Ангелы с грязными душами

      Хастуру по жизни не везло.       Начиная с самого детства, как он только пошел в школу, и дети из класса принялись дразнить его Жабой только потому, что в ранних классах у него выявилось легкое заикание, которое с трудом удалось выправить к старшей школе.       И заканчивая университетом, когда до него дошло, что он совершенно не знает, чем заниматься по жизни.       За что бы он ни брался, все выходило криво и косо, ничего не получалось, словно его преследовало какое-то проклятие.       Сам бы Хастур назвал свою жизнь унылой и скучной, ниочемной и попросту бесполезной. Он существовал, спокойно выполняя все, что обычно делают люди, просто подчиняясь какому-то слепому инстинкту. Будто кто-то заранее заложил в него программу, по которой он должен действовать, и у него нет права что-то в этой программе поменять, ведь он не знает об этом.       Хастур жил, даже до конца не осознавая, что на самом деле живет.       Пока не появилась Эдди.       Эдди, которая ненавидела свое полное имя — Эддисон — была во всех возможных смыслах горячей стервой, которая предпочитает в основном тех самых крутых парней из университетской баскетбольной команды и унижает в школе одноклассниц, которые хорошо учатся и носят очки.       И Хастур бы никогда не подумал, что подобная девушка посмотрит в его сторону. Он вообще о девушках не думал. Они интересовали его еще меньше, чем уроки в школе, потому что Хастур откровенно не понимал, что интересного может быть в том, чтобы смотреть вместе фильм, держась за ручку.       Возможно, поэтому он и не обратил никакого внимания на флирт Эдди, когда она заказывала у него кофе.       И вполне возможно, поэтому Эдди была настолько этим оскорблена, что приложила все усилия, чтобы это внимание заполучить.       Хастур долгое время был к ней равнодушен, холодно разговаривая, когда она в своих коротких джинсовых шортиках и колготках в сеточку ждала его у выхода кафешки, в которой он подрабатывал, будучи студентом.       Он просто не понимал, что такого интересного может быть в отношениях.       А потом понял, когда Эдди прижала его к стене в переулке и опустилась перед ним на колени.       Эдди была непростой.       Она требовала к себе много внимания, она требовала от Хастура, чтобы он всеми силами доказывал, что любит ее.       Для нее отказ трахнуть ее в кинотеатре уже был равносилен отсутствию чувств, и Хастур успел забыть, что когда-то девушки не интересовали его совсем. В какой-то момент Эдди призналась ему, что еще никто ее не трахал настолько хорошо.       Им понадобилось всего пять лет нескончаемого секса во всех возможных местах города, невероятного количества истеричных расставаний, слезных возвращений и разнообразных партнеров во время пауз, чтобы понять, что друг без друга они не представляют себе жизни.       Поэтому однажды, встав перед Эдди на одно колено, Хастур навсегда забрал себе ее душу.       Только жизнь в Сохо оказалась слишком тяжелой. Это была не жизнь, а выживание. И только горячий характер Эдди и стойкое равнодушие Хастура помогли им не быть застреленными в переулке посреди ночи.       Хастур быстро смекнул, каким образом можно заработать в Сохо как можно больше. И наличие в его шкафу всевозможного оружия ничуть не смущало Эдди. Наоборот, он научил ее им пользоваться, чтобы знать, что ее короткие шортики всегда будут в безопасности.       Хастур был осторожен. Он тщательно выбирал людей, с которыми нужно работать.       И продержался несколько лет.       А потом Эдди показала ему эту странную штуку с двумя полосками.       И жизнь изменилась совсем. Хастур стал бояться за Эдди, практически не позволяя ей выходить из дома, пока она неожиданно тяжело вынашивала их маленькую дочь.       Алиса родилась, когда ему исполнилось двадцать девять, с врожденным пороком сердца.       А Эдди не выжила.       Не в состоянии пережить столь сильную потерю — единственного человека, разбавляющего красками его серый мир, Хастур не мог даже близко подойти к дочери. Ее плач выводил из себя, он раздражал, и ему было плевать, что о ребенке нужно заботиться.       Он никак не мог смириться с тем, что его Эдди больше нет.       Пока она лежала в больнице, доживая свои последние дни, а врачи изо всех сил боролись за ее жизнь, Хастур забросил все — работу, дочь, которую привез из роддома, где осталась ее мать, и самого себя. Он много пил, не в состоянии оторваться от бутылки и не обращал внимания на то, как громко где-то в глубине сознания плачет Алиса. Пока Эдди еще держалась за свою жизнь, Хастур кормил дочь из бутылочки, неосторожно держа на руках, а потом клал ее в кроватку и доставал виски.       