Лёд его сознания

Прошло всего 3 дня с того момента, как случилось то происшествие. Весь Мондштадт кипел новостью о том, что произошло в подземелье с новобранцами, ведь были и серьёзно раненые, благо, что всё обошлось без смертей. Но сплетни с каждым днём все сгущались и искажались, став уже совсем иной историей. И, конечно же, жители Монда заметили отсутствие такой яркой личности, как Альберих, и также прекрасно знали о том, что он руководил тогда отрядом, от очевидцев. Посыпалось множество теорий и гипотез об исчезновении капитана, от которых, лично у Дилюка, кровоточили уши, а у Розарии нервно дёргался глаз по причине того, что люди несли несусветный бред. Завистники утверждали, что это Кэйа подстроил засаду, поклонники твердили, что Альберих, как сама справедливость, один расправился со всей кучкой тварей, но лежит там сейчас без сознания из-за изнеможения, ругаясь на орден за то, что до сих пор не нашли капитана. Как бы Джинн ни старалась заткнуть эти слухи, всё оказалось бесполезно, потому что многие добровольцы стали ходить в то подземелье и искать бессознательного Кэйю или хотя бы его тело, рыцари тоже активно подключились к поиску. Что ж, действующий магистр конкретно облажалась, потому что в городе начался полный хаос. Поэтому Лиза посоветовала ей собрать народ на городской площади и объявить о том, что у их ненаглядного сэра Кэйи больничный, и он отправился на неопределённое время в Ли Юэ, но так как слухи уже исказились в совершенно иную форму, люди им не поверят. Свои слова нужно подкрепить фактами. А чем вам не доказательство заявление о больничном? Только вот вся проблема в почерке. Почерк у Альбериха был изящным, каждая буква аккуратно, словно нота, выведена чернилами со множеством закорючек. Такой красивый почерк подделать будет очень сложно. Нужно будет вызывать опытного каллиграфа или… У обеих дам на ум первым же делом всплывает Рангвиндр со своей кислой миной. Конечно же, он сможет подделать почерк, они ведь росли вместе, и никто не поверит ему, если тот скажет обратное. Ну не может быть такого, чтобы тот не пытался, дразня, написать письмо кому-то от имени Кэйи, потому что по юности Рангвиндр был тем ещё озорником. Не факт, конечно, что он согласится помочь им в столь хлопотном деле, похожем больше на бессмыслицу, но если его правильно уговорить и сказать, что это напрямую влияет на его брата, то всё может получиться. В переговорах сильна Джинн, но если туда встрянет и Лиза, то, упаси Архонт, она опять наговорит ему кучу гадостей, поэтому нужно дать подруге множество дел в библиотеке, которые она разберёт только ближе к вечеру, как бы потом ни было стыдно смотреть ей в глаза, но этого времени должно хватить на написание письма. Остаётся найти Дилюка и, по словам Барбары, если он вышел из собора лишь под рассвет, то он где-то в городе, скорее всего, в таверне отсыпается, чтобы выйти на ночную смену. Хотя вряд ли он в ближайшее время выйдет на работу бармена, когда всё в таком плачевном состоянии. Кто бы мог подумать, что весь город перевернётся вверх тормашками лишь из-за Альбериха. Он стал неотъемлемой частью Мондштата, и нет ничего удивительного в том, что народ пришёл в волнение. Джинн, выйдя из кабинета, приказывает рядом стоящему рыцарю привести к ней Хоффмана. Тот, отдав честь магистру, вышел из штаба и направился на поиски. Потом, опять зайдя в комнату, она, вытащив из комода чистые листы с новыми чернилами, поставила их на стол для совещаний и, чтобы скоротать