Музыка. Университет: RY X — Only Заброшенная стройка: RY X — Hold Me Love
Полгода назад.
— Прочти два верхних ряда, — доктор Мун старается казаться строгим, но такого рода попытки совершенно не работают в контрасте с его приятной и располагающей внешностью. Мужчина лет пятидесяти пяти сидит сбоку от девушки и фиксирует все результаты идущего осмотра в свой журнал. — Даже как-то обидно, — с ноткой сарказма озвучивает Сииль. — Вы на полном серьезе думаете, что я не прочту самый верх? — смотрит на доктора, иронично приподнимая бровь. — У вас вообще хоть кто-то его не читал? — роняет смешок. — Ты сегодня слишком много говоришь, — абсолютно без злобы, но якобы разыгрывая напускное раздражение, доктор Мун кивает головой на таблицу Снеллена*, висящую на стене. — Обычно, мы начинали с шестой строчки, — возражает девушка. — Обычно, ты не падала в фонтан с технической водой, которую дай бог меняли месяц назад, — отрезает врач. — Я вот прямо чувствовала, что не нужно вам рассказывать, — наигранно обижаясь, отвечает Сииль. То, что она по собственному решению прыгнула в ледяную грязную воду так и останется неозвученным. — Сон Сииль, спасибо, что поведала мне такую страшную тайну. Мои скудные тридцать с лишним лет врачебной практики не позволили бы мне обнаружить тот факт, что твои глаза раздражены, слезятся и вообще были подвержены внешнему воздействию. — Вы такой вредный. — Взаимно, — улыбается доктор Мун, а Сииль тем временем начинает читать буквы, расположенные на самых верхних рядах таблицы. Успешно выполнив все задания, девушка садится в кресло возле рабочего стола её врача. Доктор, тем временем, дописывает какие-то заметки в журнале, после чего достает пустые белые бланки для выписки рецепта. — Во-первых, никакого перенапряжения, — записывает мужчина. — Ты должна ограничить все возможные физические и психоэмоциональные нагрузки. Заметь, я ставлю этот пункт во главе остальных, — доктор Мун поднимает глаза на Сииль, стараясь подчеркнуть всю важность сказанных слов. — Я учусь в Сеульском Национальном Университете, — отвечает так, как будто человек напротив не понимает абсолютно очевидных вещей. — Его девиз: «Обеспечить максимальную физическую и психоэмоциональную нагрузку каждому!» Это только если мне самоустраниться, — посмеивается девушка. — Значит придется самоустраниться, — на этот раз доктор Мун действительно позволяет строгости выйти на первый план, показывая, что все вышесказанное, не какой-то медицинский бред и «профилактические пожелания». — Во-вторых, — продолжает врач, — заниматься только при правильном свете, я имею ввиду оптимально яркое освещение, чтобы глаза не перенапрягались. И старайся не допускать резкой смены света. — Библиотека, читальный зал, — тут же отмечает про себя Сииль. — В-третьих, нельзя держать голову наклоненной слишком долго — это касается всего: начиная чтением и заканчивая твоей игрой на фортепиано. — Что для вас «слишком долго», доктор Мун? — девушка едва заметно, но все же грустнеет. — Более двух часов в день, — подытоживает врач, понимая всю невозможность третьего пункта. — За два часа я обычно только разыгрываю руки, — проносится в голове. Расписав еще около десяти пунктов, в которые также вошли «здоровый полноценный сон» и «правильное регулярное питание», доктор Мун направляется к белому шкафу с лекарствами, и, достав оттуда необходимые, возвращается к Сииль. — Это, — показывает маленький полупрозрачный флакон, — капать четыре раза, каждый день, на протяжении месяца. Посмотрим как оно себя проявит. — Это, — показывает другой, — если вдруг решишь пойти с друзьями в кино, перед сеансом, обязательно. В левый глаз три капли, в правый — одну. Не забудь. Сииль кивает, без всякой иронии и саркастических дополнений. — Это, — доктор сначала распаковывает лекарство, но потом, решив что-то с самим собой в голове, прячет его обратно в коробку, — пока обойдемся без него. Слишком дорогое, да и у тебя ухудшений не наблюдается. — Это яд какой-нибудь адской змеи? — Сииль искренне улыбается, стараясь немножко развеселить заметно напрягшегося мужчину. — Я смогу после него превращать людей в камень взглядом? — продолжает, заметно веселясь. — Как Медуза Горгона? Отчего-то настроение взмыло вверх до небес и никак не желает опускаться. Некоторые деструктивные эмоции от того, что произошло у фонтана заметно улеглись, нервозное волнение наконец-то угомонилось, позволяя почувствовать себя в безопасности. — Ты и так превращаешь людей в камень своей саркастичностью, — по-доброму отвечает доктор, складывая лекарства в пакет. — Никогда бы не подумал, что ты еще и болтушка. — Просто настроение какое-то… — немного тормозится Сииль, — … Какое-то хорошее, — продолжает улыбаться, параллельно замечая как мужчина кладет в пакет очередную упаковку линз. — И оно станет еще лучше, так как вы сейчас отдадите мне проигранные двадцать тысяч вон, — в победном жесте перекрещивает руки на груди. — С чего это вдруг? — Вы сказали: «Сииль, эти линзы совершенно незаметны»… — девушка очень похоже имитирует низкий голос доктора Муна, — «ставлю двадцать тысяч вон, если их увидят» и вы знаете что? Вы меня можно сказать подставили, — наигранно возмущенно заключает, скрывая слегка промелькнувшую в голосе грусть. — Их заметили, причем в самый неожиданный для меня момент. — Сииль, ты никуда не опаздываешь? — отмахивается доктор Мун, — твой Сеульский Университет тебя не особо утомляет, как я смотрю, — почти смеется врач. Такие милые и по-настоящему теплые уколы друг друга всегда были неотъемлемой частью их с пациенткой общения. — Сеульский Национальный, — поправляет девушка, — и да, меня через пятнадцать минут будут убивать, если опоздаю, — Сииль буквально вылетает из кабинета, схватив подготовленный доктором пакет, но через пару секунд возвращается с обязательным и ни капли не наигранным «Спасибо».Сейчас.
