Белизна

Музыка: Johannes Bornloff - The Joys And Sorrow Of Life Evgeny Grinko - Dusty Room Skott - Midas Cloves - Don't Forget About Me Alexa Demie - Leopard Limo Lydia - All I See Snow Patrol - You Should Be Happy King Crimson - Moonchild

Фарфор.

      Красивые фантазии о чистой взаимной любви, нéкогда являющиеся в наивных нежных мечтах без всякого спроса, отныне не имеют силы.       Как можно просить Вселенную об этом чувстве, если не в силах выдержать все чудовищные страдания, которые неизбежно за ним последуют?       Обладание таким бесценным подарком несет за собой лишь одно ядовитое искажение, подобно желанию с подвохом, которое исполняет хитрый джин из старинной сказки. Герой получает то, что хочет больше всего, но в неправильной, перевёрнутой и исковерканной форме, оттого неминуемо встречает погибель в образе собственной изуродованной, но, тем не менее, воплощенной в жизнь мечты.       Подобные старые сказки умнее нас. Они дарят миру тысячи историй, в которых таятся ответы на многие неозвученные вопросы, и всё, что нужно делать, это лишь внимательно читать.       Подлинная чистая любовь — желание, которым грезит практически каждый герой истории, вот только исполниться в том самом правильном неисковерканном виде оно может лишь у избранных — тех самых, искренних и смелых, честных и преданных, сильных и справедливых, одним словом, достойных. А если же, зачатки любви каким-то образом начнут проявляться в сердцах непредназначенных для неё, тех, кому досталась по ошибке, то джин будет вынужден немедленно произвести положенное изощрённое наказание. И делать это он будет до тех пор, пока перед ним, вместо несчастных самозванцев, не предстанут подлинные главные герои своих собственных историй.       Сииль в какой-то момент жизни позволила себе верить в то, что является той самой достойной и предназначенной, оттого не сразу осознала, какие уродливые искажения уготованы ее сокровенному желанию испытать любовь.       Истинный главный герой, возможно, вынес бы всё это, но второстепенный — никогда. Только сейчас девушка понимает свою настоящую роль в этой сказке, и не просто понимает, но и послушно принимает.       Любовь в ее чистом, правильном, полноценном проявлении действительно великий дар, но он не предназначен Сииль. Никогда не был. Удивительно, но от осознания подобного факта становится чуть легче. Чуть.       На земле живет более семи миллиардов человек, среди которых безусловно есть настоящие главные герои своих историй. Несомненно, кто-то из них не переживёт сражения с жутким чудовищем, кто-то не выберется из мрачного заколдованного лабиринта, кто-то потеряет себя на испытании с джином, но все же будут и те, кто сумеет выдержать все уготованные препятствия и дойдут до конца, получив заслуженную награду в виде истинной взаимной любви.       Что же тогда останется второстепенному персонажу? Тому самому, которым мало кто хочет быть; тому, кому уделено ничтожно крохотное количество строк в повествовании; тому, кто хотел бы мечтать наравне с главными героями, но его изначальная задача — быть самым обычным, серым, приземлённым — таким, на фоне которого будет особенно видна исключительность тех самых избранных.       Второстепенный персонаж необходим любой истории, ведь кто если не он поможет доблестному герою собраться в бой с монстром? Кто подаст тяжёлый сверкающий меч и заранее начищенные доспехи? Кто отпустит несколько неуместных, но тем не менее смешных шуток, таких необходимых для того, чтоб хотя бы на миг разрядить гнетущую атмосферу, отравляющую воздух в преддверии неизбежной смертельной битвы?       Второстепенный персонаж часто неловок и нелеп, от него не требуют многого, лишь только выполнять свои прямые обязанности: сопровождать героя, оснащать его всем необходимым, оттенять собой, помогать, подбадривать и… если потребуется, то пожертвовать собой, к примеру, вовремя заслонив от коварной вражеской стрелы. Из-за смерти второстепенного персонажа возможно даже будут скорбеть, но совсем недолго, ведь ближе к финалу о его существовании неизбежно забудут, так как единственное, что имеет значение — это история главного героя.       И так как Сииль теперь второстепенный персонаж, ей предстоит учиться исполнять свою роль правильно и достойно. Нужно лишь понять, с чего начать обучение.       Понятие «приземленность» непроизвольно возникает в голове. И да, если вспомнить определение из лингвистического справочника — это слово обозначает состояние, которому характерно отсутствие духовности, романтизма, вместо этого свойственна сосредоточенность на практических, материальных проблемах. Что ж, Сииль искренне принимает это состояние, проникает в него чересчур органично, не ощущая былого выразительного дискомфорта. Приземленность не только многое отбирает, но и многое дает, помогая проживать монотонные дни, идущие друг за другом, без требования от них взамен чего-то прекрасного.       Сииль искренне верит, что именно новая роль и новое состояние помогут перетерпеть этот месяц, так же как и все последующие месяцы, а также годы жизни. Ну, а для полного погружения во все аспекты приземленности необходимо хотя бы с чего-то начать.

      Август.

      — Никакого шума и громкой музыки, никаких болтливых подружек и «развеселых» компаний. Если вдруг узнаю, что водишь сюда парней, то сразу выставлю. А то жила у меня здесь одна девка, ночами шлялась неизвестно где и приходила только под утро… Хм… Так… О чем я?.. Ах, да… Никаких собак, кошек, мышей, птиц и прочей живности. Опять же, предупреждаю на месте — если увижу, вышвырну сначала зверьё, потом тебя. Поверь мне, дорогуша, желающих снять эту комнату хоть отбавляй, так что мы с дочкой можем себе позволить устанавливать правила. Что еще? Естественно, никакого алкоголя, никаких сигарет и этого вашего новомодного вэ-вэ… в-вэпа.       — Вэйпа, мам.       — Какая разница! Главное, чтоб этой вечно воняющей дряни не было в моей квартире, всё ясно?       — Ну хоть наркотики можно, — Сииль не в силах проконтролировать собственный сарказм, ровно как и легкую ироничную ухмылку, коснувшуюся рта. Уж очень долго хозяйка сдаваемой комнаты перечисляла все наложенные запреты.       — Что?! — женщина средних лет, стоящая все это время в дверном проеме вместе со своей дочерью-подростком, раздражительно морщится. — Мне послышалось или ты со мной сейчас шуточки шутишь?       — Я говорю, что всё поняла, — Сииль натягивает дежурную улыбку, сопровождая ее кивком головы, — у вас с дочкой не будет никаких проблем из-за меня, — бросает короткий взгляд на невысокую полненькую девушку, затем переводит его обратно, на ее крупную и довольно коренастую мать, невольно отмечая про себя, насколько же эти люди неприятные. Просто образцы приземленности, только вот с жирным знаком минус.       — Это уже мы будем смотреть, поняла ты или нет, — язвительно и при том всё также строго отрезает женщина, пристально изучая постоянно меняющееся направление взгляда таинственной черноволосой девушки.       Хозяйка квартиры прекрасно понимает, что Сииль не из Кванджу. Слишком необычно выглядит и слишком необычно смотрит. Ещё эта чёрная майка с непонятным изображением, безразмерная фланелевая рубашка такого же цвета и тяжёлые ботинки на платформе — необычный образ, который не встречается даже в центре этого города, что уж говорить о столь отдаленном спальном районе.       Сииль окидывает взором все пространство маленькой невзрачной комнатушки в заключительный раз: небольшая одноместная кровать стоит справа от входной двери, своим матрасом и щуплой подушкой упираясь прямо в потрепанные выцветшие обои соседней стены, высокий громоздкий шкаф располагается слева от входа и занимает собой почти всё свободное пространство этой стороны, хлипкий и поцарапанный вплоть до голой древесины письменный стол, придвинут к ветхому потрескавшемуся подоконнику большого широкого окна, пожалуй единственного положительного элемента данной комнаты, открывающего вид на внутренний двор аж с самого верхнего восьмого этажа. Вот, собственно, и всё. Никаких других предметов интерьера или декора здесь не имеется.       — Площадь комнаты не больше и не меньше, чем в тех домах, что тебе скорее всего уже показывали, но цена, по которой я ее сдаю, просто смешная, — весьма эмоционально поясняет хозяйка, — кровать есть, стол есть, даже шкаф есть, чего тебе еще надо?       Ни-че-го, — мигом проносится в девичьей голове. Аджумма права — стоимость аренды этой комнаты действительно неприлично низкая, что в данной ситуации является для Сииль ключевым пунктом, однако женщина даже и не предполагает, что девушка цепляется за целый ряд других, более ценных для неё факторов.       — Наша с дочкой комната находится через стену, — хозяйка квартиры указывает пальцем сначала влево, — кухня, ванная с душем и туалет будут общие, — затем вправо.       Сииль послушно кивает, видимо не до конца осознавая, на что подписывается.       — Дверь этой комнаты закрывается на ключ, плюс основную входную я запираю изнутри каждую ночь и открываю только утром, в семь часов, — деловито продолжает женщина, — это к вопросу о ночных похождениях, — характерно щурит глаза, будто бы проникая в девушку своим пытливым взглядом, — это точно не станет для нас с тобой проблемой?       — Я же сказала вам, что не станет, — все ещё вежливо, но вместе с тем настойчиво отвечает брюнетка, снова ощущая на себе чужое плохо скрываемое любопытство. — Я согласна со всеми вашими условиями и готова въехать сюда хоть сейчас.       Удивительно, но Сииль видит во всех озвученных ограничениях отнюдь не проблемы. Подозрительная и дотошная хозяйка, которая будет жить от неё через стену, круглосуточно запертые двери, самый верхний этаж и отсутствие балкона — Сииль определено видит во всем перечисленном шанс. Шанс на то, что теперь, быть может, у неё получится засыпать спокойнее, благодаря чувству хлипкой защищенности, которое удастся обрести в этом странном и пока ещё неуютном месте. Очередной самообман и глупость? Ответ на этот вопрос удастся узнать лишь через время.       — В таком случае, мне нужна оплата, — с нескрываемым удовлетворением в голосе заключает женщина, — на полгода вперёд.       — На полгода вперёд?! — мигом восклицает Сииль, округляя свои большие карие глаза, — но в разговоре по телефону, вы не упоминали об этом…       — Как и ты, дорогуша, не упомянула об отсутствии у тебя документов, — женщина снова подозрительно щурится, недовольно переминаясь с ноги на ногу, — мне нужны гарантии, что как только я впущу тебя в дом, ты не обворуешь нас с дочкой в тот же день?       — И что, по вашему, я буду здесь воровать? Стол? — беззлобный сарказм все же срывается с девичьих губ, как защитная реакция на столь неожиданный поворот событий.       — Мою косметику, — девочка, выглядящая всего на пару лет старше Юмико, тут же перекрещивает руки на груди, тем самым повторяя мамину позу, — ну, ту, что в ванной лежит.       Сииль мигом переводит все внимание с хозяйки квартиры на ее дочь, изо всех сил стараясь подавить поток всевозможных ответных острот, однако, выждав какое-то количество секунд, необходимых для того, чтобы унять этот соблазн, девушка снимает с плеча чёрный массивный рюкзак и достает из него конверт, в последствии отсчитывая новую сумму.       — Оплата за полгода, — Сииль уверенно протягивает женщине наличные, понимая, что прямо сейчас отдаёт практически все имеющиеся деньги.       Приземленность действительно многое отбирает.       — Отлично, — заполучив пачку купюр в руки и тут же дотошно пересчитав их, аджумма довольно хмыкает, — ключ в замочной скважине, постельное белье в шкафу. Приятного проживания.       Женщина подталкивает локтем дочку в сторону коридора и закрывает дверь в комнату уже через секунду, оставляя Сииль в полном одиночестве. Тяжёлый рюкзак падает из рук на пол, позволяя телу ощутить пресловутую физическую лёгкость, пока девушка так и остаётся стоять в центре комнаты, будучи погружённой в свои мысли.       Жизнь гораздо хитрее, ведь теперь, в нынешних обстоятельствах фокусироваться на материальных проблемах стало как никогда проще. Это ли не зачатки приземленности в ее чистом проявлении?       Через минуту, Сииль все же подходит к окну, открывая настежь его широкие створки — так, чтобы пустить в пахнущую сыростью комнату максимально возможное количество свежего воздуха. Девушка аккуратно облокачивается о старый потрескавшийся подоконник, позволяя замутнённому взгляду оббежать скупую инфраструктуру небольшого внутреннего двора с детской площадкой, по периметру которого возвышаются однообразные панельные многоэтажки.       Сииль знает о том, что подобные спальные районы остались и в Сеуле, где-то на самых его задворках, но и предположить не могла, что когда-нибудь добровольно поселится в одном из таких.       Глаза девушки случайно захватывают массивный и единственный в своём роде рекламный билборд с изображением какого-то лекарственного средства, символично обещающего, что все тревоги и проблемы уйдут в один миг, стоит лишь начать его принимать. Жестокая ирония, намекающая на то, что жить в подобном месте возможно лишь благодаря употреблению сомнительных психотропных веществ.       Нет. Идти по такому пути Сииль сама себе настоятельно запрещает, даже несмотря на то, что возможная перспектива крепкого и спокойного сна навязчиво прокручивается в голове. Девушка делает вдох, затем медленный выдох, повторяя последовательность этих действий ещё несколько раз, пока новые приземлённые мысли вытесняют те, другие, что изо всех возможных сил запрятаны в самую подкорку сознания.       Нужно найти работу в этом городе. Ведь приземленность не только многое отбирает, но и многое даёт взамен. Данное утверждение сперва необходимо переварить, а затем сделать так, чтобы оно воплотилось в жизнь.

Татуировка: ноты вступления «Лунной сонаты» Бетховена.

Место: внешняя сторона плеча, прямо над локтевым сгибом.

      Сентябрь.

      — А теперь вот эту нотку, — Сииль намеренно переходит на вкрадчивый шёпот, наклоняясь к фортепианной клавиатуре как можно ближе, так, чтобы сравняться с круглым личиком своей семилетней ученицы, — ну же, у тебя всё получится.       Девочка около пяти секунд всматривается в глаза своей новоиспеченной учительницы, после чего сосредоточенно хмурит бровки и наконец-то нажимает на нужную клавишу, тем самым собирая все уже сыгранные ноты в красивый мажорный аккорд.       — Умница, — Сииль впервые за немыслимо долгий срок испытывает нечто, сродни удовлетворению, сопровождая слова похвалы показательными аплодисментами, адресованными ученице, — ты просто умница, — замечает, как щечки девочки мгновенно наливаются румянцем, а уголки губ ползут вверх. Однако, уже через пару секунд искреннюю и беззаботную улыбку ребенка сменяет непонятное беспокойство.       — Только… папа будет злиться.       — Почему? — чужая внезапная тревожность незамедлительно передаётся и Сииль, — почему он должен злиться на то, что ты просто замечательно играешь?       — Потому что это кей-поп песня, — губы девочки начинают дергаться в характерном нервозном жесте, — а мне нужно играть Моцарта, нужно хорошо играть.       Чувство неприятного стягивания тут же откликается в груди Сииль, ведь подобные слова вызывают цепочку болезненных воспоминаний о собственном обучении, точнее о самых первых годах, когда до мурашек хотелось научиться играть заглавную тему из «Сэйлор Мун», но подобные желания пресекались преподавателями на корню, как нечто «несерьезное» и «глупое». Быть может, если бы у Сииль была та самая возможность играть свои любимые мелодии, то её отношение к более консервативным классическим произведением не было бы столь негативным на протяжении долгих лет.       Какой толк от Моцарта, если у ребёнка начинают дрожать пальцы при одном только виде нотной партитуры?       Сииль заметила этот дефект еще в самом начале занятия, оттого и предложила отложить программу, которую ее маленькая ученица начала разбирать с предыдущим учителем.       — Скажи мне, тебе понравилось играть вот такую фортепианную версию этой песни? — брюнетка намеренно подкрашивает свою интонацию теплотой и лаской.       Девочка начинает кивать головой лишь через какое-то время, однако растерянный взгляд на учительницу больше не поднимает.       — Тогда мы будем делать это каждый урок, — Сииль кладет свою ладонь на чужое маленькое плечо, замечая, что девочка непроизвольно вздрагивает, однако, уже через секунды расслабляется, — начинать будем с классической программы, но последние пятнадцать минут занятия только то, что любишь ты, договорились?       — Так нельзя, — переварив услышанное, ребенок врезается глазками в лицо девушки, — если папа узнает, то он вас тоже уволит. С прошлой учительницей мы занимались только классикой, но я так и не смогла ничего нормально сыграть, и если мы с вами будем отвлекаться…       — Еще как будем, — девушка не дает своей ученице договорить, — обязательно будем делать это абсолютно каждый урок.       — Но если папа…       — Твой папа хочет, чтобы ты играла еще лучше? — Сииль заглядывает глазами в чужие, — значит моя задача сделать для этого всё возможное. Ты доверишься мне?       Очередное смятение проявляется на детском лице. Девочка выдерживает некоторую паузу, после чего заключает робкое и негромкое: «да».       В последние минуты занятия Сииль просит ребенка еще раз проиграть свою любимую песню, после чего, вместо оценки за урок, дарит юной ученице милый стикер с изображением медвежонка «Лайн Фрэндс», который был предусмотрительно куплен в канцелярском магазине накануне урока.       Странное ненавязчивое чувство едва уловимого воодушевления и какого-то необъяснимого удовлетворения просачиваются в организм девушки, стоит ей покинуть дом своей ученицы и выйти на одну из центральных улиц Кванджу. Мысль о том, что эта малышка одна из тех самых будущих главных героинь своей собственной сказки, а Сииль — необходимый ей второстепенный персонаж, уверенно оседает в голове, позволяя хотя бы ненадолго унять титаническую внутреннюю пустоту. Увы, но подобный целительный эффект катастрофически скоротечен и уже через минуту грудная клетка Сииль приобретает прежнюю свинцовую тяжесть.       Так происходит абсолютно каждый раз, стоит ей остаться наедине с собой.       Девушка ускоряет собственный шаг, сверяя время на недавно приобретенном подержанном мобильном телефоне. Хм, до сих пор не верит в то, что справка о прослушанных в течение двух с половиной лет обучения в СНУ лекциях позволила ей найти какое-то количество учеников. Сииль и предположить не могла, что статус учебного заведения столицы настолько высоко ценится в провинциальном Кванджу. Ведь еще, эта обычная непримечательная бумажка помогла устроиться на подработку в небольшой винтажный магазин виниловых пластинок, поразительно напоминающий по атмосфере и настроению кондитерскую господина Пона.                    Ко второму месяцу своей новой жизни всё начало более менее устраиваться, но радоваться своим небольшим шажкам вперед у Сииль совершенно не получается. Дни монотонно идут друг за другом, как и предполагалось в ее приземленном плане, да только проклятая тяжесть в груди даже и не думает никуда исчезать.

Татуировка: два миниатюрных черных лебедя.

      Место: внутренняя сторона предплечья, чуть ниже локтевого сгиба.

Октябрь.

