Либо Истинный, Либо Никто

Прежде чем подняться к себе, Чонгук добрых сорок минут кружил вокруг дома, все не решаясь зайти внутрь. У него все еще болела голова и перед глазами порой все мутнело на пару секунд, ноги его между тем стояли на земле все менее устойчиво, и он не мог не думать о том, что было бы очень здорово, пожалуй, лучше всего, что когда-либо происходило с ним, сейчас просто лечь в кровать, укутаться в теплое одеяло с новым пахнущим морозной свежестью после недавней стирки пододеяльником и пролежать так следующие несколько дней. Наверное, он даже постарался бы не обвинить себя за такую халатность и попущения самому себе, пообещав возместить все в двойном размере немного позже. Но в квартире его наверняка ждал Джинен. И это в лучшем случае. В худшем его друзья могли неожиданно нагрянуть снова, чтобы продолжить недавние увеселения, и становиться центром внимания на возобновленной попойке Чонгук уж точно не хотел. Поэтому он все бродил и бродил туда-сюда по двору, желая продержаться на ногах так долго, как только сможет, заодно занимая себя размышлениями о неожиданном знакомстве. На самом деле Чонгук думал о Тэхене все время, что шел домой. Слова Тэхена о том, что безропотное принятие страданий являлось лишь трусливым побегом от действительности, зацепили его за живое так сильно, что он никак не мог перестать прокручивать их у себя в голове, стараясь неосознанно воспроизводить интонации густого голоса, от которого внутри что-то странным образом щемило. Он все еще не был согласен с тем, что выбрал самое легкое решение из всех возможных. Он не подумал об этом в парке, но теперь у него так и крутилось на языке предложение Тэхену насадиться на два крупных члена одновременно, прежде чем снова рассуждать о том, что было легко, а что нет. Это отчего-то заставляло его улыбаться, а не злиться. И вообще-то такие эмоции казались ему крайне странными. Ведь с позиции нормального человека подобное звучало отвратительно и ужасно. Но отчего-то ему все еще казалось, что с Тэхеном они могли бы чисто гипотетически обсудить последствия данного события, заодно приправляя все нелепыми шуточками, и это заставляло Чонгука испытывать воодушевление. Не то чтобы он заслуживал такое, но ведь было бы здорово иметь друга, с которым можно было бы спорить, но при этом смеяться, делая вещи не такими невыносимыми… Прекрасно осознавая, что особенно с учетом его сегодняшнего несколько непокорного и нестабильного настроения такие рассуждения могли довести его не до добра — а, например, до мысли не идти домой, а вновь вернуться к первоначальному плану по самоистязанию, раз уж с Джиненом у них случилось такое недопонимание, — Чонгук решил, что ему стоило сменить пластинку. И он даже попытался сделать это, придумывая, какую из увиденных им на одной из полок книг он откроет следующей, но он недооценил то влияние, которое на него произвела внезапная встреча с Тэхеном. Поэтому вместо того, чтобы приводить себе логические доводы в пользу одного из трех романов Диккенса, которые имелись в его коллекции, он с упоением вспоминал во всех деталях обескураживающие пальцы Тэхена. Дать им другое определение Чонгук не мог, да и не особо пытался. Не ему было иметь кинк на пальцы, когда до недавнего времени единственным его партнером был Чимин, который не мог похвастаться впечатляющей длиной своих кистей, но Чонгук даже невольно облизывался от одной мысли о том, как глубоко могли проникнуть эти пальцы и как неспешно, ощупывая под разными углами, они могли бы массировать простату. Не то чтобы он собирался вообще когда-нибудь спрашивать у Тэхена, не был бы тот против такого эксперимента, но интересно все равно было. К счастью для него, он больше никогда не встретит Тэхена, поэтому ему не придется слишком краснеть за мысли в своей голове. И ему было все еще не по себе от мыслей о том, чтобы начать подставляться еще и бете. Но если им уже попользовались одновременно несколько альф, возможно, опыт с бетой не стал бы худшей из вещей, которые он мог попробовать. А опыт с Тэхеном казался ему еще заманчивее. Потому что с ним было комфортно. Теперь уже было бессмысленно отрицать это. Потому что он бы точно не шел и не рассуждал о пальцах, которые принадлежали тому, кого он видел сегодня впервые в жизни, в своей заднице, если бы не ощущал умиротворения рядом с этим парнем. Не обычное спокойствие, а такой покой, будто он все еще находился наедине с собой. С тем собой, которым он был в те времена, когда они с Чимином являлись самой счастливой парой на свете. Это было с ним так давно, что, казалось, он должен был сто лет назад позабыть все эти ощущения. Однако они, видимо, продолжали упорно бороться в нем за свое существование в ответ на все те мерзости, которые позволял себе с ним вытворять Джинен. И было так трудно не пойти у них на поводу, что Чонгук уже даже не находил в себе сил ругать себя за это. В конце концов ничего неожиданного в этом не было. Возможно, глубина внезапного чувства вызывала вопросы, но сам факт его возникновения нет. Потому что после долгих хождений вокруг да около с попытками уразуметь какой-то невероятный сверхсмысл произошедшего Чонгук все же решил посмотреть фактам в лицо и разобраться, что было к чему. По фактам выходило следующее: он напился и чуть не совершил огромную глупость, о которой только за сегодня успел сто раз пожалеть, незнакомец с добрым сердцем — Чонгук все еще делал вид, что не помнил слова Тэхена об обязывающей его к этому службе, — не прошел мимо и помог ему, подождал, пока он немного проспится и оклемается, помог ему ослабить головную боль, а потом еще и поболтал с ним, просто так, потому что захотел, и все это время одаривал его теплыми улыбками, а еще внимательно слушал, и при всем этом он являлся бетой. Первым, что Чонгук уяснил еще в детстве, было знание того, что беты ему были неопасны. Конечно, и среди них можно было встретить придурков, ищущих приключений на свой зад. Но в целом в плане межвидовых отношений ему было нечего бояться. И именно это вынудило его в совокупности с тем, как сильно, но в то же время уважительно с ним вел себя Тэхен, проникнуться к своему новому знакомому симпатией. Тем более именно Тэхен помог ему понять, на какой идиотизм он чуть было не пошел, и это заставляло его испытывать лишь большую благодарность к бете за то, что тот вставил ему мозги на место. Поднимаясь по лестнице и приближаясь к злосчастной квартире, произошедшее сегодня в которой чуть было не отправило его на тот свет, Чонгук вернулся к тому, что лишь укрепился в своем желании жить и продолжать нести свое наказание. Он заодно планировал сходу (не прямо сейчас, а, например, завтра) обсудить некоторые нюансы с Джиненом, но в целом его устраивала его жизнь, до появления в ней целой стаи, и он был бы не против вернуться к ней. Войдя наконец в квартиру, Чонгук, сделавший первый шаг с закрытыми глазами, выдохнул с облегчением, увидев, что чужих пар обуви в их прихожей больше не стояло. Еще больше его обрадовало то, что во всех комнатах, которые он мог видеть от входной двери, свет был погашен, что повышало шансы на то, что Джинен уже успел лечь спать и сегодня его никто не тронет. Стараясь шуметь как можно меньше, Чонгук потратил добрых пять минут на то, чтобы расшнуровать кроссовки, и чуть было дважды не приложился лбом об пол, после чего на носочках вошел в гостиную. Видимо, несмотря на все их с Джиненом совместные усилия, он все еще оставался непробиваемым оптимистом, потому как в самом деле немного надеялся, что его альфа после его ухода утрудил себя тем, что хотя бы убрал с его дивана коробки из-под пицц и, что самое главное, шуршащие пачки от чипсов. Потому что шебуршать ими сейчас в попытке освободить свое спальное место было бы ужасно некстати. И Чонгук даже не просил, чтобы Джинен удосужился смахнуть крошки с обивки, соглашаясь поспать одну ночь на не самой чистой поверхности. Но он полагал, что громоздкие фантики должны были достаточно резать глаз, чтобы альфа все же сподобился разок взять на себя омежьи обязанности и убрать за собой, а потом он с громким хрустом наступил на упаковку, как он выяснил позже, от начос, и замер в ожидании, крепко зажмуривая глаза. И первые шесть секунд в нем все еще теплилась надежда, что хен его не услышал, а затем раздался щелчок и дверь в спальню, отделенную от гостиной длинным коридором с дверьми в кладовую и гардеробную, открылась, после чего послышались тяжелые шаги альфы. Чонгук успел только раз сглотнуть, прежде чем Джинен хлопнул в ладоши, включая свет в комнате. — Ну наконец-то! — недовольно фыркнул Джинен, проходя вглубь комнаты, сходу хватаясь за пряжку ремня. — Хен… — часто заморгав, робко протянул Чонгук. Может, он и убеждал себя все время после встречи с Тэхеном, что хотел и должен был вернуться к обыденному ходу вещей вместо того, чтобы забивать себе голову всякой ересью, но внутри него все равно что-то с хрустом раскололось, когда он увидел, как Джинен, не желая терять времени понапрасну, сразу начал избавлять себя от одежды. Он жил со своим альфой не первый день и помнил о том, что находился здесь в