Still loving you / Все еще люблю тебя

      Несмотря на сильную усталость и изнеможение, просыпается почти мгновенно от еле заметного движения, потому что нервная система взвинчена до предела, а сон — тревожный и беспокойный, поверхностный.              Глаза со страхом исследуют парня рядом, пытаясь найти признаки того, что тому плохо и надо вызвать врача. Но Галф как будто до сих пор не пришел в себя — только подергивания ладони в его собственной дают понять, что тот уже не под действиями лекарств и может выдавать какую-то реакцию, пусть даже такую неосознанную.              У него почему-то болит каждая клеточка тела, но Мью все-таки приподнимается со своего ложа, чтобы осторожно коснуться лба этого пациента: немного горячий, как будто присутствует небольшой жар, но это нормально, пока в организме идет процесс заживления. Так нельзя делать, это неправильно, но он не может себя остановить, поэтому опускает ладонь чуть ниже, чтобы провести пальцами по нежной коже виска и затем обхватить лицо.              Это идеально.       Как его рука подходит к этим изгибам — будто создана для того, чтобы вот так мягко поглаживать теплую бархатную кожу.              Большой палец касается губ, обычно влажных и ярких, а сейчас покрытых сухой коркой и трещинами от недостатка влаги. Но все равно невыносимо желание к ним прикоснуться — непонятное, иррациональное, необъяснимое, но которое живет уже так много дней в нем. Фактически с первого дня, как он увидел этого человека.              Это форменное безумие, но Мью уже смирился с ним, прошел все стадии принятия от отрицания до торга и депрессии. Теперь он просто принял тот факт, что этот человек почему-то стал для него таким нужным и таким важным.       До боли, до хрипа, до вздоха.       Потому что иногда кажется, что он дышит Галфом.              Это копилось день за днем: по молекуле, по крошке, по капле. Когда каждый жест или даже слово отзывались странной дрожью и волнением, даже если Галф на него традиционно ворчал или огрызался. Потому что Мью каким-то образом ощущал: там, под этой броней, есть что-то невыносимо прекрасное и ценное, и еле уловимое сияние этого чуда, что так редко пробивалось наружу, буквально ослепляло его, заставляя хотеть увидеть это волшебство во всей красе.              Когда Галф смущенно улыбался, если думал, что его никто не видит.       Когда о чем-то задумывался и забывал “держать лицо” — тогда вместо привычной угрюмости и замкнутости на нем проступала какая-то странная грусть, что манила познакомиться с ней поближе, разделить ее.       Или когда тот на мгновения терялся, выключая строгого менеджера, и тогда перед Мью представал тот, кого хочется называть только “мой мальчик”.       Или “мой хороший” — так просто и естественно…              Но сейчас он может только вот так украдкой и постыдно касаться этого лица в ласке, что никогда не будет принята, потому что не нужна.       И он сам не нужен — впрочем, как и всегда. Давно пора бы привыкнуть к своему добровольно-вынужденному одиночеству, с которым вроде бы смирился, но то нет-нет да уколет его в сердце горьким напоминанием.              Сердце заходится от нежности с примесью боли и сильной вины, потому что только из-за него Галф сейчас здесь в больнице, со швами на плече и раной возле жизненно важного органа. Но затем тот самый орган, но уже его собственный, содрогается от паники, когда чужие ресницы трепещут и немного приподнимаются.              Мью не успевает отдернуть руку от лица, потому что замирает от неожиданности и страха, так как пойман с поличным. Но в глазах Галфа нет отвращения или ненависти — только какая-то тоскливая боль и отчаяние:              — Мью…              Он скорее угадывает свое имя по движению губ, чем слышит, но ему и этого более чем достаточно:              — Да, мой хороший. Я тут, с тобой.              Совсем не уверен, что Галф его сейчас понимает, потому что взгляд парня мутный и расфокусированный, зрачки расширены из-за большого количества лекарств, что вливали в него последние часы при помощи капельницы, чтобы обезболить и помочь организму восстановиться. Но так даже лучше: может потом тот не вспомнит вот такое недозволенное поведение со стороны своего подопечного. Поэтому у него есть минутка, чтобы насладиться этим теплом, этой близостью еще немного.              Рука Галфа дергается, как будто тот пытается поднять ладонь — Мью тут же перехватывает ее своей и крепко сжимает. И тайком целует, когда глаза Галфа на мгновение закрываются под тяжестью век — парню явно сложно бороться с действием медикаментов. Но тот все-таки пытается, потому что Мью снова ловит этот взгляд, такой непривычно открытый.              — Не оставляй меня, пожалуйста…              Да, это явно лекарства затуманили разум, потому что ну не может Галф говорить ему такие слова.       Или же тот путает его с кем-то сквозь наркотический туман. Например, с Брайтом. Потому что на глазах парня — слезы, что горячими едкими дорожками расчерчивают бледные щеки и обжигают его руку, когда Мью пытается их вытереть, с трудом сдерживая свои собственные.              