— Пожалуйста, прочти задом наперед все буквы шестого ряда, — Доктор Мун листает журнал с заметками предыдущих консультаций, пока Сииль, слегка промедлив, озвучивает правильный порядок букв. — Седьмой ряд, каждую вторую с конца, — девушка без всяких комментариев, ровным тоном продолжает называть правильную последовательность. — Восьмой ряд, начиная с четвертой, — и мгновенный ответ в след. Подождав несколько секунд, доктор одобрительно кивает, затем встает со своего места и направляется к доске, как бы между прочим комментируя: — Криво висит. Сииль молчалива, отчего вся атмосфера врачебного кабинета покрывается налетом некой серости — тускнеет. Девушка сидит на кушетке, отвлекаясь на вид из окна, не менее серый — небо затянуто тяжелыми давящими тучами, но дождь никак не хочет идти. Уже который день. — Давай еще разок, пятый ряд с самого начала и на этом закончим. Девушка возвращает взгляд на доску и словно на автомате выпаливает порядок требуемых букв, на что врач реагирует одним только рядовым «хорошо». — Тебе выписать освобождение от учебы? Я отчетливо вижу насколько «щепитильно» ты выполняешь мои предписания, — доктор Мун снова проходит к своему месту и, открыв журнал на новой чистой странице, принимается делать какие-то пометки. — Спасибо, не нужно, — спокойно отвечает девушка. — Просто устала. Мертвецки. — Давай так, — продолжает доктор, чувствуя определенные изменения в эмоциональном состоянии своей пациентки, — я просто озвучу тебе кое-какую информацию, а пользоваться ей или нет — решать тебе. Сииль послушно кивает. — Наша больница — одна из лучших в Сеуле. Здесь работает огромное количество высококвалифицированных профессионалов и, если необходимо, я могу выписать направление к большинству из них — это прилично сэкономит твои траты, ну и в целом, будет неплохо, если другие специалисты тоже примут участие в твоем лече… — Вы имеете ввиду психиатра? — безэмоционально обрывает Сииль. — Если необходимо. Я имею ввиду то, что если вдруг тебя что-то беспокоит и ты не хочешь мне говорить, просто возьми подписанный бланк с направлением и впиши врача, к которому хочешь пойти. Только ничего не говори в регистратуре, иначе у меня будут проблемы, — тепло улыбается мужчина. — Во всяком случае, психиатр мог бы выписать те лекарства, которые я не могу, например, для улучшения сна, — доктор Мун больше не в силах игнорировать сине-зеленые круги под глазами своей пациентки. — Я вас поняла, — не сразу реагирует девушка, — и большое спасибо за участие, — продолжает вежливо, но непривычно отстраненно. — Вы же понимаете, что я не воспользуюсь… — Просто возьми, — перебивает доктор Мун, давая понять, что прием окончен, и он хочет перейти к следующему пациенту. — Положите мне еще тех капель, пожалуйста, — все-таки выпаливает Сииль, складывая собранный мужчиной пакет с лекарствами, который позже оплатит в больничной кассе. — Которые ядовитые, — роняет флегматичный смешок, тем самым добровольно подтверждая ухудшение состояния, — какой-нибудь яд сейчас был бы кстати, — пытается звучать иронично. Пытается. — Это прилично выйдет из запланированной сметы, что наметил твой отец, — участливо отвечает доктор Мун. — Это не будет проблемой, я в состоянии оплатить это лекарство, — кивает девушка. — Хорошо, — немного подумав, заключает врач. — Но не больше трех капель в день — утром, днем и на ночь, иначе возможны побочные действия. — Спасибо. Собрав все необходимые вещи, пакет с обновленным составом лекарств, девушка кланяется и уже у самой двери слышит: — То, что не убивает нас… — окликает доктор Мун, заставляя её замереть в проходе. — Делает нас калекой, — Сииль продолжает за него шуткой, которая таким печальным тоном звучит совершенно несмешно, и наконец покидает кабинет.***
Скрывшись за дверью, девушка быстрым шагом направляется к выходу, но чем ближе к нему приближается, тем сильнее тело начинает охватывать уже такой привычный нервный спазм. Впервые в жизни возвращаться домой страшно. Впервые в жизни некогда слова-синонимы «квартира» и «безопасность» невозможно приравнять друг к другу. Быть может, как только мастер поставит замки на балконную дверь и окно — станет не так страшно. — Замок на входной двери тоже лучше поменять, — проносится в голове. В любом случае, произойдет это не раньше среды, но сегодня понедельник и как бы не хотелось это самой себе признавать — домой идти не хочется. Замедляя шаг перед дверью, ведущей на улицу, Сииль резко сворачивает к регистрационному залу. На большом табло с именами врачей, их приемными часами и номерами кабинетов, девушка находит то самое, от которого в жилах стынет кровь — «гинеколог». Сииль оценила иронию, ведь по собственному желанию сейчас пойдет к тому врачу, которого всю жизнь боялась и максимально избегала. Отыскав нужный кабинет, к которому не было очереди, так как приемные часы подходили к концу, девушка кладет пальцы на дверную ручку. Сделать еще один шаг вперед никак не получается — ноги словно залили бетоном. Взвешивая все за и против, Сииль так и стоит напротив двери, около десяти минут, вызывая тем самым интерес некоторых пациентов, ожидающих в коридоре. — Ты к кому? — окликает женский голос со спины, прерывающий внутренний диалог. Ты? Сииль не сразу соотносит, что таким неформальным тоном обращаются именно к ней, но все же оборачивается. Девушка, на вид лет двадцати, одетая в белый халат с бэйджиком, протискивается к двери, слегка отталкивая Сииль в сторону, а затем и вовсе, заходит внутрь, не закрывая дверь за собой. — Это вы мне? — специально выделяет слово, намекая на недопустимое к себе обращение. — Да, — не замечает девушка. — Ты к доктору Чжао? — Да. У меня назначено, — обманывает Сииль, подмечая, что несмотря на всю свою хандру и некую отрешенность, все же есть что-то, что еще способно ее