Хроники Арли. Книга вторая. Кто Я?

— Отец Поль, — я поднял кубок, — хочу вас поздравить. Далеко не каждому под силу раскрыть заговор такого масштаба! Главный инквизитор Архана сидел за своим столом, и на его губах блуждала улыбка. Он явно уже примеривал на себя плащ епископа. — Не приписывайте все заслуги мне, «Голос», вы тоже внесли свою посильную лепту в это громкое дело. Я вас никогда не забуду. — Ну что вы, право, не стоит упоминать о моем скромном участии. — Напротив, «Голос», напротив, я всенепременно о нем расскажу на совете инквизиторов, когда меня пригласят для разбирательств. Он должны услышать всю правду. Я скрипнул зубами, ибо ни секунды не сомневался, какую правду расскажет отец Поль на совете. — Одно только меня огорчает, — я вздохнул почти искренне. — Что же, мой друг? — воскликнул отец Поль. — Говорите, я с радостью исполню все, что вы попросите! — Меня печалит то, что в свете заговора мы совсем упустили из виду поиск предателя, который сообщил сведения о передвижении вашего отряда. — Да бросьте, он точно пойман и сидит вместе со всеми! — отмахнулся главный инквизитор. — Об этом нечего волноваться. Мои люди и без вашего чудо-амулета смогут справиться со своими обязанностями. Это уже рутина. Вам лучше стоит побеспокоиться о том, что вы расскажете на совете. — Непременно об этом подумаю, — я скрипнул зубами. — Тогда не смею вас больше задерживать, «Голос», — сказал отец Поль и демонстративно перевел взгляд на рукопись, лежавшую перед ним. Мне не оставалось ничего, кроме того, чтобы ретироваться несолоно хлебавши. Паршивое настроение ухнуло еще дальше, хотя мне казалось, что под ногами дно. Мало того, что мы не нашли истинного виновника нападений, так еще и по моей милости в пыточные подвалы угодило полсотни ни в чем ни повинных людей. Я понятия не имел, как их оттуда вытащить. Выпускать из своих загребущих лап добычу главный инквизитор Архана явно не собирался. Успехи на поприще раскрытия заговора сулили ему такие дивиденды, что он зубами уцепился за такую возможность. — Без толку сходил? — догадался Оррик, едва увидел мою кислую физиономию. — А я тебе говорил! — Да, это была любимая фраза моей матери: «Я тебе говорила», — буркнул я. — Лучше извлеки из своей брюзжащей шкатулки какую-нибудь умную мысль. Оррик окинул наши невеселые лица — Аридил и Валена сидели тут же — и вздохнул: — С умными сейчас проблемы. Не сезон. — Что он сказал? — подала голос Валена. — Что обязательно расскажет обо мне на совете инквизиторов. — Это плохо. — Оррик поискал кувшин пива глазами и, убедившись, что он девственно пуст, поморщился. — Он потащит тебя на суд. Ну и нас заодно. Мало нам не покажется — там такие крысы, что вытащат на свет божий все, что ты успел натворить за свою короткую жизнь. Тук постарается откреститься от нашей компашки, так что испить чашу придется по полной. Никто за нас не вступится. — Но как он собирается предъявлять обвинения? Ведь артефакта на самом деле не существует. Я заранее предупредил его, что он не сможет… Оррик захохотал. — Наивный ты человек. И куда только тебя, такого «всезнайку», отправили. Да ему твой кинжал и не нужен. Как ты думаешь, сколько народу, которых упекли в темницу, после нескольких часов вдумчивых расспросов согласятся признаться в чем угодно, лишь бы у них вытащили спицу из жопы?! Ночь не закончится, как они все будут лить друг на друга помои и обвинять в смертных грехах! Только выбирай на любой вкус и записывай за болтуном. Не удивлюсь, если старый пень и на нас замахнется, когда у него будут все козыри в рукаве. Еще окажется, что ты зря сбегал с эшафота. От такой перспективы у меня захватило дух. Нет уж, биться так биться! — Ждите здесь! — бросил