Никогда. ***
Не показывая страха и не шумя лишний раз, Лале коротала свои дни в золотой клетке, в величественном дворце султана. В месте, где поджидает столько же опасностей, сколько и неистовых наслаждений и радостей. Дни неустанно сменяли друг друга, шли недели. К женскому удивлению, никаких проблем после этого инцидента в лесу не возникло, и юной госпоже лишь оставалось молить Аллаха, дабы в дальнейшем все было так же тихо. Тот самый сладостный вкус покоя наконец тронул алые уста, а о большем она и не мечтала. Не мечтала, ведь вкус свободы она не почувствует никогда больше, поэтому получить долгожданную награду в виде покоя — бальзам на душу. В тот день они с Нурай попрощались довольно сдержанно, чувствуя, как тела от напряжения двигаются резко и рвано, поэтому на объятия рассчитывать не приходилось, ведь поведение могло выдать их, дать повод для подозрений. Дворец в памяти отпечатался величественным, изящным и просто гигантским: тогда перед её глазами предстало построение, которое хранило в себе столько ужасающих тайн, сколько не удастся сохранить ни единому человеку во всём мире. Такой тяжелой была ноша этого места, что простой заблудшей душе не удалось бы нести её также легко и без угрызений совести. Всё было в нём холодным и отстранённым. Атмосфера гармонии и добра здесь царила только тогда, когда Лале помнила себя совсем малышкой, когда могла спокойно играть с Мехмедом и не задумываться о том, что когда-то он станет жестоким правителем, который поступит с ней самым ужасным образом. В детстве они были так привязаны друг к другу, что теперь для Лале есть удивлением то, что к ней относятся как к тряпке, которая не имеет своего внутреннего мира. Когда дядя Мурад был жив, ей хотелось таить в груди надежду на то, что Мехмед обязательно изменится, просто ему нужна помощь. Не нужна. Ему необходима власть, необходимо подчинение. Он не просил помощи, он велел подчиняться. В нежном свете вечерних и ласковых сумерек, постепенно укрывавших всю Османскую империю, девушка невольно остановилась возле зеркала и оглядела себя с ног до головы. Живот потихоньку округлялся, это бросалось в глаза ей самой, но не жителям гарема. Сущих изменений никто не замечал кроме Лале и её подруг, которые часто вытягивали ту на прогулки в лес, в дворцовый сад и просто по коридорам этого места, чтобы хоть как-то развеяться и совсем не заскучать в компании своих мыслей. Изящной рукой она провела по животу и почувствовала секундное наслаждение от того, насколько это касание было приятным. Тепло вмиг разлилось по всему телу, а улыбка озарила вечно бледное личико, глаза вмиг загорелись позабытым счастьем, что не могло не радовать. Спустя такой промежуток времени Лале смогла убедить себя в том, что ребёнок не виноват в случившемся. Теперь нужно позаботиться о нём и сделать всё, чтобы дитя не застало свою маму в момент, когда она позволит дать себе слабину. Мысли вновь начали беспорядочно метаться и путаться между собой, идеи заполняли голову, а единственным что приковывало карий взор было кольцо. То самое кольцо, которое он подарил ей в роковой вечер. Вечер, который должен был стать тревожным звоночком, но стал лишь океаном для её мечтаний, поглощающим в нежные чувства омутом, но только не предвестником наступающей беды. То, как они кружились в танце в тот вечер, как пылали их сердца и как та неизведанная сила притяжения, которая сближала их всё сильнее, тянула их друг к другу. То, какие нежные поцелуи они оставили на трепещущих устах, нервно оглядываясь по сторонам, не застукает ли их кто-то. И фраза его отпечаталась клеймом тогда в её сознании:«Если не увидимся, то я найду тебя в следующей жизни». «Я люблю тебя».