первую очередь, чтобы угождать ему, и все же прогулка на свежем воздухе что-то пошатнула в нем (Чонгук пытался не думать о том, что на самом деле это был Тэхен). Потому что впервые за долгое время он стал свидетелем того, что мир вокруг него продолжал жить, и это заронило в его сознание крамольную мысль о том, что все не всегда должно было быть так. В целом всегда, разумеется. Но, например, в такие вечера, как сегодня, когда он и так уже успел принять в себя несколько альф, можно было бы сделать перерыв. Ведь от одного дня ничего бы не изменилось… Его хен, однако, который уже сидел перед ним в одним боксерах, так, очевидно, не считал. — Чего ты там застыл? — Джинен нетерпеливо хлопнул рукой рядом с собой по дивану, с которого как раз успел скинуть все мешающие ему предметы. — Я и так тебя заждался. Ты сказал, что выйдешь на пару часов, а в итоге протаскался где-то весь вечер. — Хен, я… — снова было начал Чонгук, но его тут же резко прервали. — Чонгук-и, милый, меня вообще не ебет, где ты там шлялся. Давай тащи сюда свою задницу, — Джинен призывно шлепнул ладонями по своим коленям. — Дырка, правда, наверное, все еще слишком раскрытая, но ладно, переживу. Это все же лучше перспективы дрочить. — От одного раза рука небось не отвалилась бы, — прошипел в ответ Чонгук и тут же широко распахнул глаза. Что он только что ляпнул?.. Чонгук был уверен в том, что это все еще говорил в нем алкоголь, потому что, конечно же, он сам такое ни за что бы не подумал… Возможно, слишком устав за целый день, а еще злясь на Джинена за то, что тот позволил другим альфам так грубо воспользоваться им, он мог подумать нечто такое. Но признаваться себе в этом было слишком страшно. Поэтому Чонгук только смотрел на своего альфу во все глаза, не понимая, какую реакцию у него вызвал. — Я сейчас великодушно сделаю вид, что не слышал этого, — прищурившись, наконец ответил ему Джинен. — Исключительно потому, что слишком хочу засадить тебе по самые яйца. Но чтоб ты знал, я не для того себе суку заводил, чтобы она тут претензии высказывала. — Ты суку себе завел или всем своим дружкам? — гневно выпалил Чонгук, оскорбленный таким обращением. Это было противоестественно, и он не должен был так себя вести, но неужели он не заслужил за свою покорность хотя бы одного спокойного вечера? Уже завтра он бы как ни в чем не бывало вновь поприветствовал Джинена видом на свой голый зад, готовый к проникновению, послушно вылизал бы член альфы после того, как тот наигрался бы с ним всласть, а затем пошел бы готовить ужин, за которым, наверное, и завел бы разговор на волнующую его тему. Чтобы показать Джинену, что он не хотел менять что-то радикально, что его устраивало почти все и им нужно было изменить лишь пару мелочей для полной идиллии, в которой один хотел только брать, а другой был готов безропотно подчиняться. Но это было бы завтра. А сейчас ему нужно было несколько спокойных часов в тишине, чтобы восстановить равновесие, залатать брешь, которую пробил в его стене самоконтроля Тэхен, и перестать предаваться бунтарским мыслям о свободе и лучшей участи. Но Джинен отнял их у него, и теперь Чонгук снова ощутил запрятанное им куда подальше желание истерить, которое настигало его прежде всякий раз, когда ему казалось, что Чимин вел себя с ним не так, как он того заслуживал. И раз Джинен сам поднял этот вопрос, Чонгук чувствовал, что не смог бы себя остановить, пока они не выяснили бы все до самого конца. — И что это значит? — Джинен выразительно выгнул бровь, скрещивая руки на груди. — То и значит, — Чонгук тоже прищурился, пытаясь копировать поведение хена для пущей уверенности. — Раз уж ты сам об этом заговорил, то я бы хотел прояснить. Я твоя сука или всех твоих знакомых альф? И если второе, то можно ли увидеть весь список? — Малыш, ты чего распетушился? — хмыкнул Джинен, слегка растерявшийся от прозвучавших наездов; в конце концов он давно привык слышать изо рта Чонгука по большей части чавкающие звуки или хрипы, а не связные предложения. — Давай-ка ты закроешь свой прелестный ротик, потому что наслаждаться твоими навыками горлового минета я сегодня не собирался, мы по-быстрому все сделаем и разойдемся. Это в твоих же интересах. — В моих интересах, чтобы ты перестал делать вид, будто я собственность твоих друзей. Скажи им, что они не могут делать со мной все, что захотят. — Это еще почему? — Потому что я твоя сука, а не их. Пусть знают свое место! — воскликнул Чонгук, почти задыхаясь. В его голове роилось слишком много мыслей и сотни формулировок, одна язвительнее другой, сменяли друг друга, так что он никак не мог понять, какая из них наиболее полно выражала его возмущение, поэтому он выдавал то, что первым оказывалось на его языке, поддаваясь эмоциям. — Если кто тут и должен знать свое место, так это ты, — Джинен грузно поднялся с дивана, пока не двигаясь со своего места, но Чонгук уже видел в его глазах предвестие скорой над ним расправы. — Я что-то не припоминаю, чтобы хоть когда-то говорил, что меня интересует твое мнение. Ты прав, малыш, ты моя сука, и я делаю с тобой все, что захочу. И если ты не в курсе, в нашей компании существует только одно правило: что мое, то общее. Поэтому мои парни будут и дальше к нам приходить, и если им нравится забавляться с тобой, значит, они будут это делать. А ты заткнешься, встанешь на колени и будешь молча принимать все, что дают, а потом мы с тобой возобновим наши киносеансы. И я надеюсь, что теперь тебе все понятно, потому что больше объяснять очевидное я не собираюсь. — А как же твоя любовь к моей тугой дырке? — не добившись никакого успеха, Чонгук решил зайти с другой стороны. Ведь если что и могло убедить его хена в том, что им стоило прийти к соглашению, так это достаточно убедительные аргументы в том, что ему это было тоже выгодно. — После двойного проникновения, знаешь ли, там довольно свободно. — Да, признаю, у этого есть свои недостатки, — кивнул ему Джинен, сверкая хищным взглядом. — Но должен сказать, зрелище того, как ты визжал и извивался, пока парни натягивали тебя на два ствола, стоило таких жертв. Со мной ты таких звуков никогда не издавал. Но я подумаю над тем, как бы нам это исправить. — Хен… — Чонгук резко побледнел от услышанного. — Хорош трепаться, Чонгук-и. Поверь мне, ты не хочешь вывести меня из себя сегодня. Так что давай уже, малыш, захлопнись и раздевайся. — Я… Я не буду… — почти пропищал Чонгук и закусил губу. Он и сам не понимал, откуда вообще набрался храбрости заявить такое, но его все еще злил тот факт, что Джинен не считал себя обязанным обсуждать с ним подобные вещи. Да, обычно он не возражал и соглашался со всем, что говорил его альфа. Но разве это и не должно было являться аргументом в пользу того, чтобы всего один-единственный раз обратить внимание на его слова? В порядке исключения и поощрения. Даже уличным шавкам люди иногда бросают кость. — Что ты сказал? — Что я не буду с тобой трахаться, пока ты не пообещаешь, что… В следующую секунду Чонгук обнаружил себя сидящим на полу и прижимающим руку к горящей щеке. Он часто моргал, пытаясь восстановить картинку перед глазами, которая плыла от слишком сильного удара. А ведь сейчас его достаточно было просто толкнуть пальцем, чтобы он пошатнулся и упал, но Джинен залепил ему пощечину от всей души, и Чонгук боялся думать о том, какого размера синяк завтра обнаружиться на его лице. — Запомни раз и навсегда, — Джинен приподнял его за ворот свитшота и приблизился к его лицу почти вплотную, — я не торгуюсь с суками. Твое мнение меня не ебет, и ты можешь засунуть его в свою жопу глубже, чем достает мой болт. Во всем, что для меня принципиально, ты делаешь только то, что я тебе скажу и держишь свои нахуй никому не сдавшиеся мысли при себе. И если ты еще раз посмеешь только подумать о том, чтобы что-то тут спиздануть, в твою следующую течку я выведу тебя на улицу и позволю каждому проходящему мимо альфе залить в тебя сперму, и заодно понаблюдаю, как ты будешь выть от желания, чтобы тебе поскорее присунули. Тогда и поговорим о том, кому ты там принадлежишь. Хочешь побывать в роли грязной потаскухи для сотни альф, я тебе это устрою, малыш. Ты понял меня? Чонгук, у которого все еще звенело в ушах, только что-то хрипел, будучи не в силах ответить что-нибудь связное на такую тираду. Он ведь думал… Он думал, что Джинен хоть сколько-то был привязан к нему. Хотя бы в качестве его личной подстилки. Он думал, что чувство собственничества, столь часто присущее альфам, заставило бы Джинена передумать и перестать сдавать его в пользование другим альфам. Но в итоге он только получил лишь еще одну хлесткую пощечину по другой щеке, после чего он, словно находясь под толщей воды, услышал приглушенный голос своего альфы: — Перестань выводить меня из себя, тупая сука. Ты понял меня, Чонгук-и? Чонгук едва вынудил себя слабо кивнуть, все еще пытаясь научиться заново дышать. Все его лицо нещадно горело, а в голове стоял гул, от которого добрая половина его сосудов должна была неминуемо полопаться. Чонгук не часто бывал в церквях (вообще-то всего пару раз во время школьных экскурсий по