Кротовая нора

      — Здравствуй, Рэйчел, — звучал пьяный голос Киллиана в трубке телефона. — Ты не отвечаешь на мои звонки, я беспокоюсь. Ты в порядке? Хочу тебя увидеть, думаю, нам есть что обсудить. Не пропадай. Позвони мне.       Конец сообщения.       Рэй лежала в постели и пялилась в одну точку пустым, невидящим взглядом. Киллиан начал обрывать её телефон с тех пор, как Тим наведывался к нему с обвинениями. Трубку она, разумеется, не брала, и тогда он начал заваливать её голосовыми сообщениями и смс, что постепенно начало сводить её с ума. Киллиан всегда незримо присутствовал в её жизни, зловещий фантом, оказывающий влияние на все сферы её жизни. Это было невыносимо до тошноты.       Свидание с Уинстоном прошло, на удивление, сносно. Он вёл себя учтиво и сдержанно, им даже удалось мило поболтать, хотя, конечно, не обошлось без взаимных подколов. Разумеется, Рэй не питала иллюзий касательно Сэма, он был и остаётся подлым змеёнышем, с которым всегда надо быть на чеку. Однако Рэй удалось вполне неплохо провести время. Эта авантюра, спровоцированная Саске, обернулась возможностью сменить обстановку и немного отвлечься.       Вот уже два дня Рэй безвылазно сидела в своей комнате, и ни один из Учих не явился, что её вполне устраивало. Девушка с нетерпением ждала возвращения Тима, который должен был прилететь сегодня вечером. Впервые в жизни она признала влияние друга, признала его нужность и преисполнилась благодарностью за его колоссальное терпение. Многие годы Рэй старалась не замечать его, принимая как должное его нахождение рядом. Она боялась сближаться, точнее, боялась признать эту близость, хотя нужно быть полной дурой, чтобы не осознавать эту связь. Как ни странно, присутствие Учих многому её научило, в том числе ценить своего друга.       Когда-то давно, вскоре после осознания себя жертвой насилия, Рэй крайне жестоко обошлась с Тимом. Когда эти воспоминания вдруг возникли в её голове яркой вспышкой, девушка брезгливо поморщилась. Им было по четырнадцать лет, и у Тима появилась подружка, невзрачная и наивная зубрилка с добрым сердцем. Они много времени проводили вместе, и хотя Тим не отказывался от дружбы с Рэй, стал гораздо реже уделять ей время. Это вызывало какую-то нездоровую ревность, и чувство собственности резко возобладало. Рэй знала, что Тим по уши влюблён в неё, знала, на что давить, поэтому однажды явилась к нему домой, когда они с подружкой, как обычно, решали свои задачки по геометрии, и демонстративно поцеловала Тима, после чего грубо оскорбила бедную девочку, которая убежала в слезах. Рэй, по неясной ей причине, была популярной в школе, поэтому пригрозила бедняжке массированной травлей. Девчонка, имени которой Рэй даже не помнила, перевелась в другую школу. Тогда Рэйчел упивалась некоей властью, чувством торжества и вкусом победы, но продлилось это недолго, ведь Тим был ей не нужен. Когда друг, преисполнившись энтузиазма и радости от ответных чувств, сделал шаг навстречу Рэй, она вновь отвергла его. Так девушка в очередной раз наступила другу на горло, сломила его, растоптала его чувства.       Горькое чувство стыда и разочарования в себе накрыли с головой, и Рэй вновь поморщилась, чувствуя неприятный зуд внутри. Она уже успела сгрызть ногти до самого мяса, теперь принялась за кутикулу и кровавые заусенцы. Сейчас Рэй больше всего на свете желала Тиму счастья, а лучший способ его достижения — вычеркнуть подругу из жизни. Рэйчел знала, что Тим не решится на это, поэтому её прошлые планы по разрыву с ним были всё ещё в силе. Иногда лучшее, что ты можешь дать близкому человеку, это исчезновение из его жизни. И когда это произойдёт, не останется ничего и никого.       