***
Азирафель сел на кровати, уставившись перед собой. Четыре серых стены, окружающих его, давили, сжимали пространство. В столь замкнутом помещении, лишенном окон, темном, закрытом, становилось трудно дышать. Невыносимая тоска накатывала волнами. Но ожидаемый приступ паники не наступал еще с первого дня, как Азирафель оказался здесь. И пусть временами он начинал задыхаться, но быстро приходил в норму, так и не доходя до крайней точки. Ему очень хотелось признаться себе в том, что он излечился. Но думать о подобном, находясь в заточении — не слишком удачная идея. Азирафель осмотрелся. Что-то было не так. Стены казались особенно огромными, нависающими над ним со всех сторон. И тут Азирафель понял, что не так. Комната стала меньше. Ее пространство сузилось до невероятно маленьких размеров, а стены увеличились, вырастая вверх. Вытянув руку, Азирафель коснулся стены камеры. Холодная, шершавая, совсем близко. Близко настолько, что казалось, еще немного, и он окажется в ней, словно котенок, посаженный в коробку. Дышать стало в разы тяжелее. Замкнутое пространство. Невозможность выбраться. Опасность, таящаяся снаружи. До Азирафеля начало доходить, чего именно он боялся. Страх подкатывал к горлу, змеёй обвивая тело, и Азирафель встал. Это оказалось так легко, будто не сидел он без дела так много времени. Подскочил на месте так стремительно, что закружилась голова. Что-то делать. Делать хоть что-то, лишь бы не сходить с ума, только бы стены не сужались. Сбоку раздался скрежет. Азирафель вздрогнул, повернув голову. Дверь его камеры открывалась. Медленно отъезжала в сторону с пронзительным скрипом, раздражая слух. И, наконец, ударилась о стену, открывая проход. Азирафель вдохнул. Снаружи сиял яркий свет и ничего больше. Сплошное белое свечение, от которого он прищурился, отходя на шаг. Раздражающий свет манил, звал к себе, как мотыльков влечет сияющая на крыльце электрическая лампочка. Азирафель сделал шаг вперед. Он шел на этот свет, на выход из тесной клетки, в которой так тяжело дышать. На сияющую иллюзию свободы. И стоило ему перешагнуть порог камеры, как свет засиял так ярко, что Азирафель не выдержал и закрыл глаза ладонью. За спиной раздался оглушающий удар, и он почувствовал — как захлопнулась железная дверь его клетки. Прислонившись к ней спиной, Азирафель отсчитал от десяти и медленно отстранил ладонь от лица. Открыл глаза и едва не сполз на пол. Он стоял посреди церковного зала. Сквозь витражи на окнах пробивались яркие лучи солнца, отражая на полу и стенах разноцветные блики. Внутри не было ни одного человека. Вдоль зала тянулись пустые ряды сидений, а впереди, гордо возвышаясь, висело распятие. Азирафель шагнул вперед, и дверь за его спиной исчезла, лишая всякой опоры. — Посмотри на себя, ты опять испачкался! Он резко развернулся на голос и застыл, обомлев от страха. Кончики пальцев сковало холодом, а сердце забилось настолько медленно, что казалось — остановится. Перед ним, прямо под распятием, стоял его отец. Солнце светило так, что его силуэт выделялся темным пятном, а лицо так и оставалось в тени. Будто в этом зале играл собственный свет, выделяя только то, что нужно ему. Белые волосы отца сияли подобно нимбу, и это единственное, что имело цвет во всем силуэте. Азирафель так и не смог различить ни единой детали. Он узнал только голос. Азирафель раскрыл рот, пытаясь оправдаться, потому что он испачкал куртку от того, что дети с улицы толкнули его в лужу, когда он попытался спасти котенка, которого они пинали ногами. Но вместо слов изо рта вышел лишь воздух, и Азирафель ошарашено вытаращил глаза. — Кто просил тебя вмешиваться, ты слишком маленький, чтобы спасать кого-то! Рядом с отцом встал силуэт матери. Ее длинные рыжие кудри светились ярким пламенем, оттеняя за спиной длинный тонкий остроконечный хвост. Азирафель шагнул назад. — Ты думаешь, мне нужен еще один неразумный ребенок? Азирафель помотал головой, зажмурившись и закрыв уши. Но голоса звучали в голове. Силуэты, озаряемые ярким светом, продолжали возвышаться над ним, увеличиваясь в размерах. И тут Азирафель почувствовал липкий, просачивающийся сквозь одежду холод и открыл глаза. Весь его рыжий тюремный комбинезон пропитался грязной водой. Она касалась кожи, покрывая ознобом. На ткани расползались темные разводы, безвозвратно портя ее. — Но я должен был! — воскликнул он, и, наконец, голос прорезался. Он эхом отскочил от стен, возвращаясь обратно. — Спасая кого-то, ты рискуешь сам упасть в лужу! — Благими намерениями, сынок, выстроена дорога в ад! Стекла окон задрожали и с громким звоном начали лопаться. Осколки вылетали в стороны, и Азирафель прикрылся руками, присев на корточки, когда они посыпались на его голову. По стенам полились ручьи крови, оседая на пол. Азирафель упал и попятился, пытаясь отползти от луж крови, стекающихся прямо к нему. Он пятился, пока не уткнулся спиной в крупные ступени, ведущие на мини-сцену, на которой сестра Агата всегда читала утренние проповеди. Азирафель поднял голову — силуэты родителей возвышались за его спиной. — И что, скажи, ты сделал?! Грубые голоса, слившиеся в один, громко раздались в его голове, и силуэты лопнули, как воздушные шарики. Азирафеля вновь забрызгало кровью. Она попала на волосы, на лицо, на одежду. Он попытался стереть кровь с щек, но размазал ее только сильнее. — Испачкался? Азирафель вскрикнул. Над ним возвышался отец Ральф. Его глаза горели ярким красным цветом, кожу на лбу разрывали крохотные острые рога. Азирафель отполз в сторону, вдоль ступеней. С распятия на него смотрел укоризненный взгляд, а в окна с лопнувшими стеклами начала просачиваться тьма. — Давай, я помогу тебе! Ральф склонился, скалясь острыми, как бритва, зубами. Азирафель прикрылся рукой, но в этот миг раздался оглушительный выстрел, и на груди святого отца расползлось темное пятно. Кровь, брызнувшая из его грудной клетки, попала на Азирафеля, впитываясь в одежду и кожу черными пятнами. — Бедняжка… Кевин отпихнул тело святого отца в сторону и откинул пистолет. Он опустился на колени перед Азирафелем, подползая ближе и возвышаясь над ним. — Мой бедный несмышленый малыш, которого всегда надо защищать. Он протянул к Азирафелю пальцы, испачканные яркой фиолетовой краской, которой они однажды красили стены монастыря. Кевин дотронулся до его щеки, и краска потекла по коже, капая на плечи. — Ты знал, как сильно я люблю тебя? Кевин начал жадно расстегивать его комбинезон, и, как Азирафель не пытался сопротивляться, ему не удавалось оттолкнуть его от себя. Пока Кевин раздевал его, Азирафель покрывался краской все сильнее. Она капала с пальцев, стекала с волос, слезами сползала по щекам Кевина. Даже под одеждой тело Азирафеля оказалось покрыто кровью, черной жижей, а теперь еще и яркой фиолетовой краской. За спиной Кевина выросли два силуэта, вставая по оба плеча. Свет упал на них, и Азирафель в ужасе попытался прикрыть тело, с которого Кевин уже стащил всю одежду. — Какой ты стеснительный, — Гавриил усмехнулся, глядя на него с презрением. В его глазах горел фиолетовый свет, а улыбка рвала щеки в стороны. — Я говорил тебе, что в мире, в который ты полез, нужно уметь выживать, но ты никогда не слушал меня, делая все по-своему. — И ты выбрал самый проверенный способ — торговать собственным телом, — Хастур по другую сторону плеча усмехнулся. Весь его живот был залит темной зеленой кровью, просачивающейся сквозь плащ, в глазах сияли глубокие черные дыры. — Возможно, поэтому он и решил избавиться от тебя, — Гавриил ухмыльнулся, — видел конкуренцию. Гавриил и Хастур залились дьявольским смехом. — Не слушай их, слушай меня. Кевин повернул его голову к себе, разглядывая томным взглядом. — Ты не умеешь любить, Азирафель, ведь ты предал мою любовь. Такой, как ты, не нужен никому, — продолжал Кевин, все больше заливаясь краской. Его глаза остекленели, а слезы, льющиеся из них, стекали Азирафелю на грудь. — Эгоистичный, — Кевин начал покрываться краской, — не думающий о других, — краска полилась из его рта, — самовлюбленный мальчишка! И Кевин взорвался. Краска брызнула на Азирафеля, пачкая его еще больше, и он в ужасе посмотрел на Хастура и Гавриила, продолжающих смеяться. — Ты просто убийца! Хастур посмотрел на него и рассыпался в пыль. Ее частички упали на