***
— Знаешь, — задумчиво начал Влад, вглядываясь в даль и прижимая к себе уставшую от долгой прогулки Лале, — а ведь я задумываюсь о семье с тобой. Сказанное Дракулой откровенно повергло в шок юную девицу, но не в плохом ключе, а наоборот. На лице отражалась все её мечты, улыбка разрасталась и становилась всё более искренней, а выступивший на щеках румянец выказывал некое смущение от тёплых слов, что были чистой правдой и являлись отражением душевного состояния абсолютно спокойного Влада. Губы его дрогнули в улыбке, стоило хатун прижаться сильнее, наслаждаясь теплом мужского тела и столь родными объятиями, что, казалось, защитят от любых бед и невзгод, которые настигли бы её. — И какая же у нас будет семья? — вопрос прозвучал по-детски забавно, но он приятно оглаживал слух. Они хотят семью, не смотря на все табу, хотят прожить эту жизнь, держась за руки и оберегая друг друга. Это самое чистое и настоящее их желание, которое скрыть было бы преступлением против их любви. Влад засмеялся и отвлёкся от звёздного пейзажа, что окрасил прихотливое полотно неба в тёмно-синий оттенок и рассыпал белые мерцающие крапинки вокруг Луны, покровительницы ночи, внимательной слушательницы всех ночных разговоров и желаний. Взгляд светлых глаз пал на девушку, что неотрывно глядела на него всё это время, желая услышать завораживающий голос возлюбленного, чьи мысли превращались в звуковые вибрации и сотрясали сгустившийся воздух, разлетаясь по округе. — Ты, — указательным пальцем зацепив девичий носик и оставив на нём невесомый поцелуй, Влад взял маленькую ручку Лале и чуть сжал её, огладив большим пальцем белые костяшки, — Я, — бережно целует тыльную сторону ладони и прижимает её к своей груди, в области сердца, что стучало так часто и сильно, грозясь вырваться от волнения и чувства неизмеримого счастья, — и наша маленькая дочь, что будет также красива душой и телом, как её мать. У неё будут светлые волосы, совсем как твои, очи будут как два сапфира, которые не посмеют познать боли жгучих слёз. Маленький вздёрнутый носик будет забавно раздуваться, когда та будет спокойно спать в колыбельной в наших покоях. Её звонкий смех будет напоминать мне о том, как же сильно я полюбил тебя и твой голос, твою душу и твоё существо в целом, напомнит о том, что ради вас я готов на всё. Никто не посмеет отобрать у нас счастье, Лале. Никто и никогда не посмеет разрушить нашу любовь и наши мечты.***
Несколько коротких вдохов и беспокойная тряска головой, в попытке отогнать нахлынувшее воспоминание, что больно ранило разум. Помутнённое сознание не давало возможности здраво размышлять, и всё что удалось Лале, лёжа в койке лазарета — положить руку на живот и ощутить лишь исходящее от неё тепло тела, не более того. Не удавалось думать, не удавалось совсем ничего. Всё летело в пропасть с колоссальной скоростью, всё просто шло наперекосяк. — Госпожа, что с вами? — голос Ренки вывел из удушающего транса, однако клубок непослушных мыслей отказывался распутываться и не давал возможности чётко выстроить последовательность тех событий, что сложились и настигли так скоро. Пустота заполняла голову, все мысли Лале исчезли после той злополучной новости, и хотя дыхание пришло в норму, а взгляд стал осознанным, всё нутро нежного цветка проклинало эту новость. Все мысли испарились и уступили место той, что напоминала о себе гулкими словами лекаря. Разве это возможно, разве она это заслужила? Хотелось разрыдаться, дать волю минутной слабости, поскорее утонуть в этом горе и смириться с неизбежной судьбой. А что будет дальше? Этот страх неизведанного морально добивал юную хатун. Кое-как ответив лекарке нелепую несуразицу, девушка на ватных ногах покинула лазарет, от уставших рецепторов постепенно отдалялся приевшийся аромат настоек и трав, и лишь сейчас, в свете луны в тёмном коридоре дворца, в голову девушки пришла пугающая мысль:«А что бы сказал Влад?»
