nct's menu

— На колени, — командует властный голос, который сам по себе, если бы сейчас в нём не звучала сталь, мягкий, как пушистое облако. Не подчиниться ему у Винвина нет никаких сил. Более того, подчиниться этому голосу есть блядское желание, которое склизко тянет где-то внутри виной, вместе со стыдом разливающимся по венам, перемешиваясь с кровью. Винвин падает коленями на пушистый ковёр, смягчающий болезненный удар костей о пол, и смотрит прямо. Джисон обходит его и становиться за спину. — Тэн. Мм… Какого это? Какого это танцевать с ним? — голос не груб, не жесток, он просто холодный, спокойный, но такой леденящий, заставляющий кровь стынуть в жилах. И это как прикоснуться ко льду в мороз — ты не можешь оторвать руку, так и Винвин не может насладиться этим голосом, и тем, что звучит сквозь него, — Танцевать такое. Джисон тянется к волосам и пропускает свои длинные пальцы через жесткие прядки, легко оттягивая у корней и прислоняя голову к своему оголённому бедру. — Вина., — тянет Пак, заставляя Сычена поднять на него глаза, — как ты на него смотрел? Зрительный контакт глаза в глаза и образование новой галактики, где промежуток между их отражением в друг друге — ось движения планет. Из горла Винвина вырывается подобие хрипа, а Джисон разрывает тонкую нить между ними и переносит руку на щёку, сползая к шее: — Тут он тебя коснулся? Тебе понравилось? — Джи… Джисон передавливает горло, чуть-чуть, просто давая понять, что слышать ничего не хочет. Он не позволит себе оставить хоть один след на этом произведении искусства и тем не менее тянет шею в верх, заставляет встать на ноги, обнимает одной рукой поперёк груди и прижимает к себе, опуская голову на плечо и вдыхая чужой аромат. Пак двигает тело Хёна ближе к кровати, не отпуская, опрокидывает того на ворох одеял и подушек и придавливает всем весом. — Ты бы знал, как я не желаю делить тебя хоть с кем-то, как же я ненавижу, когда тебя касаются чужие пальцы. Я ненавижу, когда к тебе липнет Хэчан, когда Юта на тебя смотрит, когда с тобой разговаривает Марк или Доён. Ты бы знал, как тяжело сдерживаться, чтобы не вырвать тебя из их лап, чтобы не ударить их со всей силы. Пак глубоко дышит, внутри себя проигрывая эти картины и борясь с эмоциями. — Я будто вижу отпечаток его руки на твоей спине, — Пак поцелуями-бабочками спускается по позвоночнику вниз и позволяет себе оставить укус на пояснице, — малыш, ты же готовился? Джисон вырисовывает узоры на спине, руками и языком, пока Винвина прожигает стыд за беспрекословное подчинение и пока он меняет положение своего тела, до этого распластанного по кровати, на позу, в которой Джисон будет насиловать его чувства и эмоции, и, пожалуй, это всё с лёгкостью можно было бы прекратить, если бы на то было хотя бы малейшее желание. — Джисон, пожалуйста, — жалобно скулит Сычен, сильнее прогибаясь в спине, вдавливая грудную клетку в матрац, а голову в подушку, заранее зная, что это хоть и слабая, но звукоизоляция его несдержанных стонов. Джисон входит плавно, без растяжки или подготовки, без смазки или слюны, веря, что его мальчик уже всё сделал, потому что знает, какой Пак несдержанный. Джисон точным движением проходится по комку нервов, входит до конца, соприкасаясь бёдрами с чужой кожей и укладывает свою грудную клетку на чужую спину, утыкаясь носом в шею, одной рукой удерживая себя, а второй касаясь члена Сычена. — Я буду стараться больше. Я буду танцевать лучше. И в следующий раз ты будешь танцевать со мной, и только со мной. А пока, Хён, хоть и никто не знает, но ты мой, и только мой,  — Джисон делает первый толчок, за которым идёт следующий и следующий, и так пока голос Винвина не сорвётся, а сам он не утонет в океане собственных желаний, которым он не в силах сопротивляться.