Безрассудство

      Альфонс был несказанно благодарен старшему лейтенанту за то что она не только нашла время позвонить и сообщить о состоянии его брата, но и терпеливо дожидалась его прибытия в вестибюле госпиталя. В противном случае он не был уверен, что сумел бы убедить медперсонал в своём родстве со Стальным алхимиком — всё же, не было никаких доказательств — и наверняка потратил бы уйму времени на бесполезные уговоры пустить посмотреть на Эдварда. Конечно, в конце концов появился бы полковник и подтвердил его слова, но до того момента ещё дожить надо было. Поэтому предусмотрительность старшего лейтенанта была для Альфонса настоящим благословением свыше.       — Ал, я должна предупредить, что поговорить с Эдвардом ты сейчас не сможешь, — Альфонс остановился на полушаге и резко повернулся к старшему лейтенанту. Пластины доспеха сдвинулись, разнеся по коридору противный лязгающий звук. Женщина поспешила его успокоить: — сразу по пробуждении у него случилась истерика и врачи накачали его снотворным и обезболивающим. Сейчас он спит. По прогнозам проснётся не раньше завтрашнего дня.       — Ох. — Альфонс снова почувствовал себя неловко.       Он весь извёлся после звонка полковника и внезапно открывшейся правды, что никакого задания его брат не получал. Получалось, что Эдвард самовольно влез в какие-то дебри с другим алхимиком и никто знать не знал, где его искать. Да и неподдельный страх в голосе полковника ничуть не обнадёживал. Альфонс сразу же побежал в Восточный Штаб, надеясь пересечься с Мустангом и командой, но, к сожалению, ни полковника, ни вообще кого-нибудь из знакомых на месте не оказалось. Постовые сообщили, что тот покинул пределы Штаба «совсем недавно», как и большая часть здешних алхимиков. И это тоже не могло не напрягать: если полковник решил привлечь к задержанию преступника стольких людей, то тот наверняка был очень опасен. И его глупый брат решил поймать его в одиночку! Альфонс был готов ломать собственные доспехи от накатившей паники.       Вот только связаться с военными, чтобы узнать, как продвигаются дела, он, как ни пытался, не мог, куда бежать не знал — брат забрал все бумаги с собой — и всё что оставалось, это вернуться в гостиницу, упасть на колени перед распахнутым окном и молча молиться, чтобы всё разрешилось как можно скорее и благополучно. Его даже не волновало, поймают ли того алхимика — лишь бы с Эдвардом всё было хорошо.       А потом, спустя четыре часа абсолютного неведения, когда город полностью окутала темнота и большинство жителей уже легли спать, в общежитие позвонила Риза Хокай и замученным голосом сообщила, что Эдвард жив, относительно здоров и сейчас в военном госпитале. Если бы доспехи могли плакать, Альфонс наверное затопил бы слезами комнату.       К счастью, такси работало круглосуточно и ему не пришлось бежать кросс от общежития до госпиталя. Пусть водитель и выглядел нервным, когда вместо обычного клиента увидел массивный говорящий доспех — Альфонс отказал в безобидной просьбе поднять забрало шлема.       — Но я ведь могу хотя бы посмотреть, как он? — заволновался Альфонс, уже не уверенный, что сегодня его пустят к брату. Однако старший лейтенант успокаивающе улыбнулась и положила ладонь на бицепс доспеха:       — Да, врачи ничего против не говорили. Главное — не буди.       — Я понял.       Указав, куда идти и что сказать дежурной медсестре, чтобы его пропустили, Риза Хокай провела ладонью по лицу и попросила передать полковнику, что она возвращается домой чтобы немного поспать и вернётся утром.       Альфонс согласился прежде, чем до него дошёл смысл её слов.       Дежурная медсестра была явно шокирована, увидев в полночь прогуливающийся по этажу огромный позвякивающий доспех, но, привыкший к такой реакции Альфонс успел передать слова старшего лейтенанта до того, как перепуганная девушка подняла тревогу. Медсестра смерила его недоверчивым, напряжённым взглядом, задала пару вопросов относительно Эдварда и, не найдя никаких несостыковок, нерешительно провела к двадцать пятой палате.       — Я очень прошу соблюдать тишину. Всем пациентам нужен покой. — Прошептала она и, дождавшись его кивка, поджала губы и вернулась на свой пост. Отстранённо Альфонс подумал, что это безответственно с её стороны — в конце концов, он мог бы оказаться каким-нибудь маньяком, одержимым маленькими алхимиками, — но всё встало на свои места, когда он легонько толкнул дверь в палату.       Стоило усилий удержать вздох удивления.       Эдвард, как и ожидалось, лежал на койке, местами перевязанный бинтами, с капельницей в левой руке, которая почему-то была в лангете. Выглядел его брат на удивление умиротворённым. Хотя, скорее всего, причина такового спокойствия крылась в полковнике Мустанге, также находившемся в палате. Мужчина сидел на пластиковом стульчике, поджав ноги и опустившись верхней половиной тела на больничную койку, и спал. Правая рука его выполняла роль подушки под голову, а левая лежала на левом плече Эдварда в молчаливой поддержке.       Альфонс неловко переступил с ноги на ногу, не уверенный, что делать. С одной стороны, казалось нормальным пройти в палату дальше и занять свободный угол, дожидаясь, когда брат проснётся или его выгонят, с другой — нарушать покой этих двоих казалось кощунством. От его осторожного движения пластины едва слышно сместились, но звука хватило, чтобы до этого безмятежно спящий мужчина проснулся.       — Кто? — тихий, но резкий шёпот разрезал тишину, поразив Альфонса количеством затаенного напряжения. Похоже, Мустанг ожидал, что в палату пробрался кто-то нехороший.       — Полковник, это я, — на всякий случай поднял ладони Альфонс, надеясь, что неожиданный разговор не разбудит его брата.       — Ал? — Голос мужчины был хриплый ото сна.       Рой несколько раз моргнул, хотя в темноте палаты это действо почти не имело смысла. Два красноватых огонька вместо глаз, светящихся из-под забрала шлема в темноте навевали некий ужас, но безошибочно определяли младшего брата его подчинённого. Рой помассировал глаза.       — Тебе Риза позвонила? Извини, у меня совсем не было времени — сначала искали его по всему Восточному Городу, а потом пришлось успокаивать после отхода от наркоза. Твоему брату часто снятся кошмары о прошлом?       — Ну… — Альфонс замялся, не зная, что ответить. Эдварду и правда с довольно настораживающей периодичностью снились плохие сны, но он всегда злился и отмахивался от предложений поговорить о них. Тем не менее, излишняя самостоятельность и независимость его брата грозились однажды выйти боком им обоим. Вздохнув, Альфонс принял решение сказать правду. — Довольно часто. Особенно плохо бывает в поезде, тогда мне приходится срочно будить его, чтобы не разбудить остальных пассажиров. Из-за этого он часто не высыпается и порой лажает на миссиях. Простите.       Полковник на его слова тяжело вздохнул и провёл ладонью по волосам. На лице его появилось задумчивое выражение, но, когда он открыл рот, чтобы озвучить свои мысли, Эдвард вдруг заворочался и застонал. Альфонс дёрнулся, чтобы успокоить его, но полковник опередил.       — Тш-ш-ш, всё хорошо, малыш. Всё хорошо.       Альфонс шокировано наблюдал, как мужчина провёл рукой по плечу его брата, потом убрал чёлку, задержавшись тыльной стороной ладони на лбу, и снова положил руку ему на плечо. Эдвард что-то промычал, но скоро расслабился. Возникшая меж бровей складка разгладилась, и его брат снова являл собой эталон безмятежности. Интересно, это из-за того что рука полковника тёплая? Потому что чтобы ни делал сам Альфонс, его попытки вот так успокоить Эдварда всегда терпели фиаско.       — Ал, подай, пожалуйста, градусник. Вон, на тумбочке.       Встрепенувшись, Альфонс поспешил выполнить просьбу и протянул стеклянную палочку. Мустанг несколько раз встряхнул её, сбивая ртуть, и аккуратно сунул в подмышечную впадину Эдварда, на всякий случай прижав его руку к боку своей рукой.       — У него температура? — встревожился Альфонс.       — Не знаю, но лоб вроде горячеватый. — пробормотал Мустанг и почти сразу провёл по волосам скривившегося Эдварда: — тш-ш-ш, спи, всё хорошо.       Следующие десять минут они провели в молчании.       Альфонс боялся вновь потревожить хрупкий сон брата, а полковник был слишком занят отсчётом минут — свет ночника тускло освещал палату и попавшие на настенные часы тени почти не позволяли различить циферблат.       Не зная, чем занять себя чтобы никому не помешать, Альфонс не придумал ничего лучшего чем досконально изучить палату, в которой оказался его брат. В отличие от привычных многоместных это оказалась скромная, но красиво обставленная отдельная палата, за которую, как он знал, нужно было заплатить немалую сумму. Это была роскошь, которую Эдвард никогда себе не позволял несмотря на хорошее жалование — большая часть зарплаты шла на оплату починки автоброни, а на оставшиеся деньги они покупали еду, билеты на поезда и бронировали гостиницы. Значит, палату оплатил полковник? В первые секунды Альфонсу было неловко, что мужчине пришлось потратиться, а потом пришло понимание, что сделал это он не для того чтобы Эдвард оценил жест доброты, а потому что Эдвард говорил во сне. Про человеческую трансмутацию. Если бы доспех мог потеть, с Альфонса бы уже сошло несколько ручьёв.       — Тридцать девять и два, плохо. — Голос полковника оторвал Альфонса от мысленных терзаний. Он перевёл взгляд на всматривающегося в шкалу термометра мужчину и с лёгким удивлением отметил, что выглядел тот слишком хмурым и обеспокоенным для обычно не показывающего своих эмоций человека. — Ал, иди позови медсестру, а я пока подготовлю Эда.       Взволнованно кивнув, Альфонс скрылся за дверью палаты, предоставляя полковнику право разбудить его брата. Медсестра сама прибежала на лязг доспехов и — надо отдать ей должное — забыла про лекцию о тихом поведении, едва услышала температуру. На секунду она замялась, коснулась щёк ладонями, словно что-то вспоминая, а потом убежала в ординаторскую, из которой вернулась с зажатыми в кулаке ампулой и шприцем. Альфонс даже спросить, зачем укол, когда есть таблетки, не успел — девушка вихрем скрылась в палате.       «Позови медсестру, а я пока подготовлю Эда», — слова полковника неожиданно обрели новый смысл. Правильно. Если бы Мустанг собирался просто разбудить его брата, то не стал бы говорить «подготовлю». Неужели? Значит, полковник знал, что Эдварду будут делать укол? Но почему? Неужели обычные жаропонижающие были бессильны?       Альфонс толкнул дверь в палату и непроизвольно съёжился, увидев Эдварда лежащим на животе со спущенными пижамными штанами и склонившуюся над ним медсестру. Девушка прижала к ягодице Эдварда кусочек ватки, выпрямилась и благодарно кивнула полковнику, который, как оказалось, всё это время удерживал его за спину и ноги. Взрослые перекинулись парой малопонятных фраз, и медсестра вернулась на свой пост, а Рой Мустанг натянул на скулящего подчинённого штаны и помог ему перевернуться на спину.       — Ну не больно уже, не хнычь. — Несмотря на в целом укоряющую фразу полковник умудрился произнести её ласково и утешительно. Протянул руку и погладил Эдварда по плечу. Альфонс заметил, что капельница исчезла из вены брата.       — Он ведь так боится уколов.       — Я знаю. — Мустанг поднял на него глаза, и Альфонс наконец заметил, насколько усталым выглядел мужчина. — Но врачи подняли его медкарту, и оказалось, что у него непереносимость какого-то компонента, что есть в таблетках и сиропах, но отсутствует в инъекциях.       — Ого, я не знал… — Альфонс опустил голову и потёр правую руку левой. Ни он, ни Эдвард знать не знали, что у него такая особенность, но теперь хотя бы становилось понятно, почему его брата всегда рвало, когда он заглатывал жаропонижающие.       — На самом деле уколы — не единственное, что предложили врачи, но я подумал, что они понравятся ему больше, чем свечи.       — О. — только и сумел выдавить Альфонс.       Ели бы доспехи могли краснеть, его шлем бы раскалился от смущения. Рвано кивнув, промямлив нечто отдалённо похожее на согласное хмыканье, он поспешил уйти от деликатного разговора:       — Он уже спит? Даже после укола?       — На самом деле он не просыпался, — полковник погладил Эдварда по плечу и натянул ему одеяло почти по шею. — иногда кажется, что вот-вот проснётся, но, думаю, болеутоляющие в комплекте со снотворным действуют куда сильнее и он пока в блаженном неведении. Скорее всего слышит обрывки разговоров и чувствует, например, уколы, но в его реальности происходит что-то другое. Ну, хотя бы не кричит и не плачет — уже хорошо.       — Старший лейтенант сказала, что он придёт в себя где-то днём.       — Скорее всего. — Полковник кивнул, помолчал немного и вдруг поинтересовался: — она пошла домой?       — А?       — Старший лейтенант Риза Хокай.       — А! — Альфонс вздрогнул, склонился в полупоклоне и затараторил: — Простите, пожалуйста! Она просила передать, что вернётся утром, а я совсем забыл. Извините.       Рой Мустанг медленно помотал головой и устало улыбнулся:       — Да не волнуйся ты так, всё в порядке.

***

      Вопреки ожиданиям, утро следующего дня Рой встретил не в госпитале у постели Стального, а в собственном доме. Медсёстры, а после и главврач — серьёзно, они решили привлечь своё начальство, чтобы выдворить его, — были непреклонны в том что «пациенту нужен покой» и для обеспечения этого самого покоя ему «просто необходимо уйти». Доктор добавил пару колоритных фраз об ужасном состоянии самого Роя, а медсёстры наперебой заверили, что глаз со Стального не спустят и за пару часов его (Роя) сна с ним ничего не случится. В итоге измученный мозг сдался под напором уговоров и откровенных приказов, и каким-то чудесным образом Рой оказался дома.       Как он сообразил уже проснувшись, вчерашних сил ему хватило только чтобы дойти до кровати, расстелить её и плюхнуться спать одетым.       Что ж, измятая форма объясняла, почему ему снилось, будто его то связывали верёвками, то совали в смирительную рубашку.       Потянувшись, прикрыв зевок и усилием воли заставив себя подняться, Рой освободился от формы, сгрёб её в охапку и протопал в ванную, где и закинул в корзину для белья. Одной глажкой тут не обойтись — за ночь ткань пропиталась по́том и нужно было стирать. Ну, он в любом случае не собирался сегодня задерживаться за рабочим столом, а на пару часов в Штаб и в штатском зайти можно. Кивнув самому себе, удовлетворённый, что, казалось, сами Небеса шептали ему отдохнуть от бумажной волокиты, Рой быстро принял душ и переоделся в рубашку и брюки, нацепил галстук и, посмотревшись в зеркало и убедившись, что в бритье на данный момент нет необходимости, расчесал волосы и внимательно посмотрел на своё отражение. Зеркальный Рой Мустанг ответил ему привычной, но жутко усталой улыбкой, а мешки под глазами и необычно бледная кожа ещё больше уверили, что нормального отдыха и полноценного сна его телу явно не хватало.       Рой вздохнул.       Он забыл, как спать спокойно, как только на его стол легли документы из полиции с пухлой папкой фотографий. На снимки было физически больно смотреть. Истерзанные детские тела, ужас и боль, застывшие в широко распахнутых разноцветных глазах, растёкшаяся по асфальту и камням кровь и едва заметные меловые линии под каждой из жертв. Он в принципе не мог спокойно смотреть на детские трупы — после гражданской войны это чувство усилилось стократ, но на этот раз всё было куда сложнее. Эдвард Элрик. Стальной алхимик. Мальчишка, свалившийся на его голову и идеально подходящий под параметры жертв Водного маньяка. Мальчишка, за которого Рой чувствовал