Охотник судьбы твоей

      Феликс обнимает сзади Бан Чана, целует голую шею, плечи, гладит пальцами его бархатную смугловатую кожу на животе. Тяжело дышит и обжигает нежные места своим дыханием, из-за чего бегают мурашки. Чан оборачивается и прижимается сильнее к рыжеволосому, проводя своим, казалось бы, большим носом с небольшой горбинкой по мягкой щеке Ликса. Оба блаженно улыбаются, переплетая пальцы рук, чувствуя лёгкое дуновение наступающих холодов. Колдун взмахнул рукой — и балконные дверцы захлопнулись.       Бан наступает на Феликса и падает с ним на постель, прижимая своим телом. Оба сглатывают, когда смотрят в глаза, которые загораются искорками желания. Феликс выдыхает в губы Чана и чуть сминает своими, осторожно и невесомо.       — Чёрт побери, это страшно, — хмурится старший, утыкаясь носом в шею рыжеволосого, услышав небольшой смешок.       — Ты думаешь, я знаю, каково это? — вздыхает Ли, поглаживая широкую спину охотника. — Думаю, это почти так же, как и с женщинами, просто, кхм, с другой стороны, — смеётся заливисто, широко улыбаясь, из-за чего улыбка появляется и у Бан Чана.       — А кто будет, я так понимаю, в роли женщины? — посмеивается Чан, но так наивно спрашивает, словно малое дитя.       — Ну, видимо, я, — смеётся Ликс, погладив щёку Чана, которая немного шершавая и колючая из-за пробивающейся щетины. — Я тоже волнуюсь, — шепчет колдун, поцеловав в нос охотника.       Напряжение нарастает. Комната наполняется тяжёлым дыханием, вздохами, а воздух разряжён и накалён настолько, что на коже появляется влажная испарина. Казалось бы, всего лишь прелюдия, но столько силы и времени на это уходит. Просто Феликс и Крис новички в этом, да и свои чувства они тоже впервые показывают, тем более, друг другу. Но им так хорошо вдвоём наедине. Неловкие касания пальцев, которые сами собой происходят, рваные поцелуи с переплетением дыхания, огромное желание тугим узлом завязалось внизу живота, вся кровь, кажется, прилила к паху. Кончики пальцев словно саднят от прикосновений, что покалывают под кожей. Чан зарывается пальцами в рыжие жёсткие волосы Феликса, сжимая у корней, и путается в них. Ликс сжимает кожу на больших лопатках Кристофера, поглаживает спину, бока. И это максимальная тактильность, от которой уже сносит голову. Они заметили, что тело бросает в дрожь лишь от малого прикосновения к друг другу. Неимоверное напряжение.       Бан Чан переворачивает Ли на спину, целуя загорелую кожу парня вдоль позвоночника, поглаживая округлые и подтянутые ягодицы. Тяжело сглатывает, когда возвышается над телом Феликса, а сердце — и без того бившееся крайне быстро — начало ещё в несколько раз быстрее перекачивать кровь. В ушах зашумело, а в глазах потемнело. Колдун положил голову на подушку, боком поглядывая на возлюбленного и сжимая его кончики пальцев, чтобы успокоить.       Смочив влажным языком пересохшие от поцелуев губы, Чан сглатывает образовавшийся ком в горле, тяжело выдыхая. Обильно смазывает свой набухший и пульсирующий член полупрозрачной жидкостью, которую дал Феликс, для лучшего и безболезненного проникновения.       — Говорят, что мужчинам там очень приятно, потому что находится какой-то пучок нервов или точка, — хрипит Феликс, прикрыв глаза, от чего тёмные ресницы трепещут.       — Выдохни или задержи дыхание, — басит Бан Чан, нависнув над парнем, сжимая его плечо так сильно, что оно вот-вот захрустит.       Медленно входит, но не во всю длину, потому что туго и узко, чувствует, как жутко всё пульсирует, а Феликс ещё больше сжался, сминая в кулаке ткань простыни. В уголках глаз обоих парней образовалась влага от новых странных ощущений.       — Думаю, в следующий раз будет легче и приятнее, — выдыхает Феликс, прикусив нижнюю губу, а по щеке скатилась слеза.       Чан медленно погружается дальше, переводя дыхание, а потом медленно начинает двигаться. Перехватывает за талию Феликса и приподнимает его таз так, чтобы было удобнее. Обхватывает пальцами плоть рыжеволосого, проводя вдоль ствола и размазывая природную смазку. Феликс хрипит и нервно дышит от действий Кристофера, ерзая бёдрами и подстраиваясь под темп. Видимо, Бан нашёл ту самую точку, стимулируя её и развязывая, раскрывая пошлые стороны своего партнёра. Феликс глубоко выгибается в пояснице, запрокидывая голову назад, прикусывает до крови нижнюю губу и сильно сжимает глаза так, что искорки вспыхивают в темноте. Кристофер кусает в шею, посасывая кожу, смакуя её вкус, вдыхает запах, истинный, природный: немного пота, жжёного дерева, сушёного апельсина и каких-то терпких цветов. А от Чана начало пахнуть морским бризом, свежестью, мускусом и какой-то мятной смесью с кофе. Он опускается ближе к телу рыжеволосого, собирая влагу устами со смуглой кожи, которая кое-где усыпана веснушками и родинками. Солнечное дитя. И сумасшедшая улыбка появляется сама собой на губах обоих. Рука Чана всё так же стимулирует член Ликса, хотя он давно уже кончил, а сперма вымазала светлую постель и пальцы охотника. Ли чувствовал мимолётный оргазм. В этом и промах природы, что в любом случае мужчина получит удовольствие, только оно длится не так долго, как у женщин. Но всё равно чертовски приятно от близости.       — В следующий раз мы должны попробовать наоборот, — хмыкает Феликс, когда Бан наконец делает последний рывок и утробно рычит куда-то в позвоночник парня.       — Поменять позу или ведущего партнёра? — ухмыляется Кристофер, прохрипев.       — И то, и то, — улыбается Феликс, повернувшись на бок, когда Чан лёг рядом, вытирая со лба испарину.

