Глава 2
5 марта 2021 г. в 19:00
— Опусти уже ногу наконец. А то еще действительно увалишься, так всех уток распугаешь, а они в твоих проблемах вообще не виноваты.
Чонгук, открывший было рот, чтобы как-нибудь съязвить еще на первый комментарий странного незнакомца, окончательно растерялся и так и не нашел в себе сил не то что ногу на землю поставить, а вообще шелохнуться. Сраженный циничностью прозвучавших фраз, он вдруг только нахмурился, пытаясь уразуметь в конце концов поплывшим от употребленного спиртного сознанием, была ли такая реакция со стороны случайного прохожего нормальной. Продолжая стоять враскорячку с миной угрюмого павлина на лице, Чонгук, принявшийся моргать по очереди то одним, то вторым глазом, надеясь таким образом повысить собственную концентрацию на вопросе, приходил к выводу, что не была. Разве этот парень, поразительно низкий голос которого затек ему в уши и наверняка размягчил мозг, не должен был начать что-то причитать, умолять его не совершать необдуманных поступков и бормотать клишированную пургу о том, что всегда можно найти другой выход и что все необязательно должно закончиться вот так? Чонгуку, заметно повысившему литературную часть своей эрудиции, казалось, что должен был. И неосознанно он все же ждал, что вот сейчас этот таинственный красавчик (потому что, разумеется, даже захмелевший и находящийся буквально между жизнью и смертью, Чонгук не мог не заметить острых скул и мрачно сведенных вместе густых бровей незнакомца, от вида которых немного хотелось пасть ниц и неукоснительно выполнить все, что тот прикажет) все же сбавит обороты и сменит сердито-властный тон на просящий, но вместо этого он, часто заморгавший от неожиданности, только почувствовал, как цепкие пальцы крепко сжались на его предплечье, несильно дергая его в сторону.
— Эй, я что, непонятно выразился? Не дури и поставь ногу на землю, — парень практически шептал, но отчего-то все равно умудрялся звучать настолько грозно, что Чонгук не посмел его ослушаться и, словно иначе он и не мог поступить, наконец выполнил приказ (вообще-то про себя Чонгук уперто продолжал называть это просьбой, но от его очередных попыток приукрасить действительность факты не переставали являться таковыми). И даже находись он в трезвом состоянии, Чонгук, пожалуй, не смог бы объяснить, что именно заставило его подчиниться. Парень перед ним, смотрящий прямо и неотрывно, обладал поистине притягательной внешностью, настолько, что Чонгук глаз от него оторвать не мог, и все же этого не могло быть достаточно, чтобы так быстро и без какого-либо сопротивления с его стороны усмирить его. Возможно, дело в большей степени заключалось в тягучем голосе, который оставался ровным и, вероятно, неслышным на расстоянии всего какого-то метра, в котором не чувствовалось никакой угрозы, и который вместе с тем пробирался куда-то глубоко в желудок, в самое нутро, заставляя все тело покрываться мурашками, безвольно коченея? Но сколь бы убедительным ни был этот аргумент, Чонгук упорно продолжал все списывать на повышенную концентрацию алкоголя в крови. Разумеется, в нормальном состоянии он бы ни за что не позволил какому-то проходимцу так с ним обращаться. — Да, и, пожалуйста, будь умницей, отдай мне бутылку. На сегодня тебе точно достаточно.
— Какого черта?! — наконец собрав оставшиеся крохи внутренних сил, Чонгук, в котором возмущение от такого фамильярного обращения превысило завороженность аурой незнакомца, оттолкнул парня в сторону. И на мгновение он даже ощутил давно позабытое и внезапно восставшее в нем чувство контроля над собственной жизнью, потому что он наконец-то смог дать отпор тому, что ему было не по нраву (хотя он все никак не мог заставить себя перестать пялиться на эти скулы, едва превозмогая желание податься вперед, чтобы проверить, можно ли было об них порезаться; Чонгук был уверен, что можно), а затем перед глазами все на миг помутнело, и в следующую секунду он уже сидел на земле, пока бутылка с виски летела в ручеек.
— Что ж, так будет даже лучше, — пожал плечами парень, и Чонгук совершенно, как он выяснил уже спустя секунду, напрасно потряся головой и вновь уставившись в упор на незнакомца, обнаружил, что и тот в свою очередь неотрывно смотрел на него и, казалось, даже не взглянул на покидающую их бутыль. — Давай я помогу.
— Ты кто, блять, вообще такой? — нахмурился Чонгук, резко шлепая ладонью по заботливо протянутой руке, не желая так быстро сдаваться на милость какому-то, судя по отсутствию запаха, бете. Чего этот, очевидно привлекательный, с дурманящим голосом и изящными пальцами парень к нему вообще прицепился? У него тут, между прочим, важное дело было! На которое теперь, правда, совершенно не хотелось отвлекаться, потому что утопать в чужих карих глазах было однозначно намного приятнее барахтанья в холодном ручье, глубиной ему по колено, в котором откинуться еще очень надо было постараться. А вот для того, чтобы все стремительнее падать в пропасть чужих темных зрачков, стараться совсем было не нужно. Оно как-то само собой получалось. Правда, Чонгук все еще стойко перекладывал ответственность за это на бушующий в крови алкоголь, при этом не теряя решимости истерить и огрызаться до победного. А еще это ведь был первый посторонний человек, с которым он заговорил за последние месяцы, что тоже объясняло для него самого смешанность его чувств. И все же в то же время он слишком плохо владел собой, чтобы отрицать, что внутри него зарождалось какое-то клокочущее, неясное ощущение благоговения перед этим уверенным парнем, что вместе с тем бесило Чонгука до ужаса. Потому что если испытывать подобное по отношению к альфе было изначально свойственно ему по природе (так что было немного не так стыдно за свое неосознанное желание кому-то подчиняться, раз уж в этом была не только его вина), то уж бета точно не должен был вызывать в нем таких чувств. Неужели он успел опуститься настолько низко, что теперь готов был пресмыкаться вообще перед кем угодно?..
— Ким Тэхен, — ничуть не растерявшись, тут же ответил ему парень, глядя на него все так же внимательно, почти не моргая, но на мгновение улыбнувшись ему уголками губ, стараясь расположить его к себе. Не то чтобы он продолжал бояться, что отяжелевший и оттого осевший на землю Чонгук предпримет еще одну попытку так нелепо покончить с собой, но в целом вся ситуация вызывала у него немалое беспокойство, так что он все еще чувствовал себя напряженно, хоть и немного выдохнул, когда Чонгук занял более безопасное положение.
— А я Чон Чонгук, — ответил ему Чонгук, тут же округляя глаза. Вообще-то он собирался выдать что-нибудь ядовитое, как раз в духе этого Тэхена. Ведь тот не церемонился с ним еще пару секунд назад, даже несмотря на его крайне щекотливое положение, так почему он должен был оставаться вежливым? Тем более, когда он соображал еще более заторможено, чем обычно. Но то, как этот парень вопреки его ожиданиям не нахамил ему в ответ, а действительно ответил на заданный вопрос, который вроде как являлся риторическим, заставило Чонгука растеряться и сказать то, что он точно не ожидал услышать от самого себя. Зачем он вообще решил представиться в ответ? Разве этот парень сейчас не развернется и не уйдет дальше заниматься своими делами, оставляя его один на один с его проблемами в гордом одиночестве, как это делали все, с кем он когда-либо общался? Его родители, Чимин, Джинен… Почему какой-то прохожий должен был проявить к нему больше интереса? Для этого не существовало ровно ни одной причины. И оттого весь этот диалог казался Чонгуку еще более глупым, но мысли в его голове от всей сюрреалистичности ситуации и от выпитого алкоголя запутались настолько, что он окончательно перестал понимать, что должен был сделать дальше, только продолжая смотреть неотрывно на, как он теперь выяснил, Тэхена, позволяя тому определить исход их разговора.
— Я знаю, — кивнул Тэхен, но тут же, смутившись и впервые отведя взгляд в сторону, добавил, — в смысле я знаю, потому что… Потому что видел твое имя как-то в газете. Так ты больше не собираешься никуда прыгать? — поспешил задать следующий вопрос Тэхен, ругая себя за его непродуманность, но еще больше коря себя за неосмотрительность и за то, что так быстро спалил себя. Он, такой серьезный и умеющий держать себя в руках, когда надо, умудрился за какое-то жалкое мгновение потерять самообладание, да еще и оттого, что слишком пленился чужими огромными глазами, которые очень старались сейчас источать гнев или хотя бы неудовольствие, а вместо этого только искрились невыразимой болью и немым криком о помощи. Потому что, Тэхен был уверен, люди не пытаются сброситься с моста, если у них все хорошо, даже под воздействием секундных эмоциональных вспышек. И потому Чонгук мог сколько угодно пытаться прожечь его взглядом, он все равно не смог бы испытывать к нему ничего, кроме сочувствия. Даже без знания конкретных обстоятельств, доведших Чонгука до такого состояния. А просто потому что омега перед ним выглядел невероятно разбито, несмотря на все попытки храбриться.
— Не твое дело, — тут же снова фыркнул Чонгук, слегка отрезвленный не столько прозвучавшим немного грубым вопросом, сколько нелепым объяснением того, откуда этот Тэхен мог знать его. Он, конечно, допускал, что какие-то таблоиды, писавшие о его отце, могли пару раз упомянуть и его, а еще в Интернете наверняка где-то гуляли его фото на всяких сайтах с информацией о семьях успешных бизнесменов. Но прежде он никогда не сталкивался с тем, чтобы его узнавали люди на улице, и оттого все происходящее вызывало у него подозрение. В целом ему не было никакого смысла опасаться бету в плане возможного очередного за этот вечер осквернения его задницы, которая вообще-то все еще весьма ощутимо ныла, но у парня могли быть и другие неблаговидные намерения на его счет (хотя все нутро Чонгука совершенно беспричинно буквально кричало ему о том, что Тэхену можно было доверять), так что нужно было как можно скорее ретироваться, положив конец странной встрече. Еще сильнее его укрепляло в этой мысли внезапно принявшиеся тяжелеть веки, которые заставили его в очередной раз вспомнить о том, сколько он вообще-то успел выпить. Если он ничего не путал (и Чонгук был не особенно в этом уверен), то у него оставалось не так уж и много времени, прежде чем он просто отключится прямо на этом самом месте. — Шел бы ты куда подальше. И руку свою убери, извращенец. Хочешь кого-нибудь полапать, иди в специально предназначенные места для таких же придурков с недотрахом, — Чонгук поджал губы и закатил глаза. Этот парень его только что от дурацкой и бессмысленной попытки суицида уберег. Поэтому и еж бы понял, что кидаться такими обвинениями было в крайней степени глупо. Но он ведь должен был сказать что-то в ответ! И единственным, чего Чонгук не понимал, было то, когда он, заслуженный мастер истерики, успел где-то посеять этот годами вырабатываемый и оттачиваемый навык, чтобы теперь так позорить себя какими-то детскими фразочками? Уж если и посылать кого-то, так хотя бы достойно. А не так, чтобы вызвать жалость, столь явно демонстрируя полное отсутствие извилин в черепной коробке.