раздражать, а именно человеческая простота и невоспитанность. — Она уже уехала… На какую-то там свою конференцию, — беззаботно раздается в ответ, — оставила меня за главную, — произносит с довольно сильным акцентом, выдающим диалект пригородов Кванджу. — Деревенская. Этого еще не хватало, — раздражается внутри себя Сииль. С самого начала эта затея была так себе, но сейчас… — Спасибо, но не думаю, что вы сможете мне помочь, — раздражительно отрезает, но девушка в белом халате, в который раз никак не реагирует на колкости в свой адрес. — А ты не думай, просто проходи, — приглашающим жестом указывает на кушетку. — Станет ли одна из лучших врачей этой больницы оставлять вместо себя кого попало? — отвечает невозмутимо и без капли обиды. Желание покончить со всем этим сегодня и больше не возвращаться к подобным походам никогда, заставляет Сииль медлить, взвешивая все «за» и «против». И решающим фактором становится время — чем раньше после всего произошедшего её осмотрят, тем лучше. — Давай направление, — слышится тут же, как только девушка успевает переступить порог. Благо она успела вписать фамилию доктора Чжао, имитируя чужой почерк в уже подписанном бланке. — Сон Сииль, двадцать два года, — проговаривает вслух её новоиспеченный врач. — Вижу твоей анкеты нет, значит ты впервые в этом кабинете. Что беспокоит? — Боль, — мгновенно и неожиданно смело, — в самом низу живота. И еще где-то в груди, немного левее. Недолго думая, девушка в белом начинает задавать рядовые вопросы. — Когда должна начаться менструация? — Через две недели. — Обычно проходит болезненно? — Нет, абсолютно. — Цикл стабилен? — Да. — Половые акты — болезненны? Вот он — тот самый, который должен был быть задан рано или поздно, но Сииль, как наивный ребенок, всеми фибрами души верила, что сможет его избежать. — Я не… Я… — запинается. — Первый раз произошел неделю назад, — фраза, заставляющая «врача» напротив мгновенно поднять голову и с нескрываемым удивлением уставиться на пациентку. — Серьезно? — не позволяет ответу быть проигнорированным. — Ты никогда раньше не спала с парнем? — девушка внимательно осматривает лицо Сииль, сохраняя в тоне голоса абсолютное недоумение. — С твоей-то внешностью… — Хватит! — не сумев сдержаться, огрызается Сииль. Она проглотила неформальную манеру речи и такое панибратское отношение в свой адрес, но вышесказанные слова переходят все дозволенные границы. — То, что вы в своей деревне готовы лечь под первого встречного лет с тринадцати не означает, что все такие, — девушка приподнимается на стуле, намереваясь уйти, но ее останавливают легким касанием руки. И Сииль готова вспыхнуть еще сильнее — отчего все так и норовят прикоснуться к ней без разрешения? — Прости, — с раскаянием в голосе, — это моя проблема — я знаю, — заключает девушка в белой медицинской форме. — В каком-то смысле это моя личная болезнь — язык без костей. Но я смогу помочь, — слегка улыбается, — в противном случае, прием можешь не оплачивать. Сииль освобождает свою руку, но все-таки еще не уходит. — Нужно было сказать сразу, — продолжает «доктор». — Дискомфортные ощущения после дефлорации возможны первые несколько дней, но чтоб неделя… Кровотечения были? — Да, небольшие — первые два дня. — Постарайся описать боль внизу живота — она ноющая, тупая или, может быть, острая? — но в ответ от Сииль только молчание. Слишком сложно подобрать правильные эпитеты. — Я должна задавать подобные вопросы, — старается звучать более вежливо и профессионально, — только так смогу поставить правильный диагноз. — Я понимаю, — Сииль заметно смягчается, ведь теперь перед глазами вспыхивают воспоминания, с лихвой перекрывающие былое раздражение, кажущееся теперь таким мелким и незначительным. — Сам половой акт был болезненным? — немного мешкая, Сииль утвердительно кивает. — Да, но не таким, как ожидала, — не озвучивает. «Не зажимайся, ангел. Ты же знаешь — иначе будет больно» — Твой молодой человек использовал презервативы?***
Тот, кто сказал, что время лечит — подло солгал. Оно просто помогает перенести удар и потом с этим жить. Сииль выпала из жизни ровно на неделю. Только собственная квартира, точнее спальня — единственное неоскверненное место, только кровать и неподвижное состояние. Состояние при котором не хотелось ничего — есть было невозможно, спать получалось только тогда, когда у организма попросту не хватало сил бодрствовать. Первые дни такого вынужденного заточения были особенно тяжелыми, так как девушка всё еще ожидала возвращения кого-то из мучителей. Только когда балконную дверь, после долгих попыток, все-таки удалось закрыть сдвинутым книжным шкафом, стало на сотую долю спокойнее. Семь невозможно длинных дней, проведенных в кровати под невнятные заглушенные звуки бессмысленных и таких по-идиотски веселых и наивных корейских шоу — тот самый гротеск, которого достоин Сеул и его бесславные герои. И Сииль, безусловно, одна из них. Впервые изо рта выливалось столько грязи, впервые, где-то внутри, ущемленная гордыня вопила во весь голос, впервые хотелось причинить кому-то боль такой силы, что самой себе дико вспоминать. В любой другой ситуации стоило бы плакать, но у Сииль слез не было абсолютно. Они будто закончились по мановению волшебной палочки, оставляя внутри высохшее дно некогда красивого и чистого озера. Во всем произошедшем нет невиновных, по прошествии нескольких дней, Сииль убедилась в этом наверняка. Она со своей невыносимой гордыней, Чонгук с его бескрайним гневом, Тэх… Имя даже в голове произнести не получается, как и дать определение его греху. Никому нет оправдания, а следовательно и нет прощения — и это правило работает по отношению ко всем, включая и Сииль. Она никогда не простит, но и никогда не попросит прощения. Истина, вымученно родившаяся в семидневном одиночестве. Удивительно, но