***

      Статная стройная мужская фигура предстаёт перед девушкой. Она чувствует трепетные прикосновения, укоризненный тёплый взгляд любимых глаз, а после он пропадает. Паническая атака настигает во сне. Сонные параличи и ловушки преследуют молодую ведьму каждую ночь, пока кто-нибудь из приближённых её не разбудит. Еда не лезет в глотку, головные боли, а слёз уже не осталось. Жизнь приобрела серый окрас, как тогда, после смерти родителей.       — Я не могу уже так! — задыхается Эрика, хватаясь за руку Филиции, которая прижимает к себе испуганную верховную. — Он преследует меня и мучает во снах, приходит в видениях наяву и в галлюцинациях. Мне кажется, что я просто не просыпаюсь, — хрипит девушка сквозь слёзы, трясясь то ли от страха, то ли от усталости.       — Ты не кушаешь совершенно, не высыпаешься и не принимаешь нашу помощь, — шепчет ведьма, поглаживая младшую по спине, вытирая слёзы с её немного повзрослевшего усталого лица и убирает слипшиеся пряди некогда ярких волос. — Наша верховная явно теряет силу, — ужасается Филиция. — Он забрал частичку тебя с собой. Этого и стоило ожидать от заклинания на память и чувства, — качает та головой.       — Сделай мне отворот, умоляю! — Ли хватается за смуглые ладони своей ведьмы, трясясь и поджимая губы, сдерживая слёзы.       — Нет! — отрезает Филиция. — И никому из ковена не позволю этого сделать, и тебе самой не советую. Потеряешь полностью свою судьбу и силу. Это испытание, ты сама выбрала такую дорогу.       — Я не хочу быть сильной… Это меня ломает… — задыхается Эрика.       — Это делает тебя такой, какой ты должна быть. Мы с Адой сделаем тебе травяной чай, от которого ты заснёшь на несколько дней. Твой баланс маны, природных сил и ауры уравновесится, подумаешь, приведёшь в порядок мысли. Ты не одна, все мы делаем тебя сильной, как и ты нас, — шепчет Филиция, проводя ладонью нежно по мягкой и влажной девичьей щеке, убаюкивающе покачиваясь.       — Спи спокойным сном, девица, пусть все невзгоды покинут тебя, — шепчут в унисон Ада и Филиция, укладывая аккуратно свою верховную на постель. — Отпусти, отпусти, отпусти… — они начинают напевать колыбельную, в которой льётся заклинание. Некогда рыжие волосы утратили свой яркий цвет, блекло падая на постель спутанными прядями. Загорелая кожа приобрела нездоровый вид, выцветая, а в ярких глазах уже нет той сочности весны и лета. Веснушки покинули её лицо.       — Всё же, любовь — это и жизнь, и смерть. Какую же силу она имеет над человеком, — вздыхает Ада, расправляя спутанные волосы ведьмы и гребнем прочёсывая их, сидя рядом на постели.       — Не беспокойся, моя Верховная, мы, твои хранители, будем оберегать твой сон, — шепчет Филиция, поглаживая личико Эрики, поцеловав ту в лоб. — Я обещала.