ответственность и которого — пусть и отказывался говорить это вслух — хотел уберечь от всех бед. Ребёнок итак прошёл через Ад и лишь чудом вернулся обратно. Поэтому, пока Водный свободно расхаживал по Восточному Городу и его ребёнок был в возможной опасности — особенно теперь, когда вернулся с задания — Рой не мог просто завалиться спать и не прокручивать в мыслях различные варианты развития событий. Каждый раз, когда он закрывал глаза, возникал образ Эдварда, искалеченного и мёртвого, Эдварда, которого он не сумел спасти. И от этих игр воображения у него мороз пробегал по коже.       Так что успешная поимка преступника определённо пошла ему на пользу. Хотя нормально поспать всё равно не удалось — будильник сработал всего через два часа после его возвращения домой. Но, по крайней мере, в эту ночь ему не снились кошмары — уже хорошо.       Наспех позавтракав и захватив с собой тонкий файл с бумагами, Рой отправился на работу.       До обеда время пролетело незаметно.       Возможно, это случилось потому что его мозг был слишком сонным после тяжёлой ночи и он долго вчитывался в каждый взятый в руки документ прежде чем вычленить всю суть из длинных строчек и наконец поставить внизу свою визу. Как бы то ни было, после того как подчинённые разбрелись кто в столовую, а кто — в ближайшее кафе через дорогу, он написал на черновике записку своему адъютанту и с чувством выполненного долга покинул пределы Штаба. В этом плане было очень удобно, что автомобиль принадлежал ему, а не армии.       Перрон вокзала встретил его запахом машинного масла, бесконечными свистками поездов и неразборчивыми фразами диспетчеров из громкоговорителей. Ах да, ещё толпами снующих туда-сюда людей. В пёстрой массе народа было тяжело разглядеть двух конкретных людей, но каким-то чудом ему удалось довольно скоро заметить маленькую старушку и неловко мнущуюся возле неё девочку-подростка. Обе они озирались по сторонам и вглядывались в спешащих мимо людей, выискивая, как уже догадался Рой, синюю униформу военного офицера. Он почти застонал в голос, внезапно поняв, каким идиотом оказался.       — Миссис и мисс Рокбелл?       Старушка и её внучка синхронно повернули к нему головы. В голубых глазах девушки мелькнула настороженность, а потом появилось узнавание.       — Как он?!       Голос, ещё по-детски звонкий, прозвучал грубо, и, быть может, несколько озлоблено.       — Винри! — резко осадила внучку Пинако. — Что за поведение!       Девушка на миг широко распахнула глаза, словно удивлённая, что на неё накричали, а потом закусила губу и опустила голову.       — Простите… — она вся сгорбилась и переступила с ноги на ногу. Светлая чёлка упала на глаза, из-за чего нельзя было сказать, какие эмоции отражались на её лице. — Мистер Мустанг, я…       — Ничего. — Рой заставил себя ободряюще улыбнуться. — Я понимаю, что ты волнуешься за Ста… за Эда, — исправился он, вспомнив, что девушка изначально была категорически против становления друга гос.алхимиком. — с ним всё в порядке, но врачи хотят подержать его под своим присмотром несколько дней.       Настороженность постепенно покинула голубые глаза, и плечи Винри расслабились. Она как-то странно дёрнулась и прижала руки к лицу. Плачет — понял Рой, и в следующее мгновение его погадки подтвердились тихими всхлипами. Стало неловко.       — Хватит, все глаза скоро выплачешь.       Пинако окинула внучку печальным взглядом, обняла за талию и утешающе провела вверх-вниз ладонью по спине. Винри закивала и сделала несколько глубоких вдохов ртом в попытках успокоиться. Подняв голову и встретившись глазами с Мустангом, Пинако чуть заметно помотала головой, призывая его не комментировать ситуацию. Всё ещё чувствуя себя не в своей тарелке Рой решил последовать молчаливому указу миссис Рокбелл — она куда лучше знала собственную внучку — и махнул следовать за ним, предварительно взяв чемодан, стоящий возле ног Винри.