Наруто чувствовал себя взволнованно, заходя в чужую квартиру, что была – по всем лучшим клише – на последнем этаже, огромная и с панорамными окнами. Говорить, что там было некрасиво – врать самому себе, ведь там было потрясающе. Квартира светлая, с высокими потолками, но толком не уставленная; при входе в квартиру стояла тумбочка, на которой красовалась фотография с тем же мужчиной, что и в участке. Хатаке, думая, что Наруто не смотрит, потёр фотографию двумя пальцами, кое-как стянул с себя ботинки и прошёл вперёд. Наруто этот жест немного тронул, и он еле сдержал улыбку.
— Пальто, господин Узумаки, повесьте на вешалку, – мужчина потягивается, даже не поворачиваясь, заставляя Наруто смотреть в его спину, обтянутую чёрной тканью рубашки, – и проходите направо, на кухню. Не могу же я быть столь ужасным хозяином и не покормить Вас, верно?
Парень усмехается и кутается в пальто, ожидая, пока мужчина наконец-то соизволит на него взглянуть после минуты молчания и бездействия. Тот, словно прочёл чужие мысли, наконец глядит на него, закидывая руки за голову.
— Чего Вы ждёте?
— А если…
я не хочу снимать Ваше пальто?
Узумаки счастлив своей первой негласной победе: ведь высокомерный, целиком уверенный взгляд детектива округляется, и он чуть приоткрывает рот. Правда, хирургу толком насмотреться он не дал, ведь сразу вернулся к своему образу. Ну, зато Наруто убедился, что он правда человек, а не машина.
— Знаете, господин Узумаки…
Ваш взгляд всё-таки так чертовски мне нравится. Да и моё пальто… – Хатаке усмехается, окинув парня взглядом с ног до головы, и смотрит прямо в глаза, – я не против. Но, на кухне, наверное, сидеть в уличной верхней одежде – не очень приятное развлечение, поэтому лучше я дам Вам плед, – он дружелюбно улыбается и резко пропадает, оставляя Узумаки с совершенно ничем и… очередным осознанием своего поражения.
— Выпендрёжник, даттебайо... – Наруто бурчит, вешая чужое, тёплое и приятное во всех отношениях пальто на крючок.
— Я всё слышу, Наруто-сан, – Хатаке кричит из какой-то комнаты подальше, – я нашёл Вам прекрасный плед!
Наруто закатывает глаза и проходит вглубь квартиры. Он осматривается: очень много свободного пространства и источников света: вот гирлянда, несколько маленьких настольных ламп и даже светодиодная лента под потолком, но при этом сама квартира в полумраке. Интересно.
Узумаки позволяет себе подойти ближе к окну, дивясь виду: отсюда открывалась просто потрясающая ум панорама на город, и она, бесспорно, завораживала. Хирург не смог удержаться от мысли о том, как здорово отсюда, наверное, наблюдать закат. А потом ему стало жутко от представлений того, как эти окна нужно мыть. Он продолжал наблюдать за городом, что постепенно погружался в сон, за машинами, едущими, наверное, куда-то к себе домой, колесом обозрения, что светится круглыми сутками, и постепенно полностью опадающими деревьями из-за холодного и беспощадного ветра. Выдернуло его из погружения в городской пейзаж чужое тело за спиной и груз, появившийся на плечах.
— Вы любите наблюдать за городом? – Хатаке чуть склоняется к уху, говоря практически в него, но парень старается не подавать виду и лишь кивает, комкая пальцами края пледа и чуть натягивая его на себя, кутаясь. Он не пахнет ни сигаретами, ни чужими духами, поэтому ему он ставит слабую семёрку. И пора бы перестать думать о чужих духах и выходить из шока.
Наруто чувствует кожей, как Хатаке усмехается и проводит ладонью по его левой лопатке, поправляя сползший с этой стороны плед. Наруто сглатывает.
— Я тоже люблю смотреть за тем, как город живёт и двигается. Ощущение того, что каждую секунду что-то происходит, доставляет мне удовольствие, и, судя по Вашему взгляду, и Вам тоже. Я прав?