Азирафеля, прилипая к разводам краски на теле. — А если бы ты все делал, как говорил тебе я, не было бы никаких проблем. А теперь, увы, придется платить. Гавриил исчез, оставляя за собой серую вязкую лужу, и Азирафель в ужасе попытался отползти. В окна вместе с темнотой начало биться яркое пламя. Азирафель поскальзывался в лужах грязи, пытаясь отползти, и вновь уткнулся спиной в ступени. Они больно обожгли его. Повернувшись и привстав на колени, Азирафель увидел перед собой лестницу. Крутую, высокую, уходящую в самый верх внезапно исчезнувшей крыши. К небесам. Ее ступени сияли ярким светом. Вели высоко вверх, и там, на самой вершине, возвышался огромный золотой трон. Кроули, восседающий на нем, призывно улыбнулся. — Ну здравствуй, ангел. По телу Азирафеля поползли мурашки. Он завороженно смотрел на него, пока за спиной продолжали рушиться и заливаться кровью церковные стены. Огонь заполнял пространство, но Азирафель уже не замечал этого. Кроули вытянул руку, привстав на троне, и застыл, маня Азирафеля к себе. И Азирафель опустил ладонь на ступень. Лестница вспыхнула белым светом. Издалека донеслись тихие и знакомые ноты. Азирафель вспомнил их. Однажды эта песня заиграла, когда они были в постели. Кроули предложил встать и переключить, но Азирафель так не хотел, чтобы он отходил, и попросил оставить. Она понравилась ему тогда так сильно, но он совершенно забыл название. А теперь ее мотивы заполняли этот проклятый зал. Азирафель пытался подняться, но невидимые силы не позволяли, прижимая к лестнице, и ему пришлось ползти по ступеням, опираясь на них коленями. Не отрывая взгляда от Кроули. Он закинул ногу на ногу и все продолжал тянуть к нему руку. Азирафель стиснул зубы и почувствовал, как грязь, краска и кровь стекают с него, оседая на лестницу. Стоило им пятнами падать на ступени, как они превращались в крохотные белые перья. И когда он преодолел целую треть, вся грязь, которой было вымазано его тело, исчезла. Азирафель приоткрыл рот. С каждой новой ступенькой на нем появлялась одежда. Его любимая, в которой он всегда ходил. Бабочка туго затянулась на шее, и стоило Азирафелю пересечь половину лестницы, на нем оказалось белое пальто. Обернувшись, он заметил сплошь покрытую белыми перьями лестницу, уходящую во мрак. Не было больше церковного зала, выбитых стекол и пламени. Только темнота. Он снова повернулся. Сделал еще один осторожный шаг, и вдруг у Кроули за спиной раскрылись два огромных черных крыла. Они возвысились над ним, скрыв свет, а Кроули продолжал недвижимо смотреть на него. — Я с-скучал по тебе, ангел, — произнес Кроули, и в его голосе отчетливо проявилось змеиное шипение. — Иди же ко мне. Азирафель застыл всего на один краткий миг, а после снова направился к Кроули. Чем ближе он приближался к нему, тем сильнее Кроули менялся. Крылья за его спиной раскрывались сильнее, перья дрожали, словно живые. На его коже проявлялся змеиный рисунок и наконец, когда Азирафель почти достиг самого края, Кроули довольно облизнулся, высовывая длинный раздвоенный язык и проводя им по губам. Азирафель сжался от внезапной боли и посмотрел вниз. На левом запястье защелкнулся наручник. А потом ошейник обвился вокруг его шеи, и в руке Кроули появилась цепь. Кроули потянул, и Азирафель поперхнулся — подчиняясь и вставая с колен. Он приблизился к лицу Кроули, и тот широко ухмыльнулся. Резко сжал цепь в ладони, и она рассыпалась в пыль, тут же сдуваемая невидимым ветром. И только сейчас Азирафель понял, что все это время не мог дышать, и глубоко и свободно вдохнул. Кроули притянул его к себе, и Азирафель упал к нему на колени, завороженно глядя в бездушные стекла его очков. — Я говорил тебе, какой ты прекрасный? Кроули обнял его укладывая руки на спину, и Азирафель пошатнулся от странного чувства. Обернувшись, как мог, он с ужасом заметил за спиной два белых крыла, вяло опущенных вниз. — Ты создан таким только для меня. Кроули потянулся к нему, ласково прижимаясь и снова голодно облизываясь. — Я никогда тебя не отпущ-щу, — он низко прошипел и потянул его на себя так, что Азирафель потерял равновесие и уперся в его плечи ладонями. Кроули широко ухмыльнулся, но Азирафель спокойно потянулся к его лицу и снял очки. На него уставились непривычно человеческие глаза. Самые обычные — карие, с широким круглым зрачком. Посмотрев в них, Азирафель напрочь перестал замечать и огромные крылья, и чешую на лице. И даже язык, продолжающий облизывать губы. Кроули казался до идеального человечным. Азирафель обнял его, глядя в глаза, и прижался к нему сильнее. — Не отпускай, — шепнул он. Раздался звон стекла. Звуки вокруг стали громче, и яркий свет засветил так, что заслезились глаза. Азирафель зажмурился и прижался к Кроули теснее, пряча лицо в изгибе его шеи. И почувствовал, как Кроули накрывает его своими огромными черными крыльями. Закрывает от целого мира. На несколько долгих секунд Азирафель ощутил блаженство. Спокойствие. Странное чувство невероятной эйфории. А потом крылья дрогнули, что-то болезненно полоснуло по спине, и Азирафель упал с колен Кроули, вновь оказываясь на ступенях. Он поднял голову и увидел, как Кроули продолжает довольно ухмыляться, глядя на него. Все тело выкрутило вспышкой агонии, и Азирафель протянул руку. Кроули потянулся к нему, но между ними все еще оставалось мучительно огромное расстояние. Между кончиками пальцев. За спиной Кроули сгустилась тьма, и из нее показался Смерть. Он встал за ним, растянувшись в ехидной усмешке, схватил за волосы и приставил к шее нож. А Кроули застыл, не сопротивляясь и все продолжая тянуть к Азирафелю ладонь. — Знаешь, что бывает с непослушными детьми, Майки? Смерть сверкнул глазами, и Азирафель в ужасе сжался. — Их наказывают. — Нет! Азирафель вскрикнул и метнулся к Кроули, но в этот миг лезвие ножа вспороло кожу.***
Резко открыв глаза, Фэлл подскочил на кровати. Вся его одежда промокла от пота, волосы слиплись, и капли стекали по вискам. Сердце стучало так быстро, что Азирафель слышал этот стук. Он тяжело дышал. Прижал ладонь ко лбу, удивленно оглядываясь по сторонам. Всего лишь ночной кошмар. Он до сих пор не мог к ним привыкнуть, и каждый новый сводил сознание судорогой страха. Прикрыв глаза, Азирафель облокотился затылком о холодную стену и попытался выровнять дыхание. Всего лишь сон. Всего лишь сон. Всего лишь сон. Кроули. Азирафель открыл глаза и резко выдохнул. Ему так сильно не хотелось об этом думать, но сознание коварно вырывало образ киллера из мыслей. Он пытался сосредоточится на сердцебиении, чтобы успокоиться, дышать глубже. Как учил Кроули. Достаточно вспомнить, как он успокаивал его, и становилось легче. На Азирафеля навалилось все и сразу. Габриэль требовал помощи, не желая говорить, какой именно. Смерть прижал его к стене, рассказав столько… информации. И вся она была неважна, лишь последние его слова имели значение. Эта угроза, сжавшая горло стальными тисками. И что он мог сделать — сидя здесь, в ловушке? Как мог помочь Кроули, спасти его, когда сам заперт, а путь к свободе предполагает нечто страшное и пугающее. Намного страшнее, чем все, что уже случилось. Азирафель обнял себя за плечи, пытаясь сосредоточиться. Думать не так сложно в абсолютной трезвости, но как же это больно… Все осознавать, понимать… И не иметь возможности исправить. Все это время Азирафель даже не понимал, как стремительно крутится жизнь вокруг него. Четыре стены и замкнутое пространство дают время для размышлений, и все часы и минуты, проведенные в этой клетке, были полны внезапного открытия. Ослепленный собственной местью, Азирафель совершенно не понимал, что творил еще с того момента, как встретил Кроули на складе. Он так сильно желал отомстить, найти убийц родителей, что лично пришел к нему, попросив помощи. Сам возвращался, раз за разом цепляясь, потому что только Кроули мог ему помочь. Мог ли после этого Азирафель винить кого-то еще, кроме себя? Всю эту ужасающую разум ситуацию натворил он сам, лично. И теперь приходилось встречаться с последствиями, какими бы отвратительными они ни оказывались. Когда все пошло не так? В какой момент? Когда он подошел к Кроули в баре «Эдем», протянув ему руку для соглашения? Или может, потом, когда он совершил свое первое убийство, защищая дочь Хастура. Азирафель с ироничным