Тем не менее, Рэй с нетерпением ждала его, безумно хотела увидеть и поговорить. Она осознала, что сейчас может говорить только с ним, что только он является ярким лучиком света и добра, связывающим её с миром. Тим вряд ли смог бы разрешить её отношения с Учихами, но по крайней мере его присутствие хоть как-то наведёт порядок и в доме, и в её голове. Он стал сильным, и Рэй готова была безоговорочно слушать его.       Как бы ни было тяжело, девушка осознавала влияние братьев на неё. И теперь одно сильное чувство стало преобладать над всеми остальными: чувство вины. Этот неподъёмный груз копился и копился годами на её плечах, и Рэй предпочитала игнорировать его, а теперь всё отринутое вывалилось из переполненного ящика, который не выдержал новой порции. Рэй была абсолютно искренна в том, в чём призналась Итачи. Она сама не знала, как решилась на это, что в ту секунду повлияло на неё. Она видела, что Учиха начал постепенно замыкаться и отдаляться от неё, что правильно и разумно. Однако это оказалось слишком тяжело и невыносимо, поэтому безумный порыв одиночества и отчаяния толкнул её на такой серьёзный шаг. Как отделаться от мысли, что всё это бессмысленно? Как смириться с тем, что её чувства не имеют никакого значения? Раньше она никогда не задумывалась об этом, но не теперь, когда Итачи буквально украл её сердце. Это произошло внезапно и тихо, и Рэй далеко не сразу заметила изменения. Но с каждым разом просто видеть его уже становилось для неё счастьем, слышать его голос стало безмятежностью, смотреть в его глаза — спокойствием. Он невольно заполнял собой пространство, подавляя для внимания Рэй всех, кто находился рядом. Временами ничего не происходило, и они могли даже не видеться, но она всё равно знала, что он совсем рядом, чувствовала это. Итачи, несомненно, научил её любить, оттого тяжесть вины становилась ещё более непосильной.       Как смотреть в любимые глаза? Захочет ли он вообще её видеть? Захочет ли разговаривать? У него были все причины полностью вычеркнуть Рэй из своих мыслей, вырвать с корнем каждое воспоминание о ней, и она не стала бы возражать. Саске был прав во многом, и более всего в том, что Рэй лгунья и лицемерка. Она призналась Итачи в любви, но не нашла мужества сказать о связи с Саске, с единственным дорогим ему человеком, а это ещё более подло.       Ко всему прочему Рэй не могла не признавать за собой и чувств к Саске, очень сильных чувств, которыми она не могла управлять. Эти чувства словно засасывали и топили в болоте сомнений, обволакивали и окутывали словно кокон, из которого невозможно освободиться. И перед ним она оказалась виновата, Саске не заслужил такого пренебрежения, которое всю жизнь терпел и от брата, и от отца до этого. Роковая случайность позволила Саске услышать то, чего он не должен был слышать, и это наложило очередной шрам на его и без того израненное сердце. Этого уже не исправить.       Три тяжёлых и болезненных решения пришли к ней и заставили похолодеть. Первое: отпустить Тима и позволить ему жить счастливо и свободно. Второе: отдалиться от Саске и не позволять ему приближаться, для его же блага. Третье и самое ужасное: вырвать Итачи из сердца, вернуть своё прошлое обычное безразличие ко всему, заполнить пустоту внутри обычной и привычной болью, заменить тепло, которое даровал ей Итачи, на знакомый судорожный холод. Сделать для каждого из них то, что было бы, по мнению Рэй, лучше всего. Впервые в жизни она готова отбросить эгоизм, собственничество и гордыню ради других, готова дать свободу, жертвуя взамен собой и своими чувствами. Эти решения были твёрдыми и дались Рэй очень нелегко. Осознание правильности каждого из них отдавалось острой резью в груди, и когда привычная пустота, обычное ледяное отчаяние и тьма, заполоняющее пространство, вновь к ней вернулись, она встретила их со всем радушием. Эта знакомая с детства беспощадная боль, отключающая все прочие чувства, усилилась в несколько раз, будто навёрстывая упущенное, и Рэй с каким-то мазохистским удовольствием приняла её в себя всю без остатка.       