Кротовая нора

      — Ты уверена, что готова вернуться?       — Уверена.       Психотерапевт Аннабелль Эйдельман сидела в кожаном кресле напротив. Красивая и изящная женщина сорока с небольшим, с приятным, низким голосом и пронзительным взглядом нравилась Рэй. Она просто находка, и очень жаль, что она не была обнаружена раньше.       — Мы встречаемся с тобой ежедневно в течение четырёх недель. Можешь ли ты сказать, что тебе помогают наши сеансы?       — Да, наверное, — неуверенно ответила Рэй.       — Ты не уверена?       Девушка отвела глаза в сторону и задумалась. Какой прогресс она могла бы почувствовать? Отсутствие суицидальных мыслей? Она в самом начале признала ошибку и решила для себя, что это был последний раз. Освобождение от тяжести прошлого? Этого не будет никогда, оставался лишь вариант научиться жить вместе с ним. Принятие себя? До этого ещё далеко.       — Думаю, впереди ещё долгий путь, — проговорила, наконец, Рэй.       — И ты готова к нему?       — Трудно сказать. Но сейчас я чувствую, что смогу.       — Что могло бы стать для тебя опорой?       — Нуу... меня поддерживают друзья, — уклончиво ответила Рэй. — А ещё... я хотела бы вернуться к музыке, но из-за травмы должно пройти время.       — Я готова отпустить тебя домой при условии строгого соблюдения режима, принятия всех лекарств, отказа от алкоголя и наркотиков. И, если ты дашь согласие, мы сможем видеться три раза в неделю для продолжения терапии. Как тебе такой вариант?       — Идёт, — улыбнулась девушка.       Рэйчел вернулась в палату и огляделась. Страховка, которую давным-давно оформил на неё Киллиан, позволяла получать самое лучшее медицинское обслуживание. Такая социальная несправедливость, конечно, давила на совесть, ведь большинство больных ютились в общих палатах не лучшего качества, но Рэй привыкла к комфорту и даже некоторой роскоши. Она понимала, что рано или поздно она обязана отказаться от материальной поддержки Киллиана не столько из гордости, сколько из желания навсегда вычеркнуть его из жизни, однако не имела никакого представления о том, как жить и зарабатывать самостоятельно. Об этом ещё следовало поразмыслить, а пока ей предстояли сборы и долгожданное возвращение домой.       Глория приехала несколько дней назад по первому звонку Тима, хотя Рэй и не желала ставить бабушку в известность. Она предпочла остановиться в отеле, и Рэйчел настояла на оплате всех расходов. Бабушка была женщиной гордой и привыкла к простой жизни без излишеств, поэтому выбрала один из самых дешёвых отелей, и отговаривать её было абсолютно бесполезно. Глория была рядом, ни разу не упрекнула, не задала лишних вопросов, не давила, а просто поддерживала, пусть и в своей грубоватой манере. Рэй нравилось её присутствие, она чувствовала себя маленькой девочкой, о которой заботились.       Когда мать вышла замуж, и они переехали к Киллиану, бабушка несколько дистанцировалась от дел семьи. Ей не нравился новый муж дочери, в общем-то, как и предыдущий, и Сью практически отказалась от общения с матерью и своим детям запрещала видеться с бабушкой. Всё наладилось пару лет назад, когда Эрик заболел тяжёлой ветряной оспой, и Глория просто не могла остаться в стороне, когда Киллиан сам позвонил ей. В общем и целом, бабушка вновь стала частью жизни Рэй, хоть и вместе с остальными терпела выходки внучки.       Тим приезжал каждый день, старался развеселить, подбодрить, рассказывал истории и последние новости. Особенно развеселила Рэй история о Саске, который испугался раздвижных автоматических дверей в супермаркете, а Итачи был так поражён изобилием товаров на полках, что вынужден был согласиться с теорией Бодрийяра об обществе потребления (книга Бодрийяра стала одной из многих в личной библиотеке Рэй, что Итачи успел прочесть за эти месяцы). Было забавно представлять, как они все вместе ходят за покупками, как Тим читает каждую упаковку на предмет срока годности, Саске раздражается и брюзжит, а Итачи заинтересованно и серьезно разглядывает всё вокруг как в картинной галерее. Рэй заметила, как сильно скучала по каждому из них, и если Тим заглядывал каждый день, Итачи и Саске навещали её не так часто, как хотелось бы.       