Лёд его сознания

Мрачно и темно. От холода дрожь пробирает до костей, заставляя съежиться в клубок, словно ребёнок, когда у него пучит живот. Может ли Дилюк пошевелиться? Может, движение рукой выходит легкое, словно та ничего и не весит. Он поднимается на ноги, не чувствуя ничего под собой и идёт на свет, исходящий из самого конца тоннеля, в котором, по неизвестной причине, оказался Рангвиндр совсем один. Как и любое другое живое существо, он, словно мотылёк через всепоглощающую кромешную тьму, тянулся к свету. Постепенно пока он шёл к своей цели, вокруг него все становилось ярче и ярче. Пришлось закрыть глаза, чтобы не ослепнуть. Он наощупь вошёл куда-то, сам действуя чуть ли не инстинктивно. Будь он в здравом и ясном рассудке, в жизни бы не сунулся сюда, не разведав обстановку вокруг. Он распахнул веки. Перед ним предстала темная просторная комната, ничем не освещённая, резко контрастирующая с ярким сиянием, исходящим от неё. Из угла комнаты раздался женский ласковый голос, столь мелодичный и приятный на слух, на зависть соловьям. Но речь была на незнакомом ему языке, таким же красивым в произношении, прекрасно гармонирующим с ее гласом. Несмотря на то, что он слышал этот язык впервые в жизни, он понимал его. Понимал все, что те говорили, как будто в мозгу автоматически функционирует переводчик с языка Каэнриа’х. В комнате зажгли свечу, пускай тусклую, но этого было достаточно, чтобы разглядеть лица находившихся здесь людей. Как ни странно, девушка никак не отреагировала на Дилюка, словно тот был никем незримым привидением. Приглядевшись в ее профиль, Рангвиндр раскрыл рот в удивлении. Девушка была точной копией Кэйи или наоборот, Кэйа был ее точной копией. В своих руках она держала ребёнка лет трёх, напевая ему тихую колыбельную. Нежно держа его и качая из стороны в сторону, баюкала, утыкаясь малышу в шею, вдыхая аромат детства и глубокого сна, после дотрагиваясь губами до его лба, оставляя там мимолетный поцелуй. Все говорило само за себя, этим ребёнком являлся Кэйа, а эта девушка — его матерью. Насколько Дилюк помнит, Альберих никогда не затрагивал тему материнства, никогда не рассказывал ничего о своей и не спрашивал ничего о женщине, родившей самого Рангвиндра. Завороженно наблюдая за этими двумя, он и сам погрузился в забвение, всеми силами пытаясь отогнать от себя иллюзию эйфории этих моментов. Когда она наконец повернулась к нему боком, через который можно было разглядеть лицо спящего, Дилюк изумился. У Кэйи два глаза, что сейчас были мирно закрыты. Он моргнул. За мгновение все кардинально изменилось. На кровати мальчик шести или пяти лет лежал на коленях своей матери. Она же перебирала пряди длинных волос на его голове. На ней было одето белое ночное платьице. Она, вероятно, укладывала ребенка спать. Маленький Кэйа же смотрел в потолок, о чем то задумавшись и Дилюк вновь одернул себя. У Альбериха вновь два глаза, оба были одинаково небесно-голубого цвета, вместо зрачка в которых находился ненавистный ему ромб. В дверь постучали. На удивление, тут и вправду из ниоткуда появилась дверь. За порог вошёл…тот незнакомец? Дилюк агрессивно сжал ладони в кулак, но после понял, что и тот его не замечает. — Что привело тебя сюда, Дайнслейф? Что на этот раз задумал мой муж? — подозрительным тоном спросила она, поглаживая мальчика по щеке, успокаивая. — Кейла, я надеюсь ты простишь меня, но его время пришло, — глядя в ее сторону с сочувствием, ответил тот. — Нет, это исключено. Его время никогда не настанет. Я королева и его мать, и только я буду распоряжаться судьбой своего ребёнка. Проклятие будет наложено только через мой труп, — огрызнулась она, прижимая свое дитя ближе к себе, надеясь защитить его от всего на свете. — Король предвидел это, его приказом являлось не забрать его, а убить тебя. Мне жаль, но если не наложить проклятие, то Каэнриа’х падет во второй раз, так и не восстав из руин. А мы не можем этого допустить. — Нет же… — пыталась что-то сказать она, но ее перебили. — Но это лишь формальности, настоящая причина этого приказа заключается в том, чтобы проклятие проникло в