Мертвое тело Итачи, полуоткрытые пустые глаза, лицо Саске, обезумевшее от ненависти, его отчаянный, леденящий душу смех, лязгание металла и хлесткие звуки ударов, кровь. — Ты моя девочка, — ледяной голос, такой до боли знакомый, раздался во тьме. — Рэйчел, ты моя! — Убирайся! Рэй никогда ещё не чувствовала столько страха и смятения. — Моя, — повторял голос, растворяясь и стихая в кромешной темноте. — Моя.       Рэйчел резко распахнула глаза и не сразу заметила, что совсем не дышит. Она в ужасе начала глотать ртом воздух в попытке отдышаться, паника сдавила горло и не позволяла нужному количеству воздуха проникнуть внутрь. Кошмары — её вечные спутники, однако с появлением в доме братьев они стали приходить к Рэй всё реже. Как видно, подсознание вернулось в обычное аморфное состояние и снова готово принимать в себя всё плохое и гнетущее. Рэй как будто открыла какой-то ящик Пандоры внутри себя, когда вернулась в своё привычное состояние.       Девушка смогла-таки отдышаться и немного придти в себя, огляделась и поняла, что наступил поздний вечер, а значит Тим уже вернулся. Рэй быстро вскочила с постели, натянула толстовку и быстрым шагом направилась к двери. Она без всякого страха, с полным безразличием вышла из комнаты и первым делом решила заглянуть в спальню Тима, попутно прислушиваясь к звукам в гостиной: гробовая тишина. Друга она обнаружила у себя.       Тим расставлял книги на полки, рядом с дверью стоял большой мешок с мусором.       — Это что? — Спросила Рэй, указывая на чёрный мешок.       Тим вздрогнул и обернулся, друг выглядел недовольным и слегка подавленным.       — Это то, что я разгребал весь вечер, — буркнул он, возвращаясь к своему делу. — Саске перевернул мою комнату вверх дном и даже не потрудился хоть немного убрать за собой. Ты что, не слышала мои вопли?       Рэй отрицательно мотнула головой. Как видно, сон настолько крепко завладел ей, что она не реагировала ни на какие звуки.       — Зачем он это сделал? — Снова спросила она, переминаясь с ноги на ногу на пороге.       — А ты как думаешь? — Отозвался Тим. — Искал мангу, конечно. В мешке разорванная в клочья первая часть. Я эту коллекцию с 12-ти лет собирал, откладывая карманные деньги.       — Мне жаль, — тихо произнесла Рэй, на что Тим обернулся.       — Да ладно, — сухо ответил он. — Хотя бы вторая стопка сохранилась, а первую теперь придётся восполнять. И ведь не стрясешь с него компенсацию.       Рэй устало усмехнулась.       — Но он нашёл катану, — добавил Тим, сворачивая ватман со своими чертежами.       Рэй поперхнулась и недоуменно уставилась на друга.       — Ты заберёшь её обратно? — Осведомилась она, подходя ближе.       — Нет, не вижу смысла. Осталось чуть больше месяца, да и Саске, кажется, стал гораздо терпеливее. Ничего не случится.       — Терпеливее, говоришь? — С легкой усмешкой проговорила Рэй, красноречиво указывая на мешок.       Тим тоже усмехнулся, но ничего не ответил.       — Как дома? — Решила поинтересоваться Рэй.       — Хорошо, мама наготовила еды, а кузен Гарольд притащил «Монополию», — отвлечённо заговорил Тим. — Папа никогда не умел в неё играть, поэтому и в этот раз всё едва не закончилось кровопролитием.       Друг весело хохотнул, а после устало зевнул.       — Тим, мы можем поговорить? — Вкрадчиво и неуверенно спросила Рэй и отвела взгляд.       — Извини, Рэй, я безумно устал. Я надеялся, что после перелёта приеду домой и спокойно отдохну. Но Саске решил иначе. Сейчас завалюсь спать.       Рэй слабо и неубедительно улыбнулась, и Тим подозрительно нахмурился.       — Ты в порядке? Если что-то случилось, то...       — Нет-нет, — тут же ответила Рэй. — Всё хорошо. Доброй ночи.       Не дожидаясь ответа, девушка развернулась и вышла из спальни Тима, ощущая, как внутри всё замирает и покрывается коркой вечного льда.       Всю ночь она не могла уснуть, угнетаемая мрачными мыслями и болезненными воспоминаниями, но заметила за собой, что внутри образовалась вакуумная пустота, которая даже уже не пугала. Все вернулось на круги своя, и это даже успокаивало. Рэй горько усмехнулась этой мысли, облокотившись к перилам балкона. Она глянула вниз: под ней простиралась высота в 30 этажей, бесконечная, втягивающая, устрашающая. Но Рэй не почувствовала ни головокружения, ни панического страха, когда по пояс свесилась через перила. Только манящий вкус свободы. Нет, желания прыгнуть не было, у Рэй вообще не было никаких желаний, но эта неизвестность, эта загадочность завораживали её.       Под утро, после того, как она встретила оранжевый рассвет, ей всё же удалось задремать. Короткие и тревожные сцены возникали в её разуме, абсолютно несвязные, мутные, нечёткие. Проснулась Рэй только к обеду с чувством смятения, растерянности и пустоты, а к вечеру поборола своё оцепенение и решилась показаться в гостиной.       Спуститься вниз не составило труда, ни единая душевная струнка даже не колыхнулась, а присутствие Итачи, как ни странно, больше не пугало и не смущало её. Она посмотрела прямо ему в глаза без тени сомнений, когда Учиха стоял возле высокой кухонной стойки. Он тоже не выказывал каких-либо эмоций, либо Рэй просто не замечала этого. Тим же крутился в прихожей. Девушка безразлично отвела взгляд от Итачи и подошла к другу.       — Тим, надо поговорить, — безжизненным голосом произнесла она. — Прошу.       Тим суетливо крутился перед зеркалом, и Рэй только сейчас заметила, что он уложил волосы и нарядился.       — Аа? — Рассеяно протянул он. — Извини, Рэй, давай попозже.       Он лукаво улыбнулся, поправляя причёску.       — Меня позвали на университетскую вечеринку, представляешь? Я не так давно познакомился с некоторыми очень классными ребятами, стали общаться. Они оказались не тупыми качками, а очень даже приличными людьми. И там будет она.       Тим взволнованно вздохнул и посмотрел на Рэй горящими энтузиазмом глазами.       — Она? — Хмуро переспросила Рэйчел.       — Та девушка. Я говорил тебе о ней в начале учебного года. Она очень милая, учится на юридическом. Она написала, что тоже будет на вечеринке.       Рэй ощутила, как горечь тяжёлым камнем легла на грудь, и очередная волна стыда и вины затопила её. Тим часто болтал об универе и своих новых знакомых, но Рэй не слушала его, не интересовалась им и его жизнью, ничего не знала о его новых друзьях и увлечениях. И хотя мысль о том, что Тим жил полной жизнью, радовала её, друг был нужен ей как никогда раньше. В любом случае, она отбросила эгоизм и собственничество, поэтому понимала, что не имеет никакого права узурпировать его внимание и тянуть за собой во тьму, грузить своими трагедиями и страхами.       — Здорово, — выдавила она, улыбнувшись дрожащими губами. — Оторвись по полной.       Тим усмехнулся и запыхтел, а после надел кожаную куртку и решительным шагом двинулся к выходу.       — Отлично выглядишь кстати. Удачи! — слабым голосом добавила Рэй, но Тим её уже не слышал, потому как дверь за ним давно захлопнулась.       