— Эй, я же серьезно. Дай мне руку, и я помогу тебе подняться, — лицо Тэхена вновь приобрело выражение непробиваемой уверенности. Он все еще испытывал неловкость за свой прокол, но считал, что сейчас должен был сосредоточиться на главном. Он слишком часто наблюдал за процессом полного отключения от системы, дежуря у обезьянника в их участке, вечно набитым местными пьяницами, чтобы безошибочно трактовать мутную пленку, которой вдруг заволокло глаза Чонгука. И это было вовсе не удивительно, с учетом того, что по его приблизительным оценкам, Чонгук успел выхлебать почти половину бутылки. Удивляло его только то, что, несмотря на это новое обстоятельство, он все еще продолжал испытывать к Чонгуку исключительно сочувствие, тогда как к алкашам, которых он, совершенно не пьющий, задерживал с завидной регулярностью, он чувствовал лишь подсознательное отвращение за то, что они позволили себе запустить себя так сильно. Но разбираться сейчас в причинах такой разницы в его восприятии ему было некогда, так что он направлял все свои внутренние силы на то, чтобы, раз уж словами у него не получалось, то хотя бы мысленно убедить Чонгука позволить помочь ему. — Что бы ни случилось, я уверен, с этим можно будет разобраться, даже если и не сразу и не так быстро, как хотелось бы. Но для начала надо хотя бы встать. Поэтому позволь мне помочь тебе, и мы все решим, обещаю.
И вот тогда Чонгук наконец закатил глаза, злясь не на самого себя, а на этого притягательного парня, которому так сильно хотелось верить и который теперь тоже принялся молоть стандартную чепуху, убивающую любую симпатию к нему. Потому что то, что он говорил, было ложью. Возможно — Чонгук отчасти допускал это, — другой выход из его положения существовал. Но Тэхену однозначно не стоило так легкомысленно разбрасываться словом «решим». Потому что почти всю жизнь ему одному приходилось что-то решать для себя, а остальные только либо были недовольны его выбором и пытались все сделать по-своему, либо просто плевали на него изначально и использовали его. И, конечно, предположить, что Тэхен смог бы воспользоваться им, было бы странно, но вот что бросил бы его, едва оттащив от края чертового моста, было весьма логично. И пусть в этом не было ничего, на что следовало бы злиться, потому что они все еще были знакомы всего несколько минут, Чонгук никак не мог подавить в себе пробуждавшийся гнев от того, что кто-то так бездумно, не придавая значению тем словам, которым позволял вырваться из своего рта, сейчас давал ему лживую надежду, чтобы совсем скоро, как и все люди до него, растоптать ее. Чимин тоже обещал ему быть рядом до конца его дней. И где он был теперь?..
— Я же сказал тебе отвалить, мудила! Отъебись от меня, и помощь свою в жопу себе засунь, — гневно прошипел Чонгук и на этот раз заметно ощутимее, собрав все оставшиеся в нем силы, толкнул в сторону все еще протянутую к нему руку Тэхена, а затем попытался встать самостоятельно. Потому что пора было уходить. Потому что он не должен был показывать свою слабость какому-то придурку, для которого его проблемы не значили ровным счетом ничего. Потому что пора было заканчивать с этим фарсом. И потому что на самом деле даже не после всего, что с ним в целом произошло, а только после того, что ему пришлось вытерпеть сегодня, в глубине души ему так сильно хотелось ухватиться за эту крупную, выглядящую надежной ладонь, что нужно было бежать с этого моста как можно скорее. Он не для того, столько времени усердно работал над тем, чтобы втоптать себя в грязь (хоть и продолжая руководствоваться остатками собственных представлений о том, что было правильно и заслуженно, а что нет), чтобы теперь так легко сдаться первому встречному. Потому что этот парень сейчас поможет ему встать, а потом уйдет, вновь обращая внимание на то, что было действительно важно для него: свою жизнь, а он вновь столкнется с необходимостью вдалбливать себе в голову, что никому до него не было никакого дела и что это, после всего, что он натворил, было в крайней степени верно. Нет. Чонгук не мог допустить этого снова. Он не мог пустить под откос свои многомесячные труды.
И наконец поднявшись, Чонгук не мог не испытать небольшой прилив гордости за себя, что он смог, невзирая на обстоятельства, сделать все так, как было нужно. Вот только ему было непонятно, почему он не чувствовал землю пятками и почему весь мир вокруг него как будто немного накренился, хотя он точно осознавал, что не летел сейчас вперед челюстью обратно в пыль. Но уже спустя секунду все встало на свои места, когда он вдруг ощутил под своей щекой чужую твердую грудь, а еще горячие ладони на своей спине, которые отчего-то не покоились на его, например, лопатках, чтобы удерживать крепче от постыдного падения, а мягко поглаживали его, пытаясь успокоить. И первым порывом Чонгука было снова дернуться, освободиться из цепкого захвата наглого нарушителя его личного пространства и заехать ему по морде, может, и не слишком достойно для бывшего непрофессионального боксера, но так, чтобы обозначить все свое негодование. Но вместо этого еще спустя мгновение Чонгук понял, что только сильнее обмяк в теплых руках, которые не переставая гладили его и из неожиданного уюта которых совсем не хотелось вырываться. Потому что сердцебиение в чужой грудной клетке было на удивление ровным и оттого умиротворяющим, а беззвучное дыхание в макушку как будто только настойчивее заставляло его веки сомкнуться. Потому что во всем поведении этого нахального парня не читалось никакого желания поскорее сбежать и бросить его одного. И пусть он этого не заслужил — Чонгук все еще, несмотря ни на что, отчетливо понимал это, — но у него не было никаких сил на то, чтобы сопротивляться тому, что кто-то впервые за долгое время вдруг проявил о нем заботу. А, может, он все путал, и это была никакая не забота. Может, парню действительно было что-то нужно от него. А, может, и не нужно, но он, так долго не контактирующий с другими людьми, теперь совершенно не представлял, какие еще могли быть мотивы у людей, которые решали не пройти мимо того, кто очевидно был не в порядке. Но Чонгук тяжелеющим сознанием решил, что подумает об этом потом. Возможно, очнувшийся где-то в подворотне, в очередной раз изнасилованный, а еще оставленный без одежды для пущего унижения, но потом. А сейчас ему хотелось только потереться носом о чужое крепкое плечо и раствориться в этом моменте абсолютного, в его нынешней искаженной системе ценностей, блаженства.
Тэхен не понимал, что на него нашло и кто именно отдавал указания, которым его тело сейчас беспрекословно повиновалось, но он никак не мог заставить себя отстраниться от Чонгука и проверить его состояние. Может, он и являлся состоявшимся (как ему казалось) альфой, который пусть и стоял все еще в начале своего пути (потому что он однозначно не собирался довольствоваться тем положением, которое занимал сейчас, и собирался стремиться к большему), но обладал свойственными своему виду качествами, вроде настойчивости, присутствия духа и умения контролировать ситуацию, вот только он, такой уверенный в себе и в собственных силах, оказался не в состоянии противостоять своим самым глубинным желаниям, которые он и не подозревал в себе и которые так скоро обнаружил, едва его истинный навалился на него всем своим весом. Вообще-то Чонгук намеренно ничего такого не делал. Он только пытался неуклюже подняться на ноги с каким-то уж слишком победным видом (совершенно неуместным в условиях, когда его шатало из стороны в сторону, как осиновый лист на ветру), и Тэхен не планировал помогать ему, раз уж его так грубо отшили, хоть и все еще не решался развернуться и уйти, ведь не ради такого исхода он вообще-то сегодня вышел на улицу, планируя все-таки наведаться к Чонгуку домой лично впервые за многие годы отрицаемого им самим ожидания подходящего момента. А потом Чонгук запутался в собственных ногах и полетел вперед со скоростью света, так что у Тэхена не осталось времени на то, чтобы все тщательно взвесить и обдумать, чтобы выбрать наиболее правильный вариант действий сейчас. Больше всего (и ему было ужасно стыдно признаваться в этом, потому что это он тут все еще был альфой) его пугало то, что Чонгук, о котором он прекрасно знал, что тот был боксером-любителем, мог попытаться врезать ему, но, несмотря на это, он все равно будто в тумане шагнул вперед, чтобы подхватить падающего Чонгука и твердо прижать к себе, отдавая себя в руки случая и расположения духа своего омеги. А затем он в попытке восстановить сбившееся от его спешных шагов дыхание втянул носом воздух поглубже и едва не задохнулся, ошеломленный появившимися перед глазами звездами.
Этот запах… Персиковый с тягучими медовыми нотками, настолько сладкий, что можно было почувствовать хруст сахара на зубах… В последний раз он чувствовал его много лет назад с менее близкого расстояния, но даже тогда ему сорвало крышу так, что он едва сумел остановить себя и не полезть к Чонгуку с, очевидно, вовсе не нужными тому признаниями и объяснениями. И то, что он вновь ощутил его теперь, так резко, так сразу много и обухом по голове… Это почти свело его с ума в одночасье. На самом деле он, не склонный к излишней наивности, простодушно полагал, будто успел забыть этот запах, будто за столько лет успел побороть свою тягу к нему и выйти из-под его влияния. Вот только усилившееся в разы слюноотделение, в то время как Чонгук продолжал жаться к нему теснее, как будто свидетельствовало об обратном. Потому что он думал, что мог искусать свои губы в кровь в тщетных попытках не позволить себе впиться клыками в нежную шею Чонгука. Эта бархатная кожа так и манила его, словно обещая, что если он поддастся зову, то получит возможность испить самый сладостный нектар, когда-либо существовавший на Земле. И Тэхен в первые мгновения почти был готов это сделать. Был готов прижаться немного обветрившимися губами к — он не сомневался, — пышущей жаром после употребленного спиртного коже и засосать ее, оставляя на ней свой законный след, таким образом знаменуя их первую личную встречу. И он даже отдавал себе отчет в том, что это в нем говорил инстинкт альфы, жаждущего обладать тем, что принадлежало ему по праву с самого рождения. А еще он мог бы с легкостью сдаться на милость этому позыву, наконец эгоистично позволяя себе сделать то, что хотелось ему самому. Но, к собственному счастью, он слишком привык, пусть и по-своему, заботиться о комфорте Чонгука, чтобы теперь так просто наступить на горло собственным принципам. Не для того он терпел так долго, чтобы все испортить сейчас, когда он впервые по-настоящему приблизился к своему истинному, у которого проблем было явно не мало, чтобы пытаться загрузить его чем-то еще сверху.
