Сказка о счастье

— Ваше Величество. — голос придворной дамы режет слух молодой Королевы, заставляя очнуться от сладких грез, что навеяли ему Боги этой прекрасной звездной ночью. — Пора посыпаться. Хосок открывает глаза, отгоняя остатки сна, и встает с постели, открывая взору свое молодое, только начинающее цвести, нагое тело. Его тонкие запястья горят памятью о прощальных поцелуях Его Высочества, а губы приятно болят, теряя красноту пленения их чужими устами прошлым вечером. По карамельным щекам скатываются сотни слезинок, что в безмолвии падают на деревянный пол. Последнее, что оставил ему Чимин — память о своих касаниях и любви, что теперь камнем оседает в груди юной муж правителя. Молодая омега, подгоняемая своей служанкой, проходит в банную комнату, что пропиталась маслами и запахами прекрасными, которые в скором времени на кожу юной Королевы осядут сладким и призрачным шлейфом. Хосок погружается в воду, с нагого тела смывая касания любимого сердцем его человека навсегда, и Его Величество позволяет себе выпустить бесконечное количество тревог и грусти в самый последний раз, пока он все еще свободен и имеет право желать и мечтать о Его Высочестве, что тела его посмел коснуться и сердце на век забрать. Пока он еще не муж Короля. Его тело касаются мягкими тканями, убирая влагу, чтобы масла втереть, что запахи цветов в себе содержат, да кожу карамельную скрыть за слоями ткани, дабы только Король мог лицезреть столь прекрасное зрелище. Руки слуг касаются невесомо не принадлежащего им шелка дивного, но масла втирают тщательно, словно пропитывая ими своего Хозяина, чтобы никто не смог почувствовать природный омежий аромат, что только для носа Мин Юнги предназначается. Когда с маслами покончено, Хосока проводят за туалетный столик, что золотом и рубинами украшен, да множество флаконов с краской для лица в себе прячет. Хоть Королева и прекрасна, но в этот знаменательный день для народа Чосона, он должен быть неотразим и совершенен. Но никакая краска не может сделать Его Величество счастливым, подарить всем гостям торжества его великолепную улыбку. Тело Хосока прячется под слоями дорого шелка, расписанного золотыми и серебряными нитями, волосы убраны назад, открывая маленький лоб, шпилька с рубинами украшает алые косы, что короной у головы сошлись, пока настоящая корона прячется средь изобилия золота своим белым отливом. — Ваше Величество! — придворная дама кланяется, глядя восторженно на Королеву. — Вы поистине прекрасны! Но Хосок так не считает, предпочитая лишь улыбнуться сдержанно на комплимент слуги перед ним. Его разум находится в столь далеких краях, что возвращение обратно займет слишком долгое время, да и желания у молодого Величества не возникает делать это. Чон Хосок смотрит в зеркало в последний раз, стараясь изобразить подобие своей обычной, совершенно привычной для каждого улыбку, но только лишь напоминает себе вновь о скором торжестве, на котором юного омегу выдадут замуж за человека, что сердце принять никак не может. Который, уверен юноша, и не любит его, заключая их души в один сосуд замужества пред Богами лишь ради родословной омеги. А больше и нет объяснения такому поступку Его Величества. — Ваше Величество. — окликнул его молодой слуга, поглаживая маленькую спину в свадебном наряде. — Вы невероятно. Прошу вас, отпустите его. И полюбите своего мужа. Хоть и не сердцем, но разумом. Хосок всхлипну, в объятия теплые падая, на слезы серебряные сдерживая отчаянно. Его сердце и душа терзались, падая на раскаленные камни вновь и вновь, обжигаясь и разбиваясь, а разум только и мог подкидывать прекрасные видения из мечт и снов своего хозяина. — Но что же мне делать с моим сердцем, Джисон? — спросила Королева, в глаза преданные смотря. Джисон всегда рядом был, да советы дельные давал, хоть и на год был младше собственного Господина. Хосок доверял ему, даже больше, нежели себе самому. — Вы можете только жить дальше, Ваше Величество. — улыбнулся грустно слуга. — Жить дальше и любить своего супруга.

