Белизна

Музыки не будет.

      Я должна найти его.       Фраза, которой Сииль сама себя подгоняет, заставляя ноги как можно быстрее двигаться к необходимой цели, и сейчас это одна из аудиторий самого дальнего университетского корпуса — корпуса финансового факультета. Удивительно, но за все время своей учебы, девушка здесь второй или третий раз, отчего совершенно не ориентируется. Всё потому, что «музыканты» и «финансисты» максимально отдалены друг от друга с точки зрения расположения специальных профильных аудиторий — как будто бы судьба первой была за то, чтобы Тэхен и Сииль никогда не встретились.       По расписанию первого курса магистратуры «финансистов» как раз идёт «мировая экономика» — пара, на которой Он, по идее, должен присутствовать. Сииль ускоряется ещё сильнее, когда левый глаз все же цепляется за искомый номер на белой двери. Вовремя. Буквально через секунду из необходимого ей кабинета начинают выходить студенты, и девушка, не теряя ни секунды, изо всех сил фокусирует единственный пока ещё видящий глаз на одной простой задаче — не пропустить заветную темноволосую макушку.       Сложно. Это чертовски сложно, ведь похожим цветом волос обладает абсолютно каждый парень, выходящий из аудитории. Похожим, но в то же время совершенно не таким — у остальных этот темно-каштановый оттенок в разы тусклее, невзрачней и обыденней. У Тэхена же темно-темно каштановый отблеск, при определённом освещении, превращается почти что в чёрный, и отчего-то Сииль уверенна, что этот цвет проявляется только для неё — чтобы заставить чаще дышать, больше дрожать, сильнее бояться. Черт возьми, один только цвет волос, а внутри столько противоречий извергается буйным вулканом, заливая пищевод своей выжигающей лавой, так что не вынести.       Сииль не пропускает никого, с замиранием сердца отмечая, что каждый молодой человек, выходящий из аудитории, всё ещё не Тэхен. Когда последний студент наконец-то покидает кабинет, девушка просто замирает на месте, так и оставшись стоять ни с чем.       Значит сегодня не пришёл. Судьба все ещё не хочет, чтобы мы виделись.       В момент, глубокое душащее чувство обволакивает лёгкие, ведь Сииль верит в судьбу. Верила и абсолютно точно продолжит, но прямо сейчас этой вере бессознательно вставляет кляп в рот, затыкая так, чтобы даже ее мычания и хныканья не могла услышать.       Тэхен снова будто бы исчез для неё, оставив последним воспоминанием их встречу в Инчоне. Но так не пойдёт, Сииль не хочет такое «последнее» — она хочет новое «последнее» — искреннее, нежное, правильное. И пусть вероятность, что именно оно сможет стать драгоценным и самым прекрасным, близка к нулю, девушка не позволяет себе тратить время на представление худшего исхода. Худший исход в виде заключения глазного врача у неё уже есть.       И поразителен тот факт, что этот самый приговор как будто развязывает руки, грудную клетку необъяснимой храбростью наполняет, отметая всё то, что когда-то казалось поистине важным, на самые задворки. Сииль поражается собственной решимости сделать то, что родилось в ее мыслях, причём так естественно, искренне, как что-то самое правильное, гармоничное и само собой разумеющееся. Боже. Все эти противоречивые чувства к нему, скопившиеся внутри настолько чрезмерно, буквально до краев, что теперь неподконтрольно выливаются из тела, очень пугают. Сказали бы юной Сон Сииль, что она когда-либо испытает столь выразительный спектр кардинально-разных эмоций, так безжалостно и бескомпромиссно перемешанных друг с другом — то…       … То-о-о что? Прочь убежала бы? Спряталась бы от них? Или вновь пожелала бы всё это испытать?       Сииль снова отметает эти мысли, приравнивая их к рангу «деструктивных». Девушка машинально прищуривает глаза, стараясь как можно тщательнее осмотреть коридор — это старая привычка, помогающая вглядываться в окружающий мир чуть точнее. Как и ожидалось, Тэхена нет. Был ли он на самом деле или Сииль все ещё спит, а сладкое и нежное сновидение давно превратилось в кошмар? Вопрос, ответа на который совершенно точно не существует.       Девушка непроизвольно подмечает, что ее тело начинает потряхивать, буквально. Сииль поднимает перед собой ладонь, наблюдая за тем, как пальцы сотрясаются довольно очевидной и выразительной дрожью, при этом не в состоянии выполнить примитивнейшую команду — замереть. Как не хотелось бы это подмечать, после приёма у доктора Муна нервозность вышла на совершенно иной уровень, и разобрать, что служит тому причиной — диагноз или пугающее «не успеть» — она не в силах. И пусть врач не сказал точных сроков, отчего-то девушка поставила свои собственные — хладнокровно короткие, не оставляющие времени для слепой веры и хрупкой надежды. Но что насчёт любви?       Нет, разговаривать с ним вот так в коридоре, на глазах у всех — очень плохая идея. Особенно с учетом того, как заканчивается абсолютно каждое их взаимодействие. В голове Сииль отчего-то пробегает мысль, будь Тэхен здесь, разозлился бы, что она сама пришла к нему? Насколько сильно? Сделал бы что-то с ней на глазах у остальных или дождался бы его с ней уединения? Отчего-то кажется, что эти проклятые «прятки» все ещё продолжаются, а Сииль исчерпала весь лимит предупреждений.       Нужно говорить в другом месте, совершенно точно не здесь — и девушка невольно тянется в задний карман своих чёрных джинс за телефоном.       Должна найти его, даже если это означает выбрать тот самый подлый и гадкий путь. Сииль помнит абсолютно каждый момент своей жизни, когда подобная нравственная дилемма стояла перед ней, словно непробиваемая бетонная стена, которую можно было разрушить лишь приняв решение. Помнит абсолютно каждый раз, когда делала выбор в пользу заведомо неправильного варианта — того, который абсолютно точно не выбрал бы хороший человек, но Сииль даже не знает, была ли она когда-либо этим хорошим человеком.       Хорошие люди притягивают к себе подобных, заставляя во всей окружающей атмосфере циркулировать концентрированную светлую энергию. Хороший человек не повязнет в грязи, пачкая себя все сильнее с каждым новым днём. Хороший человек живет в другом мире, в котором есть чёткое понимание плохого и хорошего, доброго и злого, чёрного и белого. Хороший человек ни за что не влюбится в грязно-мутный серый цвет. Хороший человек — это определённо не Сон Сииль.       Чужие слова мгновенно разрезают голову:       «Хватит тянуть время — просто трахнем её…»       «А теперь иди сюда, дрянь!»       И не Чон Чонгук.       «Трахалась ли ты когда-либо?»       «Маленькая сучка, у тебя что, совсем инстинкта самосохранения нет?»       И уж тем более не Ким Тэхен.       Девушка открывает список контактов, большим пальцем отматывая на искомое имя — помнит, что номер телефона ещё давно взяла у кого-то из первокурсниц, в своё время отчаянно пытаясь вернуть злосчастный браслет его невзрачной и такой тихой хозяйке. Нажимает «вызов», за которым следует буквально один гудок, после которого на другом конце тут же берут трубку:       — О-о-о, Сииль, — удивленный, но весьма радостный голос Ли Индже пробивает мембрану динамика. — Признаюсь честно, я ждала твоего звонка немножечко позже, — не в силах сдержать подкатившее удовольствие, — но что поделать, любовь — она такая, да?       Сииль непривычно ощущать, как ловко ее кладут на лопатки всего лишь парочкой реплик — привыкла, что обычно она так делает. Делала. В любом случае, больше это не имеет никакого значения: вполне возможно, что она видит Индже последний раз в жизни, как и этот коридор, стены, окна и двери.       — Нужно встретиться, — игнорирует тот унизительный факт, что китаянка сразу же раскусила причину её звонка.       — Да, конечно, — слышно, как Ли улыбается даже через телефонную трубку, — давай во дворе, — китаянка задумывается, — прямо у фонтана. Будет очень символично.       Гадина.       — Буду через две минуты, — Сииль скидывает звонок, стремительно разворачивается в сторону лестницы и на полном ходу, собрав все имеющиеся силы, направляется к назначенному месту, подавляя тот факт, что от энтузиазма в интонациях Ли просто выворачивает.       Ещё вчера, во время совместной ночевки с Сын И, Сииль так и не решилась задать один вопрос, который волновал ее с тех самых пор, как они с Чхве начали общаться. Почему однокурсница ударила Индже тогда, в тот злополучный день у фонтана, ведь сейчас что-то подсказывает, будто Сын И узнала истинную личину китаянки намного раньше, нежели невнимательная Сииль. Быть может, если бы спросила — Чхве первая бы подтвердила все нынешние опасения девушки насчёт Ли. В тихом омуте не просто черти, а кто похуже может водиться. Поразительно, что с самого начала именно Сын И вызывала неприязнь своей резкостью, несдержанностью, истеричностью, но от былого эффекта словно и следа не осталось, и сейчас представить, что Чхве могла кого-то ударить «просто так» Сииль не может. Да, поднимать руку и драться в принципе напрочь претит воспитанию девушки, но сейчас Сииль хотя бы примерно понимает темперамент Сын И. Вывод о том, что однокурсницу неплохо так довели, и не кто-нибудь, а именно Ли Индже, делается сам собой.       Сииль чувствует подвох, но все равно идёт. Как в старинной сказке про хитрого крысолова*, увлекающего мерзких зубастых тварей своей гипнотизирующей флейтой прямо на дно реки. И в этой истории Сииль снова не ощущает себя положительным персонажем, а как раз одной из тех самых гадких крыс, что терзали городских жителей одним фактом своего существования.       Ровно через две минуты блондинка приходит к фонтану, первой, как сама того ожидала. Лишь спустя время, в проёме главного входа, ведущего в студенческий двор, появляется силуэт Индже, довольно неспешно приближающийся навстречу — и боже, как же все это неторопливое действо злит Сииль. Причем злит не одна только Ли, а вся обстановка вокруг, от улыбающихся после успешно сданных зачетов студентов, до идеально тёплой летней погоды. Свет от чертового солнца будто вывернули на максимум, отчего оно палит с невыносимой яркостью. Кажется, что даже от одного этого факта Сииль внутри себя начинает раздражаться ещё сильнее. Когда ты не спишь и не ешь толком, окружающий мир словно настраивается против тебя, и это нехотя бросается в глаза при любой подобной мелочи.       — На что будем меняться? — Китаянка улыбается, неспешно подходя к девушке. Предпочитает не ходить вокруг да около, на что получает холодный и довольно пренебрежительный взгляд в ответ.       — Мне нужно знать, где сегодня будет… — Сииль отчего-то сложно произнести его имя вслух, вот так просто, сейчас, средь бела дня, будто озвучив эту конкретную последовательность букв, под землю тотчас же провалится, — … Г-г-где будет… Тэхён       — Ну-у-у, — улыбка Ли становится ещё пронзительней, — уж это я знаю, — смакует каждое слово. — А что взамен?       Я утоплю тебя прямо в этом фонтане — вот, что взамен. Вот только потом утоплюсь сама, ведь ничем не лучше тебя. Даже наоборот, существенно хуже, лицемернее, лживей и подлее.       — Мне кажется, я знаю, — инстинктивно отводит глаза в сторону, — знаю, где сейчас Чонгук.       — Вот это да-а-а! — Индже откровенно ёрничает. — Сейчас ты наверное сразишь меня супер конфиденциальной информацией о том, что он в Пусане? — Ли ведёт себя в разы уверенней, в какой-то степени даже развязней, чего и близко не было в их предыдущую встречу, видимо понимает, что Сииль также зависит от неё, как и она от Сииль. — Очевидно, что он вернулся в свой родной город, но это слишком размытая информация, мне нужно что-нибудь поконкретнее.       — А какой конкретики я могу ждать от тебя?       — Полной. Могу дать тебе точный адрес, более того даже схему проезда скину, иначе просто не попадёшь туда, расскажу как зайти внутрь, к слову, — Ли смотрит на часы, — твой Тэхен скорее всего уже там.       Твой Тэхен. Сочетание букв, образующих два слова от которых неимоверно печёт.       Сииль чувствует, насколько нагло ею пытаются манипулировать — это чересчур очевидно и вместе с тем унизительно, но, тем не менее, слова Индже имеют свою уникальную силу. Пока девушки стоят здесь у фонтана, личное время Сон Сииль продолжает идти и да, пока еще она видит этот мир. Пока еще, но один простой факт того, что в любую последующую секунду левый глаз может накрыть густая тёмная пелена вынуждает принимать решения ещё стремительнее.       Сииль разворачивает телефон дисплеем к Индже с предварительно открытым контактом. Она никак его не записала, оставила только набор цифр.       — Я не знаю наверняка, но мне кажется, что это он.       — У меня даже нет сомнений, — Индже не теряет не секунды, начиная стремительно переписывать контакт в свой телефон, вдруг ее собеседница передумает и резко спрячет драгоценную информацию. — Чтобы он, да и не написал тебе… — Подмечает, как что-то слишком уж очевидное. — Знаешь, сколько раз я была свидетелем того, как он по пьяни набирал тебе сообщение, потом стирал, а потом снова набирал?       Сииль нервозно сглатывает слюну.       Закончив вбивать номер Чонгука, китаянка совершает ряд каких-то манипуляций в мессенджере, в результате которых Сииль ощущает вибрацию своего телефона из-за нового входящего сообщения. От Ли. Девушка открывает его, мгновенно сталкиваясь взглядом с какой-то схемой, больше похожей на карту проезда.       — Я бы порекомендовала тебе заказать такси «представительского класса», во избежания излишних вопросов у охраны, — дежурным беззаботным тоном констатирует Индже. — Но думаю, что ты можешь позволить себе поехать на своём собственном автомобиле. Самое главное, не забудь надеть мой браслет. Без него тебя развернут ещё на первом посту безопасности, не говоря уже о проходе внутрь.       Удивительно. Брюнетка просто говорит слова, образующие банальные предложения, а у Сииль сердце в миг замирает. Весь этот набор словосочетаний, озвучивающих определённую информацию, совершенно точно не нравится ей. Более того, все оставшиеся силы ослабленного организма в момент включаются, заставляя инстинкт самосохранения работать, проматывая а голове одну простую мысль: «Тебе туда не надо!»       — Знаешь, — Индже отвлекает девушку, — чем больше я взаимодействую с тобой, тем больше мне кажется, что вы с Тэхеном очень подходите друг другу, — снова улыбается, — и ты сейчас подумаешь, что это комплимент.       — С недавних пор я не думаю, — холодно отрезает Сииль. — Вообще…       — А зря, — Индже даже не скрывает, что весь их диалог доставляет ей чистое неприкрытое удовольствие. — Очень зря. Скажу честно — я даже чувствую определённую ответственность перед тобой.       — Очаровательно, — наконец-то Сииль ловит крошечный момент, в котором может съязвить, но Ли как обычно пропускает любые встречные уколы мимо ушей.       — Ты ведь совсем не знаешь его…       — Лезешь не в своё дело, — блондинка пытается прервать очередной словесный поток своей собеседницы, но ее напрочь игнорируют.       — … Он злобный, по-настоящему злобный.       — Хорошо.       Значит я научусь выращивать в себе настоящую доброту.       — Жестокий.       — Пусть так.       Всей моей нежности, что годами задыхалась в слабом теле хватит нам обоим.       — Гнилой и пустой.       — Мне все равно.       Заберу часть этой гнили себе, чтоб растворить ее белизной, а пустоту обязательно заполню — пока не знаю чем, но совершенно точно разберусь. Быть может, стоит начать с поцелуев вкусных, что наверняка подскажут правильный ответ.       — Ослепла от чувств? — Индже дарит Сииль последнюю ухмылку, после чего неспешно убирает телефон в сумку и, не дожидаясь ответа, разворачивается в сторону выхода с территории университета.       — Почти.

