Still loving you / Все еще люблю тебя

      Его тело ненавидит своего хозяина — однозначно, потому что отзывается болью на каждое движение и молчаливыми намеками в принципе: поспать бы нормально, отдохнуть. Хотя бы раз в неделю, а?              Мью сквозь зубы шипит: врешшшь, будешь терпеть столько, сколько надо. И правда: приходится так делать, потому что у него просто нет выбора.              Сначала — несколько дней безвылазно в больнице, пока Галф приходил в себя после операции. Да, его не успокаивает наличие медперсонала 24/7, которые готовы чуть ли не плясать вокруг парня за те деньги, что Мью платит. Но… это не то. У него ощущение, что таким образом он как будто просто безэмоционально и равнодушно откупится, а не этого он хочет. Поэтому ночевать на кушетке в больнице становится уже почти привычкой за это время, как и перенести в палату все необходимое для дистанционной работы — насколько вообще возможно хоть что-то делать, когда сердце не на месте из-за переживаний.              Потому что у него есть это чертово странное осознание: он уже ранее видел такого беспомощного и слабого Галфа, уже держал в своих руках его холодные и бледные ладони, уже плакал и молился о том, чтобы с парнем было все хорошо. Поэтому его “сегодняшняя” боль — такая острая, что невольно начинаешь задыхаться от ее приступов при взгляде на бескровное неподвижное лицо, когда ты ничего не можешь сделать, никак не поможешь…       А только смотришь и надеешься, что все будет хорошо — по крайней мере хотя бы с Галфом.              Свое “нехорошо” он как-нибудь переживет — не впервой.              Следующий этап испытаний — выдержать словесную баталию со строптивцем, когда тот немного оправился от операции и пришел в сознание окончательно:              — Ты не будешь здесь со мной сидеть.              — Это еще почему? — Мью поднимает глаза от сценария, который пытается читать хотя бы вот так, урывками, чтобы наверстать упущенное время.              — Потому что!              — Отличный аргумент, но не убедил, — хмыкает и снова делает вид, что очень занят текстом, чтобы не смущать пристальным голодным взглядом еще явно слабого парня.              — Мне не нужна сиделка — вот почему. Я сам могу о себе позаботиться.              — Не спорю — не нужна, но я и не сиделка. Просто хочу убедиться, что с тобой все в порядке, и ты получаешь всю необходимую помощь. Раз уж по моей вине ты тут.              Галф ожидаемо смущается, краснеет и начинает изворачиваться как уж на сковородке:              — Я бы это сделал для любого.              — Ну конечно, я тебе верю.              Нет.              — Тогда зачем ты тут? Мне директор написал, что фирма покроет все расходы, раз несчастный случай произошел не по нашей вине. Что он и лечение оплатит, и даже зарплату не будет урезать за те дни, что я не работал.              Мью очень старается сдержать усмешку, что его хитрость удалась, поэтому делает максимально бесстрастное лицо:              — Это все хорошо — не спорю, но что-то я не замечаю в этой палате толп желающих присмотреть за тобой. Кроме меня.              Галф открывает рот, чтобы опять ответить что-то резкое, но теряется из-за отсутствия аргументов и в итоге не издает и звука, а Мью понимающе хмыкает, заранее догадываясь об ответе:              — Так может мне сообщить твоим родителям?              — Нет! — выражение паники на лице дает понять, насколько парень против такой идеи.              — Твоей сестре? Как там ее зовут? Грейс?              — Она уехала на стажировку на месяц в другой регион, — почти обреченно. — Я не могу сейчас ее выдернуть.              Есть еще одно имя, которое произнести — как извергнуть из горла поток битого стекла, но Мью все-таки это делает, стараясь не сильно кривиться:              — А твой парень? Брайт? Он сможет за тобой присмотреть?              — У него съемки в Японии…              Мью старательно делает вид, что ему все равно, но последний факт его безумно радует, пусть это и означает, что Галф остался совсем один и без поддержки в такое сложное для того время.       Но тот не один.       Потому что пусть парень того яростно не желает, но Мью рядом с ним и не оставит, как бы нонг не сопротивлялся этому.              — Тогда никто не сможет меня выгнать отсюда, — делано пожимает плечами, как будто отметая все несостоятельные аргументы.              И старается не рассмеяться на недовольную моську Галфа, которую тот ему демонстрирует, раз нет физических сил уйти самому или прогнать такого наглого Суппасита. Поэтому Мью смотрит на него с плохо скрываемой щемящей нежностью, которую невозможно удержать сейчас внутри, и шепчет в надежде, что его (не) услышат:              — Я буду здесь, рядом с тобой.              Галф не слышит?       Или все-таки да?       Не понятно, потому что тот сразу отвернулся, но ничего не сказал в ответ.              Поэтому следующие несколько дней становятся своего рода противостоянием характеров: кто кого переупрямит.       