Нет. Сейчас он — даже если сам Чонгук пока и не подозревал об этом, — был нужен Чонгуку вовсе не как его альфа. Или во всяком случае не в том качестве, которого требовал его собственный организм. Он чувствовал, как волоски на его руках и на загривке встали дыбом, и как в паху потяжелело даже от такого, казалось бы, невинного контакта, но он должен был засунуть свои желания куда подальше и сосредоточиться на том, что действительно было важно. На Чонгуке, который, похоже, умудрился отключиться в его руках. И Тэхен не знал, как должен был на это реагировать. С одной стороны, было не по себе, потому что он стоял посреди небольшого мостика в довольно людном в это время дня парке с потерявшим на его груди сознание омегой и не понимал, что должен был сделать. А с другой, он не мог не замечать, как в первый раз за всю его жизнь его эго вдруг горделиво расправило плечи. Потому что его омега, выпивший, находившийся не в себе и чем-то ужасно измотанный, не оттолкнул его, а доверился ему, позволяя быть рядом. И да, Тэхен вполне осознавал, что успел напридумывать лишнего и на самом деле Чонгук всего лишь не осознавал реальность, потому и вел себя так с незнакомцем. Но ему было все равно на это. Потому что он и так удержал себя от того, чтобы поцеловать Чонгука. Немного помечтать он мог себе позволить.
И все же он не мог продолжать и дальше витать в облаках; пора было что-то решать. К тому же, сколько бы он ни делал вид, что вовсе не устал, его руки начали затекать в одном положении, а колени теперь едва заметно тряслись под тяжестью чужого тела. Поэтому, чересчур разволновавшись, он, пожалуй, не слишком аккуратно закинул Чонгука себе на плечо, чтобы отправиться на поиски ближайшей свободной лавочки и желательно с имеющейся поблизости торговой точкой, где он смог бы купить воды. Привычку носить с собой почти всегда самые необходимые при оказании первой помощи медикаменты он приобрел вскоре после того, как устроился на работу, а вот воду вечно ленился пихать в рюкзак, аргументируя себе это тем, что носить много тяжестей было вредно для спины, а таблетку проглотить можно было и самому. И прежде его это никогда не беспокоило, хоть он и попадал пару раз в ситуации, когда ему приходилось предотвращать эпилептические припадки, а спасенный от судорог бедолага рисковал задохнуться из-за застрявшей в глотке капсулы. Но теперь одна мысль о том, что, очнувшись, Чонгук испытает жажду и ощутит сухость в горле, заставляла его яростно закатывать глаза и с силой прикусывать щеку, чтобы хоть как-то выместить на себе злость за собственную непредусмотрительность.
К счастью, в конечном итоге, когда его спину начало довольно заметно тянуть, потому что Чонгук однозначно весил больше среднестатистического омеги, Тэхен, прошедший почти весь парк насквозь, наконец нашел место, идеально удовлетворявшее всем его запросам. Неосознанно выдыхая с облегчением, он аккуратно опустил Чонгука на скамейку и, кое-как оторвав взгляд от его немного опухших, приоткрытых губ, Тэхен направился к палатке за бутылкой воды, то и дело оборачиваясь и проверяя, чтобы никто не подумал побеспокоить его омегу. В целом он и не предполагал, что кому-нибудь всерьез взбредет в голову прицепиться к лежащему на лавке парню. По его опыту, люди обычно, напротив, пытались обходить стороной тех, кто хоть как-то выбивался своим поведением из общепризнанных стандартов. Куда больше его волновала возможность незапланированного патруля полицейских, что, как он знал, периодически случалось в этом парке, в котором временами можно было наткнуться на очередного барыгу наркотой. Поэтому он постарался вернуться как можно скорее, хоть и отошел всего метров на десять, но ему стало гораздо спокойнее, когда он тоже наконец смог усесться на скамейку и, немного подтянув Чонгука, уложить его голову себе на колени.
Размышляя о том, что следовало предпринять дальше, Тэхен и не заметил, как его правая рука сама собой и как-то уж слишком по-хозяйски зарылась Чонгуку в волосы, чтобы из раза в раз запутываться в его мягких прядях. То, что он сделал, выглядело как краткосрочное решение проблемы, и ему нужно было понять, как было правильно поступить теперь. Первой возникшей мыслью было отвезти Чонгука к себе домой. Это казалось самым логичным исходом из всех, и все же он не решался приступить к осуществлению этого плана. Дело заключалось даже не в том, что ему было бы стыдно показать свою скромную холостяцкую берлогу Чонгуку, очевидно, привыкшему жить на гораздо более широкую ногу. Такие вещи, как уровень достатка, никогда его не волновал. Он чувствовал достаточную уверенность в себе, потому что всегда был тверд в своих намерениях, четко осознавал свои возможности, но стремился — и в целом успешно, — постоянно их расширять, верил в себя, мотивировал себя становиться лучше и прощал себя за проколы, хоть и не позволял себе себя перехваливать или собственному эго разрастаться до небес, все же остальное он считал наносным и оттого незаслуживающим внимания. Но его действительно беспокоило то, что незнакомая обстановка могла напугать дезориентированного Чонгука. Для Чонгука он ведь и так являлся всего лишь незнакомцем, и ему еще предстояло завоевать доверие омеги, если он хотел добиться его расположения и помочь ему.
Вообще… Тэхен не был уверен в том, что действительно хотел именно этого. Точнее для самого себя, разумеется, этого он и хотел, но вот для Чонгука… Сколько бы внутренних метаний ему ни пришлось побороть за все эти годы, в конце концов, даже почти поддаваясь своим эгоистичным порывам, он всегда возвращался к тому, что в первую очередь хотел, чтобы Чонгук чувствовал себя комфортно. И если спокойствие Чонгука подразумевало под собой то, что они не должны были общаться, Тэхен считал себя обязанным идти на такие жертвы. И все же шариться по карманам Чонгука в поисках его телефона, чтобы позвонить Чимину и попросить его приехать, он пока не торопился. Наверное, так было бы правильно поступить. Еще правильнее было бы, если бы он сам при этом успел смыться до того, как Чонгук проснулся бы, чтобы избежать лишних расспросов и объяснений. И все же что-то продолжало удерживать его. Наверное, это в нем говорила усталость от постоянных попыток сделать правильный выбор. Он слишком часто пренебрегал собственными потребностями, чтобы сейчас, когда Чонгук, что-то промычавший и перевернувшийся на бок, прижимался щекой к его бедру. К тому же не за этим ли он сегодня вышел из дома? Разве не затем, чтобы найти своего омегу, удостовериться в том, что с ним все было в порядке, и, возможно, поговорить с ним? В обычное время он бы ни за что не полез к Чонгуку, но его слишком волновало то, что в последнее довольно продолжительное время он вообще перестал его видеть куда-то выходящим из дома, так что в какой-то момент он даже начал невольно думать о самом худшем из всех возможных объяснений такой перемены в поведении Чонгука. Не то чтобы тот был таким уж любителем проводить вечера на свежем воздухе, но и назвать его закоренелым затворником было нельзя. И потому в один прекрасный (сегодняшний) вечер Тэхен все же не усидел в своей не слишком уютной в отсутствие истинного омеги квартире, чтобы наведаться к Чонгуку и узнать, что на самом деле происходило.
И тем не менее он далеко не так представлял себе их первую встречу (технически вторую). Он воображал, что сначала потопчется с полчаса у нужного подъезда, а когда наконец соберется с духом, чтобы войти в дом, сможет лишь позвонить в нужную квартиру, чтобы затем, увидев, как Чонгук с недоумением на лице откроет ему дверь, тут же пробормотать извинение за беспокойство, потому что он ошибся квартирой, и сбежать. Потому что ему будет достаточно того, что Чонгук окажется в порядке, живой и здоровый. И он даже приступил к осуществлению этого плана. Он действительно ходил туда-сюда по двору Чонгука добрых двадцать минут, заодно прикидывая, как сумеет проникнуть на территорию охраняемого жилого комплекса, когда вдруг увидел своего омегу, спешно выходящего из дверей парадной. И, наверное, в этот момент ему следовало развернуться и вернуться восвояси, потому что он в общем и так получил то, зачем пришел: увидел Чонгука. Но его ноги отчего-то не были согласны с этим утверждением и потому сами понесли его следом за Чонгуком, хоть он и предпринимал отчаянные попытки убедить себя в том, что не стоило этого делать. Он не должен был лезть в жизнь Чонгука, не должен был позволить Чонгуку узнать о его существовании. Но какое-то внутреннее предчувствие, в целом ничем не подкрепленное, потому как он видел лишь затылок, выглядящий тем не менее довольно мрачно, все продолжающего удаляться Чонгука, так и не позволило ему бросить преследование. Он много лет убеждал себя в том, что Чонгук не нуждался в нем, но сейчас отчего-то все его внутренности кричали ему, что его омеге требовалась помощь. И он, еще не зная, что должен будет выполнить, лишь продолжал неотступно шагать за Чонгуком по пятам. Он наблюдал издалека за тем, как Чонгук стоял на том дурацком мосту, позволяя ему напиваться все сильнее, но все так же не решаясь подойти и попытаться отвлечь его разговором, все еще не чувствуя за собой права сделать это. А потом он увидел, как Чонгук неловко начал перелезать через перила, и все сомнения в его голове мигом отключились. Он все еще не верил в то, что Чонгук действительно хотел спрыгнуть, когда большими шагами приближался к нему, но твердо знал, что вот теперь уж точно должен был выйти из тени. Потому что даже если Чонгук и не собирался в самом деле совершить попытку покончить с собой, то все происходящее продолжало выглядеть крайне сомнительно и вмешаться нужно было.
И Тэхен, у которого даже не перехватило дыхание, хотя должно было бы, когда Чонгук впервые заговорил с ним, продолжал оставаться непоколебимо уверенным, возможно, даже немного слишком жестким, пока Чонгук так неуклюже пытался препираться с ним, забывая обо всех своих переживаниях. Такая перемена происходила в нем неосознанно. И, конечно, он прекрасно знал о своем природном умении брать себя в руки, когда ситуация того требовала, но даже он сам не подозревал, что его внутренняя сущность альфы так скоро возобладает в нем, стоит ему почувствовать, что его омеге грозит опасность. Прежде ему никогда не приходилось сталкиваться с этой стороной себя. Он общался, встречался и спал с другими омегами, но всегда достаточно ясно осознавал, что ничего сверхъестественного, ничего, кроме теплой привязанности к ним не испытывал, и потому никогда слишком сильно, на уровне всего своего существа не волновался о них. Но с Чонгуком, очевидно, все работало иначе. Потому что зная о Чонгуке лишь немного, вероятно, довольно поверхностных фактов, которые он успел подсмотреть издали со стороны, Тэхен все равно испытал именно ту — как ему казалось, — необходимость защитить во что бы то ни стало своего омегу, о которой он столько слышал от других альф, делящихся с ним опытом отношений с истинной парой. И Тэхен бы точно соврал, если бы сказал, что ему это не понравилось. Такого непоколебимого чувства контроля он, пожалуй, никогда не ощущал. Такой сосредоточенности на своей цели, когда он не имел права на ошибку. Ему даже показалось, что именно этого ему и не хватало для того, чтобы узнать, что значило быть настоящим альфой.