Что бы сказал Влад, пленник из Валахии, её жених, её любовь? Человек, который мечтал о том, чтобы их маленькая дочь была похожа на свою мать, мечтал о счастливой семейной жизни. Что бы он сказал, узнав, что теперь Лале носит под сердцем дитя другого человека, к которому она пропитана бурлящей ненавистью? Может, он бы отверг её, сказав, что ему не нужна такая возлюбленная больше, может, он бы страдал также, как и она сейчас. Возможно, поддержал бы её, кто знает. Что бы он сказал? Как бы поступил? Больно. Душа, казалось, издаёт предсмертный хрип, как в тот самый день, когда она потеряла всё. Помутневший взор пал на кольцо на её пальце, которое она так и не посмела снять до сих пор. Изящное гранатовое кольцо купалось в ласковом и белоснежном свете луны, ведь даже эта Королева Ночи напоминает о нём, одаривая своими нежными касаниями. Не хотелось думать об этой вести, впервые так категорично не хотелось думать о Владе. Хотелось бесследно раствориться, как лунный свет растворяется в первых солнечных лучах. Она ведь ничего не сделала, но тогда почему так стыдно, почему вина давит на её хрупкие плечи и вынуждает блуждать по коридорам в поисках свих покоев, в которых ей так хотелось спрятаться от всего этого? Солёная влага наполнила два карих, казалось, совсем неживых омута и уже через мгновенье по впалым щекам покатились хрустальные капли, которые она так долго сдерживала и не давала им волю.Этой ночью все изменилось. ***
Тяжело открыв покрасневшие и припухшие от слёз глаза, Лале с удивлением обнаружила, что находится в своих покоях, что не могло не радовать девушку в какой-то степени. Она не помнит, как добрела, но точно знает, что ноги её сами донесли и она точно не упала без сознания посреди коридора. Вздох облегчения вырвался из грудной клетки, но облегчение сменилось на настигший страх и отчаяние, ведь воспоминания вчерашнего дня окатили девушку, точно ледяная вода. Вскочив с кровати и от того пошатнувшись, Лале взглянула на отражение в идеально чистом зеркале, с устоявшимся в глазах ужасом разглядывая фигуру, которая принадлежала кому угодно, но точно не ей. Перед ней стояла совсем исхудавшая девушка, с совершенно несчастными пустыми глазами и растрепанными русыми волосами, которые ранее были собраны в аккуратную косу, над которой так кропотливо работала Ренки. Она носит под сердцем дитя, дитя того самого монстра, который растоптал её и смешал с грязью, пылью, заставил прочувствовать унижение каждой миллиметром хрупкого тела. Одна идея о том, чтобы родить ребёнка Мехмеду вызывала у молодой госпожи рвотные позывы, чего уж говорить о суровой реальности, от которой тут же кружилась голова, а тошнота подкатывала к горлу и заставляла свою хозяйку жадно глотать воздух, утихомиривая желание вывернуть желудок наизнанку. До этой чертовщины она могла сбежать, скрыться в лесу и жить в какой-нибудь деревушке, но теперь с неё глаз не спустят, без ведома султана и стражников она не сумеет сделать ни единого шага. Она всегда под контролем, призрачный шанс на спасение померк и перестал навязчиво туманить мысли. Если бы Лале сумела сделаться прозрачной, чтобы осветить и выставить напоказ обнажённую душу, то можно было бы разглядеть, как гаснет маленький огонёк внутри неё, нет, искорка. Именно эта искорка сдавалась. Не было больше смысла опираться. Теперь нужно подчиняться и делать всё так, чтобы тебя не смешали с дворцовой грязью и не закопали под ближайшей старой сосной, которая вот-вот обещала с грохотом рухнуть на землю. Точно, как боевой дух Лале. Пошатывания казались не очень надёжными, поэтому шатенка вновь вернулась в свою постель, накрыв ноги покрывалом карамельного цвета и поправив светлую ночную рубашку, в которой она лежала ещё в лазарете. Нужно было переодеться, но сил на это совершенно не было. Дверь отворилась, на пороге появился Мехмед во всей его красе: красное одеяние было ему к лицу и было соразмерно с его телом, которое Лале запомнила нависшим над своим, таким маленьким и беззащитным. Внизу живота на секунду закололо, напоминая о себе и о том, что случилось, освежая в памяти мерзость и боль, когда Мехмед вколачивался в её тело яростными толчками, вынуждая кричать в тряпку, которую пришлось держать во рту до самого окончания этой пытки. Она снова видит его с непокрытой головой, непривычно. Но отвращение от