nct's menu

Комнату пронизывает дикий крик. Кричит Ченле. Громко, почти надрываясь. По его лицу текут слёзы, но ему не больно. Больно Джисону, что со всех сил прижимает к своей груди спину кричащего парня. То, как выглядит снаружи Ченле — внутри искалечен Джисон. Разорванное в клочья сердце сшито мелкими капроновыми нитями воедино ради одного человека, которого он любит, которому посвящает свою жизнь, и, Джисон уже давно сдался… Он почти забыл, что такое малиновый закат и искрящаяся улыбка любимого лица, его заразительный смех, и тёплый язык, слизывающий с пальцев мороженое, которое тает в руках замечтавшегося напрочь ребёнка с выбеленными до белоснежного волосами, потому что Ченле сказал, что ему так идёт. В тот день, Ченле, слизывая мороженое, поцеловал каждую, разбитую после неудачного полёта на шершавый асфальт во время катания на скейте (Ченле ехал рядом, Джисон просто немного засмотрелся) костяшку. А потом добрался до губ. Джисону четырнадцать, Ченле на три месяца старше и они влюблены. Их юность так и шла — в малиновых цветах заката, персиковых зарева, под звёздами, быстро и оглушающе, под грохот скейтов, дрожащих на шершавом асфальте под ногами и со вкусом сладкого ванильного мороженого с металлическими оттенками разбитых костяшек. Он вспоминает моменты их безумств под проливным дождём, прятки от родителей, горячие поцелуи, холодные ночи, общих друзей, алкоголь, который не нравится им обоим. Вспоминает стыд и волнение, смущение, вспоминает появившееся доверие, вспоминает дни, когда он думал, что самый счастливый человек на свете, потому что он любит человека, который так же сильно любит его. Он почти забыл, всё это забыл. Ченле замолкает, тихо всхлипывает, совсем не вырывается и обмякает, опуская голову: — Убей меня, — хрипит он, сорванным от криков голосом и вместе с Джисоном опускается на пол. Джисон уже давно сдался. Но Ченле об этом не узнает. — Я люблю тебя. Всё началось внезапно. Хотя, на самом деле так кажется. Просто Джисон не верил, что Ченле изменился, что меняется. Может быть не замечал, может быть его влюблённый мозг отказывался воспринимать то, что Ченле кричит на общих друзей, заводит новых, тех, которые Джисону совсем не нравятся. У Ченле новые взгляды на мир, новое мировоззрение, Джисона нет в этой реальности. Джисон отказывается думать о плохом, когда в перепадах настроения Ченле ударяет его, ударяет других, издевается. Когда топит свою печень в алкоголе, лёгкие в дыме сигарет, душу в запрещённых веществах. Джисон отказывается от реальности, когда Ченле впадает в ярость и крушит всё вокруг, когда смотрит на него другими глазами и говорит: «Съебись нахуй» чужим голосом. Это не Ченле. Не его Ченле. Это не может быть правдой. Так и получается. Это не Ченле. Но это правда. Не Джон Ченле, которого родители знали жизнерадостным и ярким, громким, улыбающимся. Не тот Ченле, которого Джисон знал зарывающемся носом в его волосы и любящим одну пару эйрподс на двоих, лежащим на его груди и вслушивающимся в оглушающе-громкое сердцебиение где-то под кожей. Другой человек, всю жизнь живший в его теле, скрывающийся, не проявляющий себя. Ченле не может его победить. Ченле тошнит от себя. Он разрывает свои руки в кровь, ногтями пытаясь добраться до вен. Пережимает горло собственными руками до красных отметит. Наедается таблеток, отказывается есть и пить, потому что ему невыносимо существовать в одном теле с монстром, который калечит других людей, уничтожает их души и рвёт взаимоотношения, втаптывает в грязь чувства. Это не он, он не такой, но он не один, и он не может всецело обладать этим телом. И сил бороться совсем нет. Он не может видеть, как Джисон на него смотрит, как складывает в рюкзак баночки с лекарствами и бинты, как он вновь и вновь смотрит на то, как Ченле насилует и избивает, калечит людей, парней, девушек, тех, кто младше, тех, кто старше, не может видеть боль, с которой Джисон помогает раненым, а затем и Ченле, обрабатывая кровавые раны, накладывая повязки, вливая в горло обезболивающее с успокоительными. Ченле знает, что он вредит Джисону, уничтожает его морально, порой и физически. Ченле пытается его оттолкнуть, оградить от себя, чтобы защитить. Но если бы только мог, Джисон стал бы пушечным мясом для монстра внутри, разрешил бы себя бить и унижать, уничтожать, отдал бы жизнь только бы забрать боль Ченле. В его жизни слишком много ненависти. Ченле ненавидит себя, Ченле ненавидят родители и Ченле ненавидят все, кто его знает. И лишь Джисон знает через что проходит Ченле изо дня в день. Ежедневная борьба с кем-то внутри, а проигрыш — боль кого-то ещё. Наступит день, когда он сделает что-то ужасное. Что-то, чего Ченле себе не сможет простить. От одной мысли об этом его бросает в ужас. Он снова пытается покончить со всем этим и снова тёплые большие руки обнимают и прижимают к себе, не разрешая покидать этот мир. — Я люблю тебя, — Джисон целует за ухом, шепчет, что они справятся, и сам в это не верит. — Если ты меня любишь, убей меня, — Джисон сжимает губы и по его лицу текут слёзы. — Я люблю тебя, мы справимся, я не позволю тебе сдаться, я люблю тебя. Внутри Джисона натягивается струна. Она становиться тоньше каждый раз, когда Джисон слышит эту просьбу. В день, когда она порвётся он просто ответит: «Хорошо, тогда давай умрём вместе». Так оно и случится.