Всё произошедшее будто бы смылось её кровью. Точнее, все предпочли об этом не разговаривать и просто создать какую-никакую приятную атмосферу. Итачи дарил море тепла и непривычно часто улыбался, что становилось для Рэй особенной отрадой. Во время одного из таких посещений девушка произнесла глупую и тривиальную фразу, от которой сама же смутилась: «ради этой улыбки и умереть не жалко». Итачи заметно зарделся и очень мило засмущался, а Рэй впервые в жизни не стала казнить себя за высказывание всяких наивных и банальных мыслей. Она любила его и научилась, наконец, показывать свою любовь правильно и открыто. Это касалось не только Итачи.       С Тимом они стали как никогда ближе. Рэй успела многое переосмыслить в своём отношении к лучшему другу, и ей удалось подобрать нужные слова, чтобы извиниться. Рэй, наконец, призналась в своём потребительском к нему отношении, в эгоизме, в жестокости, она признала огромный вклад, который он внёс в их дружбу, когда как сама девушка мало что сделала для сохранения этих отношений. Тим заслуживал только самого лучшего, и Рэй всё ещё придерживалась плана дальнейшего разрыва, хотя и начала сомневаться. Ей показалось, что их отношения начали выходить на новый уровень взаимопонимания и доверия, и, возможно, у этой дружбы был потенциал.       С Саске, как ни странно, тоже стало проще и понятнее. Он стал спокойным, временами даже весёлым, если можно так назвать всегда мрачного человека. Саске в принципе почти никогда не улыбался, всё его веселье ограничивалось вежливым хмыком или лёгким поднятием уголков губ. Тем не менее, некоторый прогресс в его социализации начал наблюдаться: Рэй удалось-таки вывести его на откровенный разговор, пусть и пришлось всё тащить клещами, зато он по крайней мере не молчал. Саске практически признался в том, что разрыв с домом и друзьями — нестоящее испытание для него, и Рэй была рада это слышать. Его привязанности никуда не делись, он всё ещё думал о доме и близких, может, даже скучал. О резне Учих они не разговаривали, однако тема коснулась Итачи. Саске с большим трудом признался в своих сомнениях касательно брата, и Рэй еле сдержала порыв всё рассказать. Как бы она была счастлива, если бы братья воссоединились, однако Рэй понимала, что у неё нет права вмешиваться. Более того, именно она стала ещё одной причиной их противостояния, полное осознание и принятие чего тоже стало для неё испытанием.       Конечно, большой вклад в такой внутренний прогресс внесла терапия. Рэй чувствовала, что у неё появился шанс быть более открытой, честной, весёлой, хотя такой оптимизм куда чаще сменялся обычным унынием. Доктор Эйдельман заверила Рэй, что это нормально, что для полного исцеления требуется немало времени. Возвращаться было и страшно, и волнительно, Рэй боялась, что может сорваться, не доверяла себе. Однако она доверяла Тиму и со всем энтузиазмом была готова слушаться его.       Девушка начала собирать вещи, мысленно усмехаясь тому, как много за эти недели Тим успел ей притащить, и наткнулась на небольшую прямоугольную коробочку из бордового бархата. Киллиан принёс её с остальными подарками в свой первый и последний визит, и Рэй так и не открывала её. Без всякого любопытства она всё же решилась заглянуть в коробку, и обнаружила в ней небольшой круглый кулон из синего сапфира в серебряной оправе. Украшение, вне всяких сомнений, было изящным, утончённым и выдавало в покупателе хороший вкус, но Рэй лишь безразлично хмыкнула и поспешила закрыть коробку, чтобы больше никогда её не открывать.       Знала ли Сью о том, что случилось с её дочерью, было неясно. Она ни разу не объявилась, и этот факт отдавался в Рэй щемящим чувством. Теперь, когда она стала гораздо лучше прислушиваться к себе и своим чувствам, пренебрежение матери действительно причиняло боль. Оно всегда причиняло боль, просто Рэй не хотела этого признавать, предпочитая обычную злость. Она не могла теперь просто откреститься от этого чувства, заставить себя наплевать, забыть. Оставалось лишь принять нелюбовь матери как данность и научиться с ней жить.       