      «Что скажешь?»       Сииль старательно фотографирует фенечку из ярко-розового бисера, которую усердно плела на протяжении последних двух часов. Пытаясь поймать нужный ракурс, девушка непроизвольно отвлекается на другие более выдающиеся работы остальных участниц вечерней группы. Вечерней группы по бисероплетению, на занятии которой она прямо сейчас находится. И да, Сииль от души над самой собой посмеялась бы, расскажи ей о чем-то подобном еще год назад, да только вся нелепость и неуместность данного мероприятия меркнут перед одним важным фактором — именно так Сииль отвлекается, именно так не остается наедине со своими мыслями, что особенно ценно в вечернее время суток, перед сном, когда внутренние демоны начинают пожирать девушку с утроенной силой.       «Фотография вложена» — «Отправить».       Традиционная цепь ответов от другого абонента не заставляет себя ждать.       Сеульская красавица: «А ну-ка, что это у нас тут?»       Сеульская красавица: «Погоди, пойду надену линзы обратно».       Сеульская красавица: «А то вижу на фотке большого розового червяка. Ты же не прислала мне червяка, да?»       Сеульская красавица: «Хотя с твоим специфичным чувством юмора… Не знаю, не знаю…»       «Сеульская красавица» — именно так теперь записана Чхве Сын И в новом списке контактов. После той душещипательной истории, рассказанной в стенах ярко-розовой комнаты, Сииль просто не смогла записать бывшую однокурсницу иначе. А еще не смогла вырезать ее из своей жизни, как бы сильно ни старалась. Даже страх раскрыть место своего нынешнего положения удивительным образом притупился, ведь сильнейше желание пообщаться хоть с одним близким человеком одолевало Сииль на протяжении всего прошлого месяца. Она сама позвонила Чхве около пяти дней назад, по памяти набрав номер с удобной для его запоминания последовательностью цифр, чуть позже признавшись себе, что неосознанно выучила эти цифры ещё со времен подготовки к презентации.       Сеульская красавица: «Очень талантливо! Рада, что ты нашла себя, даже несмотря на возраст. P.S. Бисероплетение, серьезно?»       Более чем. Сегодня это бисероплетение, завтра вечерняя группа по живописи, послезавтра — танцы, после-послезавтра поздняя ревизия в магазине пластинок, на которую девушка сама добровольно вызвалась. Всё, что угодно, только бы не оставить себе времени на мысли перед сном. Всё, что угодно, чтобы измотать себя, а придя домой тут же рухнуть спать.       Они самые страшные, они самые ранящие, они мешают двигаться вперед, они мешают забыть.       Сииль неторопливо набирает свой ответ: «Подарок сделанный своими руками — лучший подарок. Или нет?»       Сеульская красавица: «Ну, если он сделан конкретно этими руками, то… Как бы сказать помягче… Нет, Сииль: D»       Уголки губ Сииль едва уловимо дергаются вверх, буквально на миллисекунду, после чего девичье лицо приобретает прежнее выражение, усугубленное напряженной морщинкой, прорезавшейся между бровями девушки:       «Чхве, ты же помнишь про наш уговор?»       Слова, которые Сииль сказала Чхве в самом конце их первого за столь долгий срок разговора, мигом проявляются в голове, как реакция на чужую случайную оплошность:       «Прошу тебя, не сохраняй мой номер в списке контактов и удаляй его из всех входящих и исходящих сразу же после нашего общения. И, пожалуйста, никогда не обращайся ко мне по имени. Я плохо понимаю, как всё это работает, но лишний раз не хочу рисковать. И еще, прости, что ничего толком не могу объяснить…»       Сеульская красавица: «Черт… Какая же я дура…»       Сеульская красавица: «Прости меня! Уже все стёрла!»       Сеульская красавица: «Этот чертов университет выжимает из меня все соки в этом семестре, поэтому такая невнимательная, аж бесит.»       Прочитав последнее сообщение, Сииль начинает учащенно моргать — всё потому, что и без того сниженная яркость дисплея уж слишком неприятно и весьма болезненно раздражает единственный пока еще видящий глаз. Удивительно, но девушка до сих пор имеет возможность смотреть на этот мир, однако нельзя отрицать факт того, что зрение за последние несколько месяцев всё же немного подсело.       «Больше отдыхай. Ты нужна мне здоровой и… вменяемой :)»       Преподавательница группы по бисероплетению объявляет о скором конце занятия, даже не осознавая, что подобное заявление вызовет моментальное чувство пустоты у одной из ее многочисленных учениц. На часах почти десять вечера, а это означает, что очередной бесценный шанс отвлечься вот-вот будет использован, благо, тяжелый изнурительный день не оставляет никаких сил для последующих глобальных разговоров с самой собой. Сииль чувствует, что как только пересечет порог своей комнаты, то моментально рухнет на кровать и уснет. Такое маленькое спасение позволяет чуть спокойнее дышать.       Мобильный телефон вибрирует вновь, доставляя еще одно сообщение от Чхве Сын И.       Сеульская красавица: «Ты мне тоже нужна.»       Сииль блокирует устройство, принимаясь доделывать свое бисерное украшение также усердно, как все остальные ученицы студии. За минуту до конца занятия, девушка перекладывает браслет в небольшой крафтовый конвертик, завязывая его сверкающей шелковой ленточкой. Брюнетка берет один из блестящих маркеров, стоящих на специальном стенде для оформления, после чего принимается выводить аккуратные и совершенно искренние слова:       «Сеульской красавице. Со всем теплом. От подруги.»       Завтра перед началом работы в магазине пластинок, Сииль забежит на почту, чтобы отправить этот подарок письмом.       Само собой, без адреса и имени отправителя.

Татуировка: слово «Сингулярность», написанное будто бы старинным прописным шрифтом. На этом Лу настояла.

Место: кисть.

Ноябрь.

      Поздняя осень в Кванджу крайне беспощадна: тугое тяжелое небо, давящее собой на головы местных жителей, тотальное отсутствие хоть какого-нибудь пусть даже блеклого солнечного свечения, а также порывы сильнейшего ледяного ветра, вонзающегося в лица идущих по улице людей с недюжинной силой — вот далеко не весь список погодных напастей, сопровождающих и без того угрюмых горожан все последние ноябрьские недели. Некоторые более предприимчивые жители Кванджу безусловно проявляли свою изобретательность, закутываясь в шарфы так, чтобы оставалась лишь небольшая прорезь для глаз, однако даже подобное решение не помогало защититься от безумного количества микроскопических и крайне острых песчинок, несущихся в лица с очередными ветряными порывами.       Если верить разговорам местных жителей, столь холодная ноябрьская погода является природной аномалией, магическим образом возникшей исключительно в этом году, да только Сииль от всей этой информации совсем не легче. Двадцать минут назад девушка закончила занятие со своей юной ученицей и прямо сейчас не без труда продвигается в сторону автобусной остановки, местоположение которой, благодаря погодным условиям, кажется еще более далеким, нежели обычно.       Покрасневшие девичьи пальцы крепко сжимают ткань надетого на голову капюшона, стоит внезапному резкому порыву холода ударить в ее сторону.        Ну, что за наказание, — произносит у себя в голове, едва успевая увернуться от очередной волны ветра, беспощадно бьющей прямо в лицо.        Дутая укороченная куртка чёрного цвета, огромная безразмерная толстовка, надетая поверх футболки с принтом какой-то малоизвестной рок-группы и плотные джинсы всё того же теперь уже привычного мрачного оттенка абсолютно не спасают Сииль от холода. Пожалуй, лишь только массивные чёрные «мартинсы», предусмотрительно купленные девушкой пару дней назад, продолжают согревать ноги, сохраняя единственный и такой необходимый островок тепла во всем теле.       Спустя какое-то время, Сииль всё же решается приоткрыть свои крепко-зажмуренные глаза. В попытке разглядеть, сколько еще пути предстоит пройти, девушка за малым не врезается в идущего впереди мужчину, успевая затормозить перед чужой спиной в самый последний момент.       — О, Господи, простите…       Не подозревая, что её фраза так и останется нерасслышанной, Сииль внезапно застывает на месте. Не понимает, что не так, но пошевелиться совершенно не в силах. Подобный неожиданный эффект растягивается на долгие секунды, пока девушка заторможено подмечает, как быстро и легко её обоняние улавливает один единственный запах — аромат мужского парфюма — тот самый, который никогда ни с чем не спутать, ровно как и никогда не забыть.       Нет, — Сииль резко зажмуривается, будто только что сильнейше обожглась, — нет, нет, нет, — мотает головой из стороны в сторону, ведь понять не может, является ли ощущение этого запаха иллюзорным или наоборот самым что ни на есть настоящим.       Пронзительный болевой спазм тут же режет внутренние органы, пока дыхательные пути безжалостно сковываются знакомыми чугунными тисками.       Один, два, три… — Сииль начинает медленно считать про себя, спасаясь лишь так, как умеет, она вынужденно ждёт, что металлический низкий голос вот-вот разрубит все окружающее пространство, — …четыре, пять, шесть, семь, восемь, — да только этого никак не происходит.       Спустя еще какое-то количество секунд, девушка всё же осмеливается приподнять веки, вмиг округляя глаза от удивления — все потому, что чужая фигура значительно продвинулась вперёд по улице.       Сииль делает глубокий вдох, затем выдох, пытаясь хоть чуть-чуть сбить собственный паралич, после чего с исключительным сосредоточением и предельной концентрацией врезается взглядом в удаляющийся мужской силуэт, изучая чужую фигуру с пугающей дотошностью.       Это не Он.       Телосложение незнакомца совсем другое, ровно как и одежда: удлиненный клеенчатый плащ, широковатые темно-бежевые брюки, аккуратный кожаный портфель в руке. Рост мужчины гораздо ниже, походка более резкая, да и густой копны темно-каштановых, или, точнее сказать, почти что черных волос у него нет.       Совершенно точно не Он.       Слабое облегчение начинает просачиваться в организм, подобно долгожданной и такой необходимой анестезии. Сииль неосознанно сгибается, упираясь ладонями в колени — пытается отдышаться, будто только что преодолела приличный марафон, однако приобретённое столь странным образом волнение даже не думает никуда уходить.       Запах. Один чертов запах, а она из-за него тут же начинает рваться на лоскутки.       Новый порыв ледяного ветра подобно хлёсткой пощёчине бьет по лицу, провоцируя Сииль на череду действий, которым она никогда в жизни не сможет дать отчёт. Мозг поразительном образом отключается, заставляя тело работать в режиме «автопилот». Чувства, которых какое-то время удавалось избегать снова отравляют тело.       Стремительная пробежка вперёд, до перекрёстка со светофором, возле которого прямо сейчас стоит тот самый мужчина — удивительно, как быстро удары ветра утрачивают свою существенность, они теперь кажутся Сииль всего лишь назойливой и не достойной никакого внимания мелочью.       — Прошу прощения, — девушка быстро выравнивается с незнакомцем, не забывая уважительно поклониться. Благо на светофоре все ещё горит красный свет, а это значит, что у неё есть ещё какое-то время.       Мужчина, на вид лет тридцати пяти, слегка округляет свои глаза, быстро пробегая по довольно необычной и удивительно мрачно одетой девушке взглядом, пару секунд задерживается на ее лице, после чего весьма доброжелательно улыбается, тем самым будто бы говоря, что готов слушать.       — Мне очень неудобно вас беспокоить, — Сииль буквально на физическом уровне ощущает весь дискомфорт от созданной ситуации, — дело в том, что у моего молодого человека скоро день рождения…       Врёт. Поразительно нагло и уверенно.       — И я хотела бы подарить ему какой-нибудь хороший парфюм, да только…       Без зазрения совести. Врёт.       — Только совсем не разбираюсь в ароматах, тем более мужских. А так вышло, что вы прошли мимо, и я подумала, что такой запах замечательно подошёл бы моему любимому молодому человеку.       Врёт. Врёт. Врёт.       Занимательно, насколько ловко и легко прежний изъян возвращается на свое место, будто никуда и не исчезал вовсе. Будто нескольких месяцев кропотливой работы над собой, дающей пусть небольшие, но все-таки очевидные росточки успешных изменений вовсе не было.       Занимательно и то, что Сииль всё это сейчас мало волнует. Она совершенно точно накажет себя. Жестоко накажет. Но только это будет позже, сразу, как только подлая и такая мощная гипнотическая пелена перестанет окутывать разум.       — Ах, вы меня порядком смутили, — мужчина искренне улыбается, не скрывая своего неподдельного удивления, — честно говоря, я понятия не имею, как называется этот парфюм, у меня жена всем этим заведует, — в раздумьях начинает почёсывать свой затылок, замечая, как стремительно тускнеет взгляд девушки, будто он только что сказал ребёнку, что на Чусок не будет никаких подарков.       — Разве что… — мужчина тут же улавливает то, как быстро зажигаются огоньки надежды в чужих карих глазах, — у него такой странный флакон… сделан так, как будто это большой навесной замóк, а не духи.       — А цвет его вы случайно не помните?       — Эм-м-м, да, конечно, чёрный, — мужчина посмеивается над фактом, что позабыл указать чуть ли не вторую по важности примету для успешного нахождения искомого парфюма, после чего тут же дополняет свой ответ, — думаю, что вы найдёте его в отделе парфюмерии торгового центра, что в соседнем квартале. Во всяком случае, моя жена закупается там, насколько я знаю.       — Спасибо, — девушка в который раз уважительно кланяется, — огромное спасибо, — после чего тут же срывается с места, превращая свои уверенные шаги в стремительно нарастающий бег.       Что это за реакция? Почему она берет под контроль всё то, что от Сииль осталось?       Поразительно: от холода, некогда сковывающего девичье тело, больше нет и следа.       Сииль залетает в тот самый магазин парфюмерии спустя десять минут непрерывного бега, не позволяя себе перевести дыхание даже будучи на месте. Девушка тут же проходит вглубь помещения, минуя многочисленные стеллажи и стенды, стараясь выцепить взглядом хоть что-нибудь отдаленно напоминающее «черный замок».       Резь в глазах. Снова. Как следствие от столь тщательной концентрации на безмерном количестве ярких и сильно раздражающихся взгляд флаконов.       Минута. Две. Сииль продолжает искать, даже не рассматривая вариант обратиться к продавцу-консультанту, будто существует какое-то неозвученное правило — найти этот парфюм девушка должна самостоятельно. А еще — никто не должен знать о том, что она вообще его ищет.       Сердце болезненно ёкает в момент, когда разыскиваемый предмет наконец-то попадается на глаза. Сииль с поразительно скоростью хватает флакончик, нетерпеливо брызгая его содержимое на специальный бумажный листок, предназначенный для «дегустации» аромата.       Совершенно ненормальное и такое невозможное удовлетворение тут же размягчает усталые перенапряженные после бега мышцы — этот парфюм действительно тот самый. Запах Тэхена.       Девушка характерно прищуривается, стараясь разобрать унизительно мелкий шрифт описания состава данного аромата:       «В верхних нотах парфюмерной композиции преобладают свежие цитрусовые запахи, которые оттеняет аромат мяты, герани и гвоздики. Мускатный орех в данном парфюме — база, объединяющая все ароматы, а кедр, ветивер, сандал и кора оливкового дерева — сердце.»       Вот, чем он пахнет.       Сииль забирает чёрный флакон со стенда, и не обращая никакого внимания на его внушительную цену, несёт к кассе. Сколько бы эти духи не стоили, она совершенно точно не выйдет из магазина без них.       После покупки Сииль изо всех сил спешит на автобусную остановку — все потому, что невидимая гипнотическая пелена поразительно стабильно поглотила девушку. Автобус, дальнейший путь домой, дорога пешком до подъезда, подъем вверх по лестнице — как в тумане.       Девушка залетает в свою комнату, предварительно заперев дверь на замок. Волнение, томившееся в сердце весь последний час достигает своего апогея. Сииль открывает дверки массивного шкафа, резко присаживается на корточки, так, чтобы сравняться с его самыми нижними полками, и не без труда выуживает из самой глубины аккуратно свёрнутую чёрную футболку. Ту самую с неразгаданным потрескавшимся принтом. Ту самую, в которой лежала без сознания на учительском столе. Ту самую, которую… Тэхен ей оставил. И ту самую, что случайно зацепила с охапкой других вещей, которые впопыхах утрамбовывала в рюкзак перед самым отъездом из города.       Дрожащие пальцы достают небольшой лакированный флакон, небрежно разрывая его некогда цельную упаковку уже через пару секунд. Сииль нажимает несколько раз на специальный колпачок, тем самым разбрызгивая щедрую порцию духов на ткань футболки, вынужденно подмечая, как быстро воздух комнаты начинает пропитываться чужим запахом.       От него болит. От него сердце щемит.       Спустя буквально мгновение, Сииль забирается на чистую кровать, так и не сняв с себя уличную одежду и обувь. Девушка принимает позу эмбриона, свернувшись в своеобразный защитный калачик — футболку прижимает к груди со всей имеющейся у неё силой, не забывая вдыхать терпкие нотки парфюма каждую новую секунду.       От них кружится голова. От них немеют конечности.       То, что прямо сейчас вытворяет Сииль, не поддаётся никаким объяснениям. Гигантский опустошающий шаг назад. Позорный «срыв с диеты», после месяцев пусть и ограниченного, но такого необходимого для поддержания жизни «правильного питания». Счётчик невыносимо долгих дней без мыслей о нем, предательски обнуляющийся в эти самые минуты.       Сииль дышит его запахом, к собственному ужасу ощущая, насколько чувственно ее тело на него отзывается. Как клеточки кожи тянутся к ткани футболки, желая впитать в себя каждую микроскопическую нотку запретного аромата, желая надышать так, чтобы как можно скорее восполнить месяцы жизни без этого самого запаха.       Уже завтра девушка положит все силы на то, чтобы перекрыть последствия сегодняшней ошибки. Если это шаг назад, то она сделает несколько громадных вперёд, даже если на этой уйдут месяцы. Если срыв с диеты, то завтра же возобновит необходимое организму здоровое питание. Если счётчик дней без него теперь на нуле, завтра ноль обязательно сменится на цифру один. И пусть Сииль не главная героиня своей истории, она все равно приложит такие силы, как если бы была ей.              Вот только… Ещё чуть-чуть подышит.       Им.

      Татуировка: «Разве душам нужны глаза, чтобы смотреть друг на друга».

Место: внутренняя сторона плеча.

Декабрь.

***

Январь.

