Пока бьётся твое сердце

      Люциус Малфой считал себя человеком рациональным и предельно спокойным. После того странного разговора с сыном они еще не раз вели беседы. Хотя Люциус не взялся бы утверждать, что полностью понимал, о чем говорил его наследник. Драко явно пытался ему про что-то сказать, но что – у мужчины не было предположений. Он лишь смог уяснить, что что-то серьезное надвигается, по намекам Драко. Также Люциус понял — его сын больше не тот маленький одиннадцатилетний ребенок, каким он должен был быть. И это его очень сильно озадачивало и даже пугало.       По ходу нескольких бесед Малфои-старшие (Нарцисса присоединилась к их дискуссиям – или же лучше будет назвать их расшифровкой – после того, как вернулась от родственников из Франции) уяснили несколько правил, чтобы удушье вновь не оковало их наследника. Во-первых, их сын не мог говорить что-то про их Лорда, директора Хогвартса — Альбуса Дамблдора, Гарри Поттера и самих Малфоев в контексте будущего, предположения, даже простой оговоркой. Интуиция подсказывала Люциусу, что список людей, про которых Драко не сможет сказать и слова без последствия, намного больше, чем он думает. Особенно его сильно волновало то, с какой яростью в глазах и с каким отвращением произносит его сын имя своего будущего директора. Также имя Гарри Поттера Драко произносил с нескрываемой нежностью, теплом и любовью. Что вызвало еще больше вопросов у его отца.       Однажды на одной из таких необычных семейных бесед Нарцисса предположила, что Драко знает что-то о будущем. И то, с каким взглядом ее сын посмотрел на нее, полностью подтвердило ее догадки. После этого их сына пронзила дрожь и на несколько дней его приковало к постели. Его маленькое тело содрогалось в сильных судорогах, а сам мальчик весь пылал. В пылу агонии он кричал так сильно, что уже спустя час лишился голоса и хрипел. Это были самые страшные дни, после смерти Волан-де-морта, которые пережили родители Драко. Нарцисса не отходила от кровати сына и беспомощно плакала: ее навыки целителя были бессмысленны — они не помогали. Прибывший на помощь Северус Снейп тоже не знал, что делать. Единственное, что он сделал, чтобы хоть как-то облегчить мучения крестника — это влил в него зелье Сон-без-сновиденья. После этого зельевар присоединился к поискам с Лордом Малфоем в родовой библиотеке. Все, что мужчины смогли найти, — все симптомы Драко подходили на магический откат, что было логичным (на вид) и нелогичным (по ситуации) одновременно. Спустя четыре дня и три ночи мучения наследника Рода прекратились. После этого родители мальчика решили больше никак не выявлять знания сына о будущем, а Северус Снейп был введен в круг знавших про «беседы».       Во-вторых, Драко мог пользоваться своими способностями и знаниями, не касающихся событий будущего. Например, теперь наследник помогает своему отцу с документацией и политическими делами, спокойно разбираясь в устройстве Министерства и зная его законы и порядки. Еще Драко помогал своему крестному с зельями для больничного крыла и мог пользоваться беспалочковой магией. После того, как мальчик невербально поднял свою мать, сидящую на скамейке, что очень удивило женщину, он выглядел гораздо счастливее и все время то и дело да посматривал на свою левую руку. Нарцисса мысленно сделала себе пометку на это. Драко предположил, что сможет «побеседовать» только тогда, когда события начнут происходить или изменяться (на что мальчик сделал акцент, давая понять своей семье, что не собирается оставлять будущее как есть). Также он начал пытаться обходить свой запрет о неразглашении с помощью метафор и собственных параллелей, но взрослые никак не могли их расшифровать.       В-третьих, Гарри Поттер явно станет их скорым если не родственником, то близким знакомым и другом семьи так точно. Произнося имя героя с такой щемящей нежностью, что сразу всем понятно, что в будущем они явно будут близки, Драко производил впечатление безумно любящего и одновременно отчаянного человека, не по годам разумного. Снейп на такое лишь хмурился, но молчал — он не знал, откуда у его крестника все эти знания, но ему явно не нравилась мысль, что сын ненавистного Поттера дорог Драко.       