Тим вошёл в палату как раз в тот момент, когда Рэй закрывала свою сумку, завершая сборы.       — Готова? — Бодро осведомился он.       Рэй согласно кивнула.       — Я поговорил с твоим доктором, она очень милая. Проинструктировала меня и попросила по возможности помогать тебе соблюдать режим, — Тим усмехнулся и взял сумку с вещами. — Теперь ты от меня не отделаешься.       — Оторвёшься по полной, — усмехнулась Рэй в ответ и вслед за другом направилась к двери, не оборачиваясь.       Выйти из клиники стало для Рэй некоторым испытанием, с которым она вполне успешно справилась. Девушка с особым удовольствием вдохнула уличного воздуха и прикрыла глаза, направляя лицо к весенним солнечным лучам. Тиму пришлось несколько раз окликнуть её.       — Я наготовил всяких вкусняшек, — бормотал Тим за рулём. — Искренне верю в учиховскую выдержку и ожидаю увидеть их нетронутыми.       Рэй отзывчиво улыбнулась, правая рука на автомате потянулась к левому запястью. Бинты уже сняли, как и швы, но на запястьях всё ещё следовало носить что-то вроде браслетов из эластичного бинта, потому как сухожилия ещё не восстановились. Рэй уже предвкушала вопросы насчёт своих шрамов, недоумение или неуместную скорбь на лицах людей, сочувственные возгласы или ненужные нравоучения.       Доктор сказал, что шрамы можно свести лазером в течение года, но вот вопрос с сухожилиями оставался открытым, и это беспокоило Рэй куда больше. Она надеялась снова начать играть, однако лечащий врач предупредил, что первое время боль при игре будет адской, чувствительность пальцев и моторика — слабые, поэтому бесполезность сего предприятия была очевидной. Следовало подождать несколько месяцев, проследить процесс выздоровления, и уже потом принимать решения. Была также вероятность хирургического вмешательства без каких-либо гарантий. Рэй слышала, что порой такие повреждения напоминают о себе всю оставшуюся жизнь.       Тим болтал всю дорогу, и Рэй, как ни странно, слушала его. Глория уехала днём ранее, взяв с внучки строжайшее и бескомпромиссное обещание брать трубку и звонить самой каждый день. Она не смогла остаться до выписки, потому как должна была возвращаться на работу в оранжерею. Глория всю жизнь отдала посадке и выращиванию самых разных растений, от постоянного контакта с землей и удобрениями руки её огрубели и потемнели, но не утратили изящества и тонкости. Мысли о бабушке прервал телефонный звонок, раздавшийся из смартфона Тима. Друг криво улыбнулся при виде входящего абонента и передал трубку Рэй. Кажется, Глория всерьёз собралась следовать своим же строгим заветам. Бабушка никогда не тратила время на вступительные речи, приветствия и вежливые вставки, в её манере начинать разговор с середины:       — Эта старая яичница выгуляла своего глупого пса на моих клумбах. Он напрудил на хризантемы, а возле белых роз навалил огромную кучу. Ты можешь в это поверить?       — Из-за чего вы вообще поссорились, ба? — Осведомилась Рэй, всеми силами стараясь сдерживать смех.       — Нам по 70 лет! Думаешь, я помню? Лучше скажи, успел ли твой задохлик тебя забрать?       — Ба-а! — Шутливо возмутилась Рэй. — Его зовут Тим, ты же знаешь. И да, успел. Всё хорошо, не волнуйся.       — Ладно. Мне пора бежать. Эта кретинка Молли снова вывела своего плешивого бульдога.       — Пока, ба.       Звонок прервался без ответных прощаний, что ничуть не смущало Рэй. Она привыкла к грубости и сухости Глории и даже обнаруживала в её манерах некоторое очарование. Бабушка заботилась без слов любви, нравоучений, поглаживаний по голове, но Рэй всегда чувствовала всё это от неё. Жаловаться на бульдога и свою бывшую подружку Рэйчел, которая только-только выписалась из больницы после попытки суицида, это и было поддержкой от Глории. На самом деле, бабушка приносила гораздо больше пользы и радовала куда сильнее своими отвлечёнными рассказами, смешными устаревшими фразочками, ворчанием или жалобами.       На подъезде к парковке сердце Рэй беспокойно затрепетало. Возвращаться в эту квартиру стало для неё не самым приятным мероприятием. Рэй уже знала, что съедет из этих апартаментов совсем скоро, осталось подождать до мая. Куда и каким образом переезжать, Рэйчел не имела ни малейшего понятия. Так или иначе, в этой проклятой квартире произошло слишком много нехороших событий, и даже приятные воспоминания не смогли бы затмить плохие.       