время ожидания, принялась за документы. Со всей этой суматохой у Джинн из головы вылетело то, что сегодня должен прибыть Альбедо с путешественником. Как же всё сложно. Но тут её осенило — она же может отправить их с Лизой в собор, а сама займётся написанием письма с Дилюком. Спустя полчаса прозвучал стук в дверь, и после слов «войдите» на порог ступил Хоффман, поздоровавшись. Магистр, окинув его беглым взглядом, вымолвила: — Здравствуй. У меня к тебе поручение, причём о нем не должен знать никто, — рыцарь кивнул, жестом говоря, что понял. — Приведи ко мне мастера Дилюка, он, скорее всего, в таверне, поищи его там. Если спросит причину, сообщи ему, что цель визита узнает по прибытию. — Как скажете, магистр, — отдав честь, рыцарь скрылся из виду со звуком хлопающей двери. Как только тот покинул ее кабинет, Джинн быстрым шагом направилась в библиотеку. Лиза сидела за своим рабочим столом, и попивая чай, читала огромный том истории Мондштадта. На столе рядом с ее локтем также лежали стопки сборников исследований о Тейвате, медицине и психологии. Нетрудно понять, какую информацию она в этих книгах искала. Лиза спокойно подняла взгляд на Джинн, держа в правой руке чашку, а левой переворачивая страницу, этим жестом будто спрашивая: «В чем дело?» — Лиза… — заворожено произнесла магистр, глядя на эту картину. С этого ракурса свет мягко ложился на лицо библиотекарши, переливаясь разными цветами и оттенками в её изумрудных глазах, отсвечивая пряди каштановых волос, а эта комфортная домашняя обстановка вызывала какой-то по-детски волнительный трепет, словно в животе запорхали бабочки. Если бы не привычная духота в помещении, наполненном пылью, сгущающейся по неизвестной причине, несмотря на то, что Ноэлль каждое утро драит здесь всё, то Джинн уверена, что Лиза прикрыла бы плечи ещё и своим вязаным королевски-пурпурным пледом, что прекрасно дополнил бы этот образ. Эстетично, даже слишком приятно для глаз других людей. — Милая, ты зависла, — мелодично хихикнув, заговорила девушка. — Что-то хотела сказать? — Да, хотела, — собравшись с мыслями, ответила Джинн. — Сегодня, как ты и сама знаешь, прибудет Альбедо с путешественником. Не могла бы ты провести их в собор и присмотреть за ними? — с немой просьбой уставилась магистр на девушку. — Я не против, но обычно такие вещи ты делаешь сама, — с некоторым сомнением сказала библиотекарша. — Ты права, но в этот раз никак. Сама же знаешь, какой балаган устроили в городе, если меня кто-нибудь увидит, посыплются вопросы и просьбы о помощи, — вымотано попросила она. Всё-таки, даже если б магистр не хотела проворачивать это дельце, она бы всё равно отправила Лизу в собор. Сейчас не лучшее время показываться на людях без особой необходимости. — Как скажешь, — промурлыкала в ответ библиотекарша. — Спасибо, ты меня сильно выручишь, — искренне, но устало улыбнулась Джинн. В дверь библиотеки постучали, и после на порог зашёл рыцарь, стоявший на карауле. — Магистр, капитан и путешественник прибыли, — запыхавшись, сообщил мужчина. Он явно бежал с максимальной скоростью, которую позволяло его весьма нестройное телосложение. — Хорошо, — ответила ему девушка. — Лиза, пойдём встретим их, — обращаясь уже к подруге, произнесла она. — Идём, — встав со своего нагретого местечка, проговорила библиотекарша. Пройдя обратно по коридору, они вновь прошли в кабинет, ожидая гостей. Взгляд Лизы зацепился за стопку листов и чернил на столе для совещаний, что туда положила Джинн, ожидая