Наруто вновь кивает, поворачивая голову в сторону Хатаке и заглядывая ему в глаза. Тот вновь ухмыляется без всякой тени смущения, приподнимая одну бровь.
— Видите, Наруто? Я не врал, когда говорил, что читаю Вас, как открытую книгу, и Вам нравится это подтверждать. Не люблю повторяться, но
как же я обожаю таких людей, как Вы.
Хатаке ведёт рукой вниз, оглаживая спину, и вновь уходит на кухню, оставляя Узумаки с роем мурашек и непониманием, что происходит. Но, спустя пару минут, хирург находит в себе силы собраться и, полностью укутавшись в тёплый плед, проходит наконец на кухню. Он наблюдает за Какаши, который увлечённо что-то мешает и.. умудряется что-то напевать.
— Что Вы готовите?
— Я.. ох, – Какаши поворачивается, улыбаясь, словно не ожидал прихода Наруто, – я варю рис. Я думаю, рис едят абсолютно все, да? А если нет, то я приготовлю Вам что-то ещё. А завтра мы с Вами сходим в магазин, и мы купим Вам всё, что нужно, на ближайшие пару недель.
— Пару недель?
— Минимум, господин Узумаки, – Хатаке качает головой в такт чему-то слащавому, – вы ведь должны понимать серьёзность произошедшего. Или Вам так неприятна моя компания, ма-а? – он тянет, поворачивая голову к Наруто, и вопросительно поднимает брови.
— Господин Хатаке, – хирург качает головой и решает проигнорировать последнюю фразу. — Вы так и не рассказали мне о происходящем, – Узумаки сглатывает, и, понимая, что детективу помощь не требуется, усаживается за стол, утыкаясь носом в краешек пледа.
Какаши лишь кивает и замолкает, оставляя парня наедине со своими мыслями. Наруто прикрывает глаза и кладёт голову на стол, неудовлетворённо мыча, пока Хатаке бубнит что-то в такт музыке. По нему и не скажешь, что он любит петь. Но говорить это Узумаки не намерен – слушать про то, что детективу нравится удивлять, неохота. Он уже понял – и удивлять хирурга у него получается.
Спустя десять минут перед Наруто стоит тарелка с рисом, нарезанным огурцом и, видимо, вчерашними баклажанами в каком-то соусе. Но, когда Узумаки тянется к вилке, его запястье перехватывает Какаши, заставляя посмотреть себе в глаза.
— Не позволю Вам есть на моей кухне в уличной одежде. Пройдёмте, – Хатаке ведет пальцами по коже и отпускает чужую руку, – я дам Вам что-нибудь, м? – детектив улыбается, и почему-то от этой улыбки у Наруто бегут мурашки по спине. Узумаки соглашается, и мужчина кивает в сторону двери, заставляя парня без раздумий идти следом. Он проходит мимо стены, на которой тоже висят фотографии – Какаши здесь изображён со своим отцом, Учихой, а также каким-то широкобровым мужчиной и похожим на него парнем помладше. Отдельное фото – где Какаши улыбается с мопсом на руках. Это понравилось Узумаки больше всего, но, пока он сидел на кухне, не заметил никаких следов собаки. Стало печально, и Хатаке, видимо, это заметил.
— С Паккуном всё хорошо, – он опять чертовски близко, и чуть наклоняется, ближе к чужому уху, – он сейчас временно живёт с моей подругой.
— Почему?
— Она ветеринар, следит за тем, как у него срастается лапа. Сломал её, дурак.
Наруто вздыхает, облизывая губы. Он продолжает пялиться на фотографию с собакой.
— Неужели Вам так нравится смотреть на мои фотографии, Наруто?
Узумаки дёргается, но усмехается.
— Мне нравится Ваша собака, а не Вы, – Наруто поворачивает голову, разглядывая чужой профиль, и ловит еле слышный чужой смешок. – Вы мне, в целом, безразличны.
— Мы сойдемся.
Он подмигивает и скрывается за дверью комнаты, оставляя Наруто в своих размышлениях.
Почему он постоянно подмигивает, даттебайо?