смешком признавал, что, знай он в тот момент, что девочка, привязанная к стулу — дочь того самого человека из его кошмара, он бы все равно выстрелил. Или может, все пошло не так, когда Кроули ко лбу приставили пистолет. Да, рыжая девчонка, Кармин. Азирафель еще тогда не мог сказать, что сподвигнуло его наставить на нее пистолет и попытаться защитить Кроули. Это звучало жалко даже в собственных мыслях. Кроули — профессиональный убийца, защита — по его части. Азирафель мог сказать, что все пошло не так, когда Кроули поцеловал его в первый раз. Тело в тот момент отозвалось на него так, как не реагировало еще никогда. Не взбунтовалось от навязанного прикосновения. Ведь Азирафель сближался с кем-то исключительно, когда хотел этого сам. Но с Кроули все было по-другому. С ним вообще все было иначе. Этот поцелуй едва не свел его с ума, но Азирафель сдержал все порывы. Это было не сложно, когда Кроули на его глазах застрелил Ньюта. Правда, Ньют пытался убить его, приставив нож к горлу. Не сложно понять, что Кроули его спас. Сложно убедить себя в том, что все это неправильно. Неправильно влечение Кроули к нему, и… его собственное влечение к Кроули. Конечно, он чувствовал, насколько сильно Кроули хочет его. Только идиот бы этого не заметил, а идиотом Азирафель не был. Ему самому отказы давались тяжело. Непросто отталкивать кого-то, когда душа насквозь прошита одиночеством. Он сам виноват, что не оттолкнул до конца. Что чувствовал все эти странные колебания в груди и сбитый сердечный ритм при виде киллера. Что лично поцеловал Кроули и предложил уединиться. Только его вина в том, что он получал от всего этого удовольствие, цепляясь за Кроули, как за спасение, и падая на дно вместе с ним. Со всем этим… Азирафель сам виноват, что отравил собственный организм ядом под названием — Кроули. Затуманенный разум, отравленные вены, капли алкоголя, разлагающиеся на активирующие неправильные действия ферменты. И голос Кроули, так часто повторяющий «дыши». Все это привело к катастрофическим последствиям. К маленькой трагедии для его падшей души. Азирафель поджал ноги под себя, целиком забираясь на кровать и закрывая лицо ладонями. Он заслужил просиживание в этом пугающем месте. Самостоятельное принятие отравы заслуженно вызывало у него ужасные сны и тошноту по утрам. Месяцы обманутого счастьем и оргазмами разума теперь требовали исключительно трезвого размышления над происходящим. Он должен, блять, понять, что происходит! Сложить все в единую картину, но истерзанное сознание никак не хотело выстраивать логическую цепочку, путая факты, размешивая эмоции яркими красками и вызывая лишь образ Кроули под веками и разрывающее на части чувство в солнечном сплетении. С самой встречи на том складе Азирафель будто находился в странном сне. А теперь, наконец, проснулся. Пора разгребать последствия. То, что он подставил Кроули под всевидящие глаза Смерти, который нацелил свои хищные когти на его жизнь. Азирафель готов сделать, что угодно, лишь бы Кроули избежал опасности. Но так… так сильно не хотел! Снова кого-то убивать, лишать жизни. И кого? Люцифера… Если за убийство Хастура Кроули как минимум мог его не простить, то за жизнь собственного отца… Азирафелю будет проще самому кинуться в воды Темзы, чем жить, зная, что на его руках столь вязкая кровь. Азирафель сжал кулаки, мотая головой. Нет, нет, все это слишком для его сознания! Он просто хотел, чтобы от него отстали… Прошло всего лишь несколько часов, железная дверь его клетки открылась, и Азирафель прижался к стене, не желая, чтобы его снова трогали. Чтобы куда-то вели. Нет, только не снова. Только не опять очередной посетитель, который прижмет его и что-то потребует. Не очередной шантаж и боль. Только Люциферу осталось прийти к нему для полного комплекта, чтобы Азирафель прямо там взмолился, чтобы его оставили в покое. Но, несмотря на его испуганный вид и зажатость, его все равно подняли с кровати, застегнули наручники и потащили в комнату для допроса. Стоило Азирафелю сесть, как он побледнел. Сердце забилось с бешенной скоростью, и он приоткрыл рот, уставившись на Кроули, сидящего по ту сторону стекла. Киллер глядел на него, скрестив руки на груди и откинувшись на спинку стула, сквозь непроницаемые стекла очков. Он кивнул, и охранник тут же покинул комнату, оставляя их одних. Забавное дежавю. Ироничное повторение. Словно полиция и законы не существовали здесь. А может, они не существовали для самого Азирафеля. Потому что камеры здесь не имели значения, охрана смотрела в сторону, отворачиваясь. Ведь все во власти тех, кто сильнее. Азирафель просто оказался с неправильной стороны. Он смотрел на Кроули и боялся заговорить первым. А что он мог сказать ему? Прости?.. В тот день, в мотеле, он сказал ему все, что было на душе. Признался во всем. Говорить больше не о чем. Слово оставалось за Кроули. И Азирафель бы солгал самому себе, если бы сказал, что не желает его видеть или слышать. Они просидели в молчании несколько минут, не отрывая взгляда друг от друга, пока Кроули, наконец, не отмер. — Значит, застрелил Хастура. Азирафель сглотнул, и ему показалось, что его сердце на секунду остановилось. Он молча посмотрел на Кроули. — Отомстил за смерть родителей, — продолжил киллер, не дождавшись ответа. Азирафелю всегда казалось, что очки его не смущают. Что даже сквозь них он может видеть разномастный взгляд и понимать. Эти глаза стали настолько привычными, что Азирафель успел забыть, что чужие эмоции скрыты за непроницаемыми темными стеклами. И теперь это убивало. Эта тьма, сквозь которую не различить, о чем Кроули думает. Чего хочет. Что чувствует. — Как думаешь, почему я ушел от тебя?.. — произнес он, опустив голову — не в силах выдержать эту неизвестность. Невозможность соприкоснуться с Кроули взглядом. — Я не мог быть с тобой, после того, как предал… — Это не помешало тебе переспать со мной, когда я отыскал тебя. — Влечение оказалось сильнее, — Азирафель выдохнул это так тихо, что ему показалось, сквозь плотное стекло Кроули не услышит это. Но киллер вздрогнул. И не успел ничего ответить. — Но это мой выбор, Кроули. И если бы мне дали шанс повторить все. Даже зная, что причиню тебе боль, зная, как сильно буду об этом жалеть и терзаться тем, что стал убийцей. Зная, что в итоге окажусь здесь. Я бы не поступил иначе. Хастур убил моих родителей. Я не мог… не мог по-другому. Кроули дернул одним уголком губ и сполз на стуле чуть ниже. — И я не прошу у тебя прощения только потому… что понимаю — подобное не прощают. И что бы я ни сделал… всего будет недостаточно. Ты и так сделал для меня слишком много, а я… а я только брал и не давал ничего взамен. Азирафель поднял голову и заметил, что Кроули подобрался на стуле и открыл рот. — И прежде, чем ты скажешь что-либо, что угодно, Кроули. Ты в опасности. Смерть хочет убить Люцифера. И если он не доберется до него… — Азирафель запнулся. Произнести подобное вслух оказалось сложнее, чем казалось. — Он убьет тебя. Пальцы Кроули сжались на столе, и он нахмурился. Азирафелю даже показалось, что зрачки за стеклами сузились, как у хищника. Так всегда бывало, когда он злился. Азирафель помнил. — Откуда у тебя такая информация? — Он приходил сюда. Знаю, нам с тобой о многом надо поговорить, но твоя жизнь важнее всего остального. Все эти события, произошедшие за этот год… мне кажется, все взаимосвязано. Кроули задумчиво наклонил голову набок, постукивая пальцами в перчатках по столу. Он был подозрительно спокоен. Азирафеля изводило это спокойствие. Потому что за ним всегда скрывается что-то неизвестное. Ярость всегда понятна. Понятна ненависть. Любая эмоция, даже наигранная, что-либо выдает. Но непроницаемое спокойствие в буквальном смысле сводит с ума. Азирафель почувствовал, как сердце бьется быстрее, как во рту пересыхает и становится тяжело дышать. Он и сам не понял, как поднял ладонь и коснулся толстого прозрачного стекла. Холод обжег кожу, и Азирафель стиснул зубы от того, что не может коснуться Кроули прямо сейчас. Как тогда, на мосту. Прижаться к его груди. Услышать стук сердца. Вдохнуть его запах. Теперь можно только смотреть. И все осознавать. Что он сам. Все. Разрушил. Кроули уставился на его ладонь и, стиснув зубы, вдохнул. — Всего один вопрос, Азирафель, — произнес он все тем же ледяным голосом, и пальцы Азирафеля на стекле дрогнули. — О чем ты думал, когда целовал меня на мосту? — О том, что ты никогда меня не простишь, — выдохнул Азирафель, не думая. Этот вопрос крутился в его голове давно. Этот ответ у него был еще тогда, когда он оставлял Кроули одного в его спальне. — Я все понял, — Кроули поднялся со стула. — Кстати, рыжий тебе не идет. — Он поправил пиджак, очки, развернулся и вышел, так больше ничего и не сказав. Азирафель провел ногтями по стеклу. Он все это заслужил.***