Хоффмана, полностью осознавая истинные намерения подруги. Она знала, что той сейчас невероятно стыдно, но виду не подала. Будто бы лучшая выпускница академии Сумеру за последние двести лет смогла б не заметить столь банальное положение дел, но эта особа не против ей подыграть, всё же не хочется расстраивать даму своего сердца. Ведь притворяться, что не имеешь власти над знаниями — это призвание Лизы. Наконец-то послышались быстрые шаги, и в кабинет вошли двое парней практически одинакового роста со своей маленькой компаньоншей. Серьёзные взгляды, безразличные лица. Они как будто соревновались в бесчувственности и бесстрастности. И лишь запыхавшаяся летающая девочка старалась разрядить обстановку между ними двумя своими шутками. — Приветствую вас, магистр, — в своей привычной вежливой манере поздоровался алхимик. — Здравствуйте, — добавил еле слышно Итэр. — Добро пожаловать. Рада, что вы добрались целыми и невредимыми, но нам надо приступить к делу как можно скорее. Вы направитесь в собор с Лизой, где на данный момент пребывает Кэйа. Я уверена, что два великих ума смогут решить эту задачу. Но вам всё же стоит немного отдохнуть с дороги. Вы проделали долгий путь, — полностью оправдывая своё звание лидера, произнесла свою мотивирующую речь Джинн. — Мы не так и вымотались, чтобы тратить время впустую, — отвергнул предложение об отдыхе Альбедо, — Тогда ступайте за мной, — наконец вставила свою реплику библиотекарша и, помахав ладошкой на прощание подруге, скрылась за дверью. За ней следом последовали и парни, за которыми возмущённо кряхтела Паймон, единственная уставшая с пути. Почему-то Гунхильдр показалось, что скрывать как будто стало вовсе нечего. Будто её уже давно уличили, и, просто решив не огорчать, подыграли. Возможно, так и есть. Лиза слишком рассудительна, чтобы не заметить очевидного. У Джинн на душе стало так тепло от осознания того, что подруга задумалась о её чувствах. Хотя нет, не так. На душе Джинн всегда спокойно, пока рядом Лиза.

***

Дилюк тревожно ворочался в кровати. Кошмары преследовали его во сне, заманивая в замкнутый круг своего подсознания наедине со страхами. Он пытался их перебороть, но все тщетно. Бесполезные попытки лишь ещё больше раззадоривали внутренних демонов, подводя Рангвиндра к самому краю, порогу паники. Он был напуган настолько, что кровь стынет в жилах, переставая циркулировать. Ему снились отрывки. Он не знает, какому именно отрезку времени те принадлежат, к какой противоположной реальности относятся, ведь они смешались в какой-то водоворот, не имеющий последовательности. Рангвиндр вроде бы их уже пережил, но словно видит впервые. Видит и ужасается возможному исходу событий. Исход, пугающий его больше всего — это секунда. Если бы Кэйа получил свой глаз Бога на секунду позже. Всего на секунду. Он покрывается животным испугом, вспоминая ту картину. Кэйю, мертвенно-бледного, холодного, словно сломанную куклу, истекающую кровью, держал в своих дрожащих руках Дилюк, будучи его убийцей. Из груди мертвеца торчит клинок, так сливающийся с его алой кровью. Волчья погибель пронзила его насквозь, навеки заковав в оковы смерти это тело, что так дорого своему владельцу. Валяющийся рядом, словно ненужная безделушка, окровавленный крио глаз Бога, и, словно оплакивая смерть своего новоиспеченного, но увы, мёртвого хозяина, заморозил комнату, окрашивая её в сплошной белый цвет, на котором, словно клеймо, виднеются алые пятна. Лёд — тонкий, хрупкий, вот-вот и треснет, но местами