Либо Истинный, Либо Никто

— Я сегодня немного задержусь. У коллеги день рождения, так что мы, вероятно, останемся отметить или типа того, — говорил Тэхен, копошась в сумке в поисках подарочного конверта для того самого коллеги, стараясь не поглядывать на Чонгука, который, сложив руки за спиной, стоял рядом молчаливой глыбой, ожидая, когда он наконец уйдет, чтобы закрыть за ним дверь. — Так, ну вроде все, — выдохнул Тэхен, убедившись в том, что он ничего не забыл, и все же пристально посмотрел на Чонгука. Он пытался отучить себя от этого, считая свое поведение несколько бестактным, потому как Чонгук каждый раз заметно тушевался под его взглядом, но никак не мог перебороть себя. Каждый день, выходя из дома, он боялся, что, вернувшись, не обнаружит своего омегу там, и потому старался насмотреться на него, пока имел такую возможность. — Если надо будет что-то купить, напиши. Кивнув Чонгуку в последний раз, Тэхен уже открыл дверь, чтобы выйти, как вдруг крупно вздрогнул от неожиданности, услышав тихий голос за своей спиной: — Хорошо, хен. Всего два коротких слова, но Тэхен едва удержался, чтобы не обернуться и не накинуться на Чонгука с объятиями, заставляя себя все же покинуть квартиру. Все эти долгие четырнадцать дней Чонгук едва ли открывал рот в его присутствии, в основном ограничиваясь движениями головы и лишь изредка отвечая что-то на немногочисленные вопросы. Он старался особенно не доставать Чонгука расспросами, несмотря на то, что собирался изначально поговорить с ним на следующий же день после его вынужденного переезда, но кислый вид его омеги всякий раз останавливал Тэхена. Поэтому в итоге он довольствовался и тем, что Чонгук хотя бы пока никуда не сбежал от него. А на самом деле Чонгук подумывал об этом не то что каждый день, а едва ли не каждый час, даже несмотря на то, что в первую ночь, когда он только остался у Тэхена, он пришел к выводу, что все же не станет пороть горячку и подрываться обратно, а даст себе больше времени на то, чтобы как следует все осмыслить. Это решение далось ему нелегко. Всю ту ночь он так и не смыкал глаз, вслушиваясь в глухую тишину, пытаясь отыскать в ней что-нибудь отталкивающее, хоть что-то, что заставило бы его почувствовать себя неуютно. Не то чтобы в его собственной квартире обстановка была располагающей к комфорту, но свое болото все еще оставалось родным и терпеть его было как будто бы проще. Правда, уже спустя несколько мгновений Чонгуку пришлось начать размышлять о том, а как вообще все пришло к тому, что его заботил вопрос комфорта, когда все должно было быть ровно наоборот. Тогда он наконец был вынужден признать, что, несмотря на все его сопротивление, несмотря на то, как отчаянно он пытался закостенеть в одном определенном состоянии, он изменился. Глядя на потолок, на котором даже в ночной темноте виднелись последствия массового истребления комаров, Чонгук, вздыхая, осознавал, что это было неизбежно в любом случае. И на самом деле это и так с ним происходило: рядом с Джиненом он тоже менялся. Только в деградирующую сторону. Как бы ему ни хотелось, чтобы все протекало изо дня в день согласно некому плану, в действительности все было иначе. Джинен только поначалу делал все так, как от него требовалось. И если бы кто-то попытался забрать Чонгука от его альфы тогда, он бы перегрыз этому кому-то горло, потому что никто не должен был вмешиваться в их отношения и в его процесс наказания себя. Но вот то, что началось потом… Гэнг-бэнг каждую субботу, запись процесса на камеру, что само по себе было тошнотворно, а потом еще и неоднократный просмотр видео в течение недели для лучшего усвоения… Теперь, когда незнакомая обстановка чужой квартиры заставляла его из пассивного режима существования переходить в активно-мыслительный, Чонгук мог подобрать только одно слово, которое бы описало то, что с ним делали: насилие. А раз так, то это уже не имело никакого отношения к тому наказанию, которое он сам для себя определил. Это открытие казалось ему чем-то таким очевидным, но в то же время и крайне сложным. Потому что прежде он никогда не воспринимал происходящее с ним в таком ключе. Ему не нравилось, что группа альф позволяла себе пользоваться им, когда он этого совершенно не хотел, но он все равно упорно отказывался называть вещи своими именами, делая таким образом вид, будто его все же в основном все устраивало. Вот только это было не так. И со временем, не останавливаемый ни внутренними рамками, ни внешними препятствиями, Джинен переходил грань все чаще, так что негативный эффект от его действий постепенно копился и разрастался до невероятных масштабов. Таких, что хватило бы легкого дуновения ветерка, чтобы эта высоченная гора из злобы и обиды пошатнулась и рухнула, окончательно срывая пелену с глаз Чонгука. Тэхен стал его зефиром*, уносящим вдаль от тревог и забот. Бета, думал Чонгук, входил в его жизнь настойчиво, но не так торопливо, как ему казалось прежде. С момента их знакомства прошло вообще-то несколько месяцев, даже если у него все еще было такое чувство, будто это случилось только вчера. Потому что Тэхен был таким; он все делал проще. Часы, проведенные с Тэхеном казались Чонгуку одновременно и невероятно короткими, которых всегда не хватало, и крайне длинными, будто растянутыми на всю его жизнь. И это ощущение чего-то неведомого и манящего, что Тэхен таил в себе, заставляло Чонгука жить только мыслями о новой встрече с ним, даже если он не признавался в этом самому себе. Было в Тэхене что-то такое, что Чонгук никак не мог объяснить и что заставляло его чувствовать себя так, будто теперь он был намертво привязан к бете. И если бы Чонгук не знал, как был устроен этот мир, он бы даже предположил, что их отношения с Тэхеном походили на то, что должно было быть у истинной пары. Не в плане физического контакта — хотя Чонгук все еще считал факт того, что Тэхен являлся бетой, а не альфой, крайне несправедливым, — а в смысле взаимопонимания. Порой Чонгуку казалось, что Тэхен умел читать его мысли, когда тот так точно заканчивал за него предложения. А еще эта незыблемая глубинная уверенность в том, что он мог безоговорочно доверять Тэхену… Ведь именно Тэхен заставил его зашевелиться, оглядеться по сторонам и осознать, что то, что с ним творили, было неправильным. И все это было не потому, что Тэхен оказался столь гениальным и всеведущим. А потому что слова Тэхена совпали с тем, что в глубине души чувствовал он сам. Иногда Чонгуку хотелось плакать из-за этого. Потому что эта привязанность к бете сидела в нем слишком глубоко, чтобы он мог попытаться искоренить ее хотя бы ради самого Тэхена, если уж не для того, чтобы не позволить себе получить от жизни больше, чем он должен был. Но в ту ночь именно это и помогло Чонгуку определиться с выбором. Конечно, он все еще не заслуживал Тэхена, но и того, что делал с ним Джинен с друзьями, тоже. И потому, раз его прежняя система с наказанием более не являлась рабочей, нужно было придумать новую. Например, находиться рядом с Тэхеном, если уж тот так на этом настаивал, и пребывать в бесконечном процессе осознания того, что он никогда не окажется достойным такого человека. На следующее утро, когда он, с опухшими глазами после бессонной ночи, наконец поднялся с дивана, Чонгук сразу выпалил, что остается, едва завидел обомлевшего Тэхена, так и замершего с занесенной над сковородкой лопаткой, которой он безуспешно пытался перевернуть омлет. Чонгуку даже смешно на секунду стало, когда он представил, как это должно было выглядеть со стороны, но в целом, конечно, было не до смеха. Нужно было играть на опережение, прежде чем Тэхен пристал бы к нему со своими вопросами. А так он исполнил долг, объявил о своем решении, как Тэхен его вчера и просил, и на этом свою миссию счел завершенной. Он, правда, побаивался того, что не отделается одним своим «остаюсь» от разговора, что в общем-то было логично, но все равно надеялся на это. И, как выяснилось в дальнейшем, не зря. Потому что Тэхен действительно не стал к нему лезть и о чем-то спрашивать. Чонгуку в какой-то степени было даже неловко, что он так грубо поставил хена перед фактом, своим поведением ясно давая понять, что временно считает вопрос закрытым, но все же полагал, что это было на пользу им обоим. Чем меньше Тэхен знал, тем спокойнее жил. И в то же время сам Чонгук не был готов к тому, чтобы рассказывать о случившемся даже Тэхену. У него все еще болели ребра, которые он втихую обрабатывал в ванной, и все свои силы он тратил на то, чтобы не подавать вида, что с ним было что-то не в порядке. А то не хватало еще заботами Тэхена загреметь в больницу и начать отвечать на вопросы уже там. Правда, в то же время Чонгук немного ждал, что Тэхен, терпения у которого точно был целый вагон в запасе, все же выгонит его когда-нибудь, устав от его молчания и неопределенности. Но так было только в первые дни его пребывания в квартире беты. Он думал, что, замкнувшись, сосредоточится на размышлениях о пережитом, будет возвращаться к одному и тому же из раза в раз, сетуя на то, как он довел себя до такой жизни. Но вместо этого он сконцентрировал все свое внимание на наблюдении за Тэхеном. Позже он решил, что таким образом пытался обезопасить себя, находясь в постоянном состоянии боевой готовности. Но это было напрасно. Потому что Тэхен был не способен сделать что-то, способное задеть его, поставить в неловкое положение и уж тем более обидеть. Бета все только задумчиво смотрел на него целыми вечерами, когда возвращался с работы, и улыбался ему как-то слишком тоскливо в попытке поддержать. А еще Чонгук скоро обнаружил, что сокращение практически до нуля их вербальных взаимодействий привело к тому, что физически они теперь контактировали намного больше. Это произошло как-то слишком незаметно, чтобы Чонгук мог попытаться пресечь это, отстаивая свое право на независимость. Но вот Тэхен сидел за своим столом в гостиной, дописывал какой-то отчет и казался полностью погруженным в работу, а стоило Чонгуку отойти на кухню, чтобы поесть что-нибудь, как тот тут же оказывался рядом, чтобы проконтролировать, в достаточном ли количестве он положил себе еды в тарелку. Первые несколько раз Чонгук даже забавно дергался, чувствуя вдруг чужое дыхание на своей шее. И он едва не хватался театрально за сердце, потому что действительно был напуган. Но потом как-то привык и даже стал воспринимать это как нечто само собой разумеющееся. Как бы он ни пытался убедить себя в том, что молчать было правильным выбором, ему очень не хватало общения с Тэхеном. И иногда он даже ловил себя на мысли, что хотел бы плюнуть на все, перестать маяться дурью и начать вести себя с хеном как прежде, но в это же время он снова задумывался о том, что, возможно, все же стоило вернуться к Джинену, чтобы перестать попустительствовать самому себе. Но он старательно напоминал себе, что в старой жизни ему больше ловить было нечего. Если Тэхен был мягок с ним и позволял ему слишком многое, то Джинен слишком много ему запрещал, так что, выбирая между ними двумя, вариант остаться с бетой и заниматься самобичеванием все же казался ему предпочтительнее. В итоге этот замкнутый круг приводил к тому, что он большую часть дня проводил, застыв на месте, боясь, что, если пошевелится, все кусочки