Лале никогда не рассматривала вблизи украшение, что полюбилось ей столь сильно, да и в последнее время Аслан и Влад не наведывались к ней от слова совсем, чему она в глубине души была рада, ведь спустя столько времени хотелось смириться, жить без постоянных напоминаний о том дне, когда она зареклась отомстить. Не смотря на то, что подкосил её тогда и уход Влада, когда тот узнал о беременности, сейчас было легче без его присутствия. Хотелось иногда прочувствовать тепло его рук и крепкие объятия, но всё это имело лишь добивающий эффект, поэтому мысль тут же терялась в сотне различных дум. Она не разлюбила его, нет. Просто пережила тот момент, когда всё воспринималось так остро и близко к сердцу. Характер, что становился жёстче. Он был виной тому, что хотелось отпустить парней и лишь иногда вспоминать о них, как о чём-то самом приятном. Или взросление, которое настигло её в столь неподходящий момент. Красный камешек задорно сиял, купаясь в ласковых солнечных лучах и переливаясь различными цветами радуги, которую так редко можно увидеть здесь, но которая безумно нравилась молодой девушке. Камень давал ей чувство тепла, защиты, и казалось это чем-то таким странным и непривычным, что захватывало дух и перебивало напрочь дыхание. Складывалось ощущение, что от самого камня исходил дух пленника из Валахии. Мысль показалась пугающей и вовсе навязчивой, но тем не менее, она грела её душу, а чувство выполненного обещания, которое она дала в тот вечер — ласкало разум и сердце. Но желание отогнать подальше все мысли о погибших друзей неожиданно возникло в её голове и легло плотной пеленой в её сознании, поэтому резко потрусив головой и замахав руками в попытке рассеять то, чего не было на самом деле, девушка в который раз удостоверилась в том, что действительно ничего в этом такого нет. Из-за этих импульсивных движений кольцо с пальчика слетело на пол, со звоном ударяясь о прохладный пол и раз за разом звук приглушался, вибрации расплывались по воздуху и передавались мрамору под босыми ногами. Стук в дверь в который раз раздалась совсем неожиданно и совсем не вовремя, поэтому пришлось действовать мгновенно, счёт был на секунды: поднимая кольцо и пряча его в просторный рукавах ночной рубашки, Лале пришлось поспешно усесться на кровать и укрыть одеялом ноги, на которых всегда были синяки. Причину их появления она и знать не могла, но всегда на изящных ногах были эти сине-фиолетовые отметины, что раздражали одним лишь своим видом, но по сути никак на неё в жизни не влияли и уж тем более не мешали. Притворившись всё ещё сонной, она раздражённо прикрикнула, стараясь изобразить утреннее недовольство: — Войдите! В широком дверном проёме показались фигуры девушек, которые каждое утро навещали госпожу и болтали обо всём на свете, делясь новостями и обмениваясь весёлыми рассказами из жизни. Когда Ренки и Акиле шли на службу к Лале, то не задумывались о том, насколько сильно они к ней привяжутся и насколько будут верными. Вероятно, острые события, которые они пережили вместе значительно их сблизили, поэтому теперь девушки общались совсем не как поданные со своей госпожой, а как родные сёстры, кои с самого детства неразлучны. Они в который раз принесли завтрак, что Лале принимала с теплом, ведь такая забота с их стороны была одним из самых приятных жестов по утрам. Юная госпожа вздохнула с явным облегчением. Это не Мехмед, а значит все в порядке. Всяко лучше, чем в его присутствии. Вытащив колечко из заветного тайника и вновь осматривая дорогое её сердцу украшение уже с обратной стороны, Лале услышала легкий щебет Ренки, что заинтересованно разглядывала драгоценность издалека: — Какое красивое кольцо, Госпожа. Что это за камень? Лале на секунду замешкалась и впала в состояние не поглотившего до конца оцепенения, ведь всё время она была уверена, что кольцо на её любимой вещи — гранат, однако сейчас, когда она имеет роскошные гранатовые серьги, сомнения закрадываются в голову всё чаще. Камень на серьгах и на перстне отличался, и если в первом случае она уверена в происхождении и точном названии камешка, то вопрос со вторым украшением обстоял странно, вводил в замешательство. — Думаю, это гранат, — с лёгкой растерянностью в голосе пролепетала Лале, — А