Still loving you / Все еще люблю тебя

      Ужас накатывает волнами, как и непрошенные слезы страха, потому что на его глазах из Галфа по капле вытекает жизнь, а он ничего не может с этим сделать.              Да, в исторических фильмах у раненых эффектно выдергивают попавшую стрелу и зажимают чем-то рану, но они не в кино, а рисковать этим мальчиком Мью просто не может. Поэтому кричит каким-то совершенно безумным голосом, пугая окружающих:              — Вызовите скорую! Быстро!              А сам трясущимися руками пытается зажать рану возле металла, пронзившего спину в области лопаток слева. И старается не думать о том, как близко к сердцу прошел этот подлый штырь, который нанизал на себя Галфа и заставляет того с каждой секундой слабеть все больше, теряя жизненные силы.              Кровь струится по его рукам, достигает локтей, пачкает одежду и звонкими каплями бьет о плитку пола, но Мью всего этого не видит, потому что молится всем богам этого мира.       Чтобы губы Галфа синели не так быстро.       Чтобы его кожа бледнела не так стремительно.       Чтобы тот боролся за свою жизнь.       Чтобы медики успели и спасли его жизнь.              Кто-то начинает оттаскивать его от Галфа, но Мью, не глядя, отталкивает “доброжелателя” локтем и изо всех сил снова зажимает рану до тех пор, пока боковым зрением не улавливает знакомую форму парамедиков. И только после этого он позволяет зажатым судорогой рукам расслабиться, передавая Галфа в ведение специалистов.              Те взволнованно переглядываются, но отточенными профессиональными движениями пережимают кровотечение повязками, быстро укладывают парня без сознания на носилки и тащат их в машину скорой помощи. Мью подрывается в сторону гримерки, где сложены его вещи, хватает сумку и еле успевает придержать рукой закрывающуюся перед самым его носом дверь:              — Я с вами.              — Но могут только родственники или опекун…              — Я — опекун.              Да, этому ледяному тону и уверенному взгляду, полному скрытой силы, почти никто не может противостоять, потому что люди почему-то становятся уверены, что этот человек имеет право так себя вести.       И подчиняются Мью практически беспрекословно.              Ему самому иногда становится немного не по себе от такого эффекта, поэтому пользуется им крайне редко, только в случае крайней необходимости — а сейчас именно такой. Потому что он не может не быть рядом с Галфом, не может не стискивать бледную холодную ладошку своими в надежде согреть и передать тому хоть немного тепла и энергии.              Куда везти?       Конечно, в самую лучшую клинику.              Когда парамедик пытается уточнить номер страховки пострадавшего, чтобы понять, покрывает ли она такие расходы, то Мью в ответ на него смотрит так, что тот моментально замолкает — и правильно делает. У него сейчас есть более важные дела, чем обсуждать финансовые вопросы.       Например, придумывать обещания, которые он выполнит, если Галф выживет.              Уже в больнице его отрывают от парня: того экстренно увозят в операционное отделение, а Мью остается один, потерянно смотреть вслед. Пока его плеча не касается мягко регистратор, вырывая из подобия транса:              — Простите, вы — опекун этого человека?              Кивает, все еще мыслями пребывая с Галфом.              — Тогда заполните, пожалуйста, бумаги.              Бумаги? Да, точно…       Он смотрит на свои руки в бурой запекшейся крови и не может переключиться с этого локального персонального ада, что бушует сейчас в его сердце и в его голове, на обычные процедуры в больнице.              — Вот, возьмите, — ему протягивают влажные салфетки.              Несколько секунд на осознавание — и кивок благодарности, после чего Мью извлекает салфетку одну за одной и яростно трет свои руки.       Почти до ссадин, до ран на них.       Потому что на его руках кровь Галфа — во всех смыслах.       Это он виноват в том, что этот мальчик сейчас борется за жизнь на операционном столе.              Вздох, Суппасит, вздох! Дыши, сука!       Сейчас не время расклеиваться и рыдать — сможешь сделать это потом, когда самое страшное будет позади.              Он каким-то образом заполняет документы, указывает себя как опекуна и плательщика по счетам, сразу протягивает банковскую карту вместе с бумагами:              — ВИП-палату, пожалуйста. Все самое лучшее.              Регистратор немного шокировано улыбается, но принимает бланки и пластик:              — Да, конечно. Можете умыться — туалет дальше по коридору справа, а потом подождать завершения операции.              Да, умыться.       Надо умыться. Наверное.              