сознание, его для начала нужно обезоружить. Сделать это необходимо лишь одним способом, заставить испытать жуткий стресс, а вызвать его возможно смертью самого близкого человека. Под этот критерий подходишь лишь ты. — Сколько ещё вы принесёте жизней в жертву давно мертвому королевству? Мертвецов не воскресить, почему вы все никак не смиритесь? Почему вы питаете жалость не к живым, а к трупам? Наш народ теперь сборище безобразных тварей, вы их спасать собрались? Дайнслейф, они уже не люди. У этих чудовищ нет души. Я бы с удовольствием сбежала отсюда вместе с Кэйей, но вы нас здесь заперли! В этой башне нет окон или потайных ходов, а единственная дверь сделана из такого материала, что его не сломаешь и не выбьешь. Я пыталась неисчислимое множество раз хотя бы взломать замок, но и это оказалось невозможным, потому что там его и вовсе нет. Так ещё ты повинуешься любому приказу моего мужа, что сам представляет из себя лишь марионетку Бездны. Как вы не можете понять, что все мы прокляты, кроме этого дитя? — показывая на испуганного Кэйю, что прижался к ней настолько сильно, насколько мог, истерично кричала она, пытаясь спасти своего ребёнка от грядущей ему учести.— И вы хотите опорочить это невинное создание своей местью? Нет, бездушные вовсе не те чудовища, а вы. Ты и мой муж. Вы жестокие, бессердечные и богохульные. Я вас ненави… — она не смогла договорить, клинок вошёл в ее плоть, проткнув насквозь сердце, чудом не задев мальчика, что крепко обнимал ее за плечи. Она шокировано уставилась на своего убийцу, и произнесла свои последние слова шепотом, услышать которые могло только ее осиротевшее дитя. Пролилась кровь. Кэйа был весь измаран в ней. Он не понимал, что происходит. Покойная упала на кровать, свалив с собой и своего сына, удерживая его мертвой хваткой. Забавно, ведь теперь и она мертва. Жалобный скулёж раздался по всей комнате. Мальчика обнимало не тёплое тело матери, а холодная безжизненная кукла. Он не хотел этого признавать, не переставая звать ее во весь голос. Слово «мама» вырывалось у него с горькими слезами, и, цепляясь за ее ледяную ладонь, он хныкал. Мужчина, явно ненавидя себя за содеянное, взял сопротивлявшегося мальчика на руки. Ребёнок вырывался и брыкался, отчаянно крича своей мертвой маме о том, что будет хорошо себя вести, что ляжет спать в следущий раз пораньше и съест весь свой обед полностью. Только вот его мама на это никак не реагировала, не моргая, пялясь все время в одну точку — потолок. Дайнслейф, (как выяснилось ранее, это и было его имя), притянул ребёнка к себе, смотря на него виноватым взглядом, словно он и вправду жалел. Вместе с ним на руках он вышел за дверь. Картинка мгновенно растворилась в темноте, образовывая новую сценку с декорациями. Дилюк, выйдя из ступора, вызванного ужасом, услышал крики. Это были крики агонии, будто бы того резали на живую. Он не ошибся. В углу, освещавшийся тусклым светом свечи, Рангвиндр узрел творения самого дьявола во плоти. Высокий мужчина, одетый в чёрную мантию, украшенную золотыми узорами, безразлично смотрел на происходящее, будто это являлось очередным скучным представлением старого уродливого придворного шута. Кэйа, находившийся в самом центре, дико кричал и плакал, мечась по полу, хватался за глаз. Он задыхался, кашлял кровью, пытаясь хотя бы ртом ухватить воздух. Вокруг него заводили хоровод маленькие человечки, больше похожие на снежные ожившие рисунки, те самые, которые Дилюк видел на заледенелых стенах в день, когда Альберих получил свой глаз Бога. После этот веселый хоровод закружился ещё быстрее, образовывая нечто схватывающее на ураган, вселяясь в глазницу ребёнка. Мальчик перестал двигаться, дышать и издавать какие либо звуки. И только тогда этот мужчина сердито крикнул. Сердито, но не обеспокоено. — Дайнслейф, если он умер, то наши планы рушатся. — Он живой, просто проклятие на время остановило его сердце. Все же он ещё ребёнок и его организм не выдержал такого давления на своё сознание от душ нашего покойного народа. Они слишком жаждут мести и убийства, тем самым причиняя вред своему носителю. Они должны