себя, которые он успел собрать, окончательно обратятся в песок. Поэтому Чонгук продолжал молча восседать на всех поверхностях, пригодных для этого, в квартире Тэхена, пока тот только все активнее носился вокруг него. Тэхен пристально следил за тем, чтобы он плотно питался, вовремя ложился спать, хорошо себя чувствовал. Иногда Чонгуку начинало казаться, что однажды Тэхену придет в голову усесться под дверью ванной комнаты, пока он будет принимать душ. Просто так, на всякий случай, а то вдруг он поскользнется и упадет, например. И, наверное, это должно было злить или хотя бы немного раздражать его, но вместо этого только умиляло. Тэхен со своей искренней заботой и бесконечным желанием дарить тепло вызывал в нем лишь положительные эмоции. И потому, чем дольше Чонгук жил у беты, тем более глубокое чувство стыда за себя испытывал. Потому что он внезапно для себя даже изредка улыбаться начал. В основном в подушку, когда, уже засыпая, вспоминал, как мило выглядел Тэхен, пытавшийся делать вид, что вовсе не присматривал за ним краем глаза, а был всецело сосредоточен на своей бумажной работе. И все же он временами ощущал неконтролируемую радость благодаря тому, что ему так посчастливилось встретить кого-то настолько благородного и великодушного. А Тэхен в то же время только как будто чах день ото дня, и Чонгуку хотелось самому себя ударить каждый раз, когда он видел, как облегчение растекалось по лицу беты, который обнаруживал по возвращению с работы, что его сосед все еще был на месте и никуда не делся. Хуже всего в этом всем было то, что Чонгук порой действительно подумывал о том, чтобы уйти и избавить Тэхена от столь незаслуженных страданий. Но теперь ему казалось, что такой его поступок Тэхен воспринял бы как еще больший удар, так что это не должно было существовать как вариант в принципе. Тэхен слишком многое делал для него, чтобы можно было просто наплевать на него даже ради его собственного блага, и потому, собравшись с духом, Чонгук решил, что время, когда надо сказать хоть что-нибудь, все же пришло. Он не знал, с чего начать, да и что собирался говорить, тоже не понимал. Но если на свете и существовал человек, ради которого он должен был постараться хотя бы пять минут не быть эгоистичным мудаком, то им однозначно являлся Тэхен. Так что Чонгук, занимая стратегическую позицию в углу коридора в целях создания себе нужного настроения, собирался приложить все силы, чтобы сделать это ради него. — Почему ты так рано? — вместо приветствия выпалил Чонгук, медитировавший в ожидании, когда входная дверь вдруг открылась с громким скрипом, и тут же прикусил щеку: прекрасное начало его немудачьего поведения. Но на самом деле он действительно не ожидал, что Тэхен вернется так скоро, когда сам же предупредил, что задержится на работе. Так что он вообще-то рассчитывал на то, что у него было еще пару часов в запасе для моральной подготовки. — Привет, Куки, — Тэхен, только начавший стягивать куртку, чуть было не закашлялся, совсем не ожидая, что голос Чонгука встретит его прямо на пороге. Снимая обувь под пристальным, настороженным взглядом Чонгука он все никак не мог определиться, стоило ему радоваться, что Чонгук впервые за две недели как будто казался расположенным сказать больше двух слов за несколько часов, или расстраиваться, что его, похоже, не ждали в его собственном доме. — Мы в итоге ничего не отмечали. У коллеги какие-то проблемы в семье, так что он взял отгулы на несколько дней. А ты чего тут сидишь? — спросил Тэхен, неловко топчась на месте. — Ничего, — Чонгук пожал плечами, чувствуя себя совершенно по-дурацки. Это ведь все еще был Тэхен. Его хен, который вытащил его из пропасти, в которую он, во всяком случае прямо сейчас, ни за что не хотел бы вернуться, а он говорил с ним так, будто они были едва знакомы. И это срочно надо было прекращать. — Хен, нам надо поговорить. — Прямо тут? Или я могу хотя бы помыть руки после улицы, и мы пройдем на кухню? — Тэхен выгнул бровь. Наверное, он должен был отреагировать мягче. Например, улыбнуться и сказать, что он очень рад и тоже хотел бы многое обсудить. И в общем так и было. Глубоко внутри него. А на поверхности плавала его усталость. Такая, какую он никогда в жизни не ощущал. За эти две недели он вымотался так, что сам, витая в облаках прямо на рабочем месте, порой подумывал о том, что идея Чонгука с тем мостом была не такой уж неудачной. Потому что за эти дни он лишь отчетливее понимал, что теперь Чонгук, живший рядом с ним, был от него дальше, чем когда-либо до сих пор. И хуже безразличия со стороны Чонгука он и выдумать себе ничего не мог. Хотя нет, вообще-то мог. Хуже было то, что при всей отстраненности Чонгука, он сам продолжал носиться вокруг него на задних лапках и чуть ли не в рот ему заглядывал, будучи не в состоянии заткнуть свою сущность. Но когда его омега наконец был в его доме, наполняя ее своим легким персиковым ароматом, он не мог думать ни о чем, кроме того, как сильно ему хотелось окружить Чонгука своей заботой. И невозможность сделать это выжигала все его внутренности. — Хен… — глаза Чонгука забегали, пока сам он пытался сообразить, чем собирался закончить предложение. Он ожидал, что Тэхен, как и обычно, проявит снисходительность… Ошибаться всегда было больно, но иногда слишком сильно, чтобы он мог просто проглотить и не заметить такое. — Иди на кухню, Куки, я сейчас приду, — выдохнул Тэхен, сразу же входя в ванную и закрывая за собой дверь. Несколько раз ополоснув лицо, Тэхен уставился на себя в зеркало, так и не выключив льющуюся из крана воду. Он смотрел, как мелкие капли плавно скатывались по его шее к ямочке между ключицами, пытаясь придумать, что сейчас скажет Чонгуку. Но вместо связного ответа в голове гуляла лишь пустота. Ему было двадцать семь лет. Он работал в полиции, имел дело с преступниками, пусть и с мелкими, порой сталкивался со смертью и рисковал собой. И такой образ жизни убеждал его в том, что он был по-настоящему взрослым, умел брать на себя ответственность и делать сложный выбор. А потом в его жизни появился Чонгук, который своим двухнедельным пребыванием в его квартире перевернул все его представление о самом себе с ног на голову. Все, что он чувствовал все эти дни, — беспомощность, которая, как кислота, разъедала его сердце. Он забрал Чонгука к себе, наивно полагая, что таким образом избавит его от всех страданий, а сам заполучит новый шанс на жизнь со своим истинным. Но вместо этого столкнулся с жестокой реальностью, в которой проблемы Чонгука все еще сидели в его голове. Не то чтобы это было нелогично. Тэхен постоянно наблюдал такое, отлавливая наркоманов- и алкоголиков-рецедивистов, которых уже отправляли на лечение, а они все равно брались за свое. Но та его часть, которая верила в мир, где все истинные пары существовали в гармонии друг с другом, упорно твердила ему, что в его отношениях такого не будет, что стоит поселить Чонгука рядом с собой, и тот изменится словно по щелчку пальцев. И Чонгук действительно сделал это. Изменился. Только совсем не так, как хотелось Тэхену. Он все ждал, что его милый, кем-то обиженный малыш прилипнет к нему в поисках защиты, но Чонгук лишь отталкивал его. И это было логично. Но Тэхен все равно надеялся на другой исход. Ему было нужно, чтобы Чонгук нуждался в нем. Но, очевидно, пока единственным нуждающимся и оттого крайне жалким в его собственных глазах был только он сам. — Ты уже ужинал сегодня? — спросил Тэхен, входя на кухню к Чонгуку, который сидел, оперевшись спиной на холодильник, и мерно постукивал костяшками пальцев по столу. — Нет еще. И, хен, пожалуйста, перестань это, — все это время Чонгук продолжал тщетно искать подходящее начало для разговора и был рад уцепиться за случайно выпавшую ему возможность. — Ты о чем? — Тэхен подвинул к себе табурет, протащив его по полу с противным скрипом, и грузно водрузился на него. — Перестань вести себя со мной так, будто я рассыплюсь без твоего контроля. Мне не пять лет, — фыркнул Чонгук, мысленно на этот раз все же давая себе затрещину. Ему ведь вообще-то нравилось такое внимание к себе, и он совсем не то имел в виду, но он совершенно не умел выражать свои мысли и правильно интонировать. Неудивительно, почему их отношения с Чимином в итоге от обещаний большой и чистой любви обратились в ничто. — А как мне с тобой себя вести? — Тэхен изо всех сил старался не начать закатывать глаза и не вздыхать. Альфой, пусть и немного разбитым, тут все еще оставался он, и как бы там ни было, Чонгуку явно досталось куда больше. Поэтому он был обязан проявить терпение. На работе у него с этим никогда проблем не возникало, и он всегда оставался равнодушен и холоден, как лед, что бы ни случилось. Проблема заключалась только в том, что в отличие от проходимцев-дебоширов, до Чонгука ему было дело. — Ты целыми днями молчишь и разве что просишь меня пропустить тебя, если мы сталкиваемся в коридоре, ходишь хмурый, выглядишь так, как будто решаешь все мировые проблемы разом, так мы еще и встретились, когда ты пытался утопиться. И это я не говорю о том, что вообще-то нашел тебя в квартире, где, судя по обстановке, с тобой делали хрен пойми что, за что можно получить нехилый срок. И ты думаешь, что я смогу просто находиться рядом с тобой и делать вид, что все в порядке? — Нет, я… — Чонгук громко выдохнул и, взяв себя в руки, наконец посмотрел Тэхену прямо в глаза. Это все еще было сложно, но он обещал себе по-настоящему приложить усилия и не собирался отступать так быстро. — Прости, хен. Правда. Мне очень жаль, что я заставляю тебя волноваться. Извини. И именно об этом я говорил тебе тогда. Я создаю кучу проблем и не хочу, чтобы это влияло и на тебя. — Боже… Пожалуйста, только не снова, — Тэхен возвел глаза к потолку. Он обещал Чонгуку, что никогда не ударит его, и у него и в мыслях не было нарушать слово, потому как он был категорически против любого насилия. Но как же сильно ему хотелось схватить Чонгука за плечи и как следует потрясти его, чтобы выбить из него всю эту чепуху и наоборот вбить мысль о том, что он был рад проявлять заботу о нем. — Нет, хен, ты ведь хотел поговорить, так что послушай, пожалуйста, — Чонгук покрепче сжал руки в кулаки, пытаясь сохранить боевой настрой. С Чимином он никогда не пытался так разговаривать, хотя, казалось бы, его предыдущий альфа вполне был расположен к диалогам. Он был спокойным и достаточно вдумчивым, чтобы ему можно было все последовательно изложить. Вот только рядом с ним Чонгуку этого совершенно не хотелось. В Чимине он не чувствовал никакой силы, которая могла бы противостоять ему, которая бы осадила его, если бы он начал зарываться, что он в конечном итоге и делал. А в Тэхене, в бете, это было. Внутренний стержень, который заставлял Чонгука относиться к нему с глубоким уважением. — Единственное, чего я не хотел, это чтобы мои проблемы как-то влияли на тебя. Потому что мне нет дела ни до кого больше. Кроме тебя. И именно поэтому сейчас я бы хотел выслушать все твои вопросы. Не обещаю, что отвечу на все. Точнее я знаю, что на большинство не смогу ответить. Во всяком случае не сейчас. Но ты должен знать, что ты это то единственное, что не позволяет мне скатиться обратно на самое дно, и только ты заставляешь меня продолжать думать и пытаться