Хастур не представлял будущего без своей Эдди, ведь у него не было никого. И у его возлюбленной тоже. Они были вдвоем против целого мира, помогая друг другу и живя одной жизнью на двоих. А потом из больницы пришла новость, что ее не стало.       Его любовь ушла, оставив лишь малышку, и Хастур понятия не имел, что ему теперь с ней делать.       Зачем она ему нужна, если Эдди нет рядом?       Мечась по квартире и круша комнаты, единственное, о чем он думал — избавиться от нее, потому что сил не было на то, чтобы заботиться о ребенке, по вине которого умерла его возлюбленная.       Пока Алиса плакала, лежа в кроватке, Хастур не слышал ее криков, находясь в собственной пучине отчаяния, до которой не долетали никакие звуки.       Целых три дня после того, как Хастур узнал, что Эдди не стало, он не выпускал бутылку из рук, залпом выпивая одну за другой, пытаясь заглушить собственную боль и втайне надеясь, что его прикончит алкогольное отравление. Ему было все равно на плач дочери в кроватке в соседней комнате. Он не желал ее видеть.       Хастур потерял смысл жизни и не собирался искать себе новый, не понимая, что теперь делать.       В сфере, где он работал, ходили слухи, что к Люциферу обращаются за помощью только тогда, когда совсем отчаются. Что он принимает к себе любого, но, чтобы прийти к нему, нужно сперва потерять все.       Слухи врали.       Все оказалось не так.       Люцифер нашел его сам.       Хастур лежал на полу, в окружении пустых бутылок и разбитого стекла. Квартира была разгромлена, но он не замечал этого, пялясь в поток и видя перед глазами размытые пятна. Он не услышал, как открылись двери его квартиры.       Люцифер просто появился в комнате, возвышаясь над ним, словно дьявол из преисподней.       Хастур моргнул, и последние остатки разума щелкнули в его голове, заставляя подняться. Весьма унизительно — пытаться встать, падая и пошатываясь под пристальным взглядом человека, о деятельности которого знала почти половина Лондона.       Хастур оперся рукой о стену, стараясь удержать равновесие, а Люцифер все не сводил с него пристального взгляда.       — Твоя слава, вероятно, несколько преувеличена, — произнес он, оглядывая его и едва улыбаясь. А Хастур молчал, пытаясь сфокусировать на нем взгляд. Паника, которая должна его охватить, глубоко спала, похороненная алкоголем, и он не подумал о том, что должен защитить себя. — Но кризисы бывают у всех. Мои соболезнования твоей потере.       Хастур вздохнул, чувствуя боль от очередного упоминания смерти Эдди, и сжал кулаки.       — Что тебе нужно?       — Мне нужен ты, разумеется, — ответил он. — Это ведь ты трепал мне нервы целых два года. — Люцифер говорил спокойно, в его руках не было оружия. Но от него исходила такая угроза, что Хастур, глядя на него блестящим взглядом, невольно трезвел. — Еще никогда у Смерти не было настолько искусных киллеров. Скольких же моих людей ты убил, Хастур…       Хастур сглотнул, шагнув назад. Он подозревал, что, работая на Смерть, рискует, но всегда был готов к любой опасности. Но не ожидал, что Люцифер явится к нему лично.       Очевидно с одной целью.       Из-за спины Люцифера показался киллер. Весь в идеальном черном костюме, с короткими рыжими волосами, убранными в беспорядочный хвост. Он с интересом подошел к книжному шкафу, разглядывая фотографии Эдди, совершенно не обращая внимания на их разговор.       В соседней комнате раздался детский плач, и все трое замерли, прислушиваясь к нему. А после Люцифер расплылся в довольной улыбке, от которой у Хастура замерло сердце.       — Нет ничего хуже, чем иметь ребенка, работая в нашей сфере, не так ли? — спросил Люцифер, убирая руки в карманы. — Уровень ответственности повышается, и всегда приходится вместо того, чтобы пойти ва-банк, думать о том, не отразится ли это на их здоровье.       Киллер отвернулся от книжного шкафа, облокотился о подоконник, скрестив на груди руки, и внимательно посмотрел на Хастура.       — Когда родился мой первый ребенок, я ночами не спал, опасаясь того, что люди Смерти могут напасть на него. А мне было всего восемнадцать. Я сам только следил за тем, как работает мой отец, пытаясь вникнуть в суть дел, а прибавилась еще и новая ответственность, — продолжал Люцифер, и Хастур уже начинал терять суть диалога. — Ты старше, опытнее. Ты профессионал. Такой профессионал, который нужен мне.       Хастур вздрогнул, наконец, понимая, зачем Люцифер посетил его дом.       — Плохая идея, — хрипло выдавил он из себя, краем глаза подметив, как ухмыльнулся киллер за спиной Люцифера. — Смерть не прощает предательства.       — Предательства не прощает никто, — заметил Люцифер, — а еще я не прощаю убийства моих людей и разорения моих заводов. Тебя нужно убить, пока ты… не в силах защититься. Но ты слишком ценный товар, чтобы избавляться от тебя просто так. Гарантирую — Смерть не тронет тебя, если ты будешь работать на меня.       Алиса снова заплакала, и Хастур сжал челюсти.       — Твой ответ? — спросил Люцифер, прожигая его взглядом.       — Нет, — ответил Хастур, — я больше не желаю работать ни на Смерть, ни на тебя.       Люцифер с пониманием кивнул. Он задумчиво посмотрел на своего киллера, а потом перевел взгляд на Хастура.       — Резкая смена ценностей из-за поломанной судьбы, — вздохнул он, — я дам тебе последний шанс. Кроули! — киллер сделал к нему шаг. — Избавься от ребенка.       Хастур не успел моргнуть, как рыжий киллер скрылся из комнаты. А после бросился вперед, отталкивая Люцифера. Он успел перехватить Кроули уже когда тот обхватил перекладину детской кроватки, где продолжала заливаться слезами Алиса. Вцепился в него, развернув к себе и встретившись взглядом с бездушными стеклами темных очков.       Он поразился тому, какой Кроули молодой. Даже моложе, чем он сам. Он изо всех сил сжимал его запястья, чувствуя, как протрезвел от страха за жизнь дочери.       Прошла всего секунда, и Кроули усмехнулся, ударив его коленом, вырвавшись из захвата, и мгновенно приставил пистолет к его лицу.       Хастур тяжело дышал, замерев, закрыв своим телом детскую кроватку, и смотрел на пистолет в чужих руках.       — Лучше согласиться, — заметил Кроули тихо, приподняв бровь. — У меня нет никакого желания убивать ее.       — Тогда зачем тебе пистолет? — прошипел Хастур, сжав пальцами края кроватки.       — Чтобы убить обоих, если ты примешь неправильное решение. Но я, правда, этого не хочу. Всего одно слово, и мы с тобой оба будем в выигрыше.       — Люциферу стоит пересмотреть твою преданность, — Хастур понизил голос.       — Твоя жизнь ничего не стоит, а вот младенец не виноват ни в чем, — ответил Кроули.       Послышались звуки шагов, и киллер, раздраженно цыкнув, ударил Хастура по лицу, повалив на пол.       Первое, что произнес Хастур, стоило Люциферу появиться в комнате — соглашение на сделку.       Слухи не врали — работа на Люцифера всегда несла за собой отчаяние и ситуацию, из которой не было иного выхода…       Работать на Люцифера оказалось намного приятнее, чем на Смерть. Он был «добрее», платил в два раза больше и практически не задавал лишних вопросов о том, какими методами работает Хастур, полностью отдавая ему инициативу.       Если бы Хастур забыл, каким именно способом Люцифер заставил его работать на себя, он бы сказал — что неплохо устроился. Во всяком случае ему больше не нужно было жить в Сохо, а его дочь ни в чем не нуждалась.       Жизнь стала совсем другой, но по-прежнему не обрела красок. Люцифер требовал не слишком много. Всего парочка дел в Сохо и немного в полиции, а в остальном он был предоставлен самому себе. Опасность, постоянно висевшая над его жизнью, словно исчезла.       Вельзевул, которая так часто была рядом с Люцифером, сильно напоминала ему Эдди. Такая же дерзкая, красивая, она не скупилась ни на что, лишь бы добиться собственной цели. Даже оружие в руках держала так же спокойно. Она часто пропадала где-то вместе с Кроули — который, казалось, не покидал Люцифера никогда, следуя за ним послушной тенью.       Хастур думал, что они в отношениях, пока не увидел однажды, как Люцифер усаживает Энни на стол, а Кроули отворачивается и выходит из кабинета.       — Я думал — она твоя, — это было первым, что он сказал Кроули с тех пор, как они стояли у кроватки его дочери, и тот спокойно говорил, что может убить обоих.       Он отлично понимал, Кроули — просто послушная шестерка, исполняющая приказы босса, а потому, таить на него обиду глупо. Ведь все, что он делал — исходило по воле Люцифера.       Кроули не отреагировал на его слова. Как будто ему плевать на человека, над чьей дочерью он возвышался тогда.       — Я люблю светленьких, — ответил он, пожав плечами так, словно они с Хастуром давние друзья, — у Вельзи и без меня полно любовников. Она умеет выживать. Можешь тоже попробовать, ради интереса. Я слышал, что она хороша в постели.       Хастур поморщился от того, с каким безразличием Кроули все это говорил. Кроули подозрительно не был похож на живого, и пугал его временами.       