***

      На часах около девяти вечера и на улице стемнело почти полностью. Ночная подсветка особняка наконец-то включается, придавая этому месту свою особую ауру — тайную, зловещую, отчасти пугающую, но вместе с тем необъяснимо притягательную и по-своему завораживающую.       Трое молодых людей стоят у одного из чёрных входов, так называемого «запасного», расположенного в метрах десяти от главной парадной двери. Двое из них курят, а третий просто стоит чуть поодаль, лениво облокотившись о массивную деревянную дверь. Молодой человек уже несколько минут гипнотизирует взглядом узкую асфальтовую дорогу, уходящую куда-то в глубину леса, на которой вот-вот должен появиться кортеж гостей.       — Такой охренительно чистый воздух, — Хосок выпускает сигаретный дым изо рта, стараясь как можно быстрее заменить его чистым прохладным кислородом, — и вообще, несмотря на всё, вечером здесь как-то особенно…       — Особенно хуево, — Намджун продолжает фразу за друга, не скрывая собственного раздражения. — Я не могу понять одного, — парень поджигает уже вторую сигарету своей чёрной зажигалкой, — Сокджину теперь настолько похуй на всю эту возню, и он решил спихнуть всю ответственность на нас? Какого хуя он съебал домой?       Хосок только пожимает плечами, давая понять, что не посвящён в подробности столь внезапного отъезда хёна. Молодой человек рефлекторно переводит взгляд на Тэхена, стоящего чуть поодаль, так, чтобы сигаретный дым его миновал. Черный строгий костюм и такая же чёрная рубашка делают его практически незаметным в ночной темноте, а традиционное скупое молчание только дополняет его обыденный мрачноватый образ. Как всегда отстранён, на своей собственной «молчаливой» волне, руки в карманах и напускной флегматизм на лице, смотрит на пустую дорогу так, будто это в разы интереснее чужих нервозных вопросов. От Тэхена ноль реакции, как и ожидалось.       — «Заместитель», — Хосок все же обращается к Киму первым, — какие-нибудь комментарии будут?       Тэхен не переводит взгляд на товарища, лишь небрежно машет головой в отрицательном знаке, будто Хосок отвлекает его от чего-то по-настоящему интересного.       Чон прекрасно понимает, что Сокджин дал каждому из них ровно ту информацию и инструкции, которые необходимы, ни больше, ни меньше. И если Тэхен и в курсе отъезда старшего, то тот факт, что Хосок и Намджун нет, говорит лишь одно: «Так надо».       Не задавать лишних вопросов. Нет, даже так: не задавать никаких вопросов — вот то, что Чон Хосок умеет делать лучше всего. Неоценимое качество, выделяющее его среди остальных привилегированных охранников этого места, включая абсолютно противоположного ему Намджуна.       — В жизни не поверю, что Сокджин не посвятил тебя в причины своего отъезда. А что насчёт сегодняшних гостей-уродов? Какая-нибудь дополнительная инфа ожидается? — Намджун резок, и эта резкость всё же заставляет невозмутимого Тэхена переключить своё внимание с застывшей дороги на товарища.       — А что насчёт уродов-хозяев? — Низкий тембр наконец-то рассекает воздушное пространство.       — Ну блять, началось… — тут же пролетает у Хосока в голове.       — … Подскажи мне, Намджун-а, — говорит колко с небольшой ноткой раздражения, ведь Тэхена только что отвлекли, считай, перебили его активно-идущий внутренний диалог, — не ты ли любишь поворачиваться и наблюдать за всем процессом, в то время, как те самые гости-уроды впятером трахают какую-нибудь двадцатилетнюю девчонку огромными резиновыми членами?       Намджун мгновенно округляет глаза, начиная закашливаться от слишком сильной затяжки, в то время как у Хосока вырывается непроизвольный смешок.       — … Хотя сам должен стоять смирно и пялиться в стену, как подобает охраннику. Подскажешь мне ответ?       Стандартная ситуация. Тэхен так делает всегда, когда кто-то до него доёбывается — умеет бить словом с необходимой ему силой, нанося тот урон, который выбирает сам. Сейчас это просто дружеская издёвка над нетерпеливым дотошным Намджуном, но все прекрасно знают, что Тэхен может куда-а-а-а больше, компенсируя тем самым все предшествующее молчание. Это особое умение точно подбирать слова и четко осаживать порой было способно вызывать восхищение всех присутствующих. Именно поэтому ни у кого никогда не было вопросов, почему парень остаётся за главного всякий раз, когда Сокджин вынужден уехать. В случае чего, разговаривать с японцами будет ни Намджун, ни Хосок, а именно Тэхен.       Взгляд старшего Кима в момент меняется, выдавая подлинное удивление от всей только что вылившейся информации.       — Только не говори, что Сокджин заразил и тебя вирусом «высокоморальности»… — Намджун сплевывает слюну, обильно скопившуюся от излишков никотина, куда-то в сторону.       — Боюсь, что у меня антитела, — безэмоционально отрезает Тэхен.       — Сегодня приедет его брат, — Хосок старается упредить возможную словесную перепалку товарищей, отчасти отвечая на предыдущий вопрос Намджуна. — Младший брат Мацумото. Ну-у-у, как младший, ему где-то около пятидесяти пяти, — затягивается сам.       — Прямо тинейджер, — незамедлительно комментирует Тэхен, — буду называть его поросёночком. Очередная колкая реплика в момент вызывает смех не только у Хосока, у Намджуна тоже. Это нервное. Чем меньше времени до приезда гостей, тем сильнее хочется выпустить накопленное за время тягостного ожидания напряжение. И если у Тэхена это напряжение уходит в слова, то Намджун может расслабиться только благодаря применению физической силы, что в данный момент проблематично.       — Они просили допустить и свою охрану в особняк… — Хосок продолжает.       — Исключено, — Тэхен иронично хмыкает, — японские хрюшки до сих пор не могут запомнить правила?       — Я так и сказал секретарю Мацумото вчера по телефону, — Чон выпускает сигаретный дым после очередной затяжки, тут же совершая новую, — но он сделал вид, что не понимает по-корейски.       — Надо было сказать по-японски, гений, — все еще раздражаясь, язвительно комментирует Намджун.       — А я сказал и по-японски, и по-корейски, на всякий случай по-китайски и тайски — один хрен, — Хосок закатывает глаза, — этот хуй включил режим долбоёба с одновременными синдромами дауна и аутиста.       — Надо завести какого-нибудь мини-пига*, — Тэхен не упускает возможности вставить своё слово, тут же встречая в ответ коллективное непонимание. — Для ведения переговоров, — флегматично разъясняет молодой человек, тем самым вызывая у остальных парней очередную порцию нервного смеха. — Я пролоббирую этот вопрос Сокджину.       Иронично, но обстановка разряжается всего на несколько секунд, так как в глазах Тэхена тотчас же начинают отражаться огни автомобильных фар, принадлежащих длинному кортежу, что заезжает на территорию особняка.       — Начинается, — Хосок делает последнюю затяжку, после чего выбрасывает сигарету куда-то в кусты, — иди в кабинет Сокджина, им ни к чему лишний раз напоминать, что сегодня мы без «главного».       Пять чёрных автомобилей подъезжают прямо к парадному входу и уже через несколько секунд из них начинают выходить люди. Сначала охрана, в свойственной ей классическо-деловой форме одежды — всё, как велел Господин Мацумото. Старший, естественно. Затем и сами гости, которых на фоне всех остальных присутствующих выделяет далеко не юный возраст, а также существенная упитанность тел и по-особому блестящая сальность лиц.       — Иду-иду, — Тэхен имитирует наигранную торопливость, стараясь выхватить глазами главного гостя, выходящего из огромного чёрного BMW в самом центре кортежа, — только вот кое-что уточню, — старается как можно тщательнее вглядеться в его лицо.       Хосок тоже поворачивает голову, пытаясь устремить взгляд туда же, куда и молодой человек, но не находит чего-то из ряда вон выходящего.       — Уточнил, — констатирует Тэхен, наконец-то разглядевший лицо Мацумото младшего. — Буду наверху, если что — кричите, — финальная словесная подколка, брошенная совершенно спокойным и расслабленным тоном голоса, после чего молодой человек удаляется внутрь особняка, оставляя двоих товарищей встречать столь многочисленную японскую делегацию.