— Нет! Неправильно! Все переделать, если не хотите работать на том свете! Габриэль в раздражении прикрикнул на подчиненного, и тот, испуганно кивнув, развернулся, поспешно возвращаясь обратно к работе. Хэмсворт устало подошел к своему столу, сплошь заваленному бумагами, и облокотился бедром о край. — Прости, что тебе пришлось это услышать, милая, — он повернулся к Алисе, сидящей на его стуле, во главе стола, и мягко на нее посмотрел. Она подняла голову от школьного учебника и улыбнулась ему. — Что хочешь на ужин? Японскую кухню или итальянскую? Алиса задумчиво приложила к губам карандаш, а затем показала ему два пальца. — Хорошо, как скажешь, — Габриэль достал телефон, и Алиса довольно кивнула, вновь посмотрев в учебник. Люцифер предлагал ему отдать девочку в интернат или найти для нее приемных родителей. Для него было важным, чтобы Гавриил работал, а не возился с дитем, если, конечно, Гавриил сам не хотел лишней работы. После недолгих раздумий, Габриэль оставил Алису у себя. Возни с ней оказалось куда больше, чем он думал сначала, и первое время Хэмсворт находился в постоянном раздражении от того, что ничего не успевал, а еще потому, что совершенно не понимал, чего Алиса хочет. Но спустя время он научился совмещать дела и маленького ребенка. Ему пришлось организовать для нее комнату в своей квартире, а иногда загруженность заставляла его приводить девочку в участок. Он сменил уже трех нянь. Каждый раз его что-то не устраивало в том, как они работали. А потому сегодня, из-за того, что Лили пришлось уволить — не понравилось Габриэлю, как она разговаривала — Алиса с самой школы сидела в его кабинете. И сказал бы Хэмсворт, что нечего делать ребенку в подобном месте, но… выбора у него особого не было. Даже когда ему приходилось проводить на заводе целые ночи, он брал Алису с собой, не желая оставлять ее одну. Ему было жаль, но она быстро адаптировалась к подобному образу жизни. Алиса подняла голову снова и поманила его к себе пальцем. Габриэль, улыбнувшись, подошел к ней, на ходу сверяя в телефоне цифры. Они не сходились уже третий день, и Хэмсворт ломал голову, что же сделал не так. Как будто он упускал какую-то деталь. Не мог ее уловить. — Что, у тебя тоже не сходится пример? — Габриэль глянул в учебник и усмехнулся. Ну, подобную математику объяснить он точно мог. Вчитываясь, он одновременно просматривал записи в телефоне. Алиса болтала ногами на слишком высоком стуле, все еще прижимая карандаш к губам. Гавриил нервничал. Он взвалил на себя слишком много. Но не собирался отступать ни от одного дела, которое решил завершить. И главным его козырем на данный момент был Азирафель. И пусть пока бывший любовничек Кроули сопротивлялся, это не имело никакого значения. Одиночество добьет его, и Азирафель согласится на любые условия, которые ему предложат, лишь бы Габриэль вытащил его из тюрьмы. К тому же, состояние отмены как раз должно поспособствовать его сговорчивости. На крайний случай… Азирафеля всегда можно переселить из одиночной камеры. Слишком провокационно милое у него лицо. Но этот план Габриэль придерживал до самого конца. Все наконец-то шло так, как нужно. Никто не мешал ему, не путал карты. Люцифер полностью отвернулся от него, предоставив полную свободу, и этот шанс Гавриил упустить не мог. Оставалось совсем немного. Телефон завибрировал, и на дисплее высветился незнакомый номер. Алиса с интересом глянула на него и нахмурилась, следя взглядом за цифрами. — Подожди немного, — Габриэль отошел от стола к окну и нажал на зеленый значок, понижая громкость динамика, чтобы Алиса вдруг не услышала разговор. У девочки был слишком пронзительный слух. — Здравствуй, детектив. Ехидный голос, прозвучавший на том конце, заставил Габриэля сжать телефон и испуганно глянуть в сторону Алисы. — Откуда у тебя этот номер?.. — В моем распоряжении куда больше информации, чем ты можешь себе представить, — голос усмехнулся, и на его фоне раздался протяжный крик. — Прости за это, сам понимаешь, работа. Но ближе к делу. Время — очень ценный ресурс. Мне нужна от тебя одна услуга, ведь только ты можешь предоставить ее мне. — С чего ты взял, что можешь что-то требовать с меня? — Габриэль тихо прошипел, снова бросив взгляд на Алису. Но та не обращала на него внимания, продолжая смотреть в учебник. — Требовать? Я никогда ничего не требую. Я только прошу, а уже тебе решать, будешь ты мне помогать или нет. Но пока ты не отказался. А ты имеешь полное право отказаться, ведь никто не покушается на твою свободу, верно? У меня есть одна информация, и я более чем уверен… тебе она очень… очень нужна. — Я не собираюсь играть в твои дурацкие загадки. Либо говори конкретно, что можешь предложить, либо разбей телефон и забудь этот номер. — Как грубо, — голос снова усмехнулся и в нем мелькнули елейные ноты, — роль папочки явно не делает тебя терпеливее. А зря. Терпение — это первое, чем нужно запастись, когда решаешь взять на себя подобную маленькую ответственность. У Гавриила похолодели кончики пальцев, и он машинально дернулся в сторону Алисы. — Нет-нет, лучше стой, где стоишь. Очень удачно. А на нее можешь только посмотреть. Хэмсворт выдохнул и остался на месте. Он скосил взгляд и в ужасе замер. Заметив рядом с Алисой на полу маленькую красную точку. — И это ты называешь — не имею права отказаться?! — Но выбор ведь все еще за тобой, — в телефоне послышался смех, — и заметь, я все еще предлагаю информацию за услугу. Это ведь было бы нечестно — просто заставить тебя сделать то, что мне необходимо. Габриэль плотно сжал губы, продолжая смотреть в окно. Взгляд продолжал выискивать в нем что-либо, но из-за погоды, из-за большого количества зданий вокруг, невозможно было различить ничего. — И что ты от меня хочешь? — процедил Габриэль сквозь стиснутые зубы, продолжая мысленно продумывать все возможные пути отступления. — Я рад, что мы с тобой договорились, дружок, — в голосе послышалось удовлетворение. — Мне нужно не так много. Всего лишь одно ма-аленькое дельце, которое займет у тебя совсем немного времени. Так что… слушай внимательно. Я повторю только один раз.***
По вычислениям Азирафеля должен быть вечер. Тяжело следить за временем, находясь в замкнутом пространстве в одиночестве, не имея ни часов, ни окна. Имея лишь напрочь сбитый отменой режим сна, головную боль и приступ душевного самоедства. Но ему все равно казалось, что вечер. Может, ощущения и подводили его, но верить во что-то, пусть даже в подобную мелочь, в то время как верить больше не во что — единственное, что продлевает смысл жизни. Азирафель едва улыбнулся самому себе. По крайней мере Кроули все еще жив. И какая бы опасность над ним не нависала, он предупрежден. Он сильный, он должен справиться с опасностью. Азирафель понятия не имел, что будет делать, когда к нему снова придет Смерть, если он, конечно, собирается приходить… мафиозный босс наверняка не располагал временем, чтобы таскаться в клетку не к самому важному человеку. Азирафелю хотелось так думать. Так проще. Он сидел с ногами на кровати, обняв колени и уткнувшись в них лицом. Бояться здесь и сейчас можно лишь того, что происходит снаружи. Плевать на любую опасность, угрожающую его собственной жизни. Он сделает для Смерти что угодно, лишь бы только Кроули был в порядке. Пойдет на любой грех. Но молчать и оставлять Кроули в незнании он не мог. Пусть он хотя бы знает, что стоит оглядываться, быть бдительным. Не стоять рядом с окнами… Послышался щелчок дверного замка. — Нет… — простонал Азирафель, не отрывая лица от колен, — прошу, только не снова… Только не Смерть. Он даже не стал поднимать голову, когда дверь в очередной раз открылась, и на него упала тонкая полоска света. Ему так сильно не хотелось… Мерный звук шагов отвлек от размышлений, и