***
Двери стеклянного лифта распахнулись, и Хастур шагнул в просторный коридор верхнего этажа небоскреба. Он никогда не понимал прелестей этих конструкций, когда поднимаешься все выше, а под ногами разверзается глубокая бездна. Каждый раз, заходя и нажимая на кнопку, Хастур боялся, что упадет. Пройдя всего несколько метров по светлому коридору, он дошел до нужной квартиры и невольно провел пальцами сквозь в хлам убитые порошком волосы. Недовольно цыкнув, достал из кармана ключи и открыл дверь. Стоило зайти, в нос ударил запах сигаретного дыма и спирта. Вперемешку с никотином он учуял еще и слабый дурман марихуаны. Из комнат доносились громкие звуки «Боли в каждом доме мечты». Постанывающие ноты резанули слух, и Хастур поморщился. Он не любил эту песню. — Что ты здесь делаешь? Кроули повернулся, как только Хастур остановился на пороге комнаты. Хастур молча оглядел его. Кроули развалился на черном кожаном диване, обнаженный по пояс, и Хастур скользнул взглядом по смуглому накачанному торсу, сплошь исчерченному шрамами. У Кроули на коленях сидел паренек в одних трусах, со стянутыми наручниками запястьями за спиной и следами порошка на плечах. — Проверяю, не сдох ли ты. — Как видишь, — Кроули вытащил пальцы из широко раскрытого рта любовника, облизал их и положил ладонь на бедро, обхватывающее его талию, — не сдох. — Ты месяц не отвечаешь на звонки, — Хастур сделал шаг вперед. — Игнорируешь даже Люцифера. — Если случится что-то действительно важное, Люцифера это не остановит, — сказал Кроули, доставая из кармана джинсов купюру и лениво скручивая ее. — Ты ведь поэтому здесь. Хастур вновь оглядел Кроули. Даже в собственном доме, наполовину раздетый и с любовником на коленях он не снял темные очки. За столько лет знакомства ему до сих пор не довелось узнать, что он за ними скрывает. — Я за тебя волновался. Кроули фыркнул. Схватил любовника за волосы и оттянул назад, заставив запрокинуть голову и выгнуться всем телом. Остатки порошка просыпались ему на джинсы. Ни в какое сравнение с Азирафелем. Тот на один только вид нежный и мягкий. Держа его в руках тогда, месяц назад, Кроули чувствовал это. И до сих пор не мог забыть. Если бы это Азирафель сидел сейчас на нем, подставляя свое обнаженное тело… Кроули сильнее сжал пальцы, и любовник проскулил, зажмурившись, и поерзал на нем. Наклонившись, Кроули жадно прижался носом к теплой груди и глубоко вдохнул, представляя, что под ним на самом деле прекрасный ангел со своей бледной мягкой кожей, покорно разложившийся на нем. Он совершенно забыл о свернутой купюре и провел ладонью по выпирающим ребрам. Будь на нем сейчас Азирафель, он бы вылизал его целиком, даже не будь на нем порошка. Хастур терпеливо дождался, когда Кроули поднимет голову. Киллер потер нос и шумно шмыгнул. — Я ведь так и не спросил тебя, как там Алиса? — Кроули выпустил волосы и засунул купюру в трусы, оставив пальцы под резинкой. — Прекрасно, — Хастур подошел к креслу и уселся. Он откинулся на спинку, хотя лицезреть Кроули с очередным любовником чертовски неприятно. — Грезит воспоминанием об ангеле, который ее спас. Кроули презрительно поморщился. — Ангеле, — прошипел он и посмотрел на своего любовника, взгляд которого блуждал по потолку за его спиной. Азирафель исчез на целый месяц. Ангел кинул его! Не отвечал на звонки, игнорировал сообщения. Кроули быстро сообразил, что он все переосмыслил и решил, что лучше забыть про него, не впуская в свою жизнь. Кроули спугнул его. И был в ярости. Забросил работу, игнорируя угрозы Люцифера содрать с него кожу, если он сейчас же не займется делом. Забыл про все, потому что разум занял лишь ангел, который не поддался ему так легко, насколько рассчитывал Кроули. Что он сделал не так? О, Кроули прекрасно понимал, что! Он не такой. Не для Азирафеля, не для святого нежного существа, не признающего зло в любом его виде, а Кроули — само его олицетворение, и ангелу довелось не единожды это лицезреть. Кроули шипел от злости, терзая всех без разбора, и понял, что не может работать в подобном состоянии, ведь просто перебьет половину Лондона. А