ты что думаешь, Ренки? Ты в этом разбираешься, вроде. Юной турчанкой тут же овладевало совсем детское любопытство, которое проникало в каждую клеточку тела и наполняло его нетерпеливостью, волнующим ожиданием. Ренки действительно заинтриговало то, какой это камень на самом деле, раз Госпожа, девушка, которая за всю свою жизнь повидала кучу дорогих украшений и также носила не меньше, чем видела, отвечала так неуверенно и нерешительно. Поэтому выхватив из рук Лале кольцо, тем самым заставив её чуть отпрянуть в испуге, черноволосая повертела в тонких пальцах маленький, интересующий её предмет, вглядываясь в то, как сверкает красное полупрозрачное изделие, ручная тончайшая работа. В янтарных глазах, в которых всегда колыхались задорные огоньки, сейчас промелькнуло удивление, оставив за собой чёрный след, сделав карие очи темнее ночного неба. — Госпожа, это берилл, не иначе. — брови её слегка нахмурились, а сама девушка неспешными шагами приблизилась к открытому окну, которое любезно пропускало солнечный свет, что так ласково просился вглубь вечно мрачной комнаты. Ренки подставила изделие под прямой золотистый луч, из-за которого красные следы раскинулись по всей комнате, покачиваясь от любого совершаемого движения, будь оно даже самым незначительным. Глаза Лале заметно округлились, ведь чувство стыда и неловкости завладевало её телом так скоро, что девушка ничего не успевала сделать, не сумев промолвить ни слова, будто пропал дар речи. Она всё это время путала два камня, даже не задаваясь вопросом о том, права ли она в своих суждениях, когда называла это кольцо гранатовым. Она нервно оглядывала комнату, не подавая голоса и практически не двигаясь. Лале тут же подметила то, с каким интересом Акиле оглядывала написанную картину с лесным пейзажем и изображённой на тонкой руке бабочкой. Идеально переданные цвета и композиция, которая показана на полотне — всё вызывало восхищение, даже те самые мелкие детали, которые подметила юная Госпожа, что так умело орудовала кистью и красками, стесняясь своего таланта. Кончиками пальцев она водила по холсту, будто чувствуя и погружаясь в ту атмосферу спокойствия, окруженную приятным ароматом хвои, смешанной с раскрывшимися бутонами цветов вокруг. Цветы были на деревьях, означая скорое появление плодов на нём, они росли и вперемешку с зелёным травяным ковром, стараясь тянуться к солнцу и раскрыться так, чтобы это увидели все, источая наиприятнейший сладкий запах во всём мире. Там существовала отдельная жизнь, в которую никто и никогда не позволял себе вмешаться, поэтому так тянуло Лале в последнее время на прогулки в лес, ведь там она чувствовала себя более защищённой, чем здесь, среди кучи стражников и прислуг. Русоволосая славянка перевернула картину и разобрала написанные в спешке слова, что тем не менее выглядели аккуратными, да выведенными они были чёрным угольком:«День, когда всё стало ярким. День, когда я воскресла».
— Акиле, ты должна помнить это кольцо. Вроде, ты имела с ним дело, нет? — резко промолвила Ренки, точно припоминая то, как подруга держала именно этот перстень, как разглядывала его и как в тот момент светились её глаза. Тут же Акиле одёрнула руку и молниеносно обернулась, столкнувшись обозлённым взглядом с Ренки, будто та явно сболтнула лишнего. Щёки её вмиг залились пунцовой краской, а с уст слова слетали быстро и неразборчиво, что породило внутри души Лале некие сомнения по поводу сказанных только что слов калфы. Раз не имела с ним дел, почему так остро отреагировала, будто надавили на больное? Ответ был неизвестен, да и сама Госпожа осознавала, что если Акиле в чём то и замешана, то вряд ли в этом признается, поэтому пришлось всё спихнуть на усталость и помутнённое сознание Ренки и чрезмерную раздражительность Акиле. Так было проще, но интерес всё же осел напоминающим о себе осадком на задворках сознания, поэтому вопрос девушка ещё намеревалась решить. — Совсем из ума выжила? Я его только у Госпожи