А потом Чонгук отключился и, засыпая, забрал с собой это ощущение нужности, оставляя его снова один на один со шквалом его сомнений. Поэтому Тэхен судорожно пытался придумать, что скажет Чонгуку, когда тот придет в себя, раз уж так и не определившись, он выбрал оставить все, как было, и не идти ни к кому из них домой. И он крупно вздрогнул, когда Чонгук вдруг протяжно замычал и заерзал на его колене.
— Ты в порядке? Как себя чувствуешь? — суетливо начал засыпать вопросами Чонгука Тэхен, разочарованный постепенно покидающим его ногу теплом, потому как Чонгук почти сразу после того, как открыл глаза, неловко приподнялся, сильно хмурясь, и принял сидячее положение. Тэхен даже не смог удержать опечаленный вздох. Но он был слишком не против того, чтобы Чонгук и дальше продолжал лежать на нем, выказывая свое доверие, будто они встретились не пару часов, а как минимум пару лет назад.
— Я в порядке, — скривился Чонгук, но Тэхену отчего-то показалось — хоть он и не мог быть в этом уверен, потому как не знал доподлинно, как Чонгук звучал с похмелья, — что вся его поза и тон его голоса как будто свидетельствовали об ужасной головной боли, но не о испытываемой неприязни к своему собеседнику. И это обнадеживало.
— Вот, выпей, — Тэхен потянулся к своему рюкзаку и вытащил из переднего кармана заранее, чтобы не заставлять Чонгука долго ждать, убранную туда таблетку аспирина.
— Что это? — Чонгук пристально посмотрел на протянутую ему раскрытую ладонь, залипая то ли на незнакомую ему таблетку, то ли на то, насколько все-таки длинными были пальцы этого (а как там его?..) парня. Он изо всех сил пытался напрячь гудящую голову и вспомнить имя сидящего рядом с ним беты, и ему казалось, что он почти мог уцепиться за это воспоминание, как в самый последний момент оно выскальзывало из его рук, но зато воспоминание о том, как эти же тонкие пальцы пытались помочь ему подняться еще на мосту, не заставило себя долго ждать. И его отчего-то бросило в пот, когда он понял, что имел сейчас возможность вновь прикоснуться к ним. Потому что ощущать их на своей спине было — и раз уж этот парень не бросил его, что было более чем ожидаемо, Чонгук не мог скрывать это от самого себя, — восхитительно, и, наверное, держаться за них должно было быть ничуть не хуже. И единственным, что Чонгук все никак не мог осознать — хотя прямо сейчас он в принципе плохо соображал, но эта мысль слишком сильно его зацепила, чтобы он так просто от нее отделался, — как этот незнакомец с такими мощными запястьями и крепкими ладонями мог оказаться бетой. Не то чтобы он находился сейчас в состоянии всерьез задумываться о том, чтобы начать вешаться на кого-то еще, когда дома его уже ждал его альфа, но такое положение вещей казалось ему слишком несправедливым со стороны Вселенной. Потому что даже если он сам не мог и не заслуживал, чтобы кто-то настолько привлекательный и, теперь уже очевидно, как минимум достаточно порядочный встречался с ним, то это не мешало ему искренне соболезновать всем прочим живущим на свете омегам, которые из-за многовековых установок наверняка не торопились подпускать к себе бету и из-за этого упускали уникальный шанс почувствовать в себе столь будоражащие воображение пальцы.
— Аспирин, — Тэхен продолжал терпеливо держать ладонь раскрытой, не понимая, что заставило Чонгука так зависнуть, но в то же время не желая мешать омеге, у которого и без его приставаний сейчас хватало забот. — Выпей, станет полегче.
— Спасибо, — прохрипел Чонгук, все же отвлекаясь от своих мыслей и принимая таблетку из рук беты, чтобы закинуть ее в рот и тут же залить почти всей бутылкой воды. Он и не замечал, что его горло пересохло настолько, но стоило первой капле упасть на его язык, как он тут же присосался к горлышку, и чем дольше он пил, тем сильнее разгоралась в нем благодарность к этому странному парню, который не оставил его по совершенно непонятной ему причине. Единственным, что мог предположить Чонгук, было то, что этот незнакомец работал в больнице, потому как он слышал, что беты часто подавались именно в эту область. И в таком случае сидеть рядом все это время его могла обязывать клятва Гиппократа… Чонгук знал, что это приведет к очередной яркой вспышке боли в его голове, но все равно не стал себя удерживать от того, чтобы помотать ей. Почему-то совсем не хотелось верить в то, что кто-то решил проявить о нем заботу исключительно по долгу службы. И он все еще знал, что находился не в том положении, чтобы ожидать чего-то большего, но это, особенно в его нынешнем разморенном состоянии, никак не влияло на то, что потаенные желания продолжали всплывать из подсознания в его мозг. — Почему ты не ушел? — наверное, в обычное время Чонгук не стал бы интересоваться подобным так сразу и в открытую. Но в обычное время он бы и не попал в ситуацию, когда решил бы напиться вдалеке от дома, так что если уж и ломать привычную модель поведения, то до конца. — И извини, — Чонгук снова поморщился, то ли от того, что слишком резко откинулся на спинку скамейки, то ли от нежелания делать акцент на том, почему именно они вообще сейчас здесь сидели и в каком состоянии он находился, — ты не мог бы напомнить свое имя? Я обычно хорошо запоминаю, но сейчас… В общем ты сам понимаешь.
— Тебе не нужно извиняться. Все нормально, — пожал плечами Тэхен, почти насильно заставляя себя принять то же положение, что и Чонгук, чтобы смотреть прямо перед собой, а не бездумно впериваться взглядом в пусть и своего, но все же пока незнакомого омегу. Должно быть, это могло казаться чем-то крайне странным со стороны. И он уж точно не хотел испугать Чонгука, когда тот только начал оттаивать по отношению к нему. На самом деле Тэхен понимал, что у Чонгука, даже если он что-то такое и хотел, банально не должно было остаться сил, чтобы вновь наброситься на него с глупыми ругательствами или, еще хуже, с кулаками, но все равно предпочитал делать вид, что дело заключалось в том, что Чонгук успел к нему немного привыкнуть и теперь не собирался его прогонять. — Меня зовут Ким Тэхен. И что касается твоего вопроса, я просто не мог уйти, — он снова пожал плечами, но затем заметил, как Чонгук дернулся рядом с ним, и поспешил добавить, чтобы не звучать настолько неоднозначно, — по долгу службы.
— А… Ясно, — Чонгук невольно толкнулся языком в щеку, как он делал всегда, когда испытывал недовольство. И вообще-то ему было не на что злиться, и он должен был только поблагодарить Тэхена за то, что тот так удачно встретился ему, но понимание всего этого отчего-то не уменьшало поднимающуюся в нем обиду. Он даже не знал, на кого обижался. Но это чувство, вызванное тем, что он получил вовсе не тот ответ, на который рассчитывал, почему-то уже начало разъедать его внутренности.
— Послушай, насчет того, что произошло… — Тэхен прикусил губу, не решаясь сказать то, что собирался. Но он и так выждал несколько минут после последней фразы Чонгука, давая ему немного прийти в себя, и полагал, что больше тянуть смысла не было. Теперь, когда Чонгук очнулся и он мог перестать волноваться из-за этого, он вновь вернулся к переживаниям о том, почему Чонгук вообще оказался на этом мосту, еще и с такой невообразимой целью. — С тобой точно все нормально? Может, хочешь об этом поговорить?
— Тут не о чем говорить, — дернул плечами Чонгук, отодвигаясь от беты немного в сторону. Ну началось. Сейчас, как и следовало бы ожидать от врача, Тэхен начнет читать ему нотации, и не то чтобы в них не было никакой нужды. Сейчас, когда он сидел на этой лавочке, рядом с этим необычным, но отчего-то притягательным парнем и пил воду, к которой обычно относился ровно и которая сейчас для него, измученного сухостью в горле, была едва ли не самым лучшем другом, он думал о том, как было глупо с его стороны поддаться порыву и попытаться сделать что-то с собой. Он ведь не хотел этого. То, что произошло с ним сегодня — и Чонгук не смог не поморщиться от накатившего воспоминания, которое затерялось среди его мыслей о новом симпатичном знакомом, но теперь вновь вышло из тени, — это все еще было отвратительно по его меркам, но точно не стоило того, чтобы разом со всем покончить. Возможно, и признавать это было весьма неприятно, но, возможно, на самом деле ему нужно было, чтобы с ним сделали что-то подобное, чтобы он наконец очнулся и понял, что надо было что-то менять. Например, поговорить с Джиненом и прийти к какому-то соглашению. Потому как ему казалось, что того, что он стал безвольной подстилкой одного альфы, было достаточно, чтобы считать его наказанным, и им в их отношениях не нужен был кто-то еще. Джинен, вероятно, был с этим не согласен, и Чонгук подумал, что пришла пора все же намекнуть хену, что так не могло продолжаться дальше. То, что это стало бы первым актом неповиновения с его стороны, Чонгук не осознавал. Он просто не придавал этому значения, ориентируясь лишь на свои ощущения. И сейчас эти ощущения говорили ему, что, несмотря ни на что, он хотел жить, пусть только в качестве чьего-то питомца, но все же жить. А еще… И Чонгук закричал бы, будь у него достаточно сил, но у него их не было. Поэтому ему приходилось признавать, что еще он очень хотел продолжать сидеть на этом самом месте не только потому, что поясницу все еще ощутимо неприятно тянуло, но потому что он впервые за многие месяцы почувствовал, что тяжесть на его груди куда-то исчезла и он смог наконец набрать достаточное количество воздуха в легкие. — Это же было несерьезно.