так нельзя. Поэтому решил выждать, пока гнев поутихнет. Осознание пришло просто. Азирафель заразил его неприятной болезнью. Дал ему первую дозу, а потом оборвал все связи, оттолкнув от себя. И если Кроули нужен Азирафель, то Азирафель не желал этого… Значит, Азирафеля стоит заменить. Мало ли в Лондоне симпатичных блондинов? И за этот месяц Кроули перепробовал их немало. Правда, не каждого тащил в постель, ограничиваясь разнообразным общением. И все не то! В независимости от того, были ли они крашенными, натуральными или вовсе не блондинами. Пухлыми или худыми, высокими и низкими. Бледными и смуглыми. Все они не такие. Азирафель такой в единственном экземпляре. Чертов ангел, которого не смог заменить никто другой. Потому что у него этот взгляд, только он смотрел на Кроули так, что хотелось собственноручно удавиться или встать на колени. Бросить весь мир к его ногам. Азирафель спросил — как он выжил после своего первого убийства? Кроули запомнил это. И Азирафель больше не желал его видеть… Хастур оглядел любовника Кроули. Тот даже не возбужден. Казалось, он не осознал в полной мере, где находится и что происходит. Вероятно, Кроули успел что-то ему дать. — А ты совсем запал на этого детективчика, да? Я думал, ты просто решил, наконец, завести себе человека в полиции и выбрал кого поглупее, чтобы втереться в доверие. А он действительно… — Хастур снова оглядел парня на его коленях. Слишком похожий на молодого детектива. Такой же светленький. — Тебе понравился. Кроули устало опрокинул голову на плечо. — Он понравился твоей дочери, — заметил он с усмешкой, — и ты, между прочим, теперь должен ему. — Не думаю, что ему что-то от меня надо, — Хастур поморщился, — от него так и веет честностью и железными принципами. — Однако он пошел с нами и застрелил того мужика, что угрожал Алисе, — Кроули покачал головой. — Как думаешь, зачем? Вот и я не понимаю! Он не такой, каким кажется на первый взгляд. Он — сама загадка, которую я никак не могу разгадать… и это, черт… так меня раздражает! Кроули глубоко вдохнул и с чувством шлепнул по бедру любовника, заставив его вскрикнуть. — Как же я его хочу! — прорычал Кроули и снова с силой сжал в кулаке светлые волосы. Любовник выгнулся и напряг руки в наручниках в невозможности оттолкнуть его. — Ты бы только знал, Хастур! Так и хочется залезть к нему в душу и узнать, что же такое он там скрывает, что прячет от меня. Я чую запах отчаяния, но не могу добраться до него. Я хочу забрать его, но он не позволяет. Я чувствую себя мерзавцем, и впервые мне хочется быть кем-то другим, чтобы только он посмотрел на меня по-другому. Хастур промолчал. Кроули выглядел, как хищник, готовый броситься на любого, кто окажется рядом. — В чем проблема? — спросил он, подняв взгляд от расстегнутых джинсов Кроули, где виднелось нижнее белье. Кроули возбудился от одного только упоминания об Азирафеле. — Если хочешь — просто возьми. — Не-ет, — низко протянул Кроули и ласково погладил любовника по щеке, — просто взять — не вариант. Взаимность, Хастур, я хочу взаимности. Кроули провел пальцами по губам любовника, раскрыв, собирая вязкую слюну, а затем протолкнул их внутрь. — Но такой, как он, вряд ли полюбит такого, как я. Кроули замолчал, увлеченно терзая чужой рот пальцами. Хастур продолжал разглядывать его и гадать, что же он все-таки прячет под очками. — Люцифер просил передать, чтобы ты поторопился, — произнес, наконец, он, насчитав на груди Кроули как минимум десять шрамов, и поднял взгляд на темные стекла. — Он может делать со мной что угодно, я не выйду, пока… — Пока что, пока ангел сам не постучится в твою дверь, а ты вдруг перестанешь быть тварью Люцифера? — раздраженно выплюнул Хастур. — Приди в себя, ты уже не подросток. Люцифер не собирается ничего с тобой делать. Он попросил меня вытащить тебя из квартиры, и это с меня он спросит, если я облажаюсь. Кроули моргнул. — Вот же хитрый мерзавец. Хастур хмыкнул. — Хорошо, — Кроули расслабленно откинулся на диван. — Люцифер получит то, что хочет. Можешь передать, что я сделаю все к концу недели. Кроули поднялся и опрокинул любовника на живот, возвышаясь над ним, и стащил с него трусы, из которых на пол вывалились мятые купюры. Парень проскулил, и Кроули вжал его лицом в диван, свободной рукой достав из кармана пакетик с порошком. — Останешься посмотреть? — он повернулся к Хастуру и красноречиво выгнул бровь. Хастур поморщился и поднялся с кресла. Выходя из комнаты, он бросил взгляд на Кроули, рассыпающего порошок по бледным ягодицам, и отвернулся.***