достопримечательностям их города), но сейчас ему казалось, будто огромный колокол поместили в его черепную коробку и теперь безостановочно били по нему, разнося по всему телу оглушающий звон. Поэтому он пропустил то, как несдержанно Джинен практически разорвал всю его одежду, и очнулся лишь тогда, когда его пытались поставить в привычную позу. Вот только его руки и ноги тряслись, как у припадочного, и ему даже стало мазохистски смешно от того, как Джинен раздражался все больше, снова и снова заставляя его встать правильно, пока он в то же время мешком валился на пол. А потом тихий истерический смех перешел в протяжный скулеж, потому что Джинен, окончательно рассвирепевший, схватил валявшийся на диване кожаный ремень от его брюк, и принялся лупить Чонгука, вымещая на нем всю свою злобу. Он бил его по спине, рукам и бедрам, с особым пристрастием охаживая его ягодицы, желая сделать их бардовыми, и рычал что-то, что Чонгук не мог разобрать. Он только ревел во всю глотку, даже не пытаясь сдерживать себя, и периодически проезжался носом по паркету от слишком резких ударов. Все его тело горело и жгло, и он даже не пытался прикинуть, сколько ночей ему теперь придется проспать на животе, прежде чем он снова сможет лежать на спине. Но зато с каждым новым попаданием ремня по его исполосованному телу он только все отчетливее осознавал, каким огромным заблуждением был сегодняшний вечер. Никакой свободы для него не существовало и не могло существовать. Он что-то там думал о себе и о том, какое положение мог занимать, но правда заключалась в том, что такие вещи находились не в его компетенции. Все, что он мог решать, только какую книгу он собирался прочесть в то время, когда его альфа не нуждался в нем. По поводу всех остальных моментов он не имел права иметь своего мнения. Он ведь считал, что должен был подчиняться своему альфе, значит, это должно было касаться абсолютно любых вопросов. И если однажды Джинен действительно бы решил превратить его в дыру славы, значит, он должен был проглотить свой длинный язык и выполнить то, что ему прикажут. Поэтому под конец неистовой порки в его голове набатом била лишь одна мысль: он тупая, бесполезная, немая сука своего альфы, которая выполнит любой его каприз. Когда Джинен, выдохнувшись, наконец отбросил ремень в сторону и, оттянув в стороны его пылающие ягодицы и вырвав из него очередной вопль, грубо вошел в него на сухую, Чонгук, почти потерявший сознание, даже испытал прилив благодарности к друзьям его альфы, которые так старательно тянули его сегодня на несколько членов, что проникновение даже не было таким уж болезненным. Во всяком случае это было ничем в сравнении с тем, что ему пришлось только что вынести. К тому же его истерзанный вид, его кожа, на которой теперь повсюду виднелись ссадины, а в отдельных местах особенно глубокие отметины, очевидно, возбудили Джинена только сильнее, отчего с его головки лило так, что Чонгук чувствовал, как постепенно внутри него становилось все более влажно. Сам он, как оказалось, несмотря на свою убежденность в том, что все было правильно, таким уж мазохистом не являлся, поэтому его член так и оставался вялым все то время, что Джинен втрахивал его в пол, натирая его коленки о ламинат, что вызвало у альфы приступ громкого смеха. Потому что у «бесполезной суки бесполезный член». Чонгук не понимал, правда, что в этом было смешного, но, вероятно, что-то было, раз уж его хен так заливался хохотом, шлепая пальцем по его головке, которая тоже довольно скоро покраснела от частых щелчков, и внимательно следя за тем, как его член болтался у него между ног от таких манипуляций. В ту ночь Чонгук так и уснул на полу, хотя скорее провалился в забытье, потому что на следующий день он не смог вспомнить, когда Джинен наконец посчитал, что с него было достаточно и вернулся в спальню. И первый час после пробуждения Чонгук только неловко барахтался в засохшей на полу сперме, которая успела вытечь из него за то время, что он спал, потому как все его мышцы ныли так, будто по ним прошлись отбойным молотком. Хотя… В сущности примерно это с ним вчера и произошло. А потом он услышал шаги со стороны спальни и мигом расслабился, не желая усугублять свое положение. Если Джинен хотел начать этот день с бодрящего утреннего перепихона с омегой, у которого онемели все части тела, включая не сомкнувшуюся до конца дырку, он точно не собирался ему препятствовать. Но затем с аккуратностью, которую Чонгук в нем никогда прежде не замечал, Джинен поднял его на руки и перенес на диван, после чего вышел из комнаты. И в этот момент Чонгук пришел к логическому заключению, что он своей тушей, видимо, мешал хену передвигаться по квартире, но затем диван рядом с его ногами со скрипом просел, и он почувствовал на своей спине прикосновение грубых пальцев, густо смазанных заживляющим кремом. После той ночи, как Чонгук того и хотел, его жизнь вернулась на круги своя. Они больше не спорили с Джиненом и не вспоминали тот разговор, альфа терпеливо дважды в день обрабатывал его повреждения, что не мешало ему с особым усердием вдалбливаться в податливое тело по вечерам, потому как он, очевидно, был не намерен нарушать свое слово и действительно собирался однажды довести Чонгука до пронзительных визгов. И в первые недели Чонгук даже искренне был благодарен Джинену за то, как тот вел себя с ним. Он сам, не имеющий возможности с комфортом улечься на спину, разумеется, не мог забыть события того злосчастного вечера, но ему все же было приятно, что хен не попрекал его произошедшим и вообще как будто забыл об этом, вполне удовлетворяясь тем, что он снова стал послушным. В остальное же время Чонгук, как и прежде, не имел никаких ограничений в том, чем он мог заниматься. Конечно, в его обязанности как омеги входило следить за порядком и чистотой в доме, но Джинен не был таким уж дотошным в подобных вопросах, так что Чонгук смог выработать такой график занятия домашними делами, который был ему удобен, чтобы теперь не только читать книги, но еще и смотреть фильмы. Он все еще тратил пару часов в сутки на то, чтобы напомнить себе, кем он на самом деле являлся, потому что он при всех его попытках самоуничтожиться все же предпочитал психологическое насилие физическому, которое могло бы заставить его окончательно удостовериться в том, что он был не только плохим человеком, но и плохим, ни на что не годным омегой, чего ему совершенно не хотелось. Но он не мог не признавать, что его жизнь, шедшая изо дня в день по установленному распорядку, была не такой уж и плохой. Конечно, это явно не шло ни в какое сравнение с возможностью проводить вечера с таким собеседником, как Тэхен… Но подобная сделка с Джиненом Чонгука более чем устраивала. Ровно до того момента, пока к ним не завалились вновь альфы из компании Джинена, когда на спине Чонгука как раз остались только рубцы от наиболее жестких ударов ремнем. В первое же мгновение Чонгуку пришлось со всей дури впиться зубами в свою нижнюю губу, чтобы не издать ни звука, который можно было бы счесть недовольным. В тот день, когда Джинен так яростно лупил его, Чонгук, ослабленный алкоголем, неожиданной и совершенно нетипичной для него встречей с бетой, а еще в целом эмоциями от того, что кто-то так энергично пытался превратить его в буквальном смысле в отбивную, был готов согласиться с любым высказыванием его альфы и принять любое его условие, в том числе и продолжение столь ненавистных ему гэнг-бэнгов. Раздавленный чувством вины перед хеном и потерявшийся в пучине ощущений, которые вызвал в нем Тэхен, Чонгук в тот миг действительно считал, что такая кара постигла его заслуженно. Но стоило ему немного отдохнуть, прийти в себя и побыть наедине с хеном, который хоть и драл его до звезд перед глазами и растекающихся в желе всех внутренних органов, но все же был с ним достаточно любезен, как былое внутреннее ощущение неправильности и незаслуженности происходящего вновь вспыхнуло в Чонгуке с новой силой. Пожалуй, в этом сказалась его давняя и слишком глубокая, чтобы ее можно было так просто искоренить, привычка стоять на своем до последнего в тех случаях, когда его не устраивало то, как пыталась решить вопрос другая сторона. Он постоянно сталкивался с этим в отношениях с Чимином, который предпочитал засунуть язык себе в жопу и не проронить ни слова на все его крики, чем безумно раздражал его. И теперь история повторялась с Джиненом. Потому что Чонгук был готов подчиняться ему абсолютно во всем. Кроме того единственного момента, который оказался таким принципиальным для него и который он пытался обсудить со своим альфой, когда тот в ответ на это только грубо заткнул его. И в целом Чонгук даже понимал, что это было глупо с его стороны — полагать, будто его альфа должен был отчитываться перед ним, почему ему нравилось, как его друзья пользуются его сукой, но он ничего не мог поделать с сидящей внутри него обидой. Да, ему нужно было, чтобы его альфа привел конкретные аргументы, почему его возбуждало то, как кто-то другой трогал то, что принадлежало только ему. И Чонгук, которого Джинен действительно, как и обещал, заставлял