Галф, который демонстративно игнорирует чужое присутствие.       Или Мью, который влюбленно дуреет от такого упрямства, которое он даже считает в какой-то степени милым, потому что сердитая булочка — это все равно булочка, только чуть более пикантная, с халапеньо.              Он и правда безумно устает, потому что, когда истекают чуть ли не зубами вырванные выходные, ему приходится ездить на съемки, рваться там на сотни маленьких медвежат, чтобы снимать все с первого дубля и как можно быстрее по завершении рабочего дня лететь обратно в больницу. Правда иногда по пути вынужден заезжать домой, чтобы взять сменную чистую одежду и что-нибудь для Галфа: книгу, планшет или еще какую безделицу, способную того развлечь хоть немного.              Конечно, каждый раз его появление в палате сопровождает недовольное фырканье:              — Опять ты приперся…              Но по глазам видно, что ему тайно, но рады. Пусть Галф наловчился врать словами, но почти не умеет этого делать глазами: стоит только немного присмотреться, как становится понятно, что под напускной злостью или раздражением прячется что-то более сложное и глубокое. Именно эту глубину с каждым днем Мью различает все лучше и лучше, и теперь его намного труднее обмануть показным равнодушием.              Но это не мешает Галфу фыркать и пытаться царапать своими коготками, когда Мью на минутку теряет бдительность. Это не злит и не раздражает, а только вызывает усмешку: значит, его котенок идет на поправку, раз появляются силы на сопротивление. Поэтому пропускает все эти недовольства и подколки мимо ушей и продолжает тянуть ему каждый день вкусняшки — строго по списку, что разрешил врач при восстановлении, хотя его чуть ли не со слезами на глазах умоляли о жареной свинине с базиликом. Но Мью — непреклонен и безжалостен, беспристрастен как слепая Фемида. Правда у древнегреческой богини было послабление: она не проходила испытание видом этой умилительно надутой мордочки, когда Галфу приходилось в очередной раз слышать отказ на какую-то из просьб.              Но самый главный и уже достаточно серьезный скандал случается в день выписки, который Галф приближал как мог, потому что просто изнывал от безделья в больнице и при каждом осмотре умолял врача поскорее выпустить на свободу.              — Ни за что!              — А какие у тебя еще есть варианты? — Мью скрещивает руки на груди, ожидая следующего словесного нападения.              — Мой дом — отличный вариант!              — Ага, твой дом, в котором никого нет. И где ты можешь просто завалиться в обморок, а тебя никто не найдет.              — Я не падаю в обморок! И у меня уже достаточно сил!              Чтобы продемонстрировать этот факт, Галф резко встает с постели, делает пару шагов, но тут же начинает заваливаться, шатаясь. Мью еле слышно чертыхается и подхватывает его, помогая удержаться на ногах.       И если при этом он ненадолго прижимает этого упрямца к себе — кто его осудит?              Зато теперь у него есть официальный повод и весомый аргумент:              — Вот видишь, один ты не справишься.              — Справлюсь! Это просто один раз вот так…              — Где один — там и второй, — парирует и приводит еще один довод. — А как ты будешь рану обрабатывать? На спине?              — Есть зеркало и…              Мью немного отступает, давая больше свободного пространства, но все еще придерживая на всякий случай за талию:              — Покажешь, как ты дотянешься — тогда я снимаю все вопросы и отпускаю тебя домой.              На лице Галфа — смесь упрямства и раздражения, но тот все-таки пытается дотянуться правой рукой до места шва. Конечно же, у него ничего не получается, поэтому тот досадливо кряхтит, а Мью победно улыбается:              — Тогда решено: пока восстанавливаешься — жить будешь у меня.              — Не буду!              Блять.       Снова этот страх в глазах, который пробивается наружу и делает больно.              Мью на секунду смежает веки, чтобы несколько раз глубоко вздохнуть, успокоиться и затем ровным голосом проговорить успокаивающую мантру, глядя прямо в испуганные глаза:              — Галф, тебе не нужно меня бояться — я уже об этом говорил, но повторю еще раз: то, что произошло в прошлый раз, больше не повторится. Я уже извинился и надеялся, что это недопонимание осталось в прошлом. У меня есть девушка, у тебя — парень, поэтому такая ситуация больше нам не грозит. Я предлагаю это только потому, что чувствую перед тобой вину за этот несчастный случай. Поэтому… пожалуйста, позволь мне тебе помочь. Ты сможешь уйти в любой момент, когда поймешь, что справляешься сам.              Это тревожное неверие больно колет, но Галф все-таки как-то обреченно кивает, потому что у него на самом деле почти нет выбора.              А Мью отворачивается, делая вид, что помогает собирать немногочисленные вещи, и победно улыбается: он забирает своего мальчика домой.