видела, как ты смеешь такое говорить? — руки её были неспокойны: она нервно заламывала пальцы, будто что-то пытаясь скрутить или сломать, будто воздух она ощущала руками и старалась передать нахлынувшее волнение ему, что у неё и получилось: кислород сгустился и втягивать его было намного сложнее, чем прежде. Дабы разрядить обстановку и развеять это нависшее чувство зацикленных электрических разрядов вокруг, Акиле сотрясла мелодичным голосом воздух вновь, заставив тишину расступиться перед вибрациями: — Ты лучше расскажи про камень, а то стрелки всё переводишь. Ренки лишь обречённо вздохнула, ведь чувствовала неладное в поведении подруги, в руках которой она точно помнит кольцо Лале-султан. Но отбросив эту мысль, спихнув её на собственную усталость из-за нагрузки, которую каждый день приходится переживать от новой должности в гареме. Но поскорее пожелав откинуть эти мысли, девушка начала свою повесть резко и задорно, разгоняя неловкую вуаль молчания: — Когда я работала в ювелирном магазине у отца, многие вельможи очень часто брали этот камень в подарок для своих жён, особенно если уезжали куда-то далеко торговать. Дело в том, что берилл означает семейное благополучие и служит неким оберегом. Многие его зовут «хранителем любви». Поговаривают, что пока на тебе украшение с этим камнем, ты думаешь о своей любви, а она — о тебе. Ренки выглядела довольной своим коротким рассказом, ведь даже в него она вложила свою душу и знания, и, признаться честно, была искренне рада тому, что хоть где-то ей удалось их применить впервые за долгое время. А вот внутри у Лале все свернулось в один чувствительный тугой комок, который остро реагировал на каждый тяжкий вздох, облегчения явно не следовало ожидать. Перебирая кольцо в руках, она лишь прокручивала одни и те же слова в голове:«Пока на тебе украшение с этим камнем, ты думаешь о своей любви, а она — о тебе».
Паззл в голове складывался в единое целое, но из-за нехватки деталей, которые бы дополнили его, цельной картины не получалось. Не удавалось до конца понять всего, что происходит. Может, кольцо проклято и Влад об этом не знал? Но он точно хорошо разбирался в камнях, Лале чудесно помнила об этом ещё с уроков в их школе. Возможно, он дал ей его намеренно, зная о предстоящей казни? В голове резким раскатом грома прозвучали слова гордой Нурай, которая затронула эту тему на прогулке:«Он не хотел, чтобы ты стала свидетелем этой казни, логично же».
Они знали о казни. Её мальчики знали, что с приходом рассвета их жизнь оборвётся с одним лишь взмахом острия сабли. Почему они не сказали этого? Почему не предупредили? Они бы вместе точно нашли выход и не пустили бы всё на самотёк. Может, стоит не носить это кольцо некоторое время и посмотреть, что будет? Звучало, как довольно неплохая идея, поэтому мысленно отводя себе срок неделю, она убрала колечко в шкатулку и приступила к трапезе в компании двух неугомонных девушек, с которыми ей было так хорошо. Да и оставаться одной совсем не хотелось: быть наедине со своей головой и со своими мыслями желания не было, ровно как и нырять в омут отчаяния и постоянных размышлений о несправедливости этого мира. — Я слышала, что Господин собрался звать новую наложницу. Это было ожидаемо, но не так же скоро. — залепетала Ренки, не заботясь о реакции окружающих её подруг, но вмиг одумавшись, она замолчала и опустила взгляд в пол, почувствовав на себе прожигающий взор медовых очей Госпожи. В последнее время никто даже не старался заглядывать в карие очи Лале, ведь настолько они притягательны, сколько и убийственны. Один лишь укор, промелькнувший в её очах мог означать, что ты подписал себе смертный приговор, пожал руку Костлявой и дал клятву расплатиться. Ей смотрели вслед, оглядывали роскошные наряды и подмечали аристократичные черты лица, но никто не осмеливался держать зрительный контакт без её просьбы. В воздухе тут же повис вопрос, такой суровый и донельзя простой: — Откуда такая весть? — оторвавшись