смотреть запись того, как он беззвучно плакал, пока его вспухшую и покрасневшую щель забивали сразу два толстых члена, даже порывался пару раз спросить у своего альфы, не хотел ли тот поделиться с братанами собственным телом, если уж все его принадлежало им, но он все же благоразумно успевал прикусить язык, позволяя только жгучей обиде постепенно перерастать в злость. В конечном итоге это привело к тому, что Чонгук, не отдавая себе в этом отчета, принялся совершать мелкие пакости на зло Джинену. Теперь он ежедневно, чем раньше никогда не занимался, мыл кружку хена, которую тот специально оставлял в спальне, чтобы она всегда была у него под рукой, после чего невинно хлопал совиными глазами, когда Джинен спрашивал его, зачем он в очередной раз сделал это. Чонгук в ответ врал (потому что влажная уборка, согласна его графику, проходила только дважды в неделю) что-то о том, что кружка мешала ему протирать пыль на тумбочке. Делая стейки, он внимательно следил за тем, чтобы они поджаривались до румяной корочки, которую Джинен, предпочитавший мясо слабой прожарки, ненавидел всей душой. Он ставил на место в шкафчик зубную пасту, тогда как его хен любил, чтобы она лежала на раковине, и периодически случайно путал пары его носков. Все это являлось детскими шалостями, и Чонгуку иногда становилось смешно от того, какими глупостями он занимался, но перекошенное лицо Джинена, который тем не менее верил в его невиновность, стоило того, чтобы тратить время на подобные вещи. И Чонгук даже искренне не считал, что таким образом пытался как-то облегчить свое существование. Хен — точнее его друзья, — делал с ним то, что все еще никак не вписывалось в систему взглядов Чонгука, и поэтому он полагал, что мог санкционировать себе подобные развлечения. В конце концов прямого указа так не делать от его хена ему не поступало, значит, никаких правил он не нарушал. А в дни, когда унижения, которым его подвергали альфы, достигали особого пика: когда они брали его по очереди и по парам, цепляя вместо щадящих зажимов бельевые прищепки на его соски и перевязывая жгутом его член, гогоча на всю квартиру над тем, что уже спустя несколько минут тот становился пунцовым, ярко контрастируя с цветом всех других участков его тела, Чонгук позволял себе делать нечто еще более смелое. Он вспоминал Тэхена. На самом деле в первые дни после их встречи Чонгук, вынужденный заниматься всеми делами исключительно стоя, думал, что совсем скоро просто-напросто возненавидит бету, который доставил ему столько хлопот. Ведь если бы не Тэхен, даже если бы он так и не утопился, в его голове без постороннего вмешательства никогда бы не возникла идея начать перечить своему альфе, результатом чего и стала та жуткая порка. И когда он понял, что ненависть в нем отчего-то так и не проснулась даже спустя несколько дней, Чонгук попытался взрастить ее в себе намеренно, чтобы найти внешнего врага, на которого можно было бы повесить вину за его дополнительные страдания. Но затем он, к счастью, вовремя вспомнил, что в действительности только он сам был виноват в том, что с ним происходило, и тогда Тэхен вновь преобразился в его глазах, превращаясь в его голубую мечту. Теперь Тэхен, с его мягким голосом, внимательным взглядом, заботливыми вопросами и искренней заинтересованностью в их беседе на лице, ассоциировался у него с тихой гаванью, в которой он мог оказаться только после смерти и то только при особом везении, но одна мысль о том, что такое райское место, заключающееся всего в одном человеке, действительно существовало, как будто на самом деле немного усмиряло боль в растянутой донельзя дырке Чонгука. Временами ему становилось стыдно, что он думал об этом прекрасном человеке в те минуты, когда с ним совершали такие низости, и все же он не мог отказать себе в этом. Дело, пожалуй, было даже не в самом Тэхене, потому как Чонгук в общем-то ничего о нем не знал, чтобы делать конкретные выводы, но чтобы хоть как-то пережить то, как ему становилось особенно гадко от самого себя, когда несколько пар рук бесстыдно лапали его во всех интимных местах, он продолжал воспроизводить в своей голове светлый образ чего-то чистого и неоскверненного, который всегда в итоге превращался в Тэхена. Потому что так безмятежно ему никогда не было даже с Чимином, о котором он, несмотря на то, что продолжал жить в их некогда семейном гнезде, вспоминал теперь еще реже обычного. Правда спустя еще некоторое время Чонгуку все же пришлось вспомнить о Чимине с особым сожалением, когда в гостиной, ставшей теперь его комнатой, одновременно перегорели три лампочки, из-за чего он был лишен возможности читать. В целом никакой катастрофы в этом не было. Чонгук прекрасно знал, что мог добавить эти лампочки в список покупок для Джинена и тот бы все принес в тот же день. Вот только еще он знал, что Джинену было совершенно плевать на то, какого света они были, так что он бы обязательно притащил лампочки с холодным светом, которые Чонгук на дух не переносил. Чимин, которому приходилось таскаться почти на окраину Сеула за подходящими им по цоколю лампочками, вечно ворчал на него за это, но в конце концов всегда исполнял просьбу. Ждать такого от Джинена точно не стоило. И поэтому все утро Чонгук провел за тем, что пытался взвесить все за и против собственной вылазки из дома за тем, что ему было столь необходимо. Он прочитал однажды в какой-то статье, что теплый свет был полезнее для глаз, и с тех пор всегда помнил об этом. Поэтому, несмотря на все аргументы, кричащие ему о том, что стоило сидеть дома и довольствоваться тем, что было, потому что в прошлый раз его прогулка ничем хорошим для него не закончилась, он все же решил, что ничего плохого в том, что он бы выскочил на пару часов до нужного ему магазина, не было. Потому что ему все еще были дороги его глаза, которые спасали его от скуки, и ради них он был готов рискнуть. Чонгук, уже одевшись, заодно немного помялся перед дверью, не уверенный в том, нужно ли ему было звонить Джинену, чтобы отпроситься у него. Но он напомнил себе о том, что хен никогда ему не запрещал покидать их квартиру. И хотя Чонгук до прошлой своей вылазки был уверен в том, что хен посадил его на цепь как верную шавку, Джинен на самом деле еще и довольно сильно изумился, когда он спросил у него разрешение отлучиться в первый раз. Так что, пожалуй, лучше не стоило лезть к хену с лишними расспросами и раздражать его этим. Еще же больше Чонгук успокоил себя тем, что не забыл перед тем, как натянуть толстовку, налепить на соски пластыри, которые не так давно принес ему хен, решивший внести разнообразие в их вечерние игры. Чонгук тогда очень удивился и, не удержавшись, даже спросил, не противоречило ли это идее естественности, которую вроде как проповедовал Джинен, но тот только отмахнулся от него, сказав, что так зато будет веселее, потому что, по словам его парней, у омег от такой стимуляции грудь немного набухала, и Чонгук не стал возражать. В конце концов пластыри все еще казались чем-то намного более приятным, чем прищепки. Так что он, недолго думая, наклеил их на себя сегодня впервые, надеясь таким образом если что загладить вину перед Джиненом, если бы тот все же разозлился, узнав, что он куда-то уходил. Бродя между рядами в торговом центре — что Чонгук делал крайне неторопливо, потому как и не предполагал, что успел соскучиться по таким банальным вещам так сильно, — он думал о том, что, наверное, немного приблизился к пониманию того, почему Чимин всегда так злобно на него шипел после очередной его просьбы сходить в магазин за лампочками. Мало того, что ему пришлось потратить около двух с половиной часов на то, чтобы добраться сюда — потому что он так и не позаботился о том, чтобы научиться водить, раз уж у него был Чимин с его казенной машиной, — так теперь, хоть это ему и нравилось в какой-то степени, он был вынужден сновать туда-сюда между рядами и крутить головой во все стороны, надеясь не пропустить нужный ему товар. Поэтому у него ушло еще минут сорок на то, чтобы не только наконец углядеть требуемые ему лампочки на одной из верхних полок, так еще и почти подраться за них с другим покупателем, потому что каждому из них нужно было по три лампочки, когда в магазине их осталось всего пять. Чонгук, который еще во времена стажировки в компании своего отца осваивал азы брокерского дела, никогда бы не подумал, что умение что-то впаривать ему внезапно пригодится не за кассой, за которой он ответственно отпахал три месяца, а в то время, когда он придет в магазин в качестве обычного клиента. Но он в ходе спора с пожилым омегой выяснил, что тот страдал не только от проблем со зрением, но еще и от частых мигреней, поэтому Чонгук тут же принялся в красках расписывать, как людям с таким недугом полезно чаще выходить на свежий воздух (ведь это еще и являлось профилактикой ожирения, опасность которого с годами лишь возрастала), и в конце концов убедил мужчину в том, что ему будет выгодно взять сейчас только две лампочки, чтобы потом иметь стимул пройтись до торгового комплекса еще раз. И Чонгуку на самом деле было очень стыдно