Азирафель поднял голову. — Нет, — выдохнул он тихо, замечая вошедшего в его камеру, и вжался в стену. — Что ты здесь делаешь?! Кроули широко улыбнулся, склоняясь над его кроватью. Стекла очков сверкнули в темноте комнаты, и Азирафель понял — галлюцинация. Иначе Кроули бы просто ничего не видел в такой кромешной тьме. Галлюцинация или очередной страшный сон. Он уже плохо их различал. В любом случае, Кроули схватил его за руку и стащил с кровати, не обращая внимания на сопротивление. Да и какое сопротивление, когда Азирафель ослаб настолько, что его хватило только на то, чтобы слабо сжать пальцами одеяло и тут же выпустить его, сползая на пол. Снова. Это с ним уже происходило. Кроули не в первый раз приходил в его клетку, не в первый раз хватал его. И каждый раз это прикосновение ощущалось до болезненного реальным. Потому что Азирафель каждый раз верил в это и, открывая глаза, вновь и вновь обманывал сам себя. И снова. Кроули подхватил его, поднимая с пола, попытался поставить на ноги. Азирафель почувствовал кожу тонких перчаток. Она неприятно поскрипывала, когда пальцы крепко сжимали его бока. — Азирафель!.. — Кроули пощелкал перед его глазами пальцами. Очередной мучающий душу сон. В реальности Кроули ушел от него. Азирафель повернул голову и замер всем телом. В дверном проеме у стены лежал охранник. Под этим углом ему показалось, что у него сломана шея, но Азирафель не был уверен. Обзор закрывало плечо Кроули. — Не надо, — прошептал Азирафель, — пожалуйста, не делай этого снова. Он испуганно смотрел на Кроули, на лице которого вместо привычной ему ухмылки, с которой он творил все это в его снах, было лишь напряжение. — Хорошо, не буду. Азирафель моргнул, а потом зашипел от боли. Он схватился ладонью за шею, чувствуя тонкую иглу. Слабость прошлась по телу, и Азирафель осел в хватке Кроули. Перед глазами все раздвоилось, к горлу подкатила тошнота. Он вцепился в крепкие плечи, пытаясь устоять на ногах и не потерять равновесие. Он виноват, он знает, он заслужил. Ему даже не страшно. Только охранник, лежащий в коридоре, пугает до чертиков. Глаза закрывались сами собой, и Азирафель все больше обмякал, поваливаясь на Кроули и чувствуя его поддержку. Киллер не двигался, ничего не говорил. Его силуэт во тьме расплывался, и Азирафель чувствовал, как теплые руки змеями оплетают его тело. И, наконец, он погрузился во тьму.***
Когда Азирафель очнулся, его все еще окружал полумрак. Приподнявшись на постели, он проморгался, потер глаза, чувствуя омерзительное головокружение. Тяжесть сковывала все тело, и, оперевшись на локти, он тут же застонал и облокотился о спинку кровати. Очередной ужасный сон. Кроули настолько часто приходил к нему в кошмарах, что Азирафель успел сбиться со счета. Все смазалось в сознании. Кроули, обвиняющий его во всех смертных грехах. Кроули, стреляющий ему в сердце, и собственная грудная клетка, в которой оно все еще продолжало биться. Кроули, который обнимал его, говоря то родное «дыши». Кроули, который целовал его, прижимая к кровати. А его последний сон, в котором Смерть встал за спиной Кроули, поднеся к горлу нож… Азирафель поежился. По телу прошлись мурашки. Все это только сон. Азирафель замер, как только зрение привыкло к темноте. Сердце бешено застучало, ноги потяжелели, и если бы он не лежал, точно бы упал. Это не тюремная камера. До боли знакомые черные простыни, светильники, которые приглушены настолько, что создается впечатление безумно интимного полумрака. Эти темно-бордовые шторы, за которыми сквозь прозрачные стекла открывается вид на целый светящийся ночными огнями город. По виску Азирафеля стекла крупная капля пота. Нет… Нет, нет, нет. Этого просто. Не могло. Быть. Дернувшись, Азирафель понял, что сжимает в кулаках черное одеяло так сильно, что ткань жалобно трещит под пальцами. Он раскрыл глаза еще шире, мотая головой и надеясь разглядеть во мраке комнаты ее хозяина. Кроули обнаружился в углу. Он сидел в кресле, закинув ногу на ногу, полностью скрытый во тьме, и лишь его силуэт различался в мрачной палитре теней. Будь он настоящим демоном — его глаза бы ядовито сверкали, отражаясь в темноте. Но Кроули демоном не был. Стоило Азирафелю заметить его, как по спине прошелся холодок. Паника начала медленно просыпаться. Он попытался сползти с кровати, настолько знакомой, что она казалась до болезненного неприятной. Сбежать. Уйти. Хоть в окно, чтобы упасть и разбиться — лишь бы подальше от Кроули. Выбить себе путь силой, пройдя через него, и неважно, что изображение перед глазами двоится, а голова раскалывается на части. Исчезнуть. К своему великому стыду и лишнему усилению паники, Азирафелю не удалось даже встать с кровати. Он только забился в одеяле, как птица, пойманная в силки, и задышал чаще. Азирафель не увидел, как Кроули встал с кресла и подошел к нему. Он это почувствовал. Кровать прогнулась в том месте, где Кроули сел почти вплотную к Азирафелю, так, что он бедром даже сквозь плотное одеяло почувствовал его жар. На его голову опустилась рука, и Азирафель замер. — Тише, — ровно произнес Кроули и мягко провел ладонью по волосам, пропуская кудри между пальцев. И это сработало. Паника чудесным образом отступила, и Азирафель сам, против собственной воли, подался навстречу. Подставился под ласку. Целебное прикосновение. Так прошло несколько минут. Сердце постепенно билось ровнее, дыхание выравнивалось, но никто не шевелился. Кроули так и застыл, едва касаясь белых волос кончиками пальцев. Азирафель продолжал сжимать одеяло, чувствуя киллера так неприлично близко. Опустив взгляд и боясь посмотреть на него. Молчание прервалось, когда Азирафель чихнул. Холод тюремных стен все же отразился на его здоровье. Кроули убрал руку, так и оставаясь рядом. И тогда Азирафель, наконец, поднял голову. Ничего не изменилось. Ад не разверзся, черти не полезли наружу, стены не осыпались. Кроули оставался все таким же, как и в день разлуки. Только на лице отражалась безмерная усталость. Азирафелю показалось даже, что появилось несколько новых морщин. Он бегло пробежался по Кроули взглядом. Что ж, седых волос нет. Видимых ранений и травм тоже. Кроули жив. Здоров. И это самое важное. — Нам стоит… — начал Азирафель, больше не в силах выносить это молчание, давящее хуже холодных стен, — поговорить… наверное? — Наверное, стоит, — Кроули кивнул. И даже голос никак не изменился. И глаза все те же. Разноцветные, с узким зрачком, сейчас в полумраке ставшим чуть более человечным. — Только я совсем, — Азирафель запнулся, неловко отведя взгляд, — не знаю, о чем. В голове мечутся тысячи вопросов. Но каждый так страшно задавать… Кроули хмыкнул. — Скажи первое, что приходит в голову. — Я рад, что ты в порядке. Кроули уставился на него, не мигая. Едва улыбнулся. — В порядке, насколько это возможно в моей ситуации, — ответил он. Азирафель кивнул. Он опустил голову, уставившись вниз. Его разум, застывший в четырех стенах в одном едином моменте, прокручивающимся на повторе, как на старой кинопленке, начинал запускаться. И Азирафель широко раскрыл глаза, когда до него, наконец, дошло. — Ты… — выдохнул он, в панике глядя на киллера. — Как я здесь оказался?! Что ты сделал, Кроули?! — Наконец, что-то более вразумительное, — Кроули удовлетворенно кивнул, оперся ладонью о кровать и немного откинулся назад. — А я все думал, как долго придется приводить тебя в чувства. Так что, готов выслушать меня или еще немного посидим так, будто ничего не произошло? Азирафель тяжело выдохнул, вцепившись в одеяло. — Прошу, не томи… — Хорошо. Вообще-то я собирался прийти к тебе почти сразу, как тебя посадили, но… по некоторым причинам не мог, — Кроули усмехнулся, отведя взгляд. — Я разбирался в ситуации. — И как много ты узнал? — Собираешься перебивать меня после каждого слова? — Прости… молчу и слушаю. Кроули хмыкнул. — И к тебе я пришел только когда разобрался со всем и до конца. Об этом позже. Сейчас о главном и важном. Так как я имею доступы практически ко всем файлам компьютеров полицейского участка, я просмотрел все детали твоего дела, а еще все видео с камер. Гавриилу не понравится, когда он узнает, что удаленные файлы легко подлежат восстановлению. А вот Смерти об этом знать не нужно. — Ты все… все видел? — по телу Азирафеля прошелся озноб. О нет, он не