      — Ух ты! Татуировка диаметром больше двух сантиметров? Это что-то новенькое, — Сииль беззлобно поддразнивает своего мастера, начиная разглядывать в зеркале только что законченную работу.       Подколка девушки далеко не беспочвенна, ведь за прошедшие полгода на ее теле так и не появилось того самого «рукава». Честно говоря, не появилось даже намёка на него. Лу действительно выполняла часть своего обещания, но делала это будто бы с подвохом, который Сииль, к своему собственному удивлению, послушно принимала. Дело в том, что все те миниатюрные эскизы, что зеленоволосая татуировщица создавала специально для нее, каким-то удивительным образом безоговорочно откликались в сердце девушки. Брюнетка понимала, что с её кожей по непонятным причинам осторожничают, однако красота этих рисунков и надписей все равно перевешивала любые желания спорить и возражать. Сииль знала, что впереди еще много времени, а значит они с Лу еще успеют разгуляться.       — Ну, как тебе? — девушка с зелеными завитками не без гордости разглядывает чужое отражение в зеркале, — говорила же, что на ребре будет отпадно смотреться, — Лу продолжает одобрительно кивать, нечаянно сталкиваясь с традиционно пустым взглядом своей постоянной клиентки, в котором совершенно случайно обнаруживает какую-то невероятную растерянность и хуже того печаль, — стой, или тебе не нравится?       Сииль продолжает выжигать взглядом отражение в зеркале, пытаясь определить, каким же должен быть ответ на этот вопрос. Знает лишь одно, что он должен быть абсолютно честным.       Новая татуировка красуется в довольно неожиданном для девушки месте — в области правого ребра, начинаясь сразу же под линией спортивного топа — Лу достаточно аргументированно объяснила, что подобный рисунок будет плохо смотреться на худой ручке Сииль и для него нужно куда большее пространство. Так же владелица салона предупредила, что кожа в этой зоне куда более нежная, нежели на предплечье, поэтому процесс будет протекать в разы больнее, чем обычно.       Занятно, но причиной столь затянувшегося замешательства Сииль служат отнюдь не болевые ощущения, да и новое место расположения рисунка, отдаляющее ее от «рукава» тоже. Причиной внутреннего смятения является то, что теперь красуется на ее ребре.       Татуировка, намеренно исполнена так, будто это сырой карандашный набросок какого-то художника, изобразившего целующихся влюбленных. Длинноволосая девушка обвивает шею молодого человека, пока юноша крепко держит ее за талию, прижимая к себе так, чтобы их поцелуй мог длиться бесконечно.       Сииль засматривается на свою свежую и порядком раскрасневшуюся рану, отмечая, как же эстетично и тонко Лу выполнила эту работу.       — Нравится, — негромко заключает Сииль, — очень…       — Ха! Я бы поверила, если бы не этот похоронный тон? — Лу-лу демонстративно прищуривается, — вижу же, тебя что-то печалит…       Печалит. Наверное, можно применить и это слово, если оно используется для описания тянущей тугой боли в области груди, то почему бы и нет. Вот только «печалит» Сииль не «что-то», а «кто-то». А именно изображенный на ее коже молодой человек.       Копна его густых волос, линии профиля, ширина плеч, разница в росте с девушкой, которую целует. Даже в столь намеренно нечетком наброске этот юноша поразительно похож на… на… на Него. Сииль пытается развидеть это сходство, но с каждой последующей секундой лишь сильнее укрепляется в том, что видит.       — Колись, что не так, воробушек, — Лу не скрывает настороженности в голосе, — мне кажется, что еще минута и ты вот-вот заплачешь, а мне бы этого очень не хотелось. Доводить клиентов до слез — последнее, чего я хочу.       Нет, Лу. Не запла́чу.       — На эскизе, что ты показала в начале сеанса, молодой человек выглядел немного иначе.       Более безлико, неконкретно, так, что нарисованный образ казался размытым, неясным, не принадлежащим никому.       — Выходит, в этом всё дело? — Лу с облегчением выдыхает, — я действительно планировала делать, как задумала изначально, но по мере прорисовки очень захотелось добавить парню более выразительные черты, ну-у-у, чтобы вышло еще красивее первичного образа, — зеленоволосый мастер почесывает свою макушку, окидывая финальным взглядом свою работу, — я очень довольна, но это не имеет никакого значения, если не нравится тебе, думаю, что смогу перекрыть его силуэт…       Сииль характерно морщится — нет, это не из-за милой Лу, что лишь выполняла свои непосредственные обязанности, стараясь подарить своей неблагодарной клиентке произведение искусства на небольшом участке её кожи. Сииль морщится из-за злости на себя саму, ведь надо было отказаться от идеи этой татуировки еще в начале сеанса.       Один проклятый звонок из Сеула, и она как после колоссального землетрясения — вынуждена разгребать многочисленные обломки и восстанавливать всё заново. Благо, Сииль далеко не впервой это делать, оттого и стройка новой себя идет чуть быстрее ожидаемого.       Вот только свежее кровоточащее изображение на коже — очередной шаг не туда.       — Да, — Сииль заключает категорично и уверенно, удивляясь тому, насколько быстро произносимое слово обрастает льдом, — нужно это перекрыть… вполне возможно, что совершенного другим рисунком, — девушка оттягивает ворот своей черно-серой рубашки в клетку, оголяя зону правого предплечья с остальными пятью татуировками, — мне будет тяжело носить что-то столь интимное на своем теле…       — Интимное? На прошлой неделе я набила одному дядьке мужской половой орган на ноге… — Лу-Лу забавно приподнимает брови, мастерски разряжая слегка помрачневшую атмосферу.       — Т-а-а-а-к, мне пора, огромное спасибо за ваш труд, госпожа Чой! — Сииль забавно выпучивает глаза, тут же спрыгивая с кресла, знает же, что Лу теперь максимально настроена дразнить и подкалывать.       — Кое-кому, между прочим, тоже пора, да, Лу-Лу Чой? — голос второго татуировщика, неизменно работающего в соседнем зале, доносится из-за стены, — только не говори, что забыла.       — А-а-а-а, — с искренней и немного по-детски утрированной досадой произносит зеленоволосая девушка, поднимая теперь уже расстроенный взгляд на часы, — вот же… черт.       — Забыла, да? — мужчина неспешно выглядывает из соседней комнаты, смиряя начальницу деланно строгим взглядом.       — Забыла, — Лу от недовольства к самой себе собирает брови у переносицы.       — Я так и понял, — коллега девушки иронично закатывает глаза, — мне отменять все сегодняшние записи?       — Да, — разочарованно соглашается, — это же мой косяк, значит сама должна исправить, вопрос репутации салона.       — Разве к репутации салона могут быть какие-либо вопросы? — Сииль невольно вторгается в чужой разговор, начиная неспешно обуваться у входной двери. — Вы же лучшие в Кванджу, да и не только в Кванджу.       — Знаешь, что я учудила вчера? — зеленоволосый мастер деловито ставит руки по бокам, устремляя на брюнетку недовольный взгляд, — я впервые забыла положить клиенту комплект для ухода за татуировкой, — Лу накрывает лицо ладонью в стыдливом жесте, — обязательного ухода за татуировкой, это просто верх непрофессионализма. Мало того, что набор входит в стоимость сеанса и за него как бы уже заплачены деньги, так и парню он действительно необходим — я ему половину руки раздербанила. Вот у кого рукав, так рукав.       Сииль машинально вспоминает свою первую татуировку, а точнее тот период, когда она будто бы не хотела заживать. Тогда мази и антисептические средства, которые Лу тщательно отобрала в свой авторский комплект для ухода действительно облегчили её раненой коже существование.       — Сам виноват, — Лу продолжает ворчать себе под нос, — засранец красивый, так на него засмотрелась, что просто-напросто забыла отдать. А теперь придётся переться на самый север Кванджу…       — Север Кванджу — это куда именно? — брюнетка заканчивает шнуровать второй ботинок, после чего поправляет нависшие на лицо пряди волос, принимаясь надевать черную укороченную куртку.       — Недалеко от торгового центра, как я поняла, — отвечает Лу, — во всяком случае, так он указал в своей клиентской анкете.       — У меня через час урок в этом районе, если хочешь, я могу занести твою посылку сразу после занятия, — Сииль старательно застёгивает молнию куртки, после чего вытаскивает капюшон толстовки, тут же надевая его на голову.       — Мрачный воробушек, — глаза Лу мельком осматривают девушку, уже через миг превращаясь в задорные полукруглые щелочки, — по правде говоря, этим ты меня просто спасешь… Если я отменю сеансы, за этим могут последовать жалобы клиентов, что нам тоже совсем не кстати, — тату-мастер кивает головой в подтверждении своих слов, — признавайся, захотела помочь, как только узнала, что он красавчик?       Лу корчит милую рожицу, наблюдая, как на лице брюнетки возникает легкая растерянность, после чего проходит к одному из стеллажей, вытаскивая с верхней полки заранее упакованный набор.       — Дружеский совет — долго не смотри в его бездонные карие глаза, — тату-мастер вручает Сииль небольшую коробку с уходовым комплектом, а также свёрнутый анкетный листок с данными клиента, — есть большой риск утонуть в них.       — Я думала оставить ее у входной двери, позвонить и убежать… — брюнетка не успевает договорить фразу, ведь её тут же перебивает заливистый смех Лу, которая даже не подозревает, что Сииль без всяких шуток планирует сделать именно так.       — Мрачный воробушек-интроверт, — зеленоволосая девушка подходит вплотную, кладя ладони на плечи черной дутой куртки, игриво разворачивая Сииль к выходу, — до встречи в феврале, — наклоняется к чужому уху, говоря следующую фразу значительно тише и серьезнее, — новый эскиз для тебя будет просто изумительным. Я обещаю.