жизнь, пущенная на самотек, самостоятельно возвращается в привычное русло независимо от человеческого желания. И тут Сииль не первопроходец. Люди переживают страшные трагедии и продолжают жить дальше, не всегда конечно, но тем не менее. Есть вещи куда более страшные и всегда может быть хуже. И эта мысль помогает. Помогает встать с постели, помогает выйти в другую комнату, помогает убрать разбитое в гостиной стекло, помогает принять ванну и наконец-то заставить себя хоть что-то поесть. Еле-еле пережевывая кусок стейка недельной давности, девушка оглядывает всю квартиру пустым взглядом. Тихо, спокойно, умиротворенно. Словно ничего и не было. Чуть дольше задерживает глаза на углу между кухней и гостиной, где все еще лежит подушка с красноватыми засохшими подтёками. Дальше сознание блокирует мысли, не позволяя даже начать вспоминать о том, что происходило на этом месте. Сииль успевает только одно: пообещать самой себе, что никогда больше не будет мечтать, ведь её мечты — сбываются. И это самое жуткое. По мере того, как пища поступает в организм, становится немножечко легче. Разум как будто проясняется, а внутренний голос начинает разговаривать с Сииль на других тонах — более воодушевленных, оптимистичных, мотивирующих. В одно мгновение человеческая жизнь меняется — наступает новая точка отсчета. Быть может это она? Звонкой оплеухой заставляющая наконец проснуться, перестать тратить время на глупости в собственной голове. До этого Сииль не понимала, но быть может хоть так поймет. Она больше их не увидит. Осознание этого слишком противоречивой мыслью проносится в голове. Оба уже отчислены. У каждого было семь дней, чтобы вернуться сюда и «добить» её унижениями, мерзкими словами и грязными прикосновениями, но этого так и не произошло. Значит всё, конец, который Сииль намеревается превратить в новое начало. Пустота внутри обязательно пройдет. Со временем, но обязательно. Нужно подождать. Время лечит?***
Сеульский Национальный Университет — самое безопасное место. Очередная ирония, которую Сииль невольно подмечает. Охраняемая территория, вход по пропускам, новый штат сотрудников безопасности — благодаря случаю в библиотеке. Больница — раньше пугала, теперь кажется единственным местом, где можно получить настоящую помощь. Дом — не так безопасен, но все же, после того, как мастер установил новые замки, поставил решетку на балкон и окно — стало спокойнее в разы. Всё остальное пространство — словно исчезло для Сииль. Предварительно вызвав такси, девушка собирается во второй раз (после посещения больницы) выйти из квартиры. Нужно возвращаться к жизни — ни работу, ни учебу пропускать больше нельзя — все допустимые лимиты израсходованы, но несмотря на это, повернуть ключ в замке по-прежнему не хватает смелости. Предчувствие, красным баннером мигающее над головой, вопит о том, что лучше бы не выходить из комнаты — не совершать ошибку. Будет ли кто-то поджидать в подъезде? Или во дворе дома? Или у университетских ворот? Слишком много вопросов, ответы на которые можно проверить лишь опытным путем. Услышав, как соседская дверь отпирается и на лестничную клетку выходит пожилая дама, Сииль все-таки проворачивает ключ и делает шаг за порог. Девушка здоровается и, неожиданно для себя самой, первой начинает непринужденный разговор «ни о чем», позволяющий спуститься на первый этаж вместе с женщиной — так гораздо спокойнее. Через минуту, вежливо попрощавшись с приятной соседкой, Сииль ни секунды не медля запрыгивает в ожидающее ее такси. Извинившись перед водителем за столь приличное ожидание, девушка называет адрес университета и, надев наушники, откидывается на спинку заднего сидения, стараясь внимательно следить за дыханием, которое стремительно учащается. Как и ожидалось, в учебном заведении жизнь так и текла своим чередом, совершенно не отвлекаясь на отсутствие Сон Сииль. Как никто не заметил, что ее не было, так никто и не заметил, что она вернулась. Осознание этого, как ни странно, очень помогало. Каждый занят собой, а значит у девушки есть шанс собрать себя в кучу и кое-как, потихоньку двигаться вперед. Направляясь к главному входу в корпус факультета «Музыкальное искусство», Сииль в очередной раз обещает себе, что как только пересечет порог — все деструктивные и такие болезненные мысли должны будут исчезнуть. Удивительно, но маленький глупый ритуал, который она сама себе придумала, все-таки действует и девушка, перешагнув дверной порог, уверенным шагом направляется на занятия. К собственному удивлению, Сииль обнаруживает, что все проходит даже лучше, чем она ожидала. Преподаватель по фортепиано — Профессор Хва — ни слова ни сказав о пропусках, просто следила за игрой девушки, изредка делая какие-то минимальные замечания. Только один момент остался загадкой. Когда Сииль наконец-то закончила играть свою программу, преподаватель одарила девушку взглядом, в котором удивление и непонимание слились с чем-то еще. Хорошо это или плохо, Сииль так и не смогла понять, но после её игры, профессор Хва сказала, что занятие закончено, несмотря на оставшиеся полчаса. Следующая пара — английский язык. Предмет, на котором дважды в неделю в течении полутора часов она переглядывалась и обменивалась записками с тем, кто еще недавно с дикой ненавистью вжимал ее в пол собственной квартиры. Немного помедлив перед входом в аудиторию, Сииль все же облегченно выдыхает — его нет. Теперь же на некогда занятом месте пустота. Та, которая была до того самого экзамена, познакомившего их друг с другом. Пока профессор читает отрывок из художественного произведения на языке оригинала, Сииль, слегка облокотившись на спинку стула, устремляет взгляд в окно, неосознанно начиная разглядывать проходящих студентов. То ли суматоха в студенческом дворе слишком непривычная, то