Узумаки, постояв ещё пару минут, понимая, что чуть соврал сам себе, заходит в комнату без стука и тут же об этом жалеет. Хатаке стоит перед кроватью без рубашки, что уже педантично повешена на вешалку, и стягивает с себя узкие брюки, открывая взору крепкие бёдра и ягодицы. Наруто, чувствуя, как краснеет, тут же выходит и хлопает дверью, прислушиваясь к чужому смешку в комнате.
— Учитесь стучаться, если не готовы видеть
что-то, господин Узумаки, – Хатаке выходит из комнаты, смотря в чужие глаза, и выглядит расслабленно. Мужчина в чёрной футболке без рукавов и спортивных штанах, и это сильно разнится с образом на работе. Татуировку теперь видно ещё более открыто. Но ему идёт.
— Вы невыносимый.
— Вы говорите словами моего напарника, – Какаши, усмехнувшись краешком губ, делает несколько шагов вперёд, – возьмите любую одежду, какую хотите, в моём шкафу. Если хотите, там есть и чистые пальто. В них – пущу на кухню.
Наруто на это только хмыкает, подобно недовольному ребёнку, и заходит в комнату, оставляя Хатаке с чувством полного удовлетворения наедине с собой. Он чувствует себя странно рядом с этим хирургом: во-первых, его взгляд действительно кажется умным, одним из самых умных, что доводилось встречать. Во-вторых, несмотря на свой ум он сохраняет чистую наивность и искренность, которую обычно Хатаке приравнивает к недостаткам, но в этом парне почему-то хочет выделить это, как явное его достоинство. Да и в целом кажется он каким-то особенным: возможно, в Какаши просто взыграло чувство того, что это – первый за долгое время ключик к раскрытию дела, которое так его мучает, а возможно, в этом и правда есть какая-то подоплёка судьбы, о которой ему любил говорить Итачи. Хатаке это, естественно, опровергал и рушил все надежды своего друга, но сам любил поразмышлять об этом, как о зонтиках. В-третьих, это интерес сугубо взаимовыгодный, ведь он медик, и медик отличный, и возможно, взглянув на заключения судмедэкспертов, увидит что-то новое или зацепится за что-то, за что у Какаши зацепиться не получалось.
Хатаке хмурится, конструируя в памяти последние несколько часов жизни и понимая негодование собственного разума. Он никому в жизни не позволял прикасаться к своим пальто, кроме одной доброй девушки в химчистке, что прекрасно справлялась с их, собственно, чисткой и возвращению в первозданный вид. Никому. И он видел взгляды Хидана и Какузу, которые об этом факте прекрасно знали, ведь в первые дни работы вечно пытались помочь Какаши с его пальто, как старшему по званию, и огребли. Детектив воспоминаниям смеётся и следует на кухню, пытаясь внутри себя спихнуть всё на интерес к разумному взгляду, медицине и радостной реакции организма на первого за девять месяцев свидетеля.
Узумаки был удивлён гардеробу мужчины, состоящему практически целиком из строгой одежды, кожаных курток, пальто всех видов, огромных шарфов и немного арт-хаусных рубашек. На нижней полке, в ряд, стояли самые разные виды кожаных ботинок – от простеньких мартинсов до жестких берцев с цепями. Одежды было не очень много, но обуви – кажется, пар так семь. И это только ботинки. Наруто усмехнулся: значит, детектив любит выглядеть стильно, возможно, даже за модой следит. Хотя, скорее просто следует личным вкусам. Он бы подружился с Шикамару, тот тоже всё из кожи обожает. Наруто нашёл какую-то футболку – чёрную, но почему-то немного короткую, и спортивные шорты, что Хатаке наверняка закрывали бы только верхнюю часть ног, а у него закрывает и колено, и часть икры. Дылда какой-то.
