***
Дилюк стоял в абсолютном замешательстве. Он сначала посмотрел на бледные лица Джинн и Лизы, потом глянул на книжные полки, на плинтус, показавшийся ему гораздо интересней их лиц, и после на белоснежный потолок. Он уже думал, что ему послышалось, слуховые галлюцинации, так сказать. А в голове звучали протяжным голосом Кэйи слова «я откланяюсь», его прощание, которое тот сказал ему вчера. Дилюк подумал, что сошёл с ума. Джинн не знала, что и добавить. Во-первых, она не ожидала, что Рангвиндр всё же придёт сегодня. Во-вторых, она не подготовила речь, как всё это преподнести ему. В-третьих, она видит то, как Дилюк, самолично списывая себя на сумасшедшего, отрицает сказанную ею информацию. У неё скоро начнётся нервный тик. К её счастью или безграничному сожалению, вмешалась Лиза: — Дилюк, всё, что ты сейчас услышал, является правдой. — как-то холодно и даже по-издевательски произнесла Лиза, которая его откровенно недолюбливала. Дилюк посмотрел на неё с мольбой, явно прося Архонтов о том, чтобы это был розыгрыш. По-дьявольски прищурившись, Лиза приподняла уголок своих губ и вымолвила: —Неужели господин Дилюк так безумно беспокоится о капитане? — намеренно перейдя на формальные титулы, давила на слабые места, ядовито отравляя их словами, парировала она. — Или, может, лишь притворяется? — сколько же наигранности звучало в её голосе. Она явно желала морально добить оппонента. Джинн была не на шутку обеспокоена таким поведением подруги. Она знала, что Лиза и сестра Розария некоторую питают неприязнь к Рангвиндру. И если вторая не показывала своего мнения из чувства уважения, то Лиза забавлялась ситуацией, именно в тот момент, когда всё нужно правильно преподнести. Но она не могла выдавить из себя ни слова, как будто кто-то наложил на неё заклятие молчания, заставив лишь наблюдать за происходящим. Лиза, знающая, о чем думает Джинн, явно не собиралась отступать от своей тактики. Её речь являлась чистой воды манипуляцией, чтобы тот начал считаться с чувствами других, а не слоняться по всему Тейвату в поисках мести. Ведь когда до него наконец дойдёт, что месть, в данный момент, абсолютно напрасна, может настанет время для новых похорон. — Чего молчим? Неужели мастеру нечего ответить? — в её взгляде читалось что-то вроде раздражения. — Не думала, что вы настолько предсказуемы. — ехидно добавила она. Ладонь Дилюка сжалась в кулак, а на костяшках стали выступать вены, что не осталось без внимания девушек. Было видно, что его лицо белее сесилий, даже из-под свисающей челки, упавшей прямо на глаза. Лиза даже на расстоянии нескольких метров прочитала в его глазах, смотрящих далеко в пустоту, животный испуг. Ей даже стало его жаль: столько времени эти двое не могли принять друг друга, а теперь и вовсе, возможно, никогда. Но даже если так, она над ним не сжалится, совершив фатальный удар. — Ах, точно. Если бы ваш информатор предупредил вас о походе, возглавлявшимся сэром Кэйей, вы бы точно отправились за ним. — она насмехалась над ним и над его беспомощностью. Дилюк чувствовал это всем своим нутром, сжимаясь изнутри под напором накатившего сожаления и чувства вины. Но после он удивлённо застыл. Откуда она знает, что о делах Альбериха его информируют? — Но что вы, я вас не виню. Ваши руки были связаны в такой ситуации, — саркастично добавила Лиза. — А теперь, что вы намереваетесь делать? Отправиться на несколько лет искать мести по всему Тейвату? Вполне очевидно, что вы подозреваете в произошедшем Орден Бездны. Куда первым делом отправитесь? В Логово Ужаса Бури? Поиграете и с ними в догонялки? — теперь с иронией насмешливо говорила она. Лиза пристально уставилась на Дилюка, пронзая его, словно лезвиями, своим взглядом, читая его как открытую книгу. Она ехидно улыбнулась, приложив ладонь к щеке, как будто бы в знак умиления. Но всем присутствующим было и так понятно, что это ещё один жест высокомерия. — Но ведь Кэйа к тому времени уже умрет. — теперь уже без капли эмоций бросила она, так, будто бы это уже не было адресовано Рангвиндру. Скорее, она сказала это своей внутренней пустоте.***