найти новое решение моих проблем, вместо того чтобы просто лечь и не делать ничего. — Я не хочу спрашивать, если не узнаю ответ, — покачал головой Тэхен, тем не менее тронутый такой пламенной речью. Чонгук впервые говорил ему нечто подобное. В своих чувствах в отношении к Чонгуку он был уверен уже миллион лет. Может, поначалу, когда он только наблюдал за ним издалека, это была и не любовь вовсе, а нафантазированная им самим влюбленность на почве их истинности, но теперь, когда он успел узнать Чонгука получше, он вполне отдавал себе отчет в том, что ему нравился его омега за то, каким человеком тот являлся. Пусть и с какими-то загонами и проблемами, но Чонгук кардинально менял все в его жизни одним своим молчаливым присутствием. Никто и никогда прежде не вызывал в нем подобных непередаваемых чувств, и Тэхен однозначно собирался бороться за это. И потому ему хотелось, чтобы и Чонгук потянулся к нему не из-за того, что узнал бы правду, не из-за дурацких запахов, а из-за его личности. — Я просто не знаю, что еще тебе сказать, — Чонгук прикусил губу, чувствуя себя еще более виноватым, чем прежде. Он старался вести себя как взрослый, в соответствии с его возрастом, но внутри ощущал все стремительнее растущее желание забиться в какой-нибудь угол и спрятаться ото всех. И ему казалось, что он снова подводил Тэхена. Того, кто дал ему шанс, несмотря на все, что он натворил. И видеть разочарование на лице беты было для Чонгука сейчас самым страшным кошмаром. — Прости, хен. Я понимаю, в какое положение ставлю тебя. Полной безвестности. Но я… — Чонгук запнулся и зажмурился. Картинки того, что делал с ним Джинен последние месяцы, замелькали у него перед глазами. И как он мог рассказать о таком Тэхену? Как он мог признаться ему в том, что согласился на все добровольно, даже если потом все немного вышло из-под его контроля?.. — Я просто не могу. Я не могу рассказать тебе. Прости… — Ты не доверяешь мне? — Доверяю, — Чонгук как-то слишком по-детски замахал ладошками, вызывая у Тэхена печальную улыбку. Ну, во всяком случае Тэхен еще был способен улыбаться в такой ситуации. Наверное, это можно было считать хорошим знаком. — Просто это слишком сложно. Для меня самого тоже. — Могу я спросить тогда всего одну вещь, на которую ты честно ответишь? — Тэхен немного нахмурился, пытаясь понять, как было правильнее сформулировать то, что он собирался сказать. — Без попыток выведать у тебя подробности. — Конечно, хен. — Я только мельком окинул взглядом твою квартиру и заметил там довольно много интересных вещей, которые могут быть использованы так, чтобы причинять дискомфорт или даже боль, — аккуратно начал Тэхен, не до конца уверенный в том, что действительно хотел, чтобы Чонгук ему ответил. — Это то, что делали с тобой, Куки? Чонгук мог бы ничего и не говорить. Тэхен точно все понял по одному его взгляду. И все же Чонгук считал себя должным сделать это. — Да, хен. Тэхен сложил руки в замок и, уперев локти в стол, уткнулся в них лбом, пытаясь переварить услышанное. Не то чтобы он не понимал изначально, что домашнее насилие могло приводить к такому поведению, которое он наблюдал у Чонгука. Но понимать и знать наверняка… Для него это были все еще разные вещи. Потому что теперь, когда он знал, было совсем неважно, что он чувствовал; как представитель правоохранительных органов он был обязан предпринять меры. — Ты понимаешь, что это значит, что я, пусть и не сейчас, но буду должен расспросить тебя, чтобы установить факт домашнего насилия и чтобы мы предприняли меры в отношении того, кто сделал это с тобой? — Тэхен то и дело покусывал нижнюю губу, едва заставляя себя произносить эти слова. — Нет! — Чонгук подскочил на месте от услышанного. Он же рассматривал и такой вариант, и потому в том числе не хотел ничего говорить Тэхену. Как он мог так легко забыть об этом и лично подтвердить факт совершенного над ним насилия?.. — Что значит нет, Куки? — Тэхен уставился на него в недоумении. На большее у него сейчас не было сил. — Нет, хен, обещай мне, что не станешь в это лезть! — Чонгук часто задышал. — Ты должен! Обещай мне! Ты не понимаешь, во что хочешь ввязаться. Эти люди… Пожалуйста, поверь мне, тебе это не нужно. — О чем ты вообще говоришь, Куки? — Тэхен сложил руки на груди и сел боком, расставляя ноги шире, чтобы загородить Чонгуку проход в коридор. Просто на всякий случай. — Я полицейский, разбираться с такими людьми — моя работа. — Да, но только при условии, что я напишу заявление. А я не стану! — Чонгук яростно замотал головой. Кажется, со всеми своими прочими переживаниями, он практически забыл, что такое настоящий страх. Но теперь у него появился шанс вспомнить это. — Почему нет? — Ты не понимаешь, — Чонгук выдохнул от осознания собственного бессилия и все же сел на место. Как он мог объяснить это Тэхену, не посвящая его в детали? — Просто… Поверь мне на слово. Пожалуйста, хен, не нужно тебе ни с чем разбираться. Ни как копу, ни как моему другу. Я ценю то, что ты делаешь, и стараюсь ради тебя, чтобы отплатить за это чем-то хорошим, а не тем, как я поступаю обычно. Но ты должен пообещать, что не станешь за моей спиной ничего разнюхивать. Потому что иначе… — Чонгук набрал побольше воздуха в легкие. Он и сам не понимал, когда его следующие слова вообще успели превратиться в угрозу, но он надеялся, что на Тэхена такое подействует. — Иначе я уйду от тебя и больше никогда с тобой не заговорю! — Куки… — Тэхен опешил, а заодно ощутил неожиданное и, вероятно, совершенно неуместное в нынешних обстоятельствах желание рассмеяться. Потому что Чонгук злился и ворчал, но в то же время выглядел таким очаровательным в своей неуклюжей попытке позаботиться о нем, что у Тэхена все внутри плавилось от осознания того, что Чонгук действительно был способен на такое для него. — Нет, хен. Я серьезно. Ты должен поверить мне. Обещай, что не станешь выяснять! — Куки, ну ладно… — Нет, не ладно, а пообещай! — продолжал настаивать на своем Чонгук. И ему было глубоко наплевать, каким капризным ребенком он, должно быть, выглядел сейчас. Если это могло уберечь Тэхена от опасности, то он был готов пойти и не на такое. — Ладно, хорошо, я обещаю! — выпалил Тэхен, поднимая руки в знак того, что он сдается. — Теперь ты доволен? — разумеется, он не собирался отступать так просто, но сейчас было важно успокоить Чонгука, с остальным он успеет разобраться позже. К тому же омега был прав, он многого не знал, чтобы делать поспешные выводы, и сначала нужно было узнать версию Чонгука, а для этого требовалось подождать, когда его омега будет готов поделиться с ним всем, и он точно не собирался давить на Чонгука в этом вопросе. — Доволен, — кивнул Чонгук, немного успокаиваясь. На самом деле он не мог сказать точно, верил ли Тэхену до конца. Потому что бета был слишком настойчивым в некоторых вещах, что в общем Чонгуку в нем и нравилось, но только не в этом случае. Но если он не мог держаться за свое доверие к Тэхену, тогда в этом мире не осталось вообще ничего, что могло бы его спасти. — Но тогда и ты должен пообещать мне кое-что, — выдвинул условие Тэхен, решив, что более подходящего момента он мог и не найти. — Это будет по-честному. — Согласен. Что ты хочешь, чтобы я пообещал? — Что не убежишь от меня. Я серьезно, Куки, — быстро проговорил Тэхен, заметив, как Чонгук метнул в него якобы непонимающий взгляд. — Не делай вид, будто не думал об этом. Мне не нужно, чтобы ты говорил мне обо всем, чтобы знать, что у тебя на уме. — Хен… — Чонгук устало потер переносицу. — Эй, я не сказал, что не понимаю, почему ты думал об этом. Все в порядке. Но обещай, что не сбежишь, — повторил свою просьбу Тэхен. — Куки, я знаю, о чем говорю. Даже если я не в курсе того, что конкретно произошло с тобой. Но я так часто наблюдал, как жертвы насилия возвращались к насильникам, давая им шанс снова и снова. Все по разным причинам. У кого-то комплекс матери Терезы так глубоко засел, что фиг избавишься от него. Кто-то во вторые и миллионные шансы верит. А кто-то считает, что заслуживает только такого обращения с собой, — Чонгук не смог удержать себя от того, чтобы вздрогнуть, надеясь только, что продолжавший говорить Тэхен не обратил на это внимание. — Но все они в итоге снова и снова оказываются в нашем участке. А потом забирают заявление. А потом снова подают. И так до бесконечности. И больше всего я не хочу, чтобы и ты застрял в этом. И если ты и правда готов, как ты говоришь, сделать что-то ради меня, то забудь о том, чтобы вернуться туда, откуда ты только смог сбежать, — Тэхен не был уверен, должен ли был себя винить за то, что в конце не выдержал и снова позволил звериной сущности вылезти на поверхность. Он должен был просить, а не раздавать указания, но вся его суть противилась такому варианту, и он никак не мог заткнуть в себе альфу, который так и требовал от него, чтобы он только схватил Чонгука и намертво приклеил к себе. — Хорошо, хен, договорились, — как-то не слишком уверенно откликнулся Чонгук. Не то чтобы он хотел назад, но вполне допускал, что когда-нибудь в будущем мог вдруг решить, что ему надо было вернуться. Это было глупо, но Чонгук не мог поручиться за себя, что не поддался бы такому иррациональному желанию. Но пока… Тэхен был прав. Это было справедливо: то, как каждый из них согласился на условие, которое считал не особенно приемлемым. — Отлично, — Тэхен хлопнул в ладоши, как бы подводя итог их не особенно содержательному разговору. Но это уже было хоть что-то, а на большее у него сегодня все равно не хватило бы сил, так что он радовался тому, что Чонгук и так немного доверился ему. — Тогда поужинаем вместе? Можем посмотреть что-нибудь? — Может, просто телик включим? — Чонгук поднялся со своего места и потянулся, разминая спину. — А то я не особо в состоянии думать сейчас над чем-то. — Да, конечно, давай, — Тэхен последовал примеру Чонгука и тоже встал со стула. — Тогда можешь разогреть пасту? А я сейчас вернусь. — Конечно, хен, — Чонгук кивнул и улыбнулся Тэхену уголками губ. Он теперь совсем не понимал, что собирался делать дальше и как должен был решать свою судьбу. Но если Тэхен хотел просто посидеть с ним немного, смотря что-то бессодержательное, то он был совсем не против. Тэхен заслужил это хотя бы за то, как терпел его в собственной же квартире эти две недели. Слыша, как Чонгук завозился на кухне, подготавливая все для их ужина, Тэхен снова вошел в ванную комнату и прикрыл за собой дверь на замок. Он открыл кран, пуская умеренный напор, а затем, оперевшись о стену, съехал по ней на пол, зарываясь руками в свои волосы. Он знал, что должен был радоваться тому, что дело сдвинулось с мертвой точки. Что, как бы там ни было, но Чонгук все же открылся ему, хоть и совсем немного. И для начала это было весьма неплохо. Но в действительности он мог думать лишь о том, что теперь точно знал, что кто-то поднимал руку на Чонгука и делал с ним еще бог знает что. На его омегу… А он сам в это время находился рядом, довольствуясь возможностью познакомиться наконец со своим истинным, ни о чем не подозревая. Тэхен не думал, что когда-нибудь смог бы простить себя за такое. И, наверное, это случилось с ним впервые за всю его сознательную жизнь, но он даже не пытался остановить слезы, которые непрерывно катились из его глаз.