У Узумаки внутри чувства были совершенно смешаны. Он не понимал, что будет завтра, и из-за этого ему совсем не хотелось ложиться спать. Да и этот Хатаке… от него странные чувства. С одной стороны – он пугает. Раздражает даже своими словами, что больше похожи на заигрывания. А с другой – безумно притягивает. Наруто никогда не встречал таких умных людей. Он никогда не наблюдал за расследованиями вживую, тем более – за расследованиями таких крутых сыщиков. Ему определённо будет полезен этот опыт, но он переживает, куда же в итоге заведут его чувства к Хатаке – к ненависти к нему или к восхищению им и его талантом, как у всех в полиции, кого ему довелось сегодня встретить. Узумаки, вздохнув и пытаясь выкинуть из головы очертания чужой крепкой спины и бедёр, закрывает шкаф и чуть отходит назад, осматривая себя в полный рост.
Футболка эта была с принтом цветов – и что-то подсказывало ему, что принадлежит она, на самом деле, не Какаши. Наруто усмехается, сложив свою одежду и, пока не зная, куда детектив соизволит его временно поселить, кладёт на край кровати. Он поправляет лохматую чёлку, забирает плед, в который кутался и выходит из комнаты, вновь проходя мимо фотографий и заглядевшись на мопса. Ну он очарователен… интересно, Наруто застанет его? Хочется погладить за ухом.
От мыслей о собаке хирург улыбается – он всегда хотел собаку, но никак не получалось – и заходит на кухню, не думая усаживаясь перед Хатаке, что делает несколько глотков, судя по запаху, кофе. Кофе на ночь? Странно. Узумаки вновь кутается в приятный к коже плед.
— Вы так счастливы. Чему? – Хатаке усмехается, приподнимая бровь и вспоминая его красные щёки из-за того, что он увидел его голую спину. Наруто не поддаётся на провокации, смотря в чужие глаза и опираясь щекой на свою руку, другой взяв в руки вилку и начиная перемешивать рис с соусом.
— Вашей собаке.
Хатаке хмыкает и лишь заинтересованно дёргает бровью – первая победа на счету Узумаки. Он улыбается.
— Понимаю, что о таких вещах вряд ли правильно и приятно говорить во время еды, – детектив берёт с тарелки посередине стола баклажан в каком-то аппетитно-выглядящем соусе, и смотрит на хирурга, – но времени у нас особо нет, так что, ввожу Вас в курс дела по поводу того, свидетелем чего Вы стали.
— Ага, – Наруто говорит с набитым ртом, жуя рис вперемешку с баклажаном. — Вы вкусно готовите, даттебайо, – парень проглатывает пищу, а Какаши усмехается.
— Не перебивайте, – он кладёт баклажан в рот и жуёт. Узумаки клянётся – он первый раз за эти часы видит его настолько удовлетворённым. Он дожёвывает и крутит вилку меж пальцев, а после берёт её и, словно указкой, показывает на Наруто. — Все вопросы после. Кивните, если поняли.
Наруто усмехается и послушно кивает, жуя.
— Первое преступление случилось практически девять месяцев назад. Приехав на место, я был предельно удивлён тому, что ничего не могу… – Хатаке подбирает слово, чуть сжимая вилку в руке, – прочесть. Я знаю, звучу странно для тех, кто меня только встретил, но Вы поняли, вижу по взгляду. Кивните.
Узумаки кивает.
— Всё, что я понял: убили изощрённо с опорой на исторические пытки. Явно делали это не в порыве каких-то чувств, а спланировано и точно. Возможно, преследовали какую-то цель, но…
я её разглядеть не мог. Ненавижу, когда так получается, но всё, что мне оставалось – сложить всё, что имею, – Хатаке вздыхает, и он выглядит правда расстроенным. Наруто даже чувствует эту печаль на себе. — И ждать следующего преступления. Не подумайте, что я не думаю о жизнях людей, как Учиха, – он горько усмехается, – просто, если я тут бессилен, они и подавно.
Узумаки удивляется такому высокомерию, но в целом понимает, что здесь оно полностью оправдано.