Выйти из машины, на дрожащих ногах пересечь парковку, войти в лифт, подняться на 29 этаж, пройти по длинному коридору — всё как во сне. Рэй боялась, что её одолеет паническая атака с флешбеками, как только она войдёт в квартиру.       Остановившись возле знакомой двери, Тим настороженно наблюдал, Рэй чувствовала это боковым зрением. Девушка сделала глубокий судорожный вдох и решительно произнесла:       — Открывай.       Друг неуверенно потоптался ещё несколько секунд, а после открыл дверь и пропустил вперёд Рэй.       На пороге её встретил восхитительный запах тимовой стряпни, что слегка поубавило волнение девушки. Запах уюта, заботы и любви проник в сердце, и Рэйчел чуть не разрыдалась от счастья. Дома было чисто, почти стерильно, сквозь манящий аромат еды пробивался еле уловимый запах моющих средств, душистого освежителя и даже благовоний, как показалось Рэй. Тим основательно подготовился. Все эти выводы были сделаны за считаные секунды, проведённые на пороге.       — Дом там, где тебя любят, — вкрадчиво произнёс Тим, и это заключение показалось Рэй крайне проницательным. Лучший друг знал и чувствовал её лучше всех.       — Тим... — тихо и неуверенно начала Рэй, — могу я... спать в гостиной?       Глаза Тима в удивлении расширились, после чего взгляд смягчился, он улыбнулся и приобнял подругу.       — Ты хозяйка квартиры, Рэй, — мягко проговорил он, — можешь спать, где захочешь.       — Просто... я не хочу... в своей...       — Эй, — успокаивающе прервал её Тим, — можешь не объяснять. Главное, чтобы тебе было комфортно. Выбирай любую спальню, а кто-то из нас поспит на диване...       — Нет! — Резко возразила Рэй, и Тим нахмурился. — Не хочу быть в закрытом пространстве...       — Вы заходите или нет? — Послышался раздражённый баритон Саске, который неожиданно возник в прихожей.       Рэй улыбнулась ему в знак приветствия, снова глубоко вздохнула и нерешительно двинулась в гостиную, в которой её ждал Итачи. Он встретил её возле кухонной стойки лучезарной улыбкой.       — С возвращением, — со всем радушием проговорил он.       Рэйчел выдавила слабую и неубедительную улыбку и огляделась. Всё здесь осталось таким же, как раньше, только чище и свежее. Ощущения были странные: с одной стороны, приятно было покинуть больничную палату и оказаться в привычной обстановке, а с другой — эти стены держали в себе столько боли, секретов, одиночества и страха. Тем не менее, в окружении двух Учих и Тима Рэй чувствовала себя в безопасности, она доверяла им и знала, что они хотят защитить её.       — Ты голодная, Рэй? — Бодро поинтересовался Тим, на что девушка застенчиво улыбнулась.       — Зверски, — шутливо ответила она и присела на край дивана.       Рэй решила, что вообще не хочет подниматься наверх: на первом этаже было всё необходимое, поэтому надобности видеть второй этаж не было никакой.       На календаре было 23 апреля, она провела в больнице чуть больше месяца. Май наступал со всей своей беспощадностью, крутые изменения были не за горами, и Рэй оказалась к ним абсолютно не готова. Она оглядела братьев, и ей показалось, что не готовы были и они. Вопрос, который Рэй так боялась задавать, напрашивался сам по себе:       — Что там... с порталом?       Саске и Итачи подозрительно покосились на неё: один со своего кресла, второй из кухни. Тим тоже замер с пустой тарелкой в руках, никто не торопился отвечать, и Рэй раздражённо закатила глаза.       — Да бросьте, — огрызнулась она, — это обычный безобидный вопрос. Я же всё равно узнаю.       Тим многозначительно переглянулся с Итачи под пристальным испытующим взглядом Рэйчел.       — Ну... почти готово, — неуверенно ответил Тим. — Как я и рассчитывал, ориентируемся на начало мая. Вероятно, 2-3 число.       