думал, что мог сказать что-то не то. Но мысль, что Кроули просто… видел все это. Приводила в ужас. — Даже больше, чем ты думаешь. К слову, у Гавриила была отличная система. Все продумано до мелочей. Использовать против тебя запись с видеокамер, которую ему так вовремя предоставили, чтобы посадить под замок. А затем вытащить, оставив за тобой должок. Не будь это ты, я бы восхитился его стратегией. — Откуда ты знаешь, что это все его рук дело?.. — От того, что видео, где ты стреляешь в Хастура, было отправлено лично ему. И если бы не хотел он тебя подставлять… никто бы не забрал тебя прямо у меня из рук. У Азирафеля все похолодело внутри. Ему и в голову не приходило, что Хэмсворт мог с ним так поступить. Да, ему казалось, что тот решил воспользоваться моментом и вытащить его, чтобы что-то получить. Но того, что и посадил он его для этого же… Азирафель даже предположить не мог. Он разжал пальцы, отпуская одеяло. Силы покинули тело. — Я ожидал подставы от Гавриила, — продолжил Кроули, — его действия казались мне слишком идеальными. Он… был слишком вежлив. А он мерзавец, и меня не обмануть милой улыбочкой. Но с ним… мы разберемся позже. Сейчас важнее то, что ты сказал мне о Смерти. Если бы не твое предупреждение тогда, я бы не полез в систему и не услышал бы все сам. — Но как ты… как ты вытащил меня оттуда? — Азирафель вдруг вспомнил все. — Тот человек, ты убил его?! Кроули помолчал минуту. Его черты лица ожесточились, и он пристально посмотрел на Азирафеля. — Я польщен, что настолько хорош в постели, раз ты успел забыть — кто я. Или ты забыл, как осуждал меня, когда я вытащил Вельзевул? Полиция в моих руках, Азирафель, — зрачки Кроули сузились, когда он наклонился, и Азирафель невольно вжался в спинку кровати. — Если я захочу, они будут молчать. Расступятся, если мне будет нужно пройти. Не скажут слова, если открою любую клетку. Хорошо… тот охранник этого, возможно, не знал. К слову. — Кроули хищно оскалился. — Судья тоже в моей власти. Или ты думаешь, просто так я существую в своей блядской сфере? Азирафель зажмурился, закрыв лицо ладонями. Стоило только представить, как Кроули тащил его, бессознательного, по полицейскому участку. — Но зачем ты усыпил меня? И что ты мне вколол? — Легкое снотворное. Узнал о твоей отмене и подобрал максимально безопасный для тебя препарат. Я думал, ты сможешь пойти сам, но… ты был не в состоянии. А в этом деле минуты — самое драгоценное. — Неужели… — Азирафель отнял руки от лица, уставившись на Кроули блестящим взглядом. — В нашем мире можно так спокойно вытащить из клетки убийцу? И за мной никто не придет? Никто не будет искать? Я не верю, что ты настолько всесилен… — Придется поверить, — хмыкнул Кроули, — особенно, когда ты никого не убил. Азирафель замер, уставившись на Кроули. Его глаза широко раскрылись, а пальцы снова крепко сжались на одеяле. — Он выжил?.. — Стреляя в живот, всегда есть шансы, что ты не добьешь, Азирафель, — Кроули произнес это настолько нарочито ласково, что Азирафель поежился. — Тебя просто никто не учил, как нужно правильно. Из груди Азирафеля вырвался настолько шумный и облегченный вдох, что Кроули усмехнулся. В то время как на лице Азирафеля расползлась улыбка. — Как же я счастлив… — прошептал он. — Я бы на твоем месте так не радовался. Хастур пока не может ходить, но, как только встанет на ноги, он попытается отомстить тебе. — Кроули замолчал на несколько секунд. — Если ты, конечно, не собираешься его добивать… Пока я смотрел полную запись с видеокамер метро. Я даже подумать не мог, что ты можешь быть… таким. Азирафель отвернулся. Конечно. Это было самым ужасным и отвратительным, что он делал за всю свою жизнь. — Надеюсь, когда ты будешь в опасности в следующий раз, у тебя хватит ума и сил, чтобы защищаться настолько же яростно. Азирафель зажмурился. Бог свидетель — если бы Кроули разгневался на него, попытался убить… или что угодно другое, ему было бы в разы проще. — И несмотря на то, что я вытащил тебя из тюрьмы… не думай… что я простил тебя за попытку убить моего друга, — произнес Кроули совсем тихо. Азирафель кивнул. Большего он не ждал. — Тебе нужно отдохнуть, — Кроули надавил на его плечо, вынуждая лечь обратно, — набраться сил и хорошо выспаться. А потом мы с тобой поговорим о более важных делах. Времени мало, но тебе действительно нужен отдых.***
Разговор с Кроули забрал у него последние силы. Последний остаток, чтобы ярко вспыхнуть и погаснуть. Азирафель лежал, завернувшись в одеяло, уткнувшись лицом в подушку и молчал. Он действительно уснул тогда, когда Кроули вышел из комнаты. А на утро не обнаружил его в квартире. Зато заметил, что на нем больше нет рыжего комбинезона. Только светлая пижама. С трудом заставив себя встать с кровати, Азирафель обошел всю квартиру. Он не знал точно, что искал. Камеры, спрятанные устройства, которые убьют его. Залежи снотворного, которым можно его отравить. Но не нашел. В квартире Кроули не оказалось ничего, что выдало бы его намерения избавиться от Азирафеля или… причинить ему хоть какой-то вред. Даже больше… Азирафель нашел в шкафу одежду. Явно подходящую по размеру и стилю ему, а не Кроули. А это означало… что он мог уйти. Кроули оставил его одного после всего. Давая ему возможность исчезнуть. Эта теория подтвердилась, когда Азирафель заметил на лице Кроули, вернувшегося домой почти в полночь, искреннее удивление. И если бы Азирафель мог ответить, почему не ушел, он бы сказал об этом. А так, он просто промолчал, кутаясь в одеяло и отводя взгляд. Кроули ничего не говорил. Он даже не приближался к нему. Просто оставлял его в комнате одного. Уходил куда-то, проводя в собственном доме не больше двух часов. Возвращался измотанный и уставший и продолжал молчать. Так прошла неделя. Азирафель продолжал находиться в его комнате, на его кровати, практически постоянно просто заворачиваясь в одеяло и почему-то не чувствуя абсолютно никаких сил для того, чтобы подняться. Сперва Кроули его не трогал. Иногда присаживался рядом, проверяя его состояние, но не больше. Еще три дня Азирафель пролежал без жизни, без сил и без движений. Совсем потеряв счет времени и понимания происходящего. Кроули не заходил в комнату. Но потом, видимо, забеспокоился и начал по вечерам спрашивать о его самочувствии и даже проводил над ним всякие манипуляции, вроде проверки пульса. Азирафель просто лежал и смотрел в пустоту, пока Кроули бережно крутил его в руках. На четвертый день Кроули уселся рядом и дал ему таблетки. Азирафель посмотрел на них с таким ужасом, что киллеру пришлось успокаивать его, уверяя, что это обычное жаропонижающее и витамины. Чтобы просто придать ему сил. Потому что Кроули сказал, что Азирафель простудился. И несмотря на все недоверие, Азирафель выпил все, что он ему дал. Кроули контролировал его состояние каждые несколько часов, пока не понял, что с организмом Азирафеля все в полном порядке. Побочные эффекты веществ, которые он принимал, прошли. Алкоголь полностью вышел из его организма. Можно смело говорить, что Азирафель — чист. Но он все равно продолжал бессильно лежать на кровати и смотреть в пустоту. Под конец второй недели этой молчаливой пытки, Кроули уселся на кровать рядом с Азирафелем. Тот испуганно отодвинулся и схватился за край одеяла. Молчание Кроули пугало его до чертиков. Непонимание происходящего выворачивало душу наизнанку. — Азирафель, — мирно произнес Кроули, кладя ладонь на его бедро поверх одеяла и чувствуя дрожь. — Неужели после всего, ты боишься меня? Азирафель покачал головой и опустил взгляд. — Тогда что с тобой? Я уже не могу смотреть на тебя. — Я просто не понимаю, что теперь делать, — Азирафель поднял на него взгляд, и Кроули наклонил голову набок. Светлые кудри поблескивали в свете утреннего солнца, создавая странный эффект. Будто отрицая все то, что Азирафель сделал за это время. — У меня больше ничего нет. Вообще. Нету даже простого смысла. Я ничего… ничего больше не понимаю… Кроули глубоко вдохнул и, не сдержавшись, положил ладонь на светлый затылок, легонько поглаживая. Азирафель прикрыл глаза и сжал пальцы на одеяле. — Ты ничего не говоришь, — продолжил Азирафель, так и не открывая глаз. Улавливая этот момент интимности, в котором они оба застыли. — Ты просто уходишь, оставляя меня здесь одного. Я не