Северус ничего не знал о маленьком герое, лишь то, что ему говорит директор Дамболдор: растет в безопасном месте у любящей семьи, возможно (по словам директора) мальчик немного зазнавшийся, но не сильно, хотя было сказано это таким тоном, что сразу становилось понятно, что старый волшебник пытался преуменьшить этот факт. Мужчина прекрасно знал, что проецировать свои негативные эмоции на ребенке из-за родителя неправильно. Знал, но если все, что сказал Дамболдор, – правда, и мальчишка будет наглым, зазнавшимся и твердолобым непроходимым тупицей — истинным сыном своего отца, — то Снейп ничего не сможет с собой поделать. Лишь взгляд, смешавший в себе любовь, тоску, нежность и тревогу, так не свойственный его крестнику, останавливал зельевара от едких комментариев про «детскую» влюблённость в адрес отпрыска школьного врага. Также Северус невольно сравнивал крестника с собой: такой же влюбленный и такой же безнадежный. Хотя после случая с невербальной «Левиосой» и шокированной Нарциссой, эта безнадежность пропала.       Все в Малфой-мэноре приняли это, следовали правилам и, как истинные слизеренцы, пытались обойти, найти лазейку, но не сильно напирали — слишком яркими были воспоминания. Но со временем вся ситуация прижилась в их семье настолько, что стала вполне естественной, как будто всегда присутствовала в их доме. Но самые главные вопросы у взрослых были «Почему Драко знает будущее?» и «Стоит ли его опасаться (будущего)?»… ____       Маленький миленький мальчик с потрясающими изумрудными глазами, которые больше не скрывались под нелепыми очками-велосипедами, бегло перечитывал недавно полученный договор с Банком. Он еще два раза выбирался на Косую Аллею, и все в Банк, ну и в аптеку к мадам Рози: за лекарствами на всякий случай и на чашечку чая. Правда, чаепитие надолго не затягивал: мало времени у него было, но на одну чашку чая хватало. Мальчику с этой пожилой дамой было очень спокойно. От нее всегда пахло травами и зельями — этим она напоминала Гарри его мужа и профессора Снейпа.       Последние дни были особенно тяжелы маленькому герою: у его дяди пошла черная полоса в карьере, и всю злость он выплескивал на него. Гарри молился всем известным ему божествам, чтобы Вернон прошел мимо невзрачной дверцы чулана и не трогал его. Но, как обычно, у судьбы были другие на него планы — старые синяки не успевали исчезать, даже с помощью заживляющей мази, как появлялись новые свежие гематомы. Гарри с ужасом вспоминал, как в «прошлом» он лежал поломанной куклой без мазей и зелий. Будучи уже человеком, прожившим многое, включая войну, и повидавшим всевозможную жестокость людей, его сотрясала крупная дрожь и ужас от этих «животных», с которыми он жил почти до выпуска из Хогвартса. «И все из-за Дамболдора!» — с яростью, болью и обидой думал мальчик. Ведь он сам не раз просил директора не отправлять его к родственникам обратно, но все попытки были тщетны. Это было не по планам «Светлейшего».       Будучи запертым почти все время в чулане, побитым и голодным (он сообразил, что можно было бы купить домового эльфа в «Гринготтсе», но было уже слишком поздно, чтобы возвращаться — близился рассвет и становилось все рискованнее вновь выбираться. Удача не может вечно сопутствовать ему), Гарри думал о том, что же ему делать дальше.       По своей природе мальчик был очень миролюбивым и не мог отнять жизнь у кого-то. Даже после того, как он убил Волан-де-морта, он находился в глубочайшей депрессии. Если бы с ним не было его супруга, он точно бы сошел с ума от совершенного, а про саму войну лучше не вспоминать — слишком страшные воспоминания. Гарри была противна сама мысль: радоваться чьей-то смерти, даже если это жизнь Темного Лорда. Всю его «волшебную» жизнь ему говорили, что он должен стать убийцей ради «Всеобщего Блага», только вот сам герой не входил в число тех, чье это «Благо».       Мальчик иронично хмыкнул. Сейчас его держала надежда на то, что его муж тут, в прошлом, вместе с ним. Он с нетерпением ждал следующей ночи — на дворе 30 июля, солнце стремительно скрывается, уступая свое место луне. Гарри с нетерпением ждал и боялся следующих суток. Ответное письмо в Хогвартс мальчик отправил через сову Банка, и то он сильно рисковал. Но маленький Гарри надеялся, что ничего страшного не случится. Он не был таким стратегом, как Драко, что сейчас его очень расстраивало. Всем навыкам по плетению интриг учили на Слизерине, в то время как в Гриффиндоре было принято сначала делать, а уже потом думать.       