***

       Старый покрытый ржавчиной корабль, отходящий в море под мраком тугих темно-синих туч. Пожилая аджумма, продающая аккуратные пучки редиса, прямо на картонке возле входа в популярный гипермаркет. Мальчик, ворующий с рыночного прилавка рыбку-пунопан в качестве подарка для девочки, которую держит за руку.       Сииль не в силах отвести глаз от огромных изображений, закрепленных на специальных двигающихся стендах подобно картинам в лучших музеях современного искусства.       Выставка фотографий — вот, что происходит в большом стеклянном павильоне, находящимся по адресу из той самой записки Лу.       Сииль с поразительным интересом и жадным любопытством изучает каждую фотокартину, обещая себе, что примется решать «вопросы доставки» буквально через минуту, однако, как только эта самая минута проходит, подобный договор с самой собой начинает перезаключаться вновь.       Удивительно, но от столь чутких, трогающих сердце фотографий просто невозможно оторваться, и закончив изучать одну, Сииль тут же переключается на другую, заставляя больные глаза всматриваться в новое изображение не менее дотошно, чем в предыдущее.       Брюнетка продвигается вглубь павильона тихими неспешными шагами, удивляясь тому, что кроме неё в зале нет ни единой души. Должно быть причиной этому служит неподходящее для посещения подобных мест время — сейчас самая середина рабочего дня и добрая половина жителей Кванджу просто-напросто находится на своих рабочих местах. Во всяком случае, девушке хочется верить, что вся удивительная красота, представленная на выставке, не останется без полагающегося ей внимания, и зал павильона будет переполнен людьми уже сегодняшним вечером.       Добравшись до конца основного коридора лишь через время, Сииль нечаянно цепляется взглядом за аккуратную стильную вывеску с каким-то фирменным логотипом и надписью на английском языке:       «Photography by Golden Closet».       Девушка проговаривает губами столь необычное название, ощущая странное чувство дежавю — будто уже слышала подобное сочетание слов, но только совершенно не может вспомнить где.       Пока разум Сииль отвлекается на безуспешные попытки выудить нужную информацию из памяти, взгляд самопроизвольно перескакивает на самую последнюю выставочную фотографию, висящую справа от металлической вывески. Огромное по размерам полотно отпечатано в темной синей-золотой палитре и Сииль требуется некоторое время, чтобы рассмотреть множество мелких деталей, обычно остающихся незамеченными из-за более значимых областей изображения.       В центре фотографии находится песчаный пляж, запечатленный умелым фотографом прямо посреди глубокой летней ночи. Верхнюю правую область полотна занимает темное звездное небо, нижнюю — легкая рябь тревожной морской воды. Основной же фокус фотокартины удерживается на блестящем нежно-золотом песке, бо́льшую площадь которого покрывают крупные снежные хлопья.       Что?       Голову молниеносно пробивают буквы из некогда прочитанного новостного заголовка: «Аномальный град в Пусане. Впервые за всю погодную историю страны»       И Сииль замирает.       Замешательство. Волнение. Паралич.       Три этих состояния соединяются где-то в солнечном сплетении, отвлекая все внимание девушки на только что сформировавшийся в этой области узел. Именно из-за его выразительной боли Сииль не способна заметить, что все предыдущие секунды за её спиной кто-то стоит.       — Сначала подумал, что с ума сошёл, — знакомый мужской голос доносится откуда-то сверху, проникая потоком тёплого воздуха в зону правого девичьего уха, — но нет, это и правда ты.       Сииль прошибает дрожь, но девушка даже не думает шевелиться, замечая, как собственные мышцы уверенно деревенеют. Так и стоит на месте, продолжая прожигать ошарашенным взглядом висящую перед ней фотографию.       — Здравствуй, отличница.       …       Узел стягивает все внутренние органы разом, сообщая о том, что лучше бы Сииль в эту же секунду сорваться на самый быстрый бег. Спастись. Исчезнуть. Словно ее и не было никогда. Поддаться страху, так же, как и всегда, лишь бы избежать встречи с человеком из прошлой жизни — тем, в чьих глазах когда-то наблюдала самый жуткий испепеляющий гнев.       Пусанский Принц. Невозможно.       Сииль не знает как быть, но все же с внутренним голосом отчаянно спорит: нелепым бегством ничего не решить.       Многочисленные мысли о дальнейших действиях начинают разрывать голову напополам, вплоть до момента, пока уверенное прикосновение мужских пальцев к девичьей руке не обрывает их бесконечно движущийся поток.       Чонгук берет Сииль за локоть, дотрагиваясь до ее кожи сквозь спасительно плотную ткань куртки, и уже через миг разворачивает девушку к себе лицом — взгляды молодых людей встречаются ровно через секунду, заставляя неизбежно столкнуться со всеми фатальными изменениями, произошедшими во внешности друг друга.       Сииль непроизвольно щурится, отказываясь верить тому, что прямо сейчас перед собой видит. Кого прямо сейчас перед собой видит. Столь яркий и ослепляющий образ юноши никак не соотносится с воспоминаниями о том Чонгуке, с которым она когда-то сидела на занятиях по английскому языку: светлые изрядно отросшие волосы золотисто-пшеничного цвета теперь сменяют некогда чёрный короткий андеркат, кипельно-белая оверсайзная футболка без надписей и каких-либо принтов занимает место традиционной просторной толстовки, свободные светло-серые джогеры и белые найки красуются на ногах вместо рваных зауженных джинс и массивных панковских ботинок. Только лишь россыпь многочисленных татуировок на правой руке, собирающихся своим многообразием в настоящий полноценный «рукав» являются единственным доказательством того, что это все-таки тот Чон Чонгук, которого Сииль когда-то знала. И если раньше Пусанский Принц был без сомнений привлекательным юношей, то теперь от него просто невозможно отвести глаз.       — Что ты здесь делаешь? — Чонгук наконец-то убирает руку с девичьего локтя, возвращая свой спокойный взгляд к лицу Сииль.       Молодой человек уже успел рассмотреть произошедшие с ней изменения, однако выдавать свои мысли по поводу них пока не спешил.       — Как это возможно? — Сииль отвечает вопросом на вопрос, обращаясь скорее к кому-то наверху потолку, чем к Чонгуку, — такого не бывает, не бывает же…       Не бывает, — молниеносно проносится и у юноши в голове.       Нет смысла что-либо говорить Чонгуку. Нет смысла что-либо объяснять Чонгуку. Девушка и так понимает, как жалко и нелепо ее появление может выглядеть в глазах Пусанского Принца, будто она специально искала его и вот, наконец, нашла. Ведь как иначе можно объяснить эту встречу?       — Ты был вчера в тату-салоне Лу-Лу Чой? — девушка задает весьма неожиданный вопрос, стараясь как можно скорее перейти к делу.       — Был, — с легким удивлением, чуть растворяющим былое спокойствие, отвечает Чонгук.       — В таком случае, мне нужно кое-что тебе отдать, — не снимая со своего плеча массивный черный рюкзак, Сииль расстёгивает молнию основного отдела, после чего незамедлительно ныряет туда рукой, — пожалуйста, возьми, — уже через пару секунд девушка протягивает Чонгуку небольшую пластиковую коробку с фирменным логотипом, — по нелепой ошибке тебе забыли положить.       Некоторое время молодой человек смотрит на аккуратно упакованный предмет в руках черноволосой девушки, после чего всё же забирает его — так, чтобы не задеть своими пальцами чужую бледноватую кожу. Это не нужно — ни ему, ни Сииль.       Девушка же прекрасно осознает, что ее задача выполнена и в этом месте ее больше ничего не держит. Она тут же отводит растерянный взгляд в сторону выхода, виднеющегося в самом конце длинного коридора, намереваясь сделать шаги в его направлении как можно быстрее.       Чонгук замечает это, поэтому действует чуть раньше — он совершает быстрый шаг в сторону, тем самым закрывая перед Сииль один единственный путь к выходу. От подобного внезапного действия девушка характерно дёргается, но уже через мгновение замирает. Снова.       — И всё? — молодой человек задаёт свой странный вопрос, тут же встречая в её карих глазах немое непонимание: а нужно еще что-то?       — И это всё? — спокойным и удивительно ровным тоном повторяет светловолосый молодой человек.       — Тату-салон Лу-Лу Чой приносит свои извинения за доставленные неудобства, — Сииль уважительно кланяется, после чего подтягивает за лямку немного съехавший с плеча рюкзак и тут же производит быстрый и такой долгожданный шаг в нужном направлении.       — Неплохая попытка, отличница, но так не пойдет, — Чонгук выпаливает фразу прямо в девичью спину, успевая схватиться рукой за тесёмку рюкзака, — заявляться на мою выставку, а потом вот так резво с нее сбегать, по меньшей мере, невежливо. Я молчу про то, что мы сейчас на другом конце Кореи…       …И не видели друг друга, кажется, целую вечность.       Молодой человек не переключается в тоне своего голоса, продолжая звучать ровно и сдержанно, и это сильно сбивает с толку Сииль, ведь подобное спокойствие и размеренность абсолютно нехарактерны для того старого Чонгука. Удивительно, но благодаря таким его интонациям, девушка начинает замечать, что былое волнение немного отступило. Оно не исчезло совсем, нет, но прежняя одеревенелость в конечностях наконец-то начала угасать.       — Я не… Н-н-не…       — Да, я прекрасно помню про частицу «не», — Чонгук выравнивается с Сииль, продолжая держать свою руку на ее рюкзаке, тем самым ненавязчиво направляя девушку по нужному ему пути.       — Что ты дела…?       — Веду тебя в соседний павильон, — дежурно заключает блондин, — там неплохая закусочная для персонала выставки.       — Но я…       — Противишься мне, — молодой человек заглядывает в карие глаза девушки, буквально на миллисекунду, быстро возвращая взор обратно в пустоту павильонного коридора, — прямо, как в старые-добрые времена, Сииль. Мы просто поговорим, не более того. Если боишься, то это ни к чему. Я не сделаю тебе больно.       — Сделаешь, — подобное заключение молниеносно вспыхивает в девичьей голове, исчезая в тоже мгновение; все потому, что Чонгук весьма резко сворачивает направо, тем самым заставляя Сииль пересечь порог местного кафетерия одновременно с ним.       Молодые люди тут же оказываются в довольно уютном и светлом помещении миниатюрной закусочной, однако парень совсем не торопится отпускать девушку. Он продолжает уверенно тянуть лямку ее рюкзака, вынуждая продвигаться вглубь помещения до того момента, пока они оба не достигнут полукруглого стеклянного столика, расположенного прямо возле большого витражного окна.       — Садись здесь, — Чонгук убирает свою руку лишь сейчас, неспешно перенося ладонь на спинку белого стула, который уже через секунду отодвигает для девушки, — это самое уютное место, поверь, я бываю здесь по несколько раз в день.       Верю, — Сииль не успевает произнести ответную фразу, ведь взгляд очередным подлым образом цепляется за новый раздражитель — на этот раз это собственное отражение в оконном стекле. Оно такое мрачное, резкое, словно Сииль — это большое чёрное пятно, нелепо контрастирующее с нежными пастельными тонами всего помещения, и в особенности с новым будто светящимся образом Пусанского Принца.       Да, Чонгук по-прежнему принц, а вот кто же сейчас Сииль — девушка совершенно не знает. Слишком давно перестала следить за своим отражением в зеркале, только сейчас понимая, как быстро этот сознательный выбор укоренился в стабильную неистребимую привычку.       — Сииль, — ровная интонация мужского голоса подталкивает к действию, помогая девушке кое-как оторваться от увиденного, снять с плеча рюкзак, аккуратно расположить его возле ножки стола и всё-таки занять предложенное ей место.       — Заказ нужно делать на стойке, так что выбирай и я пойду…       — Спасибо большое, но ничего не нужно, — девушка чувствует мгновенную неловкость, понимая, что никак не сможет вложить в себя какую-либо еду, уж точно не перед Чонгуком, — я ела около часа назад, — Сииль не врет, ведь действительно «плотно пообедала» целым яблоком вместе с рисовым хлебцем, — поэтому прости пожалуйста за неудобство.       — Всё такая же вежливая, — лёгкая теплота пусть едва уловимо, но всё же просачивается в интонацию юноши, — тогда, может, хочешь чай или кофе? Сок?       Будничность и непринуждённость мужских реплик кажется Сииль какой-то инородной — будто они с Чонгуком познакомились только что, а весь багаж прошлого с его непомерной тяжестью и выразительной болью благополучно потерялся где-то на подступах к Кванджу.       — Горячий шоколад, — слегка безразлично отвечает девушка, незамедлительно устремляя пустой взгляд в окно; старается не дополнять произнесённую фразу традиционным элементом вежливости, вроде слова «пожалуйста», будто Чонгук только что уличил ее в чём-то постыдном.       Сииль меняется. Вопреки своим слабостям и предательским «срывам» меняется. Девичья оболочка костенеет, покрываясь прочным, почти что каменным налетом, который появился в результате многочисленных жизненных уроков, и кто знает, чем станет эта иллюзорная скорлупка через годы. Что же касается нынешнего мрачного образа девушки — он совершенно точно не нуждается в столь навязчивом следовании элементам этикета с их воздушной приторностью и эстетической тонкостью, ведь люди очень часто принимают эту самую вежливость за слабость. Сииль знает, что слаба — но больше никому в жизни об этом не скажет.       — Значит, горячий шоколад, — Чонгук утвердительно кивает, пробегаясь мимолетным взглядом по аккуратному профилю девушки, после чего удаляется в сторону обслуживающей стойки.       «Отчего-то внутри меня чувство есть, что именно сегодня горячий шоколад в кафе за углом хоть немного поможет. Но только, если буду пить его не одна…»       Спустя какое-то время юноша возвращается, держа в руках две кружки — черную и белую — с одним и тем же напитком — горячим шоколадом.       Чонгук присаживается на противоположный от Сииль стул, пододвигая белую чашку с ароматным напитком ближе к девушке.       — Зима здесь довольно суровая, — нарушает тишину первым, — не как в Сеуле.       — Зато воздух необыкновенно чистый, — через некоторое количество секунд следует чужой ответ, — не как в Сеуле.       Так странно. Видеть его здесь. Быть с ним здесь. Пытаться разговаривать.       — Каждому своё, безусловно, но любой пусанец с неимоверным трудом переносит подобный холод, — Чонгук ставит локти на стол и слегка наклоняется к кружке, принимаясь аккуратно дуть на поверхность напитка.       — Так холодно только из-за порывов ветра, — девушка вновь отвечает не сразу, — когда их нет, на улице даже приятно.       — К сожалению, они есть абсолютно всегда.       — Местные говорят, что такая погода только в этом году, — Сииль продолжает смотреть на улицу через оконное стекло, — какая-то аномалия.       — Аномалия, — тихим голосом повторяет молодой человек, — так и будем о погоде разговаривать?       — Это было бы довольно безопасно для нас, — Сииль пожимает плечами, невольно отвлекаясь от вида за окном, после чего украдкой посматривает на юношу, занятого остужением своего напитка.       — Безопасно для нас? — уголки мужских губ слегка приподнимаются вверх, ни коим образом не нарушая прежнее спокойствие на лице молодого человека, — к слову, ты так и не ответила на самый первый мой вопрос, — на последнем слове Чонгук резко перескакивает взглядом прямо в карие глаза напротив — пустые, безликие, тусклые, — что ты здесь делаешь, Сииль?       Выдерживать зрительный контакт с Чонгуком непросто, однако девушка не может отрицать тот факт, что и смотрит он сейчас как-то иначе.       — Так вышло, что я была в салоне именно в тот момент, — Сииль чувствует себя маленьким ребенком, нелепо оправдывающимся перед взрослым за то, что разбил соседское окно, — когда Лу рассказывала о том, как забыла отдать клиенту набор и…       — Нет-нет, — Чонгук перебивает всё тем же ровным тоном, — я не о том, как ты оказалась здесь, на выставке, — внимательно всматривается в девичье лицо, — хотя к теме твоего нахождения в тату-салоне я бы обязательно вернулся, — кажется, что проговаривает эту фразу чуть строже, — я спрашивал о том, что ты делаешь здесь, в Кванджу. Сейчас январь и все студенты Сеульского Национального до потери сознания готовятся к экзаменам, или я не прав?       — Прав, — Сииль утвердительно кивает, машинально обхватывая пальцами горячую кружку со своим напитком, — но так вышло, что я больше не студентка Сеульского Национального Университета, — промедлив несколько секунд, дополняет свой ответ еще немного, — и теперь я живу здесь, в Кванджу.       Всего несколько простых предложений, но в них заключается еще одна разбитая судьба.       Чонгук даже не замечает, как между его бровей возникает характерная морщинка.       — И давно?       — Шесть месяцев, одну неделю и два дня, — Сииль отвечает сразу же, будто на автомате, непроизвольно выдавая факт того, что ведет столь дотошный отсчет дней, будто она — тюремная заключенная, ожидающая далекий день своего освобождения.       И подобное кажется Чонгуку странным.       — Хм, это… — молодой человек будто обдумывает свои дальнейшие слова, — …весьма неожиданно, мягко говоря.       — Мягко говоря, — с блеклой усмешкой, адресованной самой себе, соглашается девушка.       После всего услышанного Чонгук замолкает. Юноша устремляет взгляд в окно, позволяя себе погрузиться в размышления всё глубже и глубже.       Несколько минут тишины.       — Ты тоже… тоже живешь здесь?       Негромкий вопрос Сииль всё же прерывает затянувшуюся паузу.       — Нет, конечно нет, — юноша рефлекторно хмыкает, не сразу возвращая взор на девушку, — променять Пусан на Кванджу, никогда в жизни, — поматывает головой из стороны в сторону так, что отросшая белокурая челка немного спадает на глаза.       — Ты сказал, что это твоя выставка… — девушка указывает головой в сторону соседнего павильона, — выходит, «Golden Closet» это…       Чонгук прекрасно понимает, что Сииль не хочет рассказывать подробности своего пребывания в этом городе, оттого и перескакивает с темы на тему. Что ж, это её право. Никто никому ничего не должен.       — Это мой псевдоним, да, — утвердительно кивает блондин, — специфичный и странноватый, но по правде я не особо над ним размышлял, — бросает легкую ухмылку в отношении самого себя, — если бы знал, что эти фотографии когда-нибудь выйдут за пределы моего ноутбука, то подумал бы чуть лучше, а так просто ляпнул первое пришедшее на ум словосочетание. Кстати, мне за него как-то снизили оценку по эссе, — легкие морщинки от улыбки образовываются в уголках глаз Чонгука, — наш профессор по английскому, помнишь?       «Студент Чон, было бы неплохо закончить свою работу менее вольными выражениями — «А если моя жизнь пойдет под откос, то я просто засяду в своем свежепокрашенном золотом шкафу и буду проявлять в нем фотографии до тех пор, пока не умру». Концовка, безусловно, эффектная, но это что-то на уровне провинциальной школы. Минус десять баллов за подобную инфантильность и неуважение к моему предмету».       — Вот почему это показалось мне знакомым, — Сииль на каком-то подсознательном уровне предпочитает как можно реже сталкиваться с Чонгуком глазами, оттого и опускает свой взор куда-то в зону его кружки.       — По правде говоря, сейчас эта ситуация кажется мне довольно смешной, но когда учился в СНУ — всё воспринималось, как целая трагедия.       — Вся учеба в СНУ воспринималась, как целая трагедия.       — Хм, ну по крайней мере, мы оба говорим об этом в прошедшем времени, — Чонгук внимательно следит за девичьей реакцией, однако Сииль ведет себя довольно стабильно. Стабильно отрешённо.       — Угу, — девушка лишь кивает, не желая отвечать более развёрнуто, после чего продолжает развивать тему, которую сама же начала чуть ранее, — твои фотографии удивительны, Чонгук, у тебя настоящий дар к этому.       — Я не верю в дар, Сииль, — слегка небрежно заключает юноша, — но спасибо на добром слове. Просто обстоятельства сложились так, что теперь я фотографирую.       Девушка подмечает, что Чонгук немногословен. Он абсолютно не кичится своим нынешним статусом и совершенно точно не собирается засиживаться на теме собственного творчества, хотя имеет на это полное право.       — Скромный ответ, учитывая то, что мы сейчас сидим на твоей выставке, — Сииль снова пробегает глазами по мужскому лицу, но уже через мгновение возвращает взор обратно к чужой кружке.       — Всё вышло случайно, — Чонгук начинает вращать в руках черную чашку с напитком, никак не желающим остывать, — я просто хотел проверить, работает ли еще старый фотоаппарат моего отца, поэтому выбрался на центральный городской пляж — как раз тогда, когда затворничество в затхлой съемной комнате перешло все мыслимые и немыслимые лимиты — ну и, просто начал фотографировать всё подряд. Одна из прохожих, попавшая в мой объектив, попросила прислать ей готовую фотографию. Я прислал. Теперь она мой менеджер.       Сииль ловит себя на мысли, что ей искренне интересно всё, что рассказывает молодой человек, однако побороть какую-то нарастающую тоску внутри себя совершенно не может.       — Твои родители, — девушка не хочет лезть не в свое дело, однако считает нужным и важным это спросить, — как отнеслись к такому повороту в твоей жизни?       — Мы не общаемся, — Чонгук непроизвольно выпрямляется и чуть отклоняется к спинке стула, — совсем.        Тоска внутри Сииль по прошлой жизни, той, что была давным-давно, еще до поступления, и, быть может, даже до школы. Такая жизнь была у неё. Такая жизнь была у Чонгука. А что есть теперь?       — Но я работаю над этим, — Чонгук всё же дополняет свой ответ, — выставка пройдет по всей Корее, а последним городом я специально оставил Пусан, — прокручивает кружку в своих руках еще раз, — чтобы пригласить родителей туда и наконец-то помириться.       — Это правильный жест, — ответная реакция девушки после всего услышанного более участлива, — и красивый. Думаю, что всё получится.       — Посмотрим. Я больше не строю никаких планов и предположений. Это гиблое дело, способное привести к…       —…Трагедии, — Сииль продолжает мысль за Чонгука.       — Да, к трагедии, — Чонгук прекращает играться с чашкой, устремляя свой внимательный взгляд на девушку, — но иногда и так называемая трагедия всё же может привести к чему-то хорошему, — совершает глоток напитка, наконец-то остывшего до приятной теплоты.       — Иногда, — тут же добавляет Сииль, после чего в диалоге наступает очередной момент молчания.       Парень и девушка будто негласно установили свой собственный тип общения: несколько реплик сменяются долгими паузами, растягивающимися на минуты, однако удивительно то, что подобные перерывы не кажутся молодым людям дискомфортными, скорее наоборот, каждый думает о чем-то своём, погружаясь в тишину, изредка нарушаемую шумом улицы и звуками работающей кофемашины.       Подобным образом Чонгук и Сииль смогли вернуться к безопасным и более легким темам: обсудить особенности самого Кванджу и странноватого диалекта местных жителей, пожаловаться на проблемы с дорожным траффиком и ценами на съемное жильё, поддразнить пластмассовый вкус токпокки из магазина возле торгового центра и снова поругать здешний суровый климат.       Несколько недолгих отрывистых диалогов о чем-то отвлеченном и таком незначительном успевают в достаточной степени расслабить и Сииль, и Чонгука — и если девушка ощущает подобное состояние преимущественно в мышцах некогда напряженного тела, то юноша чувствует его в вопросе, стремительно срывающимся с языка уже в следующую секунду:       — Он ведь здесь, с тобой?       …       Может ли вопрос обжечь также, как и внезапная сильная пощечина?       — К-кто? — защитная реакция на столь неожиданный поворот в разговоре вынуждает девушку ответить встречным вопросом — молниеносным, но при этом каким-то глупым и неуверенным.       — Тэхен, конечно.       Может. Пять букв, собранных в определенной последовательности бьют даже сильнее пощечины.       Чонгук произносит реплики всё также спокойно и даже несколько буднично, оттого самые первые секунды Сииль и вовсе не верит, что всё правильно расслышала. Не верит, что Чонгук так легко и просто спрашивает её о… о нём.       — Я не совсем понимаю вопрос… — пребывая во внезапно обрушившемся замешательстве, девушка даже не замечает, как ее глаза часто-часто моргают, а в теле снова зарождается внезапный дискомфорт, заставляющий Сииль ерзать на стуле в неосознанных попытках хоть чуть-чуть размять вновь напрягшиеся мышцы.       — Да брось, — Чонгук слегка хмыкает и непроизвольно закатывает глаза, — ты прекрасно понимаешь мой вопрос, но окей, я не настаиваю на ответе, — молодой человек дежурно пожимает плечами, сохраняя свой непринужденный вид, — просто был уверен, что Тэхен где-то здесь неподалёку, иначе как бы он отпустил тебя, совсем одну, на самую окраину чужого города?       Ч-что? Как это понять? Почему Чонгук звучит так, будто всё перечисленное — нечто само собой разумеющееся?       — Я н-не совсем понимаю т-тебя, Чонгук, — Сииль начинает нервничать, оттого и вынужденно запинается, — н-но всё же п-постараюсь ответить. Со мной нет никого. Совсем. Я абсолютно одна в этом городе.       — На твоем месте я бы не был бы так уверен в этом, — дежурно, но при этом достаточно уверенно заключает юноша, после чего отпивает еще немного жидкости из своей черной кружки, — недооценивать Тэхена — опасно и глупо. Поверь мне.       Девушка машинально сглатывает слюну, ведь ощущение того, насколько мощно чужое имя бьет по голове, оставляет в черепной коробке гулкий болезненный звон.       — Почему он должен быть здесь? — Сииль не хочет развивать столь запретную тему, да только ее язык самым подлым образом бежит впереди мыслей.       — Потому что это самая естественная вещь на земле.       …       Ч-что?       Чонгук не преследует какой-либо цели спровоцировать, задеть или же обидеть Сииль — молодой человек просто продолжает озвучивать то, что считает для себя очевидным:       — Там, где ты, всегда будет и он.       Вот оно — новое «больно». Обещал же, что не сделаешь, да только…       — Странно от меня такое слышать, понимаю, но я знаю, о чём говорю, — на губах юноши проскакивает легкая улыбка, которая исчезает уже через мгновение, — я внимательно изучил то фото, которое ты мне тогда прислала.       Воспоминания о событиях в мотеле резкой вспышкой выстреливают в памяти. У Сииль перед глазами пробегает всё случившееся — причем так четко и подробно, словно происходило это ещё вчера.       — Я хочу рассказать тебе… О том, как такое случилось, — девушка чувствует молниеносное желание объяснить Чонгуку, кто на самом деле отправил это фото и при каких обстоятельствах оно было сделано, однако парень довольно быстро прерывает ее своей следующей репликой:       — Зачем, Сииль? Объяснения не нужны никому из нас, — юноша наклоняется вперед, ближе к лицу девушки, — по правде говоря, никогда и не были, иначе нам пришлось бы вспомнить ту самую ночь и вытащить наружу всю ту дрянь, что мы тогда натворили, — Чонгук концентрирует в своих словах спокойствие с оттенками внезапно проявившейся печали, — мы все натворили.       Девушка сжимает губы, ощущая, как чувство опустошения начинает проникать куда-то в область сердца, вместе с тем Сииль поражается тому, что Чонгук по-прежнему невозмутим и сдержан в своих эмоциях и словах. Как будто… Как будто он действительно пережил это всё.       — Никто из нас не будет просить друг у друга прощения, и в этом есть своя правда, как думаешь? Мы же далеко не положительные герои.       Сииль кивает.       — А что касается фотографии, — Чонгук произносит фразу чуть тише, будто его слова может кто-то подслушать, — я заметил в ней кое-что…       Нет. Не хочу знать. Сииль неосознанно морщится.       — То, в какой позе вы сидите…       Ничего не хочу знать.       — То, как он прижимает тебя к себе…       — Стой, — девушка начинает поматывать головой из стороны в сторону, выставляя вперед открытую ладонь в характерном жесте.       — Как опирается подбородком о твоё голое плечо…       — Не нужно.       — То, как ты вжимаешься спиной в его грудь, может быть, неосознанно, но тем самым будто отвечая на его прикосновения…       — Чонгук…       — Но самое интересное, Сииль — это ваши глаза, — Чонгук наклоняется к девушке еще сильнее, снижая громкость своего голоса более существенно, тем самым переходя на шепот, — то, как вы оба смотрите… пускай не на друг друга, а куда-то вперёд, в пустоту, да ещё так печально и я бы даже сказал обречённо…       Сииль от этих слов начинает застывать, подобно куску глины, который прямо сейчас беспощадно обжигают — еще слово, она так и застынет здесь. Навсегда.       — …Даже не смотря на спектр этих противоречивых эмоций на ваших лицах, я — как фотограф, запечатлевший достаточное количество людей, могу сделать лишь одно заключение…       Молодой человек заглядывает Сииль прямо в глаза, после чего озвучивает следующее предложение — чересчур легко и просто, абсолютно не подозревая, какой убийственный эффект оно за собой повлечет:       — …Так смотрят люди, которые влюблены друг в друга.       …       — Хватит! — девушка резко наклоняется вперед, прямо к мужскому лицу, чтобы немедленно выцедить подступившие к горлу слова, — не хочу слышать ни слова больше! Ты не представляешь, сколько сил я отдала на то, чтобы вытошнить всю эту ущербную и никому не нужную влюбленность из своего организма!       — Представляю, Сииль, — Чонгук смотрит пристально, проникая своими искренними ясными глазами куда-то в душу девушки, — я очень хорошо это представляю, ведь проделал это со своей влюбленностью в тебя.       …       Чонгук не перестает ошарашивать Сииль своими репликами, а то, что произносятся они столь ровной и спокойной интонацией, лишь усиливает весь ошеломляющий эффект.       Девушка округляет глаза, неспешно отодвигаясь от чужого лица уже в последующие секунды.       — Только не говори, что не знала о моих чувствах к тебе, — Чонгук чуть наклоняет голову набок, принимаясь аккуратно разглядывать взволнованное девичье лицо, — я был влюблен в тебя, Сииль, и боюсь, ты даже не представляешь, как сильно.       Брюнетка опускает глаза вниз, прокручивая в голове только что услышанное.       — Но высланная фотография довольно мощно меня отрезвила, — неспешно продолжает юноша, — будто Тэхен и Сииль были всегда, из-за чего Чонгук и Сииль никогда бы не случились. В каком-то смысле, мне даже стало чуть легче. Чуть. Ведь многие мучающие меня вопросы наконец-то обзавелись долгожданными ответами.       Сииль. Откуда вечная печаль в твоих глазах? — Из-за него.       Кого ты постоянно выискиваешь среди бесконечных толп студентов? — Его.       Почему позволила мне хотя бы немного приблизиться к тебе? — Потому что я его друг. Был его другом.              Тэхен. Почему он отобрал тебя в ту ночь и сделал то, что сделал? — Потому что ты всегда была для него.              — Зачем… зачем ты мне всё это говоришь? — Сииль задает свой вопрос, тем самым неожиданно обрывая внутренние размышления Чонгука.       — Потому что внимательно смотрю на тебя уже час и могу сказать, что ты… — молодой человек становится чуть более избирательным в своих выражениях, старясь подбирать адресованные девушке слова аккуратнее, — ты как будто умираешь.       Так и есть, Чонгук. Это поразительно точное и четкое определение.       — Вот только до этого момента, я был абсолютно уверен, что это из-за того, что ты с ним, — небольшая морщинка пролегает у юноши между бровей. Теперь же мне кажется, что всё из-за того, что ты без него, — решительная мысль уверенно пронизывает мужское сознание, однако Чонгук предпочитает её не озвучивать.       Сииль от мужской реплики выразительно передергивает.       — А то, что с тобой стало, прости, но на это больно смотреть.       «Стало». Девушка невольно подмечает, что голос Чонгука становится жестче на этом слове, будто ему действительно неприятно лицезреть это самое «стало».       — Возможно я прозвучу грубо, но… — Чонгук бросает свое пустое занятие подбирать аккуратные безобидные слова весьма быстро, — вся эта одежда, обувь… этот цвет, — пробегает выжигающим взглядом по длинным черным волосам, — всё выглядит на тебе слишком инородно, если не сказать отвратительно.       — Что поделать, — девушка роняет короткую ухмылку, пока глаза непроизвольно опускаются вниз, принимаясь изучать многочисленные линии на собственных ладонях — зрение действительно подсело, оттого Сииль приходится характерно щуриться.       — Я так понимаю, что это не все изменения, — Чонгук продолжает свое давление, хоть и делает это скорее неосознанно, — и кое-что я просто не вижу из-за этой мешковатой одежды, да? — все-таки возвращает разговор к теме тату-салона, как и планировал ранее.       В ответ тишина и никакой реакции, лишь её устремленный вниз взгляд.       — Покажи, что сделала.       — Нет, — Сииль быстро поматывает головой в отрицательном жесте. Выставлять свои татуировки напоказ — ни при каких условиях. Они интимны. Они только для меня.       — Что так?       — Еще не готово, — Сииль старается не врать, отвечая словами спасительной полуправды.       — А что должно быть готово?       Девушка машинально пробегает взглядом по открытой руке Чонгука, тем самым невольно выдавая ответ на его вопрос.       — Рукав? Да ладно тебе, — молодой человек округляет глаза, после чего машинально проводит ладонью по своим волосам, зачесывая существенную часть густых осветленных прядей назад, — бред какой-то.       — Двойные стандарты, Чон Чонгук? — беззлобно и несколько инертно заключает девушка. Сииль не задевает мужская реакция. Вообще, с недавних пор ее мало что способно по-настоящему задеть. Разве что упоминание одного конкретного имени.       — Тебе не идет это всё, — продолжает юноша, — по правде говоря, катастрофически не идет.       — Да, Чонгук, я знаю, — усмешка по-прежнему красуется на девичьих губах, — по правде говоря, в этом и смысл.       — Изуродовать себя? — искреннее непонимание всё же примешивается к традиционному спокойствию на мужском лице.       — Нет, изменить, — Сииль возвращает взгляд обратно, пронзая своими карими глазами чужие радужки, — и ты не представляешь, как уютно чувствовать себя столь обычной, незаметной в толпе, когда никто не смотрит и не показывает пальцем.       — В жизни не поверю в то, что ты можешь быть незаметной в толпе, Сииль, — Чонгук немного прищуривается, впиваясь внимательным взглядом в девушку, терпеливо наблюдает за тем, как его слова вызывают непонимание и некое смущение на чужом лице вплоть до момента, пока пустота и печаль не возвращаются в мимику девушки снова.       — Кто-нибудь еще видел всё это? — Чонгук бросает фразу будто бы «между прочим», но и он, и Сииль прекрасно понимают, какой именно человек входит в столь всеобъемлющее понятие «кто-нибудь».       Девушка неспешно поматывает головой из стороны в сторону, после чего снова отворачивается к окну. В который раз за эту встречу.       Наступает традиционная пауза, погружающая молодых людей в их собственные мысли.       «Шесть месяцев, одна неделя и два дня».       За этот срок можно существенно притушить внутреннюю боль. Чонгук знает об этом на собственном опыте.       Я ведь думал, что сдохну из-за своих чувств к тебе — сейчас же могу вот так спокойно и почти что безболезненно на тебя смотреть.       И да, быть может, Сииль более ранима и чувствительна, но прошедшего времени вполне достаточно, чтобы прилично подлатать зияющие внутри сердца раны.       А еще, чтобы вытошнить из себя всю ущербную и никому не нужную любовь.       У него же это как-то получилось. Тогда отчего она сломлена еще сильнее, чем тогда, когда Чонгук видел её в самый последний раз? Этот тихий надломленный голос, заторможенный темп речи, весь внешний вид, кричащий о том, что прежнюю Сииль больше никогда не вернуть. Что уж говорить про её глаза… В них будто вся печаль этого мира отображается.       Неужели Тэхену удалось настолько безжалостно разбить её?       — Со временем на многое смотришь по-другому, — Чонгук всё же обрывает паузу, — ты скорее всего не знаешь об этом, но… был шанс, что меня не отчислят.       Сииль возвращает всё внимание юноше уже через мгновение.       — Кое-кто мог бы повлиять на директора и сохранить моё место там, однако он не стал ничего делать. Хм… А ты знала, что боль от предательства друга может быть такой же пиздецки сильной, Сииль? — Чонгук снова не называет имени, но они оба прекрасно понимают, о ком идет речь, — однако, спустя время, я начал хоть немного понимать, что к чему. Сейчас в моей голове и вовсе поселилась больная мысль о том, что таким «заботливым» образом он пытался уберечь меня.       Сииль пронизывает своими глазами мужское лицо.       — Да, это довольно поехавшая мысль, но что поделать, — Чонгук роняет инертную ухмылку, неспешно продолжая собственные рассуждения, — кто знает, до какой стадии морального разложения я бы дошел к сегодняшнему дню, если бы все-таки остался в Сеуле, — молодой человек ставит оба локтя на стол и сводит руки в замок возле своего рта, ожидая, когда резкие картинки-воспоминая о прошлой жизни пронесутся в памяти подобно токийскому скоростному поезду.       Наркотики, оргии, алкоголь, учеба — вот четыре всадника апокалипсиса, созданные специально для того, чтобы уничтожить Чон Чонгука.       — Интересно, а я бы стал героиновым наркоманом? — с насмешкой над самим собой Чонгук выпаливает вопрос куда-то в потолок, не замечая, как сидящая напротив него девушка морщится.       Переизбыток информации. От него в висках Сииль начинает проявляться чугунная тяжесть.       — Ты — сильный Чонгук, — девушка наклоняется вперед, будто собирается озвучить юноше какую-то сокровенную тайну, — ты бы никогда не допустил подобного.       — Я едва не изнасиловал тебя, Сииль, — впервые за весь разговор Чонгук допускает резкость в голосе, — так что не надо рассказывать мне, что бы я допустил, а что — нет.       Секунда, и молодой человек ловит внезапный, но в тоже время тщательно скрываемый испуг на бледном девичьем лице, после которого незамедлительно возвращает в свой голос прежние ноты спокойствия. Ведь прошлый Чонгук не вернется. Никогда больше:       — Мне вообще кажется, что той моей жизни в Сеуле и вовсе не существовало.       — Но тут появилась я и хорошенько обо всём напомнила, — непроизвольный сарказм, слетающий с девичьих губ, рождает мгновенную улыбку на мужском лице.       — Если честно, об этом мне неплохо так напомнила Индже, еще в июле, и, кстати, спасибо, что подкинула ей мой номерок, — Чонгук артистично подмигивает, после чего совершает большой глоток шоколадного напитка.       — Это то, за что я хочу попросить про… — сквозь собственный стыд выцеживает девушка, однако ее почти сразу же перебивают.       — Сииль, мы же не извиняемся, помнишь? — юноша принимается размешивать ложкой скопившиеся на дне кружки остатки шоколада, — в конце концов, я же не просил тебя держать номер моего телефона в тайне, если я всё правильно помню, то я тебе тогда даже не представился, — Чонгук прищуривает один глаз, делая при этом забавное лицо, — просто брал в расчет твой натуральный цвет волос и думал, что ты не поймешь от кого сообщение.       — Ау, а вот сейчас было обидно, — девушка демонстративно прикладывает руку к сердцу, роняя крохотную улыбку, касающуюся губ, но никак не глаз, — ты недооценил мои способности к дедукции.       — Недооценил, — улыбается Чонгук, ощущая, что градус разговора получилось сбить хотя бы на чуть-чуть.       — Вы с Индже… Всё в порядке?       — У нас? С Индже? — молодой человек бросает короткий смешок от подобной формулировки, — «у нас с Индже» никогда ничего не будет в порядке, — Чонгук неспешно выпрямляется, разминая плавными движениями шею и плечи, после чего облокачивается о спинку стула всем торсом, — наши взаимоотношения тоже из разряда чего-то «инородного».       Сииль поражается, как от подобных слов внутри что-то неожиданно ёкает. Индже — та самая хитрая и подлая Индже не вызывает к себе ничего, кроме хронической неприязни. Однако, зная её искренние и пугающе чистые чувства к Чонгуку, Сииль никак не может избежать мимолетной жалости в сторону китаянки. Удивительно. Как будто у безответно влюбленных есть своя особая тайная солидарность друг к другу.       — Она… — Сииль начинает предложение, но тут же обрывает мысль, ведь не в силах поднять разговор о чужих чувствах, даже несмотря на свое отношение к Индже. Не имеет никакого права лезть в жизни других людей и уж тем более озвучивать то, о чем Ли рассказывала ей еще тогда, в женской уборной.       — Она влюблена в меня, я знаю, — абсолютно ровно и без какого-либо самодовольства констатирует Чонгук, — Индже приезжала ко мне в Пусан и мы очень долго разговаривали, даже удивительно… — юноша тормозится на последнем слове, продолжая свою мысль секунд через десять, — она как будто бы открылась с другой стороны, показалась какой-то обычной и не испорченной, что ли. Признаться, я даже не думал, что с ней можно разговаривать, ну, знаешь, о чём-то простом и нормальном. Наверное, это был первый и единственный наш вменяемый диалог, даже дико как-то… — хмыкает Чонгук.       Дико, — Сииль отчего-то цепляется за это слово, беззвучно проговаривая его губами.       — …Но только, девушки такого сорта всегда будут нужны лишь для одного, я думаю, она понимает это. У меня нет и не было к ней никаких чувств, они просто невозможны к той, которую по очереди, а иногда и одновременно пользовали все мои друзья. Я сказал ей об этом, глядя в глаза, чтобы не плодить очередные никому не нужные надежды — подобные тем, что были в своё время у меня — после нашего разговора она уехала обратно в Сеул. Ну, по крайней мере, должна была.       — Для чего это? — Сииль задает вопрос, который будто бы является продолжением скопившихся за весь разговор мыслей, — для чего это всё нужно?       — М-м?       — Люди не совпадают друг c другом… Если один разрывается от своих чувств, то другому от их проявления либо мерзко, либо всё равно, и не понятно, что из перечисленного хуже. Для чего это нужно? Чтобы сердце кровоточило на протяжении всей жизни, до момента, пока не разорвётся? Чтобы новоявленный влюбленный калека научился мириться с тем, что остаток своих дней придется жить с дырой в груди? Для. Чего. Это. Нужно?       — Я не знаю, Сииль, — негромко и слегка задумчиво отвечает Чонгук.       — Взять к примеру нас. Для чего мы с тобой познакомились? Чтобы что?.. Наделать друг другу глубоких рваных ран? Получить неоценимый жизненный опыт? Найти себя, преодолев все невзгоды? — девушка хоть и не говорит громко, однако в её интонации все же проникает некогда подавленная эмоциональность, — ты бы и так пришел к фотографии, Чонгук, я почему-то в этом более, чем уверена, — заключает девушка, — и это случилось бы не из-за твоих неозвученных чувств ко мне.       Никто не может знать наверняка, Сииль, никто не может.       — Я не знаю для чего мы встретились, Сииль, но, тем не менее, ни капли не жалею об этом, — Чонгук искренен в своих словах и ясен в своём взгляде, — кто знает, может быть, через двадцать лет наши дети влюбятся в друг друга и поженятся, — широкая улыбка начинает вновь украшать мужские губы, отвлекая на себя всё внимание девичьих глаз.       — Чон Чонгук, — от столь неожиданного предположения брюнетка смешливо выдыхает, — ты мог бы стать неплохим сценаристом для каких-нибудь подростковых дорам, — Сииль щурит глаза в своей подколке, — пожалуйста, задумайся об этом,       — Спасибо, но я пока что сконцентрируюсь на фотографии.       — Господин Чон, — приятный женский голос раздается со стороны входа, через который Сииль с Чонгуком зашли в кафетерий около часа назад.       Молодая невысокая девушка робко проходит в зал, останавливаясь в нескольких шагах у столика, за которым сидят молодые люди. Темно-серый строгий пиджак, узкая юбка-карандаш того же оттенка и аккуратные туфли-лодочки будто бы делают её несколько старше, нежели она есть на самом деле, однако в тоже время придают образу незнакомки особый лоск и элегантность. Светло-каштановые локоны девушки собраны в небольшой пучок, тем самым привлекая все внимание к её маленькому овальному лицу.       — Прошу прощения за беспокойство, — шатенка кланяется дважды, сначала Сииль, затем Чонгуку, после чего обращается к последнему, — господин Чон, вы очень нужны на выставке, нужно согласовать некоторые вопросы со спонсорами, подписать документы по продаже ваших картин, потом подготовиться к интервью для «Dazed», а после него…       «Менеджер». Сииль всё же удается вычитать мелкие буквы на чужом бейджике.       — Я понял-понял, спасибо, — Чонгук останавливает девушку мягкой интонацией, пока улыбка на его губах подкрашивается какой-то особой нежностью и теплотой, — пожалуйста, дай мне еще пару минут.       Розоватый румянец слегка касается щек девушки, после чего уголки её губ приподнимаются в робкой и в тоже время обаятельной улыбке. Голос Чонгука слишком очевидно смущает её, поэтому незнакомка опускает глаза в пол, снова незамедлительно кланяется — сначала Сииль, потом Чонгуку — и выходит из помещения так же стремительно, как и вошла.       — Какой скромный менеджер, — Сииль, наблюдающая за незнакомкой всё это время, переводит любопытные глаза на молодого человека, — а еще красивый, даже очень, — девушка не могла не отметить про себя столь очевидный факт, а еще странное желание озвучить это светловолосому юноше.       — Она, как и я, только полгода в профессии и чувствует себя неуверенно, — Чонгук игнорирует последний комментарий Сииль, старательно возвращая прежние интонации своему голосу, однако проявившийся блеск в своих глазах убрать не в силах, — но у неё получается делать свою работу выше всяких похвал, как будто, это она училась в СНУ, а не я.       — Да, я вижу, что ты очень доволен, — Сииль поддразнивает Чонгука, ощущая, как какое-то горько-сладкое чувство самым странным образом растекается в глубине грудной клетки. Девушка различает в нём преобладающую радость, однако есть что-то ещё, чему пока что не получается подобрать правильное определение.       — Сииль, — наигранно строгий взгляд Чонгука впивается в девичьи глаза, — между нами ничего нет.       — Да-да, — девушка выставляет вперед раскрытые ладони, в жесте «я ничего такого не имела ввиду», успешно скрывая за подобной иронией процессы, происходящие с ее чувствами в настоящий момент.       — Просто она забавна в своей робости, — непроизвольно оправдывается.       — Как скажете, «господин Чон».       — Б-р-р-р, это обращение вгоняет меня в ужас, — Чонгук посмеивается, опуская взгляд на белую кружку, стоящую на противоположной стороне стола — Сииль так и не допила свой напиток.       — Тебе нужно идти к ней, — девушка намеренно наделяет эту короткую фразу двусмысленностью и больше не вкладывает в свои слова какие-либо шутки.       — Я знаю, — Чонгук становится немного серьезнее, как и во взгляде, так и в тоне своего голоса, — но прежде, я всё же хочу тебе кое-что сказать. Считаю, что имею право, ведь сам через это прошел. Послушай меня, просто послушай и пропусти мои слова через себя. Любовь — можно пережить, Сииль. Время идет, пускай и мучительно медленно, но черт… оно лечит. Действительно лечит.       Вот оно. То, о чем Сииль размышляла все эти месяцы. Чонгук — истинный главный герой своей истории, преодолевший бесчисленные преграды на пути к себе настоящему. Чонгук выбрался. Чонгук победил всех монстров — как внешних, так и внутренних, а значит заслужил положенное счастье.       — Я рада, что у тебя всё хорошо, — девушка смотрит своими глазами прямо в юношу, — я говорю это абсолютно искренне, Чонгук, — и еще, я хочу сказать, что благодарна тебе… За те чувства, что когда-то испытывал ко мне.       Ты, видимо, единственный парень, который что-то испытывал ко мне за всю мою жизнь.       — А еще, я благодарна за то, что ты пережил их. Когда смотрю на тебя такого сейчас, то дышать становится легче. И это ценно. Очень.       — Сииль…       — Жизнь всё расставит по своим местам. В тебя влюбится настоящая принцесса — если еще не — а ты без памяти влюбишься в неё, я это точно знаю.       — И я это знаю, Сииль. Тоже самое будет и у тебя.       В ответ на чужие проникновенные слова девушка пытается улыбнуться, однако уголки ее губ лишь резковато подрагивают, неконтролируемо искривляясь.       Нет, Чонгук, у меня — нет.       Не все герои должны испытать счастье в конце — это правило хорошей истории. Всё нормально, так и должно быть.       Девушка перебирает в голове возможные слова прощания, однако отсеивает все вероятные варианты, принимая решение не говорить ничего. Сииль встает со своего места достаточно медленно, однако даже от столь простого действия её ноги будто что-то подкашивает. Девушка машинально опирается руками о столик, не позволяя внезапному головокружению прервать её намерение безмолвно уйти. Видимо, проблемы с равновесием — неизбежная побочка от столь откровенного и искреннего разговора с Чонгуком.       Несмотря на дрожь в ногах, Сииль всё же собирается шагнуть в сторону выхода, да только теплые мужские руки тут же забирают её в свои объятия, помогая удержаться на слабых ногах самым неожиданных образом.       Я не сделаю тебе больно. Соврал.       Она реагирует почти мгновенно, смыкая замочек из своих рук где-то под лопатками Чонгука. Еще пару секунд и сила этого замка существенно крепнет, ведь Сииль начинает обнимать юношу почти с тем же напором, что и он её.       Подобные прикосновения к друг другу тоже говорят — о том, что никто не в силах произнести вслух. Ни Чонгук не сможет. Ни Сииль.       «Прости меня».       — Сииль, любовь можно пережить, — Чонгук произносит это простое предложение в чужое ухо, продолжая крепко прижимать девушку к собственной груди, вот только брюнетка от его слов будто «просыпается».       Девушка почти сразу прерывает объятия, выравниваясь перед Чонгуком так, чтобы оба могли смотреть друг другу в глаза. Молодой человек замечает покраснения в уголках девичьих глаз, однако за подобными симптомами никак не следуют положенных слез — словно Сииль с каким-то неведомым мастерством удерживает их.       — Но если ты пережил любовь, то была ли она настоящей?       …       «Завтра я выпью с тобой весь горячий шоколад Сеула. Ты только подожди меня чуть-чуть».       Никто друг друга не дождался.       Так бывает.       Это жизнь и в неё нужно продолжать жить.       Светлая грусть. Вот то чувство, что пришло в тело Сииль после столь неожиданной встречи с Чонгуком. Истинное понимание этого выражения просачивается в поры лишь сейчас, впервые в жизни доступно объясняя девушке, что несёт в себе подобное чувство.       Теперь оно навсегда будет ассоциироваться с Чон Чонгуком — истинным Пусанским Принцем.