ли тусклый свет из-за тяжелых сине-серых туч не позволяет глазам сфокусироваться, но Сииль не удается разглядеть ни единого лица. Одно сплошное безликое месиво. Старается присмотреться тщательнее, но глаза тут же начинает щипать. Не оставляя попыток подробно рассмотреть хоть что-то за окном, девушка так и проводит все оставшееся до конца занятия время, в ожидании возможности сорваться в туалет и наконец-то закапать глаза. И плевать, что сейчас только два часа дня, а девушка уже седьмой раз за сутки использует новое лекарство. Облегчение наступает сразу же, как только капли попадают на сетчатку. Выждав несколько минут, предварительно зажмурившись, Сииль все-таки открывает глаза. Ощущения, будто кто-то наконец-то протер запотевшее стекло и теперь через него можно смотреть. Чувство облегчения разливается по организму, позволяя с легким сердцем вернуться к посещению следующих занятий. Так и пролетает этот день. Так и пролетит следующий, а за ним еще один и еще. После недели регулярного посещения университета, Сииль и вовсе готова поверить, что блокируемые ей болезненные воспоминания — это всего лишь плод её собственного воображения. Очередной бессмысленный сон, ошибочно принятый за реальность. Соседняя парта на занятиях по английскому всегда была пустой, в большой центральный фонтан никто и никогда не нырял, а невероятно-красивые ледяные глаза никогда… Стоп! Сииль в одно мгновение пресекает следующую мысль, так как к горлу сразу же подкатывает неимоверно сильная неконтролируемая тошнота. Ни мысли о нем. Усталость, накопившаяся в организме за неделю, целиком и полностью посвященную учебе, начала давать о себе знать уже к вечеру пятницы, когда Сииль осталась дописывать нотные партитуры с несколькими одногруппницами в одной из университетских аудиторий. Тут правильный свет, без всяких перепадов, удобный стул и стол, а вся работа займет не больше полутора часов — следовательно доктор Мун не будет традиционно отчитывать её на очередном осмотре. О том, что дневная доза глазных капель увеличена втрое, ему знать совершенно необязательно. По мере выполнения работы, девушки покидают аудиторию, в какой-то момент оставляя Сииль совсем одну. Она слишком поздно это замечает, но не медля ни секунды достает телефон. Вызвав такси заранее, по уже выработанной привычке, девушка начинает поспешно складывать почти готовые ноты и канцелярские принадлежности, невольно ускоряясь при появлении какого-то неприятного предчувствия. Стремительным шагом Сииль покидает аудиторию, минует коридор первого этажа, пересекает главный вход и оказывается на уже изрядно стемневшей улице, заметно опустевшей после окончания основных занятий. Сииль выходит за ворота университета, намереваясь сразу же сесть в заказанное такси, но автомобиля нигде нет. Повторно открыв приложение, девушка видит, что водитель стоит совершенно с другой стороны здания, из-за чего впервые за две недели она уже несколько минут вынуждена находиться на незащищенной территории. Сообщение от водителя заставляет вздрогнуть: «Прошу прощенья, смог припарковаться только здесь. Ожидаю» - Если быстро пробежать, то минуты через две окажусь в нужном месте, — девушка договаривается с самой собой, с предвкушением представляя, как уже ставит водителю в приложении «единицу». Наконец-то приняв решение, Сииль разворачивается в нужную сторону и направляется к нужной точке на карте, сохраняя быстрый шаг. Пройдя около ста метров вперед, девушка огибает здание по правой стороне. Снова сто метров пути по прямой, еще один поворот направо и вдалеке наконец-то можно заметить белое такси. По телу разливается некое подобие облегчения и Сииль уверенно ускоряет шаг по направлению к машине ровно до тех пор, пока в свете блеклых фонарей не различает темный мужской силуэт, облокачивающийся о водительскую дверь автомобиля. Сииль снова кажется, что действие капель в очередной раз несвоевременно закончилось, и, скорее всего, всё это ей просто мерещится. Тем не менее, ноги машинально перестают идти, и девушка замирает как вкопанная, прямо посреди улицы. Знакомая черная толстовка и капюшон, вечно надетый на голову, сверху такая же черная кожаная куртка с блестящими серебристыми змейками, его любимые черные штаны с крупными карманами, и, в довершении постоянного образа, массивные черные ботинки на толстой подошве. Сомнений нет — это Чон Чонгук. Парень буквально сразу же замечает Сииль и, докурив сигарету, наклоняется к водителю такси, чтобы что-то сказать. После слов Чона, сразу же раздается шум двигателя, а через несколько секунд и вовсе, автомобиль трогается с места и просто уезжает, оставляя Сииль на темной и безлюдной улице, без возможности на спасение. То ли из-за приличного расстояния, разделяющего двух людей, то ли из-за тени, отброшенной капюшоном — уловить взгляд Чонгука невозможно, да и нужно ли. Он просто стоит на месте, ничего не предпринимая, отчего становится по-настоящему жутко. Единственно верное решение приходит в голову Сииль незамедлительно, и буквально через секунду девушка срывается на бег. И видит бог, что никогда еще в жизни она не бежала так быстро. Убегать от того, кто гораздо быстрее тебя — невозможно глупо. Надеяться на то, что сможешь дать отпор, когда он поймает — апогей той самой глупости. Но все эти факты не в счет, так как ноги только набирают темп, не позволяя замедлиться ни на секунду. Всё происходит на каком-то животном уровне — Сииль чувствует себя добычей, у которой есть только один вариант — убегать. Иначе Чон Чонгук растерзает тело. Иначе Чон Чонгук раскрошит кости. Иначе Чон Чонгук раздавит сердце. Иначе… Сииль бежит, не останавливаясь и не поворачиваясь — слышит же, что он позади и совершенно не отстает. Уже ближе, чем был изначально, и если так и продолжать убегать от него по прямой, то секунд