я, поднимаясь. — Ты куда? — удивился Оррик. — Вторая попытка, — я поправил рубашку. — Мы, горбуны, без боя не сдаемся. — Махни на дорожку, — предложил Оррик, протягивая мне маленькую деревянную стопку, я уже знал, что тут в ходу настойка из какой-то травы, горькая настолько, что от глотка морщится даже кожа на спине. — Да хрен с тобой, давай, — решил я. — Отец Поль! — мне повезло, что кабинет инквизитора был открыт, в противном случае мой запал весь вышел зря перед чудовищных размеров дверью. — Отец Поль, демон вас всех раздери! Настойка оказалась не только очень горькой, но и по крепости значительно превосходила водку, а так как я хотел казаться очень храбрым, то одной порцией отделаться не удалось. Нечто, напоминающее по вкусу соленое яблоко, я дожевывал по дороге и теперь размахивал им, как пистолетом командир штрафного батальона. — Отец Поль! — я влетел в распахнутую дверь и нос к носу столкнулся с его хозяином. Главный инквизитор с изумлением взирал на мое громкое появление. — «Голос»? — кашлянул он недоумевающе. — Чем обязан, э-э… — Чем обязан?! — завопил я сходу. — Чем?! И вы еще спрашиваете?! Да вы наглец! — Не понял, — пробормотал он, смущенный моим напором. — Он не понял! — Еще мой отец говорил, что лучшее средство смутить человека — повторять за ним его слова, так он сам себе выдумает все, что тебе нужно. — Да вы соображаете, что вы сделали?! — Э... — А я вам сейчас скажу! — заявил я и сел на стол рядом с инквизитором, что, похоже, повергло его в шок, а над головой стала потихоньку набухать белая клякса. — Вы мятежник, отец Поль, и самый настоящий смутьян! Выпученные глаза инквизитора надо было видеть. В его груди только зарождалось эхо возмущенного крика, как я соскочил со стола и встал над ним, незаметно поднявшись на цыпочки. — Молчать! Я «Голос» епископа Тука! А вы кто? Хрен с горы? Управляющий задрипанного городишки, который на карте без лупы не отыскать! Как вы посмели препятствовать правосудию?! Вы скрываете настоящего предателя? Или постойте-ка, может, вы с ним заодно?! Я изобразил самый зловещий взгляд, какой только мог представить. Не знаю, как он выглядит в исполнении семнадцатилетнего подростка, но, судя по выражения лица главного инквизитора Архана, города, которого почти не видно на карте, у меня кое-что получилось. — Нет, нет, я даже не думал! — Ах, вы даже не думали?! А вы подумайте — иногда помогает! — Меня понесло, и если раньше я, в принципе, пытался контролировать свои действия, то сейчас поймал себя на мысли, что у меня срывает башню. — Если ваши люди не дадут мне довести расследование до конца, я сегодня же сообщу епископу о ваших действиях, ставящих под удар всю церковь. У инквизитора на лице было написано, что он бы с удовольствием немедленно заткнул мой рот, но перспектива встать на пути всей церкви его ужасает. «Надо добивать», — понял я. — Сообщите епископу? — вдруг проблеял отец Поль. — Сегодня? — А вы что же думаете, отправившись в инспекцию, я не позаботился о связи с ним? — у церкви хватает разных амулетов. Мы не беззащитны перед магией. Я уже и так наложил ему с три короба, он поверил в кинжал «правды», почему бы не быть еще и табакерке «Голоса». — Но вы еще не сообщили ему ничего такого? — на главного инквизитора было жалко смотреть, не зря я тогда ночью решил, что «дуб-то с пустой сердцевиной». С теми, кто слабее, отец Поль вел себя соответствующе, а с теми, кто показал силу, старался не связываться. — Еще не успел, — сказал я. — Пока что он знает, что мы напали на нечто «крупное». Как ни пытался инквизитор, не смог скрыть облегченный вздох. — Не стоит ему волноваться о всяких пустяках. И вам не стоит. — А я все же волнуюсь! А что если это заговор в заговоре? А