набирая толщину, проявляя необычайную стойкость. Это, наверное, и называют последней волей покойного — сковать место своей смерти в рамках того холода, окутывавшего его душу всю жизнь. Возможно, в этой реальности они слишком удачливы, что та секунда так и не нарушила их пульс. Возможно, Фортуна повернулась к ним лицом, раз Кэйа ещё дышит. Всё можно исправить или сделать ещё хуже — в зависимости от действий. Через задвинутые шторы просачивался солнечный свет, так и норовящий окутать всю комнату ярким освещением. Но свет помешает сну, точнее, очередному кошмару. Раздражающий стук в дверь, что разрушил всю идиллию ужаса. Звук резал уши, заставляя грубо отозваться: — Какого чёрта… — отрывисто и невнятно, сонно и сердито произнёс ругательство Рангвиндр. — Мастер Дилюк, к вам пожаловал рыцарь из Ордо Фавониус, — предупредил его Чарльз, который привёл сюда незваного гостя. Дилюк напрягся, теперь сна ни в одном глазу. Встав с кровати и накинув на себя чёрный пижамный халат, он крикнул «войдите», сев за свой рабочий стол. Хоффман аккуратно вошёл в комнату. Поклонившись и прижав руку к сердцу, заговорил: — Простите за беспокойство, мастер, но действующий магистр приказала вам оказать ей визит. Это срочно. — Ясно. Жди меня на первом этаже, — всё больше хмурясь, бросил мужчина. *** Стрелки часов тикают, словно заведённые, давя на нервы магистру, раздражая. Тик-так, тик-так .Как можно сосредоточиться, когда звуки, словно нажимая на клавиши пианино, играют так же на твоих нервах. Дверь махом распахивается, и, на удивление, без стука. Вошедший явно позабыл об этикете. На пороге оказался обеспокоенный Дилюк, растерянно бегая глазами по комнате. — Что… Что случилось? — ожидая услышать плохие новости, спросил мужчина. — Здравствуй. Успокойся, с Кэйей всё хорошо. Альбедо, путешественник и Лиза уже в соборе осматривают его, — стараясь привести в норму… товарища? Хотя она понятия не имеет, кем они сейчас друг другу являются. — Я по другому делу тебя звала. Понимаешь, люди взволновались, а главной обсуждаемой темой стало исчезновение Кэйи… — прекрасно понимая, что Рангвиндр знает, к чему та клонит, продолжила. — И чтобы прекратить это безобразие, мне понадобится твоя помощь. — Какая именно помощь от меня требуется? — в недоверии поинтересовался Дилюк. — Подделать почерк, — Джинн видела, как лицо Рангвиндра перекосилось. — Только не говори, что… — Прошу, Дилюк. Если репутация Ордо Фавониус пошатнётся, Фатуи этим воспользуется. Это навредит Мондштадту. Они и так имеют большое влияние здесь благодаря аристократам. Тебе всего лишь нужно написать почерком Кэйи заявление о больничном, — умоляюще смотрела она на него. — Хорошо, — поверженно пробормотал он, закатывая глаза. — Спасибо, — поблагодарила его магистр. Встав со своего рабочего места, она подошла к столу для совещаний, рукой указав на место, где лежала стопка бумаг и чернила. Дилюк неохотно подошёл туда и сел за стол. Он обмакнул перо в чернила и принялся выводить слова на листе медленно, неторопливо, каждую завитушку. Вышло похоже, даже очень. — Ты написал идентично почерку Кэйи. Наверно, у тебя в этом много опыта, — не подумав, сказала девушка, и не осознав, что задела этими словами Рангвиндра, который промолчал. — Ещё раз спасибо. Прости, что побеспокоила. Если хочешь, можешь прийти в церковь и поучаствовать в осмотре. — Я пойду. До встречи, — резко отрезал он, выйдя из помещения отточенным маршем. — Увидимся, — попрощалась Джинн, но он её уже не слышал.