— Второй труп они разложили ещё хуже, Итачи даже плохо стало. В этот раз – оставили записку. «Не найдёшь, Хатаке», – Наруто впервые слышит, как Какаши наигранно повышает голос, – было написано там почерком того человека, которого они и убили, судя по экспертизам. Видимо, заставили написать перед смертью, так как буквы плыли достаточно сильно. Отпечатков – ноль. Следов – ноль. Ни одного волоса, конечно же, забытых орудий убийства, только чёртовы записки. Каждый раз, – Хатаке, видимо, найдя в этом успокоение, опять крутит вилку меж пальцев, смотря куда угодно, но не на Наруто. Тот же жуёт, потому что он голодный и потому что ему очень вкусно.
— Из них не собиралось ни предложения, ни какого бы то ни было шифра, ничего. Они просто заигрывали с нами, особенно – со мной. Изначально у Итачи была версия, что они хотят выйти на меня, но, если бы хотели – давно бы вышли, я не скрываюсь и, тем более, открыт к диалогу. Я ни один раз разговаривал с самыми жестокими серийными убийцами и всегда был готов к смерти, об этом знают все. Кивните.
Наруто кивнул, сглатывая. У Хатаке уж больно спокойный взгляд, когда он говорит о собственной смерти. Возможно, с такой работой и правда глупо – бояться того, что тебя убьют, но для Узумаки это было всё-таки немного странновато.
— Я никогда не работал над делами дольше месяца. В тринадцать я раскрыл дело первого серийника вместе со своим отцом. Я вижу всё, – Хатаке выделяет последнее слово, – всё, кроме этого дела. Даже моя сеть не справляется, ничего не находит, словно это всё делают невидимки, призраки, хрен знает кто. Это – первый человек, сравнявшийся со мной по уровню интеллекта, – Хатаке поправляет чёлку и прикрывает глаза, откидывая голову назад, – и, возможно, даже превосходящий, раз я так долго не могу раскрыть это.
Наруто выдыхает, полностью погружаясь в рассказ. Он, наблюдая за мужчиной, понимает, как же тот увлечён своей работой, делом всей своей жизни. Какаши его бесспорно восхищает.
— Их убийства похожи на ритуалы. Все жертвы абсолютно разного возраста, из разных районов, кто-то – даже приезжий, но далеко не выбранный случайно человек. У них у всех изымается по органу. Их уродуют до неузнаваемости, заставляя тратить огромное количество времени на само нахождение личности убитого и его родственников, словно специально, не позволяя мне углядеть какой-то связи прямо там, на месте. Когда я получаю новости, что эти ублюдки вновь что-то совершили, в моей голове появляется какой-то блок, словно не дающий мне чего-то. Словно мне не достаёт какого-то… ключа, знаете? – Хатаке оглядывает Наруто, что уже практически доел, и усмехается.
— Возможно, Вы – он и есть. А возможно, Вы запутаете меня ещё сильнее, и я останусь-таки ни с чем. Кивните.
Наруто кивает, стараясь не краснеть из-за предпоследней фразы. Он хочет выигрывать остаток негласного
«засмущай или проиграй», как парень обозвал его у себя в голове. Но понимает, что шансы у него далеко не всегда даже в пятьдесят процентов.
— Вы говорили о татуировке глаза. Так же – о кустах и заборе. Я прав? Знаю, что прав, не кивайте. Когда Вы стояли там и давали показания Хидану, я встал примерно на то место, что вы описывали? Кивните, если да.
Наруто усмехается поведению мужчины и послушно кивает. Да, он стоял примерно там.
— Так вот, обзор оттуда – никудышный. Совершенно. Вы говорили, пока шли к этому месту? Кивните.
Узумаки погружается в воспоминания и вспоминает, как споткнулся о камень и явно что-то выкрикнул. По типу «даттебайо» или не самого приличного мата. Это было незначительно, но…
Парень кивает.
— Вы говорили что-то, по типу вашего словечка? Кивните, если да.
Он вновь кивает. Хатаке загорается от счастья и подскакивает со стула, делая глоток кофе. Наруто ничего не понимает. Какаши прикрывает глаза, думая о чём-то и не прекращая улыбаться. После открывает глаза и опирается на стол руками, чуть нависнув над ним и смотря Узумаки прямо в глаза.
— Вы поняли? Поняли, наконец? Не разочаровывайте меня, прошу, господин Узумаки. У меня на Вас огромные надежды. Говорите, если поняли.