вдруг не все заговорщики пойманы? К тому же если мы узнаем имя этого человека, то вам будет воздано вдвое! Я замолчал, наблюдая за лицом главного инквизитора, на котором страх потерять все вдруг сменился жадностью, боровшейся с благоразумностью. К моей помощи он прибегать не хотел, но и морковка была велика. К моей радости победило простое человеческое чувство, кое-где именуемое грехом. — Да, в таком свете ваши слова не кажутся мне бессмысленными, — задумчиво проговорил он. — Но что же мы можем сделать? — Я составил новый список вопросов, который поможет нам выявить иуду. — Позвольте, как вы сказали? Иуду? — Да, так у нас называют предателей. — Хм, какое нехорошее слово! Но как верно оно передает смысл. Иуду! Что ж, идите и найдите иуду! Если нужна какая-то помощь, немедленно обращайтесь! Я буду на своем месте! Вот оно как! Заполучив такой кусок и отодвинувшись от пропасти, отец Поль вновь почувствовал могущество, которого у него никогда не было, и теперь с лёгкостью приказывал «Голосу» епископа. В лепешку расшибусь, но пну этого тщеславного индюка. Выйдя за порог кабинета главного инквизитора, я тяжело вздохнул. Каждый день к таким методам прибегать — останешься без нервных клеток. Этот еще оказался слаб духом, почему-то я был уверен, что с отцом Туком такая фишка не прокатила бы. Спустившись по лестнице и выйдя во двор, я направился к гостинице, в которой остановились Аридил и Валена. За столом в зале сидел Оррик и потягивал пиво. Он уставился на меня вопросительным взглядом, и я кивнул. — Налей мне еще и предупреди всех — начинаем! — Неужели горлодер подействовал? — ахнул Оррик. — Старина Поль оказался не готов к выходкам пьяного молокососа. Уже через час в тот же самый кабинет потянулись первые «постояльцы» камер. Как и в первый раз я решил начать с Грида. Воин, обезоруженный, без пояса и с обильными кровоподтеками на лице едва ли напоминал себя прежнего. Всего за сутки он стал бледной тенью прежнего задиры и гордеца. К счастью для нас и для него, отец Поль не успел всерьез насладиться своим успехом, и к пленникам не приступили с расспросами по-настоящему. — Здравствуй, Грид, — сказал я. — Садись. Он молча опустился на табурет, с ненавистью разглядывая мое лицо. — Ты знаешь, в чем тебя обвиняют. — Я невиновен! Я не злоумышлял против инквизиции! — почти закричал он. — Я знаю, — сказал я. — К несчастью, твой начальник думает по-другому. Я пытаюсь поправить ситуацию, и мне нужна твоя помощь. — Что нужно? — наконец спросил он. — Честно ответить на вопросы. — Я уже раз отвечал честно на твои вопросы. — Ответь еще раз. Теперь все по-другому — я тебе обещаю! — Хорошо, — вздохнул он. — Спрашивайте, ваша милость. Я пропустил сарказм мимо ушей. — Передавал ли ты сведения о передвижении караванов или отрядов инквизиции кому-либо? — Нет. — Рассказывал ли об этом посторонним или близким людям, которые затем могли передать их врагам инквизиции? — Нет. — Знаешь ли ты кого-нибудь, кто мог это сделать? — Нет. Я уже настолько расслабился, ожидая от Грида правды, что мои пальцы, до того лежавшие на кулаке десятника, сползли на клинок. И тут, после очередного «нет», у меня явственно засвербело в носу. Но не сильно, так что чихаешь до звона в ушах, а в меру: потрешь переносицу — желание исчезнет. Я даже поначалу не понял, что же случилось, и только после до меня дошло, что произошло: мне соврали, и я почувствовал это, не имея прямого контакта с человеком! Способность работала через металл! Гораздо слабее, не так ярко выражено, но все также исправно. Вот оно, мое спасение! Теперь я знал, как скрыть свои навыки от чужих глаз. — Ты меня обманул, — сказал я, возвращая руку на кулак Грида: опыт необходимо повторить, вдруг