от трапезы, проговорила Султанша, крепко сжав зубы. Казалось, слышался даже их скрежет, но всё это было не более, чем проделки разыгравшейся фантазии калфы, что побледнела от накатившего испуга: — В гареме все об этом говорят. Новая управляющая гаремом выбирала сегодня девицу Падишаху. Видела её, красивая, но с Вашей красотой — не сравнится. Лале чувствовала себя маленьким ребёнком, у которого забрали любимую игрушку, которой она так долго играла. Вероятно, так и было: идея играть чувствами и разумом Мехмеда настолько ей полюбилась, что совершенно вылетела из головы мысль о конкуренции. Она теперь считала его своей куклой, которой сможет умело управлять, а себя — кукловодом, настрадавшимся от жесткой судьбы. Но с уверенностью Лале могла заявить, что эти чувства ни в коем случае не являлись ревностью, однако чувство потери собственности пожирало её душу изнутри. Мехмед — её собственность, благодаря которой она должна получить всё, чтобы после от него не осталось ничего, даже имени на старой пожелтевшей бумаге. Юная Госпожа взяла себя в руки в течении секунды, надевая маску полного безразличия к сказанному подругой и происходящему вокруг, продолжая держать непоколебимый вид. Сам Султан ей безразличен, абсолютно. Но конкуренция за власть, трон явно не приходилась ей по вкусу. — Ты сказала «Новая управляющая»? Это ещё кто? Почему я узнаю об этом последней? Слова девушке впервые дались так тяжело. Новость о ком-то новом безусловно её заинтриговала, желание набирать союзников в борьбе со стоящим во главе державы тираном росло, но неизвестность вводила юную Госпожу в заблуждение, окутывала её неведеньем, что слоилось плотным туманом вокруг трезвого разума. Пьянящий вкус предстоящей победы смешан с горечью разочарования, которое возникло из глубин души, покрытой мраком. Всё неизвестное откровенно пугало. Сотни вопросов роились вокруг неё, голова гудела от осознания пережитого и предстоящего, а тело становилось ватным от подобного состояние. Будто оцепенев, Лале тщетно старалась сложить паззл в своей голове, который всё не поддавался, его кусочки терялись мелкими пылинками в мире, полном деталями. Нужно освежиться. Свежий воздух всегда помогал сосредоточиться и сконцентрироваться на чём-то одном, отгоняя последующие мысли, которые цеплялись одна за другую, точно цепочка из хрупких догадок. Даже такие неподтверждённые домыслы казались более чем правдоподобными, отрицать что-то в этой жизни ей казалось бессмысленным, ведь всё в этом мире имело место быть. — Да, новая управляющая — Халиме-хатун, вроде. Скверная женщина, но от того не менее строгая. Никто не сидит на месте, даже минутки нет на отдых. Я вообще удивлена, что мы как-то покинули гарем и ещё стоим на ногах. Столько работы… — грустно начала Акиле, как тут Лале пробило молнией кислотного осознания, которое токсином расползалось по витиеватым венам. Халиме-хатун, женщина, которую откровенно никто не любил кроме Султана Мурада в своё время. Женщина, которая погубила её маму, маму Мехмеда и всех, кто хоть как-то претендовал на власть и внимание Султана. Гнев бурлил внутри груди, где-то в сердце, что бешено колотилось от скопившихся эмоций и переживаний. Не смотря на все проделки с её стороны, она как-то умудрилась оказаться в управлении гаремом, местом, куда не подпускают даже Госпожу. — Пожалуй, мне стоит пойти прогуляться. Освежить мысли. — Госпожа, но уже поздно. — запротестовала молодая славянка, но услышав тяжелый вздох русоволосой, которая не желала слышать каких-либо противоречий в данный момент, покорно поднялась и поклонилась, помогая собраться для недолгой прогулки.***