***

— Хен… Ты опять это сделал! — проворчал Чонгук, сонно потирая глаза свободной рукой и выходя из кухни, во второй руке держа приличных размеров пищевой контейнер с Бамблби. Все-таки в некоторых вопросах Тэхен категорически отказывался взрослеть. — А? — откликнулся Тэхен, спешно ищущий по всем карманам свой рабочий пропуск, и удивленно мельком взглянул на Чонгука. Смотреть дольше было крайне опасно. Потому что Чонгук с опухшими глазами, чуть заторможенный и зевающий, выглядел слишком сладко, чтобы он мог продолжать реагировать на своего омегу спокойно, когда так сильно хотелось накинуться на него и съесть. Тэхен вполне искренне считал, что уже прижизненно заслужил себе памятник за такую невероятную выдержку, которой он даже сам в себе не ожидал обнаружить. Правда, для того чтобы отвлекать себя от ненужных мыслей, ему приходилось переключаться на что-то другое. Например, ругать Чонгука за то, что тот вообще выдумывал вставать в такую рань, когда спокойно мог бы отсыпаться. Чонгук в результате таких стычек только все шипел на него, так что он довольно скоро понял, что поступать так было ужасным вариантом. Его прелестный омега, который теперь постепенно начинал заботиться о нем в ответ, отчего Тэхен был готов подпрыгивать с такой силой, что наверняка бы пробил соседям пол головой, заслуживал, чтобы его только холили и лелеяли. Но, к сожалению, он не имел на это права пока — хотя Тэхен боялся думать о том, когда он вообще собирался рассказать Чонгуку правду, — поэтому приходилось активно изворачиваться каждый раз. — Ты опять забыл свой обед, — укоризненно покачал головой Чонгук, протягивая бете забытый им контейнер. — Я для чего вчера полвечера простоял у плиты? Чтобы ты опять пошел в эту вашу столовку непонятно чем травиться? — даже несмотря на желание повалиться на месте и тут же уснуть, Чонгук не упускал возможность как следует побубнить. Так было гораздо проще делать вид, что он не для самого себя именно таким образом провел вечер накануне. — Прости, Куки, — Тэхен закусил щеку, чтобы не разулыбаться слишком ярко, заодно едва удерживая себя оттого, чтобы щелкнуть по очаровательному носу Чонгука. С их последнего серьезного разговора прошло еще около двух недель и Чонгук продолжал упорно отмалчиваться обо всем, что касалось его прошлого, но все же взаимодействовать они с тех пор начали заметно больше. В основном они оба делали вид, будто никаких проблем и не существовало и они просто были соседями, которые не особо лезли в душу друг другу, предпочитая проводить вечера вместе на расслабоне. — И спасибо! Хотя знаешь, твоими стараниями, на мне скоро ремень перестанет сходиться, — это Тэхен, убирающий контейнер в сумку, сказал довольно искренне. Чонгук, как оказалось, готовил так вкусно, даже используя лишь базовый (а вовсе не элитный, как привык) набор продуктов, что прекратить есть было просто невозможно. И теперь Тэхен все чаще обнаруживал себя облизывающим пальцы и печально взирающим на опустошенные им самим тарелки. — Поговорим об этом, когда такое действительно случится, — отмахнулся Чонгук, все же делая себе заметку на будущее, что ему стоило внимательнее относиться к калорийности блюд. Чимина это никогда особо не заботило, так что во время готовки он позволял себе отводить душу только так. Но раз для Тэхена этот вопрос являлся принципиальным, он был обязан принять это к сведению. — И кстати, хен, можно попросить тебя… — Чонгук замялся, звуча теперь совсем не так уверенно, как еще секунду назад. Но Тэхен почти уже вышел за дверь, и у него оставалось все меньше времени на то, чтобы озвучить свою просьбу. — Конечно, Куки, в чем дело? — Ты не мог бы после работы зайти в аптеку за блокаторами? — закусив губу, Чонгук потупил взгляд. Это было так глупо. Уж не ему с его опытом отношений вообще было стесняться таких просьб. Но его скорее куда больше смущала перспектива провести очередную течку в компании Тэхена. Конечно, тот был бетой, которому на такие вещи было глубоко наплевать. И все равно говорить о таких вещах было неловко. — У тебя скоро течка? — Тэхен чуть было не подавился слюной, надеясь, что Чонгук не обратил внимание на то, каким осипшим прозвучал его голос. — Хен! — воскликнул Чонгук. — Нет, я просто так блокаторами закинуться решил. Люблю, знаешь ли, на досуге подавлять свой запах. Хобби у меня такое. — Мог бы просто сказать, сколько тебе надо, — покраснев, пробормотал Тэхен, боясь вообразить реакцию Чонгука, когда тот узнает, что у него-то как раз было именно такое хобби, и заинтересованно разглядывая лестничную клетку, изо всех сил стараясь не представлять, как будет выглядеть нуждающийся в альфе Чонгук… Твою мать… — Тогда чего ты фигню спрашиваешь? — фыркнул Чонгук. — Возьми одну пачку, я потом сам разберусь. Просто как-то вылетело из головы. Обычно я стараюсь держать таблетки в запасе, — ровно проговорил Чонгук, решив, что это было лучшим выходом из ситуации. Иначе он бы точно сгорел от стыда, потому что, судя по реакции Тэхена, его хен не так часто имел удовольствие возиться с течным омегой, и желание провалиться сквозь землю возрастало в Чонгуке со скоростью света. — Хорошо, — кинул Тэхен, прежде чем практически выбежал из квартиры, хлопнув за собой дверью, пока Чонгуку не пришло в голову сказать еще что-нибудь. Весь оставшийся день до возвращения Тэхена Чонгук провел так, как он делал это все время с тех пор, как пообещал бете, что не будет сбегать от него. Разумно рассудив, что у него вполне могли бы возникнуть такие тупые мысли, Чонгук решил, что ему нужно было отвлечь себя на что-то еще, чтобы было проще держаться за свое обещание. И он промаялся несколько часов после пробуждения на следующий день в попытке выяснить, что же могло стать достойной заменой, когда вдруг поймал себя на том, что с недовольным видом несколько минут разглядывал тумбочку, на которой стоял телевизор и которая была настолько пыльной, что в этих джунглях уже вполне можно было потеряться. И тогда искомый ответ нашелся сам собой. Ему нужно было заняться тем единственным, что он вообще-то и умел. Быть ответственным омегой, которым гордился бы любой альфа. Чимин, правда, вроде никогда не гордился его хозяйственностью, а Джинен воспринимал все как само собой разумеющееся. А Тэхен вообще не являлся альфой, чтобы оценивать его в таком ключе. И все же Чонгук посчитал, что раз он теперь жил в этом доме, то должен был хотя бы приносить пользу. К тому же в какой-то степени он был действительно благодарен Тэхену за то, что тот приютил его и вообще вырвал из порочного круга, в который превратилась его жизнь, так что в общем он был просто обязан сделать что-то подобное, чтобы выразить свою признательность. Поэтому теперь Чонгук ежедневно наводил в квартире Тэхена порядок, занимая себя мыслями о том, как бы ему было лучше все перепланировать в доме его хена, а не о том, почему, например, Джинен за все это время так ни разу и не позвонил ему. Хотя вообще-то об этом он тоже успел подумать. Ведь первые несколько дней он просыпался с твердой уверенностью в том, что его альфа, теперь уже бывший, наконец даст о себе знать. Но нет. Его телефон все так же хранил молчание. И это после криков о том, что его посадят на цепь… Он-то ждал, что его с факелами по всему городу искать будут, а в итоге ни ответа, ни привета. Не то чтобы Чонгук расстраивался из-за этого. Наоборот. Если бы Джинен искал его, названивал, требовал вернуться назад, потому что его вещь должна была оставаться рядом с ним, в какой-то момент — Чонгук в этом не сомневался, — он бы вернулся. Даже несмотря на обещание, данное Тэхену, из страха и под давлением он бы вернулся назад, надеясь, что когда-нибудь сможет по-настоящему принять свое такое положение. Но чем дольше Джинен не давал о себе знать, тем очевиднее становилось Чонгуку, что вся смелость его альфы всегда была напускной. Если кто и был храбрым, так это Тэхен, который не боялся рисковать своей жизнью, помогая другим. Другое дело Джинен, кичившийся своей силой перед омегой, который был заведомо слабее физически, так еще и психологически был крайне уязвим. А стоило только Чонгуку уйти от него, не для виду, а всерьез, так сразу засунул голову в песок. Небось подумал, что он все же пошел жаловаться своему отцу или вообще в полицию, и решил не высовываться лишний раз. Чонгуку от такого стало особенно тошно. И власть этого человека над собой он признавал? Теперь это казалось чем-то смехотворным. Его уверенность в том, что он выбрал неправильный путь, наказывая себя, все еще не пошатнулась настолько сильно, чтобы окончательно развалиться. Хотя Тэхен, находившийся теперь особенно близко к нему, делал все, для того чтобы убедить его в этом. Но во всяком случае теперь он вполне ясно осознавал, что должен был принимать свое наказание не от Джинена. Не от того, кто вообще-то тоже должен был быть наказан. Разве Джинен не был виноват в том, что случилось с Юнги? Был. Они оба были так или иначе в этом замешаны. Так что теперь Чонгук только удивлялся, как он не понял этого раньше. И все же некоторая польза от этих мыслей именно сейчас тоже была. Потому как они же заставляли его лишь усерднее трудиться в попытках облагородить жилище его хена. Он должен был перестать делать неправильные выборы. И пока Тэхен, хоть Чонгуку и было сложно это признавать, выглядел как самый правильный выбор за всю его жизнь, даже если он и не заслужил его. Так что, раз уж он тут пребывал, пусть и временно — потому что Чонгук понимал, что рано или поздно, ему придется съехать, — но пока он был готов выкладываться на максимум. Тем более что первое его впечатление о навыках Тэхена в ведении домашнего хозяйства оказалось несколько обманчивым. Внешне квартира беты выглядела и впрямь довольно опрятно, но стоило только заглянуть в какой-нибудь шкаф, как дивный фасад рассыпался на кусочки, обнажая неприглядно выглядящие залежи всякого барахла. Чонгук так и не понял, зачем Тэхен хранил старый порванный спортивный инвентарь, вероятно, оставшийся у него еще со школьных времен, огромные стопки газет, которые бесплатно выдавали по утрам рядом с метро, и кучу других ненужных вещей. И если бы они хотя бы были сложены аккуратно, тогда Чонгук еще мог бы предположить, что он просто чего-то не понимал, а на самом деле вещи действительно были важны для беты. Но нет. После первого же допроса с пристрастием Тэхен признался, что и сам не помнил, что у него где валялось, потому что стабильно пользовался разве что парой полок из всего их обилия. И тогда Чонгук заставил его принять волевое решение избавиться от бесполезного хлама. Правда, из-за этого они чуть было не поругались несколько раз. Например, когда Чонгук решил, что старая тетрадка с какими-то непонятными, выцветшими наклейками из разных шоколадок, жвачек и йогуртов должна была быть утилизирована, а Тэхен вцепился в нее так, будто в ней хранилась его смерть. И в такие минуты Чонгук невероятно злился на себя, что умудрился довести того, кто единственный еще был в состоянии терпеть его. И все же он не шел мириться первым, делая вид, что такая ерунда не могла послужить поводом для ссоры между взрослыми людьми. А потом Тэхен подходил к нему и извинялся за свое поведение, и у Чонгука на душе скребли кошки. Потому что его хен выглядел слишком искренне, а он сам при этом был все тем же эгоистичным придурком, не способным попросить прощения у того, кто был ему дорог. И все же Чонгук старался не слишком зацикливаться на мыслях о своем поведении в таких ситуациях, прекрасно понимая, что до добра его это не доведет, а вновь сосредотачивался на наведении порядка в доме хена. Вот и сегодня он был занят тем, что сортировал носки из огромного мешка, в который Тэхен все небрежно свалил, пытаясь отыскать среди них незаношенные и недырявые, заодно поглядывая на часы, чтобы не проворонить время, когда нужно будет достать из печки пирог. В преддверии течки его всегда тянуло на мучное и сладкое, так что он