— Да? Потому что выглядело очень даже серьезно, — насупился Тэхен, совершенно неудовлетворенный полученным ответом. У него не для того тряслись руки от беспокойства, когда до него окончательно дошло, что мог натворить Чонгук, чтобы сейчас от него пытались отделаться чем-то подобным. — Скажи мне, что произошло? Что такого случилось, что ты оказался на том дурацком мосту? — Тэхен почувствовал, как глубокая складка залегла у него на переносице, пока он старательно заставлял себя говорить тише. Вокруг них никого не было, но он все равно не хотел спугнуть Чонгука неуместными сейчас криками. Хотя накричать очень даже хотелось. Чтобы выплеснуть всю свою боль не только от увиденного, но и от того, что он столько лет не мог подойти к своему омеге, а сейчас сидел рядом с ним и был вынужден обсуждать несостоявшуюся попытку суицида. Как это вообще было возможно? Вот только, к сожалению, выяснение этого факта прямо сейчас никак бы не помогло Чонгуку, поэтому он должен был продолжать держать себя в руках и не поддаваться эмоциям. Нужно было порадоваться тому, что с Чонгуком в конечном итоге ничего не случилось и он сидел рядом с ним живой и невредимый. И Тэхен намерен был заставить себя это сделать, даже если бы для этого ему пришлось прокусить себе щеку насквозь.
— Ничего у меня не случилось, — отмахнулся Чонгук. — А даже если и да, почему я должен тебе о чем-то рассказывать? Я тебя не знаю.
— Потому что, если бы я вовремя не остановил тебя, лежал бы ты сейчас с переломанными ногами в ручье и надеялся, что кто-нибудь тебя заметил бы не через сто лет, — не удержавшись, выплюнул Тэхен, но тут же с силой прикусил себе язык и зажмурился. — Извини, мне не следовало это говорить, — ему так и не хватило духа посмотреть на Чонгука.
— Все в порядке, — вздохнул Чонгук. Вообще-то ему довольно сильно хотелось обидеться. Потому что как этот парень, с которым они только сегодня познакомились, мог позволить себе так говорить с ним? Но с другой стороны, разве не такого обращения он и заслуживал? И что было более важным, разве Тэхен не был прав в том, о чем говорил? Все закончилось бы именно так, если бы Тэхен не подоспел вовремя. И уж тогда бы Джинен точно оторвался на нем, лишенном возможности передвигаться самостоятельно, со своими дружками как следует. Чонгук невольно вздрогнул, заодно замечая, что его голова как будто перестала быть такой неподъемно тяжелой, как еще несколько минут назад. — Правда, я в норме. Это было ошибкой. Я просто перепил.
— Ты уверен? — прищурившись, Тэхен все же взглянул на Чонгука. Если он что и узнал о своем омеге за время продолжительных наблюдений, так это то, что того всегда выдавали его глаза. Такие огромные — сейчас, правда, заметно опухшие, — и слишком честные, чтобы в чем-то засомневаться, глядя в них. — Если не хочешь говорить об этом со мной, я знаю нужных людей. Они помогут тебе. Неважно, в чем дело, они со всем смогут разобраться.
— Почему ты просто не позвонил в скорую? — покачал головой Чонгук, утомленный этим разговором в целом и очередным напоминанием о том, что Тэхен, рядом с которым непонятно по какой причине было так приятно просто сидеть, находился с ним, только потому что был обязан это сделать.
— Потому что я знаю, как они решают такие вопросы и в какой ад могут превратить твою жизнь на довольно продолжительное время. А я не хочу этого. Я хочу, чтобы ты получил помощь, настоящую, если она нужна тебе. Без допросов и бесчисленных явок в полицию.
— В полицию? А копы тут причем? — нахмурился Чонгук. Он вообще-то никогда не вникал, как все происходило при обнаружении попытки суицида, но как-то и не думал о том, что полицию могли интересовать такие случаи.
— Потому что они захотят выяснить, не пытался ли кто-нибудь довести тебя до такого состояния. Это же не так, да? — мигом встрепенулся Тэхен, внезапно осознавший, что такой вариант он как-то не предположил, а ведь не следовало исключать и этого. Хотя Чимин, насколько он себе его представлял, никогда не казался ему тем, кто мог бы — даже несознательно, — поспособствовать доведению до самоубийства, но он в очередной раз напомнил себе, что никогда нельзя было слепо доверять кому-либо и всегда нужно было все перепроверять.
— Что? Пфф, нет, конечно, — покачал головой Чонгук, нервно сглатывая, представляя себе, что было бы, если бы Джинен узнал об этом разговоре. — Нет, я же сказал, я просто напился. Вот и все. Я не хотел никуда прыгать, и не надо никому звонить. Спасибо, что остановил меня, но мы можем закончить на этом?
— Только если пообещаешь, что больше не станешь пытаться сделать нечто подобное, — устало выдохнул Тэхен. Наверное, ему следовало проявить настойчивость и продолжить свои попытки вытащить из Чонгука правду. Потому что что-то в том, как Чонгук говорил и двигался, настораживало его. И несмотря на это, каким бы бдительным он ни был с другими, с Чонгуком он не мог вести себя так же, как со всеми. Он не понимал, откуда это бралось в нем. Ведь фактически они впервые говорили с Чонгуком, так что он не должен был воспринимать своего омегу как кого-то близкого себе, и тем не менее именно это он и делал. Потому что это казалось ему правильным. Волноваться о Чонгуке, заботиться о нем, доверять ему и уважать его личное пространство. Даже если они говорили друг с другом не больше двадцати минут, он слишком долго наблюдал за Чонгуком, чтобы воспринимать его как чужого.
— Я обещаю, — сказал Чонгук, а затем уверенно кивнул для пущей убедительности. Эта просьба Тэхена показалась ему вдруг невероятно милой. Пусть она и звучала довольно формально, но никто уже очень давно не просил его ни о чем подобном, и он не мог не видеть в этом очередное проявление заботы, которое, как бы он ни старался этого не замечать, трогало его до глубины души. — Почему тебя вообще это волнует?
— Потому что я беспокоюсь о тебе, — Тэхен прикрыл глаза и снова выдохнул, пытаясь восстановить равновесие, но тут же распахнул их, почувствовав на себе тяжелый пристальный взгляд. — Что? Это прозвучало слишком странно? — он усмехнулся, пытаясь скрыть за полуулыбкой собственное смущение. Ему пора было перестать говорить что-то настолько вызывающее подозрение, но он никак не мог остановить себя, думая о том, что, если он не мог быть полностью честным с Чонгуком, то хотя бы должен был не врать ему о таких важных вещах, как свое отношение к нему.
— Немного, — хмыкнул в ответ Чонгук. На самом деле куда более странным было то, что такой ответ Тэхена не удивил его, а польстил ему. И он уже видел, как негодующе маленькие человечки в его голове сейчас должны были топать крохотными ножками по оставшимся у него трем с половиной извилинам. Потому что он не имел права думать так. Не должен был позволять себе расслабляться и поддаваться чужому теплу. Но именно это он сейчас и делал. Забывал о своих проблемах, о том, кем он был. Потому что рядом с этим парнем хотелось находиться как можно дольше и чувствовать себя нормальным. Он не был нормальным, он помнил об этом. Но если жизнь подкинула ему этот шанс, почему он не мог хотя бы на пять минут сделать вид, что все действительно было в порядке? Хотя бы в счет того, что Джинен считал нормальным делиться им со своими друзьями. За это он заслужил небольшую передышку.
— Ты только не подумай ничего лишнего. Я вообще-то обо всех беспокоюсь. Вот такой вот я замечательный, — пожал плечами Тэхен, пытаясь перевести все в шутку, заодно мечтая крепко стукнуть себя по лбу. Такие вещи никогда не удавались ему, так что не было бы ничего неожиданного в том, что Чонгук сейчас мог встать, развернуться и понестись от него как можно дальше.
— Ага, я так и понял.
— Если хочешь, я могу проводить тебя до дома, — вновь заговорил Тэхен, когда они помолчали какое-то время. На самом деле ему ужасно не хотелось этого делать. Наблюдать за Чонгуком издалека и самому сознательно приводить его в руки другого альфы было вовсе не одним и тем же. Не тем, что он смог бы легко принять. И все же ради Чонгука он должен был это сделать. — То есть… — поспешил продолжить Тэхен, когда увидел, что Чонгук, скрестив руки на груди, уже открыл было рот, чтобы что-то ему ответить. — Конечно, ты и сам можешь, я знаю. Но если ты не против, мне было бы так спокойнее.
— Вообще-то я хотел сказать, что пока не хочу домой, — Чонгук невольно закусил губу и опустил взгляд, боясь смотреть в манящие глаза напротив. Это было так совершенно по-тупому. Очевидно, как раз в его стиле, но он ничего не мог поделать с тем, что все эти чувства, которые в конечном итоге сливались лишь в одно нежелание куда-то уходить, бушевали в нем с особой силой, стоило ему встретиться взглядами с Тэхеном. Он не должен был чувствовать ничего такого к незнакомцу, к бете. Но ему было слишком спокойно и комфортно сейчас, чтобы он нашел в себе силы все прекратить. — Мы можем еще немного здесь посидеть? Хотя нет. Конечно, нет, — замотал головой Чонгук, коря себя за то, что снова повел себя эгоистично. Он ведь пытался побороть в себе именно это. А стоило ему слегка расслабиться, как он тут же взялся за старое, отказываясь даже предположить, что у Тэхена, который и так потратил на него кучу времени, вообще-то могли быть дела поважнее. — Извини, я ведь и так задержал тебя. Ты наверняка не так собирался провести этот вечер. Извини. Я…
— Эй, перестань извиняться, — о том, что ему не стоило этого делать Тэхен подумал уже спустя секунду, но сначала он неосознанно накрыл своей рукой колено Чонгука, пытаясь успокоить его. И стоило ему ощутить его мягкую кожу через дыру в джинсах, как его словно током ударило. Все тело пробило дрожью, и волоски на руках в который раз встали дыбом. Потому что это было слишком желанно для него. И именно поэтому он не должен был поддаваться себе и своим темным мыслям. — Все нормально. Если бы я куда-то спешил, я бы сказал тебе. И я совсем не против посидеть тут с тобой. Но, может, ты хочешь немного пройтись, чтобы проветриться?
— Нет! — вскрикнул Чонгук, представляя, каким бы это было удовольствием, наворачивать круги по парку с больным задом, но тут же одернул себя. — В смысле, у меня все еще немного болит голова, так что, если ты не против, я бы хотел остаться на месте.
— Хорошо, как скажешь, — согласился Тэхен, расслабленно вытягивая ноги вперед. Он действительно вовсе не предполагал, что его день закончится вот так, но не мог сказать, что возражал против этого. Он нашел Чонгука совершенно не в том состоянии, в котором думал его обнаружить. Но зато теперь они разговаривали, и Чонгук не пытался от него сбежать или отделаться поскорее. И это все еще казалось Тэхену чем-то сюрреалистичным. Но в конце концов он считал, что за годы ожидания заслужил хотя бы один небольшой, ничего не значащий разговор с Чонгуком. — О чем ты хочешь поговорить?
— Только не о том, что привело меня на мост, — выставив руки вперед, твердо ответил Чонгук. Отчего-то ему казалось, что, если бы Тэхен продолжил давить на него и задавать вопросы, он бы не выдержал в какой-то момент и все рассказал. Но он не должен был. И потому нужно было увести беседу в безопасное русло.
