. Я знал, что нужно прислушаться к предостережениям Океанны. Было бы эгоистично с ее стороны знать правду. Я не мог подвергать ее такой опасности. Но она решила сделать мое решение еще тяжелее. Она сказала, что любит меня. И я ненавидел это. Так что на одну ночь я стал эгоистом. Я позволил себе овладеть ею, но не потому, что она нуждалась в утешении после всего, что ей пришлось пережить, а потому, что это сделал я. Было приятно, что она подарила мне иллюзию безопасности на пару часов. В конце концов я отдал ей свое кольцо. Для меня отпустить ее было шагом в направлении человека, которым она хотела меня видеть. Может быть, если я сделаю достаточно хорошего для нее, это компенсирует плохое. Может быть, я буду достаточно хорош.» Он сделал это ради нее. Она должна была увидеть это сейчас. Она тоже помнила ту ночь. Хотя сейчас его реакция на это ужалила. Но было ясно, что он затаил горечь только потому, что был расстроен тем, чего не мог иметь. «9 сентября 1996 Я не люблю ее. Любовь — это всего лишь конструкция для ослабления наивных и слабоумных. Я приступил к работе над шкафом и не позволю ей отвлекать меня. Я взял на себя обязательство и намерен это выполнить.» Отказ. Побочный эффект его привязанности. Сердце Лии сжалось, когда она прочитала одну из самых коротких записей, которые он написал. Ее дни после того, как они расстались, не были наполнены циничными мыслями, во всяком случае, она рассматривала разрыв как обещание. Но, очевидно, у него было время посвятить себя другим вещам. Ей пришлось стряхнуть с себя негативные мысли, когда она продолжила дочитывать. Лия не совсем поняла, о каком шкафе идет речь. Он принес его с собой в Хогвартс из Лютного переулка? Зачем он ему понадобился? Планировал ли он убить Дамблдора с помощью шкафа? «22 сентября 1996 Сегодня я видел, как она смеялась. Она смеялась над чем-то, сказанным Поттером. И каждое проклятое чувство, от которого я думал, что избавился, вернулось, чтобы снова преследовать меня. Так что, может быть, я действительно почувствовал склонность к насилию, когда увидел, что он несет ее книги, но это не значит, что я люблю ее. Блейз стал еще более чертовски раздражающим. Кому-то было горько, что он не был избран для выполнения работы Темного Лорда. У Тео есть эта раздражающая привычка, называемая «оптимизмом». Но, черт возьми, его следовало бы перевести в Пуффендуй.» Она продолжала. 3 октября 1996 Забудь, что я сказал. Я чертовски скучаю по ней. Я скучаю по ее запаху. От нее пахло самой теплой ванилью и самым восхитительным медом. На вкус она была еще лучше.» Лия остановилась, чтобы оглядеть пустую комнату, ее сердце пропустило несколько ударов, когда она изучала элегантную грязь, которую он написал о ней. «Каждую ночь я ловлю себя на том, что вспоминаю, как она произносила мое имя, когда я исследовал каждый дюйм ее кожи. Я обожал то, как это выходило из ее талантливого рта. Я помню, как она вцеплялась в простыни, когда я открывал новые способы заслужить ее удовольствие. Такие красивые вещи слетали с ее губ; тихие стоны, которые подражали ангелу, который пел только для меня. Я скучал по тому, как она с таким рвением выступала передо мной. Эти нежные, влажные пальцы она использовала, чтобы увидеть божественность, которую она скрывала между этими нетерпеливыми ногами. Я жаждал украсить ее кожу своими губами, чтобы заявить на нее свои права, чтобы, когда другой мужчина посмотрит на нее, он понял, что она уже была в постели и в засосах от другого. Я хотел трахнуть ее неуверенность, пока она не останется развалиной. Я хотел видеть ее растрепанные и спутанные волосы, видеть, как дыхание покидает ее легкие, и благоговение, когда она блестит от пота под лунным светом. Я хотел поглотить больше, чем просто ее тело, я хотел поглотить каждую частичку ее хрупкой души, чтобы, возможно, это могло исцелить мою разбитую душу. Я просто верю, что когда она узнает меня таким, какой я есть, она тоже захочет меня.» Лия ощутила волну ощущений, пронизывающих ее до глубины души. Больше всего она