***
Азирафель долго не мог прийти в себя. Осознание ужасного факта обрушилось на него так внезапно, что несмотря на непомерную жажду мести, терзающую его душу, он оказался к этому совершенно не готов. Да, Азирафель всю жизнь искал Хастура — человека из своих кошмаров, чей хладнокровный голос по ночам заставлял его метаться по кровати и просыпаться в холодном поту. Найти Хастура — его заветная мечта. Но Азирафель не ожидал, что Хастур все это время был рядом, что они встретились еще в тот роковой день на складе, и уже тогда тот предлагал Кроули убить его. Хастур был рядом всегда, вертелся вокруг, он, черт возьми, разговаривал с ним! Они ехали в одной машине, и Азирафель… Совершил свое первое в жизни убийство, в котором все это время винил Кроули, ради того, чтобы спасти дочь Хастура. Дочь человека, который убил его родителей, когда ему было десять. Эту маленькую девочку, которой на вид ровно столько же… Азирафель плохо помнил, как отстранил Кроули от себя, холодно сказав, что ему срочно нужно на работу. Он плохо помнил, как добрался до дома и лег в кровать. Продолжая смотреть в одну точку перед собой, сверля остекленевшим взглядом стену, он вспоминал каждую мимолетную встречу с Хастуром. Дэнни Хайс. Хастур. На фото волосы еще черные, а сам он молодой. Никогда не был в Сохо и не имел детей. Как он мог не узнать его? Неужели его воспоминания исказились настолько, что он был не в состоянии узнать Хастура, когда тот стоял совсем рядом? Азирафель сразу понял, что не должен показывать, что он что-то знает, и это оказалось самым тяжелым. Кроули хоть и превращался рядом с ним в до странного послушного влюбленного, но Азирафель не забывал, что тот в первую очередь — наемный убийца и чертовски умный манипулятор. Мало ли, о чем бы подумал Кроули, и что бы сделал с ним в тот миг. Азирафель давно понял, что Кроули просто утолял свою манию к обездвиживанию партнера, а не заботился о его комфорте. Иначе бы его так не заботило, чтобы к нему не прикасались во время секса. Но Азирафель и не был против. Наоборот. Во время секса с Кроули все его мысли, любые плохие и самые ужасные вещи просто стирались из сознания. Энтони был настолько жестким и подчиняющим, он так четко диктовал свои условия, в конце концов, не было еще ни одного раза, когда он бы не связал его. Что Азирафель просто забывался во всем этом, получая до странного извращенный кайф от того, что на нем больше нет ответственности за собственную жизнь и тяжести больных воспоминаний. Что он не тот, кто поклялся вопреки всему отомстить и ломал себя год за годом, чтобы подстроить собственную сущность к этой мести. А просто человек, у которого есть свои желания, и кто-то, кто-то другой, чужой, так сильно жаждет эти желания удовлетворить. В какой-то момент Азирафель со страхом осознал, что зависим от этой неправильной близости. Что прикосновений Кроули все мало, и ему хочется больше и больше. Поэтому он подсознательно стал сам искать его, едва не напрашиваясь на каждое прикосновение. Азирафель и в больницу не пошел, когда этот бандит, за которым он три дня гонялся по просьбе Габриэля, пырнул его, только потому, что ему хотелось, чтобы Кроули о нем позаботился. Потому что об Азирафеле не заботился никто уже очень давно. С самого дня, когда мать в последний раз пела ему колыбельную. А Кроули так самоотверженно стремился ему что-то дать. И ведь сам не понимал, что именно. Азирафель посмотрел в окно собственной квартиры. Он так и не пустил Кроули к себе в дом с той самой ночи, как киллер впервые поцеловал его. Вся эта близость оставалась исключительно в доме Кроули. Киллер пускал его к себе, он доверял. Азирафель очень хорошо понял, насколько сильно Кроули доверяет ему, раз позволяет себе крепко спать рядом, не боясь, что детектив может причинить ему