— Тогда как насчет кино? Расскажи мне, что ты последнее смотрел?
— Тебя серьезно интересует, какие фильмы я смотрю? — Чонгук с сомнением окинул взглядом Тэхена и все же не смог сдержать улыбки, отчего его щеки уже спустя пару секунд заныли от непривычного положения. Он ведь и не помнил уже, когда вообще улыбался в последний раз. Не натянуто и вымученно, а расслабленно и естественно. И, наверное, ничего удивительного в этом не было. Люди улыбаются, когда им радостно и хорошо, а он больше не должен был испытывать радость. Но дело было не только в том, что он не должен был позволять себе улыбаться, а в том, что он искренне полагал, будто больше ничто в его жизни не сможет вызывать у него улыбку. А потом он вдруг столкнулся со странным бетой, который предлагал ему поговорить о какой-то ерунде, и все вышло как-то само собой. И поддаваясь порыву, Чонгук даже решил, что, возможно, если он не прикладывал никаких усилий и не пытался самостоятельно как-то облегчить свою участь, то, может, не было ничего страшного в том, что он сейчас собирался принять происходящее как должное? В конце концов он ведь шел сюда утопиться, и его вины в том, что он встретил бету, который захотел провести с ним немного времени, не было.
— Да, а почему нет? — Тэхен постарался звучать ровно и совершенно невзволнованно, но он уже чувствовал, как начинали гореть от смущения его уши. Какие еще фильмы… Сейчас он прекрасно понимал удивление Чонгука, вызванное его вопросом. И ведь действительно, он заполучил первую и, возможно, единственную возможность поговорить со своим истинным, и вместо того, чтобы обсудить что-то важное вроде их предназначенности друг другу или хотя бы поинтересоваться о том, как шли их дела с Чимином, он предпочел поговорить о кино… После такого задаваться вопросом о том, почему и как его истинный оказался в объятиях другого альфы, уже не приходилось. Для себя он, конечно, оправдывал это заботой о Чонгуке, которому и так было о чем волноваться, чтобы добавлять ему еще больше поводов для этого. К тому же он зря, что ли, предусмотрительно несколько дней пил блокаторы, чтобы Чонгук не почувствовал его запах? Нет. Эта мера предосторожности как раз и была предпринята для того, чтобы не усложнять еще больше то, что и без того уже было сложно. Поэтому теперь нужно было идти до конца. И в конечном итоге разве ему не было интересно узнать что-то о предпочтениях Чонгука? Он знал, какой вуз тот окончил, в какой бар ходил выпивать чаще всего, в каком спортзале тренировался, но это все были достаточно поверхностные сведения, которые не позволяли ему понять, каким на самом деле человеком являлся Чонгук. Точнее по некоторым своим наблюдением за тем, как Чонгук вел себя с другими людьми, он делал вывод, что его омега был действительно приятным парнем. Но раз уж ему выпал такой шанс, узнать о Чонгуке немного больше бестолковой, но вместе с тем определяющей его информации было не лишним. — Именно такие вещи и позволяют нам узнать человека получше, разве нет?
— А ты бы хотел узнать меня получше? — прищурился Чонгук, продолжая хитро улыбаться, настойчиво повторяя про себя, что это он так вовсе не пытался спьяну неуклюже флиртовать с малознакомым бетой. Очень симпатичным к слову, и тем не менее. Нет. Разумеется, он просто спрашивал Тэхена о том, что его искренне интересовало. На самом деле он вообще не был уверен, что еще умел флиртовать. Когда он в последний раз занимался чем-то подобным? Еще в старшей школе, когда пытался захомутать Чимина? Но тот факт, что Тэхен все еще не отказывался от своих слов и не пытался сбежать от него, отчего-то невероятно воодушевлял его. Так не должно было быть, и он должен был уже проявить характер, подняться на ноги и убраться восвояси, не оглядываясь, но его будто намертво пригвоздило к этой скамейке, и все, что он мог, только сидеть и растекаться по поверхности от того, насколько, оказывается, могла быть приятной случайная встреча с незнакомцем.
— Я бы хотел, чтобы ты не говорил, что твой любимый фильм — «Американский пирог» или что-нибудь типа того. Потому что тогда я точно не захочу тебя узнавать, — бездумно выдал Тэхен, не успев одернуть себя. Он с силой прикусил губу и обернулся, чтобы внимательно проследить за тем, как какой-то мужчина в возрасте в нескольких шагах от них гневно пытался практически разорвать свою сумку в клочья из-за невозможности найти в ней то, что он так искал. Разумеется, это было гораздо более увлекательным зрелищем, чем недоумение, которое он очень боялся обнаружить на лице Чонгука. И почему он все никак не мог перестать выпаливать вот такие несуразности?
— Не уверен, что вообще когда-нибудь слышал об этом фильме, — с сомнением отозвался Чонгук спустя несколько секунд молчания, в течение которых он напряженно пытался вспомнить, знал ли о существовании такого кино. Он знал «Американскую историю ужасов», «Американскую историю Х», «Американских богов», и Чимин точно прожужжал ему все уши про «Американского психопата» и про то, насколько офигенно смотрелся Кристиан Бейл в дождевике и с топором, но никаких пирогов в его картотеке фильмов, начинавшихся с «а» больше не было. И, возможно, ему следовало расстроиться из-за обнаружившейся узости его кругозора, но, с другой стороны, Тэхен звучал так, будто такой ответ должен был его удовлетворить, и Чонгука это более чем устраивало.
— Поверь мне, это к лучшему, — Тэхен немедленно повернулся обратно к Чонгуку, как только в очередной раз понял, что его беспокойство в отношении реакции его омеги оказалось напрасным. К тому же тот мужчина все равно, так и не добившись успеха, теперь удалялся прочь от них, так что подсматривать больше было не за кем.
— Но вообще я просто в принципе давно ничего не смотрю, — продолжил Чонгук, внезапно задаваясь вопросом о том, почему он, собственно, лишал себя этого? Не то чтобы просмотр фильмов чем-то разительно отличался от чтения книг, так что не было никакой необходимости устанавливать для себя такие запреты. Поэтому он тут же решил, что, возвратившись домой, откопает старую тетрадь, которую он завел еще в школе и в которую вписал около двухсот фильмов по рекомендациям своих одноклассников. Наверняка ведь большая часть списка так и осталась не просмотренной им.
— Чем же ты занимаешься, когда не работаешь? — теперь настал черед удивляться Тэхену, заядлому киноману, который не знал лучшего способа скоротать одинокие вечера.
— Я… — Чонгук так и завис с открытым ртом, не зная, как следовало ответить на этот вопрос. Ему нужно было честно сказать Тэхену, что он сейчас нигде не работал? С другой стороны, он ведь занимался тем, что исправно ежедневно обслуживал Джинена, и, наверное, это можно было счесть своеобразной работой. Во всяком случае он подходил к своему делу со всей ответственностью, временами даже большей, чем когда он работал на своего отца. И при этом за его старания ему платили тем, что позволяли занимать место, которое он заслуживал. Так что да, он однозначно работал, как и все прочие люди. А в свободное от этого время он… — читаю книги.
— И что последнее ты прочитал? Хотя нет, — Тэхен живо замахал руками для дополнительного эффекта, чтобы не позволить Чонгуку начать отвечать на его очередной идиотский вопрос, который скорее напоминал допрос. — Лучше расскажи о той, которая больше запомнилась из последних. Ну или о своей любимой.
— Если я отвечу честно, ты будешь смеяться, — пасмурно ответил Чонгук, с прискорбием отмечая, что, по всей видимости, алкоголь все еще не выпустил из своего плена его сознание. Кто вообще в здравом уме, собираясь солгать, мог выдать такое?.. Но после подобного вступления думать о том, чтобы соврать, к сожалению, не приходилось.
— Ты же понимаешь, что только заинтриговал меня сейчас? — с нескрываемым восхищением откликнулся Тэхен. Не потому что Чонгук сказал что-то такое необыкновенное. Но потому что Чонгук так быстро собирался открыться ему, и это не могло оставить его равнодушным. — И я обещаю не смеяться, — поднимая раскрытые ладони вверх, проговорил Тэхен. — Если тебе это нравится, оно априори не может вызывать смех.
— Ага, — неопределенно качнул головой Чонгук, не слишком доверяя этим словам, но все же проникаясь еще большей симпатией к Тэхену. — Но это ты так говоришь, потому что не услышал ответ. Потому что речь идет о «Грозовом Перевале», — и Чонгук даже зажмурился, боясь увидеть гримасу разочарования на чужом лице. Ему было двадцать пять лет, а он все еще мыслил как пубертатный подросток и вдохновлялся какой-то сопливой литературой. Стало отчего-то вдруг ужасно стыдно за себя. Раньше он со своим выработанным укладом жизни и с отношениями, которые длились многие годы, совершенно не задумывался о том, что в какой-то момент в лучшем случае перешел на стадию стагнации, если не докатился до деградации, потому что это никогда его не волновало. Но сейчас почему-то ужасно захотелось повернуть время вспять, чтобы не тратить время впустую, а заниматься саморазвитием, чтобы теперь можно было бы сказать что-то более умное и взрослое этому солидному парню перед ним, а не промямлить какую-то тупую, исключительно в омежьем духе фигню.
— И что должно было заставить меня смеяться? — Тэхен нахмурился в попытке осознать это, но никак не мог найти ответ на собственный вопрос. Он представлял эту книгу довольно смутно, потому как читал ее лишь раз еще в школе, но сам факт того, что он все еще помнил о том, что когда-то открывал ее, свидетельствовал о том, что она как минимум не вызвала у него отторжения.
— Потому что это дурацкий любовный роман, — ответил Чонгук таким тоном, будто это являлось самой очевидной вещью на свете.
— Если он тебя зацепил, значит, никакой он не дурацкий. И потом, это же классика, книга, проверенная временем. Даже если ты сомневаешься в себе, подумай о том, что столько людей не стали бы из века в век превозносить безвкусицу.
— Почему ты в этом так уверен?
— Не знаю, — пожал плечами Тэхен. — Просто. Потому что так время и работает. Оно отсеивает шелуху и оставляет то, что заслуживает внимания. Правда всегда находит свою дорогу к свету, так что если эта книга все еще стоит на прилавках книжных, значит, что-то в ней есть.
— Звучит… довольно логично на самом деле, — почесывая макушку, вынужденно согласился Чонгук. Он никогда не рассматривал то, что они обсуждали, с такой стороны. Но это действительно выглядело довольно справедливо.
— Так чем тебе нравится эта книга? — спросил Тэхен и покачал головой. Подумал бы он когда-нибудь, что будет почти в ночи обсуждать литературу из школьной программы с полупьяным Чонгуком, сидя на лавочке в парке, в их первую личную встречу… Это казалось одновременно чем-то невозможным и вместе с тем самым реальным, что когда-либо с ним случалось.