***

      Около полутора часов в дороге, сначала по городской, позже по сельской местности, коей устелены самые задворки пригорода Сеула, но навигатор такси «представительского класса», что накануне заказала Сииль, все еще показывает прилично долгое время «в пути» до конечного пункта.       Ещё десять минут, и тихий сельский пейзаж сменяет мрачная густота высоких деревьев, закрывающая собой звёздное небо так, что даже лунного света практически не видно.       На часах двадцать два ноль-ноль и Сииль с каждой новой минутой начинает переживать все сильней и сильней. Поразительно — хочется затормозить автомобиль, чтобы тотчас выпрыгнуть и убежать в противоположном направлении, но одновременно с этим, так же сильно хочется, чтобы водитель вдавил педаль газа до упора, тем самым ещё быстрее приближая девушку к назначенной точке, а следовательно к Нему.       Ещё двадцать минут сквозь ночной лес по неровной извилистой дороге, не особо предназначенной для того, чтобы по ней ездили, и автомобиль наконец-то поворачивает на идеально гладкое асфальтовое покрытие. Настолько ровное, что даже Сииль на это отвлекается, выпадая из своих удушающих мыслей. Вовремя, ведь из окна теперь открывается совсем другой вид.       В самом конце узкой гладкой дороги прямо над линией горизонта возвышается роскошный каменный дворец, башнями верхних этажей уходящий в темное ночное небо, отчего кажется, что его размеры непомерно огромны. Тусклая подсветка окон и балконов добавляет особняку бо́льшую массивность и статность, очерчивая мрачным светом некоторые статуи и узоры каменного фасада так, чтобы от них падала широкая устрашающая тень, добавляющая зданию больше мрачности. Девушка удивляется тому, что разглядывать это место издалека получается довольно успешно, и это несмотря на то, что в глаза левый глаз не поступало никаких лекарств уже около суток. Сииль бы и дальше продолжила рассматривать этот волнующий и немного пугающий объект, если бы не внезапный пост охраны, остановивший автомобиль за несколько метров до главного въезда на территорию дворца. Девушка понимает, что именно тут следует действовать инструкции, что накануне любезно предоставила Ли Индже.       Приспустив окно возле своего сидения, Сииль оттягивает край рукава белой шелковой блузки, показывая аккуратный серебристый браслет на запястье. Охранник внимательно вглядывается в украшение и уже через пару секунд кивает своим напарникам в знаке «пропустить», вызывая тем самым в глазах девушки слишком уж явное удивление — крохотная безделушка на руке, и ее так легко пускают на столь закрытую охраняемую территорию. Интуиция совместно с инстинктом самосохранения начинают бить в колокола, стараясь сообщить об одном — о том, что это место не внушает ничего, кроме желания убежать как можно дальше. Сииль соглашается с собственным внутренним голосом, но все же открывает дверь такси и выходит из машины сразу же, как только та подъезжает к главному входу.       Возле парадной двери никого, и так как на улице ночь, а подсветка особняка не позволяет полноценно видеть, тем более такой, как Сииль, девушка резко вздрагивает, слишком поздно замечая статные мужские фигуры в одинаковых строгих костюмах, стоящие метрах в десяти от неё. Их действительно много — один этот факт заставляет пульс увеличиваться на несколько десятков ударов.       — Куколка моя, ты что, потерялась? — один из мужчин, стоящих поодаль в довольно вальяжной позе, окликает Сииль, заставляя девушку вздрогнуть уже дважды за прошедшие двадцать секунд. Очевидно, что он раньше остальных заметил растерянность в испуганных глазах блондинки, а теперь, благодаря ему, ее рассматривают и другие молодые люди, начиная бурно перешёптываться между собой, сопровождая все это игривыми смешками и пошлыми присвистываниями.       Сииль никак не реагирует, принимая решение двигаться по направлению к лестнице, ведущей прямо к главному входу.       — Ты глухая? — Мужчина продолжает обращаться к девушке, раздражаясь от того, что его игнорируют. — Дядя задал тебе вопрос, — переключает тон голоса на более ехидный, вызывая у своих товарищей новую цепочку значительно более громких и похабных комментариев в сторону Сииль.       Игнорирует, пытается не вслушиваться, концентрируя внимание на лестничных ступеньках ровно до того момента, пока крупная мужская фигура не вырастает впереди, тем самым преграждая вход в здание.       — Заткни пасть, Имато! — высокий молодой человек разражается довольно громким и грозным выкриком. — Или я пожалуюсь твоему хозяину, что ты играешься с его едой без разрешения, — парень окрашивает концовку фразы лёгким смешком, одаривая того самого Имато строгим сверлящим взглядом, который уже через секунду устремляется и на саму Сииль. Девушка же на миг выпадает из действительности, прокручивая в голове последнее сказанное предложение.       «Играешься с его едой без разрешения…»       — Намджун-хён, в жизни не поверю, что ты такой ябеда, — доносится в ответ откуда-то со спины, а мужчина, стоящий перед девушкой, закрывает глаза в попытке сохранить самообладание.       Намджун. Знакомое имя, ровно как и лицо. Девушка поднимает взгляд на человека напротив, понимая, что заочно знает его — он из университетской компании Тэхена. Один этот факт заставляет Сииль надеяться, что, быть может, она уже совсем близко, вот-вот увидит его.       — Ёбаные японцы, — Намджун произносит едва слышно, но Сииль все же удаётся разобрать значение слов. — Знаешь, я могу понять его реакцию, — мужчина открывает глаза, теперь уже совершенно точно обращаясь к девушке. — Ты что не знаешь правил? Сокджин вообще положил хуй даже на базовую дисциплину?       Сииль так и продолжает стоять как вкопанная, пытаясь «включиться» в навязываемый ей диалог как можно скорее. Слава богу, мужчина не стал дожидаться ответа, показывая рукой в сторону бокового входа.       — Всегда заходи оттуда, — сначала строго и жестковато, — иначе эти японские ребята хоть кусочек, да оторвут от тебя, — затем немного смягчаясь. Парень вглядывается в девичье лицо, давая понять, что тоже узнал девушку.       Сииль послушно кивает, стараясь как можно скорее скрыться за этой самой боковой дверью, но молодой человек хватает ее за локоть, свободной рукой задирая ткань рукава блузки в районе кисти. Убедившись в наличии браслета, Намджун незамедлительно убирает руку, кивая головой в сторону необходимой двери.       Сииль наконец-то заходит внутрь, попадая в довольно длинный коридор первого этажа с множеством дверей. Что-то похожее по планировке когда-то было и у неё дома — тогда в таких комнатах располагался обслуживающий персонал.       Внимание девушки тут же привлекает огромная золотистая люстра со свисающими с неё хрустальными нитями. Сииль засматривается, обнаруживая, что эти самые хрусталики, переливающиеся самыми разными оттенками, выглядят слишком уж сюрреалистично, будто элементы какого-то глубокого сновидения, созданные для того, чтобы утянуть девушку в долгий гипнотический транс. Голова начинает кружиться и в какой-то момент Сииль чувствует, что вот-вот упадёт.       Устала. Она действительно мертвецки устала и тело навязчиво об этом напоминает. Сииль отвлекается от люстры, концентрируя все силы на том, чтобы устоять на ногах.       — Имя Господина, пожалуйста, — женский голос, раздавшийся со спины, вынуждает Сииль вздрогнуть и от подобной неожиданности стремительно повернуться. От такого резкого поворота перед глазами блондинки начинают расплываться темно-грязные круглые пятна, но, несмотря на них, девушке все же удаётся сохранить равновесие и не упасть.       Темноволосая молодая женщина лет тридцати пяти дежурно улыбается, ожидая, когда на ее вопрос ответят, но Сииль не в силах сформулировать ответ.       — Имя Господина, — брюнетка немного раздражается, но все же добавляет вежливое «пожалуйста» в самом конце.       — Тэхен, —неожиданно для самой себя выпаливает Сииль, мгновенно исправляясь, — Господин Ким Тэхен, — совершенно не понимает всё происходящее, лишь инстинктивно догадываясь, что здесь следует говорить о молодом человеке в официально-вежливой форме.       — Самый верхний этаж, дверь в конце коридора, — женщина кланяется и проходит дальше по коридору, скрываясь за одной из деревянных дверей.       Все-таки нашла тебя.       Сииль понимает, что выносить всё накопившееся нервное напряжение с каждой новой секундой становится тяжелее и тяжелее, отчего ноги сами начинают двигаться в сторону большой массивной лестницы, ускоряясь так, чтобы шаг наконец-то сменился на бег. Сколько здесь этажей невнимательная Сииль конечно же не посчитала, да и не спросила, но как только лестница заканчивается, девушка сразу же поворачивает в коридор последнего этажа, стремительно направляясь в самый его конец.       Знает, что если хоть чуть-чуть замедлится, ее храбрость может разбиться вдребезги, поэтому не может позволить себе такой роскоши. Добежав до самой крайней массивной двери коридора, Сииль не думает, просто действует, нажимая со всей имеющийся силой на ее узорчатую серебряную ручку.       Мгновение, и девушка тут же заваливается в комнату, слишком резко и неожиданно для всех тех, кто находится внутри слабо освещённого помещения. Застывает в дверном проёме, как статуя, понимая, что по собственной глупости беспардонно влезла в какое-то важное и, очевидно, закрытое собрание очень серьёзных и влиятельных взрослых людей. Все, что удаётся выцепить взглядом, так это длинный стол из темного лакированного дерева и человек восемь, возможно, десять-одиннадцать, сидящих за ним. Ещё примерно столько же мужчин расположено по периметру комнаты, из-за чего Сииль делает вывод, что это охрана. Не требуется и пары секунд, чтобы эта самая охрана подорвалась со своих мест, мгновенно реагируя на столь внезапный раздражитель, коим Сииль сейчас является. Вот только их порыв тут же останавливается коротким жестом поднятой руки одного из сидящих за столом мужчин. Кого именно, Сииль не может разглядеть, да и не особенно хочет. Все, чего желает прямо сейчас, так это исчезнуть, стать невидимой, раствориться, ведь прямо в эту секунду, около десяти, а, быть может, пятнадцати или даже двадцати пар мужских глаз прожигают ее насквозь.       Всё собрание очень походило на какую-то деловую встречу, наверное, эти люди какие-то влиятельные бизнесмены, приехавшие для заключения важной сделки — Сииль не знает точно, да и не хочет ничего выяснять. Девушка лишь пробегает слабовидящим левым глазом по мутным лицам этих людей, замечая, что большинство сидящих за столом — мужчины преклонного возраста. Сииль с досадой самой себе констатирует — Тэхена среди них нет. Уверена, что отличила бы его даже по размазанному нечеткому силуэту. Сжав свои кулачки сильнее и зачерпнув ещё немного храбрости из открывшегося глубоко внутри источника, выпаливает:       — Не та дверь, — девушка натягивает дежурную улыбку, сопровождая ее поджатием губ. — Прошу прощения.       Сииль уважительно кланяется, стараясь хоть как-то перекрыть своё некрасивое и такое наглое появление, и уже через секунду выскакивает из комнаты, незамедлительно захлопывая за собой дверь.       Как только девичьи ноги переступают за порог, глаза тут же врезаются в ещё один лестничный пролёт, скрытый прямо за огромной мраморной колонной в самом конце этажа. Ступеньки этой лестницы уходят куда-то вверх, ещё выше, намекая Сииль, что этаж, на котором она сейчас — отнюдь не последний.       — Глупая, какая же ты невыносимо глупая, — девушка саму себя проклинает, поражаясь тому, что даже в один из самых волнительных моментов своей жизни умудрилась так стыдно и нелепо напортачить. От прошлой Сон Сииль действительно не осталось и следа, словно растеряла прежнюю себя без возможности вернуть хоть какие-то ошмётки былой личности.       С каждым следующим шагом девушка ощущает, как былую храбрость довольно уверенно пожирает совершенно неожиданно проявившаяся трусость. И трусость эта уже через несколько секунд начинает главенствовать над организмом, сковывая туловище неподъёмной чугунной цепью, утяжеляя и без того еле идущие ноги, заливая в их мышцы густую бетонную смесь — оттого кажется, что весь путь наверх длится невыносимо долго. Сииль пытается ускориться, но тело словно увязло в бездонном болоте — не слушается. Рефлексы тоже на последнем издыхании — после внезапного поворота, выводящего с узкой железной лестницы в длинный и слишком темный коридор верхнего этажа, девушка чуть ли не падает, с трудом удерживая равновесие. Все потому что лестничные перилла обрываются значительно раньше, чем она предполагала. Ещё несколько дней назад от собственной новоприобретенной неуклюжести Сииль возможно впала бы в очередной припадок безудержного смеха, да только сейчас абсолютно уверенна, что больше никогда не сможет засмеяться.       Девушка стоит в самом начале коридора — наконец-то того самого, нужного, в конце которого располагается искомый кабинет. Делает неуверенные шаги в его направлении, ощущая, как в зоне сердца зарождается неприятная боль, тянущая все тело вниз, к земле. Должна была быть к этому готова, но снова и близко нет, ведь испытываемое волнение абсолютно иного уровня, неизведанного, дикого — вот отчего такое чувство, словно грудную клетку сдавливают невидимым прессом, подцепляя главный жизненно-важный орган тупым ржавым крюком.       Тусклое освещение, исходящее лишь от некоторых настенных светильников создаёт ощущение, что на этаже никого нет. Слева и справа расположены какие-то двери, покрытые существенным слоем пыли, а некоторые и вовсе паутиной, отчего кажется, будто они не открывались долгие годы. Сииль кажется, будто она гуляет по замку, кишащему призраками и чудовищами, а самый главный монстр должен ждать ее в конце коридора. Скорее всего, он сожрет ее, предварительно расчленив и выпотрошив, да только какой-то хлипкий и невзрачный огонёк надежды на иной исход все же заставляет девушку неуверенно двигаться вперёд.       «Ты ведь совсем не знаешь его».       Одна простая истина, сказанная Ли Индже несколькими часами ранее красным баннером мигает в голове. Действительно. Не знает. Лишь только чужие упоминания, жалкие мелкие обрывки, кропотливо собранные от коротких встреч и мимолётных пересечений, что по пальцам можно пересчитать — вот всё, что есть у Сииль от Тэхена. Этого действительно ничтожно мало, вот только каждый этот отрывочек имеет такую незыблемую силу, что запросто забивает все ее рациональное естество до смерти огромной бейсбольной битой.       Поразительно, но более юная Сииль сама же, в первую очередь сорвалась бы на самый истошный вопль, видя, что происходит с ней сегодняшней. Она первая бы подняла шум, первая бы постаралась разбудить и надоумить запутавшуюся взрослую себя, лишь бы только донести одну простую мысль — все происходящее — ненормально. Это ведь на уровне каких-то инстинктов. Здесь нет логики, рационального объяснения или каких-либо адекватных доводов. Да только у нынешней Сииль есть кое-что куда более весомое в противовес: его лицо, его губы, его нос, его родинки, небольшой шрамик на щеке, двойное веко лишь на одном глазу — та маленькая «похожесть», которую она невольно интерпретирует для себя, ведь ее глаза тоже теперь разные, пусть и дело не веке.       Когда терять нечего, какая-то невообразимая смелость вновь наполняет измождённый организм, внушая своей хозяйке одну слишком навязчивую мысль — есть жалкая крупица надежды на то, что Он почувствует Ее.       Ничего не может поделать — Тэхен ее первый. Первый и единственный, и эта невидимая связь между ними сама собой крепнет с каждым днём, не спрашивая, хочет того девушка или нет. Ровно так же, как Тэхен не спрашивал, была ли она готова тогда к своему первому разу.       Ничего не может поделать — внутри разливаются обида и злость: на любимые детские мультфильмы, в которых герои рушат любые барьеры и в конце истории обретают друг друга; на песни с пробивающей самое нутро лирикой о невероятных исцеляющих чувствах; на собственных родителей, за то, что заложили эти чертовы «правильные» основы того, как люди могут любить друг друга — всё это прямо сейчас отравляет тело, но, тем не менее, даёт силы на то, чтобы идти к чертовой двери в самом конце коридора. И Сииль идёт. Гордыня же, занимающая последние двадцать два года лидирующие позиции во всех внутренних диалогах девушки, отползает куда-то в темноту подсознания, будучи искалеченной крепким отбойным молотком, что держит в руке сама Сон Сииль.       Ничего не может поделать: слишком много недосказанностей. Его внезапные появления и не менее внезапные исчезновения. Его глаза, смотрящие на неё, его сердце, бьющее в ее ладонь, его неоднозначные действия, разбивающие в пух и прах все предположения девушки. Хочет узнать у него, хочет спросить, хочет сама рассказать… Столько всего хочет от него, для него, с ним, что сердце вот-вот разорвётся.       Ничего не может поделать… Ничего.       Ещё пару шагов вперёд и буквально через мгновенье нужная дверь сразу же бросается в глаза особым блеском своей новизны и выразительным насыщенным цветом темной древесины. Нашла.       Сииль кладёт трясущуюся ладонь на красивую позолоченную ручку и, игнорируя очередной, на этот раз более тяжёлый и болезненный удар сердца, надавливает на неё, вызывая тем самым мгновенное открытие двери. Хотела бы замедлить этот момент, застыть, дать себе возможность ещё раз взвесить всё, но… Это как срывать пластырь с засохшей ранки, чем быстрее и резче, тем лучше — и Сииль заходит, не оставляя остаткам собственного здравомыслия даже шанса на существование.       Девушка переступает порог комнаты, обнаруживая, что оказывается в каком-то кабинете, своим стилем значительно отличающимся от всего остального дворца. Здесь довольно просто, по сравнению с тем же коридором, нет вычурных статуй, картин с золотыми рамами и прочих предметов роскоши. Приятное интимное освещение снимает с глаз некоторое напряжение, позволяя сконцентрироваться на мужской фигуре в конце комнаты.       Это точно он. Сииль понимает это сразу же, как только в сердце начинает неимоверно колоть от одного только вида мужской спины. Молодой человек стоит у письменного стола, упершись в его столешницу ладонями. Тэхен никак не реагирует на чужое появление, видимо, просто не слышит, ведь какие-то бумаги, лежащие перед ним на столе, захватили все мужское внимание себе. Лишь когда одна из половиц, что прямо под девичьими ногами, издаёт довольно громкий характерный скрип, молодой человек внезапно разворачивается, тут же замирая на месте. Глаза застывают прямо на девушке, так, словно Тэхен только что призрака увидел.       Сииль делает неуверенный шажочек, проходя чуть дальше вглубь комнаты, ведь на прежнем расстоянии силуэт молодого человека виделся довольно размыто, сейчас же, с каждым последующем движением вперёд, мужской образ становится все более отчетливым — и от этого одновременно приторно-сладко и тошнотворно-горько становится. А ещё неимоверно страшно, но страх этот Сииль искусно блокирует всеми возможными и невозможными способами.       Наконец, девушка подходит почти вплотную, отмечая про себя, что молодой человек будто застыл на месте, словно превратился в прекрасную ледяную статую с такой особой темной аурой, от которой ноги непроизвольно подкашиваются. Он не двигается и ничего не говорит, лишь наблюдает за всем происходящим каким-то нечитаемым только его личным взглядом — и от этого становится ещё страшнее. Сииль не произносит ни слова, просто смотрит на мужское лицо, стараясь заглянуть в глаза, скрытые за изрядно отросшей темной челкой, и плевать, что делать это в миллиарды раз сложнее, чем она предполагала, проигрывая весь этот нелепый план в своей голове. Его тяжёлый черный взгляд не получается прочитать, ровно как и вынести на себе, отчего края девичьих глаз начинают неспешно увлажняться.       Не может расшифровать, не может понять, не может разгадать — и от этого в глазах так печь начинает, что хочется их выколоть своими же руками. Доктор Мун когда-то говорил, что слёзы только усугубляют раздражение, что ж — если это и карма за собственную глупость, то пусть, Сииль потерпит эту боль. И не только эту.       Все пути назад собственноручно отрезаны, ведь прямо сейчас она стоит перед ним, смотрит прямо в глаза — остаётся идти только вперёд, до самого конца. Который вот-вот наступит.       Сииль делает ещё один шаг, сокращая расстояние до невыносимо близкого, недопустимого, невозможно интимного — даже тогда в Инчоне, между ними двумя была вытянутая рука Тэхена, сейчас же, их лица разделяет от силы сантиметров пять. Девушка невольно замечает, как над чужой переносицей проявляется глубокая морщинка — видимо, он злится, быть может даже в гневе, но ещё секунда, и она попробует все исправить. Постарается исправить, постарается забрать его злобу себе, перекрыть, потушить, унять, заблокировать, что угодно — Сииль пока не знает как, но изо всех сил постарается.       Холодные трясущиеся пальчики самопроизвольно тянутся к лицу напротив, дотрагиваясь до чужой щеки слишком внезапно — как для молодого человека, так и для самой себя. От такого легкого касания, грудная клетка Сииль начинает неконтролируемо подниматься, будто девушка только что пробежала сорокакилометровый марафон, и чем дольше подушечки пальцев остаются на его коже, тем сильнее становится этот эффект. Ее кожа на прикосновение к его мгновенно отзывается, начинает вибрировать, разливая по внутренностям тягучий приторно-сладкий мед — да только Сииль тотчас же одолевает тошнотворный страх, что мед этот может оказаться отравленным.       