Татуировка: поцелуй влюбленных

Место: ребро

Нужно свести. Как можно быстрее.

Февраль.

      Сииль спускается по лестничным ступенькам весьма медленными неравномерными шагами, всё потому, что найти желаемый инструментальный трек в плейлисте телефона никак не выходит. Перелистнув добрую половину недавно загруженной медиатеки, девушка так и не находит нужный ей файл, принимая непростое решение идти на улицу без музыки вовсе.       Пытаясь убрать мобильный телефон в карман черных джинс, Сииль останавливается прямо у выхода из своего подъезда, замечая, как в этот же самый момент откуда-то из-за спины доносится звонкий и довольно выразительный писк.       Только не это.       Буквально два месяца назад кто-то из жителей дома выставил в подъезд большую коробку, полную маленьких почти что новорожденных котят, предусмотрительно подписав ее одним циничным предложением: «Разбирайте… ну, или нет».       Сииль не раз наблюдала то, как соседи из других квартир то и дело наведывались к малышам, после чего количество мяукающих голосов существенно уменьшалось. Сама же девушка только издалека поглядывала на коробку, позволив себе полноценно заглянуть туда лишь раз, к этому моменту котят было около пяти штук. В последствии, Сииль ругала себя за столь ненужное и бесполезное действие, ведь смотреть на них и не иметь возможности забрать себе — тягостное испытание. Одно радовало — жильцы дома довольно активно разбирали малышей, а это означало, что каждый из котят получит дом, тепло и заботу. Девушка была готова позабыть о коробке, ведь последние недели никаких звуков оттуда не доносилось. Однако только что раздавшийся писк отчего-то чрезмерно резко пронзил барабанные перепонки.       Сииль прекрасно понимает, что самым лучшим и правильным решением в ее нынешней ситуации было бы просто толкнуть вперед дверь подъезда, чтобы благополучно скрыться за ней уже через секунду. Вот только ноги сами разворачивают девушку в абсолютно противоположном направлении, заставляя неспешно приближаться к весьма потрепанной картонной коробке из-под телевизора, находящейся на том самом месте под лестницей.       Очередной душераздирающий писк бьет в уши гораздо отчетливей, стоит севшей на колени девушке заглянуть внутрь большой и пропахшей сыростью коробки. Сердце слишком неожиданно и сильно ёкает, когда Сииль обнаруживает там лишь одного единственного котёнка.       Столько времени прошло, а ты до сих пор здесь.       Кажется, что просто невозможно быть настолько маленьким и почти что прозрачным. Длинная, но при этом сильно спутавшаяся белоснежная шерстка, точно такой же взлохмаченный и выпачканный в какой-то грязи хвост, крохотные будто бы полукруглые ушки и очаровательная миловидная мордочка — вот та самая совокупность факторов, заставляющих девушку забыть о своем позднем походе в круглосуточный супермаркет.       — Такой красивый, — Сииль протягивает указательный палец, замечая, что котенок на него практически не реагирует, прикасаясь своим влажным носом к подушечке лишь через какое-то время, — и единственный кого не взяли. С людьми явно что-то не так, да?       Очередной пронзительный «мяу» следует в ответ, заставляя девушку улыбнуться.       — Бедняжка, — Сииль проводит ладонью по пушистой спинке, отмечая, что животное довольно сильно дрожит. Неудивительно, ведь даже в ее комнате сейчас ощутимо холодно, что же тогда говорить про темный полуподвальных пролет под лестницей в сыром подъезде старого жилого комплекса.       — Сейчас согрею тебя, — шепотом произносит девушка, пока пальцы обеих её рук аккуратно подцепляют крохотное трясущееся тельце, — маленький белоснежный комочек.       Сииль рассаживается прямо на полу, лишь слегка облокачиваясь спиной о щуплую коробку, держит котёнка так, будто в ее руках сейчас чей-то новорождённый ребёнок — такой слабенький и совершенно беззащитный.       Ах вот оно что…— мигом проносится в голове девушки, стоит животному попасть под тусклые лучи света, исходящего от небольшой подъе́здной лампы.       Мутно-голубые глаза-бусины безжизненно врезаются куда-то в зону её черной толстовки, заставляя девичье сердце весьма ощутимо сжаться. Сииль пытается восстановить в своей голове базовую информацию о том, в каком возрасте у котят появляется зрение, с давящим сожалением осознавая, что этот «комочек» уже давно преодолел все положенные лимиты.       Слепой.       Грудную клетку начинает щемить от одной только попытки переварить данный факт, а ответная ласка, проявленная котёнком уже через какие-то секунды контакта с девушкой, включает дико давящую пульсацию в висках. Сииль начинает усиленно думать. Думать о том, о чем в ее нынешних жизненных условиях совсем нежелательно.       Нужно забрать тебя отсюда.       Первичная мысль унести котёнка в свою комнату поселяется в голове совсем ненадолго, ведь девушка прекрасно понимает, что подобный план может привести к очередной внезапной драме. Комочек слишком громко и звонко пищит, а это означает, что Сииль никаким образом не сможет сохранить его пребывание в секрете.       «Никаких собак, кошек, мышей, птиц и прочей живности. Опять же, предупреждаю на месте — если увижу, вышвырну сначала зверьё, потом тебя».       Собственная участь волнует девушку меньше всего, особенно в сравнении с непреодолимой потребностью сберечь это крохотное существо.       Сииль торопливо стягивает с себя куртку, затем толстовку, заботливо наблюдая за тем, как котёнок располагается у неё на ногах. Никуда не убегает, а послушно ждёт. Девушка прокладывает плотной тканью дно картонной коробки, после чего вынужденно подбирает котёнка с собственных колен, чтобы вернуть обратно в «домик». Животное из-за подобных манипуляций тут же заходится новым витком жалобного писка.       — Я сейчас, маленький.              Девушка стремительно вылетает из подъезда едва успевая набросить свою куртку обратно, чувствует, что ноги сами подсказывают путь. Сииль начинает двигаться вдоль стен здания, обращая внимания на окна цокольных этажей, выходящие своими подоконниками в своеобразные кармашки ниже уровня земли. В большинстве таких помещений живут люди, о чем свидетельствует включённый свет и двигающиеся силуэты, однако спустя некоторое время Сииль удаётся найти одно подозрительно темное окно. По счастливой случайности оно находится не так далеко от парадной двери и судя по всему относится к техническому помещению здания.       — Выбирать не из чего, — заключает себе под нос девушка, — в любом случае, на улице гораздо теплее, чем в сыром неотапливаемом подъезде.              Весна наступит буквально через неделю, и если соорудить убежище для котёнка правильно, то животное точно не замёрзнет. Его нужно будет регулярно кормить, и еще, обязательно приобрести небольшой лоток, чтобы не убегал далеко, быть может, стоит купить какие-нибудь игрушки, чтобы ему не было так одиноко… В любом случае это ненадолго и Сииль обязательно пристроит этот «комочек» самым лучшим хозяевам. Уже завтра на работе в магазине пластинок займётся этим.       Хаотичные мысли и решения заполняют голову девушки, и Сииль искренне благодарна этому.       Весна. Еще немного её подождать. И станет легче. Должно стать.