Рэй слегка поникла и опустила глаза. Неизбежность скорого расставания пугала и угнетала, хотелось зарыться с головой в одеяло и не вылезать. Время неслось бешеным галопом, Рэй казалось, будто Учихи свалились им с Тимом на голову только вчера, только вчера она впервые поцеловала Итачи, только вчера провела с Саске ночь, и вот остались считанные дни до того момента, как они навсегда простятся. Рэйчел уже давно пыталась подготовить себя к этому дню, но чем ближе он становился, тем тяжелее было настроиться. Поднять глаза и взглянуть на Учих не было сил, хотя Рэй ощущала на себе их пристальные взгляды. Утешало одно: с ней останется Тим. Теперь она ценила каждое мгновение, проведённое с ним, хоть и не желала вмешиваться в его жизнь.       Тим и Итачи принесли на кофейный столик блюда с самыми разными яствами, и настроение Рэй постепенно поползло вверх. Здесь был и стейк из тунца в сливочном соусе, и брускетты с печёными грушами, и капрезе с авокадо, много разных закусок, а на десерт любимый вишневый чизкейк, и всё в таком бешеном количестве, что казалось, будто готовилось это на целый банкет. Во рту уже скопилась голодная слюна, поэтому без лишних слов Рэй принялась наполнять свою тарелку, на ходу забрасывая в рот всего понемногу.       — Шим, ты прирошонный шеф-повар, — с набитым ртом пробормотала Рэй.       Она набивала пузо без остановки, запивая всю эту прелесть персиковым соком, и даже не заметила, что кроме неё никто не ест. Рэй вопросительно оглядела троих парней, расположившихся в гостиной, и нахмурила брови:       — А вы типа не голодные?       — Ну, я нахватался пока готовил, а эти двое не оправдали моих надежд и поели, когда я ездил за тобой.       Рэйчел усмехнулась и посмотрела на Итачи, который несколько смутился, зато Саске, очевидно, не чувствовал за собой вины.       — Мы не ели со вчерашнего вечера, — возразил он.       — Вы же шиноби! — Резонно ответил Тим, но Саске отыскал ещё более резонные ответ:       — Не здесь.       На это заявление у Тима уже не нашлось доводов, поэтому он промолчал и смешно надулся.       Дальше разговор продолжался на лёгкой и позитивной ноте. Рэй заметила, как Тим и Саске подначивают друг друга, и это выглядело весьма забавно. У этих отношений определенно был потенциал. Видно, что Саске уже не раздражается, напротив, он, вероятно, начал испытывать удовольствие от добрых подколов Тима и сам стал отвечать гораздо мягче. Итачи же наблюдал за ними с видом взрослого снисхождения, не скрывая довольного выражения лица. Эта обстановка нравилась Рэйчел, все привыкли друг к другу, между присутствующими больше не было столько напряжения и негатива. Даже между Итачи и Саске не ощущалось прежнего наэлектризованного давления, что-то в их отношениях явно изменилось. У Рэй даже возникла слабая надежда на их примирение, хотя она и не хотела мечтать понапрасну. В общем и целом, они выглядели как семья, и от этого наблюдения защемило в груди.       — Кстати, Тим, — осенило вдруг Рэй, — как там у тебя с той девушкой?       Друг застенчиво отвёл глаза, а его щеки налились румянцем смущения. Кажется, Рэйчел затронула весьма щепетильную тему, но ей было искренне интересно знать, как складывается личная жизнь Тима. Она смогла избавиться от своего собственничества и потребительства, и любая новость о его любовных приключениях по-настоящему порадует её.       — Ну, мы сходили на свидание... один раз. Но у меня почти не было времени видеться с ней: я постоянно учусь, скоро сессия, и у тебя торчал целыми днями. Но свидание было... прекрасным.       Рэй вдруг ощутила, как её окатило ледяной волной вины и разочарования. Она вновь стала причиной невзгод Тима, и пока он возится с ней, та девушка просто ускользнёт от него.       — Так, — решительно начала она, — ты должен уделять ей всё свободное время. Ты ведь ей нравишься?       Тим покраснел ещё больше и сконфуженно улыбнулся, коротко кивнув.       — Тогда не тяни кота за яйца, — заявила Рэйчел, на что получила три укоризненных взгляда.       — Тебе нельзя ругаться, Рэй, — с мягкой укоризной вставил Тим. — Это вредит твоей терапии.       — Да похрен!       — Рэй!       — Ладно-ладно, — сквозь смех ответила Рэй. — Прошу меня извинить, господа, собой я ныне не владею. Тебе, Тимоти, следует оказывать леди знаки всяческого внимания, быть внимательным и галантным, дабы дела твои амурные пошли на лад. И не обессудьте, джентльмены, если вырвется из уст моих слово какое бранное, это от эмоциональной незрелости да нестабильности душевной. За сим откланяюсь. Благодарствую покорно за...       — Всё, хватит, — с лёгким раздражением оборвал её Тим и улыбнулся. — Язва.       Учихи тоже одарили её дружелюбными улыбками, и Рэй расслабилась.       — Позвони ей, — вдруг предложила она. — Назначь свидание.       Тим в полной растерянности взглянул на подругу и с бешеной скоростью замотал головой в знак полного отрицания.       — Не будь засранцем... пардон... подлецом.       — Я её динамил три недели... Думаешь, она...       — Не попробуешь — не узнаешь, — непринуждённо ответила Рэй и закинула в рот очередной кусок тунца.       Тим размышлял довольно долго, и никто не решался прервать поток его мыслей. Рэйчел начала раздражаться, и угрожающе потянулась к телефону, торчащему из кармана его джинсов. Тим дёрнулся в сторону, с ужасом глядя на подругу.       — Если ты не позвонишь, то это сделаю я, — с издёвкой заявила она, на что Тим ещё больше ужаснулся.       Кажется, это возымело успех. Тим знал, какой настойчивой могла быть Рэй и как добивалась того, чего хочет, поэтому проще было сделать так, как она говорила. Парень неуверенно встал и прошёл к окну, набрав номер и прислонив телефон к уху. Он согнулся в три погибели и прилип лбом к оконному стеклу, что выглядела довольно смешно. Рэй и Учихи с интересом наблюдали за ним.       — Привет, Эмбер... эээ... это Тим, — промямлил он, воровато оглянувшись к наблюдателям. — Да... извини, пожалуйста. Я просто... да, ты права. Я знаю, это... Извини... Я... готов реабилитироваться... Да... Если бы ты согласилась... Эээ... в субботу? Да! Конечно! Понял! Пока!       Тим убрал телефон, и в гостиной повисла напряженная тишина. Друг медленно выпрямился и повернулся, он был немного бледным, лицо его ничего не выражало. В какой-то момент Тим просиял, в его глазах отразился весь спектр счастья и тепла, широкая улыбка окрасила худое лицо.       — В субботу в 8, — восторженным шёпотом проговорил он и резко воскликнул, — в субботу в 8!       Рэй не сдержала самодовольной и хитрой улыбки.       — Так-то лучше, Казанова, — съязвила она.       К вечеру Рэй начала ощущать смертельную усталость. Та гора таблеток, что ей выписали доктор Эйдельман и лечащий врач, имела определенные побочные эффекты, в которые входили заторможенность и сонливость. В этом были и плюсы, ведь теперь станет проще соблюдать режим сна.       Тим постелил на диване, всё сетуя о том, что неприемлемо парням спать в комнатах на мягких перинах, а девушке в гостиной на жёстком диване. Однако Рэй была почти счастлива, диван казался райским ложем, поэтому она поспешила лечь и закутаться в одеяло, блаженно потянувшись.       — Идеально, — с сонной улыбкой пробормотала она и крепко уснула практически сразу.

***

      Дни неслись невообразимо быстро. Прошло уже 5 дней, которые стали для Рэй лучшими за всю жизнь в принципе. Ей нравилось, что дома к ней не относились как к больной. Хоть все они и осторожничали, тем не менее, старались поддерживать лёгкую и непринуждённую обстановку. Особенно она была благодарна Учихам: они оба делали всё возможное, чтобы не заставлять Рэй чувствовать себя неловко. Не было и ни грамма романтики в их общении, что девушку очень даже устраивало. Дружеская, даже семейная атмосфера делала Рэй по-настоящему счастливой. Проблема была лишь в том, что она всё сильнее привязывалась к ним обоим.       Саске приноровился играть с Тимом в карты. Как выяснилось, Тим потратил немало нервных клеток, чтобы научить младшего Учиху играть в «Бридж» и «Техасский Холдем», но, как видно, это того стоило. Зрелище это оказалось крайне занимательным, и вечер четверга стал для Рэй вечером хохота. Итачи тоже тихонько посмеивался, наблюдая за игрой и перебранками двух парней. Рэй не могла избавиться от впечатления, что Итачи похож на очень довольного благополучием домочадцев главу семьи. Это было и забавно, и грустно одновременно. Нельзя было забывать, что это не их жизнь. В их реальности Итачи убийца и преступник, а Саске дезертир и мститель. Скоро каждый из них вернётся к своим обычным кровавым амплуа, и вся эта мнимая идиллия рассыплется в прах. Мучительно было представлять себе их сражение, а после гибель Итачи. Изменится ли хоть что-нибудь в этом естественном порядке событий? Они больше полугода прожили под одной крышей и даже достигли какого-никакого перемирия. Изменилось многое, изменились они сами. Рэйчел верила, что это окажет влияние на дальнейшее развитие событий, иначе какой во всём этом смысл?       