Азирафель, в негодовании сжав губы, смотрел перед собой. Энтони Кроули посмел прийти прямо в участок. И не просто так. Он пришел за Энни Мартин! Целый месяц царило спокойствие. Полиция работала в обычном режиме, особо громких происшествий не случалось, дело Мартин забылось, а сама преступница временно сидела за решеткой, пока не признавала свою вину. Азирафель думал лишь о том, что это справедливо, потому что преступник должен быть наказан. И возможно, совсем немного… он чувствовал жалость. Энни очень красивая. Но спустя этот тихий месяц начальник полиции вдруг объявил, что Энни Мартин невиновна. Несколько дней сотрудники приходили на работу как не в себе, ничего не говоря. Каждый день все новый коллега приходил с дрожащими руками и ужасом в глазах. Фэлл не пытался лезть не в свое дело. Но от Хэмсворта узнал, что им угрожали. Сначала Азирафель представил, как в дом коллег врывается толпа людей с автоматами. Но потом ему довелось случайно подслушать разговор одного из работников с Габриэлем. Он рассказывал о том, что, придя домой, обнаружил свою семью связанной, и всего лишь один человек держал пистолет у виска его малолетнего сына. Коллега плакал и дрожал, рассказывая об этом, и Габриэль по-дружески обнял его, похлопывая по плечу. И никто не желал говорить, как выглядит человек, проникающий вечерами в их дома, мучающий родственников и угрожающий смертью. Азирафель с щемящей болью в груди предполагал, боясь признать правду. Предполагал ровно до того момента, пока Габриэль не сказал ему: «Змея Люцифера вылезла из спячки». И понял, кто стоял за всеми этими случаями, и не мог обвинять коллег в том, что они поддались и молчали. Потому что Азирафель помнил Кроули, стоящего перед ним с дробовиком в руках. Он помнил Кроули с пистолетом в том заброшенном доме, и да, Азирафель помнил, как тот в кровь избил человека, угрожающего маленькой девочке. Азирафель знал, что Кроули в состоянии запугать любого. Он словно специально выбирал тех, у кого большие семьи, а не таких, как Фэлл — одиноких. И когда Энтони Кроули пришел в участок с непроницаемым лицом, никто не сказал ему ни слова. Он спокойно стоял, ожидая, когда ему приведут Мартин, сложив руки на груди. Азирафель не понимал, куда он смотрит, о чем думает. Очки делали его взгляд нечитаемым. И от этого пугающим еще больше. Азирафель не знал, его ли рук дело, что судья опроверг доказательства и признал Энни невиновной, но подозревал, что Кроули стоял и за этим. Он не понимал. Не понимал, неужели у Кроули настолько нет сердца, что он посмел угрожать женам полицейских и их детям. Ведь даже у убийцы должен быть какой-то принцип, предел, кодекс. Разумеется, любой полицейский бы сделал что угодно, если угрожали его сыну или дочери, но насколько Кроули готов далеко пойти в своих угрозах? Азирафеля это пугало. Но с другой стороны он помнил, как Кроули защищал ту девочку, дочь его друга. Значит, и ему не чужды человеческие эмоции, и он — не просто машина для убийств. Азирафель помнил, как вздрогнул Кроули, когда он спросил его о первом убийстве, видел, как тот смутился. И не мог понять, действительно ли Кроули — тварь Люцифера, готовая пойти на все ради достижения любой грязной цели, или он просто талантливый манипулятор, у которого все же есть сердце. Азирафель смотрел на Кроули со смесью горячего ужаса и стыда. Он чувствовал неловкость из-за того, что бросил его, когда Кроули настойчиво требовал внимания. И Азирафель чувствовал личную вину, словно именно он разозлил киллера, заставив наброситься на полицию. Он не признавал того, что творит Кроули, и не стеснялся в голове именно его обвинять в том, что ему пришлось