***

Время, пока он шёл пешком от штаба до собора, по его ощущениям, длилось вечно. Преодолевая каждый шаг, он словно возвращался туда, на винокурню, где нет этой бессмысленной вражды, где жив их отец, где они могли беззаботно смеяться и улыбаться, будучи подростками. На ум пришли слова Джинн: «У тебя в этом много опыта». Ещё бы, будто бы не он сидел допоздна и писал ответы девушкам от лица Кэйи, ведь тот даже двух слов в их адрес связать не мог. Вежливый отказ? Нет, это не про Альбериха. Он будет часами сидеть и думать, как же написать это односложное «нет» так, чтобы звучало пафосно. Поэтому Дилюк взял на себя обязанность писать ответные письма юным барышням, что страдали по его непутёвому братцу. Он и сам страдал. И сейчас страдает. И будет страдать, и всё из-за этого придурка, который живёт лишь пафосом, вульгарностью, парадоксом. Установленные рамки обществом о правильном поведении и приличии? О чём вы? Кэйа не знаком с таким термином. С любой встречной флиртует, наивным юношам спешит показать всё своё мастерство владения как мечом, так и языком, у богатых и статных людей выведает всю личную жизнь в мельчайших подробностях, после использовав эту информацию в своих целях. До чего же… бестактный, раздражающий, бесячий. До чего же противно и больно. Сердце сжимается в тиски, а ладони в кулак. Омерзительно. На самом деле, Дилюк вовсе не против обзавестись семьёй. Жениться на доброй и порядочной девушке, добросовестно воспитать детей, жить в изобилии и достатке, усердно трудиться и работать на благо общества. Как учил отец. Как жить правильно и нужно. Как жить должен каждый. До чего же противно осознавать, что он не сможет так жить. Что эта жизнь — нравственная, правильная, банальная, простая, но до безумия счастливая — она не принадлежит ему и никогда не будет. Ведь любую возможность на счастье отнял этот идиот, лжец и лицемер. Дилюк ненавидит Кэйю, ведь после знакомства с ним нет ни единой возможности его забыть. Забыть, как сладкий сон, что утром стирается из памяти. Смешно, ведь спокойные и приносящие удовольствие нам сны мы не помним и не вспомним вовсе, а кошмары, терзающие нас по ночам, невозможно похоронить в своём сознании. Так, может быть, Кэйа — всего лишь кошмар? «Мечтать не вредно», — думает Дилюк с усмешкой на губах. И вот он, собственной персоной, стоит при входе в церковь, не решаясь войти. В горле застрял ком. Ком, мешающий ему свободно дышать, вздымать полной грудью. Как назвать это состояние? Отчаянием. Человек, страдая от безысходности, становится живой куклой, пустой, не имеющей воли, зависимой лишь от рока событий, он марионетка судьбы, что с усмешкой плетёт сеть, паутину из интриг, пытки, как моральные, так и физические. Дилюк наконец-то признаётся себе, что становится этой куклой. Громкие шаги в тихом помещении. Он идёт ровно по коридорам, окрашенным в бледный белый цвет, с зажжёнными подсвечниками, огонь которых до того тусклый, так и норовящий потухнуть. Из-за двери, за которой лежит «магнит для всех проблем», раздаются голоса, активно обсуждающие что-то. Дверь со скрипом отворяется, и Дилюк проходит за порог. В комнате собралась интересная компания: сам Рангвиндр, Альбедо, Итэр, Лиза и Розария, не считая Паймон. Все они с любопытством, пристально посмотрели на вошедшего. — Добрый день, — поздоровался Рангвиндр, стараясь прервать воцарившуюся тишину. — Добрый, мастер Дилюк, — поприветствовал алхимик, поддерживая позицию Рангвиндра. — Привет! А мы как раз о тебе говорили! — радостно завопила девочка. — Здравствуй, — сказал путешественник. — Надо же, кто пожаловал, — промурлыкала Лиза с довольными глазами. — Лёгок на помине, — добавила монахиня. — Говорили обо мне? — недоверчиво спросил он. — О тебе, — бросила библиотекарша. — Лиза имела в виду, то что мы упоминали тебя в нашем разговоре. Мы высказываем свои теории, гипотезы и информацию, которой владеем. Будем признательны, если и ты поделишься, — поправил её алхимик. — Я на днях разговаривал… кое с кем, — не желая говорить им о том, что этим «кем-то» является архонт. — Он рассказал мне о том, что в жилах Кэйи течёт