вред. И Кроули был так чертовски прав, говоря, что его грубость возбуждает. Азирафель так устал всю жизнь бегать и чего-то бояться, что его подсознание так и желало быть пойманным. Но пойманным лишь для того, чтобы получить удовольствие. Странная, непонятная, извращенная и неприятная зависимость. Кроули так умело дал ему то, чего он хотел. Освобождение от ответственности. Азирафель позорно замечал за собой, что засматривается на киллера дольше положенного, и, глядя на него, понимал, что видел в нем все меньше и меньше недостатков. Кроули убивал людей. А потом обнимал его, называя ангелом. Кроули терроризировал полицию. А потом держал его, помогая справиться с панической атакой. Азирафель с ужасом замечал, что самые обычные воспоминания об объятиях и словах киллера действуют, как чудесное лекарство, заставляя панику молчать. И он ни разу не задумался о том, а откуда Кроули так мастерски еще с первого дня умеет справляться с чужой панической атакой. Ни один доктор не говорил, что объятия и ласковый шепот могут справиться. Они выписывали таблетки, советовали специальные упражнения из раздела «перечисляй улицы района в обратном порядке, и тогда паника отступит». А Кроули помогал ему просто тем, что обнимал и прикладывал ладонь ко лбу. Азирафель привязался. А не было в этой жизни чего-либо хуже, чем самая обычная зависимость. Зависимость от прикосновений, хриплого голоса и даже от разрывающего на части члена. От приказов и ласковых прозвищ. От вечеров в мягкой кровати киллера и его присутствия рядом. А потому тяжелее всего было игнорировать Кроули в течение первой недели, как Азирафель узнал, кем все это время был Хастур. И тяжело не потому, что настойчивого Кроули непросто оттолкнуть и избавиться от его присутствия. А потому, что Азирафелю хотелось, чтобы он был рядом. Обнял. Утешил. И сказал, что все будет хорошо. Но Азирафелю нужно время подумать. Свыкнуться с мыслью… Что он, наконец, нашел то, что искал! И решить, что теперь делать. Хочет ли он все еще обычной мести, убийства ради убийства. Смерть Ньюта многое перевернула в его голове. Ньют мстил за любимую девушку, но стал совершенно безумен, и Азирафель, вопреки всему, не желал повторять его судьбу, вспоминая, как тогда выглядел его друг в день своей смерти. Совершенно непохожий на самого себя, лишенный последних человеческих качеств и желающий лишь праведной мести. Но ведь это смысл и цель его жизни! Азирафель шел к этому столько лет, столько боли и слез положено на достижение цели, от которой он теперь просто не имел права отступать. Не имел! Азирафель принял тот факт, что должен отомстить Хастуру. Несколько недель игнорирования Кроули и трясучки в отсутствии его прикосновений дали ему возможность принять это сложнейшее решение. Но главная и самая важная мысль дошла до него не сразу… За воспоминаниями о прошлом, за образом Хастура, столь часто теперь встающего перед глазами, и его голосом, пронизывающим сознание, Азирафель не заметил самого очевидного. Объятия Кроули, к которому он вернулся, стоило лишь принять факт того, что месть неизбежна, по-прежнему согревали и дарили покой и легкость. Секс с киллером продолжал быть лучшим, незабываемым и снимающим невероятное напряжение. Азирафель все еще расслаблялся, лежа под ним, принимая его ласки и отдавая себя без остатка. Кроули шептал ему на ухо самые невероятные вещи, чередуя грязные ругательства и нежные прозвища. Следы его любви не успевали сходить с тела, и Азирафелю было уже абсолютно на это плевать. Но в один из дней, когда он лежал в комнате киллера, распятый на кровати с завязанными глазами его же собственным галстуком, который уже успел промокнуть от слез, а Кроули в это время жадно держал во рту его член. До Азирафеля вдруг дошло. Дошло самое важное, то, что должно было