Татуировка: силуэт розы, нарисованной одним непрерывным штрихом

Место: плечо, задняя сторона

Музыка: Athlete - Wires Alt-J - Nara Weeknd - I Was Never There The Rumour Said Fire - Air Force Archive - Fuck U Gotye - Smoke And Mirrors The Smile - Free in The Knowledge

Мрамор.

      Боль. Все тело сейчас — это одна сплошная резонирующая боль. Хочется, чтобы наконец-то пошёл этот грёбаный дождь, способный хоть немного притушить зияющие по всему телу раны. Вот только, сегодняшней ночью ничего не идёт по плану Тэхёна.       Юноша так и продолжает лежать на грязной холодной земле, устремив отрешенный взгляд в стянутое тугими тучами небо. Кровь стекает со лба прямо на глаза, оттого густая чернота наверху окрашивается в специфичные красноватые оттенки.       — Тебе больно? — шёлк нежного девичьего голоса настойчиво щекочет барабанную перепонку правого уха.       — Ты… — говорить в таком состоянии оказывается чертовски тяжело, — ты… знаешь ответ.       — Знаю, — её интонации мучительно завлекающие, и Тэхен даже не пытается им противостоять, — но хочу услышать его от тебя.       — Да, — грудная клетка резко дёргается от внезапного приступа кашля, сопровождающегося обильными кровяными выделениями, — да, мне больно.       Ощущение мгновенного прикосновения к собственной щеке принуждают юношу застыть.       — Но ведь может же быть больнее, — всё также нежно и вкрадчиво, — особенно, такому как ты.       Сииль лежит рядом с Тэхеном, прямо на его вытянутой в сторону руке, пачкая в земляной грязи и мужской крови свою фарфоровую кожу вместе с тканью роскошного серебристого платья.       — Может.       — Я могу сделать тебе ещё больнее? — девушка проговаривает вопрос прямо в его ухо, задевая своими мягкими губами кожу ушной раковины.       — Да…       — А что взамен? — Тэхен готов поклясться, что слышит улыбку в ее зачаровывающем голосе.       — Что захочешь.       — Хм, а если захочу-у-у… — ухмылка на губах Сииль вкусной сладостью перетекает в очередную невозможную фразу; в тот же самый момент девушка быстро приподнимается, присаживаясь на молодого человека сверху, прямо на его бёдра, — …чтобы ты наказал меня, — совершает невыносимо плавное движение тазом, самым естественным образом создавая тугое тянущее чувство в мужском паху, — …за то, что сделала с тобой.       Сииль смотрит на Тэхена необыкновенно вкусно и слишком затуманенно, пока её белоснежные пальчики собирают ткань серебристой юбки по боковым швам платья, тем самым оголяя стройные ноги для более откровенных мужских прикосновений.       — Трогай меня, — чужой шёпот не может быть настолько прекрасным, — только тебе можно, Тэ…       Изумительно. Ведь свежие раны от подобных слов взрываются новой резонирующей болью.       И Тэхен дотрагивается. Мажет окровавленными пальцами по гладкой сатиновой коже, в той области, что на внешней стороне девичьих бёдер, вмиг чувствуя, как боль из-за этих касаний снова прогрессирует до неизведанных ранее отметок.       Юноша сдавленно выдыхает. Сам не знает: от того, что подушечки его пальцев в эту самую секунду безжалостно обжигает раскаленный мед или от того, что желание продолжать трогать девушку становится трагически неконтролируемым.       Сииль же в эту самую секунду словно зависает — ее глаза полуприкрыты, голова слегка наклонена вбок, длинные волосы восхитительным образом спадают на плечи и грудь. И эта чертова поза беззастенчиво вопит Тэхену о том, что его прикосновения неимоверно желанны.       Через несколько секунд девушка стягивает со своих плеч тонкие, почти что прозрачные поблёскивающие лямки платья, после чего повторяет несколько очередных плавных движений тазом, прикрывая кулачком правой руки своё смущенное лицо.       Даже здесь, в полубредовой фантазии Тэхена, Сииль пугается его. Её дивные бледноватые щёки за мгновение пунцовеют, подобно сочной переспелой клубнике, а дыхание теряет ровный ритм, сменяясь на тяжёлые рваные попытки глотнуть новую порцию воздуха.       — Раздень меня, — Сииль смотрит на Тэхена исподлобья, стараясь спрятать свой стыдливый, но вместе с тем будто бы опьяненный взгляд за самыми невероятными волосами в этой Вселенной, — а потом… изнасилуй, — пряди нежного золота падают на мужское лицо, ведь девушка слишком неожиданно подаётся вперёд, нависая над Тэхеном самым умопомрачительным и вместе с тем уничтожающим образом.       Тэхен готов поклясться, что слышит треск собственных костей. Нет, не тех, которые ему уже сломали, а новых, до которых добрались только что.       Сииль располагает ладони на грязной голой земле, по бокам от головы юноши, наклоняясь к его лицу максимально близко:       — Порви на мне платье, Тэхен, — девичий голос звучит так, будто это не просьба, а самая настоящая мольба, и если молодой человек не выполнит её, то Сииль прямо здесь же задохнётся.       Игнорируя пронзительную боль в отбитых до мяса руках, Тэхен переносит свои ладони с обнаженных бёдер девушки — сначала до самой хрупкой на свете талии, затем до самой идеальной на свете груди. Тянет мешающую шелковую ткань вниз, резко, грубо, тем самым разрывая красивый материал на крупные бесформенные лоскуты. Девушка разрешает вытворять всё это, терпеливо и покорно ожидая, когда ее тело наконец-то освободят от мерзкой удушающей ткани.       Уже через считанные секунды Тэхен притрагивается к мягкой оголенной груди, требовательно сжимая ее в своих испачканных ладонях, отчего Сииль роняет самый сладкий и вместе с тем охуительный стон на свете. Девушка наклоняется к Тэхену еще сильнее, тем самым доводя прикосновения мужских рук к своему телу до новых более откровенных граней. Пронизывает искусственно карими радужками все внутренности Тэхена, надеясь нащупать оставшиеся слои его неповрежденной брони. Повторяет крышесносные и теперь уже такие естественные движения бёдрами, выдыхая клубничное тепло из своего рта в мужской.       — Изнасилуй меня прямо здесь… — ещё одна мольба, сопровождающаяся плавным трением нежных бёдер о пах юноши, — чтобы было больно… — повторяет движения ещё раз, — чтобы ходить не могла… — и ещё, — чтобы на утро каждое движение моего тела напоминало о том, что ты с ним делал…       Чёрт, — Тэхен стискивает зубы, понимая, что собственная фантазия наконец-то дошла до новых граней нереалистичности.       — Трахни меня… Грязно, грубо… Как сам захочешь… Мне так необходимо это, Тэ…        Это не настоящая Сон Сииль, лишь ее извращённая копия, порождённая собственным ущербным сознанием. Все её слова разрушают иллюзию, кропотливо созданную разбитой головой Тэхена, почти сразу.       Ощущение её кожи под пальцами исчезает. Вкус клубники с собственных губ выветривается. Образ Ангела разлетается на осколки бледновато-розового фарфора, а нежный вкрадчивый голос наконец-то замолкает.       И только звук сирены скорой помощи — то последнее, что слышит Тэхен.

Август

      Поразительно, как просто и легко из жизни может выпасть целый месяц.       Максимальная бессознательность за долгие дни пребывания на больничной койке — первая неделя августа.       Максимальная осознанность за всё остальное время постельного режима в собственной кровати, дома — остальные три недели августа.       Лежать, подобно подстреленной дворняжке, и ожидать, когда раны затянутся, а сломанные кости наконец срастутся — не самое интересное времяпрепровождение, однако у Тэхена нет особого выбора.       Этот месяц ему крайне необходим — если не сказать катастрофически необходим. Зачем? Чтобы исправить то, что никакие врачи в жизни не смогут — а именно, восстановить уничтоженную сталь в поврежденной броне, обнести мраморными плитами мышцы и кости, подлатать слабый орган, что пока еще бьется в груди, предварительно проложив вокруг него забор из титана и хрома.       Благо, время на стороне Тэхена.       В отличие от мыслей.       Весьма мерзотная побочка: чем бóльшим количеством свободного времени ты располагаешь, тем быстрее самые разные мысли и фантазии размножаются в голове, подобно злокачественной раковой опухоли. Их нельзя вылечить, нельзя прогнать, лишь смириться и принять можно.       Зловонная каша из собственных мыслей и чувств? — Да-да, мне пожалуйста еще добавки. Целый месяц буду жрать её. А, может, и дольше. До момента, пока раны не затянутся.       Ставки выросли. Ведь повреждения Тэхена больше не ограничиваются одной только проткнутой ладонью или же ядовитой клубничной слюной на лице. Сон Сииль сама их столь необдуманно подняла.       Злость. У Тэхена она своя, чересчур специфичная, затаённая и терпеливо выдержанная, ведь не выражается в банальном желании сносить и уничтожать всё на своем пути. Юноша дает возможность всем внутренним агониям «настояться», «дойти» до определенного состояния, которым он обязательно поделится с золотоволосой девушкой.

Сентябрь

      — Прошу вас, аккуратнее, молодой господин! — встревоженный женский голос сопровождает практически каждый шаг Тэхена, пока юноша вносит несколько мешков с садовой землей и ещё какой-то специфичной глиняной смесью на территорию небольшого, но довольно красивого заднего двора, — не споткнитесь, пожалуйста, на этой дорожке плитка очень неровно выложена.       Какого хуя ты творишь, Тэхен?       Молодой человек кладёт довольно внушительную по весу ношу недалеко от аккуратной ветвистой изгороди, после чего возвращается к багажнику стоящей на улице машины, пробегая быстрым взглядом по остальному убранству двора.       Уже был здесь. Только вот не днём.       — Ох, нам с Юмико так неудобно, — женщина прикладывает ладони к груди, стоит Тэхену занести во двор самый последний и по совместительству самый объемный мешок, — вы наш спаситель! Даже не представляю, как бы мы дотащили всё это без вас!       Тэхен сегодня особенно молчалив. Юноша лишь уважительно кивает в ответ, сохраняя традиционно нечитаемое выражение лица. Уже успел отметить про себя, что хозяйка сада — Госпожа Чен — довольно добра и открыта, оттого лицемерить с этой весьма говорливой аджуммой, изображая общительного милого парня, не было никакого желания.       Её все равно здесь нет.       Цепь недавних действий тускнеет от своей бесполезности с каждой последующей секундой:       Звонок Сокджину. Просьба одолжить его водителя вместе с его же автомобилем, ведь у самого нет ни прав, ни, собственно, автомобиля. Полуторачасовая дорога в Инчхон. Час наблюдения за скромным домом в самом пригороде. Еще полчаса слежки за его хозяйкой и ее дочерью. Якобы случайное знакомство у входа в центральный садовый рынок. Непринужденно завязавшийся разговор. Предложение своей безвозмездной помощи. Та-да! — и Тэхен здесь. В отличии от Сон Сииль.       Будто растворилась.       Столько самых разных манипуляций, и что он имеет после? Абсолютное и такое едкое «ни-че-го».       К слову, нужно не забыть наказать себя за сегодняшнюю выходку.       «К слову», Тэхен точно не забудет.       Юноша бросает короткий взгляд на сарай, находящийся в самой глубине двора, разрешая памяти проявить несколько глубоко запрятанных слайдов: скрип деревянной дверцы, когда она вжималась в неё спиной, невыносимо прекрасное легкое платье, в которое она была одета, её пухлые мягкие губы — блять, отчего такие вкусные?       Пустые воспоминания.       Они не нужны Тэхену. Никогда не были.       Брюнет уводит взгляд в сторону, уже через мгновение сталкиваясь с пронзительными детскими глазами, тщательно изучающими его профиль последние десять секунд. Происходит длительный зрительный контакт, который довольно быстро вгоняет девочку в краску, будто она тайно подсматривала за молодым человеком и вот, наконец, попалась.       Двенадцатилетняя Юмико не спешит озвучить то, что весьма проблемно формируется на её языке. Всему виной этот незнакомый юноша — взрослый, статный и… очень красивый. Далеко не каждый день девочке доводится видеть таких молодых людей, если не сказать, что практически никогда.       — Хочешь у меня что-то спросить? — к собственному удивлению, происходящая немая сцена начинает немного забавлять Тэхена.       — Н-нет, — Юмико неожиданно для самой себя теряется, — т-т-то есть д-да, мама хочет, а я передаю только…       Брюнет посматривает в сторону дома, замечая, что хозяйка уже успела скрыться за его стенами, где-то на кухне и, судя по виду из ближайшего окна и доносящимся оттуда характерным звукам, начала что-то усердно готовить.       — Т-т-так вот, — девочка прочищает горло, — может, вы хотите чай? Или сок? Или… может, хотите на обед остаться?       Я хочу твою чертову молодую госпожу.       Юноша поматывает головой в отрицательном жесте, отчего на лице девочки мигом прорисовывается некое смятение — будто её мать запретила возвращаться на кухню с каким-либо другим ответом, кроме «да».       — Я-я-ясно, — несмело выпаливает Юмико, начиная неосознанно отковыривать подсохшую корочку на ране, что виднеется на её правом предплечье, чуть выше кисти.       Тэхен мигом ловит чужое замешательство и, к собственной неожиданности, реагирует на него.       — Разве что… я был бы очень благодарен стакану воды, — молодой человек зажмуривает один глаз, слегка наклоняясь вперёд.       Юмико почти сразу реагирует на слова юноши и утвердительно кивает, однако уходить всё же никуда не спешит. Девочка лишь постепенно меняется в мимике, принимаясь одаривать незнакомца теперь уже новым изучающим взглядом. Она демонстративно щурит глаза, в открытую показывая Тэхену, что как будто бы подозревает его в чем-то.       — Хочешь у меня еще что-то спросить? — Тэхен наклоняет голову вбок, забавно отзеркаливая выражение лица Юмико.       — Вы что-то ищите здесь? — девочка старается храбриться и управлять своим голосом, оттого и вопрос этот звучит более уверенно, нежели предыдущий.       Хм, неплохо, — мигом проносится в мужской голове, однако нельзя сказать, что подобный расклад является для Тэхена неожиданным. Кто, как не он знает, что дети могут быть гораздо более проницательными, нежели взрослые. Сам был таким — внимательным и наблюдательным, способным быстро сложить между собой два плюс два.       — С чего ты так решила?       — За то время, что вы здесь, — осторожно поясняет девочка, — вы наверное всё успели осмотреть… Не знаю, как объяснить, но мне показалось, что вы разглядываете наш сад и дом так, будто что-то потеряли тут.       Хорошая природная интуиция. Не растеряй её.       — Так и есть, — у юноши не возникает даже мысли начать отпираться или же как-либо увиливать — никогда так не делал и сейчас начинать не планирует, — но боюсь, что все мои поиски зашли в тупик.       Уже был в квартире Сон Сииль. В Университете. В кондитерской. Теперь здесь.       — Вы потеряли что-то ценное? — девочка внимательно наблюдает за чужой мимикой, даже не замечая, что пальцы её левой руки успели задрать рукав кофты и вовсю расковырять уже имеющееся на правом предплечье повреждение.        У Юмико всегда была эта странная привычка — чересчур интенсивно расчесывать собственную кожу, а в школе подобная потребность и вовсе усилилась в несколько раз. Вот и сейчас она неосознанно сдирала часть подсохшей корочки, в ожидании, когда же загадочный незнакомец ответит на уж очень интересующий её вопрос.       — Эй, — Тэхен кивком головы указывает на руки девочки, — не стоит раздирать рану, так никогда не заживет.       Юмико приподнимает брови от подобного замечания, оббегая быстрым взглядом теперь уже вновь раздраженную ссадину. Девочка тут же отбрасывает руки друг от друга, незамедлительно опуская рукав кофты до самой кисти.       — Это тебе в школе сделали? Или кто-то из членов семьи?       — Вы что?! — Юмико мигом округляет глаза и с внезапно подступившей обидой впечатывается взглядом в мужское лицо, — у меня самая лучшая семья на планете! Додумались же вы такое спросить. У меня суперская добрая мама и мегакрутой справедливый папа, даже брат нормальный, хотя иногда хочется его стукнуть.       — Значит в школе, — достаточно буднично заключает молодой человек, облокачиваясь плечом о стоящий рядом садовый фонарный столб.       — Просто упала, — Юмико отводит глаза в сторону, стыдливо поджимая губы, — в коридоре.       — В котором висел какой-то металлический крюк, судя по всему… — молодой человек еще с первой секунды подметил весьма странное происхождение раны, будто её кто-то намеренно выскоблил на коже девочки каким-то туповатым ножом, — тебе не говорили, что врать нехорошо? — Тэхен слегка поддразнивает, замечая, как на детском лице пролегает небольшая хмурая морщинка.       — Я не ябеда, — машинально отвечает девочка.       В отличии от твоей госпожи, — машинально продолжает голос у Тэхена в голове.       — И с чего я вообще должна вам что-то рассказывать? — девочка демонстративно перекрещивает руки на груди, — вы же не рассказываете мне, что ищете… Я уже молчу про то, что делаете это не где-нибудь, а прямо у нас дома.       — Справедливо, — сквозь едва уловимую улыбку резюмирует Тэхен, — только не «что», а «кого».       — М-м?       — «Кого» я ищу, — поясняет молодой человек, внимательно наблюдая за огоньками интереса, стремительно загорающимися в детских глазах, — умеешь хранить секреты, Юмико?       Спустя несколько секунд раздумий девочка задирает рукав своей кофты обратно и демонстрирует рану на руке, тем самым молчаливо намекая на то, что умеет.       — Я ищу девушку с золотыми волосами, — едва договаривает последнее слово, как на детском лице вмиг возникает небывалое удивление, — знаю, что периодически она бывает здесь, но как я понимаю, сегодня не тот день.       Юмико! — голос хозяйки дома звоном разлетается из самой его глубины, однако девочка никак не реагирует, продолжая переваривать полученную информацию.       Речь идет о молодой госпоже? Вы с ней знакомы? Вы ее друг? Или же… Кто вы ей? Вы беспокоитесь о ней так же, как и я? Она дорога вам?       Столь неожиданный поворот в разговоре вызывает у Юмико резкий прилив неподдельного волнения, а вся ситуация с незнакомцем и его таинственными поисками и вовсе начинает видится девочке совершенно под другим углом, приобретая необъяснимо красивые романтичные очертания. Бурная детская фантазия активизируется уже в следующие секунды, принимаясь развивать в своем воображении то, что могло бы быть скрыто за чужими словам.       — Здесь её нет, вы правы, — негромко выпаливает Юмико, тем самым приковывая к себе сосредоточенный мужской взгляд, — молодая госпожа уехала насовсем… — мнётся, всё еще сомневаясь, стоит ли рассказывать подобное, — я не знаю куда, но даже, если бы и знала, то вам бы не сказала…        Девочка проговаривает последние слова чересчур строго, уже через секунду посматривая на юношу виноватым взглядом.        — …Вы — незнакомый человек, — дополняет свой ответ, тем самым списывая всю свою грубость на столь важный фактор.       — Ты даже не представляешь, насколько это умное решение, — юноша скрещивает руки на груди подобно Юмико и бросает очередную беззлобную ухмылку.       Занятно. Тэхен совершенно не планировал выуживать какую-либо информацию у девочки, будто существовало какое-то негласное правило — он должен найти Сон Сииль самостоятельно, без чьих-либо подсказок. Однако всё получилось как-то само собой.       Значит, «уехала насовсем».       — Если суждено, вы её найдете, — заключает девочка, сопровождая столь категоричную фразу уверенным кивком головы, — если действительно суждено.       Юми! Ю-ми-ко! — голос матери становится громче и требовательней в своих интонациях.       — Суждено? — переспрашивает Тэхен, чуть приподнимая брови.       — Ага.       — Что именно ты вкладываешь в это понятие?       — Ну-у-у, — девочка испытывает довольно смешанные чувства от подобного вопроса: с одной стороны, ей кажется, будто незнакомец поддразнивает её, поднимая столь сложные темы, а с другой стороны, наоборот, пытается общаться с ней, как со взрослой, и это очень подкупает девочку, — если всё сложится должным образом, то вы с госпожой Сон обязательно встретитесь. Я верю в судьбу.       — Хм, — мужская ухмылка приобретает более металлический оттенок, — а как быть, если я в неё не верю, Юмико?       Данный вопрос погружает девочку в замешательство. Отчего-то кажется, что ответ на него гораздо сложнее, чем Юми предполагает, поэтому девочка решает не продолжать тему. Она лишь пробегает по мужскому лицу очередным изучающим взглядом, останавливаясь на его глазах — красивых, но по каким-то причинам крайне тусклых. Почему-то образ этого таинственного юноши кажется Юми до неприличия знакомым, и, не смотря на глупость собственных предположений, девочка всё же решает кое-что для себя уточнить:       — Можно вопрос?       — Можно вопрос.       — Вы из какого-то аниме, да?       …       Непроизвольный смех тут же срывается с мужских губ.       — Очень сомневаюсь, — Тэхен отвечает не сразу, подавляя выступивший на язык сарказм и желание выразиться чуть менее цензурно. Разве что из какого-нибудь ёбнутого хентай-слэшера, — шутка мельком пролетает в мужской голове, однако Тэхен успешно проглатывает её. Ни к чему калечить психику ребенка раньше, чем это сделает жизнь.       — Юмико! Тебя хоть за смертью посылай, ей Богу, — хозяйка дома появляется на крыльце, смиряя дочку строгим, но в тоже время любящим взглядом, — иди на кухню, и поживее, пожалуйста. Принеси молодому господину… — вопросительно поглядывает на Тэхена.       — Воды, — ровно отвечает юноша.       — Воды, — повторяет женщина, обращаясь к дочке.       Юмико тяжело вздыхает, забавно запрокидывая голову наверх в молчаливом вопросе «за что мне это всё?». Девочка одаривает Тэхена раздосадованным взглядом — ведь их только начавшийся разговор слишком быстро прервали — после чего недовольно вышагивает в сторону дома.       — Доставала вас своими расспросами? — госпожа Чен неспешно подходит к цветочной изгороди, возле которой всё это время стоял Тэхен, — у неё сейчас возраст такой, уж больно любопытная, — женщина неспешно присаживается возле раскидистых кустов, принимаясь аккуратно распаковывать содержимое одного из мешков с землей, оставленных юношей.       Тэхен пробегает отсутствующим взглядом по весьма странным на вид цветам. Это определённо розы — вот то немногое, что молодой человек может сказать о многообразии завядших бутонов, украшающих своими высохшими лепестками аккуратные кусты изгороди.              По правде говоря, Тэхен ничего не понимает ни в цветах, ни в базовых проблемах садоводства — подобная тематика никогда не интересовала юношу. Однако сейчас он ловит себя на том, что с каким-то странным любопытством и даже интересом разглядывает многочисленные тёмно-бордовые лепестки. Да и вид аджуммы, сидящей перед своими погибшими цветами на коленях, самым непонятным образом побуждает молодого человека к весьма неожиданному вопросу:       — Я могу как-то помочь?       — Что вы, молодой господин, вы и так очень сильно помогли нам с Юмико, — женщина слишком тепло улыбается, подкрашивая слова искренней доброй интонацией. — Эти розы все равно не спасти…       Хм, вот как?       Тэхен тоже присаживается на колени, не обращая никакого внимания на то, что ткань его брюк мгновенно пачкается в свежей посадочной смеси.       — Тогда зачем это всё? — глубокая неконтролируемая морщинка пролегает над мужской переносицей, выдавая недоумение, которое Тэхен не успевает скрыть, — в чем смысл?       Простой вопрос, содержащий в себе гораздо большее, чем может показаться на первый взгляд. Тэхен понять не может, к кому сейчас обращается — к женщине или к самому себе.       — Я просто хочу продолжать смотреть на их красоту, — госпожа Чен отвечает через некоторое количество времени, поворачивая голову в сторону молодого человека, склонившегося над пышными кустами погибающих цветов, — поэтому и стараюсь оттянуть их смерть ещё на какой-то срок.       Простой ответ, произнесённые тёплым успокаивающим голосом, чересчур быстро рикошетит от черепной коробки Тэхёна прямо в его грудную клетку, заставляя юношу испытать внезапный болезненный спазм.       — И, к слову, мы с Юмико довольно неплохо справляемся, — госпожа Чен добродушно посмеивается, — пересаживать розы уже стало приятной доброй традицией, так что…       Женщина пресекает своё рассуждение в тот момент, когда ее глаза перескакивают на мужские колени, соприкасающиеся с рыхлой садовой землей.       — О, Боже мой! Молодой господин, да вы же испачкались! Как же так! Юмико! Где тебя носит?! Скорее неси тряпку! Ю-ми-ко! — хозяйка сада в одно мгновение переключает тон голоса с умиротворенного и тихого на звонкий и чересчур взволнованный, однако все последующие возгласы женщины доносятся до Тэхена сквозь завесу мощного шумоподавления, включившуюся в больном организме после простых, но весьма точных слов.       «Хочу продолжать смотреть на красоту».       Звучит, как диагноз.       Нет, это и есть диагноз.       А пациент Ким Тэхен.