кровь народа Каэнри’ах, поэтому проклятие не подействовало на него в полную силу. — Это из-за того, что у Каэнри’ах не было архонта? — уточнил алхимик. — Да, так и есть. Также он сказал, что, возможно, проклятие либо просто замедлило действие, либо в корне изменило свою форму, — вещал Рангвиндр. — Вот как. А как выглядит изначальная форма проклятия? — задал вопрос Альбедо. — Носитель глаза Бога, использовавший его на всю мощь, умирает от своего же элемента. То есть, владел бы он пиро, сгорел бы в своём же пламени, — пояснил Рангвиндр. — Хмм, значит, наши рассуждения разветвляются. Проклятие либо замедлило действие, либо изменилось вовсе. Но давайте присмотримся к обоим вариантам по очереди, — излагал свои мысли алхимический гений. — А я думаю, нужно их обобщить, — внесла свою лепту ученица Сумеру. — В любом случае, это что-то будет связано со льдом. В первом случае, он станет ледышкой, а во втором что? Можно хоть пальцем наугад тыкать. — Да, ты права, но так мы ничего не узнаем. Далеко не каждый способен получить глаз Бога, и лишь единицы использовали его на полную мощность. А народ Каэнри’ах тем более. Наш Кэйа исключительный случай, значит, и проклятие перерастёт в индивидуальное, — пояснил алхимик. — Но если это так, то здесь нам поможет только метод тыка. Или есть кое-что получше. В Мондшадт недавно переехала одна девушка-астроном. Говорят, она по звёздам высчитает абсолютно всё, — заметила Лиза. — Я не доверяю звёздам, — резко отрезал Альбедо. Его задели за живое, ведь там, где он родился, звёзд никогда не было и не будет. Его Родина — это мёртвое, подземное королевство, место, где его наставница склонилась над алхимическим столбом и сотворила его. — Но попробовать всё же стоит. Не думаешь? — намекнула она. — Ладно, на войне все средства хороши. Но для начала давайте составим относительные критерии проклятья, — предложил алхимик. — Сон, — бросила всё время молчавшая Розария. — Я всё время нахожусь рядом с ним и могу с точностью сказать, что он спит. Лиза до этого упоминала, что он осязает, думает, но не слышит, значит, с его мозговой деятельностью все в порядке. Он часто морщится или улыбается, иногда я даже вижу, как по его щекам стекают слёзы. Я не знаю, какие видения и миражи ему снятся, но уверена, что это и есть проклятие. — Вечный сон? — уточнил Альбедо. — Вряд ли. У любого сна есть начало и конец. И конец сна Кэйи тоже когда-нибудь наступит, — отозвалась Лиза. Понемногу всё стало складываться в картину, имеющую ещё кучу белых пространств, в какой-то незаконченный сценарий, имеющий огромное количество сюжетных дыр и многоточий, недорешанную головоломку. Никто, кроме гения алхимии, и не заметил, что Итэр за весь разговор не проронил ни слова. Тот смотрел в одну точку в стене, явно чувствуя себя не в своей тарелке. Что он мог сказать? Ничего, потому что не понимал, что они вообще несут. Слишком быстрые выводы, слишком поспешные утверждения. Как их мозг успевает так быстро функционировать? Нет, рефлексы Итэра в бою развиты в совершенстве, ведь опасные ситуации требуют быстрых решений, но это другое. Здесь его ждал скучный разговор с не менее скучными людьми. Даже не то чтобы скучными, просто увлечёнными этим скучным разговором. Ему хотелось провалиться сквозь землю. Может, если он скажет, что ему нездоровится, сможет сбежать? В момент он уловил на себе пристальный взгляд, скользивший по его предплечьям, лицу, талии. Голубые глаза смотрели прямо на него, не скрывая этого факта, будто бы так они могли расслабить путешественника, снять напряжение. Альбедо всегда был таким: никаких прямых действий, зато куча намёков и касаний, взглядов, как пристальных, так и мимолетных. Они прочертили перед собой грань дозволенности, через которую не переступят, хотя не так, кто же переступит через неё первым? Тик-так, тик-так. Стрелки часов тикали, время шло. Но хватит ли каждому из них этого времени, ведь оно быстроходно, когда подходит срок, оно заканчивается. У него нет пауз или заминок. Оно — пространство, оно — оковы разума, ведь каждый всегда будет жить с осознанием того, что скоро наступит его срок.