— Мне нравится Хитклифф, — твердо произнес Чонгук, теперь уже куда меньше смущенный предметом их разговора. Ему, конечно, доводилось обсуждать книги и с Чимином во времена, когда они отлично ладили, но почему-то тогда он никогда не придавал такого значения их беседам. Но то, что происходило между ним и Тэхеном сейчас… Чонгуку казалось, что это было самым личным, чем он позволял себе делиться с кем-то еще. Даже Джинен, который в общем обладал им целиком, его телом, который командовал им и определял, какой будет его жизнь, в сущности ничего о нем не знал. Зато он собирался рассказать самое ценное о себе какому-то малознакомому парню и все равно не испытывал никаких сомнений на этот счет. Возможно, дело все еще заключалось в необычайно густом голосе Тэхена, который порой звучал настолько низко, что Чонгуку приходилось настраиваться на определенную частоту, чтобы воспринимать его, а не просто тихонько умирать от того, насколько прекрасно было слушать издаваемые им звуки. Но именно этот голос, казалось, проникал в самые темные глубины его души и вытаскивал на поверхность все самое сокровенное, чему Чонгук не смел противиться.
— Нравится в смысле вызывает сочувствие? — уточнил Тэхен, который, хоть и многое забыл, но все же помнил, что Хитклифф вроде как не входил в число персонажей, вызывающих приязнь.
— Нет. Нравится в смысле вызывает симпатию. Разве это не очевидно? — удивился Чонгук и уставился во все глаза на Тэхена. На самом деле он перечитал этот роман за последнее время трижды и выделял его в качестве своего любимого вовсе не просто так, а потому что видел слишком много сходств между собой и Хитклиффом, общих черт, которые убеждали его, что он все делал правильно на своем пути саморазрушения. Потому что этот роман в очередной раз показал ему, что неприятные люди, такие, как он, действительно существовали, и что на их пути не могло быть места чистой любви или прочим хорошим вещам. Только мрачные мысли о мести и разрушении. Хитклифф мстил тому, кто отнял любовь всей его жизни: Эдгару Линтону. Чонгук занимался тем же самым: мстил самому себе.
— Вообще не особо, — дернул плечами Тэхен, вновь начиная напрягаться. Ему и самому нравился сомнительный в первых книгах «Саги о Форсайтах» Сомс, а не добропорядочный Джолион, и все же тяга Чонгука к такому персонажу вызывала у него вопросы. — Что может по-настоящему нравиться в человеке, который положил всю свою жизнь на то, чтобы мстить и вредить другим? Или я плохо помню книгу, и там все было не так?
— Нет, все правильно, — кивнул Чонгук в подтверждение. — Хитклифф злился и мстил, и потратил на это всю жизнь, оставаясь верным себе до самого конца. Он умер одиноким, и его все ненавидели, но зато он прожил свою жизнь честно.
— Что же в этом честного? — еще сильнее удивился Тэхен, усаживаясь на лавке боком, чтобы можно было смотреть на Чонгука в упор.
— То, что он не врал себе и окружающим о том, кем являлся на самом деле, и действовал именно так, как считал правильным. Для меня эта книга о том, что в мире встречаются не только благородные и прекрасные люди, но и низкие, тщедушные, отвратительные, и у них есть своя правда, которой они должны придерживаться.
— Ну, я не стану с тобой спорить в отношении «Грозового Перевала», потому что я действительно слишком плохо его помню. Но такие рассуждения звучат довольно пессимистично, — проговорил Тэхен, не на шутку обеспокоенный. Потому что эти слова Чонгука как-то очень странно увязывались с тем, что он едва успел поймать его на мосту. И он все еще продолжал доверять своему омеге, когда тот говорил, что поступил так по глупости, но ощущение чего-то мрачного, нависающего тучей над Чонгуком, никак не покидало его теперь.
— Как будто жизнь — приятная штука, — скривился Чонгук.
— Нет, но она может стать такой, если приложить для этого определенные усилия.
— Ага, если заслуживать положительного исхода. А если нет, тогда остается именно это — гнобить себя до тех пор, пока не найдешь собственную нишу, а потом сидеть в ней, радуясь тому, что тебе воздали по заслугам, — почти выплюнул съежившийся Чонгук. Не то чтобы его оживление в отношении беседы с новым знакомым куда-то пропало, но он как-то не подумал о том, что разговор о книгах заставит его так ясно вспомнить о том, о чем он позволил себе забыть всего на несколько минут. Но нет. Такой, как он, не имел права забывать даже на секунду.
— Не думаю, что это так, — ответил после непродолжительного молчания Тэхен. Не потому что он не знал, что сказать, но потому что пытался утихомирить собственное негодование, а еще ярое желание спросить у Чонгука напрямую, не о себе ли тот говорил. Но он все еще считал подобное вторжение в личную жизнь неуместным, поэтому старался действовать осторожно. — Что хорошего в том, чтобы всю жизнь провести в грязи, в которую ты сам себя загнал? Разве это поможет кому-нибудь? Нет. Осознавать свои ошибки прекрасно, но затем их надо как-то исправлять, а оставаясь на одном месте, ничего не добьешься.
— Разве суть не в том, чтобы сидеть и получать заслуженное?
— По-моему, смысл в том, чтобы находить в себе смелость бороться со своими недостатками. Потому что утопить себя в пучине ненависти к самому себе проще всего. Хотя кто-то посчитает себя едва ли не лучшим и храбрейшим человеком на свете за то, что смог осознать свои проступки и начал корить себя за них, не позволяя себе больше радоваться и наслаждаться жизнью. Но нет. На самом деле это простейший исход из всех. Стоит только потянуть за ниточку этих темных мыслей, как они примутся раскручиваться сами собой, затягивая тебя все глубже, так что самому и делать ничего не придется. А вот избавиться от них, заставить себя остановиться и сделать что-то стоящее куда сложнее. Если бы это не было так, мы бы не слышали каждый день об очередной попытке самоубийства и о прочих жутких вещах. Если бы люди делились хотя бы в равном соотношении на тех, кто выбирает губить себя, и тех, кто предпочитает бороться, несмотря ни на что, положение дел не было бы таким удручающим. Но в итоге мы видим только, как открывается все больше центров помощи. И это отлично, что кто-то хочет помогать людям. Плохо только то, что людям требуется помощь, что они не способны сами себе ее обеспечить, — Тэхен шумно выдохнул, заканчивая свою пламенную тираду, заодно замечая, что Чонгук как-то печально потупил глаза и теперь неотрывно смотрел в одну точку, будто пытался переосмыслить то, о чем прежде не задумывался.
— Что может такого сделать убийца, чтобы искупить свою вину? — хрипло спросил Чонгук. Он не мог не согласиться с тем, что в словах Тэхена определенная логика прослеживалась, но тем не менее пока не понимал, как должен был принять это, когда все это время верил в буквально противоположное. — Разве будет не лучше, если он до конца жизни будет гнить в тюрьме?
— Нет, если он искренне раскается. Я понимаю, к чему ты ведешь. Его раскаяние не вернет тех, чьи жизни он забрал. И это будет камнем висеть на нем до конца его дней. Но если он действительно осознал свою ошибку, тогда самоубийство не должно стать для него выходом, потому что оно лишь положит конец всему и приведет к ничему. В то время как его искупление должно выразиться в созидании. Если ты разрушил что-то, все, что ты можешь, попытаться создать что-то новое. Потому что ты никогда не сможешь вернуть старое, но зато ты сможешь хоть как-то скомпенсировать его чем-то еще. Чем-то, что будет идти от твоего сердца и что будет рождено из самых чистых побуждений, — Тэхен облизал пересохшие губы, не до конца понимая, стоило ли ему продолжать и какой характер носил вообще их разговор: исключительно метафизический или все же относящийся непосредственно к самому Чонгуку. И то, что он допускал, будто все сказанное Чонгук переносил на самого себя, заставляло его не останавливаться. Потому что он все еще был обязан использовать отведенное ему время с пользой и хотя бы попытаться достучаться до Чонгука. — Поэтому нет, я считаю, что Хитклифф не прав в том, как он вел себя. И он уж точно не является тем, с кого следует брать пример.
— А с кого следует? — спросил Чонгук, вовсе не уверенный в том, что хотел знать ответ. Потому что до сих пор он, поощряемый Джиненом, ни разу не засомневался в том, что был прав в своих попытках жить той новой жизнью, которую он заслужил своим поведением в прошлом. Но отчего-то Тэхен казался ему таким убедительным, что он невольно задумался о том, не мог ли он действительно ошибиться и выбрать наиболее легкий путь? Ведь и Джинен так просто ему подвернулся именно в тот момент, когда он нуждался в альфе, а дальше все пошло своим чередом. Но… Разве было что-то простое в том, чтобы позволять кому-то обращаться с собой, как с вещью? Чонгук прилагал максимум усилий, чтобы не позволить слабому внутреннему голосу достучаться до него и сказать, что да, вообще-то так оно и было, вместо этого только повторяя про себя, что Тэхен всего лишь не понимал того, о чем говорил.
— Есть одна книга. Она называется «Чайка по имени Джонатан Ливингстон». Она совсем небольшая, и ты прочтешь ее где-то за полчаса. Но, думаю, в ней точнее всего сформулированы основные положения, которыми должен руководствоваться человек.
— Очередной бред о том, что надо верить в себя и тогда все получится? — скептически выгнул бровь Чонгук, все еще не до конца понимая, как он относился к тому, о чем они сейчас говорили с Тэхеном. С одной стороны, он был намерен упорно продолжать придерживаться своей позиции, потому как иначе он бы точно оказался на краю пропасти. Он ведь уже выбрал свой путь на оставшуюся жизнь, потом понял, что на нем его ждало слишком много бессмысленницы, и потому попытался все закончить, резко и безвозвратно, потом позволил проходящему мимо бете отговорить себя от слишком радикальных мер и даже искренне согласился с тем, что не должен был решать все так, а должен был оговорить подходящие ему условия существования с Джиненом. И что теперь? Теперь Тэхен снова призывал его изменить мнение, отказаться от всего, что с ним происходило в последние месяцы? Может, в этом и было логичное зерно, но Чонгук не думал, что выдержал бы еще одну такую встряску прямо сейчас.
— Почему сразу бред?
— Потому что в жизни так не бывает.