я ошибся? Воин замялся. — Я не уверен. — А мне думается, что это не совсем так. — Ну? Теплая и уютная камера ждет. — Возможно, десятник Таринг мог разболтать что-то о нашей прогулке. У него длинный язык. Мое чувство лжи молчало. — Оррик, этот Таринг сидит вместе со всеми? — В соседней камере. У него легкое ранение, ваша милость. — Давай его следующим. — Хорошо. Больше ничего интересного я от Грида не услышал, поэтому спустя некоторое время его вернули обратно. Десятник Таринг оказался невысоким человеком, нехлипким, но и не мускулистым, как ожидалось от младшего комсостава. Он слегка прихрамывал на правую ногу, и у него не хватало нескольких зубов, отчего его речь звучала невнятно, даже короткие «нет» и «да». Моя надежда вывести его на чистую воду разбилась об его лаконичные ответы, да и в целом он настолько не подходил под описание «болтун», что уже к середине беседы я понял, что с помощью меня, очевидно, Грид попытался решить свои личные проблемы, а мое «чувство правды» сработало на его беспочвенных подозрениях и личной неприязни. В конце концов его пришлось отпустить, и я начал сначала. Людей приводили и уводили, а я был так же далёк от результата, как и в самом начале. В качестве охраны отец Поль истребовал у городского главы десять солдат, практически ополовинив и так невеликий гарнизон, но кто б вздумал ему возражать! В городе и так царил переполох — история о том, что почти вся инквизиция томится в застенках, уже просочилась наружу. Люди замерли в ожидании. В конце концов я приноровился, и за день смог опрашивать по девять человек. Вопросов было немного, способность не требовалось настраивать. В тот первый день, когда за решетку угодили почти все члены отряда, беседа с людьми свелась к одному-единственному вопросу. Я задавал его, как автомат, а главный инквизитор и слышать не желал о прекращении процесса. Сейчас, когда мне не мешали, я сосредоточился на ответах, но и к концу недели воз не сдвинулся с места — подозреваемых не осталось. Мы собрались вчетвером в кабаке рядом с башней. Заведение пустовало, все его обычные посетители теперь квартировали в нескольких десятках метров напротив и чуть ниже уровня мостовой, отрезанные от пива и прочих недоступных им сейчас излишеств. Впрочем, отец Поль несколько поумерил прыть и пока не пытался взять дело в свои руки. Но его нетерпение нарастало, тогда как мои надежды по-быстрому решить дело рушились на глазах. Так что наше настроение было под стать всеобщему — если и не похоронное, то точно не боевое. — Больше никого не осталось. Шестьдесят три человека. Мы опросили всех. И тех, кто ходил, и тех, кто не ходил. Пустота. Никаких агентов, ничего! Добавить к сказанному мне было нечего. Да все и так это знали, ибо принимали в процессе самое непосредственное участие. Даже Валена настояла на том, чтобы ее допустили к делу. Я плюнул и разрешил: хуже все равно не будет. — А может, это кто из убитых? — сказал Оррик. — Не повезло бедняге, свои и прирезали. — Сомнительно, — возразил Аридил. — Если рассматривать эту версию, все наши усилия напрасны. — Будем исходить из того, что он здесь, — заявил я. — Как он мог меня обмануть? Любые уточняющие вопросы не дают результатов. Кажется, мы предусмотрели все: и добровольное сотрудничество с врагом, и под нажимом, за деньги и без, прямое предательство, игра в тёмную — ничего! Если кто и не понимал раньше всех выражений, то теперь, после стольких дней игры в детективов, среди нас таких уже не осталось. — А твоя эта хреновина точно работает? — сказал Оррик. — Может, отключается иногда, а ты и не знаешь. — Работает. — За время интервью я несколько раз специально просил собеседника сказать что-то заведомо ложное — способность исправно щекотала мне нос. — Эй, там! — крикнул Оррик хозяину. — Неси ещё пива! Я перестал ограничивать своих людей в тратах: если мы найдём предателя, как-нибудь выкрутимся, если не найдём, перейдем на казенный харч, а деньги достанутся другим. Совсем молоденькая девушка, почти девочка, принесла нам ещё два кувшина. Оррик разлил всем по кружкам, даже Валена не подумала отказаться. — А если он тебя не обманывал? — вдруг сказала она. — Не может быть. Я же спрашивал… — А если ты его не спрашивал? — проговорила она. — Совсем. — Но как такое возможно?! — воскликнул я. — Мы же всех… — Не всех, Иан, — сказал Аридил. — Далеко не всех. На следующий день я заявился к главному инквизитору ни свет ни заря. Он показался мне без обычной кольчуги и тер глаза. — Как успехи в расследовании, «Голос»? Я слышал, что пока иуда не пойман, — в голосе отца Поля не было и следа сожаления. — Как раз наоборот, — сказал я. — Мы напали на след. — Ого! И кто же это?! — Осталась самая малость. Мы думаем, что это кто-то из прислуги. Их не замечают и ведут беседы, о которых многим не следует знать. Поэтому мне нужно ваше согласие, чтобы поговорить со всеми, кто находится в этом здании, включая повара, чистильщика и камердинера. — Что за чушь! — мигом вспылил отец Поль. — Это все проверенные мной люди! — Но позвольте, ваши воины разве не являлись таковыми до недавнего времени? — Но они солдаты! Солдатам свойственно бунтовать! — А чем повар в инквизиции отличается от солдата? Он призван кормить слуг божьих, чтобы они ограждали народ от ошибок и людей, которые их совершают умышленно. Это тоже солдат в некотором роде, — я повернулся назад и уперся глазами в Оррика. — Конечно, все они солдаты! — гаркнул тот. — Вот видите, главный инквизитор, так что если ересь проникла в сердце братьев, что уж говорить о небоевых службах! Пока что я всего лишь прошу, отец Поль, — произнес я многозначительно. — Ну хорошо, — наконец сказал он. — Проверяйте, но поскорее! Мой рапорт почти готов, даю вам один день. — Вы само великодушие, — сказал я, глядя на его довольную физиономию, естественно, поимка шпиона среди слуг подпортит ему репутацию, так что он выделил мизерный срок, чтобы мы гарантированно сели в лужу. Оказавшись за дверью, я повернулся к Оррику. — Так. Нужны списки всего обслуживающего персонала. Вообще всех, кто хоть как-то относится к инквизиции. Даже если это девушка, и она лишь каждый четверг ходит стирать носки помощнику повара. Наш источник говорил про инквизицию, и я почему-то уперся в солдат, больше такой ошибки допускать нельзя. — Ты представляешь, сколько народу придётся опросить? Сколько у нас времени? — До сегодняшнего вечера. — Ты с ума сошел! Как ты себе это представляешь? — Не имеет значения, — сказал я. — Мы на верном пути! Оррик вздохнул. — Где взять имена всей обслуги? Я задумчиво потер подбородок, и в этот момент к нам подошел пожилой слуга главного инквизитора. — Завтрак подан, ваша милость, — кличка ко мне прицепилась, теперь так меня называли почти все в башне. — Давай зови наших, — сказал я Оррику, — в темпе едим и нужно шевелиться. Тебя как зовут? — обратился я к слуге. — Томаж, ваша милость. — Вот что, Томаж, ты же тут всех знаешь? Кто уходит, кто приходит, кто подметает. — Да, ваша милость. — Значит, поможешь составить список всех, кто работает в башне или наведывается сюда время от времени и мог что-то слышать. Моим людям придётся их всех опросить. Возможно, предатель скрывается среди них, — сказал я и вдруг взял его за руку. — Ты, кстати, не передаешь сведения о передвижении своего начальника и торговых караванов врагам инквизиции? Он вздрогнул и попытался отстраниться. — Нет! Я чихнул ему прямо в лицо.