А еще, ему не хотелось ничего пробовать. Эдди по-прежнему жила в его сердце, а Алиса требовала все его внимание…       Как и подозревал Хастур, Смерть не оценил перехода на чужую сторону, и его месть не заставила себя долго ждать.       И его люди напали на Алису.       Только узнав об этом, Хастур мчался домой так быстро, как мог, проклиная самого себя за то, что по глупости и незнанию оставил ее одну. Он молился Богу, пытаясь унять дрожь в руках, в надежде, что успеет раньше людей Смерти, что его малышка выживет, когда взбегал по лестнице своего дома.       Он застыл в дверном проеме, увидев в комнате двух знакомых киллеров, работающих на Смерть вместе с ним.       Мертвых.       Энтони Кроули сидел в кресле посреди комнаты, укачивая его дочь на руках. Она спала, в то время как рядом с ним лежали люди, пришедшие, чтобы ей навредить.       — Ты в курсе, что младенцев нельзя оставлять в доме одних? — заметил он, приподнимая бровь из-под очков. — Помимо киллеров, которых может послать твой враг, есть еще такая вещь как — бытовая случайность.       Хастур молча смотрел на него, пытаясь осознать тот факт, что его дочь жива. Он подошел к Кроули и трясущимися руками забрал Алису, прижав ее к себе.       — Честно говоря, — произнес он трясущимся голосом, прикрыв глаза, — я понятия не имею, что мне с ней делать.       Кроули издевательски усмехнулся.       — Заботиться? — иронично ответил он, встав с кресла. — Как будто с ними можно делать что-то другое.       Он оглядел Хастура, который все еще прижимался к дочери щекой.       — Думаю, тебе стоит переехать, — заметил он, — причем желательно прямо сейчас. Я тебе помогу, а потом мы с тобой выпьем, и я расскажу, как правильно с ней обращаться. — Кроули вздохнул и посмотрел на Хастура. — Я же не буду бежать к ней каждый раз, как прикажет Люцифер. У меня есть и свои дела.       Вопреки своим словам, ругани и недовольству, Кроули слишком часто возился с его дочкой, когда понял, что Хастур совершенно не справляется сам. Издеваться над его некомпетентностью для него было подобно удовольствию, потому что сам он делал все идеально. Хастур понял, откуда он столько знает, когда увидел сестру Кроули. Странную десятилетнюю девочку, которая почти не разговаривала и слишком часто проводила время в кабинете Люцифера.       Иногда к нему присоединялась Вельзевул. У жестокой любовницы Люцифера оказалась странная любовь к маленьким детям. Она постоянно была рядом с Лиззи, практически не выпуская ее из внимания, в буквальном смысле помогая растить ее, а еще помогала с Алисой, когда Кроули просил.       И это при том, что Вельзевул было всего восемнадцать.       В какой-то момент Хастур подумал — а убил бы Люцифер в действительности Алису, или это была лишь чрезмерно грамотная манипуляция, которая в итоге удалась?..       Хастур часто думал.       Что если бы не Кроули, он бы так и не смог до конца понять, что Алиса — это его новый смысл жизни и его ответственность. Пока Кроули говорил, что нужно делать, ему становилось все более паршиво от воспоминаний, что когда-то он не хотел даже кормить свою дочь.       И он пытался компенсировать это всей заботой, которую был в состоянии в себе найти, но ошибаясь раз за разом под довольные смешки Кроули и Вельзевул.       Хастур не сразу понял, что Кроули ему нравится.       Эдди пришлось прижать его к стене, чтобы до него дошло. Что говорить о Кроули, который был к нему более чем равнодушен. Как и ко всему окружающему миру, как казалось Хастуру.       До этого он дошел сам.       Когда один раз они с Кроули сидели вместе в баре, и Хастур, немного перепив, подумал, что Кроули очень красивый, и ему интересно, почему он никогда не снимает при нем очки. Он частенько судорожно надевал их, когда Хастур заходил в комнату, где были лишь Энтони вместе с Вельзи.       Только Кроули в тот день подцепил какого-то парня, который едва ли не сам уселся к нему на колени, и уехал с ним вместе.       За несколько лет знакомства с Кроули, в которые они слишком часто проводили вечера вместе, Хастур успел понять, что у того определенный типаж. Кроули нравились светленькие и наивные. Ему нравилось командовать и подчинять. Ему не нравилось, когда к нему настойчиво прикасались, но он обожал трогать сам, при этом совершенно не стесняясь никого вокруг.       Хастур также понял, что неинтересен ему, потому что он не тот, на кого можно нацепить наручники, а потом так и оставить в туалете клуба.       — Не сегодня, — произнес Кроули, брезгливо оттолкнув от себя паренька, который настойчиво лез к нему весь вечер, что они просидели в баре, и залпом выпил свой стакан с виски.       — Нет настроения? — спросил Хастур, проводив ухажера взглядом, и снова посмотрел на Кроули, развалившегося в кресле.       — После того, как я увидел, что Люцифер делал с Вельзи у себя в спальне, у меня вообще нет желания помнить, что у меня есть член! — прошипел Кроули, налив себе еще один полный стакан. Хастур открыл рот, но Энтони его перебил. — Не спрашивай, я подобное даже вслух не собираюсь произносить!       — Мне не интересно, что творят другие в своих спальнях. Я хотел спросить, видел ли ты того детектива?       Кроули снова недовольно прошипел.       — Более чем видел, — фыркнул он, болтая в стакане лед, — я должен был убить его, но в последний момент выяснилось, что он понравился Вельзи! И есть за что — он симпатяжка, словно с обложки журнала, но какой мерзкий характер! Справедливость и прочая хрень! Работа на Люци быстро выбьет из него эту дурь. Нужно было умирать за свои идеалы, а не соглашаться, если он считает себя таким святым.       Кроули весь нервно дергался, буквально выплевывая слова в воздух, и Хастур почти кожей чувствовал его ненависть к этому детективу.       — Что такого он тебе сделал, что ты так его возненавидел? — поинтересовался он. Кроули обычно был спокоен, но, если что-то выводило его из себя, что бывало редко, он заводился и не мог остановиться.       Кроули замолчал, внезапно положив ладонь на бедро и погладив его, а потом скривил лицо, выпив очередной стакан.       — Не люблю честных людей, — ответил он, — именно честные и благородные всегда предают в первую очередь и стреляют в спину. Они убеждают тебя в своей святости и невинности, а потом — бам! — и ты осознаешь, что уже убит, а твое сердце навеки разбито.       Хастур хмыкнул.       — Вот ты — лжец, Хастур, — продолжил Кроули, потирая очки, словно желая снять их, — который во всем ищет выгоду. От тебя предательство будет уместным, а значит, и терзаний будет меньше.       — Очень откровенно, — заметил Хастур, — тебя что, мальчик в школе бросил, раз ты такой обиженный?       Кроули посмотрел на него, недовольно приподняв бровь.       — Никто меня не бросал, ясно? — произнес он, ерзая на стуле. — Если кто-то и бросает, то только я.       Шмыгнув носом, Кроули пьяно склонил голову набок.       — Ты высветлил волосы?       Хастур не сразу нашелся с ответом, не ожидая того, что Кроули спросит подобное.       — Ага, — ответил он, — прочитал в одной книге по психологии, что подобные перемены помогают пережить разлуку с любимым.       Кроули понимающе приоткрыл рот и кивнул.       — Она была красивая, твоя жена, — произнес он, укладывая подбородок на ладонь. — Дочке не повезет, если пойдет в тебя.       Хастур усмехнулся.       — Как и твоя сестра, если будет похожа на тебя.       Кроули рассмеялся.       — Понял-понял, — примирительно произнес он, подлив Хастуру еще виски из бутылки. — Смотри, видишь парней, которые пристают к той девушке? Ставлю сотню на то, что смогу вырубить всех троих и при этом не запачкать костюм кровью.       Хастур понимал, что Энтони Кроули не для него. Разве что в какой-нибудь другой вселенной, где они бы были знакомы с самого начала. Однако перестать любоваться и заботиться об этом Змеёныше, который, кажется, специально всегда нарывался на неприятности, он не мог.       Он не мог забыть, как Кроули держал на руках его дочь, когда мертвые люди Смерти лежали рядом. Как несмотря на занятость и приказы Люцифера, помогал ему с ней, когда становилось совсем тяжко.       Но не сходил с ума, не терзался ночами. Не страдал любовной лихорадкой, абсолютно спокойно глядя, как Кроули уходит с очередным партнером.       Настоящая любовь в нем перегорела, но симпатия и возможность любоваться в нем все еще остались.       Ради эксперимента Хастур попытался найти кого-то похожего на Кроули, ведь так это принято делать, чтобы перестать думать о ком-то.       Только из этого ничего не вышло. Такого, как Кроули, не существовало. Он такой один.       Но отношений Кроули не заводил, будто из принципа. Сторонился любой близости, ограничиваясь только пустым бездушным одноразовым сексом, не подпуская никого к себе ближе.       И Хастур подумал, что секс — на самом деле всего лишь секс. Это просто действие, которое можно повторять с кем угодно. Для Кроули он лишь расслабление, а не пылкая любовь, как это было у него и Эдди.       А вот с ним Кроули близок. Делился историями из детства, которые заставляли волосы вставать дыбом, когда выпивал слишком много и позволял тащить себя после этого домой.       В какой-то момент Хастур понял, что этого вполне достаточно. Любовь на расстоянии это ведь тоже достойное чувство?       После смерти Эдди ему не нужны отношения. Он не понимал, почему его так влечет к Кроули. Не только же из благодарности за спасение дочери? Возможно, Кроули сам по себе привлекал, будучи слишком харизматичным и красивым. А может, потеряв Эдди однажды, Хастур боялся, понимая, что не перенесет еще одной потери.       И единственным действительно важным смыслом его жизни навсегда стала Алиса.       Хастур продолжал жить лишь ради нее.