Октябрь

      Занятно. Тут ничего не изменилось с тех пор.       Тэхен проходит вглубь небольшой квартиры, не включая при этом свет. Так комфортнее, так привычнее, так легче ориентироваться.                    Юноша пробегает усталым взглядом по всевозможным предметам интерьера, которые никоем образом не выдают одного простого факта — здесь больше никто не живёт. Кажется, что абсолютно все вещи находятся на своих местах, и хозяйка вот-вот вернется домой после очередного тяжелого дня. Да только Тэхен знает точно, что подобное не произойдет.       За несколько прошедших месяцев вся глубоко запрятанная и тщательно концентрируемая внутренняя злоба каким-то неизведанным образом сумела дотлеть, оставив после себя лишь гнусное чувство некой незавершенности.       Она уехала — и это определенно лучший из всех возможных раскладов.       То чувство, словно твоя опухоль оказалось доброкачественной и врач просто вырезал её, обещая, что раковые клетки никогда больше не пронзят организм. И Тэхену совершенно точно хватит ума соблюдать все возможные предписания, только бы не спровоцировать возникновение новых смертельных метастаз в своем организме. Другими словами — он не будет искать Сон Сииль.       Тогда какого чёрта ты сейчас здесь делаешь?       В последнее время, разговоры с самим собой стали прилично раздражать, а забитый в стабильную привычку недосып лишь усугублял градус этих внутренних диалогов.       Наказание за собственную вольность в прошлом месяце никто не отменял.       Тэхен какое-то время просто стоит посреди гостиной, инертно оглядывая её минималистичное наполнение. Глаза перепрыгивают с предмета на предмет, цепляясь то за книгу на одной из полок, то за клавиатуру белого фортепиано, прекращая дотошный осмотр лишь через минуты. Свой финальный взгляд Тэхен бросает в один из углов комнаты, в зону, где имеется некое свободное пространство — лишь голый пол и окружающие его стены. Нехотя вспоминает едва слышные слова девушки, лежащей на этом самом полу, прямо под ним, полуголой и такой…       «Тэхен. Всё не должно быть так…»       Молодой человек поматывает головой, тем самым вытряхивая воспоминание из себя, после чего наконец-то удаляется в сторону ванной комнаты.       Занимательно, что реальность видится Тэхену в какой-то замыленной, неясной форме, однако юноша продолжает настойчиво заверять себя, что столь странное дискомфортное состояние не помешает сделать то, за чем он явился сюда.       Оказавшись в ванной, Тэхен сразу же замечает лежащее на полу полотенце — смятое и кажется, что до сих пор сырое. Как будто девушка так и не убрала его после их столь интенсивного июльского взаимодействия.       Тэхен быстрой вспышкой восстанавливает то, что здесь происходило, замечая как некогда раненая ладонь фантомно пульсирует.       Юноша включает свет и проходит вглубь комнаты, к самой ванне, фиксируя взгляд на средствах гигиены, стоящих вдоль одного из керамических бортиков. Буквально три секунды и Тэхен находит то, зачем непосредственно и явился в квартиру Сон Сииль посреди ночи.       Молодой человек подцепляет пальцами небольшой пластиковый флакон и возвращается с ним к раковине.       Внутри лишь полное хладнокровие и никакого волнения от того, к каким последствиям могут привести следующие действия. Внутри лишь зияющее своей пустотой «ни-че-го».       Тэхен уверенно проворачивает одну из ручек блестящего хромированного крана, в ту же секунду выпуская довольно сильный поток воды. Юноша наклоняется к раковине, упираясь ладонями в её бортики, так, чтобы было удобнее подставить голову прямо под интенсивно льющуюся струю. Мгновенная приятная прохлада в области усталой будто бы чугунной головы заставляет Тэхена подольше задержаться в подобном положении, однако молодой человек довольно быстро осекается, ведь пришел сюда за абсолютно противоположными ощущениями.       Мужские пальцы быстро нащупывают рифленую пластмассовую крышку нежно-розового бутылька и незамедлительно открывают её. Затем Тэхен переворачивает флакон таким образом, чтобы находящаяся внутри жидкость начала вытекать в одну из его ладоней. Пара секунд, и запредельно насыщенный аромат клубники начинает пропитывать собой всё пространство рядом с юношей.       Это её шампунь. Тот самый, которым Тэхен вынужден давиться каждый раз, стоит только оказаться с Сон Сииль в одном измерении.       Молодой человек подносит полную густого яда ладонь к своей голове, без раздумий выливая всю порцию средства на затылок. Тэхен немного вспенивает шампунь и неспешными массажными движениями втирает полученную пену в кожу головы, тем самым существенно усиливая неизбежно-губительный эффект. Закончив тщательное распределение средства по своим волосам, юноша выпрямляется над раковиной, застывая в ожидании.       Тридцать секунд, сорок, пятьдесят, минута? Не может сказать точно, сколько именно времени проходит прежде, чем в области затылка начинает ощущаться странноватое покалывание.       — Быстро же, — Тэхен проговаривает свою внезапную мысль вслух.       По правде говоря, реакция наступает значительно раньше, чем он ожидал.       Натуральная клубника. Так и знал. Если бы в шампуне присутствовали лишь химические имитации ягоды, усугубленные ароматизаторами и прочей синтетической хуйней, Тэхен мог бы мыть голову этим средством хоть до конца своих дней. Ну, это если опустить факт того, что шампунь женский, конечно. Однако присутствие натуральных компонентов в девичьем шампуне является для юноши своего рода приговором. С каждой последующей минутой едва уловимое щекотание в области макушки становится более навязчивым, вызывая желание зарыться пальцами в мокрые волосы — со всей силой и так, чтобы наверняка выскоблить из кожи это невыносимо нарастающее жжение. Однако, Тэхен проявляет просто исключительную выдержку, ни коем образом не прерывая собственное только начавшееся наказание.       По правде говоря, Тэхен ничего подобного раньше не делал.       — А если я съем совсем немного, скажем, одну или две ягоды?       — То ты испытаешь агонию всех адских котлов вместе взятых, маленький ты, болтун.       Слова дежурной медсестры еще в детстве довольно четко дали понять, что последствия всяческих взаимодействий с клубникой, да еще и в столь обильных количествах, будут охуеть какими неприятными, и, к слову, Тэхену всегда хватало мозгов, не проверять на собственном опыте степень этого «неприятно».       Ровно до сегодняшней ночи.       Аллергическая реакция распространяется по коже с весьма завидной скоростью, попадая на другие участки мужского тела — лицо, шею, ключицы — с каплями клубничной пены, хаотично стекающими по мокрым темно-каштановым волосам. Зуд заполняет собой всё больше пространства, заставляя пальцы цепляться за раковину с еще большим рвением, только бы перетерпеть все эти новоявленные симптомы. Кажется, что и дышать становится тяжелее, ведь собственный галстук на шее стремительно превращается в удавку.       — Какого черта ты вообще его носишь? — Тэхен выругивается и немедленно стягивает галстук вниз, обещая себе, что впредь будет отдавать большее предпочтение просторным футболкам, не создающим в области шеи столь пагубный эффект тугой затянутой петли.       Хм. Неплохо. Прошла всего какая-то грёбаная минута, а с Тэхена уже сошло сто потов и начали проявляться многочисленные красноватые микроожоги.       Что ж… впереди будет чертовски интересная и долгая ночь. И что-то подсказывает Тэхену, что завтра в Университет он не пойдет.       Послезавтра, скорее всего, тоже.       