Не было ничего лучше, чем свежий воздух, который давал ясность ума. Не было ничего лучше, чем витающий запах закрывшихся бутонов, которые источали тонкие сладковатые ароматы, а пряность цветущих деревьев манила, пьянила разум. Прохладный ветер приятно обдавал женское лицо, на котором не отражалась ни одна эмоция. Полное умиротворение, которое настигает её при единении с природой, с живой природой. Казалось, что лёгкие порывы ветерка кружили в танце с сладким ароматом тюльпанов, цветущего олеандра и хвойной нотки высоких кипарисов, отвлекая всех от былых проблем и дурных мыслей, приглашая задорный пляс. Ночь тоже пахла по особенному, Лале всегда замечала это, особенно когда свинцовые тучи предвещали обильный тёплый ливень и яркие молнии, которые словно делят небосвод на десятки частей. Как и сейчас. Неспешно прогуливаясь по знакомым тропинкам и наслаждаясь ночными садами дворца, девушка обретала некогда ей свойственное спокойствие. Душа и разум полностью расслаблялись, избавлялись от тяжких оков жизненных трудностей, которые не давали сделать свободного вдоха. Она дышала полной грудью, чувствовала, как лёгкие наполняются лесным воздухом, в котором украдкой проскальзывали нотки предстоящего дождя. Лале чуяла грозу, ощущала её каждой клеточкой своего тела и ждала этого события, как никогда. Хотелось смыть с себя поскорее весь тот прилипший к телу ужас и горечь, очиститься от навязчивых воспоминаний и полностью раствориться в этом ощущении, сравнить которое можно с эйфорией, поразившей сознание. Нежно-розовая накидка едва заметно колыхалась от ласкового ветра и плавных движений девушки, что будто в беспамятстве брела к месту, в котором проводила все свои вечера за картинами, беззаботно веселясь в компании друзей. Плакать больше не хотелось. Теперь, наверное, воспоминания о парнях вызывали внутри её груди приятное тепло, которое с бешеной скоростью разгонялось по жилам и вызывало резкий прилив эндорфина к мозгу. В это время сзади устало плёлся стражник, которому поручили охранять будущую мать шехзаде, Лале-Султан, и который охотно выполнял приказ из-за уважения к этой девушке. Бесспорно, ей до безумия хотелось погулять в одиночестве, но увы, следуя правилам для соблюдения безопасности в столь поздний час, ей удавалось отходить лишь на несколько метров дальше, чтобы как-то оградить себя от постороннего человека. И хоть и прокрадывались мысли о том, что он способен с ней сделать в одиночку посреди густого леса, здравый смысл всё же брал верх и вывод был один: он не посмеет. Вот он. Дом, к которому она шла так уверенно, от которого веяло материнским теплом, пряным ароматом сладостей и копившимися годами воспоминаниями. Первый шаг был до ужаса волнительным: дрожащие пальцы то и дело цеплялись за шёлковые ткани, теребя их в попытке избавиться от напряжения, глаза бегали из стороны в сторону, не зная, на чём остановиться окончательно. — Подожди меня здесь. Я хочу побыть там наедине. Стражник покорно остановился у входа по приказу Госпожи, гордо расправив плечи и приподнимая острый подбородок, всем видом показывая свою значимость и готовность к абсолютно любым событиям. Она неспешно проходит внутрь, подмечая, что с последнего визита здесь даже ничего не изменилось. Блуждая в окружении столь родных пыльных стен, аккуратно прикасаясь к ним кончиками пальцев, до ушей её донёсся сдавленный вздох, от которого сердце замерло на долю секунды. Она здесь явно не одна. Тело будто оцепенело, покрывшись корочкой изумрудного льда, а по спине пробежал предательский озноб. Звук доносился из старой спальни, в которой она проводила бессонные ночи, разглядывая звёздное небо в большом открытом окошке, что теперь, скорее всего, было заколочено от греха подальше. Лунный свет практически не проникал внутрь дома, блёклые лучи едва касались пыльной мебели, слабо отражаясь от неё. — Кто здесь? — тихо молвит девушка, в попытке пересилить свой страх, неуверенно шагая дальше, вглубь. — Лале… Девочка моя, это ты? До боли родной голос коснулся ушной раковины Лале и сердце пропустило несколько ударов. Это всё казалось глупым мечтательным сновидением, которые в последнее время к ней по ночам не являлись, но теперь, когда она слышит хриплый голос зовущей её наставницы, туман забвения поспешно рассеялся. Она ринулась