дойти с самого начала, как только Кроули произнес имя Хастура, если бы не заласкал его к тому моменту до такой степени, что Азирафель не мог думать ни о чем, кроме его рук. Убийц его родителей было двое. А напарник Хастура — Кроули. Могло ли это означать, что это Кроули был там в тот вечер вместе со своим напарником? Когда Азирафеля осенило, он задергался в наручниках, но умелые прикосновения Кроули, не умеющего признавать отказы, все равно довели его до яркого и сводящего с ума оргазма. Азирафель даже позволил ему обнять себя после, глядя в потолок и пытаясь сопоставить голоса убийц в голове с его голосом. И отрицая собственную догадку всеми возможными способами. Если бы вторым из них оказался Кроули. Азирафель бы этого просто не пережил. Он долго думал, что делать. Как быть. Какую сторону принять, и какое решение в итоге окажется верным. У него созревали сотни мыслей, переплетающихся между собой, но в результате каждая из логических цепочек, которые он выстраивал, приводили к таким ужасным последствиям, что Азирафеля начинала бить крупная дрожь. Он даже хотел один раз поговорить об этом с Кроули, пока сидел у него на кровати и смотрел, как тот снимает рубашку. Но понял, что просто не сможет. Не сможет вынести, если тот скажет «да-а, я прибил как-то лет в двадцать одну парочку в Сохо». Ведь Кроули мог. Впервые Кроули убил в пятнадцать. И Азирафель подсчитал, что у Кроули были все шансы оказаться там, рядом с Хастуром в тот злополучный день… Он день за днем дрожащими руками выпивал одну бутылку за другой, сидя дома в одиночестве и пытаясь успокоиться. Азирафель нашел у себя несколько скрученных сигарет с марихуаной, которые Кроули лично дал ему со словами «вдруг тебе все же пригодится, ангел, мало ли какой день выдастся на работе, в жизни случается всякое». Азирафель во всех смыслах не желал признавать очевидного. Он пытался убедить самого себя в том, что нет, Кроули не такой, он бы не стал… Но потом подсознание, эта капризная стерва, так и шептало — конечно, мог, вспомни, скольких людей он убил на твоих глазах. Он безжалостный киллер, с чего ты решил, что он может быть хорошим человеком? Только потому, что он ласковый любовник, который называет тебя ангелом? Сразу после этого, Азирафель впадал в невыносимую ярость, разбивая бутылки с вином о стены собственной квартиры. Потому что все это, вся эта жизнь, ужасали и сводили с ума. Чертовы убийцы не должны существовать! Почему, почему в мире есть злые люди, почему нельзя просто жить мирно, никого не убивая? Почему Господь настолько жесток, что даже ангелы когда-то пали, свалившись из рая? А если жесток даже сам Бог… то что говорить о людях? Почему единственный человек, в чьих объятиях ему удалось, наконец, забыться, оказался не тем? Азирафель взвешивал все за и против, он пытался обдумать такой вариант, который был правильным. Включал бы в себя и справедливость, и месть, и то, чего он хотел. Который бы сделал невиновным и его, и Кроули. Но не выходило. Раз за разом он думал о том, что, если Кроули виновен, он никогда, никогда не сможет простить его. И себя, за то, что разрешил ему быть рядом и получал удовольствие от его прикосновений. Поэтому придя к тому, что во всей этой истории не будет правого, а только виноватые, что счастливого исхода просто не может быть, Азирафель совсем перестал по вечерам расставаться с бутылкой…***