чувствовала себя виноватой за то, что прочитала это в задней части сарая Уизли. Иногда она забывала, что он за человек. У него была страсть ко всему, что он считал красивым. К счастью для нее, она была одной из этих тварей. Драко говорил о ней так, словно она была искусством. Ее слабость заключалась еще и в том, что она тоже разделяла его мысли. Возможно, она не могла точно сформулировать это, как он, но их страсть пела ту же мелодию. И когда они были вместе, это было гармоничное воссоединение желания. Следующая запись была не такой вдохновляющей, как предыдущая. «12 октября, 1996 Я случайно проклял Кэти Белл. Я также ударила Блейза по лицу. Честно говоря, он угрожал Магнолии. И в довершение всего Тео сказал мне, что он гей. Выпьем за его счастливый конец, ммм?» Озадаченная улыбка появилась на ее губах, когда она поняла, что, помимо своих обязанностей, он действительно пытался быть лучшей версией самого себя с тем небольшим счастьем, которое у него осталось. «29 октября 1996 Я схожу с ума, черт возьми. Я больше не могу. Каждый день одно и то же. Я встаю, иду в класс, пропускаю занятия, потом работаю над чертовым шкафом. Это все, что я, блять, делаю. Сколько еще дней до конца? Они спрашивают меня. Ни хрена я не знаю. Как будто все, что я делаю, недостаточно хорошо. А теперь мне приходится смотреть, как Магнолия общается с каждым мальчиком в Хогвартсе, и я не получаю ни капли ее внимания. Я не могу пойти на подобное. Ненавижу эту чертову метку. Ненавижу это чертово место. Это хуже, чем оставаться в моем чертовом доме. Она вспомнила, как это было, когда свет в его глазах угасал, как свеча, которую коснулся ветер. Драко был одинок весь год. Лия наблюдала, как он весь год изолировался и ничего не делал. Она позволила ему порвать с ней и решила, что больше не несет за него ответственности. Ему нужен был кто-то. И что еще важнее, он нуждался в ней. И он держался на расстоянии, чтобы защитить ее. Это была благородная жертва. Его выбор не был выбором Пожирателя Смерти. Он был бескорыстен, и ему было больно. И из-за приступа ярости в тот же день она заставила его поверить, что думает о нем меньше, чем он есть. Если бы у него сейчас был дневник, он бы не стал писать. «13 ноября 1996 На прошлой неделе я боготворил ее. Сегодня я злюсь на нее. Она оставила меня здесь. Она оставила меня здесь одного задыхаться в одиночестве. И я виню ее, потому что злюсь на себя за то, что не впустил ее, когда у меня был шанс. Я хочу, чтобы она была здесь, рядом со мной. Я хочу, чтобы она сидела и делала свою школьную работу на диване рядом со мной. Она всегда была такой красивой, когда концентрировалась. Я устал украдкой поглядывать в библиотеке, как она убирает волосы с лица, пока работает. Я хочу быть тем, кто это делает. Ей вообще не нужно было работать. Если бы она была со мной, я бы позаботился о том, чтобы она не работала ни дня в своей жизни. Даже ее присутствие порадовало бы меня. Но потом я вспоминаю, что сделал с Кэти. Она подумает, что я чудовище. Надеюсь, когда-нибудь она научится любить каждую частичку меня, как я, несомненно, любил ее. Если она счастлива. Разве я не должен быть счастлив?» Оторвав взгляд от страниц, она заметила, что, как бы она ни относилась к нему, он хвалил ее гораздо больше, чем она того заслуживала. Он ясно дал понять, что она была этим спасательным кругом. «25 ноября 1996 Может быть, мы с отцом не так уж и отличались друг от друга.» Лия знала, что это за борьба. Следствием этого была разбитая ваза. Он никогда не любил откровенничать о своем отце, это была единственная тема, от которой они оба с удовольствием уклонялись. Ненависть, которую он питал к отцу, была глубока, как окопы в океане. Она знала это. Для него считать себя отцом было самым низким оскорблением. Его вина за содеянное сочилась кровью через страницу. Он так явно повзрослел благодаря своим записям. «27 ноября, 1996 Когда я хоть немного расстраиваюсь, метка горит. Это зуд, который словно высасывает из меня жизнь. И событий последних двух дней было более чем достаточно, чтобы меня «расстроить». По словам Тео, сегодня она плакала обо мне. Какими бы странными и уродливыми ни были мои мысли, когда я думал о ней, они были прекрасны. Искусство может принимать разные формы, и я не могу найти свою радость в моих картинах прямо сейчас. Но, о, как я люблю заниматься искусством там, где она была моей музой. В последнее время я увлекаюсь сигаретами и поэзией. Мне бы пригодилась практика с обоими. 