Still loving you / Все еще люблю тебя

      Утро — определенно не его время суток.              Мью до отчаяния завидует тем людям, что причисляют себя к жаворонкам. Чертовы “птицы”! Так бы и перестрелял их за то, что под себя весь мир подмяли, заставили плясать под свою дудку и начинать рабочий день так рано.              Ну и что, что съемки запланированы только в 12 — это старт самого процесса. А туда надо еще приехать, раскланяться со всеми, мило поулыбаться, попасть в руки стилиста и визажиста, что будут крутить тебя как куклу, нанося образ за образом, где-то далеко и глубоко под которыми прячешься настоящий ты.              Что же, одно можно сказать точно: при всей странности их встречи и внезапном конфликте Галф выполнил договоренности. Тот заранее написал время, когда подъедет к дому, и был там точно в срок. И почему-то даже бровью не повел на лицо Мью “отъебитесь все от меня”, а просто открыл ему дверь фургона и фыркнул на удивленно поднятую бровь:              — Что, не надо открывать его величеству? Сам справится?              Хых, а война все-таки продолжается. Хотя ему вчера казалось, что Галф как будто смирился со своей участью, но сегодня тот как будто воспрянул из пепла и теперь с новыми силами готов его ненавидеть.              Только вот за что?              Мью несмотря на раздражение искренне любопытно, чем он заслужил такое отношение. С парнем он точно не знаком — по крайней мере сам его не видел. Может Галф как-то пересекался с ним, но не показывался на глаза? Поэтому Мью и не помнит его. Но гадать можно долго, а пока на него только внимательно и враждебно смотрят глаза в зеркале заднего вида.              — Что? Чего пялишься?              — Пристегнись.              — Еще чего…              — Ну тогда не жалуйся, если лоб расшибешь, когда я буду тормозить.              — И ты не жалуйся, когда в этом случае ты выплатишь огромный штраф за то, что допустил мою травму. А это неустойки по контрактам. Очень большие неустойки. Я — очень дорогая звезда.              Ему даже приятно видеть, как недовольно искривилось это лицо, но больше провокаций от Галфа не последовало. Поэтому минут через 10 по привычным пробкам Бангкока Мью все-таки решает уточнить:              — Вот мне интересно: за что ты меня так ненавидишь? Мы же раньше с тобой не встречались.              Тот явно как-то смущается, потому что ответ его совсем невнятный:              — Это не ненависть. Просто…              — Да? “Просто”? Внимательно тебя слушаю. Мне очень любопытно, чем я тебе так не угодил, что ты буквально орал на своего начальника, что не будешь со мной работать. Я что — твою сестру соблазнил и бросил?              — Еще чего! — тот аж подавился от возмущения. — Грейс к тебе даже не подойдет — не в этой жизни!              — Грейс? Как мило, родители особо не заморачивались с именами, как я посмотрю.              Мью не может удержаться от подколки, потому что парень так забавно на них реагирует. Хмурится, поджимает губы и что-то бормочет, но вслух ничего не говорит.              — Так что? Есть причина для такого хейта?              — Это не хейт — я же сказал. Ты всего-навсего мне не нравишься, вот я и не хочу с тобой работать. Не просто же так от тебя менеджеры бегут — подумай.              Это явно ответ на тот удар, что Мью нанес парню вчера. От него почти дергается голова, но он очень надеется, что не выдал свою реакцию, потому что несмотря на внешнюю браваду и холодность ему неприятно, что за ним закрепилась столь плохая репутация. Да, он — топ-стар, один из самых востребованных артистов в Таиланде на данный момент. Но ему бесконечно, невыносимо сложно постоянно носить на себе маску лицемерия: улыбаться тем, кого хочется послать, и делать вид, что тебе нравится тот, кто вызывает тошноту.              Почему он такой?       Почему не может как остальные стиснуть зубы и терпеть?       Это же намного упростит его жизнь и развитие карьеры. Но нет: “этот засранец Суппасит” смеет проявлять характер и не лебезить.              