***

Хосок сидит на деревянном полу, что холодит кожу через тонкую ткань ночного платья. Шелковые нити розовыми маленькими линиями словно опутывают тело его, пусть и скрывая карамельную кожу, но совершенно не делая Королеву менее привлекательной. Наоборот, розовый оттенок только придает невинности смущенному мальчишке, нежности добавляет алым щекам, тонкой шее и хрупким запястьям, что в свете свечей сидит перед ложем своим да покорно мужа ожидает. Мин Юнги улыбается незаметно, рукавом прикрываясь и чихая, словно пришел только что, а не был заворожен красотой столь прекрасного создания Богов перед ним. Его Королева вздрагивает и поворачивается к дверям, с супругом взглядом встречаясь, краснея еще больше и заметно сильнее начиная нервничать. — Моя Королева, я немного опоздал. — Юнги наклоняет голову вперед, извиняясь перед мужем, и стучит по двери, разрешая слугам войти в комнату, дабы накрыть стол да принести алкоголь, который поможет юному омеге расслабиться. — Я искренне надеюсь, что Вы, моя Королева, не затаили на меня обиду. Хосок поджимает губы, на платье ночное мужское глядя, да головы от одеяния супруга не решаясь поднять. Он представить хочет, что перед ним его Чимин, который улыбается тепло, по волосам проводит маленькой рукой с пухлыми пальчиками, зарываясь в локоны любимого глубоко, голову поднимая со взглядом карих глаз заставляя встретится, и губами пухлыми в хосоковы малиновые впивается отчаянно, терзает, мучает в своем плену, потому что отпускать не имеет ни малейшего желания. Но перед ним совершенно не Чимин. Лишь его брат, что невесту у родного человека украл. — Как же я мог. — отвечает Королева, подходя к столу, фруктами уставленному, и садится на мягкую ткань, что не позволяет ногам тонким израниться о пол деревянный. — Вы всего лишь украли у своего брата его же жениха, невесту, будущего супруга. Но это не мое дело, и я не могу держать на Вас обиду из-за этого. Юнги, вместо ожидаемого Хосоком гневного взгляда, посылает Королеве свою извиняющую улыбку, в которой и грусть, и жалость перемешались. Омега вздрагивает от такого коктейля неожиданных для него чувств, и голову склоняет, силясь слезы непрошенные унять. — Моя Королева, — зовет Король, ладонь сжимая маленькую в руках своих мазолистых, покрытых шрамами и ранками. Не королевских руках совершенно. — Мне жаль. Я больше всего на свете не желал отнимать у своего брата его любовь. Но иначе было нельзя. Слуги вносят стеклянный сосуд с розовой жидкостью, оставляя ее и молодоженов в комнате. Хосока оставляя с мужем наедине, дабы те провели эту ночь, любя друг друга на ложе своем свадебном, но омега лишь всхлипывает, руку свою из цепких лап вырывая. Он слезы утирает и зло смотрит в глаза супругу. — И как Вы смеете прикрываться обстоятельствами? Вы пошли против своего брата! — выкрикнула Королева, в руках сжимая подол юбки ночной. — А как смеете Вы перебивать вашего Короля? — усмехается Юнги, закипая внутри от упертости этого юноши перед ним. Любой бы стойко принял как данность эти обстоятельства, голоса бы поднять не посмел, так еще и не смел бы о другом мужчине перед ложем своим говорить. А этот дерзкий мальчишка посмел еще и осудить своего мужа и Короля в одном лице, выставив мерзким человеком, который против родного брата пошел! Хосок замолчал, смотря на мужа испуганно. На него никогда никто не смел повышать голоса, тем более говорить в таком тоне. Тело его сковало холодом и страхом, а черные глаза Короля погружали в бездну, на самое дно утягивая. Омега вздохнул, стараясь из оков выбраться, но попытка каждая заканчивалась провалом. Его не отпускало. — Вы не смеете более заикаться об этом! — прохрипел Король, вставая и подходя к своей Королеве. — Отныне Вам запрещено думать о моем брате, об этой ситуации и обо мне в негативном ключе. Я Вам приказываю любить меня всем Вашим жалким сердцем и любовью, на которую оно только способно. Королева застыла, теряя еще и умение дышать. Его лицо было склонено, глаза раскрыты в шоке, пока по щекам впалым текли дорожки слез прозрачных, о пол разбиваясь, как и душа с сердцем мальчишки в данный миг. И дабы скрепить договор Небес, что любить заставляют того, кого ненавидеть хочется, с малиновых губ скатываются капли крови, алыми пятнами пачкая розовый шелк. — Я ненавижу Вас. — шепчет Хосок, глаза от пола отрывая. — Я ненавижу Вас! — Разве? Что ж, я рад принимать Ваши признания в любви ко мне. Я клянусь, что всю свою любовь, на которую способно мое сердце, Вам отдам, Моя Королева. Юнги скидывает ночное платье, нагое тело под лучи серебряные луны передоставляя и мужа своего на руки берет, дабы в ложе уложить. Хосок отбивается, царапает спину и руки мужские, оставляя сотни новых шрамов на коже поверх старых, кусает плечи, желая получить свободу. Но его лишь укладывают на кровать, поясом руки и ноги связывая да синяки оставляя алые поверх кожи карамельной. Юнги тело от тканей пленительных освобождает, желая скорее себе