Девушка проснулась в 5 утра и села на диване, погрузившись в свои мысли. Наступила суббота, вечером Тим отправится на свидание с Эмбер, и Рэй даже преисполнилась волнительного предвкушения. Последняя попытка Тима завести романтические отношения с девушкой произошла в 14 лет, тогда же она и провалилась по вине Рэй. Теперь же она намеревалась сделать всё возможное, чтобы друг обрёл счастье и любовь.       За окном уже рассветало, сумерки в гостиной постепенно рассеивались, и эта уютная, тёплая тишина отдавалась в сердце особенными отзвуками. Было просто хорошо и спокойно. Рэй никогда раньше не замечала, каким уютным могло быть предрассветное утро, как мерно и успокаивающе сопят стены дома. Ей вспомнилась «Загадочная история Бенджамина Баттона», где главный герой испытывал тот же покой, ту же тихую радость от предрассветной домашней тишины. Идея показать Учихам этот фильм возникла тут же под вдохновением от обстановки.       Тихие и медленные шаги послышались на втором этаже, и Рэй машинально бросила взгляд к лестнице. Саске спускался вниз, сперва не замечая Рэй. Он выглядел так по-родному, по-домашнему, сонный и мило взъерошенный. Девушка сглотнула внезапно накативший ком горечи и столкнулась взглядами с Учихой. Он замер посреди гостиной и сонно нахмурился, что умилило Рэй ещё больше.       — Ты чего не спишь? — Почти строго осведомился он.       Рэй мягко улыбнулась и снова повернула голову к окну.       — Выспалась, — ответила она. — А ты?       — Воды попить, — сухо буркнул Саске и двинулся к кухне.       Девушка не обращала внимания на возню за спиной, Саске тем временем сел в своё кресло со стаканом сока, что вызывало в Рэй лёгкое недоумение.       — Ты чего? — Удивлённо вопросила она. — Ложись досыпать, ещё только 5 утра.       — Обойдусь, — равнодушно бросил в ответ Учиха.       Рэй раздраженно закатила глаза:       — Я в порядке, наслаждаюсь утром. Можешь идти спать.       — Я выспался, — резко возразил Саске и тут же сладко зевнул, что вызывало у Рэй короткий смешок.       — Оно и видно, — поддела она и тоже зевнула.       Несколько секунд паузы, после которой в гостиной раздался весёлый и тихий хохот Рэй, а Саске в ответ вежливо улыбнулся.       Они замолчали. Саске потягивал сок, а Рэйчел задумчиво смотрела в пустоту. Чем лучше и веселее ей было с Учихами, тем сильнее грусть сдавливала сердце. Саске и не подозревал, какие испытания ждали его впереди, не подозревал, что всю жизнь ему предстоит идти по пути искупления грехов и нести на своих плечах ответственность за весь мир. Внезапно в голову Рэй пришло интересное наблюдение: Саске займёт место Итачи в тени на страже мира и порядка. Итачи большую часть жизни оставался в тени без признания и благодарностей, защищая свой мир от зла. Саске займёт ту же позицию, и Рэй подозревала, что он избрал такой путь неслучайно, желая быть достойным своего брата. Разница лишь в том, что Итачи суждено умереть молодым, а Саске достигнет зрелости и, может, даже доживёт до старости.       Внезапно Учиха встал и снова пошёл на кухню, а через пару минут вернулся с ароматным чаем для Рэй. Такая забота порадовала девушку и, отпив горячего напитка, она обнаружила, что и количество сахара, и температура кипятка были для неё идеальными. Все в доме уже знали привычки и вкусы друг друга, что не могло не радовать.       — Ты так и не успел натренировать меня до мастера тайдзюцу, — вдруг произнесла Рэй с грустной усмешкой.       Саске посмотрел на неё с долей растерянности и непонимания, пока не осознал, о чём шла речь.       — Ничего, — беспристрастно ответил он, — азам я тебя научил, дальше сможешь тренироваться самостоятельно. Когда... поправишься.       