— У тебя все хорошо, ангел? — неуверенно спросил Кроули, когда Азирафель упал в его руки, глядя на него блестящим пьяным взглядом. Этим вечером Азирафель сам пришел к нему в дом, когда Кроули совершенно не ожидал его увидеть. Пришлось написать напарнику смс, чтобы тот сам сделал всю работу, потому что Азирафель выглядел так, что Кроули понял, его нельзя оставлять одного. — Нет, — прошептал Азирафель, тяжело выдыхая ему прямо в лицо, и растянулся в улыбке, — никогда не было и, похоже, уже никогда не будет, Кроули. Кроули подтянул его к себе, помогая пройти в комнату, и усадил его на диванчик в гостиной. — Расскажи мне, Азирафель, — жадно попросил Кроули, обняв за плечи и чувствуя терпкий запах спирта, — тебе ведь станет легче, если ты просто поделишься со мной. Но Азирафель отчаянно помотал головой. — Нет, не станет, — выдохнул он, закрыв лицо ладонями, — мне просто плохо, Кроули, и я не хочу ни о чем говорить. Просто помоги мне забыть. Это единственное, что мне нужно. Забыть! Прошу тебя! Я больше не хочу ни о чем думать! Азирафелю было стыдно и противно от самого себя за то, что даже предполагая о Кроули худшее, он сам пришел к нему, сам попросил о помощи, а потом действительно забылся, когда Кроули сполз с дивана, больше ни о чем не спрашивая, и встал перед ним на колени. Он жмурился от отвращения к себе, когда слышал собственные стоны удовольствия. Он готов был плакать от того, что никак не может заставить себя прекратить все это, повторяя этот несложный ритуал вечер за вечером. Азирафель признал, что окончательно пал, когда Кроули однажды, облизнув испачканные спермой губы, протянул ему пакетик с порошком, говоря, что ему это поможет. А Азирафель просто принял его в надежде, что да — поможет, ведь все, что делает Кроули — помогает. Кто сказал, что обычная ангельская пыль не может иметь целебного эффекта? Однако не имела, и Азирафель понял, что даже это не помогает. Ни вино, ни виски, ни марихуана, которой он так отчаянно не мог заполнить легкие, ни кокаин, который вызывал лишь неприятное головокружение и желание чихнуть. Ни странные таблетки, которые, по словам Кроули, не оставляли побочных эффектов. Ничего не могло помочь ему вылечиться от собственных страхов и зависимости от Кроули, которой ему так отчаянно не хотелось лишаться. Но как бы Азирафелю ни хотелось забыться, как бы сильно ни хотелось остаться в этом состоянии — неизвестности и томления, было необходимо что-то делать. Нельзя просто продолжать ходить к Кроули и предаваться всем возможным грехам, лишь бы ничего не делать. Поэтому в один день Азирафель, протрезвев, с тяжелым сердцем все же принял решение.***
Азирафель несказанно удивился, стоило Кроули, еще в те прекрасные беззаботные дни, когда Хастур оставался для него всего лишь Дэнни Хайсом, с совершенно неприсущим ему смущением признаться, что принятие ванны — одно из его любимых занятий. Сам Азирафель находил это весьма скучным, занимающим время и попросту бесполезным. — Послушай, ангел, — Кроули отвел нечеловеческий взгляд, когда Азирафель с интересом заглянул ему в глаза, спросив, что такого в принятии ванны, чтобы заниматься этим так часто. — Представь, что ты пришел домой весь пропитанный кровью, максимально напряженный, усталый и злой. Опуститься в горячую воду и полежать так несколько часов, затянувшись сигареткой и надев наушники — лучшее, что только может быть. Азирафель тогда посмотрел на него таким взглядом, что Кроули поспешно попытался оправдаться. — Разумеется, так происходит не каждый вечер, — проговорил он, — это только в особо тяжелые дни. Или ты думаешь, я каждый раз должен напиваться в баре до потери сознания? — А в чем прелесть, если ты не пропитан насквозь кровью? — уточнил Азирафель. — Ну… знаешь, горячая вода, свечи, приглушенная музыка, — довольно протянул Кроули, — лежишь и отдыхаешь. Это расслабляет, правда. Неужели ты никогда не получал от этого удовольствия?! Азирафель тогда лишь равнодушно пожал на это плечами. А спустя какое-то время предложил Кроули показать ему, как правильно получать от подобного удовольствие. Кроули со всей серьезностью объяснил Азирафелю, как правильно смешать гели и соли, чтобы снять напряжение, попутно при этом наполняя