через десять Чонгук вопьется в ее тело своими руками. Она держится хорошо, в какой-то момент даже наивно думает, что выйдет из гонки победительницей. Только вот в боку начинает сильно колоть, прохладный воздух режет горло невидимым ножом, дыхание сбивается с нужного ритма, а легкие хватают кислород слишком рваными неравномерными порциями. Долго так продолжаться не может. Добежав до конца переулка, девушка резко выворачивает на более людную улицу. И надежда разгорается вновь. Не будет же он убивать ее на людях? Или ему настолько нечего терять? Какое-то время маневрируя между случайными прохожими, Сииль необдуманно сворачивает в подъезд подвернувшегося взгляду многоэтажного здания. Захлопнув за собой дверь, мгновенно поворачивает хлипкий, но тем не менее работающий замок. Как же тяжело дышать… А в попытке проглотить слюну и вовсе, горло разрывается острой воспалительной болью. Не смотря на дрожь и слабость в ногах, Сииль не позволяет себе ни на секунду расслабиться. Интуиция не подводит снова, ведь новоиспеченную тишину тут же разрубает звук нескольких ударов в дверь. Яростных, резких и точных — замок точно не выдержит, остается продолжать бежать. Теперь это делать в разы сложнее, ведь Сииль оказалась в абсолютно темном полуразрушенном здании. Судя по всему, это была знаменитая заброшенная стройка. Еще на первом курсе студенты пугали друг друга городскими байками об этом месте. В одних говорилось, что вся мафия Сеула предпочитает расчленять провинившихся именно здесь, на верхних этажах здания. В других историях говорилось о похищенных молодых девушках, жестоко изнасилованных также на этажах здания. Не позволяя диким мыслям разрастись до еще больших размеров, Сииль, игнорируя все страхи и предположения, забегает на лестницу, ведущую на верхние этажи. Оказавшись в пролете между вторым и третьим, девушка слышит, как замок наконец-то срывают, дверь выбивают и теперь по лестнице разлетаются чужие быстрые шаги. Удивительно, как Чонгук почувствовал, что она побежит именно вверх, а не станет прятаться на первом этаже, сберегая остатки сил. Это была бы не Сон Сииль. Ноги тяжелеют с каждой новой ступенькой. Преодолев восьмой этаж из бесконечного числа других, Сииль все-таки сворачивает с лестничной клетки и выбегает в коридор, погруженный в кромешную тьму. Какое-то время просто бежит по прямой, под разрывающий барабанную перепонку грохот от приближающегося человека. Это всё. Не смогла. Удар сердца отбойным молотком разбивает изнутри грудную клетку в тот момент, когда Сииль со спины хватают чужие мощные руки. Они мгновенно смыкаются на ее животе с немыслимой силой, выдавливающей весь дух. Не успевая даже понять, что именно происходит, Сииль чувствует, как ее всем телом впечатывают в грязную твердую стену. От резкого соприкосновения с кирпичом, щеку сразу же начинает саднить, но это чувство абсолютное ничто по сравнению с тем ужасом, который поглощает девичье тело изнутри. Давай же, чудовище, начинай. Чем раньше — тем лучше. И кажется, будто Чонгук слышит. Слышит и повинуется. Он резко разворачивает Сииль к себе лицом и снова вжимает в стену так, чтобы девушка ударилась о нее затылком и лопатками. Сильно. Слишком сильно. Но не так сильно, как могло бы быть. Удар замедляет и без того заторможенную реакцию, вынуждая мысли разлететься в пух и прах. Но далее происходит то, что и в здравом уме невозможно представить. Сииль чувствует, как Чонгук заводит свои руки за ее талию, заставляя слегка прогнуться в пояснице, и жадно и нетерпеливо прижимает к своей груди. Девушка инстинктивно начинает вырываться, но Чонгук сразу же блокирует эти жалкие попытки, наваливаясь всем своим телом на её, буквально вдавливая их двоих в стену. Он наклоняется так близко, насколько это возможно, словно принуждая почувствовать его всего. Теперь на щеке Сииль, где еще секунду назад ныла стесанная о кирпич кожа, тлеет мужское раскаленное дыхание. Никогда еще, за все время их знакомства, они не находились так близко друг к другу. Даже в ту самую ночь. Воспоминания, тщательно блокируемые последние четырнадцать дней, вспыхивают яркой и четкой картинкой, вызывая внутри приток гневной боли. Девушка начинает бить кулаками сначала по его широкой груди, затем по крепким плечам, не до конца осознавая, насколько весь причиняемый ею ущерб незначителен. Раздражаясь от собственной беспомощности в очередной раз, Сииль заносит ладонь так, чтобы дать парню пощечину (такую же, как в ту ночь), но Чонгук ловко перехватывает ее руку и вмиг заводит за спину, не прекращая всё также насильно прижимать девушку. Оба дышат рвано, тяжело и шумно. Сииль чувствует, что вся эта погоня тоже ударила по Чонгуку, иначе почему его сердце лупит с такой бешеной громкостью, почему его руки никак не начнут сдавливать её грудную клетку до упора, почему он тратит время на близость, невозможную между ними больше никогда. Кажется, что они стоят в таком положение целую вечность. Чонгук ни на секунду не ослабляет объятия, ожидая когда Сииль успокоится. И так как рассмотреть ее лицо в кромешной темноте невозможно, все, на что остается опираться — это её дыхание, к слову, немного успокоившееся. Поразительно, но никто так и не проронил ни слова, оставляя все окружающее пространство тонуть в болоте тишины. Никто из них не будет подбирать нужные слова. Никто из них не собирается извиняться. Никто не будет говорить приторные речи о возможном будущем и счастье для каждого. И Чонгук, и Сииль это понимают, отчего всё происходящее пронизывается безысходностью. От долгого нахождения в одной позе, у парня слегка сводит шею, отчего он буквально на мгновение невольно отстраняется от девушки. Но как только это происходит, молодой человек сразу же ощущает маленькую холодную ручку на своем затылке. — Испугалась, что уйду? — ее касание