Конечно, не удивительно, что за эту никому не нужную прямолинейность его могут вполне искренне ненавидеть те, у кого не хватает храбрости извлечь язык из жопы и постоять за себя. Но откуда такое предвзятое отношение у таких посторонних людей как Галф?       Тот поверил только на основании слухов?       Или это его бывшие менеджеры успели поделиться “впечатлениями”?              В любом случае Мью не собирается ничего доказывать этому парню: хочет исходить злостью и ненавистью — пусть, ему откровенно плевать, пока тот хорошо делает свою работу. А отсутствие дружбы в десны с обслуживающим персоналом он как-нибудь уж переживет: ему не привыкать к одиночеству.              И совсем не обязательно знать посторонним, что от этого одиночества иногда выть хочется и лезть на стенку — совсем. Оно стало ему комфортным спутником, привычной болью. И если однажды придет день, когда та развеется — будет даже как-то пусто без этого постоянного ощущения сочащегося кровью саднения в груди.              Поэтому он просто гордо отворачивается к окну: никогда же не видел этот пейзаж по пути к центру города, ага.              Но настроение уже испорчено, поэтому нет сил на приветливость несмотря на аж 6 часов сна, поэтому он через “не могу” раскланивается со всеми сотрудниками журнала и очень быстро проходит в отведенную под него гримерку. Да, ему пофиг на очередные слухи про его заносчивость и высокомерие — задолбало…              Привычно плюхается в кресло, позволяет заколоть себе волосы и закрывает глаза, пока над макияжем колдует визажист. Краем уха улавливает какое-то копошение в углу, потом грохот и причитания стаффа: кто-то явно что-то снес. И сбивчивые извинения тут же оповещают о том, кто же виновник.              Уголок рта невольно дергается, на что визажист раздраженно шипит, потому что тому приходится поправлять помаду, что теперь размазалась по контуру губ. Но Мью и правда чувствует какое-то странное злорадное удовлетворение, что этот “мистер-ненавижу-тебя-полностью” вот так косячит в первый день, хотя его позиционировали как супер-профессионала. Но шум стихает, поэтому он делает вид, что его совсем не интересует, что происходит в другой части комнаты, но потом умудряется открыть один глаз, пока на втором делают смоки-айз для фотосессии.              Так и есть: забился в самый угол, сидит тихонько и зыркает на всех. Хотя бы не мешает — уже хорошо, потому что не хватало ему еще решать проблемы с менеджером — свои бы разрулить. А вот такой тихий с поблескивающими глазами его вполне устраивает.              — Мью, раздевайся — затонируем торс.              Ага, сегодня съемка топлесс — ничего необычного нет, фанаты любят такие фотосессии. Поэтому он привычным жестом расстегивает рубашку и стягивает ее с плеч, чтобы снова отдаться в руки, которые похлопывающими движениями наносят тональный крем и затем выделяют хайлайтером линию ключиц, чтобы те более эффектно смотрелись на фото. Хотя фотошоп все равно вытянет все недостающее и замажет огрехи…              Он чуть-чуть поворачивается, чтобы дать добраться умелым рукам до левой половины тела, как давится воздухом от увиденного. Потому что его злобный и агрессивный менеджер сейчас сидит фактически с открытым ртом и откровенно пялится.              Нельзя сказать, что такая реакция является для него неожиданной, потому что Мью заслуженно гордится своим телом, над которым работает в тренажерном зале по несколько раз в неделю до седьмого пота. Отсюда и красивый рельеф, и те самые шесть кубиков, что заставляют восторженно верещать фанатов и томно вздыхать девушек. И юношей тоже, чего уж там.              Ему неоднократно поступали предложения от лиц мужского пола на совместное времяпрепровождение — вполне обычные в этой индустрии, где традиционно много представителей LGBTQ+-комьюнити как людей ярких и творческих. Но такие отношения его не интересуют от слова совсем, поэтому вежливым и адекватным он спокойно отказывал и даже оставался в хороших отношениях с ними.              