Но он согласен быть даже такой вынужденной заменой, если при этом его мальчик сможет спать спокойно и восстанавливаться. Это совсем не большая цена за такое чудо спасенной жизни.              Глаза Галфа закрываются — теперь уже надолго, так как тот явно засыпает. Поэтому Мью в последний раз проводит пальцем по щекам, убирая соль эмоций с них, и выпускает парня из своих рук: он и так воспользовался его беспомощностью и дурманом сознания. И, пока его мальчик спит, у него есть несколько дел.              Опускает взгляд вниз и кривится: он все еще в грязной вчерашней одежде, что заляпана кровью Галфа и припорошена мусором с пола съемочной площадки, что Мью собрал в полном объеме, пока обнимал парня и пытался остановить кровотечение. Для него, человека, который никогда не ложился спать, не приняв душ, это вообще что-то невообразимое. Но тогда это было неважным — как и сейчас, в принципе. Хотя помыться все же хочется, чтобы убрать с себя эти следы страха за чужую жизнь.              Поэтому он осторожно, чтобы не разбудить Галфа, поднимается с кушетки и выходит в коридор, по дороге запуская телефон, что он отключил еще в машине скорой помощи, потому что тот трезвонил как ненормальный. Ну да, безумное количество “вам звонили” и сообщений в мессенджерах. Мью пофиг на всех, но нужно решить несколько вопросов, поэтому набирает нужный ему номер и ждет несколько гудков, пока его уши не разрывает от крика:              — Мью! Ну наконец-то! Что случилось? Где ты?              — Пи`Пом… — сил совсем нет, но нужно выдержать этот эмоциональный поток. — Я с Галфом в больнице, его прооперировали — угрозы жизни нет.              — Да при чем тут Галф! — раздраженно. — Мне режиссер и продюсер мозг вынесли на тему “куда пропала их главная звезда”. Ты сорвал съемки — что будешь с этим делать?              Стискивает зубы, чтобы не выругаться вслух.       Ну конечно — вопрос в графике съемок, а не в том, что человек чуть не умер.       Его человек.              — Не волнуйся, — холодно цедит. — Я компенсирую неустойку за свой счет. Мне нужно несколько дней выходных — договорись.              — Что? — мужчина явно взвивается от ужаса. — Какие несколько дней, Мью? Это обойдется в баснословные суммы!              — Похуй! — все, теперь сдерживаться уже не получается. — Я сказал, что оплачу — вопрос закрыт.              Молчание по ту сторону становится все более длительным, поэтому Мью немного смягчается:              — Пи`Пом, я понимаю, что все в шоке, но тут реально форс-мажор: человека чуть не убило на съемочной площадке. И тут можно подавать в суд на компанию, которая это все организовывает…              — Я тебя услышал, — мужчина нервно сопит, но вроде как начинает успокаиваться. — Я подумаю, что можно сделать. Выходные у тебя будут.              — Отлично, — у Мью даже получается улыбнуться, хотя собеседник этого точно не увидит. — Тогда у меня будет еще одна просьба…              — Какая? — тот сразу настораживается.              — Мне нужен какой-нибудь смышленый парень, чтобы мог съездить ко мне домой и привезти кое-что из вещей.              — Мью, я давно тебе предлагал сменить менеджера, раз с Галфом такие проблемы…              — Мне. Не. Нужен. Другой. Менеджер.              Вот так, жестко отрубая после каждого слова, чтобы у директора не осталось сомнений в его непреклонности.              — Понял я тебя, понял! Найду сейчас тебе кого-нибудь…              Мью почти не слышит, потому что продолжает гнать свою линию:              — И потом скажешь ему, что лечение и восстановление — за счет компании.              — Но мы не оплачиваем такое…              — Знаю! — останавливает поток возражений. — Я оплачиваю, но Галфу об этом ни слова — он от меня денег не примет в любом случае. Поэтому и нужен ты, который скажет, что все компенсирует фирма.              Директор, кажется, уже со всем смирился, потому что обреченно вздыхает:              — Ладно, ладно. И, Мью?              — Да?              — Что у вас вообще с Галфом происходит? Я ни черта не понимаю…              “Я тоже” — хочется ответить.       Потому что вопросов куда больше, чем ответов, ибо этот ежик своими колючками как-то зацепил его сердце, изранил его, но не отпускает от себя.              — Это сложно, Пи`. Очень сложно объяснить. Но вчера он спас мою жизнь, заслонив собой от куска металла, что должен был пробить мою голову, поэтому я не могу вот так просто бросить его в больнице и заниматься своими делами как ни в чем не бывало.              Пи`Пом уже, кажется, смирился с тем, что придется все самостоятельно разгребать:              — Я тебя понял.              Мью завершает разговор и еще какое-то время смотрит на телефон, решая, стоит ли кому-то звонить. Потом все-таки набирает режиссера и вежливо извиняется за вчерашний день и свое отсутствие — тот все-таки всегда хорошо к нему относился. Не стал исключением и этот раз: его выслушали и даже вошли в положение — что же, не так все плохо.              Поэтому Мью дожидается от директора номера своего временного помощника, диктует тому список нужных вещей и код от двери своего дома, а затем возвращается в палату, чтобы вновь прилечь на кушетку и устало прикрыть глаза.              Все так же держа в руке чужую (нет) ладонь.