за то, что ему пришлось так нагло вешать лапшу на уши невиноватому в его проблемах человеку, но в конце концов это он сейчас шел с гордо поднятой головой, стараясь не морщиться от того, как сильно чесались его соски под пластырями, поэтому отчаянные времена требовали отчаянных мер. А ведь он даже не был уверен в том, был ли достигнут тот эффект, на который рассчитывал Джинен, но знал наверняка, что эта новая забава однозначно не войдет в список его любимых вещей. Не то чтобы он имел право на такой список… Но если бы имел, то ни за что бы не внес в него раздражающие пластыри. Покинув наконец магазин с отвоеванной добычей в рюкзаке, Чонгук все же решил, что, несмотря на некоторый дискомфорт, с которым ему приходилось мириться, в целом его поход получился довольно успешным. Теперь всего-то оставалось дойти до дома — потому что пихаться в переполненный автобус в час пик он уж точно не горел желанием, — и дело было в шляпе. И останавливаясь рядом с местным полицейским участком, чтобы перезавязать шнурки, Чонгук подсчитывал, должен ли он был успеть попасть домой раньше Джинена, если бы немного прибавил шагу. А затем он поднялся и от неожиданности громко ойкнул, широко распахивая глаза, потому что в нескольких метрах от него из здания полиции, расслабленно улыбаясь, выходил Тэхен. И Чонгук немного подвис, засматриваясь на его спокойное и уверенное лицо, задумываясь о том, неужели кто-то все же умудрялся устроить свою жизнь так, чтобы не испытывать лишних волнений — хотя бы не по собственной тупости, — и потому он пропустил ту секунду, которая у него имелась на то, чтобы сбежать. Потому что спустя миг Тэхен, по-видимому, шедший домой, повернулся в его сторону и тут же широко, хоть и несколько удивленно, улыбнулся ему, явно узнав его сразу. Чонгук успел только сглотнуть и подумать о том, что заговорить с бетой будет очень плохой идеей, когда Тэхен сократил расстояние между ними, приветливо протягивая ему руку. — Привет! — даже сам Тэхен готов был признать в ту же секунду, что он как-то слишком радостно выпалил это, но он чуть было не сожрал себя заживо, когда понял, как сильно затупил, забыв попросить у Чонгука номер телефона, так что теперь был слишком шокирован и обрадован внезапным подарком судьбы, чтобы контролировать себя. — Привет, — кивнул Чонгук, пожимая теплую руку беты, стараясь смотреть куда угодно, но не на его противозаконные пальцы. Что было довольно иронично с учетом того, что Тэхен стоял перед ним в стандартной для копов синей форме, так выгодно подчеркивающей его широкие плечи. И ему тут же вспомнилась фраза Тэхена, которая так расстроила его в прошлый раз. «Я не мог уйти по долгу службы». Так на самом деле Тэхен был полицейским, а не врачом. Что ж, в целом это не сильно что-то меняло в том, что ему все еще было немного обидно из-за того, что Тэхен действительно был вынужден остаться с ним, но такой вариант хотя бы звучал куда сексуальнее. Не то чтобы Чонгук думал о бете в этом плане, но он все еще не был виноват в том, что этот бета, хоть и выглядел подтянуто, но мягковато, в иные моменты смотрел так, что внутри все сводило от желания опуститься перед ним на колени. И вообще, он все еще беспокоился не столько за себя, сколько за других омег, которые могли не уделить должного внимания такому шикарному Тэхену. К тому же тот факт, что Тэхен являлся ментом, но не сдал его своим и не завел на него дело из-за его попытки суицида, вроде как вызывал у Чонгука еще большую симпатию по отношению к нему. — Что ты здесь делаешь? — спросил Тэхен, тут же давая себе мысленную затрещину. Потому что хуже этого было только сразу признаться Чонгуку, что он временами приглядывал за ним, так что прекрасно знал, что в этом районе, достаточно удаленном от центра, ему было нечего делать. — В смысле я ни разу тебя здесь не видел, а мне довольно часто приходится совершать обход территории, — попытался выкрутиться он. — Мне нужно было кое-что в магазине здесь неподалеку. И это первый раз, когда я оказался в этом районе, — ответил Чонгук, тут же дергаясь странным образом. Он и не думал врать Тэхену, но только спустя мгновение понял, что вообще-то уже бывал в этих местах. Ведь здесь так же жил Юнги. Просто тогда они ехали с Чимином в его машине, и он был весь на нервах в преддверии серьезного разговора с Юнги, поэтому едва ли замечал, что происходило вокруг него. — А, хотя, нет, вообще-то я бывал тут однажды. Но это было довольно давно, — добавил Чонгук, желая очистить свою совесть, заодно внезапно испытывая прилив особой печали. Действительно. Прошло так много времени с тех пор, как он состоял в браке с Чимином. Казалось, как будто это было в прошлой жизни. В той, где он еще питал надежды на то, что сможет стать счастливым. И чем это все обернулось в итоге... — Ясно, — кивнул Тэхен, все никак не переставая улыбаться. Он ведь уже было думал, что снова потерял Чонгука. И не то чтобы он не знал, куда ему нужно было пойти, чтобы найти его. Но теперь, когда они были знакомы лично, ему еще меньше (и в то же время еще больше!) хотелось влезать в личное пространство омеги, так что он заставлял себя держаться как можно дальше от его дома, а теперь был несказанно рад выпавшей ему возможности. — А у меня как раз закончилась смена, и я думал пойти куда-нибудь поужинать. Не хочешь со мной? — это была, наверное, всего лишь третья фраза, которую он успел сказать Чонгуку за эти несколько минут, что они стояли друг перед другом, но ему казалось, что если он прямо сейчас не выдаст свое предложение, то точно дома откусит себе язык, раз уж тот все равно никакой пользы ему не приносил. — Эм… Я… Вообще-то я торопился домой, — замялся Чонгук, не ожидавший такого вопроса. Он-то думал, что из вежливости Тэхен сейчас максимум пожелает ему хорошего вечера, после чего они разойдутся каждый в свою сторону. Потому что каким бы приятным Тэхен ни был, у него все еще оставалась своя жизнь, которую тот наверняка не собирался тратить на кого-то настолько не стоящего таких жертв, как он. Потому что ходить в кафе с тем, кого он спас, уж точно не входило в обязанности полицейского, и теперь Тэхен мог быть искренним в своих желаниях. Если только… Чонгук даже несильно помотал головой, не позволяя себе думать, будто Тэхен и в самом деле сидел тогда с ним просто потому, что так захотел. — Да ладно, сегодня же пятница, — Тэхен несильно пихнул Чонгука в плечо. Он все еще не понимал, как ему можно было вести себя с Чонгуком. Но пока что он не видел в глазах своего омеги ярого желания убраться поскорее куда подальше, и потому продолжал напирать. Потому что в голосе Чонгука он слышал неуверенность, но подсознание твердило ему, что это была неуверенность в том, хотел ли он на самом деле уйти и отказаться от любезного предложения, а не неуверенность в том, хотел ли он остаться. И это в крайней степени воодушевляло Тэхена. — Успеешь сделать все свои дела на выходных. У тебя же ничего суперсрочного, да? — Ну… Пожалуй, ничего такого, что нельзя было бы отложить? — скорее спросил, чем произнес утвердительно Чонгук, и сам поражаясь тому, как быстро он сдался. Вообще-то ему действительно нужно было пойти домой. Потому что если Джинен и не запрещал ему куда-то уходить, то вот о том, в каком виде и когда он должен был ждать по вечерам своего альфу, они говорили не раз. И он мог еще вовремя все успеть, если бы попрощался с Тэхеном прямо сейчас, но его язык словно прирастал к небу каждый раз, когда он пытался сформулировать отказ, и отморозился только тогда, когда он решился дать согласие. Потому что на нем все еще были эти дурацкие пластыри, и, возможно, от более длительного ношения их эффект увеличивался. Во всяком случае такую формулировку он предполагал в качестве оправдания для Джинена, когда наконец предстал бы перед его тяжелым ястребиным взором. Потому что не согласиться сейчас, когда он последние два с половиной месяца только и представлял в своей голове Тэхена всякий раз, как закрывал глаза, казалось ему чем-то кощунственным. Поэтому пусть он и не был достоин чего-то настолько светлого, но все же при этом он не мог осквернить это нечто столь чистое. Потому что Тэхен сам его приглашал и сам настаивал на совместном походе куда-то, поэтому отказаться сейчас казалось ему чем-то неправильным по отношению к тому, что было намного выше него. — Вот и отлично, — улыбнулся Тэхен, беря его за локоть, чтобы развернуть в нужную им сторону. — Поверь мне, ты не пожалеешь. Я… — Тэхен быстро прикусил язык. Он чуть было не ляпнул, что из-за отсутствия в его берлоге омеги он чаще питается где-то, чем у себя дома, хоть и научился довольно сносно готовить, но, к счастью, вовремя успел остановить себя. — Я бываю в одном кафе тут неподалеку довольно часто. У них отлично готовят курицу. Настолько, что иногда мне кажется, что если меня турнут с этой работы, я буду слезно проситься к ним хотя бы в роли охранника, чтобы иметь свободный доступ к их кухне. — Ты так сильно любишь курицу? — спросил Чонгук, пытаясь отвлечь себя от того, как немного покалывало его кожу в том месте, где Тэхен коснулся его. Он все еще не понимал, почему