воспоминаний медленно ползло по венам и артериям, наполняло капилляры вместо крови. Короткие и чёрные волосы небрежно растрёпаны, некоторые пряди прилегали ко лбу парня, но настолько этот вид оживлял ту ночь в голове юной Госпожи, что пришлось отвернуться и прикусить и без того настрадавшуюся губу, склонив голову в знак приветствия. Виновник её горя, как же Лале его ненавидела, как же презирала. Однако сейчас нет в ней того огня, той ненависти, лишь безысходность. Осознание безысходности росло, ведь здесь мало кто сможет помочь, а если и сможет, то с большой вероятности предаст, выставив тебя виноватым. Придётся выживать. Девушка смиренно смотрит в одну точку, а по комнате разносится такой ненавистный голос, заставляющий Лале сжаться от страха и тошнотворного чувства омерзения. — Я же говорил, Лале. Нужно прислушиваться ко мне чаще, моя певчая пташка. — с наигранным нравоучением помолвил Мехмед, расхаживая по покоям девушки, практически неотрывно разглядывая лежащую в постели хатун. Она ему бесспорно нравилась, будь в ней меньше строптивости и дерзости — цены бы ей не было. К кровати её он подошёл медлительно, совсем неспешно, будто в запасе ещё куча времени, присел на самый её край и вгляделся в мученическое лицо шатенки, будто упуская тот факт, что её хмурый вид напрямую зависел от его действий. В один миг, когда Лале прикрыла веки и медленно раскрывала их, парень приблизился к губам девушки так сильно, что его горячее дыхание обдало её уста. Но ей было плевать. Абсолютно безразлично всё то, что он делает сейчас. Настолько всё равно, что когда Мехмед прильнул к её губам и скользнул языком в женский ротик, Лале лишь потупила взгляд на закрытые глаза Султана и не предприняла ничего, кроме как сжать губы в надежде на то, что он отстанет. Сие движение раззадорило Мехмеда и тот провёл огромной ладонью по оголённому бедру Лале, что так не вовремя выглянуло из-под шёлкового одеяла и поддалось нежному теплу солнышка и гадкому прикосновению одновременно. Рука придвинулась под мягкую ночнушку и продолжила свой путь, обжигая нежную кожу и оставляя на ней невидимые язвы, которые Лале так тщательно пыталась отмыть в бане не несколько недель назад. Губы тоже надолго не задержались на одном месте и теперь они двигались вдоль шеи, оставляя и там багровые акварельные пятна, но стоило Лале легко толкнуть Падишаха в грудь, как тот отстранился, победно усмехаясь. Несправедливо, нечестно, омерзительно. Гнев заполнил пустоты духа Лале, позволив повернуть голову и взглянуть врагу в лицо. Мехмед — её заклятый враг. Злейший враг, которого она всем своим сердцем желала уничтожить, стереть с лица Земли и забыть об этом, как о страшном сне, что настиг её в один из счастливых дней. Лицо сохраняет спокойствие, ни единый мускул не должен дрогнуть, иначе всё пропало. Спокойствие и гордость — вот что поможет ей пережить этот день. — В скором времени тебя переведут в новые покои, а там и подарки будут, — лицо Падишаха не покидала улыбка, она глупо изогнула его рот в кривой линии и не собиралась пропадать, — в гареме только о тебе и говорят, ведь сегодня в твою честь будет праздник. Я рад, что именно ты подаришь мне этого ребёнка, любовь моя. — Ты приказал его устроить? Улыбка на лице брюнета становится широкой и лукавой, словно он ожидает похвалы или признания, но зная характер Лале и чувствуя её непокорность, парень лишь тихо шепчет ответ на вопрос, который девушка задала необдуманно, просто сболтнув первое, что пришло в голову: — Конечно я. Ради тебя я готов на многие вещи, которые и представить сложно. Даже устраивать праздники, которыми я не должен заниматься. По телу пробегают мурашки. Праздник. Сегодня. Последнее чего она хотела это праздновать. Не хотелось наигранно улыбаться и радоваться ребёнку, которого она даже не думала рожать. Однако все решили за неё. В комнату влетели Ренки и Акиле, откланявшись Повелителю, что вновь наклонился за поцелуем, но получив лишь презрительный взор в свою сторону, он поприветствовал одну калфу и вторую, попрощавшись со сломленной хатун и подмигнув ей напоследок. Стоило дверям победно хлопнуть, как об шёлковую ткань покрывала она вытерла свой рот, прошлась им же по шее и потёрла бёдра, будто бы стирая с себя все касания этого мужчины. — Сожгите это покрывало, оно мерзкое. — говорила апатично, устремив