Наруто нахмуривает брови, не желая ударить в грязь лицом. Он погружается в свои мысли, и Хатаке даёт ему время на размышления. Правда, всё так же пялится прямо в его лицо, но хирургу так даже комфортно. Спустя несколько минут голубоглазый открывает глаза и начинает немного тихо, боясь, что будет, если он не прав.
— Раз обзор оттуда никудышный, – Наруто и сам приближается чуть ближе к чужому лицу – они практически сталкиваются носами, – меня не могли увидеть и узнать цвет моих волос и куртки, да? Следует, меня идентифицировали по чему-то другому. Скорее всего, по голосу. Это значит, что…
Наруто делает паузу, наблюдая за расширяющимися зрачками детектива.
— …что тот мужчина с татуировкой глаза узнал меня по моему слову или голосу, и значит, круг подозреваемых сужается до тех, кто может знать меня.
Повисает тишина. Наруто наблюдает за реакцией мужчины, и тот лишь возвращается обратно, усаживаясь на стул и не сводя своего взгляда. Узумаки немного жутковато.
— Как же Вы всё-таки мне нравитесь.
Узумаки закусывает нижнюю губу и приподнимает брови. Слышать такое от человека, подобного Хатаке – потрясающе… приятно. Но виду подавать нельзя.
— А мне нравится Ваша собака, Какаши-сама.
Хатаке ухмыляется такому поведению и наконец притрагивается к пище, попробовав первую вилку собственноручно приготовленного риса. Прожевав, говорит:
— Вопросы?
Узумаки облизывает губы и кутается в плед, подвинув пустую тарелку чуть подальше.
— Вы где-то учились так вкусно готовить, или Вы самоучка?
Какаши хмурит брови, а после улыбается. Легко и, кажется, намного более искренне, чем разы до этого.
— Вопросы о деле, господин Узумаки. Но, – он подносит баклажан ко рту, – готовить меня научил отец, и мне нравится заниматься этим.
— Вопросов об этом у меня пока нет, кроме того, сможете ли вы решить проблемы с моей учёбой в мою пользу, – Наруто тянется к стакану с вишнёвым соком, а Хатаке еле заметно кивает – Учиха уже этим занят, – я думаю, что более конкретные вопросы по делу у меня появятся утром. Мне нужно… – он запинается, но другого слова найти не может, –
переспать с этой мыслью.
Какаши усмехается и жуёт рис, смотря точно в чужое лицо. Он, на самом деле, и сам сейчас не то, чтобы заинтересован в раздумьях о деле. Ему больше интересно соревнование между ним и высококлассным хирургом, который наконец привык к его компании и довольно острый на язык. Хочется вывести его из себя.
— Переспать… Ма-а, – Хатаке вновь берёт в рот баклажан и жуёт, – а расскажите что-то о себе. Может, для меня тоже найдётся то, с чем можно
переспать.
Узумаки чувствует мгновенно подступившую кровь к щекам, наблюдая за самодовольным взглядом детектива. Он жуёт и пялится, после облизывая губы и вновь взяв немного риса. Чёртов Хатаке.
— Вы невыносимый, – Наруто чувствует, что его немного потряхивает – от чего, понять не может. От смущения или даже некой злобы к детективу, возможно? Он не понимает. И его это бесит. Этот мужчина заставляет его выглядеть глупым, и это раздражает.
— А Вы повторяетесь.
Повисает тишина, и они сверлят друг друга взглядом. Хатаке всё-таки доедает, и берёт обе тарелки, стакан из-под сока и ставит в раковину. Включает воду, что даже отсюда кажется уж слишком горячей, и моет посуду, подпевая, кажется, Эду Ширану. Узумаки буравит его спину взглядом, сильнее кутаясь в плед.
— Не смотрите
так, – Хатаке поворачивает голову и хмурит брови.
— Вы мне разрешили. Сказали, что не против.
Терпите, – Наруто довольно усмехается и складывает руки на груди. Победил.