ванну, расставил свечи, объяснив, какой аромат будет уместнее под какие эмоции. И Азирафель с интересом слушал его рассказ, пока Кроули не прижался сзади к его спине, положив руки на плечи, и мягко стащил с него пиджак. Спустя парочку часов Азирафель согласился — такая ванна действительно расслабляла. Это было так волнительно и прекрасно, ведь тогда Кроули был всего лишь обычным киллером, который по какой-то странной причине затащил его к себе в постель, а Азирафель лишь получал от этого неземное удовольствие. А сейчас они вдвоем лежали в ванной, до краев заполненной горячей водой с пышной белой пеной. Свет в комнате был приглушен, как и во всей квартире Кроули, ведь от освещения ему больно. Кроули расслабленно откинулся на стену, мягко оглаживая плечи Азирафеля, который лежал на его груди. Ангел согнул колени, так как они вдвоем были слишком большими, какой бы просторной ни была ванна Кроули. Азирафель прикрыл глаза, чувствуя, как пальцы Кроули мягко проходятся по влажной коже, пытаясь размять напряженные мышцы. Обычно от этого легкого времяпровождения он почти засыпал, чувствуя странное тягучее удовлетворение и пустоту в голове. Но сейчас он смотрел в стену из-под опущенных ресниц, пытаясь собрать мысли воедино. Азирафель скованно облокачивался о киллера, совершенно не волнуясь о том, что его замкнутость может вызвать подозрения. Азирафель уже успел понять — Кроули никогда не будет подозревать его ни в чем. Как бы он себя ни вел. — У тебя был совсем тяжелый день? — спросил Кроули, касаясь его уха губами. Азирафель едва пошевелился в ответ на это прикосновение. — Да, — выдохнул он и уронил голову ему на плечо, — Хэмсворт меня совсем загонял. В последнее время он требует слишком много. А еще в последнее время Азирафель думал настолько много, что ему казалось, он просто сойдет с ума. И если бы не активные попытки Кроули как-то сгладить его состояние, возможно, он бы это и сделал. — Бедняжка-ангел, — Кроули провел языком по уху, и Азирафель поерзал, чувствуя, как тот под ним возбуждается. — Кроули, мы были у тебя в кровати еще час назад, — заметил он, набирая немного пены в ладонь. — У меня до сих пор болит поясница. — Ага, и что? — спросил Кроули, сжимая пальцами его плечо, а потом скользя рукой ниже. — Что мешает нам повторить? — А если я не хочу? — спросил Азирафель неожиданно, и почувствовал, как рука Кроули замерла на его талии. Кроули молчал несколько секунд. — Хочешь. Азирафель опустил ладонь в воду, перехватив ладонь Кроули, и переплел их пальцы, чтобы увести Кроули подальше от своего чувствительного тела. Ему слишком тяжело сосредоточиться на мыслях, когда Кроули прикасается к нему. — Расскажи мне что-нибудь, — попросил он, зная, что Кроули на самом деле очень легко отвлечь. Киллеру, как ни странно, нравилось говорить о себе, стоило Азирафелю только спросить. Азирафель очень терпеливо и долго проверял границы дозволенного. Он много разговаривал с Кроули, следил за ним на работе, пытаясь выстроить в голове его образ, представить, что из себя представляет его разум. Кроули медленно, но очень верно переставал быть в его глазах обычным убийцей, превращаясь в полноценную личность. Личность, которая по непонятной Азирафелю причине, готова подпустить его к себе так близко, как не подпускал еще никто. — Что, например? — спросил Кроули, запуская пальцы во влажные светлые кудряшки и массируя. — Ты никогда не говорил мне о своей семье, — заметил Азирафель осторожно, в надежде, что Кроули достаточно разморен после бутылки вина, марихуаны, пары часов быстрого и весьма утомительного секса, а теперь еще и горячей пенной ванны. Сам Азирафель после всего этого уже витал где-то на краю сознания. Но все еще помнил, ради чего затевался весь этот вечер. — Было бы что говорить, — фыркнул