знаю, что происходит. С того момента, как я вышел из метро, я не понимаю, что творится вокруг. Он замолчал, чувствуя, как от слез так не вовремя слипаются ресницы. — Я как будто чувствую, как сломалась эта жизнь… Эту пытку Кроули оказался не в состоянии выдержать. Он притянул его к себе и крепко обнял. Пальцы слабо сжались на его пиджаке, и Кроули почувствовал, как Азирафель утыкается лицом ему в грудь. — Неужели Айви стоила того, чтобы ты так ломал себя ради нее? — тихо спросил Кроули. — Кроули, я… — голос Азирафеля стал совсем слабым. Он вздрогнул и попытался отстранится, но Кроули не позволил, продолжая обнимать. Только положил щеку на его макушку, прикрыв глаза. Когда-то… между ними должен был произойти этот разговор. — Знаю, что Айви — твоя мать. Киллер молчал всего несколько секунд. — Вероятно, тебе она была лучшей матерью, чем мне и моей сестре. Иначе… ты бы не мстил за нее так отчаянно. Азирафеля всего передернуло. Кроули обнял его сильнее. — Вообще-то, она была… не самой приятной. Мне бы не хотелось вспоминать. — Тогда почему?.. — Потому что какой бы она ни была, но… она все равно была рядом. Я и не знал никогда свою настоящую мать. Не помнил. Зато помнил, как Айви читала мне сказки на ночь. Я не мог уснуть. За окном постоянно звучали сирены, крики пьяных людей и выстрелы. Мне было страшно. И она садилась рядом, укрывала одеялом и рассказывала обо всем подряд. Да, она была не очень приятной, когда пила вино вечерами, а еще когда злилась… она говорила ужасные вещи. Но это не имеет значения, ведь… — Замолчи. Азирафель послушно замолк. Хотелось думать, что они больше никогда не будут в опасности. Что вокруг нет зла и насилия, есть только они, и больше ничего. Только Азирафель сам создал это зло вокруг них. А может, оно вилось между ними с самого начала. — Мне жаль, что она бросила тебя, — произнес Азирафель и, наконец, поднял голову, заглядывая Кроули в глаза. — Я бы отдал тебе все, что у меня есть, если бы только это могло сделать тебя счастливее. Кроули сощурился. Его пальцы скользнули в светлых кудрях, и он резко разорвал объятие. Поднявшись с кровати, он посмотрел на часы. — У меня много дел, Азирафель, — Кроули отвернулся. — Ты прибавил мне очень много работы. …Азирафель не знал, куда уходит Кроули. Азирафель не знал, чем Кроули занимается. Он просто продолжал оставаться в его квартире. Но после того разговора в нем появились силы. Спустя пару дней Кроули принес ему новый ноутбук, и Азирафель принялся изучать новости. Он ожидал, что его исчезновение возымеет последствия. Он все опасался, что пока Кроули нет, в квартиру ворвется Гавриил. Полиция. Смерть. Но нет… от Хэмсворта не было никаких вестей. Он даже не пытался связаться с ним. И Азирафель совершенно не знал, с чем это связано. Он не хотел думать и подозревать. Ему просто хотелось, чтобы все это закончилось. Азирафель не знал, где Кроули спит, потому что сам он жил в его комнате, и ночью… Кроули никогда не приходил. Это объятие вообще было единственным их контактом за все время, что Азирафель провел в доме киллера. Но после этого Кроули стал заходить к нему по вечерам. Интересовался его самочувствием. Задавал вопросы. И спустя еще несколько дней… Азирафель успел забыть весь страх, что испытывал. Он странным образом успокоился. Ему казалось, что здесь, в этой квартире, на этой кровати — безопасно. Ему казалось, что, когда Кроули возвращается, вокруг становится светлее. Кроули готов был рассеянно говорить с ним о чем угодно. Но никогда не рассказывал, чем занимается, уходя из дома. И никак… никак не комментировал произошедшее. Словно ничего не было. Этим вечером Кроули вернулся еще позже. Азирафель уже привык к тому, что киллер возвращается после полуночи. Но в этот раз. Его не было почти половину ночи. Когда он вошел в комнату, Азирафель приподнялся на кровати, внимательно разглядывая его. И с ужасом заметил на его лице разводы крови. Кроули снял пиджак, бросил его на кресло, и Азирафель увидел свежие пятна на рубашке. Кроули молча прошел к кровати и улегся на свободную половину, облокачиваясь затылком об изголовье и закрывая лицо руками. Азирафель застыл, глядя на него с приоткрытым ртом, и подтянул к себе уголок одеяла. Он смотрел на Кроули несколько минут, а потом с опаской подполз к нему и осторожно положил свою ладонь на его. Кожа Кроули оказалась настолько горячей, что он едва поборол порыв одернуть руку. Вместо этого просто совсем едва сжал пальцы. Азирафель не знал, сколько просидел так, поглаживая его ладонь и стараясь не смотреть на пятна крови, покрывающие киллера целиком. Пока Кроули, наконец, не отнял руки от лица, и не повернул к нему голову. — Хочешь поговорить? Это было единственное, что пришло ему в мысли. Азирафелю казалось, что несмотря на все, что произошло между ними… Кроули — чужой для него. Он совершенно не понимает, что в его голове. Не умеет отгадывать его переживания. Не может успокоить прикосновением. Но чувствовал необходимость сделать хоть что-то. Кроули покачал головой, и потянул его на себя. Азирафель упал на кровать рядом с Кроули, и тот обнял его, прижимаясь лицом к его плечу. Почувствовал, как пачкается его пижама, и неуверенно застыл, не зная, хочет ли Кроули, чтобы он обнял его в ответ. — Я просто очень устал, — прошептал Кроули, не размыкая рук. — Я могу тебе чем-то помочь? Кроули покачал головой. Он лежал так несколько секунд, а потом все же продолжил. — Когда мы с тобой общались, Азирафель. Я смотрел на тебя и слишком много думал о том, какой ты. И, засмотревшись, я забыл очевидное. — Что? — Азирафель испуганно замер. — Ты еще очень мал… — Кроули прижал его к себе сильнее и положил ладонь ему на голову, — мал и очень неопытен. Есть вещи, которые ты просто не в состоянии вынести. — Что ты хочешь этим сказать?.. — Что многое из того, что произошло — моя ошибка. Но если что-то не в состоянии вынести ты. То это в состоянии сделать я. Азирафель поерзал в чужих объятиях, но стальная хватка Кроули не позволила ему отодвинуться. — Твое спокойствие… пугает меня. Ведь ты говорил… что не простил. — Все правильно, Азирафель, — Кроули устало выдохнул ему в плечо, — это и должно тебя пугать. …С того дня, когда Кроули возвращался в дом, он оставался спать в своей комнате. Ложился рядом с Азирафелем. Иногда обнимал его. Но чаще просто засыпал, отворачиваясь к окну. Но, просыпаясь по ночам, Азирафель все равно оказывался в крепких объятиях и чувствовал теплое дыхание на своей шее. Он по-прежнему не понимал происходящее с Кроули. Не знал, чем тот занят. Но ему и не хотелось знать. За краткое время, ему удалось… расслабиться. Позабыть обо всем, что произошло, прийти в норму. И снова засиять. Как только Кроули заметил эти изменения, он стал куда менее спокойным. Начал чаще появляться в доме, разговаривать по телефону в присутствии Азирафеля. Ужинать вместе с ним. Даже иногда предлагал ему вино, но не больше, чем половину бокала. Кроули начал чаще обнимать его перед сном. Но никогда больше не переступал интимную границу, которая до этого была преступно нарушена между ними. Не было больше двусмысленных прикосновений. Не было поцелуев. Ничего, что выдавало бы, что когда-то они проводили вместе страстные ночи. Как будто этого и не было никогда. Только объятия перед сном. Настолько невинные, что Азирафель терялся в том, что Кроули чувствует к нему на самом деле. Простил ли он его. Хочет ли отомстить. Есть ли у Кроули хоть какие-то чувства, или он просто пытается, как он выразился — разобраться с последствиями. Но в какой-то момент, Азирафель понял, что это неважно. Ему достаточно этого поверхностного объятия перед сном, непринужденной беседы за ужином и полного незнания того, что происходит в реальном мире. Как будто Кроули искусственно создал вокруг него нормальную жизнь, не позволяя прикасаться к тому, что когда-то едва не привело его к смерти. Азирафель лежал на кровати. Кроули лежал рядом, прикрыв глаза, и легонько водил пальцами по его ладони. Между ними был всего один метр, сейчас казавшийся целой пропастью. Кроули только что рассказал, как прошел его день. В основном это были ненужные подробности, которые Азирафель благополучно пропустил мимо ушей, просто наблюдая за Кроули и за тем, как двигались его губы. — Кроули, — он взволнованно пододвинулся