***

      Дагон приподнялась на нем и, осторожно перевернувшись, улеглась рядом, довольно поглядывая из-под рыжих ресниц. Она завернулась в тонкое одеяло, в то время как Хастур, тяжело дыша, глядел в потолок. Киллер потянулся за сигаретами и расслабленно прикурил, облокотившись о спинку кровати.       Сестра Кроули сморщила носик и ладонью отогнала от себя дым.       — Кстати, мне все было интересно, — спросила она, разглядывая Хастура, и тот вопросительно приподнял бровь, сжав сигарету губами, — откуда они?       И Дагон провела пальцами по своей шее.       В первый раз Дагон оказалась невероятно зажатой. Оно и неудивительно, ведь она никогда ни с кем не была. И Хастуру пришлось приложить уйму терпения, ведь иметь дело с девственницей ему еще не доводилось. Ей было больно и неприятно, она не особо понимала, что он с ней делает и для чего.       Зато Хастур был просто на грани блаженства, обнимая ее за тонкую талию, прижав спиной к своей груди, уткнувшись носом в рыжие кудряшки и вдыхая аромат кофе.       Киллер усмехнулся и опустил взгляд на сигарету. У него вся шея была в мелких рваных шрамах.       — Стекло от бутылки, — ответил он спокойно и затянулся. — Из-под водки.       На самом деле Хастур не думал, что после подобного раза Дагон захочется повторения. Во всяком случае, будь он на ее месте, он бы не захотел. Несмотря на то, что он был с ней осторожен, ему все равно казалось, что все это… слишком бездушно. Он был недостаточно знаком с ней, чтобы чувствовать что-то большее, чем просто физическое удовольствие, но и достаточно знал ее, чтобы осознавать, что под ним не шлюха, которую можно драть как угодно, а потом столкнуть с кровати.       Но Дагон позвала его снова.       Хастур не отказал. А почему нет, если ей хочется, а он все равно один? Намного проще, чем искать партнера в баре.       Во второй раз Хастур попробовал по-другому. Повернул ее к себе лицом. Но и это не дало положительного эффекта. Только сильнее заставляло его думать о том, как сильно она похожа на Кроули, и жмурится ли он столь же сильно, приоткрыв губы.       Дагон не то, что было больно, но какого-то особого кайфа она явно не получала.       Хастур припомнил, многие говорили, что она просто бесчувственная. Но что-то подсказывало ему, что есть в этом какой-то подвох. Одно дело чувствовать эмоции на уровне химических реакций, которые Дагон, по его мнению, просто слишком притупляла таблетками, и если бы она отказалась от них, возможно, получила бы то, чего хотела. А секс — всего лишь механика, и Хастур уверен, даже такую, как Дагон, можно довести до нужного состояния, главное найти правильный подход.       Поэтому, заметив, что сестра Кроули не против абсолютно любых его действий, он пытался оживить ее.       Иначе ее безразличный взгляд выводил его из себя.       — Ого, — Дагон задумчиво свела брови, продолжая разглядывать его шрамы, — и кто тебя так? Отец? Или мать?       Хастур вновь усмехнулся.       — Никто, малыш, — ответил он и выдохнул дым, — это я сам.       Хастур долго возился, пытаясь найти то удобное положение, при котором ей было бы особенно хорошо.       Но по итогу все оказалось намного проще.       Стоило его пальцам сомкнуться вокруг ее тонкого горлышка во время особенно сильных толчков, как Дагон мгновенно переменилась.       Хастур тогда лишь ухмыльнулся, продолжая и выбивая из нее первый в жизни оргазм.       А потом все стало проще. Когда Дагон поняла, какое именно удовольствие приносит секс, она стала намного активнее. Хастуру оставалось лишь наблюдать за блаженством на ее лице и гадать, так ли в моменты оргазма выглядит Кроули.       Дагон вела себя как ребенок, который обнаружил что-то интересное, и теперь пытался узнать больше.       