посчитал, что не только не должен был отказывать себе в таком удовольствии, но, напротив, был обязан пойти на поводу у своих маленьких желаний, чтобы и Тэхен попробовал новый рецепт в его исполнении. — Чем так вкусно у нас пахнет на этот раз? — принюхиваясь, Тэхен вошел на кухню и чуть было не прокусил себе язык насквозь, совсем не ожидая увидеть Чонгука, согнувшимся над духовкой практически пополам, выставляя на обозрение туго обтянутые джинсами аппетитные ягодицы. А ведь ему уже и без того фантомно мерещилось, что персиками в их квартире запахло гораздо насыщеннее… Так и до паралича сердца было недалеко. — Ты руки помыл? — спросил в ответ Чонгук, стараясь поскорее поставить противень на подготовленную заранее деревянную доску, чтобы не обжечься. — Ты всегда был таким занудой? — прищурился Тэхен. — Кажется, раньше я такого за тобой не замечал. — Иди мыть руки, хен, — проговорил тоном, не терпящим возражений, Чонгук, для большего эффекта указывая пальцем на дверь, ведущую в коридор. — А то общаешься с сомнительными личностями у себя в участке, а потом тащишь заразу в дом. Тэхен на это только вздохнул, но покорно отправился исполнять указание. Не то чтобы он собирался позволять Чонгуку командовать, когда наконец правда раскрылась бы и он получил возможность не сдерживать свои наклонности альфы, но то, что он наблюдал сейчас, казалось ему милым. А еще явно являлось хорошим знаком. Потому что, очевидно, такой Чонгук, немного ворчливый и отстаивающий свою позицию, и был настоящим. А не тот забитый малыш, который смотрел по сторонам испуганными глазами и пытался скинуться с моста, лишь бы только больше не бояться. Если в его Чонгуке была и такая сторона, то он был вовсе не против узнать ее получше. Потому как открывать каждый день новые черты Чонгука было самым потрясающим, что с ним когда-либо случалось, так что он только все никак не мог поверить своему счастью. Даже если порой все еще было трудно. Вообще-то сейчас, когда он узнал про надвигающуюся течку, стало не просто, а немыслимо трудно. Но он был склонен воспринимать с благодарностью каждую секунду, проведенную с Чонгуком. — Пирог с вишней, да? — Тэхен втянул сладкий аромат поглубже в легкие, вернувшись на кухню, где Чонгук уже все подготовил для чаепития. — Нет, с селедкой, хен, — бросил Чонгук, продолжая разливать чай по кружкам. — Ты иногда как что-нибудь сварганишь, так и непонятно вообще, что там должно было быть: сладкое или соленое. Приходится уточнять, а то так и до отравления недалеко, — еще договаривая, Тэхен уже ругал себя за то, что вообще решил вступить в перепалку с Чонгуком, который мгновенно побледнел и замер. Очевидно, все, что так или иначе относилось к вопросам ведения быта, было для Чонгука больной темой, и ему уж точно не стоило лишний раз лезть к своему омеге со своими неуместными колкостями. Даже если Чонгук не знал об этом, он все еще являлся его альфой и должен был первым следить за тем, чтобы Чонгуку было максимально комфортно. Но что он мог поделать с собой, когда не мог касаться того, кто буквально был у него под носом, так теперь еще и должен был как-то пережить течку своего омеги, не пробив при этом плотные форменные штаны каменным стояком? — Извини, — Тэхен откашлялся, стараясь не думать ни о течках, ни о стояках, ни о том, почему такая реакция у организма вообще возникала… — Это было совсем не смешно. Ты отлично готовишь, и я надеюсь, ты дашь мне убедиться в этом прямо сейчас и позволишь попробовать этот чудесный пирог, а не зарядишь мне им по морде. — Садись уже, хен, а то сейчас все остынет, — Чонгук вздохнул и, опустив чайник на подставку, сам сел за стол. Вот опять Тэхен разрулил все первым. А ведь он мог бы и не обратить внимания на слова беты. Потому что он уж точно должен был знать, что Тэхен ни за что на свете не хотел его обидеть. И он знал. Но былые повадки все равно оказывались сильнее него. — Какой канал посмотрим сегодня? Вроде по музыкальному обещали крутить классный плейлист из прошлогодних хитов. Типа сборная солянка, — Чонгук потянулся за пультом, пытаясь вести себя естественно. — Как хочешь, Куки, — расслабленно улыбнулся Тэхен, занимая свое место. — Я только сначала должен сказать тебе, что, во-первых, купил тебе таблетки. И надо будет не забыть тебе их отдать. Они у меня в сумке. А еще… — ему пришлось собраться с духом, прежде чем он собирался выдать Чонгуку ложь, которую вынашивал весь день. — На следующей неделе мне нужно будет уехать… — Куда? — нахмурившись, Чонгук резко перебил Тэхена, мгновенно забывая о том, чтобы щелкать каналы. В смысле его хен оставит его?.. То есть на период течки это, вероятно, было и к лучшему. Но сама мысль о том, чтобы остаться совсем одному, без Тэхена, к которому он только сильнее прикипел за последние дни, ужасала его. Ему нравился порядок. А теперь все опять рушилось… — Это всего на несколько дней. Наверное, на пять. У нас что-то типа слета для повышения квалификации. Будем делиться опытом, пройдем всякие тесты. У нас это обязательно раз в несколько месяцев, — стараясь звучать естественно, продолжал врать Тэхен, вместе с тем с тоской думая о том, как следующие ночи он будет ютиться на маленьком диванчике в коридоре их участка с завидной перспективой заработать себе радикулит. И все же это было лучше, чем если бы он набросился на ничего не понимающего, разомлевшего Чонгука с единственным желанием пометить его везде, где только можно было. — Ты будешь мне оттуда звонить? — неожиданно даже для самого себя спросил Чонгук. Очередная его детская выходка. Но ему нужно было знать, что его не бросят снова. — Конечно, Куки, — Тэхен аж опешил от услышанного. Ладно, конечно, он не мог не замечать, что привязанность Чонгука к нему день ото дня тоже только росла. Это вообще-то было главной причиной того, что его эго довольно урчало каждую ночь перед сном (а вовсе не знание того, что он снова стал работником месяца). Но слышать от Чонгука такое… Ради таких мгновений он и должен был продолжать стараться держать себя в руках. Потому что вера в нем в то, что все истинные рано или поздно оказываются вместе, лишь крепла с тех пор, как они начали общаться с Чонгуком, и он вполне мог подождать еще. Столько, сколько будет нужно. Лишь бы Чонгук проникся к нему такой же трепетной симпатией, какую он испытывал к своему омеге. — Ты еще устанешь от того, как часто я буду названивать тебе. Потому что там бывает довольно скучно на самом деле. — Тогда ладно, — кивнул Чонгук, все еще немного озадаченный услышанным, но воспринимающий эту новость гораздо более благосклонно. Во всяком случае он подумает об этом немного позже. А пока сосредоточится на том, чтобы насладиться классной музыкой и, что было гораздо ценнее, видом того, как Тэхен будет уминать его пирог, выглядя при этом самым довольным человеком на свете. Может, он все еще и не заслуживал такого, но все равно чувствовал себя самым счастливым и свободным от всех забот в такие моменты.

***

Следующие несколько дней Чонгук был занят тем, что основательно собирал сумку Тэхену в дорогу. Несмотря на все попытки беты остановить его, Чонгук от всего только отмахивался, продолжая продумывать список необходимых вещей, потому как он лишь укреплялся в своем мнении, что Тэхен был слишком беспечен, чтобы ему можно было доверить столь важное дело. И по ночам, ворочаясь на, к его удивлению, довольно удобном диване в гостиной, Чонгук признавался себе, что, пожалуй, чересчур много брал на себя при условии, что они с Тэхеном не состояли в отношениях. Наверное, это было несколько странно. Но Тэхен особых возражений по этому поводу, очевидно, не имел, а ему самому это помогало игнорировать мысли экзистенциального характера в своей голове, так что в общем и целом Чонгук не видел ничего плохого в своей бурной деятельности. А потом он вдруг понял, что отвлекся на Тэхена настолько, что и не заметил, как течка действительно наступила. Как и обычно, он начал пить блокаторы заблаговременно, но был так погружен в мысли о том, чем же будет заниматься в отсутствие беты, что действительно удивился, когда, проснувшись в день отъезда Тэхена, почувствовал липкую влажность между ягодиц. Шумно выдохнув и опустив руки вдоль туловища, сжимая ладони в кулаки, Чонгук едва подавил в себе желание тоненько проскулить. А потом все же сделал это, поняв, что вообще-то остался один в квартире. И дело было даже не в ощущениях, которые он испытывал. Подавители, как и всегда, заметно облегчали его положение, хоть и не устраняли все симптомы полностью. Вот только провести течку в одиночестве… Для того, кого еще месяц назад качественно имели едва ли не каждый день, это было то еще испытание. Чистая физиология, и все же. Как и любой омега в это время, он испытывал повышенную потребность в альфе рядом с собой, и никакие таблетки не могли этого изменить. И Чонгук соврал бы, если бы сказал, что его рука ни разу не дернулась в сторону телефона, чтобы набрать столь ненавистный им номер; особенно, когда он проваливался в беспокойную дрему, а потом выныривал из нее. Но едва очухавшись, он тут же одергивал себя и вслух для надежности проговаривал, что ни за что не позволит себе этого сделать. Конечно, он был очень глуп и не заслуживал того, чтобы с ним обращались ласково, и все же ему хотелось этого. Чем дольше он жил у Тэхена, тем яснее осознавал свои истинные желания. Он пытался их урезонить, напоминая себе, кем являлся и что наделал, но это никак не влияло на то, что по ночам ему теперь снился безликий нежный альфа, который мягко касался его, тепло улыбался ему и ерошил волосы на макушке. Так же, как это делал Тэхен… Бодрствуя, Чонгук все продолжал делать вид, будто не грезил ни о чем подобном, но на самом деле этот образ укоренился в его сознании и теперь прорывался на поверхность, пользуясь его ослабленным состоянием. И Чонгук был склонен ругать себя за это, но, с другой стороны, мысли об идеальном альфе заставляли его держать себя в руках и не звонить Джинену, так что в какой-то степени он даже был рад им, ведь это помогало ему исполнять обещание, данное Тэхену. А затем к вечеру первого дня ему позвонил Тэхен, который звучал довольно обеспокоено, так как не получил ответа ни на одну из своих смсок, которые успел настрочить ему за целый день. И, наверное, большую часть их почти двухчасового разговора Чонгук извинялся за то, что так вышло. В обычное время он скорее всего проигнорировал бы переживания беты, слишком смутившись их. Но под влиянием течки он всегда становился куда мягче обычного и позволял себе то, чего в собранном состоянии смущался. Например, проявлять в открытую заботу о том, кто был ему не безразличен. А, возможно, причиной таких перемен в нем являлось то, что на другом конце линии висел Тэхен, который все что-то рассказывал ему своим опьяняюще низким голосом, отчего Чонгуку казалось, что у него все органы превращались в желе. Прежде во время течек он ощущал нестерпимый зуд в истекающем смазкой проходе и мечтал о том, чтобы его как можно скорее заполнили чем-то твердым, а еще лучше обняли и прижали к себе, и трогали повсюду. Поэтому он так ценил подтянутое тело Чимина, соприкосновения с которым повышали температуру в помещении в несколько раз. Но теперь он понял, что до сегодняшнего дня и не знал, что достичь пика возбуждения можно было и вовсе без непосредственной стимуляции эрогенных зон. Потому что то, как звучал Тэхен… Чонгук не был уверен, что под конец их беседы он случайно не застонал тихонечко в трубку, почувствовав, как обильно смазка вытекала из него. Его хватило только на то, чтобы спешно попрощаться с Тэхеном и накрыть член ладонью сквозь домашние спортивные штаны, когда он кончил, напряженно сводя брови на переносице. Он никогда не думал, что мог так сильно возбудиться только от того, что слушал чье-то дыхание и тягучий, хрипловатый смех, но, прищурено разглядывая огромные пятна на своих брюках и спереди, и сзади, не мог не признавать, что