ближе, и пальцы киллера едва дрогнули на его ладони. Азирафель ощутил острый приступ дежавю. Это уже было с ними. В тот день, когда Гавриил вошел в номер мотеля, а бывшие коллеги, оторвали его от Кроули, несмотря на все его жалкие попытки вцепиться в него и остаться с ним. Но тогда все было иначе. Тогда он знал, что все пойдет прахом. Был к этому готов. Тогда он обнимал Кроули, точно зная, что это объятие может оказаться последним, а потому жил в постоянном страхе. А теперь страха не было. Несмотря на то, что Азирафель ничего не знал и не понимал. Несмотря на то, что Кроули не говорил ему ничего, а будущее теперь казалось недостижимой пустотой… Он все равно не чувствовал тревоги. Не могло случиться ничего плохого, пока они лежали вот так, вместе. Пока Кроули вот так держал его за руку. — Скажи, ты специально не позволяешь мне снова… возвращаться в эту сферу? Кроули поерзал, открывая глаза. Ядовито-желтый. Нежно-зеленый. Самое прекрасное, что Азирафель видел за всю свою жизнь. — Я тебя ни в чем не ограничиваю, Азирафель. У тебя полная свобода действий. Ты сам предпочитаешь оставаться здесь и быть в неведении. Азирафель закусил губу. Он и не подозревал… — Я всего лишь хочу, чтобы ты реабилитировался после всего, что с тобой произошло, — Кроули поморщился. — Я просмотрел много видео. Я прочитал много отчетов. Но я надеюсь, что сейчас тебе лучше. — Нам стоит поговорить. — Мы поговорим, когда ты сам будешь к этому готов. Любые вопросы. Любые ответы. Но ты уверен, что к этому готов сейчас? Кроули внимательно на него посмотрел. Азирафель молчал какое-то время, а затем покачал головой. — Наверное… наверное, я еще не готов. — Тогда не мучай себя, — Кроули внезапно отвел взгляд, а затем снова испытующе посмотрел на Азирафеля. — Послушай, когда ты… был в тюрьме. С тобой нормально обращались? Тебя… никто не трогал? Азирафель не сразу понял, о чем Кроули, но стоило сознанию догадаться, как он в миг покраснел, отворачиваясь. — Нет! — пробормотал он. — Я ведь был один и… нет, все было в порядке. — Значит, Гавриил соврал, — Кроули хмыкнул, снова закрывая глаза. — А что он сказал? — Поверь, — Кроули выдохнул, и его пальцы на руке Азирафеля сжались сильнее, — ты не хочешь слышать это дословно. Азирафель кивнул. — Значит, ты не… — Азирафель поерзал, убирая руку, и замечая, как недовольно открываются снова глаза Кроули. — Не трогал меня все это время… потому что тебе было противно?.. Кроули фыркнул и перевернулся на спину. — Если бы ты видел себя со стороны, ты бы и сам не стал себя трогать, — ответил он, — ты и сейчас… не до конца пришел в себя. Азирафель привстал, хлопая ресницами и уселся на кровати. — Кроули, это важно, — произнес он тихо, разглядывая киллера, который выглядел не особо заинтересованным в диалоге. — Что между нами? Кроули приподнял бровь и тоже привстал, облокачиваясь о спинку кровати. — То есть из всего, что ты мог мне сказать, ты выбрал это? За пределами этой квартиры происходят ужасные вещи, а тебя волнуют только наши отношения? Кажется, ты говорил… что между нами только секс и ничего больше. — Из всего, что происходит, ты волнуешь меня больше всего. Я беспокоюсь. Я сказал тебе, что твоей жизни грозит опасность, и каждый день ты пропадаешь, а затем возвращаешься, покрытый кровью. — Переживаешь? — Кроули ухмыльнулся. — Переживаю. Азирафель посмотрел на киллера так, что тот неловко отвел взгляд. Совсем осмелев, Азирафель приблизился к нему. От него не укрылось, как напрягся Кроули. Замер всем телом, внимательно уставившись на него и следя за каждым движением. Кроули остановил его, положив ладонь на грудь, когда Азирафель потянулся к нему. В повисшем напряженном молчании, Азирафель слышал, как быстро бьется сердце, грозясь разломить грудную клетку. И самое ужасное — Кроули чувствовал это, все еще не отнимая ладони. Азирафель понял все без слов. Отстраняться так не хотелось. Кроули не отталкивал. Он все продолжал касаться его. Но понимал — ему нужно отступить. Было ли Кроули настолько же больно каждый раз, когда он отталкивал его? — Прости. Кроули вновь улыбнулся. — Ты говорил, что не собираешься извиняться. — За все. Кроули выдохнул и опустил взгляд. — Не хочешь виски? И он встал с кровати, оставляя Азирафеля одного. Подошел к мини-бару у стены, прямо рядом с окном. Азирафель посмотрел на него. Огни города совсем едва отбрасывали в окно свет, выделяя из тьмы силуэт Кроули, рассматривающего стеклянные бутылки на полках. — Да, было бы неплохо, — тихо ответил Азирафель, разглядывая Кроули. Его рубашка и брюки измялись, пока он лежал, и теперь взгляд Азирафеля бесцельно скользил по этим складочкам. Кроули вернулся, протягивая ему бокал, на четверть наполненный янтарной жидкостью, и уселся на край кровати. Он выглядел расслабленным и растерянным. И слишком. Слишком человечным. Азирафель взял бокал, опуская ладонь и даже не притрагиваясь к нему. Зато Кроули залпом опустошил свой и тут же налил еще. Практически полный. Он сел очень близко, касаясь его бедром, и Азирафель выдохнул, боясь поднять на Кроули взгляд. Не желая видеть в нем безразличие. — Мне пришлось узнать слишком многое, Азирафель, — ладонь Кроули легла на его затылок, и пальцы мягко погладили волосы. — Мне нужно время. — Я могу помочь, — Азирафель поднял руку и сжал теплую ладонь. Кроули покачал головой. — Ты сделал достаточно, — произнес он, не глядя на него, — стоит на этом остановиться. Пока не стало хуже. — Но в бездействии и становится хуже, — Азирафель протянул свободную руку, отставляя нетронутый бокал. Опасливо потянулся к Кроули. Неуверенно остановился и все же дотронулся до его бедра. — Прошу тебя. Я сделаю для тебя все. Что угодно. Все, что ты пожелаешь. Иначе я просто не могу на тебя смотреть. — Так не смотри. Их взгляды встретились. Азирафель тяжело задышал, понимая, что Кроули снова так близко. Так, как не был уже очень давно. Снова позволял прикасаться к себе, не отстраняясь и словно ожидая. Азирафель понимал, что Кроули непросто. Что, возможно, он переступает через себя, находясь рядом и просто позволяя ему эту близость. Кроули только что попросил у него самую малость — всего лишь время. Это не сложно. Не сложно настолько, что выполнить можно одним щелчком пальцев. Но Азирафель все равно потянулся к нему, чувствуя стыд за собственное эгоистичное желание. Он даже ощутил, как пальцы Кроули сильнее сжались в его волосах, и сам стиснул ладонь на его бедре. Он остановился всего в паре миллиметров от его губ, когда в кармане Кроули громко зазвонил телефон, вырывая из завораживающей обстановки. Этой секундной заминки хватило, чтобы киллер отстранился и встал с кровати. Все еще с полупустым бокалом в руках, он достал из кармана телефон и нахмурился. — Странно, обычно она не звонит мне в такое время, — он задумчиво посмотрел на дисплей и поправил воротник рубашки пальцем, расслабляя его. — Она?.. — Моя сестра. Кроули приложил телефон к уху и отвернулся, подходя к окну. В сердце Азирафеля кольнул страх. Что-то не так. Кроули никогда не звонили так поздно. Во всяком случае, когда он был с ним. Азирафель посмотрел на Кроули и привстал с кровати, неуверенно останавливаясь в нескольких шагах от него. Кроули стоял у окна. Его напряжение выдавала ровная спина и крепко стиснутый в руке бокал. Он отвечал очень низко и односложно, и Азирафелю все казалось, что сейчас стекло треснет в его ладони. Поэтому он подошел ближе, желая хотя бы забрать у Кроули опасный предмет, которым можно пораниться. Азирафель замер на месте, не дойдя до Кроули всего шага. Они оба застыли, неотрывно глядя в окно. Взрыв раздался совсем без звука, но столб огня, взвившийся до самого неба, озаривший ночь, отлично открывался из окна. Азирафель смотрел на пламя, освещающее небо, и внутри стремительно скручивался страх. Кончики пальцев похолодели, и сквозь пелену шока, он, наконец, различил, как в телефоне в опущенной руке Кроули быстро сменялись гудки. Кроули стоял, приоткрыв рот, и облако взрыва отражалось в его глазах. — Скажи, что ты не знаешь, что взорвалось, — прошептал Азирафель, неотрывно глядя на него. Только страх в широко раскрытых разномастных глазах выдавал все. — Знаю, — ответил Кроули, делая шаг назад и не падая лишь благодаря вовремя подхватившему его Азирафелю. — Это завод моего отца.