Молодой человек практически не реагирует на подобный жест, продолжая стоять неподвижно. Лишь только морщинка на его лбу существенно углубляется, а секунду спустя Сииль и вовсе кажется, что его левый глаз едва заметно, но все же нервозно дергается, а в зоне челюстных мышц начинают играть желваки. Замечает, но не придаёт этому значения, обещая, что через секунду исполнит то, что задумала изначально. Вот только ещё чуть-чуть посмотрит на него внимательно, изучая каждую мелочь очень кропотливо, чтобы в момент, когда свет для неё наконец-то погаснет, получилось воспроизвести любимый мужской образ с максимальной точностью.       Сииль запоминает его, слишком беззастенчиво и подробно разглядывая — такое невообразимое и невозможное для неё действие. По крайней мере так было когда-то, до приговора, оглашённого доктором Муном.       Игнорируя напрочь своё тяжёлое и слишком шумное дыхание, Сииль поддаётся какому-то неведомому чувству, из-за которого кончики пальцев начинают двигаться по чужой щеке немного выше, даря своей хозяйке свежие, но пока ещё не ощущающиеся ожоги. Наверняка знает, что от таких запретных касаний они проявятся уже наутро, быть может, кожа на подушечках и вовсе покроется уродливыми волдырями или даже болезненными язвами, но это будет только завтра.       Сииль гладит пальчиками его кожу, отмечая про себя, что ей до неприличия нравится, как ее бледновато-розовая смотрится на его тёпло-карамельной. Задумывается всего на миллисекунду, и вот уже ее рука самопроизвольно поднимается выше, в неспешном и аккуратном жесте — таком новом, и снова, невозможном. Девушка дотрагивается до его челки слишком невесомо, осторожно убирая нависшие на глаза пряди. Чёртово томное освещение делает его волосы ещё чернее, и Сииль опять подмечает, как же этот мрачный цвет завораживает и вместе с тем вгоняет в необъяснимый долговременный паралич.       Надо быстрее выучить его.       Саму себя подгоняет, на интуитивном уровне чувствуя, что долго эта обоюдная тишина не продлится. Девушка на секунду убирает руку от мужского лица, тут же чувствуя, как от этого жеста становится необъяснимо одиноко и нестерпимо холодно. Глаза же, с удерживаемым в них потоком слез, вот-вот готовы разразиться плачем. Сииль прекрасно понимает, что у удерживания этих чувств есть свой временной лимит, который стремительно подходит к концу. Надо что-то делать.       Чтобы ты сделала, если бы тебе осталось жить один день?       Рассказала бы ему. О том, как болит. Девушка пытается собрать слюну и незамедлительно проглотить ее, чтобы тем самым увлажнить горло, но в ротовой полости все высохло, отчего вырывающиеся слова в буквальном смысле раздирают глотку:       — Сохрани меня, — слетает с языка, словно что-то, что тысячу лет было заперто за сотнями замков, будто самая сокровенная тайна наконец должна стать явной, ведь ее хранитель больше не в силах носить такую ношу, умирая от сдавливающей неподъёмной тяжести.       Почему Сииль произнесла именно эти два слова — сама себе ответить не может. Быть может, если бы могла спать и есть, то сформулировала бы всё то, что сидит внутри неё более точно и четко, но сейчас это ещё одна несбыточная мечта.       Вновь хочется увлажнить горло, нещадно пораненное такой искренностью, но скопить и проглотить слюну в очередной раз не выходит, отчего новые слова произносятся ещё больнее:       — Спаси меня от всего этого, — Сииль продолжает говорить, звуча будто бы на грани, тем самым вызывая на мужском лице первую эмоцию. И от того, что видит девушка, первая слезинка сама собой слетает вниз.       Раздражение. Вот что теперь отражается в глазах напротив. Сииль считывает это, пропуская удар собственного сердца, но, замешкавшись лишь на пару секунд, все равно продолжает «идти вперёд», напоминая себе, что все пути назад отрезаны.       Нужно больше нежности, — саму себя направляет.       — Закрой от такой реальности, защити, — Сииль прошибает новый виток храбрости, отчего девушка стремительно подается вперёд, прямо к Тэхену, крепко обнимая руками и прижимаясь к его груди всем своим изможденным тельцем.       Не могла и подумать, что такое возможно в реальности — она обнимает его. В фантазиях — только так, но в жизни — невозможно.       Кажется, что за последние месяцы Сииль выгорела почти полностью, только каркас из костей и кожи ещё остался, да и тот, скоро растает. Всему есть пределы, а девушка и так достаточно долго продержалась, сама себе аплодировать готова. Сейчас же, весь организм говорит «стоп», тело говорит «стоп», разум говорит «стоп», глаза — вот-вот скажут, но как представит, что ещё немного, и больше никогда его не увидит — сердце сдавливает до вскриков.       Сииль смыкает руки на мужской спине в хрупкий замочек, позволяющий прижаться ещё сильнее. Да только какого-либо ответного жеста никак не следует.       Пожалей меня, родной мой. Неужели не видишь, как мне плохо? Как рассыпаюсь… Во мне столько всего к тебе… Почувствуй это, пожалуйста, почувствуй…       Представляла всё иначе.       Врет. Она совсем не представляла себе этот момент — все происходящее уж слишком нереально, невозможно, запредельно. Подобного быть не может и прежняя Сииль никогда в жизни такое не вытворила бы. На какой-то крохотный миг, буквально на тысячную долю секунды, у девушки зарождается ещё одна мечта — слабая, тусклая и невзрачная — мечта о том, что, быть может, молодой человек сумеет почувствовать хотя бы тысячную долю тех чувств, что раздирают ее изнутри.       Прижимается чуть сильнее, стараясь передать эту самую «тысячную долю» через такой жалкий и неуверенный жест. Пять секунд. Десять. Пятнадцать. Двадцать. Девушка так и стоит, продолжая нежно касаться молодого человека без даже малейшего проявления чего-то похожего с его стороны.       В ответ — абсолютное ничего. Кажется, что он вообще не дышит, а сердце его не стучит. Будто вместо молодого мужчины из плоти, крови и костей, Сииль обнимает мраморную статую — такую твёрдую, холодную и неживую.       Девушка нехотя отстраняется, боязливо заглядывая в чужое лицо.       Нет, это правда он. Самый настоящий. Тэхен.       Смотрит в его темные глаза — самые пустые и одновременное самые красивые на свете. Пару секунд прямого зрительного контакта — запретного, интимного, долгожданного — и внутри девичьего организма будто весь пазл собирается. Именно так девушка описала бы новую волну нахлынувших чувств, накрывающих своим потоком чересчур безжалостно.       С ним весь пазл собирается — и сейчас Сон Сииль, та девочка, у которой всю жизнь была голова на плечах, не в силах подобрать иного определения. Просто глядя в его темно-карие, нет, даже чёрные, чернее самой глубокой ночи глаза, нехотя понимает, что дышать начинает. Пусть это дыхание отрывистое, с кровью, тяжело дающееся, раздирающее лёгкие на куски своей неравномерностью — так должно быть, ведь Сон Сииль для Ким Тэхена. И эта истина прямо сейчас является настолько нерушимой, настолько не подлежащей сомнениям, что девушке самой становится жутко.       Прямой зрительный контакт не остаётся безнаказанным — для Сон Сииль, конечно же, и блондинка незамедлительно ловит на мужском лице вторую проскальзывающую эмоцию.       Неприязнь, идущая рука об руку с тщательно подавляемой злостью. Эти искренние и предательски открытые действия со стороны Сииль смогли вызвать у Тэхена лишь это?..       Девушка пропускает еще один удар сердца, стряхивающий с края левого глаза несколько новообразовавшихся слезинок.       От Тэхена у Сииль неимоверно болит, и боль эту нужно тотчас же усилить унять. Девушка первой прерывает непозволительно долгий зрительный контакт, неуверенно опуская свои глаза. Всего лишь один глубокий вдох-выдох, чтобы дать лёгким набраться новых сил, и секунда для всего остального организма, чтобы собраться для последнего действия. Последнего — самого желаемого и самого пугающего одновременно.       Сииль закрывает глаза, чтобы самой себе сказать: «Будь, что будет…», а когда спустя мгновение открывает их, тело снова подаётся вперёд, прямо к нему, стараясь возвратить девушку в прежнее положение. Вот только с одним существенным изменением.       Чтобы ты сделала, если бы тебе осталось жить один день?       Поцеловала бы его. Сииль слишком внезапно касается мужских губ своими, в секунду ощущая, как в собственном сердце начинает зиять дыра от свежего, только что полученного ранения. Быть может, что-то подобное чувствует человек, получивший пулю прямо в жизненно важный орган, оставаясь при этом ещё живым, ведь быстрая смерть — подарок для везунчиков, к коим Сон Сииль никогда себя не относила. Ноет и тянет глубоко в груди, да так, что кажется, будто стреляли не из пистолета, а из дробовика с какими-то особыми бронебойными пулями. Это даже не поцелуй ещё, а простое прикосновение губ — но ошмётки от развороченного сердца уже можно начинать соскребать со стены целой бригадой «мастеров чистоты».       Сииль не знает как надо, совершенно неопытна, а в его присутствии и вовсе теряет всякую способность делать что-либо адекватно — только отчего-то губы сами начинают двигаться.       Сначала, Девушка касается нижней губы Тэхена своими, аккуратно сминая и вместе с тем очень нежно посасывая, потом проделывает что-то похожее уже с верхней. Не спешит, впервые за сегодняшний день никуда не спешит, принимая одну простую истину: будь, что будет.       Девушка тотчас же отмечает про себя, что этот «недопоцелуй» выходит слишком робким, даже каким-то по-обидному детским, наивно неумелым, а самое главное — некомфортно сухим.       В памяти непроизвольно проявляются воспоминания и чувства от её самого первого поцелуя. С ним же. Тогда целовал Тэхен, и это было абсолютно по-другому, настолько кардинально иначе, что, быть может, в мире ещё не существует подходящих слов для объяснения всего того, что он вытворял с ее губами, языком, всем ртом в целом. Тогда Тэхен касался Сииль насильно, словно заставляя ее губы принимать его. Целовал слишком откровенно, с самого начала не давая времени на «привыкнуть» и «что-либо понять». Именно тогда было мокро, до неприличия влажно, ведь обилие слюны — его и ее, насильно смешавшихся друг с другом — позволяло мужскому языку проскальзывать в девичий рот с небывалой лёгкостью, отчего создавалось ощущение, что «только так и должно быть». Его губы должны касаться ее губ, его язык должен облизывать ее язык, его рот должен целовать ее рот — вот, что внушал насильный поцелуй Тэхена тогда. Сейчас же, они с Сииль будто поменялись местами, ирония лишь в том, что её так называемый «недопоцелуй» не несёт в себе ничего, кроме собственного желания провалиться сквозь пол.       Девушка чувствует, как злость на саму себя из-за такой очевидной ущербности пропитывает организм. Его поцелуй подарил ей столько новых удивительных и одновременно пугающих своими противоречиями чувств, а что она отдаёт ему прямо сейчас?       Неуклюжесть, неумелость, неопытность — вот, что несут с собой губы Сон Сииль.       Не хочет так.       Хочет, чтобы его сердце тоже заболело, точно также, как и её, ну или хотя бы на пресловутую «тысячную долю» меньше. Девушка сжимает свои кулачки, что хрупким замочком спрятались за чужой широкой спиной, взывая к отголоскам «былой себя». Той, которая умела собираться в сложный момент, той, которая открывала в себе второе дыхание всякий раз, когда шансы на положительный исход доходили до нуля, той, которая все это время существовала в собственных фантазиях и мечтах, и той, которой реальная Сииль никогда не являлась.       Но если хочется жить в мечте, не нужно ли попытаться стать той самой девушкой из собственной мечты?       Сииль закрывает глаза и слегка прикусывает свой язык, тем самым искусственно вызывая небольшой приток слюны, от которой немного увлажняется полость ее рта. Сииль не мешкает, в ту же секунду стараясь проскользнуть мокрым языком прямо в мужской рот. Поражается и даже сначала не верит, что это получается столь беспрепятственно. Мгновенно ощущает язык Тэхена — более влажный, горячий, смешанный с его обжигающим глубоким дыханием. Какие-то неведомые инстинкты, не спрашивая у девушки никакого разрешения, как искусные кукловоды, управляющие телом вместо неё, заставляют произвести несколько медленных движений языком внутри чужого рта — и всё, что остаётся Сииль, лишь покорно выполнять приказ.       Пара аккуратных и вместе с тем нежных действий, и у девушки ноги начинают дрожать, причём так ощутимо, что кажется, не облокотись она о чужую твёрдую грудь, наверняка рухнула бы вниз. Всего лишь пара движений языком, и ее слюна мгновенно смешивается с его, образуя совершенно новую, особую, соединяющую их друг с другом хотя бы в таком виде. Сииль, абсолютно неожиданно для самой себя, ловит крохотную волну уверенности, ведь сейчас кажется, что она сделала хоть что-то не так уж неумело и отвратительно, как полминуты назад.       Знает наверняка, что может лучше, гораздо лучше — и эта навязчивая мысль мобилизует организм, заставляя требовать от себя большего. Сииль знает, что может лучше — и Тэхен тоже должен об этом узнать.       Девушка совершает ещё несколько круговых движений языком, сталкиваясь с неподвижным мужским — не понимает, должно быть так или нет, но уверенна, что потом Тэхен ей объяснит, а еще лучше пусть сам научит, показывая все опытным путём. Должен научить, ведь после всего происходящего, только он один в ответе за неё, за ее губы и за то, что теперь Сииль и представить себе не может, как будет жить секунды, минуты, часы и дни без поцелуев с ним.       Сердце тарабанит по грудной клетке, провоцируя девушку на новое действие. Сииль решает убрать язык, ведь чувствует, что губы Тэхена почти такие же сухие, как и её, а это нужно немедленно исправить. Отстраняется от его рта довольно внезапно, при этом совсем недалеко, буквально на полсантиметра, чтобы облизнуть губы и также внезапно вернуть их обратно с новым поцелуем. Сииль намеренно мажет своим теперь уже разгоряченным языком прямо по мужским губам — сначала по нижней, затем по верхней, и то, как они увлажняются из-за её действий, заставляет ныть и тянуть вниз не только девичье сердце, но и все слабое тело со всеми его стремительно выходящими из строя составляющими.       Сииль наглеет, слишком несвойственно для себя. Игнорируя напрочь трясущиеся ноги, приподнимается на носочках так, чтобы несмотря на их с Тэхеном разницу в росте, смогла бы углубить поцелуй. И пусть ее действия все так же неопытны и наивны, она всем сердцем чувствует случайно нащупанный путь, по которому хочется идти прямо к чужому сердцу, его сердцу. Всю ее нежность не унять — Сииль и не предполагала, что так может. Это медовое чувство переливается за края организма, как бы сообщая, что мёда этого слишком много для неё одной, нужно непременно поделиться с ещё одним человеком.       Сииль не замечает, как правая рука наощупь находит мужское запястье. Касается, тут же вспоминая, как не так уж давно застала Тэхена и Индже в коридоре — тогда брюнетка тоже дотрагивалась до парня подобным образом, держась за его руку, что традиционно покоилась в кармане брюк, ровно также как и Сииль сейчас.       Сииль не хочет также.       Девушка, не прерывая поцелуй, все также наощупь просовывает руку вглубь кармана, так, чтобы ее ладонь соприкоснулась с его — к собственному удивлению, это снова удаётся, снова у Сииль что-то получается. Быть может, причиной тому является полная неподвижность со стороны молодого человека? Пускай, сейчас это то, что помогает девушке. Она проскальзывает своими пальцами между его, отмечая тот факт, что несмотря на ледяную ауру, что Тэхен излучает, его руки, ровно как и язык, губы, рот — очень горячие.       Сииль переплетает его пальцы со своими и одним быстрым движением вытаскивает из кармана. Вторую руку, покоящуюся за мужской спиной где-то в зоне талии, медленным скользящим движением переносит сначала на его твердую грудь, тем самым несильно опираясь, затем и вовсе, поднимает выше, стараясь дотронуться до его лица так, как это получилось в самом начале их встречи.       Девушка определённо начинает входить во вкус, ведь вся эта безнаказанность за ее чересчур активные действия по-настоящему кружит голову. Ровно до того момента, пока ее левую руку, неспешно поднимающуюся к чужой щеке, прямо в воздухе не перехватывает твёрдая мужская.       Тэхен наконец реагирует, впиваясь пальцами своей правой руки прямо в кисть девушки, одновременно с этим вырывая другую руку из их совместного «сплетенного» замочка. Такое внезапное действие вынуждает Сииль открыть глаза — открыть, но не поднять выше. Девичий взор так и замирает на мужских ключицах, трусливо прячась от чужих прожигающих глаз.       Сииль не хочет так. Не хочет и не верит, что ее все-таки останавливают. Как безжалостный взрослый останавливает ребёнка с последней стадией диабета, дорвавшегося до невообразимого количества самых вкусных в мире сладостей. Девушка снова закрывает глаза и предпринимает ещё одну попытку прикоснуться к влажным губам напротив, в очередной раз приподнимаясь на носочках, даже несмотря на то, что ее довольно крепко и болезненно удерживают за кисть. Хочет приблизиться, но вмиг ощущает, что теперь уже обе мужские руки впиваются в ее руки чуть выше локтя, резко встряхивая девушку до хруста в суставах.       — Что ты здесь делаешь? — тембр его голоса рассекает воздух своим льдом и холодом.       — Целую тебя, — такой глупый по-наивному очевидный и в тоже время искренний ответ, что Сииль от самой себя в шоке. От такой «самой себя» — прямолинейной и искренней, а следовательно, непозволительно слабой. До девушки не сразу доходит, что она не совсем верно интерпретирует вопрос. Сииль все же решает поднять глаза вверх, неминуемо сталкиваясь с новой эмоцией на лице молодого человека, к собственному ужасу понимая, что ее сердце больше не пропустит ударов, оно может и вовсе остановиться.       Ненависть. Концентрированная, чистая, неприкрытая ненависть. Вот, что отчётливо проявляется на чужом лице — и от увиденного по девичьим щекам мгновенно спускается поток слез, что так старательно удерживался последние минуты.       — Отвечай мне! — Сииль пугается столь резкого изменения громкости, ведь впервые слышит, как Тэхен повышает голос, и не на кого-нибудь, а на неё.       Молодой человек повторно встряхивает девушку, довольно сильно и при этом небрежно, отчего некоторые капельки слез с ее лица попадают прямо на его кожу, тем самым будто в разы усиливая все те негативные эмоции, что Сииль успела заметить в Тэхене за последние минуты.       Жмурится. Пугается. Закрывает глаза, чтобы не видеть. С ужасом понимает, что голову пронзает одна навязчивая мысль — не видеть больше никогда. Ведь если тот, от которого сердце так неимоверно болит и ноет, смотрит в ответ взглядом, в котором нет ничего, кроме раздражения, презрения, злобы и ненависти, хочется выключить свет для самой себя совершенно добровольно. Девушка снова открывает глаза, чтобы удостовериться, не является миражом этот его новый испепеляющий взгляд.       Нет. Не мираж. Раз так — Сииль должна принять поражение, ведь уже слишком поздно начинать осознавать, что все ее предыдущие действия ни что иное, как попытка воплотить свои наивные и глупые мечты в реальность.       Голову тут же прорезает воспоминание о том, что Доктор Мун много раз повторял одну и ту же фразу, что-то вроде: «Ещё один сильный стресс и… » — никогда не заканчивал предложение, понимая, что и Сииль, и он сам прекрасно знают его концовку.       «… И глаза этого не переживут».       Почему же тогда прямо сейчас, когда она испытывает один из сильнейших стрессов в своей жизни, зрение даже и не думает пропадать. Даже наоборот, левый глаз необычайно точно и четко фокусируется на мелочах в лице молодого человека, что всю последнюю минуту мёртвой хваткой удерживает девушку. Сииль действительно кое-что изменила в Тэхене, так сказать «исправила» — от былой пустоты в его глазах не осталось и следа. Она развеялась свежей концентрированной злостью и ненавистью, что теперь отчётливо проявляются в мужском взгляде.       Сейчас кажется, что весь мир настроился против неё. Отчаяние, обида, боль в сердце, смешанные с тотальным недосыпом и недоеданием привели к тому, что сил на то, чтобы выдерживать прессинг чужого взгляда совсем не остаётся. Слёзы начинают вытекать слишком стремительным и плотным потоком, что действует на Тэхена, словно красная тряпка на быка.       — Прекрати, — встряхивает за плечи ещё раз, — это на меня не действует, — отрезает холодно, но с небольшой издевкой.       Сииль должна принять поражение. Должна смириться с тем, что совершила трагичную оплошность. Должна принять последствия своей глупости. Должна… Да только с языка срывается то, что разум хочет запереть за тысячью замков, а все естество наоборот хочет прокричать мужчине напротив.       — Я… — Неуверенно и тихо, с слишком заметной дрожью в голосе.       Одна гласная буква и мужской взгляд заливается злобой какого-то нового невиданного оттенка. Тэхен мгновенно перебрасывает свою правую руку с девичьего плеча на тонкую шею, сдавливая длинными пальцами так, чтобы Сииль наконец начала реагировать на его слова.       — Я… — нервно сглатывает остатки слюны, самой себе не веря, что все же делает это. — Я, — чувствует, что начинает задыхаться, — я т-т-тебя…       Стук в дверь — ровно два коротких удара, после которых, не дожидаясь какого-либо разрешения, в комнату заходит человек.       — Люблю… — Так и остаётся несказанным.