Для Хастура она и в самом деле была ребенком. Почти в два раза младше его, с невероятным айкью, однажды у него на глазах она за две минуты взломала охранную систему банка просто ради развлечения, чтобы через камеры посмотреть, за сколько они все исправят. И несмотря на всю ее гениальность, все равно, казалась ему всего лишь малым дитем.       Как Алиса.       А о таких только заботиться и баловать, а не душить периодически в постели, позволяя выгибаться на собственном члене.       Иногда ему казалось, что это неправильно, что Дагон для него слишком маленькая. Но это быстро забывалось, стоило обнять ее и прижать к себе.       Сестра Кроули озадаченно склонила голову набок, а потом удивленно раскрыла рот.       — Но ты, видимо, не знал, что заикание так не лечится, да? — спросила она, и Хастур подавился дымом.       — Я не говорил про заикание.       — Но у тебя проскальзывает иногда.       — Не проскальзывает, — киллер нахмурился.       — Совсем редко, главное вслушаться, — Дагон безразлично пожала плечами.       Хастур тяжело выдохнул дым. Ему лет двадцать не говорили о былом детском дефекте. Странно вдруг слышать это, в особенности от сестры Кроули.       — Дай мне попробовать, — попросила она, показывая на сигарету в пальцах Хастура.       — Зачем? Если ты никогда не пробовала, не надо начинать, — заметил киллер, отстранив ее от себя. — Ты и так пьешь столько дряни, что я поражен, как до сих пор жива осталась.       — Потому что я умею правильно дозировать эту дрянь, — Дагон ухмыльнулась, — и смешивать вещества так, чтобы снизить процент побочных эффектов.       Хастур поморщился. Для него все эти разговоры ни о чем.       — Все равно, это ужасно вредно, — заметил он. — Хочешь погулять сегодня?       До него быстро дошло, что у Дагон самая обычная фобия. Она боялась выходить из дома, люди ее нервировали, а возможность прикосновений пугала.       Хастур не особо понимал, зачем ему вдруг понадобилось возиться с ней, ведь это не его дело. Но страх в глазах обычной девушки, чей гениальный разум используют не более чем для работы на расстоянии, оказался неприятным.       Поэтому Хастур долго уговаривал ее выйти на улицу. По итогу, единственной причиной, по которой Дагон согласилась, оказалось его присутствие, и только потому, что он — киллер, а значит, в случае чего защитит.       В свое время у него даже с Алисой не было таких проблем.       — Мы уже целых два раза погуляли за этот месяц, — возмутилась Дагон, натянув одеяло повыше. — Неужели этого мало?!       Хастур вздохнул.       — Мало, — терпеливо ответил он, и Дагон недовольно сдвинула бровки.       — Тебе заняться больше нечем, кроме как тащить меня на улицу? — спросила она, встав с кровати. Одеяло упало на пол, и Хастур окинул взглядом обнаженную фигуру. — Ты вроде занятой человек.       — Ага, — Хастур в последний раз затянулся сигаретой и затушил ее. — Считай себя особенной. У тебя айкью выше двухсот, а ты не можешь выйти на улицу, не держась за человека, у которого он значительно ниже.       Дагон подошла к стулу, на котором лежал аккуратно сложенный свитер. Она натянула его прямо на голое тело и обернулась к Хастуру.       — Он ниже двухсот, ты преувеличил, — заметила она. — Хочешь сказать, у тебя нет потаенных страхов? Я более чем уверена, что есть, они есть у всех. Темнота, например, пауки… боязнь одиночества. Страх быть непринятым обществом. В интернете каких только фобий не встретишь. А меня всего лишь пугают люди.       — Чем они тебя так пугают? Это же не… — Хастур задумался. — Не демоны из преисподней.       Дагон усмехнулась.       — Но демонов ведь не существует, зачем их бояться? — она удивленно моргнула, а затем подняла с пола джинсы. — А люди реальны. Сам подумай, демонам хотя бы Сатана велит быть злыми, да и вообще. Если их когда-то скинули с небес, неудивительно, что они обижены. А люди, они… злые сами по себе. Они напрочь лишены человечности и творят зло просто потому, что им нравится. Как их после такого не бояться?       Хастур нахмурился. Он знал Дагон с ее детства. Она практически выросла в окружении того, чем занимался Люцифер. Видела все, что происходило еще в столь раннем возрасте. Дагон сказала ему, что ничего не забывает. Она даже его помнила.       Значит, она помнила все, что делал Люцифер. Абсолютно.       — Малыш, — Дагон обернулась, когда Хастур позвал ее, — ты помнишь, когда Гавриил присоединился к Люциферу?       — Конечно. Я же говорила, я помню все, что происходило.       — Почему Кроули его ненавидит?       Дагон призадумалась, приложив пальцы к губам. Хастур проследил за этим жестом, вспоминая, что Кроули делает точно так же, когда о чем-то размышляет.       — Может, Гавриил ему понравился? — произнесла Дагон. — А может, это из-за того, что Люцифер выстрелил в него, и Кроули несколько недель не мог нормально ходить. Мы с тобой куда-нибудь пойдем, или ты так и продолжишь валяться в кровати?       Хастур хмыкнул.       Стоило им пересечь порог квартиры, Дагон вцепилась в него мертвой хваткой. Хастура удивляло, как такая самоуверенная и умная, она вмиг терялась, выходя за пределы собственной территории.       Дагон держала его под руку, сжимая пальцами рукав плаща. Она посмотрела в сторону детской площадки, на которой играли дети. Наступил поздний вечер, зажглись фонари, но никто из бегающей малышни не собирался домой.       — Тебя обнять? — спросил Хастур, когда мимо прошел мужчина, и Дагон прижалась к его боку. — Может, так тебе будет спокойнее?       — Нет, — Дагон помотала головой. — Когда я тебя держу, я контролирую ситуацию. Мне так комфортнее. Было бы куда приятнее, если бы всю жизнь можно было контролировать и просчитать. Но всегда находятся погрешности.       — Это ты про людей вокруг? — спросил Хастур, вопросительно подняв бровь и оглядевшись.       Он привык не доверять окружению, опыт заставлял его всегда быть начеку и осматривать территорию. Но не до такой степени. Во всяком случае, лично он не видел опасности.       — Никогда не знаешь, чего от них ожидать, — Дагон поежилась и направилась в сторону аптеки. — Когда мы с Кроули были детьми, он часто пытался научить меня читать чужие мысли. Он всегда мог догадаться, что у человека на душе, о чем он думает, только посмотрев на него. Кроули говорил, что каждый разум подчиняется определенной схеме, и главное, просто знать ее. Но я думаю, он просто подсознательно все это чувствовал. У него что-то вроде таланта. Он видел, что я не могу разобраться, и объяснял, много. Но я до сих пор не понимаю. Мне подвластна любая информация, но видеть чужие души — за гранью моего понимания.       Хастур внезапно остановился.       — Тогда почему ты решила доверять мне? Если ты не можешь с точностью сказать, что у меня в голове?       — Надо же с чего-то начинать, — Дагон пожала плечами.       Мимо прошла женщина и с подозрением оглядела сперва Дагон, а затем Хастура. Он криво улыбнулся ей. Разумеется, со стороны выглядело, будто он гуляет с ребенком, учитывая, что Дагон не выглядела на свой возраст, да еще и прижималась к нему так, как дети никогда не прижимаются к своим отцам.       Чужое беспокойство объяснимо.       Но Дагон не ошибалась, говоря, что людям безразлична чужая жизнь — поэтому женщина прошла мимо.       Каждый всегда думает — что это не его дело.       У аптеки неярко горели фонари, освещая надпись. Хастур придержал дверь, пока Дагон заходила. Она на мгновение отпустила его, но потом снова схватилась за его руку.       — Ты ведь не собираешься принимать все это, верно? — спросил Хастур, когда Дагон с горящим от восторга взглядом подошла к витрине.       — Разумеется, нет, я не принимаю больше половины из того, что делаю, — ответила она, беря в руки упаковку, переворачивая и читая состав. — Это все для экспериментов. Я ведь делаю много веществ и просто так. В смысле… которые лечат самые обычные симптомы.       — Зачем, если они уже есть в аптеке?       — Я делаю лучше! — обиженно произнесла она. — Я создаю нужные формулы, чтобы улучшить качество. Между прочим, я работаю с несколькими фармакологическими компаниями. — Дагон на секунду запнулась. — Через компьютер… не все соглашаются работать дистанционно.       — А Люцифер в курсе? — Хастур приподнял бровь.       — Нет, ему и не нужно. Не могу же я делать только то, чего хочет он.       Она быстро потеряла к нему интерес, рассматривая препараты и складывая их в корзинку.       У Хастура в кармане завибрировал телефон.       Киллер достал его и нахмурился, читая смс.       — Что там? — Дагон посмотрела на него, отрываясь от своего занятия. Она приподнялась на цыпочки, с интересом заглядывая в экран. Она была совсем низкой рядом с ним, учитывая, что Хастур выше Кроули.       — Твой брат, — ответил киллер, — хочет встретиться.       — О, — Дагон усмехнулась, — ему вечно нужна чья-то помощь, он один как будто вообще не может справиться, — а потом Дагон резко изменилась в лице, — ты же не бросишь меня здесь одну прямо сейчас?       Хастур неловко моргнул, оторвавшись от экрана мобильного.       — Конечно, нет, малыш, — ответил он, — Кроули взрослый мальчик, он может подождать.       Дагон улыбнулась. Такой похожей улыбкой.       А Хастур задумался, что же Кроули понадобилось от него поздно вечером.