у него, похоже, был фетиш на голос Тэхена. Этот чувственный баритон, от которого непроизвольно поджимались пальцы на ногах и закатывались глаза… Тяжко вздыхая, Чонгук сокрушался о том, как низко он пал. Заодно так невовремя вспомнились все его былые рассуждения с самим собой о том, что Тэхен и выглядел весьма привлекательно. Особенно эти его длинные пальцы, которыми в омеге можно было бы пробурить тоннель… Но Чонгук не был бы собой, если бы не списывал все на эффект течки, от которой у него явно мутнел рассудок. И тем не менее последующие три дня он едва мог усидеть на месте в трепетном ожидании нового звонка Тэхена, который вообще-то объявлялся совсем не так часто, как грозился. Но в какой-то степени Чонгук считал это неким плюсом. Потому как испытываемое им желание ближе к вечеру от нетерпения лишь возрастало в разы, и в итоге после полушутливой беседы с Тэхеном о том, как там проходило его повышение квалификации, он кончал с таким громким надсадным стоном, что его наверняка должны были слышать все соседи. И ему было ужасно стыдно думать о том, что до такого он доходил, только разговаривая со своим другом, который еще и являлся бетой. Но сколько бы он ни пытался, он никак не мог остановить свою руку, тянущуюся к бугорку в штанах. Потому что такого опустошающего наслаждения он не испытывал уже очень давно. Даже секс с Чимином в то время, когда они старательно трудились ради его беременности, не приносил ему такого удовольствия (во всяком случае насколько Чонгук сейчас помнил). Про Джинена и вспоминать теперь было бы просто смешно в таком ключе. А Тэхен, болтающий о том, кто там опять уронил на себя хотдог во время важной лекции, доводил его до такого оргазма, что у него все мысли из головы вылетали и оставался лишь пронзительный звон в ушах, а еще сладкая нега растекалась по всему телу, оставляя его лежать безвольной тушей минимум часа на полтора. Наверное, в этом было что-то крайне неправильное. Но в течку Чонгук был куда больше сосредоточен на удовлетворении своих потребностей, чем на концептуальном споре с самим собой о правильном и неправильном. И все же ему пришлось задуматься об этом всерьез, когда симптомы течки начали постепенно утихать, а Тэхен сообщил ему, что вернется домой вечером в пятницу. То есть всего через каких-то двадцать восемь часов. Чонгук испытывал небывалое опустошение по поводу всего произошедшего. Потому как, очевидно, Тэхен, не подозревающий, что творилось в этот момент в его квартире, был действительно рад проводить свои вечера за разговорами с ним. И это заставляло Чонгука думать, будто он использовал бету. Не то чтобы он делал это намеренно. Вообще-то, когда Тэхен звонил ему, он обычно просто заваливался на диван и поначалу активно поддерживал беседу, только потом начиная чувствовать, как твердел с одной стороны и намокал сразу с обеих все сильнее по мере того, как бета расходился все больше, кажется, не зацикливаясь на том, что получал ответы все реже. Так что вроде как все просто случалось само собой, но стыдно все равно было. А еще тот факт, что Тэхен, не являясь его альфой, даже на расстоянии умудрился помочь ему с не самым приятным в отсутствие истинного под боком периодом в жизни омеги, значительно повышал благодарность Чонгука, которую он и без того испытывал к бете. И потому Чонгук чувствовал себя должным сделать что-то, чтобы и загладить вину, и отплатить Тэхену за все, что тот делал для него. Вот только он уже и так взвалил на себя все обязанности по дому, так что это не могло быть чем-то рядовым. Он должен был сделать ради Тэхена что-то особенное. И в последние часы перед возвращением беты домой Чонгук наконец со всей решимостью, которую только сумел отыскать в себе, признался себе в том, что именно он должен был совершить. Рассказать Тэхену правду. Пусть и крайне горькую, но иначе было нельзя. Иначе он бы так и остался навсегда эгоистичным придурком, использующим других в своих целях. А поступить так с Тэхеном казалось ему чем-то немыслимым. И пусть он не был уверен в том, что действительно был готов так открыться перед бетой. Но эти дни течки, когда он был особенно уязвим и когда Тэхен, как и всегда, был с ним все время, даже не присутствуя непосредственно в квартире, дали ему понять, что его хен заслуживал доверия на миллион процентов. — Хен! Почему ты не позвонил мне с вокзала? Я же попросил! — недовольно воскликнул Чонгук, когда услышал, как дверь квартиры открылась, пропуская внутрь Тэхена, в то время как он сам стоял, согнувшись в три погибели, пытаясь доукрасить дакжим. — Прости, Куки, — крикнул Тэхен, хлопая себя по лбу. А ведь он так старался не спалиться перед Чонгуком, что никуда на самом деле не уезжал. Даже из офиса особо не выходил никуда, чтобы точно не столкнуться ненароком с Чонгуком на улице. Не то чтобы омеги в течку часто шатались по улицам. Но он считал, что должен был по максимуму предвидеть всевозможные исходы. — Я просто так устал на курсах, что отрубился в автобусе, а когда мы приехали, началась суматоха с багажом и прочими вещами, так что я вспомнил обо всем, уже когда меня почти довезли до дома. Извини, — сказал Тэхен, проходя на кухню, двигаясь сразу в сторону раковины, чтобы помыть руки. А так хотелось вместо этого обнять Чонгука, вжаться носом ему в шею и затянуться поглубже… С момента его отъезда прошло всего шесть дней, но ему казалось, будто он не видел Чонгука целую вечность. Самую долгую и едва выносимую вечность, в которую он во всей красе представлял себе, каким прекрасным выглядел его омега, выгибающийся до хруста на его диване, с чуть приоткрытыми губами, с которых срывались томные вздохи. Ему даже почти не было стыдно за то, что он успевал подрочить в тесной кабинке их туалета дважды за время обеденного перерыва. — Тебя спасает только то, что я рад тебя видеть чуть больше, чем хочу прикончить, — покачал головой Чонгук. — Так ты скучал по мне? — светя квадратной улыбкой, Тэхен несильно толкнул Чонгука локтем в бок, а затем уселся за стол, придвигая тарелку с тушеной курицей ближе к себе. Как же он тосковал по стряпне Чонгука. — Конечно, скучал, — кивнул Чонгук, опираясь поясницей на высокую кухонную тумбу и скрещивая руки на груди. — Наконец-то будет кому ходить за продуктами. А то в течку то еще удовольствие куда-то таскаться. Одной рукой тянешься за хлопьями на самой верхней полке, а второй прикрываешь зад на случай, если смазка протекла, — выпалил Чонгук, не особо соображая, зачем он вообще начал вдаваться в такие подробности суровой омежьей жизни. Не то чтобы с ним не случалось такого раньше пару раз. И все же Тэхену об этом знать было вовсе необязательно. — Оу… — Тэхен подавился кусочком морковки и закашлялся. — Кхм… Я учту это в следующий раз, — смущенно пробормотал он, утыкаясь взглядом в тарелку. Следующие полчаса они провели в молчании, нарушаемом лишь стуком палочек и ложки о тарелку. Тэхен, мерно пережевывая пищу, делал вид, будто ничего странного только что не произошло. А Чонгук не хотел отвлекать Тэхена от еды, только пристально рассматривая его довольное лицо, укрепляясь в своем желании рассказать обо всем. Или почти обо всем. Он тщательно обдумал, что конкретно собирался выдать Тэхену, намереваясь опустить ту часть истории, в которой по его вине погибал ребенок. Это было не совсем честно, но, представляя, какую реакцию он получит в ответ на свое признание, Чонгук содрогался при мысли о том, что Тэхен разочаруется в нем. То есть того, что он добровольно согласился быть подстилкой группы альф, должно было хватить с лихвой для того, чтобы Тэхен начал презирать его, поэтому он не видел смысла в том, чтобы раскрывать все карты и топить себя еще сильнее. На самом деле он просто трусил. Он не признавался себе в этом, но в глубине души все равно надеялся на то, что его история скорее вызовет в Тэхене сочувствие к нему, нежели отвращение. Будь он до конца честен с собой, ему, конечно, стало бы совестно за то, что он опять пытался извернуть все в свою пользу. Но Чонгук искренне блокировал собственные размышления о том, что замалчивать эту правду было ему на руку, и потому в большей степени испытывал страх перед предстоящим откровением. — Хен… — осторожно начал Чонгук, когда Тэхен наконец прикончил свою порцию курицы и теперь смачно потягивался, разминая плечи. — Хен, мы можем поговорить? — Я думал, после недельного ликбеза по ментовским вопросам такой вопрос у тебя уже не должен будет возникнуть, — хмыкнул Тэхен, облизываясь. — Я серьезно, хен, — Чонгук на секунду отвел взгляд в сторону, прежде чем снова прямо посмотрел на бету. — Я хотел поговорить с тобой о том, что со мной было до того, как мы встретились. Ну и после вообще-то тоже. — Ты уверен? — Тэхен тут же слегка нахмурился, сосредоточенно глядя на Чонгука, пытаясь прочесть по его лицу, насколько искренне тот хотел обсудить нечто подобное. — Куки, ты не обязан, если не хочешь. Мы можем сделать это в другой раз. Ты ведь все еще здесь, и мне достаточно знания того, что ты в безопасности. Во всяком случае пока. — Вот именно, — пожал плечами Чонгук, медленно опускаясь на стул рядом с собой. — А когда-нибудь этого окажется недостаточно. Так что… Давай просто покончим с этим. — Хорошо, как скажешь, — Тэхен прикусил язык, надеясь таким образом заставить себя замолчать. Кажется, он звучал уж слишком заинтересованно для того, кто вроде как пытался отговорить Чонгука от этой затеи. Но возможность узнать наконец правду… Прежде Тэхен думал, что желал этого всей душой, но теперь, когда он наконец оказался на пороге открытия истины, ему совсем так не казалось. И, возможно, ему действительно было бы достаточно знать лишь то, что прежде Чонгук страдал, а сейчас вроде как потихоньку восстанавливался?.. А потом он снова внимательно посмотрел на Чонгука и шумно выдохнул. Нет. Его омега хотел поделиться чем-то столь важным с ним, и он должен был ценить это. Как бы сильно ему ни хотелось сбежать от пугающей правды, он должен был выслушать все ради Чонгука, ради них обоих вместе (когда-нибудь). — Я… — Чонгук запнулся и сложил руки в замок, надеясь почувствовать прилив уверенности. — Я уже говорил тебе о том, что у меня был муж и что все закончилось довольно печально. Но, если честно, я тогда упустил много деталей. И не то чтобы я собирался сейчас несколько часов подряд рыдать, вспоминая все, что у нас с ним когда-либо было, но есть кое-что, о чем я не говорил и что в итоге довело меня до того состояния, в котором ты нашел меня. Вообще-то даже дважды. И на мосту, и тогда в квартире, когда я написал тебе. Это вообще-то всегда было одной историей, так что я вроде как просто несколько раз наступал на одни и те же грабли… — Куки, подожди, — прервал бессвязное бормотание Чонгука Тэхен, заодно придвигаясь немного ближе к омеге. Не так, чтобы нарушить его личное пространство, но достаточно близко, чтобы можно было коснуться его руки. Если что. — Ты не мог бы начать сначала, потому что я уже успел запутаться в том, что ты сказал. — А, да, конечно, — Чонгук помотал головой, восстанавливая ясность мыслей. — В общем ты уже знаешь, что у меня был альфа, с которым мы не были истинными, — Чонгук дождался утвердительного кивка Тэхена, прежде чем продолжил. — Его звали Чимин. Вроде я говорил уже об этом тогда в баре. Но, если честно, я тогда так напился, что не особо помню, что выболтал тебе. Так что можешь прервать меня, если я буду повторяться. Сглатывая, Тэхен подумал, что никогда в жизни не посмел бы прервать Чонгука, доверившегося ему настолько, чтобы поведать свои самые сокровенные секреты. Это было бы просто кощунство с его стороны. — Так вот, — Чонгук снова откашлялся, обещая себе больше этого не делать. Раз решил, отступать было некуда. — Мы с Чимином начали встречаться еще в школе. Это вообще довольно случайно получилось. У меня просто течка внезапно началась. Не самая первая, но я все равно еще тогда не особо привык к тому, как все происходило, так