***

      Высокий и очень худощавый мужчина с чрезмерно острыми чертами лица переступает порог, закрывая за собой дверь.       Кажется, что на его появление реагирует только Сииль, вздрагивающая от столь внезапного появления кого-то постороннего. Девушка старается повернуть голову в сторону двери — Тэхен же, будто под гипнозом, продолжает стоять в своей неизменной позе, все еще удерживая ее за горло.       — Кхм-Кхм, — мужчина показательно прочищает горло, пытаясь привлечь к себе чужое внимание. — Приношу свои извинения, но…       — Дверку закрой… — Тэхен тут же прерывает гостя, холодно выцеживая буквы из своего рта. Его реакция на новый раздражитель минимальна, ведь молодой человек все также продолжает впиваться глазами в испуганную Сон Сииль. — … С той стороны.       — Молодой Господин, при всем уважении, но я пришёл не к вам, — мужчина звучит чрезмерно доброжелательно, совершенно не стараясь прятать фальшь в собственной интонации. — Меня прислали за Госпожой… Сииль, — немного мешкает от того, что приходится обращаться к девушке не по фамилии, а по имени, тем самым нарушая элементарные нормы этикета. — Снова прошу прощения за фамильярность, но Господин Мацумото-младший назвал мне лишь ваше имя.       Сииль мгновенно напрягается от одного только факта, что кто-то в этом месте знает ее имя. Замечает, что Тэхен тоже реагирует на реплику, существенно ослабляя нажим руки на девичью шею.       — Господин Мацумото-младший настоятельно просит вас присоединиться к остальным девушкам, — последние несколько слов многозначительно выделяет, тем самым намекая на определённый подтекст всего сказанного. — Он заранее соглашается на любые условия с вашей стороны, — мужчина заканчивает предложение небольшим кивком головы, выражающим некое почтение девушке, — практически на любые.       Сииль не понимает. Ничего не понимает, поражаясь тому, как стремительно с каждой новой минутой своей жизни яма этого тотального непонимания углубляется.       Но даже при таком раскладе, Сииль улавливает ту самую двусмысленность, что мужчина закладывает в свои слова, особенно в словосочетание «присоединиться к остальным девушкам». Словосочетание от которого кровь в жилах стынет. Почему именно она? Зачем именно она? Каким образом? Откуда? Кто? Бессвязные вопросы пронизывают голову, отказываясь собирать пазл из того жалкого количества фактов, что у неё есть.       Закрытый отдаленный особняк, посты охраны, вход только через боковую дверь, серебряный браслет для пропуска, «имя господина», около дюжины серьёзных человек, очевидно обсуждающих что-то важное, она, бесцеремонно врывающаяся к этим людям прямо в разгар обсуждения. Последнее, что появляется перед глазами, так это довольное лицо Ли Индже.       О, Господи.       Сииль слышала о подобном, слышала о том, что богатые люди любят отмечать какие-либо успешно заключённые сделки особым «времяпрепровождением», но мозг все равно отказывается верить, что прямо сейчас ее приглашают присоединиться к чему-то подобному. К горлу в одно мгновение начинает подступать рвота.       — Я и не думал, — голос Тэхена снова заставляет вырваться из собственных мыслей, — что твой Господин предпочитает бэушный* товар, — роняет небрежный смешок, наконец-то одаривая гостя своим ничего не выражающим взглядом. — Не боишься, что он разозлиться на тебя и, например, отрежет что-нибудь.       — За что ему на меня злиться? — Мужчина звучит абсолютно непринуждённо, показывая своим тоном абсолютную незаинтересованность в ведении какого-либо диалога.       — За то, что приведёшь не девственницу. — Тэхен заключает буднично, дежурно, как бы между прочим, каждым словом отрезая от Сииль части тела.       — Господин Мацумото… — Мужчина начинает отвечать, но Тэхен его традиционно перебивает.       — … Младший, я полагаю, — язвительно.       — Младший, — японец натягивает фальшивую улыбку, — гораздо более лоялен, нежели его старший брат.       Сииль не верит своим ушам. Всё вышесказанное — не из ее мира. Даже несмотря на то, что ее вселенная уже давно купается в самой отменной грязи, девушка и представить не могла, что грязь грязи рознь. Весь этот диалог — такой циничный и хладнокровный, ведущийся о ней в ее же присутствии, но с полным игнорированием её как таковой.       — Моя задача лишь передать сообщение и привести Госпожу… Сииль к Господину. Или вы против?       Девушка и не замечает, как после этого вопроса впивается своими глазами в лицо Тэхена, ожидая его ответа с замиранием сердца.       Ты же против? Скажи это. Прогони его. Пусть уйдёт. Не позволяй ему предлагать мне такое. Обними. Защити. Закрой. Не отдавай никому.       Секунда. Две. Три-четыре. Пять. Ответа от Тэхена так и не следует — и горькая тягостная обида от такой тишины в мгновение рождает в голове девушки ещё одну, более извращённую и больную идею.       Тэхёна не берет ее искренность, не берет нежность, не берут ее объятия, ее прикосновения, не берут поцелуи, не берут те самые недосказанные слова. Быть может, осознание неизбежного его возьмёт.       — Я пойду, — Сииль пронзает чужие карие глаза своими, чувствуя как слёзы формируются необычайно быстро. — К Господину Мацумото, — голос подрагивает на чужой фамилии, пытаясь проглотить слюну, так не желающую увлажнять высохшее горло.       — Замечательно, — японец реагирует незамедлительно, продолжая всё так же фальшиво радостно улыбаться. — В таком случае нам стоит поторопиться.       Девушка ещё несколько секунд всматривается в глаза Тэхена, замечая как ловко он переключил свой взгляд с злобного и ненавистного на традиционно отстранённый и флегматичный.       Неужели отпустишь меня? Неужели так просто отдашь?       Сииль понимает, что снова трагично и бесповоротно ошиблась, ведь ответ на все заданные вопросы — «да».       Слёзы брызгают из глаз новым потоком, и девушка, стараясь как можно скорее прекратить все происходящее, делает резкий шаг по направлению к выходу, но чужая рука вмиг впивается в ее локоть, болезненно сильно разворачивая к себе лицом.       — Пошла вон, маленькая лживая шлюшка, — Тэхен выбрызгивает на Сииль весь скопившийся за последние минуты яд, одаривая напоследок таким взглядом, от которого хочется перестать жить.       Брюнет небрежно отпускает девушку, и Сииль, пользуясь подаренной «свободой», молниеносно выбегает из комнаты. Мужчина в строгом костюме без промедления выходит следом.

***

      Обида — такая жгучая, тягостная, всеобъемлющая, распиливает своим предательски тупым ножом все внутренние органы. И Сииль не в состоянии различить, от чего болит мощнее — от безразличия самых любимых карих глаз или от собственной ничтожности. Опустилась до того, чтобы провоцировать чужую реакцию путём такого грязного и максимально дискредитирующего саму себя обмана. «Я пойду». Никогда в жизни на подобное не согласиться. Лучше умереть. Да вот только Тэхен поверил — поверил, что она действительно на такое способна. Поверил и отпустил, подтверждая своё тотальное безразличие и абсолютную нелюбовь.       Ступенька пролетает за ступенькой, сменяя этажи один за другим довольно быстро. Девушка оборачивается, с облегчением понимая, что тот мужчина отстал, а следовательно никаких унизительных идиотских объяснений из разряда «простите, вы меня неправильно поняли» или «я — пошутила» не потребуется. Да и Сииль особо не планировала объясняться, в данный момент ее мало волнует, расстроиться ли этот мерзейший японец или нет.       «Господин Мацумото настоятельно просит вас присоединиться к его компании».       Пусть захлебнётся в своих настоятельных просьбах.       Девушка минует уже знакомый коварный поворот с укорочёнными перилами, сворачивает на очередной лестничный пролёт, наконец-то выводящий ее на первый этаж.       Сииль ускоряется, понимая, что буквально через минуту сможет покинуть дворец, но не проходит и секунды, как девушку перехватывают чьи-то руки, слишком болезненно впиваясь в зону талии, будто бы переламывая пополам. Крупный коренастый человек ростом под два метра просто блокирует ее тело, игнорируя любые попытки девушки выбраться. Мужчина заводит руки Сииль за спину, а сам становится сзади, послушно ожидая, когда другой человек, показавшийся вверху лестничного пролёта наконец-то спуститься.       — Аккуратнее, — тот самый японец, что все это время следовал за Сииль неторопливо подходит, останавливаясь в нескольких метрах. — Никаких синяков на ее теле не должно быть. По крайней мере от охраны, — натянуто улыбается, одаривая девушку изучающим взглядом.       — Доставить в основной зал для торжеств? К остальным девушкам? — Раздаётся у Сииль за ухом.        — Нет, — незамедлительно в ответ, — Господин Мацумото дал особое распоряжение, — делает многозначительную паузу, — в подвал ее.

***

      Холодно. В этом помещении действительно холодно. Холод выходит прямо из стен, отталкивается о потолок, упирается в пол и попадает прямо на кожу Сон Сииль, что от испуга будто оттенок сменила, с бледно-розоватого на грязно-зелёный, землистый, тот, который бывает у мертвецов.       Организм работает на последнем издыхании, отчего всё происходящее будто протекает через иллюзорный сюрреалистичный туман. Голова безостановочно кружится, в висках пульсирует собственное сердце, которое в секунду покинуло прежнее местоположение в безнадежной попытке спрятаться.       Девушка сидит на каком-то чёрном спортивном мате, соприкасающимся с одной из серых обшарпанных стен. На потолке горит маленькая голая лампочка, висящая прямо над Сииль. Ее свет падает лишь на мат и близлежащее пространство в радиусе пары метров, тем самым оставляя существенную часть комнаты в темноте. Это место даже комнатой назвать язык не повернётся — самый настоящий старый затхлый подвал, даже запах сырости соответствующий.       Девичье ухо захватывает чужие мужские голоса, которые едва прослушиваются сквозь эту иллюзорную туманную пелену — будто Сииль сейчас под водой, но к ней обращаются откуда-то снаружи. Так бы и остаться под этой водой, никогда в жизни не выныривая.       Девушка рефлекторно сворачивается в позу эмбриона, подтягивая ноги к своей груди, прижимает их обеими руками максимально близко, стараясь изо всех сил вжаться в ледяную стену позади себя. Зажмуривает глаза, которые поразительно точно хватаются за каждую мелочь в этом ужасающем месте. Сииль пытается контролировать дыхание — делает глубокий вдох, затем медленный выдох, но голова как разрывалась от представления самых различных исходов этой ночи, так и продолжает разрываться. Это невыносимое состояние продолжается вплоть до момента, пока чья-то тяжёлая рука не касается худенького дрожащего плеча Сииль, заставляя девушку необычайно резко дернуться. На этот раз ей не требуется ни секунды, чтобы сердце снова поменяло местоположение, кубарем сваливаясь в самые пятки, оставляя после своего падения шлейф самых болезненных спазмов, что девушка когда-либо ощущала в жизни. В этих спазмах живет страх, стремительно превращающийся в ужас, ведь прямо сейчас на ее плече лежат жирные сальные пальцы того самого «Постоянного покупателя».       — Ну-ну, тише девочка, — мужчина якобы заботливо поглаживает, вынуждая Сииль от подобной мерзости мгновенно стряхнуть с себя его руку, — а где же твоя дежурная фальшивая улыбка? Нет настроения?       Японец с упоением заглядывается на девичье лицо, про себя отмечая, как очаровательно бегают ее глазки из стороны в сторону — застал в расплох, обездвижил, заставил поперхнуться от отсутствия традиционных колких словечек, рождающихся в ее маленьком рту как будто специально для него одного. Тех самых, которыми она позволяла себе общаться, будучи по ту сторону прилавка кондитерской. Обязательным раздражающим элементом являлось то, что в конце каждого короткого диалога у кассы, на лице девушки появлялась рядовая доброжелательная улыбка и пожелание «Хорошего дня», такое же, какое полагалось каждому посетителю магазина. Вот только мужчина слишком рано заметил разницу — в улыбке, подаренной ему, девичьи глаза никогда не улыбались.       — Что? Теперь не хочется ёрничать и дерзить мне? — Начинает неконтролируемо хихикать, пока девочка с нескрываемым шоком переносит взгляд на других мужчин, неспешно выходящих на свет из глубины комнаты. Старых, жирных, коренастых, воняющих многообразием самых отвратительных парфюмов, что в данный момент смешались в один отвратительный зловонный запах.       — Я бы трахнул тебя ещё тогда за прилавком, если бы не твой слабый желудок, — тянет свою мерзкую потную ладонь прямо к ее лицу, на что девушка ни секунды не мешкая реагирует. Сииль отбивает мужскую руку своей, понимая, что от такой неумелой защиты ей приходится в разы больнее, чем тому, кто получил удар. — А сейчас ты сама пришла ко мне… — Облизывает языком губы и тут же сглатывает слюну, — вот только настроение у меня не как тогда. Я сегодня какой-то взвинченный, что ли, — буквально хохочет от, по его мнению, столь удачной и эффектной фразы, оборачиваясь на людей позади себя в ожидании их одобряющей реакции.       Девушка смотрит в лицо напротив, не в силах скрыть омерзение от всего, что есть в этом человеке. Чересчур крупные черты лица, слишком большой и широкий нос, глубоко посаженные маленькие глаза, круглые полноватые щёки с сильнейшим сальным блеском на них и чрезмерно пухлые губы, вызывающие диспропорцию в сравнении с верхней частью лица. На голове проступает существенная седина, от висков переходящая в абсолютную лысину. Шеи у японца не видно вовсе, так как несколько кожных складок собираются у самого ворота рубашки так, что создаётся иллюзия, будто после головы сразу же начинается туловище. Сииль не тот человек, кто будет мерить людей по внешности — быть может, в любой другой ситуации этот мужчина показался бы ей абсолютно обычным среднестатистическим аджосси, но… Нет, самой себе признаётся, что облик «Постоянного покупателя» действительно обладает особой омерзительной аурой, поразительно точно соответсвующей той гнили, что у него внутри.       — Я буду фантазировать, что это судьба сама свела нас здесь сегодня, — мужчина продолжает улыбаться самой гадкой и уродливой улыбкой на свете, отчего у Сииль все органы наружу выворачиваются. — Не бойся, моя милая девочка, — начинает снимать с себя пиджак, кивая охранникам в знаке «оставьте нас». — Трахать тебя буду только я, — бросает предмет одежды на пол, расстегивая теперь уже свою белую, но уже с проявившимися потными разводами, рубашку. — Мои друзья просто посмотрят, ну и… — чувствуя какой ужас его слова рождают в хрупком теле напротив, намеренно растягивает концовку предложения, — … Просто кончат на тебя в самом конце.       Грохот, разрывающий барабанные перепонки в пух и прах, оставляет после себя запредельно громкий звон в ушах. И этот звук вот-вот раздробит голову Сииль до кровяной отбивной.       — Слепни, — одно единственное искреннее желание прорастает внутри девушки поразительно быстро, практически сразу после того, как чужую словесную грязь удалось переварить. — Умоляю, слепни, — саму себя заклинает, хватаясь за врожденную болезнь, как за спасительную соломинку, позвóлящую хотя бы не увидеть то, что вот-вот перерастёт в настоящую трагедию.       «Ещё один сильный стресс… И глаза этого не переживут»       Враньё, Доктор Мун. Очевидное враньё. Сииль буквально умирает от ужаса, но левый глаз даже не думает мутнеть, наоборот, смотрит на происходящее вокруг с небывалой четкостью, точностью, яркостью, фокусируясь слишком уж долго на бетонной стене напротив, из которой торчит кривоватый железный штырь с нехарактерным острым основанием.       Мысль, рождающаяся в голове девушки в это же мгновенье, как будто после укола анестезии с двойной дозировкой начинает растекаться по организму. Удивительно, ведь от неё становится спокойнее.       Если набежать на этот штырь достаточно резко — все происходящее можно прекратить. Раз и навсегда.       Хладнокровно, расчётливо, без всякого сожаления к себе, Сииль улыбается, ведь такой выход из кошмара сейчас кажется мнимой надеждой — надеждой, что все происходящее получится закончить.       Всматривается в стену внимательнее, понимая что воспалённое сознание не в силах подсказать, когда лучше сорваться на бег, а в нынешнем положении Сииль выбор подходящего момента непомерно важен.       Буквально через несколько секунд, «Постоянный покупатель» снова поворачивается к своей «свите», отпуская очередную похабную реплику в сторону Сииль, и девушка, с замиранием сердца, самой себе произносит: «Сейчас».       Подаётся вперёд, собирая в себе все имеющиеся силы, но спасительный элемент на стене в ту же секунду скрывается за широкой спиной одного из немногочисленных охранников, которым все же было позволено остаться внутри. Сииль поверить не может, что кто-то смог прочитать этот ее замысел настолько быстро, тем самым отнимая единственную надежду на «спасение».       «Покупатель» мгновенно реагирует на девичье движение, возвращая все своё внимание к Сииль. Буквально пару секунд пожирает девушку своими изголодавшимися глазами, после чего совершенно внезапно наваливается сверху, придавливая своим внушительным весом к мату. Мужчина уже успел раздеться, оставив на себе лишь расстегнутые полуспущенные брюки, и от одного лишь факта прикосновения его кожи к Сииль, пускай даже через преграду ее одежды, девушку тут же начинает тошнить.       Рвота подступает к горлу очень быстро, вырываясь наружу сильным неконтролируемым потоком. Японец вмиг отстраняется, рефлекторно отталкивая девушку от себя, так, чтобы жидкая масса, стремительно вытекающая из ее рта, попала на пол, но никак не на него. Сииль успевает отвернуться, но все-таки пачкает собственную блузку в небольшом количестве рвоты. Стоит «Покупателю» отдалиться, как приступ тошноты чуть-чуть спадает. Девушка, пользуясь своей кратковременной свободой, снова вжимается в стену, исподлобья наблюдая за японцем. Надеется, что из-за всего только что произошедшего не увидит в его глазах былого возбуждения. Надеялась.       Смахнув со своей жирной руки пару капелек, все-таки попавших на него, мужчина тут же одаривает Сииль раздражительным взглядом, и, спустя мгновение, снова подрывается к ней, на этот раз стараясь не прижиматься всем телом. «Постоянный покупатель» как одержимый начинает разрывать на девушке одежду, отчего и без того гулкое помещение подвала заполняют звуки трескающейся ткани. От такого звериного нетерпения, женские блузка и брюки отлетают в стороны буквально за считаные секунды.       Сииль отбивается изо всех оставшихся сил, ей даже удаётся ударить мужчину ногой в живот, в тот самый момент, когда его пальцы всё-таки срывают с груди лифчик. По мере того, как ткань перестаёт закрывать девушку, японец наклоняется ближе, стремительно сокращая сантиметры расстояния.       Наконец, чужие пальцы впиваются в девичью руку в зоне локтя, и теперь уже не через ткань, а впервые напрямую. Он касается, а Сииль чувствует, как ее рука от этого разлагаться начинает. Мужчина прекрасно видит, как девушке плохо от него, отчего только дьявольски улыбается. Правая рука тянется к ее горлу, наконец-то дотрагиваясь до бледноватой кожи там, где японец очень давно хотел. А ещё хотел ниже, существенно ниже. Продолжая удерживать Сииль за шею, «Покупатель» тянется к одной единственной вещи, оставшейся на ней, встречая ожидаемое сопротивление. Рука смыкается чуть крепче, и девушке не остаётся ничего, кроме как вцепиться ногтями в мужскую кисть, чем «Постоянный покупатель» искусно пользуется.       Мгновение, и Сииль полностью обнажена — понимает это только в момент, когда люди позади начинают аплодировать и выкрикивать что-то с особым не бывалым ранее энтузиазмом.       Это всё.       Девушка зажмуривается, ведь глаза случайно сталкиваются с звериными чужими, такими похотливыми и грязными, непозволительно долго задерживающимися на ее губах. Сииль понимает, что последует далее, отчего старается закрыть глаза как можно плотнее, словно маленький ребёнок, который наверняка знает — если ты не видишь зло, то и оно не увидит тебя.       Замирает, ожидая когда его мерзкий вонючий рот дотронется до неё — и после его прикосновения только язык собственный вырвать останется, а губы прижечь огромной раскалённой кочергой. Сииль не сдаётся, рождая в голове очередную больную идею — прокусить кожу чужих губ до мяса, сразу же, как только почувствует приближающееся дыхание на своём лице.       Секунды идут, но Сииль его не чувствует. Девушка продолжает сидеть с закрытыми глазами, всё в той же позе эмбриона, стараясь максимально прикрыть обнаженное тело своими руками.       Стоп, в какой момент ее руки перестали оттягивать чужую удавку на собственной шее? В какой момент эта удавка и вовсе исчезла?       Сдавленный возглас «Покупателя», почему-то донёсшийся с некоторого расстояния от Сииль, заставляет девичье сердце пропустить удар, а уши незамедлительно прислушаться. Разве что смелости на то, чтобы открыть глаза так и не появляется.       — Выблядок, я с тебя кожу сдеру! Ты хоть представляешь, кто я?! — Японец срывается на крик, в одно мгновение тонущий в его собственном болезненном стоне.       — Да, поросёночек, полежи пока…       Тёплый низкий бархат со своими классическими нотками самого едкого в мире яда раздаётся в невозможной и такой неожиданной близости к Сииль — и глаза сами открываются, как по мановению волшебной палочки.       Тэхен сидит прямо перед ней, на коленях, рассматривая девичье тело чересчур внимательно.       — Тварь! Тварь! Я вырву твой ёбаный язык! А потом тебя… Тебя… Блять… Расчленю тебя! — Японец лежит на полу, в нескольких метрах от девушки, скрючившись пополам от пронзительной боли. Девушка даже замечает ярко-красную жидкость, очень активно вытекающую из его жирной волосатой руки.       — Обязательно, — флегматично и по-дежурному лениво произносится рядом. Парень даже не смотрит в сторону японца, концентрируя взгляд только лишь на девичьей коже.       — Блять! Моя рука! Рука-а-а! Охрана! Какого хуя вы стоите и пялитесь?! Убейте его! Нет, стойте… Я сам — дайте мне оружие! Я сам этого выблядка убью!       — Да-да, — Тэхен стягивает с себя пиджак и надевает на обнаженную девушку. — Буду ждать… — Сам про себя думает, как бы перестать на бледной шелковой коже фокусироваться. Теперь мертвенно-бледной, былого розоватого отлива как и не было никогда. — А пока что, свинка, отдыхай.       Молодой человек тянет Сииль за руку довольно сильно, заставляя встать как можно скорее. Впивается длинными тонкими пальцами прямо в ее кисть, и, к шокирующему удивлению самой Сииль, это касание в разы больнее и жёстче, чем у «Постоянного покупателя». В нем будто вся чужая ярость, весь скопившийся гнев и какая-то недосягаемая боль, которую девушке удаётся прочувствовать всего лишь за одно крохотное мгновение.       Тэхен молниеносно подрывается к выходу, утягивая Сииль за собой. Девушка успевает заметить, как быстро часть японской «свиты» переменилась в своих настроениях. Кто-то осел прямо на полу, хватаясь за «прихватившее» сердце, кто-то безуспешно «звонил» по телефону, сетуя на отсутствия сигнала, кто-то скорбно причитал у скорчившейся фигуры «Покупателя», роняя сожалеющие реплики и нелепые слова поддержки. Но никто не был настроен останавливать Тэхена. Убогие старые трусы.       Один из охранников звонит по телефону. Девушка ненароком поднимает взгляд на этого человека, обнаруживая знакомое лицо — Ким Намджун. Молодой человек останавливает Тэхена, преграждая своим телом путь к выходу:       — Ты хоть понимаешь, что теперь с нами всеми будет? — В глазах молодого человека отражается самая разнообразная смесь эмоций, начиная от тотального непонимания, заканчивая настоящей паникой.       — Намджун, пропусти их, — более твёрдый и серьёзный голос другого охранника раздаётся со стороны. — Уводи ее, быстро! — теперь этот темноволосый молодой человек обращается к Тэхену, — через чёрный вход, там нет его охраны. Мы пока побудем здесь, чтобы дать тебе время.       Тэхен даже не кивает, просто продолжает стоять, пронизывая Намджуна испепеляющим взглядом, в ожидании, когда тот освободит ему дорогу. Как только это происходит, брюнет очередным резким и сильным движением тянет Сииль следом, отчего та едва не падает. Несколько мгновений и они минуют пределы подвального помещения, оставляя за собой происшествие, необратимые последствия от которого уже начинают сдавливать лёгкие внутри грудной клетки.