вообще реагировал так на бету. Но с учетом того, что он возвел его образ едва ли не в лик святых, наверное, в этом не было ничего удивительного. — Обожаю ее, — Тэхен даже облизнулся от одного только воспоминания о душистой курочке в золотистой корочке. — Из-за этого моему папе приходилось опустошать запасы почти всех ближайших магазинов в свое время. Он был этому не особенно рад. — Разве тебе можно потреблять ее в таких количествах? В смысле как копу? Или у вас за этим не следят? — хмыкнул Чонгук, заодно вспоминая, как сильно Джинен презирал курицу, не считая ее за настоящее мясо, которым, по его мнению, и должен был питаться истинный альфа. То, что постепенно он видел лишь все больше различий между Джиненом и Тэхеном — каждый раз опуская тот факт, что вообще-то эти парни являлись представителями разных видов, — лишь сильнее возвышало последнего в глазах Чонгука. Хотя ему должно было хватить одного факта того, что Тэхен работал в полиции. Потому что ментов Джинен ненавидел до глубины души, и теперь Чонгук фактически знал наверняка, что эта ненависть не взялась из воздуха, а основывалась на подсознательном страхе когда-нибудь столкнуться с правоохранительными органами нос к носу. И знание того, что Тэхен, в отличие от них с Джиненом, ползающих где-то там в грязи, выбрал для себя в жизни совершенно иной путь, заставляло его делать то, чем в последнее время ему заниматься практически не доводилось: он улыбался. Потому что создающий такое приятное впечатление Тэхен должен был стоять выше всей этой мерзости, а еще лучше — бороться с ней. И Чонгук был действительно рад, что именно этому Тэхен и посвятил себя. Ему, правда, становилось немного не по себе от того, что однажды дела могли пойти таким образом, что и он сам оказался бы под профессиональным прицелом Тэхена. Имея много общего с Джиненом, именно такого исхода он и должен был ожидать. Но пока в большей степени Чонгук все равно испытывал радость. — Ну да, вообще-то ты прав. Я должен следить за тем, чтобы форма на мне сходилась, так что я не особо злоупотребляю жирным. Но в хорошие дни, такие, как сегодня, можно себя побаловать. Чонгук не должен был соглашаться с такой философией. Но все равно не мог с ней не согласиться. Потому что именно этим он сам сейчас и занимался, продолжая убеждать себя в том, что делал это исключительно потому, что Тэхен попросил его, а не потому что ему самому ужасно хотелось немного развеяться. Точнее немного развеяться с Тэхеном. Потому что всего по одной встрече с ним он понял, что рядом с этим парнем успеет позабыть обо всех своих проблемах, так что даже чувство вины будет звучать в нем довольно приглушенно. И весьма эгоистично, а еще слабохарактерно Чонгук не мог отказать себе в этом. — Главное — во всем знать меру. Потому что в школе я не то чтобы был полным, скорее довольно увесистым. Так что я едва успел привести себя в минимально нужную форму, чтобы меня зачислили в академию. — Почему ты не готовился к ней заранее? — уточнил Чонгук, для себя отмечая, что слушать чужие истории из прошлого было на удивление довольно увлекательно. В отношениях с Чимином он порой ловил себя на том, что ему было крайне неинтересно выслушивать подробности того, чем тот занимался и о чем рассказывал ему по вечерам за кухонным столом. Но, как муж Чимина, он чувствовал себя должным делать это, поэтому старательно изображал на своем лице заинтересованность во время таких бесед, число которых, правда, со временем значительно сократилось. И, конечно, с Тэхеном они все еще были едва знакомы, но отчего-то ему казалось, что его он мог бы слушать до бесконечности. Возможно, в этом все еще сказывалось влияние голоса Тэхена, такого глубокого и бархатистого, который проедал любые препятствия на своем пути и проникал в самую душу. Но как бы там ни было Чонгуку, который обычно очень плохо сходился с людьми, не составляло никакого труда поддерживать с ним беседу. И это одновременно и радовало, и пугало его. — Разве такие вещи не решают заблаговременно? — Решают, если ты ответственный, — кивнул Тэхен, замечая в нескольких метрах от них вывеску любимого кафе, как будто уже отсюда чувствуя исходящий из нее соблазнительный аромат. — Но я почти до последнего был уверен, что пойду учиться на бухгалтера. А потом резко передумал, — последние слова Тэхен произнес немного тише, надеясь, что Чонгук не станет допытываться, что заставило его так кардинально изменить свое решение. Это было слишком опасно. — Не слишком смежные сферы, — хмыкнул Чонгук. — Что заставило тебя передумать настолько сильно? — и задавая этот вопрос, Чонгук вдруг понял, что ему по-настоящему было интересно узнать ответ. Потому что его никогда никто не спрашивал о том, чего он хотел, так что то, что он будет учиться на финансиста, было решено его родителями едва ли не при его рождении. И потому Чонгук, с первых классов осведомленный о том, какой профессиональный путь был ему уготован, действительно хотел знать, как самоопределение происходило у нормальных людей. — Не знаю, — Тэхен пожал плечами, пытаясь как можно скорее придумать ответ, который не являлся бы слишком большой ложью, но в то же время не сдавал бы его со всеми потрохами. Знать, что именно он послужил причиной такой смены приоритетов, Чонгуку было вовсе не обязательно. — Наверное, я просто слишком сильно впечатлился еще в детстве всеми этими фильмами про шпионов и детективов. Такая работа казалась мне увлекательной. Родители все твердили мне, что надо выбирать что-то более приземленное и менее романтизированное, потому что вообще-то такая работа ужасно опасная. И долгое время мне приходилось с ними соглашаться, а они у меня обычные работяги, так что я тоже выбрал что-то такое обычное, — подходя к заветной двери, Тэхен неосознанно слегка прибавил шаг, но как бы сильно ему ни хотелось поскорее попасть внутрь кафе, он все равно не забыл придержать дверь, чтобы пропустить вперед выглядящего немного растерянно Чонгука. — А в последние полгода школы мне вдруг что-то стукнуло в голову, и я понял, что не хочу просидеть всю жизнь за компьютером, бесконечно таращась в него, заодно подумав, что все же можно было бы попробовать реализовать детскую мечту. Потому что а почему нет. — Ну и как оно? — поинтересовался Чонгук, даже не ожидавший того, что Тэхен вдруг наконец прервет свой монолог. Но он бы мог слушать этот голос, пожалуй, целую вечность. Поэтому ему совершенно не хотелось, чтобы Тэхен останавливался, и он был готов всячески препятствовать этому. — Ты доволен тем, что решился так кардинально все изменить? — Не особо, если честно, — беззаботно рассмеялся Тэхен, вслед за Чонгуком усаживаясь за столик и нажимая на кнопку вызова официанта. Он бывал здесь слишком часто, чтобы тратить время на изучение меню в миллионный раз. — Я-то думал, что с первых дней буду попадать во всякие горячие точки, расследовать исчезновения и всякое такое. — А на деле? — А на деле я по большей части сижу в участке, заполняю разные отчеты, еще слежу периодически за постояльцами обезьянника. И трижды в неделю у меня дежурство по нашему району, но максимум, кого я могу тут поймать, — всякие мелкие барыги да алкаши, уснувшие в парке на или вообще рядом с лавкой. — Для начала все равно звучит довольно неплохо, разве нет? — Чонгук полагал, что раз Тэхен не слишком радостно отзывался о своей работе, у него были на то основания, и все же блеск в глазах напротив заставлял его думать, что все было не так уж плохо. И Чонгук по-доброму завидовал Тэхену. Конечно, с тех пор как он приобрел свое пожизненное место работы, это не было актуально для него, но во времена, когда он еще был вынужден помогать своему отцу по работе, большая часть поручений казалась ему невероятной скукой. — Ну, в целом ничего, — согласно кивнул Тэхен, беспокойно озираясь по сторонам. В кафе, кроме них, было посетителей десять, и он никак не мог понять, почему никто из обслуживающего персонала никак не хотел почтить их своим присутствием. — Понятное дело, что было глупо рассчитывать получить значок детектива в первый же день службы. Но я бы не отказался. — Ты не боялся выбирать такую профессию? Все же это действительно довольно опасно, — многозначительно протянул Чонгук, поправляя толстовку так, чтобы она меньше соприкасалась с его грудью, создавая дополнительное давление на соски. Ему все еще было не по себе от мысли, что в перспективе Тэхен когда-нибудь мог получить задание поймать и обезвредить Джинена. Джинен чуть ли не в два раза превосходил его в габаритах, и у Чонгука внутри все сжималось от мысли о том, что такой приятный парень, как Тэхен, мог пострадать от рук какого-нибудь похожего амбала-имбицила. — Скорее я просто не думал об этом, — пожал плечами Тэхен, расслабленно выдыхая, когда увидел, что к ним наконец направлялся официант. — Как так? — спросил Чонгук, дождавшись, когда Тэхен оформил заказ за них двоих. Он даже не стал вмешиваться в процесс. На самом деле он вполне мог посидеть тут просто так, наблюдая за Тэхеном и слушая все подряд, что бы тот ни решил ему рассказать о себе. Он и сам не понимал, как это происходило, но он