Он уже идет в указанном направлении, как дергается и замирает, потому что из операционной выбегает один из медиков и что-то быстро говорит регистратору. Та бледнеет и бросает неуверенный взгляд на Мью. Теперь холод страха прошибает его снова: что-то пошло не так…              Он практически хватает врача, хрипя:              — Что с Галфом? Он… умер?              — Что? Нет, но... — мужчина пытается высвободиться, но у него это не получается, поэтому тот вынужден пояснить, досадливо поморщившись. — Но есть проблема: у этого молодого человека очень редкая группа крови, четвертая с отрицательным резусом. Из-за сильной кровопотери ему срочно нужно переливание, а такой крови у нас в наличии нет. Но мы будем искать, сделаем запрос в другие больницы…              — Она у вас есть.              Мью до сих пор помнит, как в детстве ему рассказывали, какой он особенный мальчик, что его кровь может подойти столь многим и многим же спасти жизни, поэтому с тех пор периодически тайно выступает донором, так как осознает важность человеческой жизни. Но теперь это не просто анонимный пациент, а человек, за которого его собственное сердце заходится от боли.              Он снова подписывает какие-то бумаги — в этот раз согласие на забор материала, его быстро тянут в кабинет, где выливают на грязную от крови руку чуть ли не пол литра дезинфицирующей жидкости, чтобы взять предварительный анализ крови. Минуты, пока его делают — самые длинные в жизни Мью. Потому что когда приходит “допуск” к донорству — он почти плачет от облегчения.              Его укладывают на кушетку, зажимают жестким жгутом руку в области бицепсов — и он смотрит, как через гибкую трубку, соединенную с его веной тонкой иглой, течет темно-красная, почти черная кровь, что спасет его мальчика уже через несколько минут.              Голова кружится — правильно: он же не ел со вчерашнего дня, потому что не хотелось. Уже давно нет аппетита, а теперь организм об этом напоминает слабостью и невозможностью двинуться.              Губы почти не слушаются, но все же кое-как шевелит ими, прося:              — Отвезите меня в коридор к операционной, я там подожду завершения операции.              Да, обычного пациента бы уже послали, но большие деньги умеют решать такие вопросы, поэтому регистратор даже глазом не моргнула, зато кивнула санитарам, мол, приступайте. И вот теперь Мью в полубессознательном сознании пытается смотреть на дверь, за которой его кровь сейчас оживляет Галфа — капля за каплей — и помогает его маленькому сердцу биться.              Глаза неумолимо закрываются, потому что тело пытается отключиться, чтобы восстановить силы, но Мью не дает себе уснуть, постоянно вздрагивая и просыпаясь на любое движение или шум рядом. Наконец двери операционной открываются: уставшие врачи о чем-то тихо переговариваются, но замолкают, когда видят его.              — Галф… что с ним?              Страшно, безумно страшно спрашивать.       И страшно услышать не тот ответ.              — С вашим молодым человеком в целом все в порядке. Он — невероятный счастливчик: штырь прошел совсем рядом с сердцем, но не затронул ни его, ни другие жизненно важные органы. И кровь нашлась так удачно… вот реально в сорочке родился. Несколько недель на восстановление — и будет как новенький, ему даже в реанимации делать нечего.              И все-таки он плачет.       Беззвучно, не всхлипывая: просто слезы мутным потоком катятся, не давая четко видеть и дышать.       Прикусывает губы, чтобы сдерживать рыдания, но затем все же выдавливает из себя:              — Спасибо… Спасибо, что спасли его…              Заплывшими от слез глазами провожает каталку с Галфом, когда того везут в выделенную палату, и просит его самого отвезти следом. Опять же его слушаются — даже в таком плачевном состоянии.              В ВИП-палате уютно, и есть все удобства, но все равно его сердце не на месте, потому что боится, что с парнем может что-то случиться, хотя тот подключен к аппаратуре, которая отслеживает все жизненные показатели. Взгляд Мью падает на кушетку, что установлена специально для посетителей особо важных пациентов:              — Переставьте ее к постели и помогите на нее лечь.              Снова ни одного возражения — кроме как от собственного тела, что выдало головокружение на очередную попытку его потревожить. Зато теперь Мью может лежать рядом с Галфом и держать свободную от катетера руку в своей, согревая холодную бледную кожу и прижимая ее к своему лицу.              И можно на пару минут прикрыть глаза, потому что если вдруг Галфу станет плохо — он тут же об этом узнает.              Почувствует.