***

      Тэхен тащит Сииль за руку, буквально волочит за собой по прохладной траве садового газона, ведь ноги девушки напрочь отказываются двигаться — силы иссякли, их больше нет, и кажется, что это состояние сохранится навечно, плотно забетонируется в сожженых мышцах до конца ее жизни.       Его слегка удлиненный пиджак едва закрывает те участки тела, на которые непозволительно смотреть, а парфюм и запах мужского пота, в невыносимой интимной близости, выжигают носоглотку девушки своим ароматом. Вокруг один сплошной мрак, а ее тело все также упрямо тянется к нему, подпитываясь даже от таких мелочей, связанных с ним. Что будет дальше? Сииль не знает, да и имеет ли теперь что-либо значение? Шок от произошедшего слишком силён, он парализует на каком-то совершенно новом уровне, отчего бояться предстоящих испытаний попросту не хватает сил. А зря, как сказал бы Тэхен. Очень зря.       Вечер слишком тёплый, воздух слишком чистый, а сад, расположенный на заднем дворе особняка, слишком изумительный — будь Тэхен с Сииль нормальными людьми, обычными, не израненными, просто парнем и девушкой, быть может остановились бы на секунду, очнулись от ужаса, замерли бы в объятиях друг друга, стараясь запечатлеть для себя всю окружающую красоту. Ту, что вокруг и ту, что прячется глубоко в друг друге. Вот только Тэхен — злобный выродок, а Сииль — наивная дура — а на таких людей у судьбы свои извращённые планы.       Девушка спотыкается о незамеченный садовый камень, отчего тотчас разбивает правое колено — то самое, которое свезла пару дней назад при падении у кондитерской. Боль прошибает настолько мощно, что из глаз сразу же брызгает очередная неподконтрольная струйка слез. Да сколько же их у неё? Кровяной след остаётся на серой плитке, которой устелена дорожка, ведущая к парковке, но Тэхену до этого нет никакого дела. Ощутив внезапную тяжесть в руке из-за девичьего падения, он мешкает лишь секунду, после чего резко тянет Сииль на себя, принуждая продолжать идти дальше. Ползти, если потребуется, а ему совершенно точно потребуется.       Автомобиль Сокджина с его личным водителем как всегда на месте. Ким специально оставил мужчину здесь, на всякий непредвиденный случай — и по злой насмешливой иронии, этот случай сегодня наступил.       Тэхен уверенным движением открывает заднюю дверь чёрного майбаха и одним мощным рывком закидывает в салон дрожащую девушку, после чего садится сам, занимая место рядом. Водитель заглядывает в зеркало заднего вида, ожидая следующих указаний. Для него нет ничего из ряда вон выходящего, ведь работая на Сокджина больше нескольких лет, мужчина чего только не повидал.       — Лав отель*, — Тэхен выцеживает каждое слово, будто выдавливая буквы из собственного рта, стараясь придушить раздирающую изнутри злость хотя бы на время. — Самый дешевый блядский лав отель, — на то время, что требуется на дорогу до места назначения.       Водитель незамедлительно кивает и, не говоря ни слова, заводит двигатель автомобиля. Проходит меньше минуты, и чёрный майбах уже во всю мчится по той самой идеально гладкой дороге, теперь уже отдаляющей девушку от всей мерзости и трагедии, что чуть было не произошли несколькими минутами ранее. Только Сииль не покидает абсолютная уверенность в том, что впереди ее ждёт другая мерзость, новая, искушенная, созданная специально для неё.       Спустя несколько минут, абсолютную темноту ночного неба за окном сменяют размазанные силуэты деревьев, означающие, что автомобиль беспрепятственно покинул территорию особняка. При въезде в лесную зону, дорога резко сменяется, и из-за ее волнистого неровного рельефа майбах начинает сильно потряхивать, отчего очередной приступ тошноты внезапно подкатывает к горлу девушки. Сииль рефлекторно закрывает рот руками, прекрасно понимая, что ей уже просто нечем рвать, однако боль от спазма прошибает внутренности, отображая на лице соответствующую гримасу. Как следствие, пальцы перестают удерживать края пиджака, что девушка все это время стремительно оттягивала вниз, желая прикрыть хотя бы ещё один лишний сантиметр оголенной кожи. В этот самый момент, Сииль как никогда ощущает переключившийся на неё чужой взгляд. Он на её уставшем теле, на её обнаженных ногах, выжигает свои исключительные узоры, запуская по коже виток крупной и выразительной дрожи. Девушка замирает, не смея повернуть голову и перепроверить себя. Единственное, что выходит — это устремить взгляд в окно, так, чтобы новый поток подступивших слез никто не увидел.       Тэхен действительно смотрит на ноги Сииль, не говорит, не трогает, просто смотрит, как человек, впервые увидевший что-то запредельно запретное, тщательно скрываемое и оберегаемое от него, не предназначенное для его глаз ни при каких условиях и обстоятельствах, что-то гипнотизирующее и зачаровывающее, что-то, что не унимает его внутренний гнев, а наоборот, разжигает в разы, будто в пламя его собственного костра вместо воды плеснули дорогой высококачественный бензин.       Один лишь раз видел ее в коротком платье, тогда в Инчоне — и то, темнота позднего вечера не позволила подробно рассмотреть девичье тело, ровно как и в их первую ночь.       Сейчас же, легкое ненавязчивое освещение автомобильного салона позволяет Тэхену, сидящему справа от Сииль, разглядеть аккуратные плавные линии девичьего бедра, нежные очертания ее изящного колена, на котором зияет довольно крупная кровоточащая рана — и рану эту молодой человек совершенно точно не собирается залечивать. Наоборот. Сам не замечает, как руки непроизвольно сжимаются в кулаки, впиваясь своими ногтями в кожу ладоней — хваленое терпение и стальная выдержка определённо подходят к концу. Тэхен продолжает неспешное движение взглядом по оголенным участкам тела Сииль, опуская глаза ниже на голень, а затем на аристократически тонкую щиколотку. Выдыхает, ведь кажется, что все это время и вовсе не дышал. Закрывает глаза, слегка запрокидывает голову наверх и полноценно облокачивается о кресло, параллельно с этим доставая из кармана маленькую серебристую коробочку. Вынимает две таблетки, кладёт в рот и незамедлительно проглатывает, даже не запивая водой. Остаток пути Тэхен больше не посмотрит на Сииль.

***

      — Простите, но у нас…       — Номер на час, — Тэхен кидает несколько смятых купюр на потрескавшуюся столешницу ресепшн-стойки, если ее так вообще можно назвать, затем незамедлительно бросает короткий небрежный взгляд на девушку, стоящую от него в нескольких шагах. Она до сих пор обнимает себя обеими руками и переминается с ноги на ногу, пытаясь согреться. — На два часа, — раздражительно исправляет самого себя, подкидывая человеку напротив ещё несколько купюр.       Большинство сеульских лав отелей уже давно компьютеризированны, что позволяет их посетителям сохранять полную анонимность. Большинство. Это же убогое и затрапезное место, куда водитель Сокджина любезно доставил Тэхена с Сииль, сохраняло «лучшие» традиции дешевых борделей для людей низших сословий времен нулевых. Об этом говорили грязно-желтоватые пятна на обоях, красная пыльная лампа на потрескавшемся потолке, горящие с переменным успехом лампочки на вычурных вывесках, информирующие посетителей о том, что мест нет.       — Простите, но сейчас ночь пятницы, и всё занято, — работник лав отеля растеряно разводит руками, перекидывая взгляд с обильного количества купюр, лежащих прямо перед ним на столе, сначала на стоящего напротив серьёзного молодого человека, затем на светловолосую девушку, которая так и не подняла головы с момента, как переступила порог.       Тэхен только закатывает глаза на подобную реплику и тут же вытаскивает ещё пару купюр из бумажника, не произнося ни слова.       — Ну разве что один номер на четвёртом этаже, — мужчина старается прекратить пересчитывать количество купюр, но у него это очень скверно получается.       Что и требовалось доказать.       — М-м-мы его не сдаём, — слегка запинается, теперь уже боясь спугнуть столь щедрых гостей, но все же тянется к стенду с ключам, — так как т-т-там сломана кровать и нет освещ… — Даже до конца не договаривает, как тут же замечает, что на отсутствующем лице молодого человека вырастает надменная ухмылка.       — Так даже лучше, — Тэхен искусственно улыбается, наконец-то получая ключ от комнаты. — Мы больше любим на полу, да, ангел? — Разворачивается к Сииль, на пару секунд словно «зависая на ней». Небрежно оттолкнувшись от стойки, брюнет подходит к девушке, слегка наклоняя голову набок и заглядывая в лицо, и, насильно сплетая свои пальцы с её холодными — точно также, как она делала в особняке — уводит за собой.