— Ты уверен? Почему ты допускаешь, что вариант с саморазрушением работает безотказно, но не можешь поверить в то, что существуют и иные пути? — искренне возмутился Тэхен, не сумев скрыть негодование в голосе. Потому что сама мысль о том, что Чонгук — даже если они говорили сейчас чисто гипотетически, в чем он начинал сомневаться все сильнее, — в случае, если бы перед ним встал подобный выбор, предпочел бы тлен и мрак, претила ему. Конечно, он многого не знал о своем омеге, но почему-то ему все еще было достаточно одного только взгляда в эти бездонные блестящие глаза-бусинки, чтобы понять, что тот заслуживал только самого лучшего. И если бы он только имел такую возможность, он бы сделал все, чтобы обеспечить Чонгуку именно это. — Я понимаю, что у всех разный опыт, но, если есть люди, и их довольно много, которые говорят о силе веры в себя и подтверждают это реальными фактами из собственной жизни, почему это должно считаться бредом?
— Потому что есть те, кто пробует действовать так же, и у них не выходит, — Чонгук не заметил, как это произошло, но теперь он отчего-то начал чувствовать злость. И ему очень хотелось думать, что он злился на Тэхена, который зачем-то свалился ему на голову, когда он об этом совсем не просил, и теперь бередил его спокойствие. Но… Вместе с тем он все еще чувствовал тепло от нахождения рядом с этим парнем. И эти противоречивые ощущения загоняли его в тупик, заставляя задумываться о том, что, возможно, он злился вовсе не на Тэхена, а на самого себя.
— Может, они недостаточно старались или им не хватило сил? — предположил Тэхен, звуча теперь не так грозно. Он никогда не считал себя невероятным эмпатом, но считывать эмоции Чонгука как будто было совсем не так, как это бывало в случаях со всеми остальными. Он просто смотрел на своего омегу и четко осознавал, в каком состоянии тот находился. И прямо сейчас его омега был в смятении и злился, а меньше всего на свете Тэхен хотел вызывать у Чонгука подобные чувства. — Но это не значит, что способ — фигня. В целом я думаю, что в этом и заключается смысл этого метода. В том, что если не получается, ты прикладываешь еще больше усилий, чтобы получилось, и в какой-то момент твоих стараний становится так много, что это просто не может не сработать.
— Ну, да… Может быть, — опечаленно откликнулся Чонгук. Потому что чем дольше они говорили, тем больше смысла он видел в словах Тэхена, который вроде как рассуждал весьма отвлеченно, но все равно попадал в самую цель. Потому что в самом деле, а достаточно ли он старался все исправить? И старался ли вообще?
— Я не буду тебя загружать, потому что, кажется, я надоел тебе настолько, что ты начал засыпать, — хмыкнул Тэхен, умиляясь тому, как очаровательно заторможено моргал Чонгук, очевидно вовлеченный в дискуссию, но все же постепенно одолеваемый усталостью после насыщенного дня. А то, что Чонгук сам не осознавал своего такого состояния, о чем свидетельствовало то, как он мигом встрепенулся и окинул его недоуменным взглядом, делало всю картину еще более очаровательной.
— Ты вовсе мне не надоел, я просто… — Чонгук так и не нашелся, что сказать, внезапно сраженный признанием того, что Тэхен действительно был прав. Он как-то совершенно не заметил, как его глаза непроизвольно начали слипаться, пока он был слишком погружен в размышления обо всем сказанном. И это его безумно расстраивало. Правда, если он собирался придерживаться своей линии и впредь, он не должен был так думать, но он ничего не мог поделать с тем, что испытывал глубокое разочарование от того, что ему нужно было расстаться с Тэхеном и вернуться в свою серую, убогую жизнь. В ту, которую он получил за то, что натворил, и от которой ему так сильно хотелось отказаться прямо сейчас. Наверняка уже завтра он будет ругать себя за эту малодушную попытку бегства к свету, но ему давно было пора признать, что он был слишком слабым и всегда с легкостью поддавался, стоило надежде забрезжить перед ним.
— Ничего страшного, Чонгук-и, — и не удержавшись, Тэхен потрепал Чонгука по макушке, отчаянно надеясь, что тот не возражал против такого обращения. Для этого еще тоже было совсем не время, но сейчас Тэхен видел перед собой не взрослого омегу, подтянутого и обворожительного, о котором он временами мечтал перед сном, а прекрасного малыша, которого хотелось потискать за щечки, уложить спать и любоваться тем, как он будет причмокивать своими пухлыми губами, всю ночь. Это было слишком слащаво, и прежде, когда омеги лезли к нему с такими нежностями, Тэхен всегда только кривился, потому что для него это было слишком. Но с истинным такие вещи казались разумеющимися, поэтому его даже не передергивало от лезущих в голову мыслей. — Я только хотел сказать, что смысл той книги сводится к тому, что Закон жизни заключается в том, что ты свободен. По своей природе изначально. Ты и любой другой человек. Даже если нам кажется иначе, у всех нас одинаковые возможности и способности, которые лишь могут находить выражение в разных вещах. Мы часто принижаем себя и завидуем другим, но если мы только позволим себе по-настоящему открыть глаза и посмотреть правде в лицо, то действительно поймем, как стать свободными, и тогда мы сможем все.
— Звучит довольно утопично, — широко зевая, ответил Чонгук, сдаваясь на милость дремоте. Он чувствовал, что его голова рисковала взорваться от переизбытка мыслей в ней, и потому решил, что нужно было дать себе передышку, раз уж у него все равно как раз имел достойный повод отвлечься в виде желания отрубиться.
— Да, как и все здравые и приносящие положительный результат затеи, — усмехнулся Тэхен, на самом деле опечаленный справедливостью этого утверждения. — Но давай мы лучше оставим это до следующего раза. Тебе надо домой, — и он снова провел рукой по мягким спутанным волосам Чонгука, грустно выдыхая. Даже если они говорили о чем-то странном и болезненном, это все еще было намного лучше, чем не иметь возможности говорить с Чонгуком в принципе. — Я провожу тебя.
— Нет! — слишком громко воскликнул Чонгук, отстраняясь от чужой горячей ладони, к которой чуть было не начал ластиться. Было что-то в Тэхене такое, что заставляло его думать, будто он выполнит любую его просьбу, если тот попросит достаточно настойчиво. Но сейчас он слишком устал и хотел провести немного времени наедине с собой, прежде чем снова вернется к своему обыденному распорядку. Не то чтобы он собирался менять свое мнение, соглашаться с Тэхеном и срочно сбегать от своей реальности. Нет. Напротив, он был уверен в том, что позволит всему идти своим чередом. И для этого ему нужно было посмаковать чужие слова, представить, как было бы здорово последовать советам Тэхена, чтобы затем окунуться с головой в ту грязь, которая его окружала. — В смысле я просто хотел бы немного проветриться, а ты и так уже засиделся со мной. Так что все в порядке, я сам дойду.
— Уверен? А то выглядишь неважно. Если ты думаешь, что я…
— Нет, все правда в порядке, — резко прервал его Чонгук и поднялся на ноги, едва заметно скривившись. Поясница слишком отчетливо помнила то, что с ним произошло несколько часов назад. — Тебе не о чем волноваться. И… Спасибо, что поговорил со мной сегодня. Мне это было нужно.
— Да не за что. Это же ерунда, — улыбнулся Тэхен, пытаясь не звучать уж слишком взволнованно, потому что для него сегодня являлось вовсе не ерундой, а, наверное, лучшим днем за всю жизнь.
— Для меня нет, — Чонгук, сам от себя такого не ожидая, вдруг заговорил совсем серьезно. Ему все еще было неловко, что он так быстро открывался перед тем, кого знал всего пару часов, но в конце концов он этого парня больше, вероятно, никогда не увидит, поэтому стоило позволить себе быть честным с ним. — Я вообще-то довольно давно не говорил с кем-то просто так.
— Почему? — Тэхен тоже встал, чтобы не теряться так сильно под взглядом Чонгука, направленным сверху вниз.
— Не знаю, — Чонгук пожал плечами. Пожалуй, впервые в жизни ему действительно стало немного грустно, что в свое время он был так сильно увлечен Чимином, что так и не завел друзей. Хотя он считал таковым Джинена. Но, наверное, домашние питомцы никогда не числились в друзьях у их хозяев. — Как-то не доводилось. Наверное, людям, с которыми я имел дело, было неинтересно меня слушать.
— Что ж, мне однозначно было интересно, — хмыкнул Тэхен, скользя взглядом по Чонгуку, пытаясь запомнить его в мельчайших деталях. Он еще никогда не оказывался к нему настолько близко и не знал, когда получит возможность сделать это вновь, так что стоило записать на подкорке образ Чонгука максимально подробный, вплоть до цвета и количества сережек в его ушах. — Не хочешь как-нибудь повторить? Мы могли бы сходить куда-нибудь. Я знаю тут один бар с неплохой музыкальной подборкой. Каждый раз как будто на концерте оказываюсь, так еще и кормят вкусно.
— Я… Эм… Я не думаю… — Чонгук ухватился за край своего свитшота и нервно затеребил его. Вообще-то его первым порывом было немедленно согласиться. Но, к счастью, он вовремя успел прикусить свой язык, чтобы не сказать то, о чем пожалел бы уже спустя несколько минут. Нет. Ему нельзя было соглашаться. Потому что он провел в компании Тэхена не так много времени, но уже успел проникнуться к нему какой-то необъяснимой симпатией и заодно получил целый воз сомнений в отношении того, правильно ли распоряжался сейчас своей жизнью. А что с ним будет, если он еще раз встретится с Тэхеном, на пальцы которого залипал весь вечер? Он зависал, рассматривая пальцы беты. Тонкие и аристократичные, но все еще пальцы беты. Насколько с ним все было плохо, если он находил привлекательным представителя того вида, который вообще не должен был его интересовать? И он не мог допустить, чтобы все стало еще хуже. — Не уверен, что смогу выбрать время. У меня довольно много работы. Особенно после того, что было сегодня, — Чонгук гулко сглотнул, стараясь не представлять себе, какую реакцию он получит от Джинена, если действительно наберется смелости поговорить с ним о недопустимости групповых сессий. — Может, потом когда-нибудь, — он отвел взгляд, чтобы перестать наконец наблюдать за расцветавшим на лице Тэхена непониманием, делая вид, что ему очень срочно нужно было узнать, сколько сейчас было времени.
— А, ну… Ладно. Тогда до встречи… — довольно тихо произнес Тэхен, из-за шума в ушах так и не услышав, как Чонгук тоже попрощался с ним, прежде чем развернулся и пошел в сторону своего дома. И, пожалуй, он бы тут же со стоном опустился обратно на скамейку и принялся убиваться, потому что тот, с кем он так долго мечтал поговорить, ушел от него, не давая надежды на новую встречу. Но на самом деле все, о чем он мог сейчас думать, было лишь то, что, когда Чонгук взмахнул рукой с часами, он наконец углядел самую важную деталь его образа, которую упорно продолжал не замечать весь вечер. На безымянном пальце Чонгука больше не было кольца. И Тэхен пока не понимал, что должен был делать с этой информацией, но он, определенно, собирался это тщательно обдумать.