Дверь хлопнула. Девушки остались наедине друг с другом в душном кабинете. Лиза повернулась к окну, встав спиной к лицу Джинн, которая что-то тревожно твердила и отчитывала её, стоя на расстоянии нескольких метров. — Лиза, ты меня слушаешь? Почему я всё никак не могу до тебя достучаться? — возмущалась магистр. — Будешь учить меня, как вести себя с людьми? — упрямо бросила она. — Ты бы с ним сюсюкалась, как с маленьким ребёнком, и он бы повторил ошибки прошлого. Вновь ушёл бы искать мести, получив ещё больше вопросов, на которых никогда не найдёт ответов. К тому времени его брата, ради которого он провернёт эту махинацию, уже не будет в живых. А нужна ли месть мёртвому? — Лиза отошла от окна и заглянула в глаза Джинн. — Мертвым всё равно. Поэтому, пока Кэйя жив, пускай он просто будет рядом. Библиотекарша направилась к двери кабинета и, выходя за порог, бросила: — Так в его жизни станет на одно сожаление меньше.***
Совсем юная девушка с собранными в два хвоста светлыми волосами в белоснежном платье монахини, вела за собой одетого во все чёрное мужчину. Их внешний вид резко контрастировал друг с другом, создавая иллюзию невинности и первой любви, за которой по следам движется ненависть и разбитое сердце. Она вела его через залы и коридоры, где все стены и колонны были окрашены в бледный белый цвет, а зажжённые свечи на этих стенах так и желали потухнуть. Вдруг она остановилась у двери, такой же белой, как и стены. Она открыла её и показала рукой на вход. Молодой человек перешагнул порог и, взглянув на девушку, увидел, как та кланяется и нежно закрывает дверь, он слышал, как та без единого шороха покидает этот уголок собора. В комнате на краю кровати сидела другая монахиня. Её голову и плечи покрывал чёрный длинный платок, так что из-за спины нельзя было определить кто это. Мужчина подошёл ближе к ней, и его взору открылась картина, от которой заболело в области сердца. Она нежно гладила лежащего по скуле, напевая, как поначалу показалось ему, тихую колыбельную. Другой рукой она пропускала через свои пальцы его длинные тёмно-синие локоны. А песня, тем временем, вещала: «Уходят те, кто дорог и любим внезапно, безвозвратно, безнадёжно…» Её взгляд был направлен на молодого человека. Можно было подумать, что тот просто уснул крепким сном. Как жаль, что Дилюк знал: его сон беспробуден. «Как трудно сердцем пережить людским, И осознать… Почти что невозможно…» Голова монахини повернулась в сторону недавно вошедшего, но смотрела она мимо него. Он узнал в ней близкую подругу Кэйи, с которой тот часто пьёт в его таверне — сестру Розарию. «Когда, казалось, Молодость — расцвет, И впереди путей ещё так много… Но догорел заката яркий свет, И лишь одна открыта им дорога…» На ее лице не отразилось ни одной эмоции, и Дилюку казалось, что песня адресована ему, а не беспробудно спящему мужчине. «Бесследно спрячет бремя белый снег Прошедших лет и дней давно минувших, Короткой жизни завершен пробег». На часах в комнате стрелки громко пробили полночь. Дилюк вздрогнул от этого звука. Нагнанная песней атмосфера окунала с головой в воспоминания, создавая иллюзии прошлого и возможного будущего. Будто бы смерть давала время на то, чтобы отпустить его — единственного, чью смерть Дилюк пережить не сможет. Он сломается, как сталь, под напором неимоверной силы, расколется на две части, как хрусталь, распадётся на острые осколки, от которых так и веет разбитыми мечтами. — Господь, как видно, забирает лучших… — она произнесла последнюю фразу тихо, почти одними губами, но из-за стоявшей тишины в стенах комнаты Дилюк всё равно отчётливо её расслышал. Эта фраза пробрала его до кончиков волос, что даже сделать вздох казалось чем-то грешным.