Хатаке ставит посуду на сушилку, вытирая руки полотенцем. Только сейчас Узумаки заметил, какие у него тонкие и длинные пальцы. С такими бы в музыкальную школу. Мужчина вновь садится напротив, делая пару глотков кофе, и опирается подбородком на свои руки.
— Как много медицинских учреждений вы посещали за последний год, господин Узумаки?
Наруто жуёт нижнюю губу и склоняет голову вбок.
— Не хочу Вас расстраивать, но проще сказать, в каких клиниках, больницах, университетах и научных центрах я не был.
Хатаке вздыхает, прикрывая глаза. Он явно ожидал именно такой ответ.
— Я не сомневался. Но, – он приоткрывает один глаз, оставляя закрытым тот, что со шрамом, – в любом случае, врачей, что способны так профессионально разделывать человеческие тела, явно не так много. Я прав?
— Это может быть и хирург в отставке, сошедший с ума на почве старческого маразма, господин Хатаке.
— Вы правы. Но, – теперь он открывает оба глаза, – о таком высококлассном медике всё равно многие знают, ведь так?
— Так.
— И значит,
имея Вас, я намного ближе к преступникам.
Хатаке лишь хищно ухмыляется, понимая, как звучит формулировка, и щурит взгляд, чувствуя напряжение Наруто и видя, что и без того красные щёки становятся ещё более красными. Но при этом хирург не собирается молчать, и как же чертовски это нравится детективу.
— Верно, – Наруто садится зеркально, в ту же позу, но он чуть ниже, поэтому голову приходится немного задрать, – а я, находясь с Вами, явно буду часто хотеть
переспать с какими-то мыслями, м?
Хатаке усмехается.
— Верно подмечено.
Ничья.
Они молча сидят и рассматривают друг друга. Словно сговорившись, одновременно, задают вопросы:
— Ваши полоски – родимые пятна, я прав?
— Шрам получен во время дела около десяти лет назад?
Оба лишь кивают на вопросы друг друга. Смешно: один хочет доказать свои дедуктивные способности, а второму интересно, правильно ли он определил возраст шрама по его состоянию. Как-то неожиданно комфортно стало после всех этих пошлых игр слов, рассказа о деле и вопросов. Даже слащавая музыка, совершенно не подходившая образу, не раздражала любителя рока и альтернативы.
— Постарайтесь ещё переспать с мыслями о том, не замечали ли Вы кого-то подозрительного, господин Узумаки, – он опирается рукой на одну щёку, склоняя голову в бок, и Наруто вглядывается в, по факту, очень красивое лицо. Он никогда не дал бы ему тридцать два года: его кожа – максимум кожа человека лет двадцати трёх. Везучий. Хотя, и ему редко кто даёт его возраст. Хирург думает над самым завлекающим для мужчины ответом.
— Постараюсь для Вас.
Он усмехается и встаёт со стула, подходя к месту, где у него лежал телефон, и из которого играла музыка.
— Какие у Вас обычно ритуалы перед сном? – Хатаке поворачивает голову, держа в руке смартфон, явно ища там что-то конкретное.
— Душ, – Наруто скептически приподнимает одну бровь, – но сегодня я обойдусь без него.
Минута молчания теперь кажется очень даже приятной. Он наблюдает за тем, как мужчина написал пару смс, а после потыкал куда-то. Затем – заинтересованный взгляд, полный энтузиазма, устремился на него.
— Не хотите потанцевать вальс?
Наруто опешил. Вальс? В двенадцать ночи? С незнакомым толком мужчиной? На кухне? Он молчит, не знает, сколько времени, чувствуя на себе обжигающий взгляд детектива.
— Вы не подумайте, – он начинает, подходя чуть ближе и вновь опираясь одной рукой на стол. Именно сейчас взгляд Узумаки решает зацепиться за крепкую грудь, обтянутую тканью, но парень находит в себе силы перевести взгляд, теперь устремив его в серые глаза детектива, – я не предлагаю потанцевать вальс каждому своему свидетелю. Но я, честно говоря, когда танцую – лучше думаю, – он облизывает губы и смотрит Наруто в глаза. Он видит, что в нём кипят чувства, и решает добить. — Или Вы
не умеете, Наруто-сан?