Кроули, легонько дернув Азирафеля за волосы. — С чего ты вдруг заинтересовался? — Мне всегда было интересно, — ответил Азирафель, опустив голову на влажную грудь. — Просто я не спрашивал. — А с чего решил спросить? Азирафель промолчал. Кроули продолжал мягко массировать его голову, иногда добавляя немного пены на волосы, но потом Азирафель все же продолжил. — Сегодня у нас был случай. Мать бросила своего сына на автостраде в надежде, что его собьет машина. Когда ее поймали, она была полностью невменяема. Поэтому сегодня я весь день думаю… о семье, о детях… — Ты хочешь детей? — недоуменно спросил Кроули. — Что за дурацкий вывод ты сделал?! — раздраженно выпалил Азирафель. — Ну… а ты что, намекаешь на то, что меня в детстве оставили на автостраде? — обиженно спросил Кроули. — Да нет же, Кроули, почему ты такой… — Азирафель выдохнул, а потом успокоился. Сил на то, чтобы спорить не было совершенно. — Просто сегодня многие спорили о семейных ценностях, вот я и думаю об этом весь день. Кроули издал какой-то странный звук и ничего не ответил. Азирафель продолжал смотреть в потолок, пока Кроули с невероятным интересом трогал его волосы. Азирафель вздрогнул и выдохнул, когда ладонь Кроули мягко высвободилась из его хватки и обхватила член. — Кроули… — протянул Азирафель, но Кроули зажал его рот ладонью. — Никто не собирается тебя трахать, ангел, — пообещал он, проводя пальцами по влажным губам. — Просто скромные ласки, чтобы ты расслабился. Чтобы думать не думал о насилии на работе или своем начальнике. Ты должен думать только обо мне. Азирафель закатил глаза, а потом прикрыл их, откинув голову Кроули на грудь и позволив ласкать себя. Он и так думал только о Кроули. Один Кроули занимал его мысли. С дробовиком в руках, прижимающий оружие к его груди. Кроули, прижимающий его к постели и обхватывающий пальцами запястья. Стоящий рядом с Хастуром и называющий его по имени. Кроули, который возможно, был когда-то в его доме… — Но я и думаю о тебе, — произнес он, чувствуя, как Кроули второй рукой обхватывает его за шею и нежно проводит пальцами по линии челюсти, — потому и спросил… Кроули за его спиной хмыкнул, и Азирафель пожалел, что прямо сейчас не видит его лица. Но оно к лучшему. Откровения в полумраке, сонной обстановке и без прямого зрительного контакта намного приятнее. — Ты говорил, что у тебя есть сестра. — Говорил, — согласился Кроули, надавив ему пальцами на губы и проникнув ими в рот. Азирафель поерзал, невольно толкаясь в его кулак, и почувствовал, как Кроули становится все тверже. — Тебе будет проще что-то мне рассказать, если я расскажу что-то в ответ? Как в прошлый раз? Азирафель тяжело выдохнул. — Возможно. Он почувствовал, как Кроули задумчиво кивнул, продолжая ненавязчиво ласкать его. — Она родилась, когда мне было пятнадцать, — произнес он, и Азирафель замер, с трепетом понимая, что Кроули согласился на эту очередную маленькую сделку. — Из-за того, что в школе у меня обнаружили дислексию, я все время был дома. Хотя к семнадцати она уже начала проходить. А еще отец показывал мне, как правильно нужно стрелять, в то время как мать умоляла помочь укачивать сестру. Лиззи. Так я ее называл, когда она была маленькой, — Кроули вдохнул и замолчал. Его пальцы дрогнули, и Азирафель мягко погладил его ладонью, намекая, что он не торопится. — Она развивалась не как обычный ребенок. Когда ей было два, она еще не разговаривала, не поддерживала зрительный контакт и вообще не хотела… взаимодействовать. Как бы я ни пытался развлекать ее, играть с ней или гулять. Лиззи была равнодушна. Отец боялся, что она… недостаточно развитая, но потом… Кроули прервался, вздохнул и поерзал, поудобнее перехватив Азирафеля. — Потом Лиззи, будучи двухлетней, собрала на его глазах головоломку. Кубик с кучей цветов, которые