застрелить бандита. Его напугало, как Кроули напоил его, предложил наркотик, уверяя, что это безопасно, а потом спокойно проник в его квартиру. В самом деле — змея. Но самое пугающее не то, что Кроули хотел убить его. Наоборот, пугало, что он не хотел. Азирафель понял — Кроули работает быстро и хладнокровно. А с ним он возился, кружил вокруг, названивая, спрашивая о делах, вился со своим вниманием, и Азирафель не знал, о чем думать. Целый месяц он пытался справиться с мыслью о том, что убил человека по вине Кроули. Пришлось вновь начать принимать успокоительные, а ведь он бросил эти таблетки еще до того, как поступил в академию. Сотни раз он прокручивал в голове эту ситуацию и каждый раз приходил к выводу, что убил бы этого человека в любом случае. Потому что он угрожал ребенку. В его памяти все больше всплывали слова Кроули о том, что «это правильно». И в какой-то момент Азирафель поверил в это. И ужаснулся, что готов поверить в то, что говорит Кроули. Потому что в подобном случае… мог поверить и в другие вещи, которые этот человек мог нашептать ему на ухо. Поэтому решился бросить общение с ним. Несмотря на то, что в глубине души успел соскучиться без того, что Кроули звонил ему вечером, болтая, о чем угодно, только не о том, что происходит у обоих на работе. И во всем происходящем теперь… Азирафель винил только себя… Кроули заметил его. Как только зашел в это Богом забытое место, он сразу увидел своего ангела. Его невозможно не узнать. Такого беленького, чистого и непорочного среди всей этой грязи вокруг. Какой же восхитительный коктейль эмоций сиял в его голубых глазах. И ненависть, и беспомощность, и — Кроули на минуту замер — сожаление. А в глубине то самое отчаяние, которое так сильно терзало его еще с первой встречи. Безупречный ангел… Увидеть его после столь долгой разлуки оказалось лучше, чем принять любой наркотик после долгой завязки. Кроули не желал отступать. Настанет правильный момент, и он поймает его. Просто не сейчас. Не в полицейском участке, где вокруг столько глаз. Хотя он запугал их настолько, что если бы прямо сейчас схватил Азирафеля, заломив руки, и опрокинул на стол, никто и слова бы ему не сказал. Еще и смазку бы принесли. Хэмсворт бы разве что возразил, ведь Кроули не имел права причинять ему вред. Он прямо сейчас положил руку на плечо Азирафелю и что-то шепнул, заставив Кроули проскрипеть зубами от негодования и ревности. Мартин, наконец, вышла к нему, окинув пристальным взглядом. Кроули забрал у охраны все нужные вещи и подставил Энни локоть, за который та с усмешкой схватилась. Наклонившись, он влажно чмокнул ее в щеку, и краем глаза подметил, как ощетинился Гавриил. Кроули довел ее до машины и, галантно придержав за руку, посадил на переднее сидение. — А теперь, дорогая, — произнес он, сев рядом, пристегнувшись, и завел машину, — расскажи мне, кто может иметь доступ к личности Вельзевула и каким, блять, образом. — Сразу к делу и без прелюдий? — Энни усмехнулась и откинулась на спинку сидения. Закинула ногу на ногу, задев подошвой кроссовок кожаное сидение. — За прелюдиями к твоим любовникам, а Люцифер уже второй месяц требует с меня голову человека, благодаря которому его любимая девочка перестала приносить прибыль, — прошипел Кроули недовольно. — Сигареты есть? — В бардачке. Кроули поморщился, когда Энни закурила и довольно выдохнула дым прямо в салоне. Теперь придется везти ее в сервис и тщательно вычищать, чтобы вывести запах. — Мне нечего тебе сказать, Кроули, — сказала она, докурив и выкинув сигарету в окно. — Я ничего не знаю. Кроули недовольно прошипел. В последнее время он слишком часто слышит одно и то же. — Твой арест меня в могилу сведет. — А ты этому только рад будешь. Кроули остановил машину на перекрестке и повернулся к Мартин. Та выглядела так, словно он забрал ее из офиса, а не из тюрьмы, где она провела пару месяцев. — Не будь занудой. Я знаю, что должен был вытащить тебя еще месяц назад, просто возникли некоторые… обстоятельства, и я задержался. В итоге же ты все равно здесь, и уже завтра сможешь спокойно орать на своих рабочих. — Что