***

      Тэхен отпирает номер и заходит первым — Сииль в тот же момент ощущает, как ее одним сильным и уверенным рывком затаскивают за собой. Парень тянет за руку очень резко, буквально зашвыривая девушку вглубь комнаты, при этом оставаясь стоять у входной двери. Запирает ее изнутри, а ключ убирает в карман своих чёрных брюк.       В комнате темно. Тэхен щёлкает выключателем вверх-вниз, но свет так и не начинает заливать пространство — и если бы не попадающий в номер красноватый оттенок от блядской неоновой вывески, что горит снаружи, рассмотреть «роскошный и изысканный» интерьер так и не предоставилось бы возможным. Но Тэхену глубоко похуй на интерьер, в отличии от замёрзшей девушки, испуганно рассматривающей всю окружающую обстановку.       Сама комнатка невероятно маленьких размеров. Существенную часть всего пространства занимает большая двуспальная кровать с уже «использованными» смятыми простынями, расположенная справа от входной двери. Щуплый деревянный каркас проломлен прямо посередине, а тонкие ножки с правой стороны отсутствуют вовсе, отчего создаётся очевидный перекос матраса набок. В левом углу противоположной стены стоит небольшой комод, уставленный какими-то алкогольными напитками, в правом — торшер с золотистой бахромой, вызывающе красным плафоном и отсутствующей в нем лампочкой. В самой середине стены расположена потрескавшаяся от краски деревянная дверь, ведущая на небольшой ветхий балкон. Это всё наполнение комнаты, но его более чем достаточно, чтобы вызвать у Сииль дискомфортные нервные спазмы.       — На пол, — холодно, мёртво, без капли сострадания и жалости.       Его слова бьют похлеще самой сильной пощёчины, которую Сииль никогда в жизни не получала. Не получала, но уверена, что кожа от подобного действия горит точь-в-точь, как её сейчас.       Девушка обнимает себя руками ещё крепче, рефлекторно вжимая голову в плечи. Хочется сделать невидимым все своё тело, особенно обнаженные ноги, но Сииль даже не знает чем закрыться. Глаза цепляются за постельное белье, лежащее прямо перед ней на кровати, но один только взгляд на эти сальные смятые простыни, и рвотный позыв снова начинает подступать к горлу.       — Я сказал на пол, — тон мужского голоса практически не меняется, но Сииль отчего-то ещё страшней становится. Была уверенна, что все лимиты страха на сегодня исчерпаны, но снова несказанно ошиблась.       — Или хочешь, чтобы я сам тебя на нем разложил? — ядовито выцеживает. Вот только на этот раз нежно не будет.       Сииль интуитивно чувствует, как за его стальным голосом, словно за плотиной, скрывается слишком много сдерживаемых эмоций, которые вот-вот прорвутся наружу и выльются на неё со всей своей разрушительной мощью. Девушка замирает посреди темной комнаты, не в силах пошевелиться — и это традиционное бездействие служит для Тэхена ещё одной каплей, наполняющей чашу его хваленного терпения чересчур стремительно.       Чужие длинные пальцы даже в темноте выцепляют девичью руку, хватая в этот раз гораздо сильнее. Сам момент прикосновения длится какую-то жалкую миллисекунду, ведь молодой человек незамедлительно отшвыривает Сииль в дальний угол комнаты, тот, что между балконной дверью и кроватью.       От слишком сильной инерции мужского толчка, девушка, едва не врезавшись в стену лицом, падает на обнаженные колени, стесывая ноющую ранку на ноге ещё больше. Сииль пытается прервать столь болезненное взаимодействие с шершавым ковровым покрытием, поэтому сразу же подтягивает ноги к себе, так и оседая на полу. Забивается в угол, стараясь как можно сильнее прижаться к стене, будто испуганная зверушка. Сил на то, чтобы посмотреть на темный мужской силуэт, стоящий от неё в одном лишь метре, нет совершенно.       Тэхен не спешит подходить к Сииль. Несмотря на своё стремительно лопающееся терпение — Тэхен все еще не спешит.       Молодой человек разворачивается к «мини-бару», неспешно наклоняяется и на короткое время так и зависает, стараясь хоть как-то изучить его содержимое. Спустя несколько секунд, достаёт оттуда бутылку, при этом неудовлетворённо морщась. Местный алкоголь совершенно подстать этому месту — какое-то дешевое контрафактное пойло, которое вполне возможно выжжет его глотку вместе с пищеводом, обеспечивая мучительную долгую смерть. Но Тэхен наверняка знает — это всё ничтожно, по сравнению с настоящей отравой, что прямо сейчас ожидает его в противоположном углу комнаты.       Мешать таблетки с алкоголем — недопустимо. Это он тоже знает. Знает, как основное непреложное правило, которое необходимо стабильно соблюдать, без каких-либо исключений и разгрузочных дней. Вот только… Пальцы сами откручивают крышку, рука сама подносит бутылку ко рту, губы сами обхватывают стеклянное горлышко, начиная совершать слишком уж частую череду глубоких глотков, вмиг обжигающих сухое горло своей непривычно высокой температурой.       Соблюдал.       А ещё Тэхен, как никто знает, как себя наказать. За то, что какое-то бесчисленное количество раз нарушил данную самому себе клятву — «никогда больше не касаться Сон Сииль». Сколько раз он дотронулся до ее ядовитой кожи сегодня? Четыре, пять, шесть?.. И прекрасно знает, что ещё минута — и это число начнёт расти в стремительно ускоряющейся геометрической прогрессии.       Блять.       Слишком приятная горячая волна алкоголя разливается по внутренним органам, согревая тело изнутри так стремительно, что запертый где-то в самой глубине комок злости начинает прорываться наружу с новой непреодолимой силой. Тэхен зависает на мгновение, прислушиваясь, не проявилась ли ожидаемая побочка. Закрывает глаза. Чего-то ждёт, внимательно вслушиваясь в стук собственного сердца. Удовлетворительно выдыхает, отмечая, что ничего из ряда вон выходящего не происходит. Хорошо. Значит можно продолжать.       Сииль старается не смотреть в его сторону, концентрируя все своё внимание на пульсирующей и кровоточащей ране на коленке. Несмотря на весь тот ад, что происходит последние часы, Девушка радуется одной простой мелочи — в комнате все еще темно, и темнота эта помогает стать невидимой хотя бы на короткое время.       — Где он тебя трогал? — стальной мужской голос раздаётся неожиданно близко, вызывая у Сииль слишком сильный испуг, отчего резкий шумный выдох самопроизвольно срывается с полуоткрытых губ.       Тэхен садится на колени, прямо напротив девушки, задевая тканью своих брюк ее оголенные ноги. Сииль изо всех сил поджимает их к груди, так, чтобы он впредь не касался. Но Тэхен касается, разбивая в пух и прах любые попытки Сииль не сломаться.       — Где. Он. Тебя. Трогал? — Дробит предложение на короткие слова, показывая, насколько сильно сдерживает собственную злость. И такая интонация определённо работает, заставляя девушку отвечать.       Холодные хрупкие пальчики тянутся к своей правой руке, той, которую Сииль робко и неспешно вытягивает прямо перед молодым человеком. Указывает на место внутри локтевого сгиба — то самое, в которое мерзкий «постоянный покупатель» впился своими жирными сальными пальцами самый первый раз.       Тэхен на этот жест реагирует мгновенно.       — Сними пиджак, — произносит традиционно тихо, но от громкости такой кровь в сосудах сворачивается. Сииль сперва дёргается, а потом и вовсе замирает, стараясь вжать себя в угол стены ещё сильнее, но сильнее больше некуда. В ответ на подобное действие — мужской пренебрежительный смешок.       — Раздеться перед старой свиньей для тебя, как я понял, не проблема, — выплёвывает со своей особой надменностью, — а как я прошу — так в паралитический шок впадаешь… — Сквозь ночную темноту вглядывается в ее лицо, стараясь встретиться со спрятанными от него глазами. Теми самыми, которые как никогда хочет выколоть.       Тэхен слегка наклоняется, приближаясь к девичьему лицу вплотную, при этом все еще продолжая сидеть перед ней на коленях.       — Хочешь, чтобы я тебя раздел? — раскалённый шёпот обдаёт щеку девушки своим теплом ровно в тот момент, когда за стеной раздаётся протяжный и отчётливый женский стон.       Проклятый дешёвый притон, в котором стены будто из картона сделаны — и прямо сейчас в соседней комнате какая-то пара начинает заниматься сексом, умножая всё то нервное напряжение, что происходит между молодым человеком и девушкой в этом номере здесь и сейчас.       Сииль грязно. Последствия того, что происходило час назад даже не собираются проходить, оседая внутри непомерным грузом, который не позволяет дышать, двигаться, думать. Для девушки такая недееспособность не впервой, но сейчас всё будто увеличилось в разы.       — Я заебался ждать твои ответы, Сон Сииль, — Тэхен произносит слова прямо в девичье ухо, разливая этим шепотом миллиард мурашек по телу.       За стеной раздаётся ещё несколько пошлых и ещё более громких стонов, после которых Тэхен, не мешкая ни секунды, одним резким движением стягивает край собственного пиджака, в который сейчас одета Сииль, в самый низ, вплоть до ее локтя, вместе с этим оголяя ее правое плечо и грудь. Наконец-то раскрывает ее для себя, заверяя, что сегодня можно — после того, что она натворила — Тэхену точно можно.       Грёбаная темнота. Едва заметный красный отблеск неоновой вывески попадает лишь на очертания ее шеи, ключиц и плеча, не позволяя мужчине рассмотреть девушку подробнее. В который раз.       Пользуясь заторможенной реакцией Сииль, Тэхен выдёргивает ее руку из рукава, полностью освобождая от плотной стягивающей ткани, после чего вытягивает перед собой. Сииль замирает в момент, когда раскалённые мужские губы смыкаются на ее коже, прямо в зоне локтевого сгиба. Целует — крепко, влажно и настойчиво, отчего женское дыхание прерывается, а пульс подскакивает до каких-то невообразимых цифр.       Стоны пары, занимающейся сексом за стеной, значительно учащаются.       Тэхен не прерывает поцелуя, поднимаясь по сатиновой коже выше, прямо к плечу, оставляя после своих губ мокрые и вязкие дорожки слюны, что своими густыми капельками начинают неспешно стекать прямо на девичьи обнаженные коленки.       — Где ещё? — Произносит прямо в ее кожу, прожигая нежное плечо своим горячим выдохом. Ее руку из своих даже не думает отпускать, все это время чувствуя, что девушка будто дыхание задерживает. Совсем не дышит. — Где ещё, Сииль? — Тэхен даёт ей время, традиционное добавочное время на «ответ», тем самым оттягивая всё то, что уже успел вытворить с ней в голове.       Девушка снова приподнимает свободную левую руку, указывая пальчиками на зону вокруг шеи — прямо в том месте, куда ее схватил «постоянный покупатель» за секунду до того, как в подвале оказался Тэхен.       Один этот простой жест вмиг выбивает сердце молодого человека куда-то прочь, за пределы грудной клетки, заставляя наклоняться к восхитительно нежной шее, чтобы как можно скорее испачкать её своей слюной. Снова целует, надавливая губами чересчур сильно, грубо и совершенно точно болезненно для Сииль.       Предохранители, что усердно ставил Тэхен, начинают выходить из строя один за другим. Всё потому, что сладкая сатиновая кожа будто стёсывает его собственную до мяса после каждого грёбаного прикосновения, а действие алкоголя, усугублённое таблетками, лишь усиливает этот эффект.       Молодой человек ныряет рукой в золотистую копну длинных и спутавшихся волос, собирая их существенную часть у себя в ладони. Стягивает так, что с женских губ сразу же срывается болезненный всхлип, ведь Сииль прямо сейчас от всего происходящего погибает. Это на уровне инстинктов — животных, первородных, не поддающихся логическому объяснению — Тэхен целует ее, перекрывая тем самым чужие касания, такие мерзкие, тошнотворные, непозволительные. И грязь от них удивительным образом смывается, а иллюзорные волдыри стремительно пропадают. От такой целебной силы одних его губ внутри себя хочется зайтись сумасшедшей истерикой.       Сииль ничего не может сделать — хочет, но шансов на противостояние ему нет никаких. Всё так, как должно быть — вот только отчего-то боль и страх перемешиваются друг с другом, превращаясь во что-то необъяснимое, то, что пережить нельзя. Тэхен целует ее, а сердце сдавливает так, будто в этих поцелуях после спасительного лекарства самый убийственный яд обнаружится, и Сииль совершенно точно знает, что может от него умереть.       Тэхен задерживается у ее шеи запредельно долго — запредельно долго для самого себя. Ловит опьяненный разум на том, что хочет разбить лицо человеку на ресепшене только за то, что тот ублюдок умолчал о проблемах со светом.       Блять, можно подумать, что тогда бы ты отказался от одного единственного свободного номера?       Нет, не отказался бы.       Сейчас Тэхен хочет рвать и метать, потому что этот грёбанный красный неон, пробивающийся в комнату с улицы, не позволяет разглядывать то, что он больше всего хотел бы…       Хотел бы полностью раздеть ее, чтобы рассмотреть во всех подробностях. Хотел бы увидеть красноватое раздражение, что уже должно было проявиться на ее коже из-за его губ. Хотел бы разглядеть, насколько крышесносно выглядит его слюна на ее шее, ключицах, груди. Хотел бы… Столько всего хотел бы — и от одного этого факта, внутренняя злость снова начинает подступать к горлу, желая немедленно вырваться наружу, но молодой человек не мешкаясь блокирует и этот позыв. С невероятным трудом, но все же блокирует.       Ким Тэхен, как никто знает, как себя наказать. Как никто знает, поэтому наконец-то прерывает движение губами на теперь уже раскалённо-влажной шее Сон Сииль. Резко отстраняется, тут же сталкиваясь с глазами девушки, что как раз попадают под рикошетный неоновый отблеск, отмечая про себя то, насколько они невозможно глубокие и запредельно печальные одновременно. От них у Тэхена учащается пульс, ровно как и увеличивается злоба — одно как всегда тянет за собой другое.       Ему ее нельзя. Так же как и мешать лекарства с алкоголем, хотя нет, ее нельзя сильнее. Молодой человек всматривается в лицо напротив, замечая, насколько девичьи реакции на все, что он творит, заторможены. Взгляд Сииль словно скрывается за пеленой, в тумане, который хотя бы на одном единственном эмоциональном уровне прячет ее от него. Вплоть до того момента, пока Тэхен этот туман не рассеет, а он как раз собирается.       Девушка смотрит прямо в мужские глаза, пока указательный пальчик левой руки робко тянется к высохшим от отсутствия на них поцелуев губам, словно продолжая отвечать на все тот же вопрос — «где он тебя трогал?».       Здесь.       Сииль указывает на свои губы, ожидая чужой реакции на собственный абсолютно очевидный обман, ведь если бы «мерзкая свинья» — заимствует это обращение у Тэхена — действительно успел бы прикоснуться к ней своим грязным вонючим ртом, то девушка сейчас наверняка бы свисала с огромного железного крюка в стене подвала, будучи по собственному желанию напоротой на него.       Сейчас же, Сииль снова не ведает, что вытворяет, хватаясь за последний шанс сломать неимоверно плотную ледяную защиту Тэхена. Старается успеть до того, как все переполняющие ее чувства просто-напросто разорвут тело изнутри. Она пока еще спит, но понимает, что вот-вот проснётся, в полной мере осознавая тот ужас, который едва не сотворила с самой собой из-за такой больной, глупой, наивной и невыносимо сильной влюблённости в другого человека. Быть может добавила бы ещё одно слово — «безответной» — да только хочет знать наверняка, так это или нет, хочет проверить самостоятельно, опытным путём.       В Сииль трепета чрезмерно много, ровно как и нежности, которая должна покинуть ее организм целиком и полностью прямо сейчас, раз и навсегда. Должна вылить эти чувства из себя, чтобы никогда больше не наполняться ими.       Девушка роняет свой взгляд на чужие губы, ожидая тот самый сокровенный момент — момент, когда Тэхен поцелует ещё раз.       Молодой человек всё замечает, отчего подаётся вперёд, на этот раз очень медленно, словно намеренно растягивая момент и концентрируя свой стальной взгляд на девичьем рте. Приближается настолько близко, что вот-вот коснётся своими губами. Вот-вот.       Где он тебя трогал?       Здесь.       Горячий выдох в момент ошпаривает приоткрытый от тяжёлого дыхания рот Сииль.       — Врешь, — Тэхен выцеживает это слово с неприкрытой ненавистью и злобой — чувствами, которые впервые за столь неимоверно долгий срок выплескиваются наружу.       Руки мгновенно обхватывают девушку, стремительно подминая под себя — Тэхен отмечает, что выходит поразительно легко, аж до приятной тягучей дрожи в собственных мышцах. Молодой человек не теряет ни секунды, срывая с плеч Сииль некогда расстёгнутый и наполовину спущенный пиджак — откидывает его куда-то в сторону, так, чтобы она совершенно точно не смогла дотянуться. А она будет пытаться — Тэхен это интуитивно чувствует. Ведь даже сейчас, когда Сииль оказывается распластанной под ним на полу будучи абсолютно обнаженной, парень замечает, как ее ручки стараются максимально прикрыть грудь. Вечная классика — Сон Сииль, закрывающая всю себя от Ким Тэхена. И как же пиздецки сильно это злит.       