к кровати, на которой виднелось очертание женского тела, что было так ей знакомо. Совершенно обессиленная Шахи-хатун лежала на кровати, укутанная в серое старое одеяло, что больше походило на поношенное тряпьё. Царивший здесь мрак будто решил любезно расступиться перед девчонкой, и Лале удалось разглядеть угасающие глаза родного человека, который, вероятно, пребывал здесь уже не первый день, в попытках скрыться от жестоких дворцовых правил и бездумного решения Султана. — Шахи-хатун, что ты… — Лале, милая моя птичка, — бесцеремонно перебила её наставница, срываясь на дрожащий шёпот, — никто не должен знать, что я здесь, иначе не сносить мне головы. — Что ты такое говоришь? Пошли, тебе срочно нужно назад, во дворец! Тебе нужен врач! Вставай, скорее, пошли! — в попытках помочь Лале лишь потерпела неудачу. Женщина негромко шикнула, приставив палец к бледным тонким губам, показывая, что вести себя нужно гораздо тише, чем делает это сейчас ошарашенная девица. Знала, что стоит молчать и вести себя тихо, чтобы не навеять на себя нежданную беду, которая застала бы её при первой возможности. Уж который день она проводит в абсолютном одиночестве, сводящем с ума, с жалкими остатками еды и воды, что были оставлены «на потом», заготовлены заранее на подобный случай. — Как ты здесь очутилась? Тебе стоит пойти со мной, стоит мне лишь приказать и тебя никто не тронет. — впервые Лале проявила свою власть и превосходство над остальными, чего так не любила делать ранее. Теперь же, в её положении, она может позволить себе и такую наглость, и никто не посмеет ослушаться кроме самого Падишаха, ледяное сердце которого таяло от одного её вида. Женщина лишь слабо махнула рукой и похлопала на свободном месте на кровати, жестом приглашая ту присесть и выслушать всё, что вертелось у неё на языке так давно, что не удалось сказать вовремя. — Ты знаешь, что меня выгнали из дворца, но прошу, послушай меня. Нам будет грозить большая опасность если я так нагло вернусь обратно, поэтому я лучше буду коротать свои дни здесь, в одиночестве. — как только Лале захотела перебить бывшую наставницу, то в воздух вмиг поднялся указательный палец, который дал ещё один знак, призывающий к молчанию, — Я не успела тебе сказать того, как сильно любила тебя все эти годы, что заботилась о тебе, как сильно волновалась, когда видела на твоём личике слёзы. Я много чего не успела тебе сказать, милая, но ты должна понять это и без моих слов. Я виню себя до сих пор за то, что не остановила Мехмеда в тот вечер, что не надоумила Дайе-хатун остановить его, а так просто отнеслась к тому хальвету, глупо надеясь, что всё будет в порядке. Я поняла, что мне стоило защищать тебя так, как не защитил бы никто другой в этом мире и я не справилась. Я не выполнила свою цель и задачу, не уберегла тебя от его грязных рук. — голос дрожал, а дыхание сбивалось, жемчужные капли изменнически скопились в уголках миндальных очей хатун, — Ты страдаешь из-за моей глупости, которую я совершила сама того не зная. Но послушай меня, старую женщину, которая увидела изнанку этого мира. Раздался оглушительный гром и вспышка молнии осветила небо настолько, что этого хватило для того, чтобы разглядеть бледное лицо наставницы, по которому скатывались хрустальные капли, оставляя за собой влажный солёный след. Вновь тьма. — Теперь, когда ты в таком положении, тебе стоит отыскать единомышленников, союзников, которые точно тебя спасут, помогут противостоять всепоглощающему злу. Ты должна быть сильной ради себя, ради всех нас. Ради меня, что считает тебя своей родной дочерью, ради Аслана, который так часто караулил тебя в саду и убегал с тобой в поле тюльпанов, ради Влада, что был безумно влюблён в тебя и ради матери, которая отдала свою жизнь за то, чтобы ты жила лучше, чем она. Сделай этот мир лучше, создай его заново. Кирпичик за кирпичиком, построй свою крепость, в которой ты будешь в безопасности. Но никогда не примыкай к злу, которое тебя