чувствовал себя в компании этого парня так, будто знал его сто лет, и потому для него не было ничего неловкого в том, чтобы просто так болтать о чем-то с Тэхеном. Но он старался не позволять себе расходиться слишком сильно, напоминая себе о том, что по-хорошему должен был сейчас мчаться домой, чтобы удовлетворять своего альфу, для которого он вообще-то немного украсил себя сегодня. Но он уже был в этом кафе с Тэхеном, и сбегать теперь было бы крайне глупо, поэтому он только пытался не позволить себе испытывать чрезмерное воодушевление. Потому что вообще-то ему все еще должно было быть немного страшно из-за того, что он так быстро позволил кому-то начать влиять на его жизнь. — Ну знаешь, я скорее думал о том, как привлекательно буду выглядеть в форме и как все вокруг будут пялиться на меня, потому что быть копом — это же круто, — ничуть не стесняясь своих слов, проговорил Тэхен, заодно отмечая, что если кто тут и пялился, так это он. На Чонгука. И он старался чаще смотреть в окно или за стойку с кассами, пытаясь углядеть, на какой стадии приготовления находился их заказ, только бы не давать себе слишком неотрывно смотреть на Чонгука, которым он все никак не мог налюбоваться. — А совсем не о том, что могу словить случайную пулю или напороться на нож наркодилера. — У меня ощущение, что все, кто идут в полицейскую академию, не думают об этом. Во всяком случае я ни разу не слышал, чтобы кто-то упоминал об этом, рассказывая о своей работе в органах , — немного слукавил Чонгук. Разумеется, он, не общаясь ни с кем, кроме Чимина, Джинена и его альф, не мог ни от кого слышать в принципе подобные разговоры. Но ему казалось, что именно так дела обстояли во всех фильмах и сериалах, которые он просмотрел в свое время, так что в целом он действительно считал так, как говорил. — На самом деле во время учебы об этом напоминают довольно часто. Едва ли не каждый день. Другое дело, что никто не придает этому особого значения. — Зря? — Ну как сказать, — пожал плечами Тэхен. — У любой профессии есть издержки. Копа могут ранить или даже убить на задании, но это не значит, что никто не должен идти работать в эту сферу. Так что быть осторожным надо, конечно, но трусить не стоит. А сидя безвылазно в участке, беспокоиться надо вообще только о том, чтобы не заработать себе преждевременный геморрой и защемление седалищного нерва. — Звучит логично, — усмехнулся Чонгук, снова поправляя толстовку, настойчиво липнущую к его груди. — Знаешь, я ведь так могу говорить о себе хоть всю жизнь. Вообще-то если ты меня сейчас не остановишь, я разноюсь тебе о всяких неприкольных случаях, которые произошли со мной за время работы, — наконец опомнился Тэхен, когда им все же принесли три порции жареных крылышек и по бутылке газировки. Ему до ужаса хотелось поскорее выложить Чонгуку как можно больше фактов о себе. Потому что сам он и так много лет был заинтересован в Чонгуке, так что сейчас перед ним стояла задача заинтересовать Чонгука в себе. И все же он с не меньшим удовольствием послушал бы о жизни Чонгука, о которой в сущности знал не так уж и много. — Я буду не против послушать о чем-то таком. Это должно быть весело, — немного натянуто улыбнулся Чонгук, чувствуя надвигающуюся угрозу, потому что сейчас они вступали на крайне опасную территорию, когда Тэхен по незнанию мог задать ему такой вопрос, на который он бы не смог внятно ответить. А разочаровывать в себе Тэхена так скоро, ему совершенно не хотелось. Он и так уже стал разочарованием достаточного количества людей, чтобы расширять этот список. — Я бы назвал это по-другому, — скривился Тэхен, наконец вгрызаясь в сочную курочку. За сегодняшний день он успел только съесть на завтрак диетический салат, так что теперь едва ли не умирал от голода. — Поверь мне, это не то, о чем ты бы хотел услышать за столом, — и Чонгук поверил ему в ту же секунду безоговорочно. — Может, как-нибудь в другой раз. Лучше расскажи мне, чем ты занимаешься? — Да ничем интересным, — нерешительно попытался съехать с темы Чонгук, заранее понимая, что Тэхен ни за что ему этого не позволит. — Ну нет, чувак, так не пойдет, — покачал головой Тэхен, делая большой глоток газировки. — Я тебе чуть ли не полное досье на себя выложил, так что тебе придется рассказать мне что-нибудь в ответ, — и вообще-то он собирался произнести это в дружелюбной манере, но не смог удержаться и слегка нахмурился, заметив, как Чонгук в очередной раз заерзал на месте, поправляя свою кофту. Не то чтобы дело не могло банально заключаться, например, в том, что ткань толстовки была не самой приятной и потому доставляла Чонгуку дискомфорт. Но Тэхен, который все еще слишком ярко помнил о том, при каких обстоятельствах познакомился лично с Чонгуком, не мог не придавать значения даже таким мелочам. — Или, может, ты хочешь поговорить о том, как себя чувствуешь? Как там поживает твое желание научиться летать, используя мост вместо взлетной полосы? — Тэхен, все же не даром потративший время в академии, прекрасно знал, как люди не любили говорить о подобных вещах. И он даже немного признавал в глубине души, что выводить Чонгука на разговор таким образом было немного жестоко, но ему слишком сильно хотелось выведать побольше сведений у своего омеги, чтобы он мог промолчать. — Не уверен, что у моей должности вообще есть название, — откашлявшись, заговорил Чонгук. Разве ставить такие ультиматумы не было подло со стороны Тэхена? Наверное, было. И все же он и сам понимал, что еще долго пытался бы упираться и увиливать от вопросов, если бы его не прижали к стенке, и в какой-то степени ему даже понравилось то, что Тэхен сразу понял, какая схема с ним сработает. В его взгляде и голосе Чонгук все еще не видел угрозы или желания как-то оскорбить, так что он считал, что Тэхен таким образом лишь пытался сэкономить время им обоим, и ничего зазорного он в этом не находил. — Как так? — Какое-то название, конечно, должно быть. Но я работаю в компании своего отца и выполняю всякие поручения, которые получаю от него напрямую, так что я действительно не в курсе, как оформлен у него. Но, думаю, вариант «раб» будет выглядеть достаточно близко к правде. — Почему? — хохотнул Тэхен, принимаясь за очередное крылышко, заодно исподлобья пристально разглядывая Чонгука. Тот сейчас тоже был занят поеданием своей части ужина, так что можно было не так сильно переживать по поводу того, что Чонгук спалил бы его за этим занятием. — Я думал, родственные связи обычно наоборот делают все проще. — Ага, но не у моего отца, — скривился Чонгук, совершенно отчетливо не припоминая ни единого случая, когда ему было бы легко с его отцом. — Потому что я начал у него работать, еще когда в универе учился. Но заданий получал столько, будто я вообще какой-то киборг, которому сон и перерыв на обед не нужны. — Звучит так себе, — сочувственно покачал головой Тэхен, начиная строить новые догадки по поводу того, почему он столь долгое время не видел Чонгука, выходящим хоть куда-нибудь. Возможно, тот был слишком занят на работе, чтобы тратить время на прогулки? С другой стороны, могла ли чрезмерная загруженность на работе довести до мыслей о суициде? В целом, пожалуй, такое было не невозможно. Но Тэхену все еще казалось, что должно было найтись что-то более весомое, что сломало бы Чонгука. — Звучит отстойно, — воскликнул Чонгук, едва ли не взмахивая руками. Пусть он сейчас и не работал на своего отца, а еще действительно многое себе позволял с тех пор, как у них с Чимином начался разлад, но в свое время он впахивал едва ли не за десятерых, так что в какой-то степени, наверное, даже заслужил небольшой отдых сейчас. — Но он пытался подготовить меня к тому, чтобы я занял его место. Хотя я всегда полагал, что это происходит не так просто и что мне придется построить карьеру самому в его компании, чтобы доказать, что я заслуживаю возглавлять ее, но в его голове это, видимо, все по-другому выглядело. — Он с тобой своими планами не поделился, что ли? — вскинул бровь Тэхен, облизывая пальцы, смакуя оставшиеся на них крошки. Пожалуй, не слишком гигиенично. Зато очень вкусно. — Он вообще со мной никогда ничем не делился, — вздохнул Чонгук, забывая подумать о том, что, пожалуй, вдаваться в такие подробности все же не стоило. С Тэхеном оно, правда, как-то само собой получалось. — Если честно, я никогда не хотел быть финансистом и работать на бирже тоже не хотел. Но он все решил за меня и просто поставил перед фактом, так что у меня вроде как никогда не было возможности порасспрашивать его о том, каким он видит мое будущее. Он просто сообщал мне определенные вещи, когда приходило время, и все. — Оу, — поморщился Тэхен. — Сочувствую. Не представляю, как ты с таким справляешься, — сказал он, тут же вынужденно признавая, что вообще-то, может, и представлял как. Например, при помощи Чимина. — Да я вроде как просто привык. Это тянулось слишком долго, чтобы я мог что-то изменить. Так что мне пришлось смириться с тем, как шли дела. В конце концов свои плюсы у этого тоже были. — А если забыть о планах твоего отца, чем бы ты сам хотел заниматься? — Тэхен сложил руки в замок