взгляд в сторону закрытой двери, за которыми обычно размещались стражники, коих приставил сюда Мехмед в целях предотвратить возможный побег и уберечь жизнь Лале от любой опасности. Будто он не знал, что он и сам является угрозой для её жизни. Ренки заметалась по покоям, забирая упавшее на пол постельное бельё, что скинула Лале и приказала поддать его объятиям пламени, который своими языками сумеет превратить эти дорогие ткани в невесомый пепел. Хотелось также. — Госпожа, вам помочь подготовиться? — Акиле говорила настойчиво и с выделяющимся акцентом, который Лале заметила только сейчас, под влиянием настигнувшей апатии, что уничтожала желание жить, существовать, двигаться за считаные секунды. Лишь отрицательно помотав головой, она наблюдает как девушки перешептываются между собой, невзначай задевая друг друга. Касания рук казались такими лёгкими и непринуждёнными, что тень ухмылки проскочила на лице юной Госпожи, ведь именно так они с Владом казались друг друга поначалу, когда их чувства становились крепче и искренней. Где он? Почему он не приходит? Он обещал быть рядом, так что же изменилось? — Я соберусь сама, уходите. — тон был грубым, но совсем не специально девушка так обращалась к служанкам, это вышло случайно от долгого и напряженного молчания, голосовые связки ещё не отошли ото сна. Девочки покорно присели, опустив головы и поспешили удалиться, оставив Лале наедине с собой, с пустой головой и апатией, которую следовало бы побороть прямо здесь и прямо сейчас. Но не удавалось. Не удавалось это от слова совсем. Погруженная в свои, казалось, незначительные мысли, она почувствовала на плече мужскую руку, а подняв голову увидела своего рыжего друга, своего мёртвого друга. Отскочив от испуга и раскрыв от удивления рот, девушка поспешила подняться с кровати, пока её тело не оцепенело от нахлынувшего страха, поэтому друг стоял прямо напротив неё, глядя так тепло и так по родному. Будто живой, он обычными человеческими шагами обошёл кровать, оказавшись всего в паре метров от подруги, которой это всё казалось выдумкой, плодом её фантазии, но она сама знала, что это совершенно не так. ― Аслан! Где же Влад, почему он ко мне не является? Я так его увидеть хочу… ― расстроенно промолвила Лале, накидывая теплый кафтан на свои плечи, зная, что скоро повеет холодком, стоит лишь другу заговорить. Мягкая ткань ненавязчиво приобнимала девушку, пряча её хрупкие плечи от непогоды и согревая её, не взирая на то, что ненавидела она всё, что связанно с этим дворцом. Хотелось стать свободной, но теперь, когда она вынашивает маленького невинного ребёнка, это трудно давалось даже смутному представлению, а уж тем более фантазии, которые в последнее время приходили слишком часто и слишком неожиданно. ― Он ушёл. Даже я не могу его найти. Он просто исчез, что-то сказав напоследок. ― без тени ухмылки сказал Аслан, опустив взгляд помутневших очей в пол, даже не глядя в сторону своего родного человека, кой стоял и выжидал волнующего ответа. Он знал почему Влад исчез, почему даже его душа не выдержала тяжкой ноши и почему шанс на его возвращение настолько мал. Но говорить об этом не хотелось вовсе, ведь осознание того, что всё будет только хуже нависало густым роем навязчивых мыслей о последствиях. Не продержавшись долго, Аслан поднял расплывчатый взор и устремил его в сторону живота Лале, что с каждым днём становился чуть больше прежнего, но совсем немного, незаметно для обычных глаз. Он машинально протянул сильную руку в её сторону, будто потянувшись к исходящему свету нетронутой и незапятнанной души ребёнка, но он тут же отдёрнул её, боясь испачкать или вовсе отнять его, поэтому неощутимым касанием одарил расслабленную руку девушки. ― Его уход… Он связан с… ― русоволосая начала речь неуверенно, будто боясь оступиться или сболтнуть лишнего, указав одним лишь безжизненным взглядом на свой живот. Она не хотела называть ребёнком то, что зародилось в ней. Не хотела и не намеревалась. ―…этим? ― голоса их стихли, рассеялись в утренних часах, смешавшись с пением птиц, что доносилось с улицы. Рыжеволосый тяжело сглотнул, задумчиво прикусив нижнюю губу и моментально увлекаясь пейзажем за открытым окном, что постепенно высвобождался из плена успокаивающей тьмы, что хотела лишь уберечь.Уберечь, спрятав в своих холодных объятиях. В объятиях смерти.