'Я мечтаю держать ее за руку, Чтобы вальсировать в мечтах о завтрашнем дне. Далекое завтра, Где она будет смеяться, а я улыбаться. Где я не был проклят, Чтоб она никогда не пролила ни одну слезу, которую я не смог бы стереть.'» Кончиками пальцев она провела по бумаге, исписанной чернилами. Драко написал ей стихотворение, Драко держался от нее подальше, чтобы защитить от ужасов, с которыми он столкнулся, Драко держал ее в своем сердце каждый день бог знает сколько времени, и она все еще не отвечала взаимностью на безоговорочную преданность, которую он дал ей. Был ли этот дневник еще одной формой его манипуляций? Или это была неприкрашенная демонстрация правды? Лия продолжала читать. «1 декабря 1996 Я хочу стать лучше. Я хочу быть лучше для нее. Из-за этого я решил, что больше не хочу идти по стопам своей семьи. Но как иначе я восстановлю честь имени Малфоев? Оно было опозорено Ежедневным Пророком слишком много раз. Я хочу сделать его именем, которое с гордостью назову своим. Имя, которым однажды Магнолия захочет поделиться со мной. Мне нужно заткнуться, черт возьми, из-за нее.» С этого момента она увидела проблеск будущего, о котором он мечтал вместе с ней. Будущее, о котором она думала, что они слишком молоды, чтобы мечтать, но, с другой стороны, никто не думал, что он слишком молод, чтобы быть готовым к самым трудным задачам. «6 декабря, 1996 Я перестал рисовать. У меня больше нет на это времени. Я говорил себе, что люблю ее, но когда ее нет рядом, я сомневаюсь во всем. Я пытался стать лучше в… чем бы это ни было. Просыпаюсь, делаю свою работу и все такое. Теперь Снейп меня раскусил, и это все усложняет. Но я собираюсь заслужить ее прощение. Даже если мы не любовники, мне просто нужна моя Магнолия. Я не люблю свое искусство, я, конечно, не люблю себя, но если бы мне пришлось перестать любить ее, у меня бы ничего не осталось.» Ее сердце упало в овраг постыдных вод, когда она попыталась понять, как ему удалось вытащить себя из бушующего потока, в котором он тонул весь год, и никто не дал ему глотнуть воздуха. Она продолжала. «9 декабря, 1996 Я попытался снять ее. Как бы я ни царапал и ни царапал ее ногтями, она горела еще сильнее. Я использовал свой метательный нож, чтобы содрать кожу, которую я жаждал с моего тела. Это не сработало. На самом деле она исцелилась сама. Поэтому я попытался сжечь ее. И она все еще там, черт возьми. Лучше бы все это кончилось, и поскорее.» Больше. «15 декабря, 1996 Смертельное проклятие не действует на заклинателя.» За это время она вспомнила, как Тео сказал ей, что Драко привел себя в порядок ради нее. Драко смог убедить ее, что с ним все в порядке. Она должна была видеть его насквозь. «20 декабря 1996 Ты была совершенна.» Должно быть, он написал это прямо перед Рождественской вечеринкой Слизнорта. Каждая запись объясняла, как он превратился в человека, которого она не могла узнать. Она перестала читать и позволила себе осознать трагедию этого года. Он не причинил никакого вреда, к которому его не принуждали. Это было несправедливо. У них есть его мать, у него не было выбора, кроме как сотрудничать. И вот тогда все уладилось; ее не было рядом с ним. Ему не нужно было терпеть темноту в одиночестве. Он не должен был делать все это в одиночку. Но она также не могла предать своих друзей. Девушку переполняли противоречивые чувства. Лия была так поглощена чтением, что не заметила вдали пламени. Единственное, что она принесла с собой в сарай, был его дневник и музыкальная шкатулка, которую она играла на заднем плане. — Я убила Сириуса Блэка! Я убила Сириуса Блэка!