и подпер ими подбородок, глядя прямо на Чонгука. — Не знаю, — покачал головой Чонгук, потянувшись к бутылке с газировкой, с удовольствием отмечая, что Тэхен заказал обычную без подсластителей. — У меня никогда не было времени на то, чтобы подумать об этом, так что я не знаю, что бы хотел делать. И на самом деле я не уверен, что смог бы понять это самостоятельно. Вообще не представляю, как люди это делают. Так что в какой-то степени мне повезло, что все так сложилось и все решили за меня. — Что ж, в таком подходе, определенно, что-то есть, но все же мне кажется, что принимать решения самому, даже если они ошибочные, намного интереснее, — чем дольше Тэхен смотрел на Чонгука, тем отчетливее видел в нем потерянного ребенка, который до сих пор не смог разобраться в том, что хотел бы делать с собственной жизнью. И Тэхен однозначно чувствовал особое желание помочь Чонгуку определиться с этим. — Хм, ну, вообще-то я все же успел принять пару раз решения самостоятельно, наплевав на советы родителей, и… — Чонгук и сам не особо понимал, какой конкретно случай из целой плеяды таковых он имел в виду, но исход у них всех все равно был один, — не то чтобы это закончилось чем-то хорошим. — Звучит как-то слишком по-шекспировски, — попытался пошутить, но все же заметно напрягся Тэхен. — Что такого ты натворил? — Я… — Чонгук так и замер с открытым ртом, только в который раз нервно дергая толстовку, не зная, что ответить. Убил ребенка? Технически нет. Но какая была разница. Или начинать с козырей не стоило? Тогда, может, стал личной давалкой довольно неприятного альфы? Послужил причиной жестокого избиения ни в чем невиноватого омеги? Ну, может, не совсем такого уж невиновного, и все же. — Вышел замуж, — наконец выбрал самое безобидное из всего своего послужного списка Чонгук. Вообще-то он, наверное, вполне мог бы и промолчать, тактично намекнув Тэхену, что не хотел говорить на эту тему. Но, может, хотел?.. Конечно, он не собирался вываливать на милого и порядочного бету весь багаж своих непотребных деяний, но поделиться своими ощущениями отчего-то не казалось плохой идеей. Вернувшись домой, он обязательно устроит себе дополнительный акт самоистязания за такую слабость. Но ведь Тэхен спрашивал его с неподдельным интересом в глазах, и промолчать было бы невежливо. — Он плохо обращался с тобой? — Тэхен и сам не заметил, как сильнее стиснул руки. Он совсем не ожидал, что Чонгук решит заговорить с ним об этом, но раз уж его омега сам завел эту тему, он просто не мог не задать самые актуальные для него вопросы. — Нет! Вовсе нет, — Чонгук яростно затряс головой. — Он… Он хороший, правда. Просто все было сложно. Мы не были истинными, и, видимо, это все же было важнее, чем мы оба с ним предполагали. Так что все закончилось тем, что мы развелись, — неуверенно проговорил Чонгук. У него уже очень давно не было времени подумать о том, как он теперь относился к Чимину и к их браку. То есть, конечно, он понимал, что Чимин бросил его весьма заслуженно. В этом не было никаких сомнений. Удивительно, что Чимин еще так долго продержался рядом с ним. Но он все еще отлично помнил, как злился на Чимина, когда подписывал бумаги на развод, и как чувствовал себя преданным. Потому что тогда он все еще был довольно сильно к нему привязан. А сейчас Чонгук не знал, что испытывал к своему бывшему мужу. — Так ты веришь во всю эту тему с истинностью? — рискнул уточнить Тэхен, заодно формируя в голове новую гипотезу. Похоже, Чонгук все же был так сильно подавлен именно разводом. И такое объяснение состояния его омеги, когда тот мог задуматься о том, чтобы покончить со всем разом, Тэхен вполне мог посчитать убедительным. И потому он вполне искренне сочувствовал Чонгуку. Как бы сильно ему ни хотелось заполучить своего омегу, он все еще не мог оставаться равнодушным, когда речь шла о его переживаниях. К тому же ведь именно ради этого, ради того, чтобы Чонгук мог быть счастливым с тем, кого сам выбрал, Тэхен в свое время отступил в сторону. И все же теперь… Полученное подтверждение развода из уст Чонгука как будто давало ему зеленый свет на дальнейшие действия. Ему было бы крайне неловко пытаться наладить какие-то отношения с Чонгуком, знай он, что тот все еще не до конца решил все свои вопросы с Чимином. Но раз они были официально разведены, то других объективных причин не занять освободившееся место в жизни Чонгука он не видел. И это вселяло в него надежду, которой ему так давно не хватало. — Может быть… — пробормотал Чонгук после непродолжительного молчания. Если бы он признал, что верил в это, ему пришлось бы все-таки задуматься о том, что где-то все еще жил его собственный истинный, которому он бы ни за что не попался на глаза, рискуя в противном случае сгореть на месте от стыда за себя, за то, как низко он опустился. — Не знаю. То, что у нас с Чимином не вышло, не значит, что не может получиться у других. Я думаю, личность должна стоять на первом плане, а не какие-то запахи, — фыркнул Чонгук, подозревая, что он должен был бы испытать раздражение при виде расцветающей на чужом лице улыбки, но вместо этого он только почувствовал, как внутри него все потеплело. Он был уверен, что Тэхен был немного старше него, но стоило тому только улыбнуться своей невероятной квадратной улыбкой, как тот тут же выглядел не старше выпускника средней школы. А возможно, так на него действовали пальцы Тэхена, которые находились прямо у него перед носом, заставляя его стрелять глазами по всему помещению в попытке отвлечься, а заодно дергать толстовку значительно чаще. — Не думаю, что истинность сводится только к совпадению запахов. Дело же в наличии тесной связи, которая проявляется в том, как идеально сочетаются характеры в паре. Мне всегда это казалось очень романтичным. Только представь глубину чувств, которые обусловлены не тем, что тебе приглянулся кто-то случайный, но наличием между вами чего-то незримого, что, между тем, связывает вас так тесно, на подсознательном, генетическом уровне. По-моему, это круто, — замечтавшемуся Тэхену пришлось наконец разжать руки и вцепиться ими в край стола. Потому как иначе он вполне мог бы дойти до того, что беззастенчиво дотронулся бы до Чонгука, которого ему так сильно хотелось обнять, прижать к себе и не выпускать всю оставшуюся жизнь. Но для этого, к сожалению, было слишком рано. — Ага, может быть, — дернув плечом, пробубнил Чонгук. — Хотя в этом плане я завидую тебе. — Почему? — Тэхен от неожиданности встрепенулся, пытаясь отмотать назад всю их сегодняшнюю беседу, чтобы понять, не умудрился ли он все же выдать что-то лишнее. — Потому что ты бета и тебе в принципе не нужно беспокоиться о таких вещах. Это же намного проще, — вздохнул Чонгук, всерьез задумываясь о том, насколько бы все было проще для него, будь он бетой. С другой стороны, принадлежность к иному виду, пожалуй, никак бы не изменила его внутренних качеств. Так что в сущности он должен был оказаться в подобном положении, кем бы он ни являлся. Просто потому что он все равно оставался недостойным человеком. — А. Ты про это. Ну да, — немного затормозив, все же согласился Тэхен, при этом от всей души благодаря себя за то, каким оптимистом он являлся. В их первую личную встречу с Чонгуком он был подготовлен заранее, но затем он продолжил пить подавители запаха просто по инерции, надеясь все же однажды повстречать где-нибудь Чонгука или, возможно, набравшись наглости, заявиться к нему домой. Он так и не пришел к конкретному выводу по этому вопросу. Но как показал сегодняшний день, превентивные меры были предприняты им вовсе напрасно. Хотя он не мог отрицать того, что какой-то его части (довольно значительной) хотелось рассказать Чонгуку правду. Но он не мог поступить с ним так… Или боялся так поступить с собой… — Ага, — снова как-то невпопад кивнул Чонгук, доставая телефон, чтобы посмотреть на часы. — Слушай, мне, наверное, пора домой. Да и ты наверняка устал после работы, — промямлил Чонгук, открывая трясущимися руками сообщение от Джинена, уведомление о котором он так беззаботно пропустил мимо ушей. — Да нет. Вообще-то я хотел предложить тебе немного растрясти жиры. Потому что курица тут, конечно, восхитительная, но, сколько в ней калорий, я даже знать не хочу, — Тэхен потянулся, смачно зевая. На самом деле прийти сейчас домой и завалиться на родной диван, чтобы посмотреть что-нибудь по телевизору, было не такой уж плохой идеей. На самом деле это было отличным вариантом. Лучше этого разве что была совместная прогулка с Чонгуком по вечернему Сеулу. — Я… — Чонгук на мгновение подвис, раз за разом проводя глазами по тексту, который прислал ему его альфа. Он все никак не мог поверить в то, что ему не привиделось написанное. Потому что, если глаза не обманывали его, там было сказано, что его хен вернется домой только на следующий день. И если это не было знаком от Вселенной, то Чонгук точно перестал что-либо понимать в этой жизни. Поэтому, не давая себе времени на лишние раздумья и, как следствие, сомнения, он резко поднял голову, уставляясь на выжидательно глядящего на него Тэхена во все глаза. — Я с удовольствием!