что это застало меня врасплох, а Чимин согласился помочь мне. Очень благородно с его стороны, — хмыкнул Чонгук, но тут же перестал улыбаться, когда увидел, каким сосредоточенным выглядел Тэхен, который, очевидно, воспринимал все крайне серьезно. Как будто от него вообще следовало ожидать чего-то другого. — Но так мы начали общаться теснее, а потом постепенно перешли к тому, что стали встречаться. Мы уже как-то говорили с тобой про истинность, и у меня всегда было крайне сложное отношение к ней. Мои родители — истинные, и у них все супер, а вот со мной их отношения не то чтобы очень сложились. Так что я вроде как и верил в истинность, а вроде и не особо, потому что не видел в ней гарантию здоровых семейных отношений. Чонгук снова горько усмехнулся, ненадолго прерываясь, давая Тэхену время осознать услышанное. А сам Тэхен в это же время судорожно пытался понять, какие выводы ему следовало сделать из сказанного. Ему почему-то вдруг показалось, что рассказ Чонгука сегодня во многом определит его понимание того, был ли у них хоть какой-то шанс на совместное будущее. И это заставляло Тэхена, всегда такого решительного и спокойного, покрываться мурашками. — Мы с Чимином много лет встречались, — продолжил наконец Чонгук. — И я временами истерил на тему его истинного, потому что мне все казалось, что он обязательно скоро появится и испортит нам всю малину. — А про своего истинного ты так не думал? — не удержался Тэхен. Ему не стоило об этом спрашивать. Однозначно. Потому что, сколько бы он ни убеждал себя в том, что это было дело минувших дней, слушать истории о бывшем Чонгука было довольно болезненно. — Я скорее вообще про него не думал, — Чонгук немного недовольно скривился, раздосадованный тем, что его перебили. — Мне было достаточно Чимина в то время, а остальное меня не особо интересовало. — Ясно. — Ну вот. Ага… А потом Чимин сделал мне предложение на выпускном. И мы вообще-то долго тянули с этим, потому что наши родители не хотели для нас такой скорой свадьбы. Так что в ЗАГС мы попали только в конце третьего курса. И поначалу все было прекрасно. Мы проводили еще больше времени вместе, потому что наконец съехались, и все было чудесно. Потому что это были летние каникулы и мы могли больше не делать ничего, а только тратить все время друг на друга. А потом началась учеба и пришлось устраиваться на работу, так что в итоге бытовуха начала рушить наши отношения. Наверное, в них и до этого было все не так гладко, раз мы так быстро сдались, но тогда я этого не понимал. И мне казалось, что моя жизнь будет кончена, если мы с Чимином расстанемся. Он был моим первым во всем, и я просто представить себе не мог, что буду жить без него. Нервно сглотнув, Тэхен сжал руки в кулаки. Это он должен был стать первым для Чонгука. И он бы никогда не оставил Чонгука, как бы трудно ни было. Чимина, конечно, за куда меньшую настойчивость можно было только поблагодарить. Но сейчас, слушая Чонгука, Тэхен лишь продолжал стискивать крепче зубы, стараясь отвлечь себя от осознания того, как много времени он упустил. — Поэтому я начал придумывать, что могло бы помочь нам наладить отношения. И в итоге додумался до идеи завести ребенка. — Ты забеременел?! — Тэхену казалось, что его выкатившиеся из орбит глаза больше никогда не вернутся на законные места. Может, он и приглядывал за Чонгуком долгие годы, но никогда не переходил границы настолько, чтобы тотально следить за ним. И потому он вполне мог упустить такую деталь, как беременность. Отчего ему хотелось вскрыться. Его омега еще и носил ребенка от чужого альфы… Вера Тэхена в то, что он сделал правильный выбор, решив не вмешиваться в отношения Чонгука с Чимином, с треском раскололась на мелкие кусочки. — Нет, — Чонгук покачал головой, судорожно выдыхая. Даже после всего, что случилось потом, эта тема оставалась слишком болезненной для него. — Мы долго пытались, но потом выяснилось, что у меня… — Чонгук запнулся, сосредоточенно выводя пальцем узоры на поверхности стола. — Я не могу иметь детей, хен. То, как пронзительно Чонгук посмотрел ему прямо в глаза, заставило Тэхена крупно вздрогнуть. Он не был рядом со своим омегой, когда тот узнал о чем-то настолько важном… — Мне так жаль, Куки, — смог только прошептать Тэхен, проезжаясь ногтями по столу, чтобы не накрыть ладонь Чонгука своей. — Поэтому мы решили обратиться в центр суррогатных омег, — продолжил после недолгого молчания Чонгук. — Чимин вообще-то этого не хотел. Он считал, что нам надо было расстаться. И он был прав. Все равно у нас ничего не вышло. И если бы мы разошлись тогда, может, я бы и не напортачил так сильно потом. Но в то время наше расставание все еще казалось мне концом света. Так что я практически заставил его согласиться на эту процедуру, пообещав, что оставлю ребенка себе и не буду удерживать его, если у нас все равно не выйдет. — Ты правда собирался так поступить? — спросил Тэхен, прикидывая, смог бы он смириться с тем, что у его омеги был бы ребенок от другого. Технически не совсем его ребенок, и все же. И однозначного ответа он пока не мог дать даже самому себе. — Не знаю, — вздохнул Чонгук. — То есть тогда мне, наверное, казалось, что я действительно хотел ребенка самого по себе тоже. Я в общем люблю детей. Но я не знаю… Честно, хен. Не спрашивай меня о таком. Потому что тогда мы начнем углубляться в мои мотивы, а даже того, что я рассказываю, вполне достаточно, чтобы понять, какая я эгоистичная сволочь. — Вовсе это не так! — Тэхен чуть было не стукнул кулаком по столу. Не потому что в самом деле злился. А потому что желание обнять Чонгука стало настолько непреодолимым, что ему нужно было хоть как-то выплеснуть накопившуюся энергию. — Ты просто не дослушал, — закатил глаза Чонгук, тем не менее чувствуя, как в груди приятно потеплело. Даже если он сейчас рассказывал то, что лучше было бы забыть, и в основном трясся от страха в предвкушении лучшей части истории, он все равно не мог игнорировать то, как совершенно очаровательно Тэхен поддерживал его. Слепо и безоговорочно, просто потому что они были друзьями (хотя на мгновение Чонгук призадумался, у всех ли друзей было в порядке вещей дрочить на голоса друг друга…). И это было для него совершенно нетипично, но, представляя, как Тэхен все же разочаруется в нем, узнав конец рассказа, он даже решил, что упадет на колени и будет молить бету о прощении. Не для того, чтобы его действительно простили (хотя это было бы неплохо). А просто как факт, потому что Тэхен заслужил это за то, каким потрясающим являлся. — И все равно, — Тэхен не дал ему продолжить. — Я просто скажу это прямо сейчас. Что бы ты дальше ни сказал, я не изменю своего мнения о тебе. — Ты бы не делал таких поспешных выводов, хен… — Нет, послушай меня, Куки! — не вытерпев, Тэхен все же крепко вцепился пальцами в лежащую на столе ладонь Чонгука, который от шока так и застыл с широко распахнутыми глазами, переставая чертить пальцем по столу. — Я все понимаю. Правда. Обещаю тебе, что я все пойму. Потому что… — «потому что я твой истинный и, даже если ты убил кого-то, все равно никуда тебя не отпущу, потому что я слишком долго ждал тебя». — Потому что на курсах у нас всегда есть и лекции по психологии, так что я успел усвоить простую истину о том, что все мы родом из детства. И я считаю, что исправить можно все, что угодно. Поэтому, пожалуйста, не думай, что я буду разочарован в тебе. Ладно? — Давай ты все-таки сначала дослушаешь? — грустно улыбнулся Чонгук, почувствовавший, как прострелило его поясницу. Кожа Тэхена всегда была такой мягкой и приятной на ощупь? Раньше он вроде бы этого не замечал. — Потому что самое интересное началось потом. Тогда, когда мы, точнее я, определились с выбором суррогатного омеги. Правда там не сразу вскрылась, но, чтобы долго не тянуть, скажу, что я умудрился, ткнув пальцем в небо, попасть в истинного своего на тот момент мужа, — Чонгук невольно рассмеялся. — Чимин нашел своего истинного в центре суррогатных омег? — переспросил Тэхен. Кажется, его история о том, как он много лет следил за своим истинным, не решаясь сказать тому правду, слегка меркла на фоне выясняющихся фактов. — Ага, — кивнул Чонгук, все еще посмеиваясь. Он и сам понимал, что его реакция сейчас была всего лишь обратной стороной медали. Потому что больно было не так сильно, как когда он только узнал, но все еще довольно ощутимо. И все же лучше было немного истерически смеяться над всем, чем рыдать, раздирая глотку криками. — Ну то есть… Вообще-то Чимин вроде как пытался уговорить меня выбрать кого-то другого, но он тогда как-то забыл обмолвиться о том, что Юнги, это вот тот самый омега, — его истинный, так что я настоял на своем. И в итоге вышло так, что я своими же руками не свой брак спас, а свел вместе парочку истинных. Как благородно, правда? — хмыкнул Чонгук. — А что было дальше? — хрипло спросил Тэхен, у которого на языке так и крутился вопрос о том, не задумался ли хотя бы в тот момент Чонгук о своем истинном. Но нельзя было быть настолько очевидным. — Беременность — довольно долгий срок, и в целом ничего интересного не происходило. Мы только все ругались с Чимином, потом он съехал к Юнги, а потом… — Чонгук гулко сглотнул, наконец добравшись до лучшей части. Вот оно. Даже с кучей недосказанностей это событие все еще было слишком ужасным, чтобы можно было оставаться спокойным, говоря о нем. — У Юнги случился выкидыш. — О боже… — Тэхен крепче сжал руку Чонгук, только сейчас осознавая, что все это время продолжал держаться за него. — А он сам?.. — С ним, к счастью, все было в порядке, — пробормотал Чонгук, радуясь тому, что Тэхен, застигнутый врасплох, не стал уточнять причины и обстоятельства случившегося. — Но после этого стало окончательно понятно, что Чимин никогда ко мне не вернется. Да и как можно влезть между истинными. Поэтому мой собственный план по спасению отношений привел к тому, что мы развелись. — Мне жаль, Куки, — соврал Тэхен, мягко поглаживая костяшки Чонгука большим пальцем. — Да ладно, что уж. Это должно было случиться еще раньше на самом деле. Мы так много спорили и ссорились, и никогда не могли все по-нормальному решить. Так что наш брак был обречен с самого начала. Но это я сейчас так спокойно говорю об этом, потому что прошло уже столько времени. А тогда у меня аж все тело чесалось от того, что надо было что-то делать, а я никак не мог понять, что именно. Поэтому… — Чонгук замолчал, проверяя, держал ли Тэхен все еще его за руку. От ощущения аккуратных пальцев на своей ладони ему становилось в миллион раз спокойнее. Тэхен всего лишь таким незначительным действием удерживал его связь с реальностью, и Чонгук был несказанно благодарен ему за это. Потому как в противном случае он вполне мог слишком погрузиться в свои воспоминания и от переизбытка чувств еще выкинуть какую-нибудь глупость. Но в руках Тэхена — теперь уже буквально, — он чувствовал себя в безопасности. — Поэтому я начал больше общаться с одним своим приятелем, Джинен-хеном. Он работает на моего отца. И он альфа. А мне нужен был кто-то сильный рядом… Чонгук продолжал что-то говорить. Тэхен точно понимал это, наблюдая, как шевелились губы его омеги. Но от тахикардийного стука сердца, отдававшегося гулом в ушах, он вообще больше ничего не слышал. Чонгук только что признал вслух, что испытывал потребность в альфе рядом. В ком-то сильном, готовом взять на себя ответственность за него, поддержать и утешить, не дать утонуть в пучине переживаний. И Тэхен все это время думал, что он, позволяя Чонгуку самостоятельно все решать, и являлся таким альфой для него. А на деле оказалось, что он только сам все и разрушил. Ну и как после такого он смог бы хотя бы подумать о том, чтобы разозлиться на Чонгука за его неправильный выбор?.. — Эй, хен, ты слушаешь? — Чонгуку пришлось щелкнуть пальцами перед носом Тэхена, лицо которого сейчас больше походило на мраморное изваяние. — Да, конечно, Куки. Продолжай, — потряс головой