надо сложить. Сидела на столе прямо на собрании, молча игралась, а потом все замолчали, когда она протянула ему эту игрушку, — Кроули снова помедлил, пытаясь подобрать слова, — врачи говорили, что она необычная, но… Лиззи была маленьким гением. Она все еще не разговаривала, но решала любые головоломки, какие бы ей ни давали. Кроули сжал кулак, и Азирафель закусил губу от внезапно возникшей боли. — Я любил ее, правда. Заботился о ней. Я был единственным, кому она доверяла, а она не доверяла почти никому, слишком почему-то боясь окружающих. Но отец слишком часто сравнивал нас. Говоря о том, насколько бесполезен я, и насколько умна Лиззи. — Ты что-то с ней сделал? — испуганно перебил его Азирафель, напрягшись всем телом. Кроули дернулся, прижимаясь губами к его уху. — Как ты мог такое подумать! — прошипел он. — Я бы никогда не обидел ее! Я не позволял отцу даже пальцем коснуться ее, когда наша мать ушла, а он стал слишком жестоким. Я никому не позволял тронуть Лиззи. Кроули откинул голову назад и потер пальцем переносицу. — Просто ей это было не особо нужно. Лиззи не эмоциональный человек. Отец использовал ее умственные способности по максимуму, а я… — Кроули задумался, но все же продолжил. — Должен был всего лишь стать киллером. Потому что больше ничего не мог, в вечном сравнении с Лиззи. Это было… — Неприятно? — спросил Азирафель, сжав его ладонь и проведя по ней пальцами. — Обидно? Кроули усмехнулся. — Не нужно быть детективом, чтобы сделать такой вывод, — ответил он. — Наша мать бросила нас, а отец был… слишком занят работой. Единственный, кто у меня был — это Лиззи. Сейчас у нее своя жизнь, потому что она никогда не была привязана ко мне, и потому что отец слишком давил на нее, пытаясь из гения вырастить гения в квадрате. Кроули прижался носом к его затылку и, прикрыв глаза, вдохнул запах геля. — Вот и все, что ты хотел узнать. Азирафель кивнул, сжав ладонь Кроули в своей. В приглушенном свете, ему казалось, что это откровение не уйдет никуда, кроме его собственного разума. Он сглотнул, в очередной раз осознав, что Кроули хочет быть откровенен с ним. — Моих родителей убили, — прошептал он, чувствуя, как Кроули под ним замирает. — Когда мне было десять. Азирафель выдохнул от того, как легко это прозвучало, наконец. Стало даже странно от того, почему раньше он не мог хоть кому-то рассказать об этом столь спокойно и легко. — И все эти годы я был один, — произнес он, — недавно я вспомнил об этом, и мне стало… тяжело. Кроули обнял его, пытаясь прижать к себе как можно теснее. — Если бы я только знал… — начал он, но Азирафель перебил, резко развернувшись и посмотрев в широко раскрывшиеся разномастные глаза. — То ничего бы не изменилось, — ответил он. Зрачки Кроули расширились, становясь похожими на человеческие, и Азирафель выдохнул. — Это моя боль, Кроули, не твоя. А ты просто помогаешь мне об этом забыть. Кроули сжал губы и кивнул. — Почему… — спросил Азирафель, чувствуя ужасную легкость от того, что сказал, и осознавая, что киллер стал к нему еще ближе. Даже то мнимое осознание того, что Кроули мог быть причастен, отошло на задний план. Будто Азирафель продолжал отрицать саму мысль, что Кроули мог. — Почему ты не даешь к себе прикасаться? — Я не люблю прикосновения. Мне это неприятно. Это просто средство самозащиты. — А если бы я тебя попросил… — Азирафель продолжал глядеть на него блестящими глазами, отчего Кроули невольно приоткрыл рот, наблюдая за ним, и кажется, не думая ни о чем. — Ты бы позволил? Мне? Мы ведь… достаточно близки. Кроули замер, молча разглядывая его и не зная, что на это ответить. — Ты бы сломал один из своих главных принципов ради меня? — спросил Азирафель. — Но я даю тебе себя трогать, — возразил Кроули. — Да, только у меня от наручников не заживают ссадины