Тэхен болезненно резко откидывает ее руки в стороны, затем заводит их девушке за спину, прижимая Сииль всем весом собственного тела к полу. Их лица буквально бьются друг о друга, сталкиваясь в такой невыносимой близости, и на этот раз Тэхен первым чувствует ожог от чужого дыхания на собственных губах. Ловит себя на больной мысли — насколько вкусный этот раскалённый клубничный воздух, что девушка выдыхает прямо в его рот. Парень немного отворачивает голову, все еще продолжая лежать сверху — теперь девичье дыхание касается лишь его щеки, а от этого куда меньший урон.       — Ты ведь этого хотела? — Низкий голос щекочет женское ухо, пока сам Тэхен внюхивается в аромат золотистых волос, что неимоверно изумительно рассыпались на старом ворсистом ковровом покрытии. — Чтобы тебя грязно и жёстко выебали?       Сииль ощущает, как от пары его фраз, глаза в момент начинает щипать.       — Только в твоих фантазиях, как выяснилось, кучка вонючих стариков, — поглаживает носом ее щеку, продолжая выливать словесную грязь прямо в девичье ухо. — Должен тебя предупредить, «жестко выебать» у них вряд ли получилось бы в силу возраста. А вот насчёт «грязно» — вполне. Жалко, я прервал момент, да? — Сииль слышит, как с каждым новым предложением интонации Тэхена с просто ядовитых и издевательских перетекают в какие-то по особому хладнокровные и пугающие.       — Зайди я чуть позже, ты бы уже точно лежала под той вонючей жирной свиньей, — констатирует это как факт, продолжая нажимать на ее кисти сильнее, — точно также, как подо мной сейчас.       С Тэхеном это снова происходит — непреодолимое желание очень много говорить — каждый раз, когда она рядом. И это также пиздецки сильно злит.       — Я слышал, что некоторым девственницам срывает крышу после первого секса… — Молодой человек даже не пытается остановить словесный поток. Брюнет проводит своим влажным языком по аккуратной ушной раковине, — … И они пускаются во все тяжкие, начиная ебаться с первыми встречными, — слегка посасывает нежную мочку, — но ты меня действительно удиви…       — … Прекрати! — Сииль прерывает его внезапным и довольно громким вскриком, стараясь как можно резче дернуться под тяжелой мужской фигурой.       — Прекратить? — Тэхен же, все это время выдерживает стабильную громкость голоса. — Я пока ещё ничего не начинал, — как и концентрацию ледяной стали в низком тембре.       Молодой человек слегка приподнимается, так, чтобы их с Сииль лица снова оказались друг напротив друга. Снова замирает над ней, прислушиваясь к биению жизненно важного органа внутри своей грудной клетки. Пытается сконцентрироваться на скорости ударов, слишком поздно осознавая, что такой приторно-сладковатый и вместе с тем невыносимо вкусный запах девичьего голого тела уже давно начал пропитывать его дыхательные пути.       Похожее происходило и тогда в Инчоне, но сейчас — в разы сильнее и интенсивнее. Снова чьи-то цепкие уродливые руки разрывают реберный каркас, проталкивая свои ледяные длинные пальцы прямо к его сердцу. Снова чьи-то когти впиваются в него, образуя глубокие неизлечимые рубцы. Снова стокилограммовая гиря подвешивается ко всем клапанам сердца, вызывая непомерное желание упасть на землю.       Тэхен в одно мгновение выпускает руки девушки из крепкого замка своих, и, резко оттолкнувшись ладонями от пола, наконец встаёт. Старается хоть немного прийти в себя, отдышаться, угомонить бешеное сердцебиение, переждать головокружение, но снова отвлекается на неё. Ведь Сииль сразу же приподнимается, подтягивая колени к груди, а грудь закрывает руками.       Девушка оседает на полу, не в силах встать, пока глаза выискивают чужой пиджак в темноте комнаты. Сииль знает, что ночь закрывает ее тело от глаз Тэхена, но все равно, не в силах больше выносить его касаний на своей оголенной коже. Даже ткань его одежды вынести не может, ведь кажется, что прикоснись он ещё раз, девичье сердце тут же остановится. Сииль изо всех сил старается найти этот пиджак, ведь сейчас просто жизненно необходимо создать любую пусть даже хлипкую преграду между её кожей и его.       Тэхен отходит к комоду, опираясь о него руками — ждёт, когда побочка от Сон Сииль наконец-то прекратится. Ждет, но никак не может дождаться.       Перед глазами вспыхивают все те моменты, когда он видел ее. Все моменты, когда Ким Тэхен смотрел на Сон Сииль. Их слишком много, за всю жизнь собралось слишком много, и сейчас, они щёлкают как вспышки, фото-слайды внутри его головы, настроенные на какую-то бешеную скорость воспроизведения. И в каждом из них — она.       Такая больная галлюцинация внутри мужской головы замедляется на одном из последних «слайдов», том, где полуобнаженная девушка по собственной воле сидит около мерзкого старого ублюдка, который готовится накинуться на неё, чтобы тут же сожрать.       И от картины этой сердце Тэхена летит вниз, разбиваясь с неимоверно сильным грохотом.       Блять.       Терпение, кропотливо натренированное за двадцать пять лет жизни стремительно летит к хуям, заменяясь новым притоком чистого и неконтролируемого гнева. Тэхен хватает бутылку спиртного и совершает несколько глубоких глотков, жадных и неаккуратных, отчего часть выпитого начинает вытекать из его рта. Молодой человек разворачивается, обнаруживая девушку не там, где оставил. Сииль все же отыскала его пиджак и теперь снова сидит всё в том же углу, в который изначально забивалась, только теперь старательно прикрывает себя чёрной плотной тканью.       Несколько быстрых шагов к ней, ее тонкая кисть в его руке, очередной резкий рывок и Сииль снова лежит на полу, не успевая реагировать на то, как ее ноги одним сильным движением раздвигают в стороны.       Тэхен стоит перед ней на коленях, смотря сверху вниз, и эта поза не внушает ничего, кроме желания вжаться в пол так, чтобы и вовсе провалиться сквозь него.       Через неоновый отблеск, попадающий в комнату, девушка вглядывается в лицо напротив, болезненно осознавая, что зрение работает фантастически прекрасно, позволяя Сииль смотреть на Тэхена как никогда ясно, даже несмотря на весь окружающий ее мрак. Его глаза сейчас — дикие, разъярённые, собравшие в себе весь гнев этого мира прошибают своей особой разъедающей темнотой. Сииль в жизни подобного не видела, даже тогда в Чонгуке.       На протяжении нескольких секунд мужские глаза продолжают пронизывать девичье тело, ровно до того момента, пока густой бархатный тембр не разрубает удушливый затхлый воздух комнаты своим вопросом:       — Что сделать, чтобы тебя не стало?       …       Одно предложение, раскатывающееся в атмосфере — а у Сииль барабанные перепонки лопаются.       Что сделать, чтобы тебя не стало?       В ушах начинает шуметь, будто ее тельце только что на мине подорвали.       Что сделать, чтобы тебя не стало?       Всего лишь вопрос, но Сииль больше не существует. Она просто замирает, будучи распластанной на полу, не двигается и не дышит, полагая, что тот самый паралитический шок, о котором ранее говорил Тэхен, наконец-то наступил. Погружается в него, будто в глубоком вязком болоте тонет без всякого желания выбраться. Нéкогда печальный взгляд сменяется бездонной пустотой с примесью чего-то отрешенного, мертвого, уничтоженного навсегда.       И Тэхен будто чувствует всё происходящее с девушкой, собственноручно срывая с привязи своего внутреннего пса. Как и положено настоящей дворняжке, коей Сииль назвала его в ту самую ночь.       Девушка даже не успевает вздрогнуть, как горячая мужская ладонь в одно мгновение накрывает ее губы, фиксируя большим пальцем подбородок и сдавливая девичью щеку остальными четырьмя. Зажимает ее рот, надавливая на него чересчур грубо, отчего Сииль неконтролируемо хныкает. Всего лишь хныкает, а у Тэхена от этого звука крышу срывает напрочь.       Брюнет не медлит ни секунды, впиваясь собственным ртом в тыльную часть своей ладони, с обратной стороны которой находятся самые охуительно-сладкие губы на свете. Игнорируя все внутренние процессы, что ежесекундно запустились внутри, Тэхен совершает медленные движения губами, имитирующие поцелуй — глубокий, влажный, откровенный. Слюна выделяется чересчур обильно от одной только фантазии, что убери он руку — язык тут же провалится в медово-клубничный девичий рот. И блять, сколько же всего хочется с ним вытворить.       Тэхен слишком сильно увлекается, неохотно ловя себя на мысли, что ещё чуть-чуть и он абсолютно точно прогрызет собственную руку, лишь бы только после этого удалось сожрать и ее рот.       Блять.       Какое-то время Тэхен продолжает пачкать тыльную сторону своей ладони слюной, про себя довольно отмечая, что ее капельки начали просачиваться сквозь пальцы, тем самым попадая на кожу девичьего лица. И их пиздец как сильно хочется слизать.       Левая рука, что все это время помогала нависать над девушкой, изрядно затекает, случайным образом подсказывая молодому человеку своё дальнейшее действие. Тэхен довольно быстро опускает руку к низу живота Сииль, проскальзывая одним уверенным движением пальцев прямо между ее ног. Один простой жест, а голова молодого человека начинает приятно покруживаться — все потому, что там запредельно нежно, гладко, охуительно. Вот только очередная волна раздражения вмиг растекается по мужскому телу от осознания ещё одного факта — Сииль сухая. За все то время, пока Тэхен раздевал ее, трогал, целовал, раскладывал под собой на полу — она все еще сухая.       Новый виток злости пронизывает мясо, кости, органы, отчего на мужских губах формируется жестокое, дикое, адресованное только лишь ей:       — Я тебя сейчас разорву.       Секунда. Сииль дёргается от испуга, и в этот же момент ее ноги раздвигают ещё шире, придавливая всем весом тела так, чтобы шевелиться было невозможно.       Тэхен меняет свои затёкшие руки местами — левую заводит девушке за спину, а правую, ту самую, которой зажимал ее рот, опускает к самому низу живота, напрочь игнорируя маленькие ладошки на своей груди, выставленные как самый ничтожный и хлипкий барьер. Она настолько слабенькая, что даже не смешно.       Сииль полностью обнажена, и пусть Тэхен по-прежнему не может разглядеть ее в подробностях, ощущать светлую мягкую кожу, что прожигает его одежду с каждой последующей секундой, становится чересчур невыносимо. Молодой человек проводит своей правой ладонью прямо между ее ног, ухмыляясь собственной изобретательности, ведь его слюна за пару мгновений увлажняет то, что должно было быть мокрым без какой-либо дополнительной помощи.       Тэхен расстёгивает ремень, затем ширинку, немного приспуская брюки, обхватывает возбужденный член всё той же правой рукой, совершая неспешные тягучие движения вверх-вниз. Секунда, собственная слюна, частично оставшаяся на руке, тут же смешивается с каплями естественной смазки. Понимает, что этого все равно будет недостаточно, понимает, что ей все равно будет больно, понимает…       Тэхен делает несколько дразнящих движений головкой члена прямо по нежным складкам, медленно растирая вязкую жидкость у самого входа. Пытается уловить хоть малейшую девичью реакцию, что угодно, будь то едва заметное сокращение мышц или же еле слышный крохотный стон, но сам как будто в плотном непроходимом тумане идёт. Тело Тэхена хочет в неё настолько, что мышцы накрывает внушительный болевой озноб. Мужские руки притягивают девушку за бедра — так, чтоб оказаться еще ближе, так, чтоб вплотную, кожа к коже.       Она совсем не двигается, словно спит с открытыми глазами или вовсе умерла — что ж, значит Тэхен будет будить, прямо сейчас и начнёт.       Молодой человек толкается внутрь — резко, сильно, грубо, вмиг ощущая, как головку члена начинает незамедлительно сдавливать. Так было и в самый первый раз с ангелом, вот только клубничная смазка уж очень помогала вводить член дальше, растягивая эту слишком уж узкую девочку довольно медленно и тягуче. Сейчас же Тэхену буквально больно от всей этой узости, и боль эта поворачивает тумблер злости на несколько делений выше.       — Стой… — Сииль произносит чересчур обреченно, и пусть ее голос сейчас звучит в тысячу раз тише, чем тот крик в подвале часом ранее, отчаяния в этой интонации не меньше. — Больно, — девушка срывается даже на шепоте, так как подступивший к горлу всхлип мешает голосовым связкам функционировать, раздирая их жестким смыканием друг об друга. — Тэхен, так больно, — произносит ещё тише, полушепотом, на выдохе, давая понять, что эта фраза предназначена только для него одного. Даже несмотря на то, что в комнате больше нет никого, Сииль подчеркивает этот момент, выделяет интонацией один простой факт, что все еще надеется на Тэхена, на то, что он прекратит столь болезненное наказание. И надежда эта живет на самом последнем издыхании, прощаясь со своим существованием с каждым последующим разрывающим толчком. Тэхен выбивает из Сииль все крупицы надежды, остатки веры и ростки настоящей искренней любви.       С очередным необычайно тугим толчком, Тэхен вжимается в Сииль настолько крепко, что девушка отчаянно вскрикивает. Сама не понимает, но от такой невообразимо тянущей и одновременно выразительной пульсирующей боли в самом низу живота, руки самопроизвольно заносятся за мужской затылок, крепко обвивая чужую шею сзади. Очередное прикосновение к Тэхену, от которого язвы появятся, да только тугую непрекращающуюся боль становится переносить на одну миллионную долю легче.       Сииль наконец-то понимает одну очевидную вещь — если она и любит, то ее — абсолютно точно нет. Понимает, но слова сами собой формируются в одно финальное предложение. То самое, после которого она совершенно точно умрет.       — Я люблю тебя, — полушепотом, прямо в его ухо, — слышишь меня, люблю.       Признание мгновенно теряется во всепоглощающей темноте комнаты, стремительно заглушаясь звуками пошлых шлепков от ударов одного тела о другое. Сииль даже начинает сомневаться — произнесла ли она три этих слова вслух или её изнеможённый организм все это придумал?       Нет, не придумал. Девушка понимает это, когда на ее слова наконец-то приходит запоздалая реакция — ещё более жёсткая, грубая и болезненная, чем все, что происходило ранее.       Тэхен подцепляет девушку за бедра, внезапным сильным рывком переворачивая на живот. Одну руку запускает в копну растрёпанного золота, уверенным движением вдавливая девушку лицом в пол, другой рукой приподнимает ее таз, заставляя встать перед собой на четвереньки. Этой же рукой нажимает на тонкую линию позвоночника, так, чтобы Сииль максимально прогнулась в пояснице, тем самым ещё больше поднимая таз. Унижает, искусно и извращенно — так, как может только он.       Тэхен ничего не может поделать. Ярость и злоба, в совокупности со всеми испытываемыми ощущениями прямо сейчас крошат мужской скелет до несчастных песчинок. Вся эта крышесносная узость, делающая ему больно буквально, усугубляется с каждым новым толчком, от которого в грудной клетке все органы умирать начинают. Тэхен чувствует, что ещё пара мгновений, и он трупом свалится прямо на самую вкусную сатиновую кожу на свете, придавливая тяжестью собственного веса нежное, но такое напряжённое женское тело до треска в его костях. Перед глазами темнеет, так как в лёгкие уже прилично долгое время не поступает никакого кислорода — всё из-за темпа, что Тэхен нарастил, вбиваясь в клубничную девушку изо всех имеющихся сил.       Оргазм пробивает каждую гребаную клетку мужского тела чрезвычайно внезапно, отчего молодой человек за малым не упускает момент, когда нужно выйти из девушки, обильно пачкая ее между ног собственной спермой в самый последний миг.       Тэхен сейчас в запределье, в несуществующем мире, где вместо темных стен комнаты перед его глазами предстают двигающиеся узоры и разноцветные мозаики. Не в силах выдержать собственное дыхание, молодой человек с большим трудом приподнимается над девушкой, и буквально сразу же падает на спину, рядом с ней, продолжая совершать рваные и вопиюще неудачные попытки схватить кислород. Задыхается. Тэхен задыхается, прижимая свою левую руку к месту, где у людей должно быть сердце.       Должно. Но…       Он злобный.       И эта злоба чёрным пигментом раскрашивает сначала его глаза, постепенно заливая собой все лицо — и даже темнота этой мерзкой затхлой комнаты кажется проигрывает его собственному мраку.       Он жестокий.       И ничего подобного Сииль даже со своей неизмеримой фантазией представить не могла.       Он гнилой и пустой.       И с этим ничего не сделать. Никак не побороть, совершенно точно не исправить. Лишь себя остаётся опустошить, чтоб оба стоили друг друга. Так много трагичных оплошностей со своей стороны Сииль и вообразить не могла.       Пустота. Она повсюду. Обволакивает. Пожирает. Затягивает под землю, принуждая задыхаться от полного отсутствия воздуха.       Девушка так и продолжает лежать распластанной на полу в той позе, в которой ее оставили, ощущая как тёплая жидкость стекает со складок между ног прямо на пол. Сииль смотрит в потолок, пока чужое мучительное дыхание пронизывает ее барабанную перепонку своей ужасающей тяжестью, наконец принимая одну простую истину — во всем произошедшем виноват лишь один человек — она сама.       Сииль обращается к самой себе, точнее к своему внутреннему мечтателю, что до этой секунды отчаянно сражался за каждую ничтожную возможность воплотить самую заветную мечту в реальность, произнося одно лишь слово:       — Умри.