Они посмотрели друг другу в глаза, в которых отражалась невысказанная тоска. Рэй видела и чувствовала, что Саске так же грустно расставаться, как и ей. Никто в доме не обсуждал эту тему, дабы не нарушать с таким трудом достигнутого благодушия, однако будущее висело над головой, как дамоклов меч.       — Осталась всего пара дней, — решила высказаться Рэй. — Потом вы уйдёте. Навсегда... это... слишком долгий срок.       Саске пристально взглянул на неё, между его бровей пролегла тревожная морщинка, выдававшая его боль. Он смотрел на Рэй довольно долго, а после решительно поднялся и сел рядом. Его крепкая, тяжёлая рука легла на её плечи и привлекла девушку к груди. Рэйчел податливо потянулась навстречу и уткнулась носом в его шею. Родной, знакомый запах наполнил лёгкие, от тёплой и простой близости защипали глаза. Как мало, оказывается, ей было нужно, чтобы наполниться любовью и признательностью: простые объятия дорогого сердцу человека.       — Я буду скучать, — глухо прошептала она в шею Саске, стараясь сдерживать слёзы. — И помнить. Всегда.       — Я тоже, — тихо отозвался Саске. — Всегда.       В этот момент стало уже невозможно сдержать слёзы, поэтому Рэй позволила себе эту маленькую сердечную прихоть. Саске обнял её крепче и упёрся подбородком в её макушку, успокаивающе поглаживая по волосам. Он молчаливо ждал, когда Рэй успокоится, и обе его руки обхватили её целиком. Было мучительно больно и приятно одновременно, хотелось раствориться в моменте и остаться в нём навсегда.       — Прости за всё, — шмыгая носом, пробормотала Рэй, оторвала голову от шеи Саске и посмотрела в его чёрные глаза. — И... я тебя люблю. Просто, чтобы ты знал.       Саске смотрел на неё, и его лицо постепенно менялось с сосредоточенного на ошарашенное. Он, кажется, не находил слов и был поражён признанием Рэйчел, а она сама считала, что её чувства к нему уже давно стали очевидными. Учиха болезненно нахмурился и прикрыл глаза, его горячая рука легла на щеку Рэй, и он соприкоснулся с ней лбами. Саске с закрытыми глазами отыскал губы девушки и коснулся их сначала невесомо, а после более основательно. Это тёплое и лёгкое прикосновение тут же отдалось в Рэйчел горячей волной, и она потянулась, чтобы получить больше. Поцелуй стал настойчивым, но всё ещё мягким. Саске то и дело аккуратно касался каждого миллиметра её губ, пока не замер, слегка отвернув лицо. Рэй чувствовала его отчаяние каждой клеточкой тела, его била мелкая дрожь, их лица всё ещё соприкасались в этой болезненно приятной близости. Хотелось большего, но девушка знала, что Саске больше не допустит подобного, как, в общем-то, и она. Это были последние мгновения их близости, Рэй знала это точно. Сей факт заставлял её сердце замирать в отчаянии и боли.       Они сидели так достаточно долго, пытаясь уловить каждую секунду, проведённую вместе. Рэй не ждала от Саске ответных признаний. Его взгляд, его прикосновения, его поцелуи говорили больше любых слов, и этого ей было достаточно.       Рэйчел потеряла счёт времени и не сразу заметила, как Саске мерно и спокойно засопел, слегка откинув голову на спинку дивана. Девушка аккуратно повернулась, чтобы увидеть его лицо, и больше не могла оторвать от него взгляд. Во сне он был ещё более красивым, чем в бодрствовании, беспокойные черты разгладились, часто напряжённо поджатые губы расслабились и стали ещё соблазнительнее. Из-за всего пережитого Саске выглядел старше своих лет, потому как на его молодом лице отражалась тяжесть прошлого. Но теперь спящее умиротворенное лицо снова сделало его юношей, каким он и был на самом деле. Рэй часто забывала, что Саске всего 16 лет, что он одинокий сломленный мальчик с разбитым в дребезги сердцем и нуждался в любви больше, чем многие другие мальчики его возраста. Пусть он никогда бы в этом не признался, пусть он считает, что его путь заключён в одиночестве и тьме, Рэй знала, чего он на самом деле боялся и чего всем сердцем желал: он боялся одиночества, к которому так стремился, и желал близости и тепла, которых старался избегать. Она мысленно усмехнулась, решив, что Саске тоже не помешала бы терапия.