Девушка стояла в прихожей не в силах пошевелиться и пялилась на входную дверь. Время потеряло счёт, и её вырвал из оцепенения звук звякающей посуды из кухни. Рэй медленно, словно во сне, развернулась и зашагала в гостиную. Всё вокруг было как будто в замедленном режиме, как и она сама. Девушка, ни о чём не думая, ни на чём не сосредотачиваясь, не глядя на Итачи, прошла к мини-бару, открыла дверцу и достала бутылку виски, а после двинулась наверх, ничего не замечая вокруг, не видя ступенек и пола, своих собственных ног. Ужасное ощущение накрыло её с головой: Рэй казалось, будто она не в своём теле, будто не её ноги несли её в спальню, будто не в её желудок заливалось терпкое пойло, будто не её голова стала пустой. Она сидела на краю кровати и делала глоток за глотком и даже ни разу не поморщилась, будто пила яблочный сок. На комнату опустились сумерки, а у Рэй даже не возникло идеи включить свет. Она не стала копаться в себе, на это не было ни сил, ни желания. Тим начинает жить именно так, как хотела для него Рэй. Этого достаточно. Тем легче будет для него разрыв с подругой. Итачи никогда не простит её, ни на словах, ни в своём сердце, а через какое-то время вообще погибнет. Саске забудет о ней сразу после того, как убьёт Итачи, а после для него начнётся череда ужасных и травмирующих событий, и если он и будет вспоминать Рэй, то только с ненавистью за то, что использовала его и, что хуже, скрывала шокирующую правду о брате.       Ужасное осознание своей бесполезности, никчемности полностью завладело ею. Что она делала все эти годы? Ради чего жила? О чём думала? Что хорошего или полезного сделала? Кому подарила счастье и радость? На каждый из этих вопросов ответ был неутешительный. Всё, что она делала, это бесцельно прожигала жизнь. Всё, ради чего жила, заключалось в материальных и гедонистических благах или плохих привычках. Всё хорошее и полезное, что могла бы сделать, отвергала и презирала. Всё, что давала людям, это страдания.       Звук смс разрезал оглушающую тишину, но не напугал. Рэй медленно повернула отёкшую шею к телефону, что лежал на кровати, и высветившийся текст тут же обратил на себя внимание. Она лениво взяла смартфон и в какой-то заторможенности прочла сообщение . Ей пришлось прочитать несколько раз, чтобы смысл написаного, наконец, дошёл до неё: «Я в тебе, Рэйчел. Всегда был и всегда буду. Ты навсегда останешься моей девочкой. Ты молчишь, потому что знаешь это. Как же я люблю тебя, черт подери. Ты моя, всегда будешь моей».       Слова Киллиана проникали под кожу, поражали каждую клеточку тела, охватывали разум. В ушах раздавался его голос, перед глазами было его лицо, на теле — ощущения его прикосновений. Он был везде, окружал её, душил, доводил до безумия. Рэй вдруг впервые в жизни осознала, что он всегда будет с ней, незримо присутствовать, контролировать её жизнь, поэтому эти слова стали истиной, которую Рэй не хотела признавать. Киллиан был прав. Паническое ощущение того, что от этого никуда нельзя деться, даровало такую безысходность, которой девушка ещё никогда не испытывала. Это было невыносимо настолько, что сводило с ума. Если её жизнь и правда состоит лишь из того, чем Киллиан окружил её, если всё её существование подчинено беспощадным правилам, установленным Киллианом, если он стал вечным злым роком в её судьбе безвозвратно и навсегда, то лучше умереть.       Эта мысль пришла внезапно и буквально озарила весь дальнейший путь. Бутылка виски с глухим стуком упала на ковёр, и напиток окрасил ткань бурым цветом и облил босые ноги. Странное безмятежное спокойствие вдруг охватило Рэйчел, и она преисполнилась уверенности и решимости, которые на фоне общей пустоты оказывали небывалый эффект.       В полубреду Рэй поплелась в ванную комнату, протаскивая за собой следы разлитого виски. Страшная уверенность в правильности своих действий заставляла её двигаться, бесшумно переставлять босыми ногами по холодному полу. Девушка вошла в ванную и заперла за собой дверь. Ватное тело норовило сорваться и упасть, но Рэй упрямо держалась на ногах. Она окаменевшими руками стала ковыряться в ящиках, буквально не моргая, пока не нашла то, что искала. Девушка с лёгкостью расковыряла бритвенный станок Тима и вытащила тонкое лезвие, а после открыла воду в душевой кабине и уселась под струями тёплой воды.       