отравленным медом разливается по его шее, плечу, руке, а затем и по всему телу. И Сииль, и Чонгук от такого трепета замирают, но парень снова реагирует быстрее, через секунду прижимая девушку к себе с новой силой. И на этот раз объятия не происходят односторонне. Сииль теперь уже обеими руками притягивает Чонгука, запуская свои пальцы в копну его густых черных волос. Манит к себе, не позволяя молодому человеку отдалиться хотя бы на сантиметр. Из-за разницы в росте Чонгук даже наклоняется, чтобы коснуться своей щекой её, но обдумав нечто другое в своей голове, рывком подхватывает Сииль за бедра, приподнимая так, чтобы обоим было удобно продолжать всё то, чему нет объяснения. Сииль обвивает его шею обеими руками, оказываясь невыносимо близко своими губами к его, но так и не пересекает ту самую грань. Как и Чонгук. Они просто сжимают друг друга слишком крепко, что кажется, будто через несколько мгновений всю мертвую тишину безлюдного здания разрушит звук трескающихся костей. В этих объятиях истошно вопят все неозвученные просьбы, обещания, ожидания и мечты парня и девушки, которые были цинично похоронены только их собственным извращенным способом. Почему допустил всё это? Почему не защитил? Почему позволил гневу застелить свой чистый и ясный взор? Почему добровольно принял решение разрушить себя? Почему так и не позволил двум именам — «Чонгук и Сииль» звучать вместе? Почему, почему, почему? Всё это молодой человек никогда не услышит, потому что девушка никогда не произнесет вслух. Всё что у них есть — это самые крепкие болезненные объятия, позволяющие говорить друг с другом хотя бы так. Через несколько минут, Чонгук, первый очнувшийся от набежавшего дурмана, все же ставит Сииль на пол. На этаже по-прежнему ничего не видно, даже света луны, который по идее должен хоть как-то попадать в пустые рамы для окон, но этого не происходит. Девушка слышит, что парень снимает с себя куртку, бросает её на пол и, видимо, садится. Через мгновение Сииль чувствует, как её за руку тянут за собой — только не позволяя расположить рядом. Чонгук притягивает девушку так, чтобы она легла прямо на него — так держат маленьких детей родители, вот только в его действиях совершенно нет той невинности и уж тем более любви. И все же Сииль слушается — девушка кладет голову на чужую тяжело вздымающуюся грудь, и сразу же ощущает замок рук на своей талии. Чонгук оказывается прав, и в такой позе находиться вместе гораздо удобнее, если в подобной ситуации уместно употреблять подобное слово. Сииль наконец-то чувствует, как тело непроизвольно расслабляется, и тот жар, что исходит от чужой кожи способствует этому, как ничто другое. Девушка замечает, как ее волосы невесомо перебирают пальцами — слишком осторожно и аккуратно, чтобы не заметила. Но это невозможно — сейчас она замечает абсолютно всё, и кромешная тьма этому только помогает. Только теперь, в тепле и такой извращенной нежности, Сииль понимает, что безумно устала. Не смотря на то, что её глаза ни что не раздражает, девушка всё же закрывает их, через мгновение проваливаясь в сон. Чонгук, понимая, что она заснула, продолжает играться с ее локонами, но через какое-то время тоже прикрывает глаза.***
— Отличница! — приятный молодой голос окликает Сииль, и девушка только по обращению определяет кому он принадлежит. Видеть его днем, в лучах яркого солнца совершенно непривычно. Даже несмотря на однотонную черную одежду, молодой человек будто светится, заставляя частицы вокруг двигаться с невероятной силой — наверное это называется человеческой энергетикой. — И как так вышло? — Чонгук подбегает к Сииль, традиционно расположившейся на лужайке студенческого парка в заслуженный перерыв между занятиями. Парень игриво бросает большое красное яблоко прямо в руки девушки. — Отравлено? — с улыбкой спрашивает Сииль, тщательно рассматривая невероятно красивый фрукт — словно из иллюстраций к сказке про Белоснежку. — Разве что моим знанием английского, — усмехается молодой человек и, не спрашивая разрешения, садится напротив. — Как так вышло, что твои волосы выглядят так, будто их солнышко поцеловало? От того, как он произносит эту фразу Сииль невольно сглатывает слюну — такие невинные, даже детские слова, но та серьезность с которой они произнесены немного дезориентирует, вызывая когнитивный диссонанс. Будто ему жизненно необходимо это узнать. — По правде говоря, оба мои родителя — брюнеты, — девушка немного мешкает с ответом, — но такое может получится. — В том-то и дело, что может, но вероятность этого ничтожно мала, — констатирует Чонгук. — Ты — не единственный ребенок в семье? — Единственный, — удивляясь такому личному вопросу, Сииль непроизвольно отвечает. — У тебя мама не кореянка? — рассматривает смущенное лицо напротив. — Прости за допрос. Наверное это выглядит некрасиво с моей стороны, но я уже несколько дней погибаю от любопытства. Он несколько дней думает обо мне? — Ты прав, — смущенная чужой искренностью, переплетенной с вежливым обращением, Сииль ловит себя на том, что хочет с ним поделиться. — Мама не кореянка, но и отец — кореец лишь наполовину. Оба жгучие брюнеты, — девушка пробегает быстрым взглядом по лицу напротив, — прямо как ты, — улыбается. — У меня волосы точно такого же цвета, как у прабабушки. — Вот поэтому и не сходится, — наигранно серьезно заключает Чонгук. — В биологии я посильнее, чем в английском, — широко улыбается. — Если ты единственный ребенок в семье, оба родителя — брюнеты, то все равно, вероятность того, что твои волосы будут отливать золотом — процентов пять. Это не иначе, как чудом не назовешь, — заканчивает свою мысль Чонгук, вызывая внутри девушки приятное трепещущее чувство. Слишком много нежных теплых слов, совершенно невозможных на территории Сеульского Национального Университета. — Откуси