Кивок головой заставил сердце Лале подскочить к самому горлу, перекрыв доступ к кислороду в который раз за день, в то время как карие очи покрылись тонкой плёнкой жгучего жемчуга, что скапливался крупными каплями в уголке распахнутых глаз. Всё сгорало дотла и она понимала это, воспринимая как должное. Непрошедшее чувство вины за их смерти гложет искалеченное нутро до сих пор, упрекает её в том, что поздно Лале сорвалась на бег, расталкивая людей на площади, что поздно подала голос и что не поднялась на эшафот к ним, в попытке спасти. Казалось, это было бы верным решением, если бы не истинная цель смерти родных ей людей: они старались уберечь её любой ценой, сравнимой с жизнью. Но печальнее всего было понимание, что это не помогло. Оно лишь разрушило внутренний мир, что осыпался миллионом осколков на пол, на самое дно, куда её и тянуло. Каждый день её утягивало в омут безысходности, апатии и ненависти, что душили своими золотыми канатами, медленно и мучительно убивая желание жить и существовать. ― Он не вернётся, да…? ― хатун перешла на сдавленный шёпот, боясь даже пошевелиться, ведь знала, что каждое движение будет разгонять боль по телу ровно с той же скоростью, что и кровь будет мчаться бурлящей лавой по венам. Он больше не придёт, ведь дитя того, кто принёс больше всего боли и вреда покоилось под её сердцем, с каждым днём всё больше привыкая к родной матери. Это не их с Владом ребёнок, как они когда-то мечтали, это дитя Мехмеда, который разрушил всё то, что Лале выстраивала годами. Вот что заставило Влада уйти: сломанные мечты, сломанная жизнь возлюбленной и их отобранное счастье. ― Он вернётся, когда родится дитя. Ему больно чувствовать эту душу, она ранит его своим светом. Пообещай, что выносишь этого ребёнка и ни за что не покинешь его. Ни за что не причинишь ему вреда. Обещай, Лале! ― Я… ― нижняя губа дрогнула, а руки в ту же секунду оказались на плоском животе даря поглаживания нежной коже через силу, словно Лале переступает через саму себя, ― Как же я могу обещать, если …это… было зачато в абсолютной боли и ненависти? Как я смогу полюбить, если моё сердце давно похоже на дворцовые каменные статуи? ― в отчаянии хатун старалась сдержать очередной поток слёз, который должен был жаром обдать румяную кожу, но получалось это отвратительно, поэтому хрусталь собирался крупными каплями и падал прямо на пол, с шумом ударяясь о ровную поверхность и разлетаясь на сотни капель поменьше. ― Ты должна понять, что ребёнок не виноват в этом. Аллах даровал тебе эту возможность, чтобы ты воспитала кого-то более достойного нежели Мехмед. Я знаю, что тебе больно, но нужно продолжать бороться, не сдаваться, загубив жизни других. Мы с Владом отдали жизнь не для того, чтобы ты полосовала кинжалом руки. ― девушка стыдливо спрятала руки за спину, опустив взгляд в пол и молча всхлипывая, не поднимая головы. Это было давно, кажется, в день казни, когда смерть казалась Лале лучшим выходом из всей сложившейся ситуации. А теперь смерть не кажется выходом. Слова Аслана возымели какой-то незначительный, но эффект, и теперь хотелось и впрямь бороться за своё существование. Нужно терпеть и идти по головам. И даже если парень имел ввиду другое, то Лале воспринимала это именно так. Она сумеет справиться, если снова обретёт смысл жизни. ― Я обещаю. ― молчание в ответ удивило хатун, а когда та подняла заплывший взор, то увидеть парня уже не посчастливилось. Ушёл. Теперь только остаётся надеяться на поддержку тех, кто обещал быть рядом. Акиле и Ренки. Кареглазая уже корила себя за то, что прогнала их, нужно было чьё-то присутствие. Только сейчас в голову закралась мысль о том, что только благодаря этим девушкам и Шахи-хатун она не свела счёты с жизнью, только благодаря их помощи и поддержке она не сошла с ума от гнетущего чувства абсолютного одиночества и сумасшествие не сумело повергнуть её лишь из-за чувства приземлённости. Девушка чётко знала, что всё это ― суровая реальность, к которой её разум не был готов, он был слабым и не был таким крепким, чтобы выдержать весь этот перегруз. Девушка принялась расхаживать по комнате и оглядывать каждую вещицу, стараясь