на запястьях. Не помогают никакие мази. Кроули виновато улыбнулся. — Может быть, — ответил он, — это было бы… интересным экспериментом. Хочешь покомандовать?.. Азирафель терялся в Кроули. Откровения, сказанные им, а после произнесенные Азирафелем, слишком быстро затерялись в ощущении Кроули рядом, цвете его глаз и осознании, что он рядом. И Азирафелю абсолютно плевать, что сомнения и подозрения в эту самую секунду продолжают сжирать его, пока он разглядывает лицо Кроули. — Я хочу узнать, насколько ты сам доверяешь мне, Кроули, — ответил Азирафель, — ведь когда-то ты так настаивал на доверии с моей стороны. Пришло время поменяться местами. Но, — он равнодушно пожал плечами, — если, окажется, что я для тебя всего лишь развлечение в постели. Я все пойму. Меня это не сильно обидит. Но мне важно это знать. Кроули тихо прошипел. — Черт с тобой, — произнес он и выпустил Азирафеля, разведя руки в стороны, — можешь делать все, что захочешь. Азирафель удивленно захлопал ресницами, разглядывая Кроули, открывшегося перед ним. — Серьезно? Ты вот так просто… позволяешь мне… все? При том, что еще ни разу не… — Меньше слов, ангел, — перебил его Кроули, — я, конечно, терпеливый, но только когда лично знаю, что сделаю. Я не очень люблю неожиданности. Так что, предлагаю тебе пользоваться возможностями. — Пользоваться возможностями, — фыркнул Азирафель. Он откровенно не понимал — кто он для Кроули. Обычная игрушка, или может быть, Кроули действительно имел какие-то чувства. Азирафель предпочитал думать, что первый вариант. Так проще. Намного проще предать кого-то думая, что тобой лишь играют, а не любят и боготворят. Тяжелее себя в этом убедить. И то, что Кроули прямо сейчас раскрыл перед ним объятия, откидываясь о стенку, позволяя ему что угодно, значительно опускало чашу весов не в нужную Азирафелю сторону. Но Азирафель, вдруг получивший то, чего так хотел, словно ребенок, которому дали невероятно вкусный десерт, принялся жадно изучать Кроули. Проводил пальцами по шее и ключицам, осторожно опускался ниже. Он касался Кроули почти неощутимо, боясь, что тому это не понравится, но не мог заставить себя остановиться, продолжая гладить его и касаться кожи губами. Кроули сдавленно дышал сквозь зубы, сжав кулаки, будто все это ему неприятно. Только стоящий член, упирающийся в живот Азирафелю, говорил об обратном. Кроули долго спокойно терпел, пока Азирафель мучил его этими простыми прикосновениями, мягко целуя в губы и прижимаясь к нему всем телом. А потом не выдержал и порывисто прижал его к холодной стене, расплескав воду, и, возвышаясь над ним, прошипел: — Ты даже не представляешь, как сильно я хочу тебя растерзать. Такого у них еще не было. Кроули брал его настолько несдержанно и дико, что Азирафель, совсем забывшись, видел, как перед глазами размываются цвета. А может, это все лишь эффект ганджубаса, он не особо понимал. Зато, когда он завел руку назад, обняв Кроули за шею и почувствовав, как тот в поцелуе прижимается к его затылку, Азирафель едва не кончил от понимания, что в этот раз они действительно занимаются чем-то большим, чем обычным сексом. Он чувствовал это нечто большее, когда Кроули, все еще мокрый после ванны и совершенно обнаженный лег рядом с ним в кровать и укрыл их одеялом. Чувствовал, когда смотрел, как мирно Кроули спит, обняв его и уткнувшись лицом ему в плечо. А еще чувство вины подсказывало Азирафелю, что между ними действительно что-то большее, чем просто секс, когда он встал с кровати, осторожно проверив, спит ли Кроули и достав телефон из его пиджака. Находя в нем номер Хастура, назначая ему встречу, а потом удаляя написанное сообщение. Совсем жалкое и крошечное чувство вины. Азирафель понятия не имел, что будет делать, если Кроули окажется тем самым человеком из его кошмара.