Тэхен, сосредотачиваясь на голосе Чонгука. На, между прочим, звонком, легком голоске Чонгука, от которого у него всегда мурашки бежали по коже. — В общем у меня течка тогда началась. Я еле дополз до своей новой квартиры, — Тэхен нахмурился, жалея, что прослушал, как Чонгук поведал ему о причинах для переезда. Он и так знал, что Чонгук около трех месяцев жил не в своей квартире, а в трущобах, но так и не смог понять, почему это вообще произошло. С его позиции стороннего наблюдателя для этого не было никаких оснований. — И руки как-то сами потянулись к телефону. Я набрал тогда хену. Не знаю зачем. Мне было так плохо, так что мне просто нужно было, чтобы кто-то пришел и все за меня решил. Ну, так оно и вышло, — хмыкнул Чонгук. — Но вот тут мы как раз дошли до того, о чем я говорил тебе, когда ты сказал, что я должен пойти в полицию и написать заявление. Потому что, во всяком случае сначала, хен, когда забрал меня обратно в мою квартиру, не делал со мной ничего, чего бы я не хотел. Точнее… Было больно, иногда очень, и мерзко, и неприятно, — голос Чонгука задрожал, а он сам непроизвольно начал раскачиваться из стороны в сторону. — Но я хотел этого. Хен, я хотел, чтобы со мной делали то, что делали. — А? Но… — Чонгук не выглядел так, будто собирался расплакаться перед ним, но Тэхен все равно окончательно растерялся, глядя на своего омегу. Потому что тот выглядел, как испуганный, потерянный малыш, которого нужно было приручить и которого, вместо этого, все только использовали. И все потому, что он, Тэхен, оказался трусом, не сумевшим вовремя перестать плыть по течению, а пойти и хотя бы поговорить со своим истинным, чтобы узнать, точно ли у него все было в порядке. — Почему?.. — Я думал, что заслужил это, — твердо произнес Чонгук. — Я думал, что если позволю кому-то делать со мной все, что ему захочется, то тогда окажусь на нужном месте. Я всю жизнь выбирал неправильно. Я только и делал, что думал о себе, портя жизнь окружающим. Я увел чужого альфу, заставил его завести со мной ребенка, а потом еще выносил ему мозг несколько месяцев, потому что все равно не хотел отпускать его к истинному, полагая, что я умнее тупой природы. И если нашелся тот, кто знал, как было правильно, и мог это реализовать, то я считал, что должен был сделать все, как он скажет. — Ты жалеешь о том, что мы познакомились? — тихо спросил Тэхен, смотря невидящим взглядом прямо перед собой. До чего он довел своего омегу… Пусть и опосредованно. Но это он был виноват в том, что Чонгук отчаялся настолько, что посчитал отличной идеей лечь под какого-то мудака, решившего воспользоваться чужой слабостью. — Что? — Чонгук сначала было решил, что вопрос ему послышался, настолько он казался неуместным прямо сейчас. — Почему ты спрашиваешь? — Просто ответь на вопрос, Куки. Ты жалеешь? Ты бы хотел, чтобы этого не было? — продолжал настаивать Тэхен, уже не понимая, для кого из них двоих он это делал. — Ну что за глупости, нет, конечно, — фыркнул Чонгук. — А о том, что Чимин нашел своего истинного, жалеешь? — Я бы не сказал, что так уж нашел. Они ведь и до этого были знакомы… — Куки, — Тэхен требовательно посмотрел на него. — Я жалел об этом тогда… — проговорил Чонгук, пытаясь понять, как он на самом деле относился сейчас к этому факту. — Тогда? А сейчас что? — Сейчас, наверное, не жалею, — пожал плечами Чонгук. — Я же выяснил потом, что мы с Чимином не подходили друг другу. Так что в целом я рад, что хотя бы у него все удачно сложилось. Но какое это вообще имеет отношение к тому, о чем я говорил? — возмутился он. — Я просто хотел сказать, что ты никогда не делал только неправильный выбор, как ты сам выразился, — выдохнул Тэхен, потирая переносицу свободной рукой, продолжая твердить себе, что он говорил это исключительно для Чонгука, а вовсе не для самого себя тоже. — Куки, это вовсе не так. Все твои решения привели к тому, что человек, который был тебе небезразличен, воссоединился со своей парой. А ты сам сейчас сидишь на моей кухне, и когда мы договорим, я достану вяленое мясо, которое привез с собой из командировки, и мы вместе посмотрим что-нибудь. Разве это плохо? — Нет, но… — Чонгук замешкался, переваривая услышанное. Если посмотреть на все под таким углом, то вроде как действительно выходило, что у его поступков был и положительный исход… — Я не говорю, что это хорошо, что тебе пришлось пройти через насилие. Это отвратительно, и это никогда не должно было случиться с тобой, — Тэхену показалось, что он услышал хруст, когда в который раз сжал свободную ладонь в кулак. И он искренне надеялся, что это был звук, с которым ломалась шея альфы, посягнувшего на его омегу. — Но ты должен понять, что у всего есть две стороны. И ты никогда не был исключительно проблемным. Может, ты и ошибался временами, но а кто этого не делает? — Тэхен горько усмехнулся, думая о том, кто на самом деле из них двоих умудрился провалиться со своими жизненными выборами гораздо глубже. — Ты? — предположил Чонгук, исподлобья смотря на Тэхена. Посмотреть ему прямо в глаза было все еще стыдно. Потому что вряд ли Тэхен включил бы виновность в убийстве ребенка в список оправдывающих обстоятельств. — Когда-нибудь я расскажу тебе, как сильно успел накосячить сам. Поверь мне, я вполне могу с тобой посоревноваться, — облизнувшись, Тэхен все же протянул свободную руку вперед, чтобы зарыться ей в мягкую копну волос Чонгука и помассировать кожу его головы. Друзья ведь могли себе такое позволить?.. — Я тебе не верю, хен, — Чонгук непроизвольно подставился под чужие касания. И почему Тэхен не был альфой?!.. Потому что, если Чонгук что-то и знал сейчас наверняка, так только то, что именно так и должны были ощущаться прикосновения альфы. Властно, но в то же время нежно. Чтобы хотелось урчать, прикрыв глаза, и никогда больше не двигаться. — Хорошо, — хмыкнул Тэхен, вглядываясь в расслабленное лицо Чонгука, который, очевидно, устал, пока посвящал его в тайны своей жизни, даже не вдаваясь в особые подробности. — Только поверь, пожалуйста, в то, что ты вовсе не заслужил того, чтобы тебя использовали. Этого никто не заслуживает, Куки. Даже тот, кто допускал ошибки, какими бы страшными они ни были. Насилие никогда не может быть решением проблемы. Просто это проще. Выбрать передачу ответственности за себя кому-то другому проще. Ведь появляется тот, кого тоже можно в чем-то винить. Но это ведь никак не меняет того, что ты и сам чувствуешь себя виноватым за какие-то вещи. Просто немного смещаешь фокус, вот и все. Да, и еще кое-что. Я понимаю, что для тебя сейчас это совсем не очевидно, но, Куки, ты не только не заслужил того, что с тобой сделали, ты еще и не виноват в этом. Понятно, что есть всякие фетишисты и любители пожестче, но, если хоть что-то, неважно что, возможно, самое маленькое и незначительное из всего прочего, если было что-то, что тебе не нравилось и чего ты не хотел, и уж тем более, если ты говорил вслух о том, что не хочешь определенных вещей, то в таком случае для тех людей не существует никакого оправдания. Каждый должен нести ответственность за свои поступки. Может быть тысяча и один соблазнительный фактор совершить что-то незаконное, но в конечном итоге только ты сам делаешь выбор. И отвечаешь за него тоже сам. — А что решает проблему, хен? — доверчиво спросил Чонгук, старательно пропуская слова Тэхена о том, что он был ни в чем не виноват. Если бы только Тэхен знал абсолютно все... — Последовательное и планомерное ее прорабатывание. Это сложнее. Потому что надо брать себя в руки и пытаться не допустить былых ошибок. И все на этом пути всегда косячат и ругают себя за это. Но это все равно лучше. Если ты пытаешься и ошибаешься, это лучше, чем если ты не делаешь ничего. — Я не знаю, что мне надо сделать, чтобы исправить то, что я думаю о себе, — признался Чонгук. Тэхен звучал настолько убедительно, что ему очень хотелось верить. Но, озираясь по сторонам, Чонгук не видел, чтобы осталось хоть что-то, за что он мог бы уцепиться, как за спасительную соломинку. Кажется, он успел разрушить слишком многое… — Для начала ты позволил себе общаться со мной. Уверен, это не входило в твой план по самоуничтожению, ведь так? — Чонгук согласно кивнул. — Вот видишь. Но ты же все равно сделал это. Потому что подсознательно большинство людей тянется к свету. — Но я этого не заслужил! — упрямо начал гнуть свое Чонгук. Он не мог не согласиться с Тэхеном в том, как тот угадывал его внутреннее состояние, но все равно чувствовал себе слишком много противоречий по этому поводу. — Я не заслужил тебя и не заслужил света! — Почему? Потому что позволил своей человечности проявить себя? Потому что поддался эмоциям? Куки, это совсем не преступление… — Нет, хен… — Чонгук чуть было не задохнулся. Правда о том, что он был виноват в смерти ребенка, чуть было не сорвалась с его губ, но он все же успел остановить себя. — Куки, я понимаю, что сейчас тебе сложно со мной согласиться. Но… У тебя было столько времени, чтобы гнобить себя и позволять каким-то мудакам использовать то, что ты был не в состоянии дать им отпор. И, вероятно, они ответственно подходили к тому, чтобы убедить тебя в том, что ты находился на своем месте. Но я уверен, что это не так. И я прошу тебя довериться мне. Ты ведь уже здесь, так чего тебе стоит согласиться попробовать что-то новое? Ты ведь сам позвонил мне в конце концов, значит, не так уж тебя и устраивало происходящее. Поэтому позволь мне теперь показать тебе, что может быть по-другому. Мы только попробуем. И если ты решишь, что прежний вариант действий, точнее бездействие, устраивал тебя больше, я отпущу тебя и не стану к тебе больше лезть, — смотря прямо в обращенные к нему огромные блестящие глаза Чонгука, Тэхен думал о том, что никогда в жизни больше никуда не отпустит это маленькое чудо, такое сложное и такое его. Даже если ему придется костьми лечь ради того, чтобы удержать Чонгука от его мыслей о саморазрушении. Он сделает все, что потребуется, чтобы достучаться до той стороны его омеги, которую тот запрятал глубоко внутри себя. — Но ты хотя бы увидишь, что существует и созидательный путь. И первое, с чего мы должны будем начать, сделать так, чтобы ты смог хотя бы за какие-то поступки простить себя. Я, к сожалению, не психолог, чтобы точно понимать, какие разговоры нам надо вести и что конкретно делать. Но я хочу, чтобы ты знал, если для тебя мое мнение что-то значит, что я верю в тебя. Я верю в то, что ты не плохой, а просто запутавшийся в себе человек. И ничего в этом страшного нет… Договорить Тэхену Чонгук не дал. Растроганный, он подскочил на своем месте, заставляя насторожившегося Тэхена мгновенно напрячься и тоже встать из-за стола, а потом сделал шаг вперед и обхватил бету за талию, крепко прижимая его к себе и зажмуриваясь. Он не понимал сейчас, действительно ли собирался для разнообразия не только унижать себя, но и поощрять. Он видел смысл в словах Тэхена. Его многомесячное терзание самого себя привело только к тому, что он укрепился в своем отвращении к себе и более-менее свыкся с тем, что к нему относились, как к половой тряпке. Можно ли было считать это успехом? Пожалуй, нет. Фактически это ведь был совсем не результат. Он будто законсервировался в своем состоянии на веки вечные. И потому ему казалось логичным попробовать что-то еще. Может… Сам факт того, что он позволял себе думать о таком, уже был невероятным прогрессом. Но, может, если он и не заслуживал чего-то хорошего сейчас, он мог сделать так, чтобы заслужить это в будущем? Чонгук не знал, хотел ли проверять это на практике. Пока ему только хотелось, чтобы Тэхен продолжал гладить его по спине своими большими ладонями, шепча на ухо, что все будет хорошо. Потому что ему все еще нужен был сильный и надежный альфа рядом, и Тэхен, даже не являясь альфой, в остальном обладал именно этими качествами. Потому что, сколько бы он ни не доверял самому себе, не верить Тэхену было просто невозможно.