Рэй долго сидела в пустой и неподвижной апатии, промокая до нитки, осознание своей беспомощности, бессмысленности и пустоты жизни вкупе с чувством вины и своей собственной жестокости — всё это помогло ей, наконец, решиться. Когда лезвие коснулось белой кожи, крошечная, слабая и незначительная мысль внедрилась в общую мешанину: «я не хочу умирать». Рэй удалось её подавить, однако рука предательски задрожала, и девушка упрямо боролась с собой.       «Так всем будет лучше».       «Они будут горевать, а потом освободятся».       «Секунды боли — ничто по сравнению с тем, что ты подаришь любимым людям: свободу».       «Ты же хотела сделать что-то хорошее, а это лучшее, что ты можешь сделать».       Рэй знала, как надо резать для лучшего эффекта, однако мутное сознание отказывалось ставить точку окончательно и бесповоротно. Как будто девушка оставляла себе хотя бы один малюсенький шанс, как будто сохраняла для себя один незначительный путь к отступлению. Не было ни страха, ни сожаления, она хотела этого, поэтому тонкое серебряное лезвие уверено и медленно прошло по запястью поперёк вен, Рэй надавила посильнее и сморщилась, закряхтела от резкой и острой боли, и темная кровь тут же полилась из раны. Девушка окровавленной дрожащей рукой принялась за другую руку и проделала уже более уверенное и смелое движение.       Рэй завороженно и одновременно заторможенно наблюдала за своими руками, из которых сочилась кровь, расползающаяся алыми пятнами по воде в душевой. Белая пижама обагрилась кровью, по обнаженным ногам струились кровавые линии. Рэй показалось это таким интересным и притягивающим зрелищем, что она не могла оторваться от созерцания своей собственной смерти. Ощущение времени покинуло её.       Внезапная и глупая мысль пришла ей в голову: почему она выбрала именно этот способ, когда есть куда более чистые и даже приятные? Мысль эта тут же улетучилась, потому как усталость и сон начали завладевать Рэй, и она откинула голову на стенку душевой.       А всё-таки жить было не так уж и плохо, подумалось ей. Девушка мысленно усмехнулась такому наблюдению, и в голове у неё почему-то начала играть музыка: незнакомая, но сильная, поражающая воображение, трепещущая, как птица в клетке, уникальная. Рэй прикрыла глаза и увидела саму себя за чёрным роялем посреди выжженного пустыря.       «Чудесный переход в ми-минор».       «Хм, адажио... Очень недурно, мисс».       «Ваша техника на высоте. Браво».       Сознание плыло и уводило в далекие горизонты, множество разных видений приходили к Рэй и будоражили воображение. Вот она маленькой девочкой бежит по ирландским полям из вереска и смотрит на яркое ирландское солнце.       «Да, в Ирландии было хорошо. Интересно, как там бабушка Вайолет?»       После видение сменяется, и Рэй видит презрительное лицо матери, которая кричит на неё за разбитую вазу, а отец защищает дочь.       «Ты ли это, папа? Где же ты был все эти годы?»       Дальше она слышит голос Итачи, который кричит её имя, зовёт её, но Рэй никак не удаётся найти его в пространстве своего воображения. Краем сознания она вдруг понимает, что голос этот раздаётся в реальности, а назойливый стук в дверь заставил её хотя бы наполовину вернуться.       — Рэй, ты тут? Рэй!       Да, это Итачи стучался к ней в деверь. Хотелось раздраженно крикнуть, чтобы он не мешал ей спать, но сил совсем не было.       «Для чего он пришёл? Вот ведь неймется, спать нормально не даёт».       Сознание вновь поплыло, но на этот раз не было никаких видений, лишь густая и непроглядная тьма. Стало тепло и уютно. Наконец-то, ночь без кошмаров. Наконец-то, покой.       —РЭЙ!