кусочек, — тут же меняя тему, молодой человек указывает на красное яблоко, что Сииль до сих пор не выпускает из рук. — Я читала Белоснежку, там тоже кое-кто настаивал на подобном, — улыбается Сииль, — всё закончилось не очень, — вызывает встречную улыбку в ответ. — Я пока что не собираюсь тебя травить, — смеется Чонгук, — всё еще пытаюсь тебя угостить и пока ты не попробуешь яблоко, попытка не будет засчитана, — продолжает улыбаться, но в его глазах пробегает что-то еще. Наверное так смотрит человек, которому невыносимо нравится то, что он видит перед собой. — Интересно, — еще сильнее смущается Сииль, — а есть какое-то независимое жюри? — мгновенно разряжает обстановку, прерывая пронзительный взгляд напротив. Теперь возле глаз Чонгука снова красуются морщинки — последствия его искреннего смеха. — Это просто яблоко, Сон Сииль, — впервые произносит её имя вслух. — Не больше и не меньше, — поднимается на ноги, — и оно должно быть очень вкусным, в противном случае я убью продавца в фруктовой лавке, — Чонгук, продолжает улыбаться, неспешно отдаляясь от Сииль. Девушка провожает его взглядом, не в силах оторваться, но чем дальше он отходит, тем более расплывчатым становится его силуэт и весь сопровождающий фон. — Нужно закапать глаза, — рефлекторно произносится в голове. — Сииль, — высокий голос одной из так называемых университетских подружек доносится со спины. — Молчишь, ничего не рассказываешь, — в тоне голоса девушки пробегает любопытная интонация, с которой люди обычно обмениваются сплетнями. Сииль невольно передергивает. — Ты дружишь с Пусанским принцем? Почему не рассказывала? — девушку словно разрывает от желания получить все подробности. — Почему я вообще должна тебе что-то рассказывать? — презрительно проносится у Сииль в голове. — Не дружу, мы сидим рядом на английском, — и вот уже невольно оправдывается. — Ну-ну… — буравящий хитрый взгляд, ощущающийся кожей. — Будешь яблоко есть? Но ответа не получает. Так как Сииль будто парализованная, замирает на месте. Тот, кто уже более пяти месяцев не давал о себе знать, бесследно исчезнув без всяких слов и оправданий, словно больная фантазия ее воображения, стоит вдали, в той самой неизменной позе, удерживая свои руки в карманах. И внутри Сииль с грохотом что-то падает на самое дно живота, оставляя после себя волну болезненных спазмов. Да, глаза не позволяют видеть четко, оставляя только мужской блеклый силуэт, но девушка абсолютно точно, на каком-то инстинктивном уровне уверенна, что это Он. Уверена, потому что он снится ей почти каждую ночь с того самого дня, как покинул кондитерскую. Все фантазии о нем вспыхивают в голове ярким разрывающим голову фейерверком. Представлять себя с ним — стало постоянной тщательно соблюдаемой традицией, возникнувшей совершенно непроизвольно, но позднее, так стабильно укрепившейся в жизни Сииль. И вот, сомнений быть не может, она чувствует его всем сердцем, пусть молодой человек стоит достаточно далеко, да и к тому же спиной. — Все-таки ты реальный, — раздающиеся внутри слова, заставляют глаза пощипывать, отчего те начинают неконтролируемо слезиться. Сииль старается сфокусировать свой взгляд, ведь то, что возможно произойдет дальше — может стать единственной ниточкой, связывающей её с ним. И когда происходит то самое, о чем Сииль думает — тело пробивает невыносимый болючий разряд тока. Чонгук подходит к нему и еще нескольким парням, стоящим рядом. Молодые люди обмениваются сначала рукопожатиями, а затем объятиями. — Они друзья, — разбивается внутри девушки. — А это значит… — Ты что, оглохла? Будешь яблоко есть? — голос подружки пытается вывести девушку из собственных мыслей, но тщетно. — …Это значит, что чем ближе я буду к Чонгуку, тем ближе смогу быть к нему. Ничего не отвечая назойливой однокурснице, Сииль подносит большое красное яблоко к своему рту и незамедлительно откусывает большой кусок. Она не видит этого, но Чонгук, несмотря на активные разговоры с друзьями, продолжает смотреть на неё не отрываясь. Заметив, что она наконец откусила кусочек от его скромного подарка, молодой человек невольно улыбается, чувствуя как по организму растекается сладкое удовлетворение.***
Чужой мерзкий смех, похожий на хихиканье голодных гиен будит Сииль, заставляя резко вздрогнуть. Чьи-то разговоры разносятся в нескольких пролетах ниже и девушка пугается, что их с Чонгуком уединение вот-вот нарушат. Может это бездомные, а может быть наркоманы, или хуже того насильники или убицы. Воображение со слишком неконтролируемой скоростью начинает обрисовывать всевозможные тревожные варианты. Девушка чуть-чуть приподнимается, но попытка тут же блокируется руками молодого человека, проснувшегося от её движений. По прежнему ни говоря не слова, Чонгук снимает с себя толстовку и, в который раз притянув Сииль ближе к себе, укрывает девушку словно одеялом, призывая продолжить совместный сон. Все страхи в одно мгновение отступают, ведь один из тех, кого она по-настоящему боится в настоящий момент рядом. Через пару часов наступает рассвет, и Сииль просыпается теперь уже из-за света, разлившегося по всему окружающему пространству. Девушка обнаруживает, что теперь уже лежит на полу, но куртка Чонгука, подстеленная еще ночью, не позволяет соприкасаться с холодным кирпичом. — Я возвращаюсь в Пусан, — наконец-то слышится его голос, слегка охрипший после сна, и только теперь девушка замечает, что Чонгук стоит в нескольких метрах, практически в проходе, ведущем к лестнице. — Если мне хватит выдержки, то мы с тобой никогда больше не увидимся, — его голос звучит безлико, безэмоционально, мертво. В этом голосе нет ни радости, ни грусти, ни ненависти, ни боли, в нем нет ни-че-го. — И мой тебе совет, — делает паузу, но по-прежнему не поднимает взгляд на Сииль, — убегай прочь что есть сил.