***

      — Мне каждый день снится девушка, но я не могу вспомнить, что за она. И каждый раз чувствую себя разбитым и потерянным, словно я что-то упустил или забыл, — хмурится Хёнджин, смотря на маленький кинжал, который почему-то греет душу. — И этот нож не мой, — проводит пальцем по лезвию, порезав нежную кожу об кованый металл.       — Меня больше всего удивляет то, что ты вернулся домой, — хмурится отец парня, глава клана охотников. — Ушёл от этого отступника, — хмыкает он. — Мне тоже твоя мать снилась постоянно. Пока я её не встретил, так и не отпустила, ведьма, — чертыхается мужчина, но тут же замолкает, когда женщина взглянула на него своими тёмными глазами. — Я с любовью, дорогая!       — Ты так хорохоришься лишь при сыне, а сам не можешь от меня отстать, — фыркает женщина, поворачиваясь к сыну.       — Я ж говорю: любовь душит.       — Хённи, может, этот клинок не просто так оказался у тебя? Возможно, это напоминание или особый дар, который поможет тебе в будущем. А девушка действительно может быть твоей судьбой или знамением, — поглаживает лицо сына, нежно улыбаясь.       — Ты заговорила на каких-то ведьмовских штучках, — шикает мистер Хван, наклонившись над столом и прищурившись.       — Сам сказал, что я ведьма, — хмыкнула женщина, пожав плечами. — Я верю в судьбу, ничего большего. Ты и сам знаешь, что в каждом из нас есть частичка магии, не отрицай. Тем более, уже давно сам на охоту не ходил. Принимаешь мирную сторону и согласовываешь территории с ведьмами.       — Может, я послушал сына, который не хочет лишать жизней, в принципе, таких же людей, как и мы, — мужчина скрещивает на груди руки, словно пытаясь отгородиться от сына с женой.       — В смысле? — озарился Хёнджин, до этого прибывающих в собственных мыслях, задумавшись о словах мудрой матери.       — Да вот недавно примкнул к какому-то ковену, чтобы впоследствии помочь в войне, взамен получит земли, которые некогда принадлежали нашему клану.       — То есть, война? Какой ковен? — охотник сжимает силой челюсть, поднимаясь с кресла и хлопая ладонями по столу.       — Сядь на место, — приказным тоном говорит отец, пробасив и знатно опустив тембр. — Если я умру, ты станешь главой клана. Но я и так планировал тебя избрать после этих разборок ведьм. Пора мне отойти и стать твоей тенью, буду лишь помогать со стороны. Ты молодой и прогрессивный, видишь больше моего. Я тебя родил и растил именно для этого, моя опора и сила. Какой бы ты ни был, ты мой сын, и я принимаю тебя любым. Вон, захотел поиграться во взрослую жизнь, пожалуйста. Надеюсь, бастардов не наделал? Или с ведьмой какой не закрутил?       Хёнджин просто прикрывает глаза, глубоко вдыхает и покидает покои, потому что начинает разговор выводить из себя. Они с отцом почти никогда и не ссорились, но когда что-то касалось власти или семьи, то лучше не будоражить эту тему. Его б воля, он бы вообще стал отшельником, или что-то в этом духе. Занимался бы любимым делом каким, придумал бы что-нибудь. И нашёл ту, которая является во снах… Хёнджин вообще не из тех, кто любит войны, драки, оружие и всё в этом духе. Ему оружие нравится лишь с эстетической стороны. Он даже как-то сам себе рисовал и пробовал выковать под присмотром кузнеца. И орудовать мечом ему нравится лишь из-за того, что это своеобразный танец, а вот сражаться и кого-то ранить не его конёк. Возможно, когда он окажется на войне, то всё будет совершенно по-другому. Там либо ты, либо тебя.       Хотя сейчас Хёнджин с уверенностью может сказать, что он ничего не чувствует. Абсолютно. Словно все чувства и эмоции покинули его тело, точно так же и воспоминания. Он лишь помнит, как они с Бан Чаном странствовали, а после он уже оказался дома. Даже не помнит, как добрался. И где его лучший друг, к слову? И ни одного из охотников, которые последовали за Чаном, нет в клане. Может, отец что-то с ними сделал? Да ну, если бы он решил лишить тех жизней, то не пощадил бы и самого Хёнджина.       — Любовь — это сила, — проговаривает Хван, прокрутив в руках тот резной кинжал, на котором выгравирована эта фраза, почти потеряв очертания.