губит. Никогда не делай этого, слышишь? Лале жадно хватала ртом воздух, которого так в этот момент не хватало. Она впервые слышит такой долгий монолог от немногословной наставницы, и в этот раз она перебивать её не желает. Покручивая услышанные слова в голове, веки защипало изнутри, и шмыгнув носом, Госпожа продолжила слушать то, что благодаря приложенным усилиям проговаривала уставшая Шахи-хатун: — Ты умная девочка. Ты понимаешь о чём я. Никаких слов в мире не хватит, чтобы передать моё разочарование в самой себе, нет ещё таких слов, которые я могла бы принести в качестве извинений, что залечили бы твои раны. Просто знай, что в мире полно людей, которые пойдут на всё ради своей выгоды, они готовы подставить даже самых близких, чтобы совершить то, что так давно планировали. Не доверяй первым встречным, будь наблюдательней и осторожней. Прости меня. Прости за всё, что когда-то сделала не так. Прости, что в тот вечер не предупредила тебя о том ужасном событии и стояла со всей толпой, стыдливо отводя глаза, стоило увидеть тебя, такую юную и плачущую. Ох, как же это ранило моё сердце — видеть, как горе выжигает на твоём миловидном детском личике слёзы. Озарило осознание. Есть ещё один кусочек паззла, который поможет восстановить единую картину и даст возможность посмотреть на всё это широко распахнутыми очами. Шахи-хатун рассказывала о том, что знала о казни, знала практически обо всём, что должно было произойти. И если бы Лале не удалось выкарабкаться из этого состояния поглотившей мутной апатии, то вероятнее всего, она бы не приняла эти слова всерьёз, не простила бы её ни за что на свете. Но сейчас, когда по ставням неустанно барабанят капли дождя, когда молния на секунду даёт разглядеть лицо, на котором запечатлено глубокое сожаление, Лале бы не позволила себе оставить это просто так, пустить на самотёк. Сердце будто таяло от её слов, стараясь вырваться из грудной клетки. — Я знала о том, что мальчиков казнят. Знала, что они не заслужили этого, но никто не мог отговорить Мехмеда, он упорно стоял на своём. Я думала, что они причинят тебе неистовую боль, ведь они были лишь пленниками, которые занимали так много места в твоём маленьком сердечке. Мне стоило сказать тебе тогда, когда вечером ты пришла с тем кольцом на пальце, мы бы как-то сумели им помочь, но… — тут же раздался затяжной кашель, который женщина тщетно старалась скрыть закрывая рот ладонями, постукивая ногой по старому ложе, но прокашлявшись и подождав некоторое время в попытке восстановить силы на разговор, она продолжила, — я струсила. Я так боялась, что ты в ярости что-то натворишь, что просто промолчала. Влад столько просил меня не говорить тебе об этом, молчать, что я его послушала. Он молил меня о том, чтобы ты ничего не знала, чтобы не расстраивать тебя, что я просто пожала плечами и ушла обратно в гарем. Прости меня, умоляю. Прости меня, старую. Я сильно виновата перед тобой. Вновь воцарилась тишина. Девушка горделиво вытерла слёзы рукавом плаща и взяла холодную ладонь наставницы в свои тёплые руки, приблизилась к ним губами и оставила отпечаток своих уст на побелевших костяшках, тут же прикладывая их к своему лбу, прикрывая очи. — Я не виню тебя. Я заберу тебя отсюда, слышишь? Я не оставлю тебя здесь. Завтра я пришлю к тебе своих подруг, которые будут также за тобой втайне ухаживать до того момента, пока я не добьюсь разрешения Мехмеда о твоём возвращении. Я верну тебя во дворец, я обещаю. — тут же девушка ринулась искать припрятанный мешочек с деньгами, который она оставила для себя в случае особой нужды, но теперь для неё таковых не существовало. Тут же найдя его, Лале протянула завёрнутые в ткань монеты неродной матери и одними лишь незначительными жестами переубедила её взять их, не перечить. В голове тут же возник вопрос, который так долго её волновал и на который ответ могла дать только сама Шахи-хатун: — Почему тебя выгнали из дворца? Что произошло?! — Госпожа, с кем вы там говорите?