— Конечно же умею, даттебайо! – он встаёт со стула, скидывая плед, позволяя Хатаке увидеть наконец то, что хирург решил на себя напялить. Ему непозволительно идут его вещи. И теперь детективу очевидно, куда нужно давить.
— Тогда чего же Вы ждёте? – Хатаке усмехается и протягивает парню руку, и, когда тот её берёт, тянет его в зал, где намного больше свободного места. – Не говорите, что вновь моего пальто. В нём нам будет неудобно.
Узумаки решает проигнорировать и ждёт, пока Хатаке натыкает что-то в телефоне. Он держит его руку, и она ощущается возмутительно приятной и тёплой. Он включает какую-то мелодию, кладя телефон рядом, на полную громкость.
Slow Dancing in a Burning Room - John Mayer
Рука Хатаке обхватывает его талию, и Наруто не понимает, откуда он помнит женскую партию. А ещё, танцевать её, оказавшись в крепких руках детектива, ощущается очень приятно. Первое время он наступает на левую ногу, чуть сбивается, шипит и ругается на себя, пока Какаши абсолютно спокоен и лишь помогает, видимо, и правда погрузившись в свои размышления.
Несколько минут – и у них начинает получаться. Получаться хорошо, не наступая друг другу на ноги и продолжая непоколебимо пялиться в чужое лицо, разглядывая мельчайшие детали, и, что забавно: Наруто для этого нужно голову задрать, а Какаши – слегка опустить. И наблюдать, как напряжённый мужчина расслабляется, напевая, почему-то чертовски невероятно. Текст у песни слащавый, сама она по себе медленная и тягучая, но эта нравится парню больше, чем та, что играла у детектива в машине. Кажется, мужчина поставил эту песню на повтор.
На припеве они уж совсем вошли в ритм, и Наруто чуть сжимает руку на чужом плече, сминая ткань майки. Ощущается это всё странно, непривычно, но от чего-то – слишком правильно и необходимо. Наруто старается сдержать улыбку, наблюдая за тем, как же мужчине всё-таки нравится столь сладкая музыка.
Какаши вообще странно от того, что он позволяет себе петь при этом пареньке, а тем более, танцевать с ним. Возможно, утром он пожалеет об этом, но сейчас он чувствует давно не разливавшееся в груди тепло и полное успокоение в своей голове. Скорее всего, из-за того, что наконец-то получил шанс раскрыть дело, которое так долго заставляет его мучаться. Он прислушивается: это уже четвёртый раз, когда они слушают эту песню, и почему-то теперь у него будет прямая ассоциация с госпо́дом Узумаки. Особенно – одна строчка. Судя по тому, как он реагирует на все его слова…
—
«You'll be a bitch because you can», ма-а? – Какаши пропевает чуть громче, смотря прямо в чужие глаза, и замечает в них не только смущение, но и какой-то огонёк, который позволяет детективу понять: у Узумаки ощущения примерно те же.
— Господин Хатаке, – Наруто усмехается и заставляет их остановиться, вставая на носочки и стараясь посмотреть в чужие глаза максимально близко, – в какой момент Вашей жизни Вы опустились до оскорблений? – он приподнимает бровь и заинтересованно ждёт ответа. Хатаке снова усмехается, довольно, сжимая руку на чужой талии.
— Примерно в тот же, когда Вы оттоптали мне левую ногу, господин Узумаки. Но знайте, – мужчина склоняется чуть ближе, –
Вы всегда можете взять у меня уроки вальса.
Наруто не сдерживается и широко улыбается, лбом упираясь в чужое плечо и наконец позволяя эмоциям выйти наружу. Хатаке лишь ведёт вниз, по спине, поправляя ткань собственной футболки на парне.
— Вы всё-таки по-настоящему невыносимы, Какаши-сама.
Хатаке довольно улыбается, позволяя себе чуть больше, и проводит рукой по чужим волосам.
— Рад, что вы заметили, Наруто-сан. Причём... трижды. Я старался.
We're going down,
And you can see it too.
We're going down,
And you know that we're doomed.
My dear,
We're slow dancing in a burning room.