***

      Начинает холодать, природа увядает. К сильному предводителю всё больше и больше примыкает ведьм, колдунов, нечисти и охотников с разных концов мира. Ли Феликс с каждым днём сильнее и ближе к исполнению своего плана, своей заветной мечты. Но почему-то на душе не становится теплее, не становится радостнее, а наоборот тошно. Однако уже отступать некуда, нужно следовать просто по наитию. Да и Бан Чан уже не горит своей жаждой силы, потому что полностью тонет в чувствах к Феликсу, как и он. Оба пытаются сопротивляться, потому что были приучены с детства защищать себя, своих близких и не быть слабыми. Если Феликса учили, что чувства — это хорошо, что их нужно воспитывать, а не подавлять, то у Бан Чана совершенно другая сторона. Он и своих родителей не помнит. Семья Хван и все остальные из его, так называемого, клана: Ли, Со, Хан, Ким и Ян — были одной большой семьёй для изгоя.       — Зимой выступаем, — басит Феликс, сверкая чёрными глазами. — С первым снегом. К нам примкнул Принц, — ухмыляется, проводя по ярким волосам, которые, кажется, стали ещё ярче. — Я чувствую, что она теряет силу, — шепчет сам себе Ли.       — Хёнджин вернулся домой? — удивился Бан, всматриваясь в тусклый лес, виднеющийся из окна.       — Она разорвала с вами договор, теперь вас ничего не связывает. А те охотники, которые покинули ковен, потеряли память, что отняло много магии.       — А как же я? — нахмурился Кристофер, бросив нож прямо в бумажку, которая висела на доске со стратегией.       — Ты покинул ковен ещё до того, как она расторгла договор полностью, — ухмыляется Феликс, покручивая в руке ведьминский кристалл. К нему на руки запрыгнул пушистый рыжий кот, немного покрутившись на ногах, улёгся, замурчал. Всё это жутко напоминало о сестре, из-за чего сердце начало ныть.       — Некоторые остались с Эрикой, ведь так? — Чан задаёт вопрос, который даже не требует ответа.       — Главное — то, что её покинула любовь, от чего она ослабла. Хёнджин на нашей стороне, что может сыграть нам на руку, — поглаживает кота колдун, поднимая загоревшиеся глаза на охотника и устрашающе улыбаясь. — Это действительно война.