прижиться к нему. Не волнуйтесь, это не займёт много времени, — ответил он ему. — Как скажешь. Мой сын не может умереть сейчас. Он должен выполнить своё предназначение и только потом смеет отправиться на тот свет. — Ублюдок, — Дилюк не выдерживал, его глаза налились кровью, а рука сжалась в кулак. Ему было обидно за брата, больно за его детство. В нем вновь загорелось желание отомстить за того, кого он любил. Рангвиндр собирался врезать этому мерзавцу по роже и сломать челюсть, но даже не смог его коснуться. Он просто пролетел мимо. И тут его осенило — это просто иллюзия, словно материализованное воспоминание, воспроизведённое на пленку. Свет погас вовсе. Опять эта непроглядная тьма поглотила весь обзор видимости. По его спине пробежался холодок и Дилюк почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Он резко повернулся и обнаружил сзади стоявшего человека — убийцу матери Кэйи, наложившего на маленького ребёнка клеймо, заставляя невинное дитя страдать в агонии. В голове пронеслась фраза «Но поверь, мне он ничего не рассказывал, не будет же он раскрывать свои скелеты в шкафу человеку, которого всем сердцем ненавидит и презирает». Теперь Дилюку понятно, почему Альберих его ненавидит. У Рангвиндра тоже руки чешутся проткнуть этого ублюдка клинком насквозь. Иронично, но клинка снова под рукой не оказалось. — Мерзавец, как ты посмел убить ее на глазах у маленького ребёнка? — гневно крикнул ему Рангвиндр. — Тогда Бездна была для меня всем, но ты и сам знаешь, с течением времени мнения людей меняются, мое тоже подверглось изменению. — Это тебя не оправдывает. Ты как был ее убийцей, так и останешься, — упрекнул его он. — Я знаю. Возможно, именно потому, что испытываю чувство вины и пытаюсь спасти ее несчастное дитя. — Ты и его отец сами лишили ее дитя счастья и детства, — заметил Дилюк. — У меня слишком много грехов перед моей королевой. — Твоей? — Большее повиновение я испытывал к ней, нежели к ее мужу. Этот человек был мне противен, но ради Каэнриа’х я был готов пойти на все. Даже на убийство супругов — единственной выжившей правящей династии Альберихов. После отъезда Кэйи, я убил короля точно таким же способом, каким покончил и с его женой, — Рангвиндру стало любопытно, зачем он все это говорит ему? — Я пошёл против ордена Бездны, ведь сейчас он питает совсем другие намерения насчёт мироздания. Раньше они хотели свергнуть Архонтов, но нынешние собираются стереть с лица Тейвата все цивилизации под командованием Принцессы Бездны, — рассказал «знакомый незнакомец». — Принцесса Бездны… Ты убил его родителей… И получается, Альберих его настоящая фамилия? — Да. Он вновь нарек себя ей в память о матери. — Но почему ты позволил мне увидеть его детство? — На самом деле, это случилось не по моей воле, мы находимся в сознании Кэйи, — сказал Дайнслейф. — Это ты перенёс нас в его сознание? — уточнил Дилюк. — Именно, — ответил он. — Когда ты вытащил часы, мне показалось, что ты управляешь временем, — с сомнением произнёс Рангвиндр. — Тебе не показалось. — после небольшой заминки он продолжил.— Каждое сознание — это маленькое измерение. Этих измерений, переплетающихся между собой миллиарды. В каждом из них течёт свой отсчёт времени, благодаря воспоминаниям. Память — это словно путешествие в прошлое, застывшая пленка фотоаппарата, ножом выцарапанная картина на стенах их разума, а все, что хоть косвенно связано со временем — моя стихия. — Ты бог? — ожидая скорейшего ответа, спросил Дилюк. — Я не божество, но, как ты и заметил, обладаю их привилегиями. Рядом с Дилюком стоял не человек, а возможно тот, под покровительством которого процветало когда-то давно королевство Каэнриа’х. Королевство, которому принесли в жертву Кэйю, навечно осквернив его своим отмщением. «Почему за тягость грехов одних, вынуждены страдать другие? Почему Архонты уничтожили Каэнриа’х? Почему именно Кэйа и есть та самая единственная надежда? Почему Тейват именно такой, какой есть сейчас?», — слишком много вопросов «почему» заполняли мысли Рангвиндра, оставляя после себя жгучий осадок из фразы: «потому что выживает сильнейший».