оттянуть момент сборов. На праздник идти совершенно не было ни сил, ни желания. Она могла и отказаться, но точно знает, что не посмеет этого сделать, пока Мехмед рядом и пока он не ослабит свою стальную хватку. Этот поцелуй… Такой приторный и мерзкий, что хотелось прочистить горло и рот кусками битого стекла. Платье изумрудного цвета блистало под лучами солнца и Лале понимала, что именно оно сегодня и пригодится, что сегодня оно сумеет хоть немного оживить её внешний вид. Наедине с собой она может ненавидеть всё и вся сколько угодно, может страдать, плакать и кричать, но только не на людях ― нужно быть улыбчивой и весёлой, будто ничего не произошло, будто она и впрямь рада случившемуся. Подойдя к зеркалу, девушка приложила бархатное платье к телу и попробовала улыбнуться, обнажив ряд ровных зубов. Наигранно и отвратительно, все точно учуют подвох. Улыбнувшись не так широко, результат вновь не пришёлся по вкусу. Тряхнув головой и вновь внимательно рассмотрев своё отражение, девушка постаралась припомнить все те моменты, в которые она светилась от забытого счастья, как вдруг в карих поникших глазах появился знакомый ей блеск, а уголки губ лишь слегка поползли вверх, освещая лицо некой радостью. Метнувшись к двери с затаившейся на лице улыбкой, хатун попросила позвать своих служанок одного из высоких мужчин, кой стоял неподвижно, совсем как каменный идол. Он молча кивнул и двинулся на поиски двух девушек, которые не разлучались ни на мгновенье, не смотря на их работу в разных частях дворца. Лале неспешно одевалась, чувствуя, как бархат щекочет холодную кожу и усмехаясь тому, что в последнее время это прикосновение было одним из самых приятных. Влад ушёл и вряд ли вернётся. Она причинила ему боль, пускай и ненамеренно. Но Лале знала, что здесь она точно не виновата, так как сама оказалась жертвой в данной ситуации. Да, они с Владом хотели дитя и сбежать подальше отсюда, но теперь не хочется совсем ничего. Это их совместное горе. ― Вы звали, Госпожа? ― протянула уверенно Акиле, так смело и чётко, что Лале сначала удивлённо вскинула брови, ведь русская рабыня всегда вела себя тихо и не выделялась командным голосом, что был ей сейчас присущ. ― Поболтай со мной. Садись, а я пока расчешу волосы. ― впервые Лале хотелось искренне самой поболтать с кем-то живым, с кем-то, кто мог бы разделить её несчастье. Славянка присела рядом и молча наблюдала за каждым аккуратным движением своей Госпожи, что бережно обращалась со своими русыми локонами. Аккуратно прочёсывая их гребнем, хатун без умолку рассказывала разную ересь, которая только приходила ей на ум, поэтому тема отношений с погибшим Дракулой подступила быстро и довольно внезапно. ― Гранатовое кольцо на Вашем пальце… Его Вам Влад подарил? ― Акиле смотрела на украшение с неким, словно лисьим, подозрением, и вопрос пришёлся в лоб, что ни капли не повлияло на юную девицу. Ни один мускул её прекрасного личика не дрогнул, она и виду не подала, что внутри сейчас самый настоящий кавардак. ― Да. Думаю, оно пробудет со мной ровно до тех пор, пока я не окажусь в гробу. ― Ну что Вы, Госпожа, рано Вам ещё умирать. Не нужно сдаваться. ― твердый голос и подбадривающий тон смешались воедино и прямо заряжали Лале уверенностью в том, что она не посмеет сдаться. Она уже пообещала Аслану, что не опустит рук и не оставит ребёнка одного. Когда волосы стали идеально прямыми, без какого-либо спутанного клубочка, то девушка позволила себе закрепить на русой копне подобие фаты, которую они с Шахи-хатун называли простым платком. Полупрозрачная ткань салатового цвета скрывала откинутые за плечами волосы, аккуратно обрамляя плечи и делая взгляд Лале свежее, мягче, доброжелательней, нежели ранее. ― Нужно идти по головам и доказать всем то, что Вас просто так не сломить. Мы с Ренки на Вашей стороне и поможем Вам одержать победу над проклятым Султаном, Шайтан ему товарищ. ― Ты права, Акиле. Вот увидишь, я заставлю всех здесь подчиниться мне, каждый ответит за тот вред, который причинил мне когда-либо. Мехмед поплатится за то, что сотворил со мной. Я ― Лале-султан, и я не позволю так обращаться с моей персоной.Игра Началась.