тебя задержало? — Энни посмотрела на него, едко прищурив и без того узкие глаза. — Алкогольная кома? Передоз? Может, лежал в реанимации со вспоротыми венами? Кроули моргнул и вновь поехал, когда загорелся зеленый. — У меня были личные дела. В конце концов, у всех нас бывают долбанные личные дела! — Люцифер не простит тебе этот отпуск, — заметила Энни. Не с угрозой, а скорее с сочувствием. — Я знаю. — Значит, это настолько серьезно, если даже Люцифер не пугает? — Ты бы засунула свой сарказм подальше. У тебя целая фабрика стоит, я месяц не давал грабить твои склады, а еще тебе предстоит отчитаться перед Люцифером за то, что тебя вообще поймали. Я мог забить, но меня тоже не привлекала мысль, что ты за решеткой. Я посмотрел видео с камер наблюдения. Весьма неприятно смотреть, как тебя в одном нижнем белье уводят полицейские. Хоть бы одеться дали. Мартин усмехнулась и потеребила отвороты пиджака. Кроули молча проехал дальше, игнорируя красный свет, и ему вслед просигналило сразу несколько машин. — Кстати, как ты это провернул? Я слышала, что… полиция не желает отпускать меня ни под какими предлогами, есть даже явные доказательства моей деятельности. — Любое доказательство опровержимо, если заставить человека в это поверить, — произнес Кроули небрежно. — И я привел судье весомые аргументы, и он понял, что заблуждался. — А твои весомые аргументы подкреплялись оружием в праведных руках, держащих за шиворот его жену? — Энни со скукой оперлась подбородком о ладонь. — А вот и нет, — Кроули вдруг улыбнулся, — у него, кстати, очень красивая молодая жена, и недавно у них родились милейшие близняшки. Они все живут в загородном доме, в котором даже охраны как таковой нет. Идиллия, о которой только в книгах пишут, согласись. — И что ты сделал? Кроули достал телефон, пошарил в нем недолго. Мимо проехала просигналившая машина, и Кроули, не глядя, крутанул руль. Наконец, он оторвался от экрана мобильного и протянул его Энни. Она уставилась на фотографию, где на уже растолстевшем пожилом судье сидел, раздвинув ноги, паренек, засунув язык ему в рот, пока судья глубоко забрался ладонями в его расстегнутые джинсы. — Я даже не знаю, что более странно: происходящее на фотографии, или то, что она вообще у тебя есть, — Энни поморщилась и вернула телефон обратно. — Это была чистая случайность. Я искал в гей-клубе твоего анонима и наткнулся на этих двоих. Я, кстати, потом разыскал этого парня. Ему нет восемнадцати. Так что, во всех смыслах, эта фотография убедила судью в том, что он принял неверное решение в твоем деле. — В гей-клубе? Хочешь сказать, ты просто искал человека и случайно зашел в гей-клуб? — Энни скептично подняла бровь. — Я рассказал тебе потрясающую вещь, совпадение, которое случается один раз на миллион, а тебя волнует только гей-клуб?! — Энтони Кроули блестяще выполнил свою работу, какая неожиданность, такое случается впервые. Кроули посмотрел на Мартин. Та ехидно улыбнулась. — Энни, — устало протянул Кроули, — мне нужен ответ. У меня по-прежнему нет записи с анонимным звонком и пока нет возможности ее найти. Я не могу обойти защиту баз данных полиции. Этот некто натравил на твои склады бандитов, и у меня есть фото, по которому его можно найти. Но опять же… мне нужно, чтобы ты рассказала, как у него вообще могли оказаться данные о деятельности Вельзевула. — А почему ты не можешь взломать их базы? — спросила Энни. — Раньше проблем с этим не было. — Они обновили систему. — В чем проблема? Попроси помощи у Дагон. — Я не буду, — прошипел Кроули и крутанул руль, объехав просигналившую ему машину по встречной полосе, — просить у нее помощи. — А у тебя есть другие варианты? — скептично спросила Энни. — Ты и так затянул по времени. Тебе повезло, что этот аноним до сих пор молчит. Она открыла бардачок, посмотрела на содержимое, а потом снова закрыла его. Кроули вновь недовольно прошипел. Он смотрел на дорогу, не глядя на Мартин, которая развлекала себя тем, что трогала в его машине все, что попадалось под руку. — Так что, у тебя не остается выбора, — произнесла она после долгого молчания.