Отложив дела Рода Певерелл, наследник тяжело вздохнул и прошептал: «Нокс». Небольшое пространство погрузилось во тьму — Гарри лег на тонкий матрас и, укрывшись некогда являвшейся простыней тряпкой, свернулся калачиком и наложил на себя согревающие чары: в чулане всегда было очень холодно.       Представив себя в уже скорых теплых объятиях мужа, Гарри блаженно улыбнулся. Саму мысль о том, что его старшего супруга здесь может и не быть, мальчик страшился произносить даже про себя. Ведь если он подумает об этом мысленно, она может стать реальной. А этого маленький герой точно не переживет. ____       Утро и обед прошли довольно спокойно: без боли, хотя оскорбления и насмешки никуда не делись. Причина проста — Вернона на рассвете срочно вызвали на работу. Но маленькому Гарри было неспокойно — его интуиция, к которой мальчик старался прислушиваться, чуяла, что что-то должно произойти, и это «что-то» явно было не очень хорошим для него. С легкой тревогой Гарри мыл полы, протирал пыль, стриг кусты, готовил, выслушивал «поучения» от тети и «комментарии» от Дадли. Пока на улице не стемнело — Петунья заставила его переодеть ее фарфоровые куклы, при этом сама сидела напротив него и критиковала за неуклюжесть и безалаберность. В какой-то момент она начала говорить, что мальчик такой же бесполезный, как и его мать. На это Гарри только сжал челюсть, и поджал губы в тонкую полоску: его давно никто не называл «бесполезным». В прошлой жизни у него был комплекс неполноценности. Считал, что чтобы его любили, он должен что-то делать: помочь, выслушать, отдать, поделиться, рассказать, спасти магический мир от темного волшебника… В общем, он не верил, что кто-то сможет его полюбить просто так, поэтому предательство Джинни было для него нечто вроде подтверждения, что его самого никто не полюбит. И оттого искренняя любовь и забота Драко стали для него всем на свете, сам Драко стал для него всем. — Иди сюда, гадкий мальчишка! — раздалось от входа в дом. Гарри сразу напрягся, морально готовясь к побоям. Петунья молча поднялась наверх, чтобы не мешать мужу. — Я кому сказал: подойти! — он схватил мальчика за свободную руку (другая же была занята одной из кукол) и дернул к себе. Гарри из-за своего слабого тела упал перед ним на колени. Он успел прижать к себе фарфоровую куколку, чтобы та не разбилась. Но у Вернона были другие планы. — Что ты вцепился в эту куклу своими мерзкими ручонками, маленький уродец?! Украсть вздумал или же разбить, а? «Да он же пьян». — с отчаянием подумал ребенок, именно ребенок. Гарри просто перестал рационально мыслить: перед ним был дядя Вернон, который очень зол, который побьет его так же, как бил вчера, если не хуже, и оставит его в чулане на тонком матрасе мерзнуть и голодать. — Я тебе покажу, как вести себя!       Мужчина вырвал куклу из рук мальчика и отбросил ее. Гарри, услышав, как та разбилась, посмотрел в ее сторону. Перед ним лежала белокожая девочка со светлыми волосами и голубыми глазами. Она одета в простенькое персиковое платье, у нее отломились ноги и треснула рука, а по милому личику прошлась большая трещина, что исказила все лицо. Глаза мальчика наполнились слезами: тетя Петунья точно накажет его за эту куклу. — Простите… — прошептал он, смотря на куклу, с трудом сдерживая слезы. — Простите… — Смотри мне в глаза, щенок! Отродье… — Вернон смотрел на мальчика с неприкрытым омерзением. Он замахнулся и с размаху влепил Гарри пощечину так сильно, что малыш отлетел в сторону и упал. — Все проблемы из-за тебя! Урод! — он пнул его. — Такой, как ты, не должен здесь находиться! — еще один удар. — Лучше бы сдох вместе со своими родителями! — удар…       Маленький Гарри лежал и пытался прикрыть живот. По его по-детски пухлым щечкам текли крупные слезы, он всхлипывал от боли, обиды, унижения, но больше всего от горечи, ведь его родители живы, да и сами отдали своего ребенка в эту семью. От этого еще больнее… А ведь сегодня должен был прийти Хагрид — на улице уже ночь, а его все нет. А если его завтра не заберут в Косую Аллею, то он не сможет увидеть Драко. Слезы полились еще сильнее и еще отчаяннее. — Пр-прости…те… прост..ите… — шептал он дяде, всхлипывая. «Драко… Драко…». — звал он мужа, отчаянно.       А ведь сегодня его День Рождения…