Те же, кто агрессивно перли и пытались продавить, сразу оказывались в черном списке. Возможно не сразу он мог себе такое позволить. Но теперь, когда сам решает, как и с кем работать, таким людям рядом с ним нет места. Зачем окружать себя неадекватами и усложнять себе жизнь?              А вот капающий на него слюной менеджер — может стать проблемой… Поэтому он настороженно смотрит на Галфа и хмурится: тот реально как будто не видит направленного прямо на него взгляда и буквально завис, глазами голодно ощупывая каждый открытый сантиметр тела. Мью терпеливо ждет и не отводит взгляд — и его выдержка оказывается вознаграждена, потому что парень наконец поднимает глаза.              И краснеет, так ярко и быстро, что вызывает смешок, потому что Мью видит: парень явно понял, что его поймали с поличным, поэтому смущен.       Но ему самому нельзя терять лицо, поэтому бровь все еще вопросительно поднята, а выражение самое саркастичное:              — Что-то интересное увидел? Мне говорили, что ты опытный менеджер, а тут оказывается, что даже на таких съемках не был…              — Был, — еле слышно бормочет себе под нос.              — Так что это получается? Только я удостоился такого пристального внимания? Это мне даже льстит. Так понравился? — ухмыляется, потому что так забавно наблюдать, как паника вместе со страхом разливается по этому открытому для чтения эмоций лицу.              — Еще чего!              Визажист как раз заканчивает с манипуляциями и отпускает Мью до прихода стилиста, поэтому он поднимается с места немного размяться. Да, всего лишь делает несколько взмахов руками, немного растягивает застывшие от долгого сидения в неподвижной позе мышцы плечевого пояса, но кто-то опять залип на его теле…              Это настолько забавно, что реально напоминает про опыты Павлова: сигнал — его тело, реакция — слюноотделение одного конкретного человека. Но в отличие от ученого ему такие эксперименты не интересны, поэтому Мью подходит ближе и ловит глазами проблески сознания в очах напротив, когда парень понимает, что тут происходит. Тот замирает испуганным кроликом и почти не дышит перед своим удавом, пока Мью шепчет, по-змеиному прищурив глаза и опустив руки по бокам от парня, тем самым как будто зажимая его:              — Я бы на твоем месте на это не рассчитывал. Меня не интересуют мальчики, поэтому подбирай челюсть с пола и старайся себя контролировать. Мне не нужны проблемы с твоими гормональными всплесками.              Это на самом деле интересно наблюдать, как меняются цвета на этом лице: сначала оно безумно бледное, почти белое, хотя кожа сама по себе имеет теплый золотистый оттенок — это цвет страха, испуга, паники. Затем оно розовеет, потому что кровь начинает усиленно поступать к щекам и разливается дальше на милые маленькие ушки, что становятся ярко-красными — и это цвет смущения. И данный колер как нельзя больше идет Галфу, но Мью, конечно, об этом говорить не будет, чтобы не давать ложные надежды на то, чему никогда не бывать.              Но парень как-то быстро берет себя в руки — и снова в глазах привычная враждебность, смешанная со страхом:              — А кто сказал, что ты меня интересуешь? У меня уже есть любимый человек.              Хых, а вот это уже любопытно. При наличии возлюбленной вот так пялится на другого, да еще и парня?              Ну что же, не ему рассуждать о морали других людей. В конце концов, это их личное дело, как строить отношения и на кого смотреть — его дело предупредить и как-то доработать вместе до того момента, как ему найдут менеджера на замену этому яростному недоразумению.              Поэтому Мью в очередной раз хмыкает и отступает, убирая руки.       И слыша вздох облегчения.              Его зовут на укладку, поэтому он возвращается на место, а в голове продолжает вертеться одна мысль, которая все не дает ему покоя: тот страх, что был в глазах Галфа вчера, когда они познакомились…              Чего тот боится?       Или кого?       Мью?              Или себя?