присвоить Королеву, и вдыхает такой прекрасный аромат омежий, что был скрыт от его носа весь этот прекрасный день. — Моя Королева, — шепчет Король, руками разрывая юбку ночного платья мужа, чтобы рот закрыть и прекратить крики своего супруга. — Ваше тело изумительно пахнет. Хосок уворачивается от чужих губ, стараясь сбежать из спальни, но его ловят, прижимают к тканям и матрасам. Король собой его тело накрывает, изучает всем, чем может, ноги в узел сплетая, дабы муж не смел больше сбегать. Королева стонет болезненно, слезы свои глотает и Богов росит прекратить этот кошмар, не желая более терпеть чужие прикосновения на своей коже, но те словно покинули мальчишку также, как и мать его при рождении. — Ваш запах дурманит мое сознание, Моя Королева. — хрипит Юнги, живот впалый целуя, да отметины свои алые оставляя, чтобы никто не мог допустить мысли о похищении у него мужа. — Я желаю Вас, Моя Королева. От бедра тонкие раздвигает, ягодицы карамельные оглаживает и в сухую дырочку тычется пальцем. От ненависти и злости закипает кровь в жилах Короля, а осознание, что его Королева отказывает подчиниться альфе своему, пробуждает давно забытые животные инстинкты. Он запахом давит, желая убить, задушить собственного брата за кражу сердца своего мужа желает, а супруга хочет запереть в темнице за такой отказ унизительный. — Как же так, моя Королева. — ядовито тянет Юнги, поднимаясь с тела почти бессознательного. — Неужели страх первой близости с мужчиной так сильно страшит Вас, что вы не чувствуете моих нежных и страстных касаний? Но ничего страшного, я помогу вам расслабиться. Мин вышагивает к столику, кувшин в руки беря, пока Хосок старается с постели скатиться прочь, дабы на помощь позвать кого-нибудь, но Юнги быстрее ослабшего и оглушенного запахом омеги. Король к ткани прижимает мужа, выдергивая из рта супруга кляп, но Королева и звука проронить не успевает, как к его губам припадает Король, жидкость розовую в горло вливая. — Вам понравился наш первый поцелуй, моя Королева? — улыбается Юнги. Король щеки мужа своего сжимает, рот открывая и вливает жидкость розовую внутрь порциями, дабы Королева не задохнулась, в перерывах губы малиновые терзая, вспоминая, как брат эти же уста целовал, а Хосок от этого стонал сладко, отдаваясь чужому мужчине. Ярость затапливает его кровь, он выкидывает кувшин, разбивая его о стол, и к губам своей королевы припадает, видя, как алкоголь затуманивает разум его мужа. — Отпустите меня… — хрипит Хосок пьяно, от себя стараясь оттолкнуть Короля связанными руками, но все его тело наливается металлом, и падает куда-то в бездну, теряя связь с разумом. Более омега ничего не может сделать. Лишь наблюдать, как его девственную кожу терзают губы и пальцы насильника, что мужем его оказался. — Ваше Величество, все в порядке? — в комнату вбегает охранник покоев, которого обеспокоили звуки разбившегося хрусталя и крики жалобные, что застывает при виде нагих тел королевской семьи, и ту же секунду вылетает вон из покоев. Юнги руку опускает к ягодицам мужа, раздвигая половинки, дабы, наконец, войти в тело своей Королевы, сделав своей на век, на всю жизнь, до самой смерти. Хосок со слезами на газах и ненавистью в сердце принимает член мужа, заходясь в истеричном крике боли, что чувствует каждым участком своего тела, извиваясь отчаянно в последний раз за эту ужасную ночь. Далее его сознание просто отключается от дикой боли в районах шеи и таза, когда Король разрывает отчаянно плоть своими зубами, помечая свою Королеву как собственность свою же, совершая при этом невероятно быстрые толчки, в отместку за ненависть не дает привыкнуть девственному телу к мужскому члену. Юнги доводит их организмы до сцепки, чувствуя, как узел набухает стремительно, и как также стремительно уходит его ярость и злость на брата и мужа. Щеки Королевы краснеют, тело нагревается, а из ануса вытекает струйка чего-то теплого. Мин отшатывается, тут же жмурясь от болезненных ощущений сцепки. — Моя Королева. — шепчет он истерично. — Неужели я довел Вас до… Но на пальцах длинных не кровь, а белесая смазка, что пахнет ягодами летними и цветами полевыми, чей запах кожа Королевы хранит. Мин замирает, разглядывая жидкость на своих подушечках и улыбается влюбленно. — Неужели мы все же истинные, Моя Королева? — спрашивает Король у бессознательного тела мужа. — Я не верил, когда только почувствовал Ваш запах на том празднике. Не верил, когда мой лекарь указал на Вас. Даже, когда монах мне клялся в верности моего же предположения, я не верил, что такая шутка судьбы возможна. Но теперь… — его губы поразила улыбка еще нежнее прежней. — Теперь, когда я вижу и чувствую все сам, я верю. Небеса создали Вас для меня, и я клянусь, что никогда не причиню Вам вреда и боли. Лишь дам время, чтобы Вы открыли свое сердце для Вашей настоящей любви. И луна стала свидетелем столь нежного поцелуя и рождения чего-то нового. Того, что сможет изменить весь мир вокруг. Посланника Богов.