Ноябрь

      — У тебя малокровие, — Сокджин озвучивает свою реплику после довольно длительного молчания, — сейчас ты бледнее, чем когда-либо, и я бы вообще сказал, что цвет твоей кожи отдаёт какой-то трупной синевой…       Кабинет Джина погружен в темноту, как и весь особняк. Молодой человек сидит за своим письменным столом в нехарактерной вальяжной позе, позволяя голове и рукам лениво распластаться на полированной поверхности столешницы. Очередной тяжелый день в этом месте остался позади, а значит стоящий в десяти сантиметрах от лица стакан виски можно считать заслуженным.       — Ты быстро устаешь, — алкоголь провоцирует Сокджина продолжать, — постоянно выглядишь сонным, да и вообще каким-то заёбанным. У тебя бывают головокружения, к слову, я не раз это замечал, и иногда ты дышишь так, будто вот-вот начнется мощнейший приступ астмы. Плюс, у тебя что-то не то с ногтями и волосами, — юноша делает небольшую паузу, — ну окей, траблы с волосами спишем на то, что ты просто давно не стригся, поэтому и выглядишь, как заросший побитый бомж, только без обид. Таки-и-и-и-им образом, если сложить вместе всё перечисленное, можно смело делать вывод, что в этот раз я точно угадал. У тебя анемия.       Молодой человек слегка приподнимает голову, устремляя усталый взгляд в зону зеленой софы, на которой прямо сейчас должен лежать его катастрофически молчаливый собеседник.       — Я ведь угадал? — Джин щурится, стараясь разглядеть сквозь темноту своего кабинета хоть какое-то движение со стороны дивана.       Эта традиционная негласная игра началась между молодыми людьми еще пару лет назад, когда Сокджин стал подмечать, что со здоровьем его донсена происходит что-то неладное. Тогда старший Ким предпринимал весьма настойчивые попытки выведать, какого рода заболевание мучает товарища, однако нарывался лишь на меткие язвительные остроты в свой адрес. Тэхен никогда не давал возможности лезть дальше очерченных им самим границ, и в какой-то степени подобная черта характера вызывала у Сокджина неподдельное уважение. Быть может, поэтому все старания выяснить диагноз младшего спустя время превратились в своего рода игру-угадай-ку, несущую скорее развлекательный характер для обоих молодых людей.       — Ты там вообще живой? — Джин проводит ладонью по столешнице, нащупывая крышку от бутылки открытого Джэка Дэниэлса, после чего резво запускает её в место, где по его расчетам должен находиться Ким Тэхен.       — Ай, — утрированно-недовольно, но вместе с тем с нотками неизменного безразличия доносится в ответ. — Тебе не кажется, что ты немного навязчив?       Тэхен лежит на бархатной темно-зелёной софе уже около получаса, устремив блёклый взор в пустоту неосвещенной комнаты. Одна рука юноши располагается под затылком, другая покоится на груди — и это подобно привычке, принимать такую позу каждый раз, когда нужно абстрагироваться от реальности, отвлечься, погрузиться в собственные мысли, которых, к слову, за последние месяцы стало вопиюще много.       Их много, но все они пусты.       — Меня пробило на поговорить, — инертно отвечает Джин.       — Да. Я заметил.       — После виски так всегда, — старший принимается лениво потягиваться на столе, — да, кстати, забыл добавить, что никогда не видел, чтобы ты пил какой-либо алкоголь. Это можно было бы списать на то, что ты весь такой зожник, но-о-о-о… твой болезненный вид во всю работает против этой теории.       — Воу-воу, я могу как-то прервать этот поток буллинга? — Тэхен едко посмеивается, и Сокджин поклясться готов, что на лице товарища уже во всю красуется его обыденная язвительная ухмылка.       — Теперь понимаешь, что чувствую я? — старший начинает невольно улыбаться, ведь если брать их с Тэхёном взаимодействие, то обычно на месте так называемой жертвы буллинга находится именно он.       — Твоя месть крайне беспощадна, Сокджин, — в чужой ответ снова возвращаются инертные и вместе с тем снисходительные интонации, — пожалуйста, не надо так жестоко, я же…       — Ты не ответил на мой вопрос, — реплику Тэхена уверенно прерывают.       — Сложновато что-либо отвечать, когда ты….       — А сейчас наверное думаешь, что раз я выпивший, то перевести тему будет проще простого, но-о-о-о… как говорится, хрена лысого тебе.       — Не даёшь мне и слова вставить.       — Я угадал твой диагноз?       Сокджин давно для себя уяснил — с Тэхеном эффективна лишь стратегия паровоза — нужно просто продолжать говорить, доводя свою мысль до логичного завершения, при этом напрочь игнорируя обилие встречных комментариев.       — Я могу просто сказать «да» и тем самым закрыть столь животрепещущую тему?       — А это будет правдой?       — Нет.       Звук глубокого медленного вздоха наполняет комнату, сигнализируя о том, что Ким Сокджин больше не собирается продолжать свой допрос. Однако и полностью замолкать молодой человек тоже же не планирует:       — Иногда ты очень напоминаешь мне моего младшего брата. У него как раз сейчас период повышенной болтливости…       — Вообще-то, до твоих расспросов я молчал.       — …Ровно как и чрезмерной агрессии, — игнорируя чужую реплику, продолжает Джин, пока в голове всплывает недавний разговор с директором школы.       — Что на этот раз? — не сразу доносится со стороны дивана. Тэхён не настроен вести или даже поддерживать разговор, однако, понимая чужое, пусть и не слишком трезвое желание выговориться, отчего-то всё же идёт навстречу.       — Всё как обычно, — в интонациях Сокджина появляются нотки нехарактерного раздражения, — инициировал травлю нескольких своих одноклассников.       — Инициировал? Ох ты, какие ярко-выраженные лидерские качества, — несмотря на собственную усталость и тотальную апатию, Тэхен всё же не упускает возможности вставить комментарий.       — Вот-вот, только на этот раз он перешел грань окончательно, — Сокджин совершает очередной большой глоток из бокала, характерно морщась от крепости напитка, и буквально через пару секунд продолжает: — раньше он всегда выяснял отношения с ровесниками, ну, такими же взрослеющими гиперактивными мальчишками с играющими гормонами и необузданной агрессией, однако с недавних пор, братик переключился еще и на девчонку из своего класса. Знаешь, что он с ней сделал? Затащил в мужской туалет, прямо в кабинку, которую предусмотрительно запер изнутри, и заставил раздеваться. Когда эта девочка отказалась, он откуда-то достал ножницы и начал резать её школьную форму. Неплохо для тринадцатилетки, да? Естественно, этот мелкий сучонок умудрился поранить девочку — как мне сказали, у неё довольно сильные порезы на руках.       Сокджин делает намеренную паузу в повествовании, специально оставляя место для чужих комментариев, однако ничего подобного не следует. К его удивлению, Тэхен слушает, ничего не говоря.              — Когда мне позвонили из школы и начали рассказывать про весь этот беспредел, я даже подумал, что это пранк какой-то, — Джин начинает нервозно посмеиваться, — или просто номером ошиблись и на самом деле нужен какой-то другой Ким, — молодой человек тяжело вздыхает, — но нет, всё верно, и это мой младший братик наделал делов.       Десятисекундная пауза.       — Ты не хуже меня знаешь, что так дети привлекают к себе внимание взрослых, и тебе, как старшему брату, лучше бы это внимание уделить, — Тэхен слегка медлит, но всё же озвучивает мысль до конца, — ну, пока дело не дошло до расчленения щенков и котят.       — Ты переоцениваешь моё влияние. Порой мне кажется, что он вообще никого не воспринимает — ни меня, ни отца.       Хм, пару дней детдомовского карцера неплохо бы улучшили его восприятие. Тэхен не озвучивает эту пронёсшуюся в голове мысль, ведь Сокджин не посвящён в подробности его мрачного прошлого.       — Я могу побыть с ним, скажем, день, но какой от этого толк? — Сокджин продолжает рассуждение, — общение с собственным братом не может быть единоразовой акцией. Но я ведь и так перевез его в Сеул, оплачиваю эту грёбаную частную школу и вечерний интернат. Ему тринадцать и в этом возрасте уже пора начать что-то понимать, а этот его эгоизм выводит меня из себя. Как будто мне делать больше нечего, чем шляться по родительским собраниям. Всё наше внимание сейчас должно быть сконцентрировано только на отце…       — Кстати, как поживает ваш с ним ресторан?       — Никак… — несколько отрешённо выпаливает Сокджин, — он отказался ввязываться во всё это. Сказал, что останется в Кванджу до самого конца. Я не говорил тебе, знаю. Еще он обвинил меня в том, что я пытался навязать ему свою мечту.              — Ну, в принципе, так и есть, — чужое хмыканье доносится со стороны софы.       — Всё могло бы получиться, — с неким опустошением произносит Сокджин, — к слову, я всё еще верю, что получится. У нас с отцом еще будет первоклассный именной ресторан в самом центре Сеула. Я успею сделать это, пока он жив.       — Тщеславие — грех, Сокджин.       — Как и уныние, Тэхен.       …       Хм. А вот это уже занимательно.       — Серьезно? Из всего многообразия смертных грехов, ты приписал мне именно этот? — в голосе Тэхена не проявляется никаких эмоций, однако чужое утверждение в некоторой степени задевает юношу, — даже как-то обидно.       — Сказал человек с интонацией мертвеца, — ухмыляется Джин, — не знаю, связано это с твоим здоровьем или чем-то ещё, но, блять, ты девяносто девять процентов всего времени ведёшь себя так, будто вот-вот умрешь от скуки. Тебя и раньше нельзя было назвать ходячей рекламой батареек «Энерджайзер», но за последние пару месяцев ты буквально превратился в оживший труп — не только физически, но и морально.       Несмотря на то, что в голосе Сокджина по-прежнему сохраняется легкость, юношу определенно терзает беспокойство о состоянии своего младшего товарища. Он прекрасно понимает, что с Тэхеном что-то происходит, причем степень этого «происходит» нещадно усугубляется с течением каждой новой недели.       — У тебя интересный ход мыслей, — всё так же ровно и невозмутимо заключает Тэхён, — ты никогда не думал вести тематическую колонку в университетской газете? Я бы прям читал, — юноша роняет смешок, — даже вижу заголовок: «Студенты и их грехи. Аналитический обзор от Ким Сокджина.»       — Да, я подумаю об этом, — Джин неохотно приподнимается над столешницей, но только лишь для того, чтобы подлить еще немного виски в свой опустевший без алкоголя бокал, — сразу же, как только протрезвею.       — Подскажи пожалуйста, а какой грешок в таком случае ты приписал бы сви-и-и-и-инке? — Тэхен демонстративно прочищает горло, наигранно нервозно исправляя себя, — то есть, господину Мацумото, конечно же.       Сокджин молниеносно прыскает от смеха, не имея никаких сил и желания надевать дежурную маску, так необходимую для своей работы здесь в особняке. Есть в его личном кабинете камеры с прослушкой или нет — плевать.       — Тебя волнует младший или старший?       — Я бы не сказал, что испытываю прям «волнение» по этому вопросу, — с легкой усмешкой в голосе произносит Тэхен, — но наверное, я бы хотел послушать про старшего. Так уж вышло, что при одной мысли о младшеньком меня нехило так тянет проблеваться.       — Ну… исходя из того, на что я здесь насмотрелся, — Сокджин медлит, обдумывая свой ответ поразительно тщательно, — наверное, скажу, что это похоть… ну, или блуд… не помню, как там правильно.       Сокджин делает еще несколько глотков из бокала, после чего продолжает развивать мысли по заданному Тэхеном направлению.       — К слову, у нашей любимой Индже я бы диагностировал тоже самое, — юноша говорит сквозь боль в выжженном от спирта горле, — хотя… если покопаться чуть дотошнее, то зависть ей тоже неплохо бы подошла. Ты когда-нибудь замечал, как она смотрит на кого-то из нас в моменты, когда думает, что никто не смотрит на неё?       Тэхен не отвечает, однако в голове всё же проносится мгновенное: «да, замечал».       — Это же как типы темперамента, — продолжает Сокджин, поражаясь тому, какой внезапный интерес в нем вызывают рассуждения на столь странную тему. — В человеке не обязательно должен быть один единственный тип, это скорее совокупность разных темпераментов, где доминирует определенный вид, но могут присутствовать и черты других… — Сокджин недовольно морщится, ведь обильное количество алкоголя в организме ловко сбивает молодого человека с мысли, — господи, я почти утомил самого себя… про что я в начале говорил?       — Что-то про невозможность гравитационной сингулярности в контексте нашей Вселенной.       — Ха-ха-ха, очень смешно, — язвит в ответ Джин, незамедлительно подхватывая найденную мысль, — грехи, да… помню… рассмотрим, к примеру, чревоугодие… сорри, но тут я просто не могу не упомянуть Мацумото-младшего, но опять же не в чистом виде. Алчность и похоть там тоже имеются, будь здоров.       Тэхен довольно ухмыляется — отчего-то внезапная пьяная смелость Сокджина по отношению к своему непосредственному начальству немного приподнимает настроение юноши.       — Гнев? Не знаю… тут скорее всего подошел бы Чонгук… — хозяин кабинета отвлекается на мысли о младшем товарище, покинувшем столицу более четырех месяцев назад, продолжая рассуждение лишь через некоторое количество секунд: — так… что там есть еще?       — Гордыня…       Слово срывается с губ Тэхена прежде, чем юноша успевает это понять. Готов поклясться, что золотистые волосы на одно мгновение блеснули в темноте комнаты, тем самым срывая этот набор букв с языка.       — Гордыня? — через пару секунд переспрашивает Сокджин, — ну… я бы сказал, что ты, Тэхен, довольно гордый, просто твоя гордость какая-то небрежная и… как бы правильно выразиться?       — Унылая, судя по всему, — саркастичная подсказка незамедлительно доносится со стороны дивана.       — Да, именно, спасибо, — удовлетворительно посмеивается Джин, — к слову, себя я тоже считаю довольно гордым человеком, но всё же этого недостаточно, чтобы назвать этот грех доминирующим. Так. Надо подумать.       В разговоре наступает пауза.       — Пару месяцев назад Намджун мне кое-что рассказал.       Сокджин произносит новое предложение какой-то иной, чуть более серьезной и собранной интонацией, нежели предыдущие реплики, с особым усердием сгребая опьянённые и оттого хаотично-расплывающиеся мысли в кучу:       — Ты знаешь, я никогда не лезу в чужие дела, поэтому и подробности нашего с ним диалога решил оставить при себе. Однако, раз уж мы с тобой так далеко забрели в своих размышлениях, думаю, что должен рассказать тебе кое-что — и готов поспорить, это «кое-что» хоть на чуть-чуть, но всё же разбавит твоё уныние.       Молодой человек намеренно выделяет последнее слово, для того, чтобы Тэхен начал слушать более внимательно.       — В ту самую ночь… ну-у-у-у, когда кое-кто из присутствующих здесь — не будем показывать пальцем — слетел с катушек и начал херачить по моему боссу кочергой, — Джин начинает рассказ, не отказывая себе в коротком удовольствии упрекнуть товарища, — с японской делегацией максимально взаимодействовал Намджун, — молодой человек быстро прочищает горло, возвращая голосу прежние нейтральные интонации. — Именно он был единственным из «наших», кого в итоге допустили к «продолжению вечера». И да, я имею ввиду тот самый злосчастный подвал.       Традиционная остановка на «глоток виски» — тотальная тишина со стороны темно-зеленой софы.       — Ту девушку приволокли в подвал силой, — продолжает Сокджин, — и так, как она довольно яростно отбивалась, скорее всего ей вкололи что-то типа разбавленного Працена, ну, ты понимаешь, чтобы сделать более послушной и податливой.       — С какой целью ты мне всё это рассказываешь? — кажется, что Тэхену удалось собрать в своей интонации всю безразличность этого мира, ведь нарастающее желание показать своему собеседнику, насколько эта тема не интересна, начинает весьма настойчиво управлять Тэхеном.       — Сейчас поймешь, — терпеливо отвечает старший, — я же не шизофреник и пока еще способен вести линию повествования, — саркастично хмыкает, отмечая про себя то, что «с такой работой до шизофрении не особо-то и далеко», — Намджун сказал, что не мог глаз от неё отвести…       Тэхена машинально передёргивает.       — Ну-у-у-у, так что ж Намджун не воспользовался моментом? — ядовитая реплика незамедлительно рассекает воздух.       Блять. Не хотел это говорить и тем самым обличать собственную мимолетную слабость. Вырвалось. Прямо из недавно залатанной трещины. Той, что в собственной броне зияет, словно уродливый рубец.       — Он сказал, что никогда не видел в чьем-либо взгляде столь абсолютный ужас и знаешь, какой-то первобытный страх, что ли, — игнорируя чужой вопрос, продолжает Сокджин, — поэтому начал сомневаться, должна ли эта девушка вообще быть в особняке. Спустя какое-то время, Намджун заметил кое-что еще…       Сокджин прерывает повествование для очередного глотка виски, тем самым затрагивая внутри Тэхена ноты раздражения — всё потому, что эта и без того никому не нужная история рассказывается издевательски медленно.       — Там есть громадный острый штырь в стене, — спустя паузу, юноша всё же продолжает рассказ, — его должны были вытащить из соображений безопасности, но-о-о-о наши японские друзья попросили оставить всё как есть, аргументируя это тем, что, цитирую: «так гораздо веселее». Так вот. Девушка увидела этот штырь, как раз тогда, когда Мацумото закончил её раздевать, и вот тут-то как раз и кроется самое интересное и вместе с тем пиздецки жуткое.       Сокджину несвойственно употребление нецензурной лексики, однако алкоголь уверенно выдергивает из мужской головы все более и более красноречивые слова.       — Она как будто на месте застыла, уставившись на этот крюк так, будто в нём заключалась её единственная надежда на спасение.       Тэхен ощущает, как собственная слюна застревает в глотке.       — Нет, только не думай, что я переоцениваю этот момент. Мы рассуждали об этом с Намджуном и пришли к обоюдному мнению, что ей не хватило бы смелости распороть себя этим штырём, ну, или что там она задумала с собой сделать… Хм, если подумать, никому бы из нас не хватило смелости на подобное, что уж говорить о маленькой слабой девчонке, — заключает Сокджин. — Но всё же, заметив какое-то ненормальное и при этом крайне уверенное намерение в её глазах, Намджун решил встать напротив штыря, чтобы закрыть его от девушки, — Джин рассказывает всё это с неподдельным интересом, будто прямо сейчас делится с Тэхеном результатами какого-то уникального тайного эксперимента, — и видел бы ты, как изменился её взгляд, когда чёртов штырь исчез из поля зрения… Будто подобным образом у неё отняли всякое желание жить.       …       — Тебе всё это Намджун рассказал?       — Да, — невозмутимо отвечает Джин, — но я и сам всё это видел. Всё потому что повсюду ка-ме-ры, — артистично чеканит по слогам, — не забывай об этом, Тэхен.       — Я помню, что повсюду камеры, но к комнатам, где старые свиньи трахают девушек, это вроде как не относится?       — Абсолютно верно, только вот подвал — это не комната, где старые свиньи трахают девушек, — несколько самодовольно заключает Сокджин, — никто не думал, что Мацумото-младший захочет спуститься туда и поиграть в «палача и пленницу в темнице».       В висках Тэхена начинает образовываться характерная чугунная тяжесть, заставляя молодого человека произнести свою следующую реплику лишь через какое-то время:       — Нравится разглядывать обнаженных девушек до того, как их отымеет куча мерзких стариков, да, Сокджин? Ты был прав, это действительно интересный поворот, который довольно резво разбавляет моё пресловутое уныние.       — Не ёрничай, — Джин осекает столь фамильярную реплику с определённой резкостью в голосе, — мне хватает совести хотя бы на то, чтобы не делать подобное. А если моего слова тебе недостаточно, то просто знай, что твоя девочка максимально закрывала себя от Мацумото, и, соответственно, от всех камер, так что можешь быть спокойным.       Тэхен пропускает мимо ушей концовку только что произнесенного предложения, стопорясь лишь на одном единственном словосочетании: «Твоя девочка».       Почему это звучит так горько-сладко?       — На самом деле, она молодец, — настойчиво продолжает старший, — не представляю, какую храбрость нужно иметь, чтобы огрызаться с братом главаря японской мафии. Ты знаешь, что её даже стошнило от него? — Сокджин не в силах скрыть некое странноватое удовольствие в голосе, будто девушка сделала то, за что он лично пожал бы ей руку.       — С какой целью ты мне всё это рассказываешь? — Тэхен снова повторяет вопрос, на который еще не получил ответа.       — Хоть я и пьяный, но всё еще помню, как мы пришли к этой теме, — поясняет Джин, — гордыня, Тэхен. На мой взгляд, твоя девочка и есть то самое воплощение гордыни. Хотеть покалечить себя или, быть может, даже убить, только бы не лечь под мерзкого жирного старика. Это прям неплохо и, я бы даже сказал, эффектно.       — Маленькая глупая шлюшка, испугавшаяся приближающейся групповухи, — безэмоционально констатирует Тэхен, — кто бы мог подумать, что вы с Намджуном припишите ей статус великомученицы.       Пятисекундная пауза.       — Не сходится, — выпаливает Сокджин.       — Что именно не сходится?       — Твои слова и твои действия, Тэхён, — абсолютное спокойствие в голосе Сокджина вновь задевает уже вибрирующие струны чужого раздражения, — я досмотрел до конца всю сцену в подвале, в том числе и момент с твоим эффектным появлением, так что положа руку на сердце, могу сказать, что никогда в жизни не видел тебя таким пиздецки бешеным. Не много ли лишних действий ради «маленькой глупой шлюшки», как ты говоришь?       Много, Сокджин. Охуительно много. Настолько много, что собственное тело никак не может устранить все последствия.       — Она имеет склонность ябедничать, так что считай, что я старался ради нас всех, — инертно поясняет Тэхен.       — Да-да, я оценил факт того, что блондиночка бесследно исчезла, — колко подмечает Джин, — только не говори мне, что это ты постарался?       — Без проблем, не говорю. Но я просто пиздец как постарался.       — Будет занятно, если у тебя есть свой собственный подвал и ты всё это время держишь девушку там, чтобы спрятать от Мацумото, и заодно самому с ней развлекаться. Во всяком случае, это объяснило бы твой мертвецки-измотанный вид.       Тэхен чувствует плавящийся металл в собственных мыслях. Обилие ненужной ему информации давит слишком сильно, вызывая желание поделиться собственной головной болью со старшим товарищем.       — Та девчонка, которую ты пользовал в метро…       И Тэхен незамедлительно делится.       — Она ведь её подружка?       Сокджин отвечает не сразу:       — Насколько я понял по последней презентации, да.       — Как смотришь на то, чтоб прогуляться?       — Куда и с какой целью?       Хочу исследовать грани своего «уныния».       — Мне нужно кое-что уточнить у этой Чхве Сын И, но более чем уверен, что без тебя она не будет сговорчивой.       Сокджин проводит пальцем по экрану телефона, мигом выжигая привыкшие к темноте глаза издевательски яркой подсветкой:       «30 ноября. 23:50»       Юноша тут же блокирует смартфон, переводя раздраженный взгляд к окну:       — Через десять минут — зима, — констатирует Джин, — ненавижу сеульскую зиму.       — В этой фразе заложен какой-то скрытый ответ?       — Да, — Сокджин стопориться лишь на пару секунд, после чего заключает короткое, но весьма уверенное: «Поехали».

Декабрь

      — К-кто там?       Громкий резкий звонок разрушает тишину погружённой в сон квартиры. Девушка вынуждена прислоняться к входной двери ухом, лишь бы услышать хоть что-то, что могло бы выдать личность столь позднего, а оттого и пугающего незваного гостя. В который раз хозяйка квартиры ругается на то, что у её современной дизайнерской двери не имеется даже ни намёка на глазок.       — Кто там? — старается звучать более уверенно.       — Здесь проживает Чхве Сын И?       Мужской голос, доносящийся с обратной стороны двери, мигом запускает в девичьей голове сложные процессы, направленные на то, чтобы как можно быстрее определить, кому из её знакомых этот голос мог бы принадлежать. Вот только установить это не получается даже спустя секунды.       — Вы не ответили на мой вопрос, — отчего-то волнение, спровоцированное чужим негромким тембром начинает зарождать внутри девичьего живота стремительно растущий спазматический ком, — кто это?       — Ким Сокджин.       …       — Что? — Чхве не в силах оставить свой вопрос безмолвным, — ч-ч-что?       — Мне нужна помощь, — ровным тоном раздается из-за двери, — причем довольно срочная.       Как такое возможно? На Сын И обрушивается тонна самых неоднозначных мыслей и чувств.       Не открывай, не открывай, не открывай, не открывай.       Подсознание бьется о стенки черепной коробки, заставляя Чхве прислушиваться к своему внутреннему голосу, да только женские пальцы противоречат мыслям, реагируя на чужую просьбу о помощи и тем самым неспешно отпирая все имеющиеся на входной двери замки.       — Разбудил? — одетый в черный удлиненный плащ юноша стоит максимально близко к порогу, беззастенчиво нарушая личное пространство открывшей ему дверь девушки.       Джин немного наклоняет голову вбок, пробегаясь блестящими от выпитого виски глазами прямо по девичьей фигуре, снизу вверх.       Босая, в розовых пижамных штанах, белом топике с тонкими чуть растянутыми бретельками, сдвинутой прямо на лоб маской для сна, взъерошенными распущенными волосами и полуоткрытыми сонными глазами — внешний вид девушки является стопроцентно утвердительным ответом на его только что заданный вопрос. Разбудил.       — Я ведь не ошибся квартирой? Здесь проживает Чхве Сын И?       В один момент между бровями девушки возникает напряженная морщинка, а выражение самого лица вмиг окрашивается намеренно подчеркнутым презрением.       Сволочь. Пришел, чтобы издеваться надо мной? Снова?       Сын И делает шаг назад, стараясь как можно скорее захлопнуть входную дверь, однако вовремя выставленная нога Джина не позволяет довести это действие до конца.       — Ну чего ты?.. Не обижайся на меня, — молодой человек подходит еще ближе, лениво облокачиваясь головой о дверной косяк, — ты ведь сама знаешь, как сильно изменилась с момента нашей первой встречи.       С момента нашей первой встречи… — фраза слишком больно резонирует в девичьей груди.       — Просто мне очень нужна твоя помощь, — Сокджин намеренно смягчает свои интонации, начиная звучать более заискивающе, — о-о-о-очень.       — Моя помощь? — не сразу переспрашивает Чхве, подмечая то, что от собственной сонливости не осталось и следа. Ты три года делаешь вид, что не узнаёшь меня, а теперь тебе нужна моя помощь?       — Могу зайти?       — Нет.       — Так и будем в дверях разговаривать?       — Так и будем в дверях разговаривать.       — Окей, — Сокджин начинает ощущать, как грудную клетку пропитывают странные садистские чувства, такие нехарактерные и даже неприятные ему — подобный эффект возникает лишь тогда, когда в поле его зрения появляется конкретно эта девушка, — где твоя белокурая подружка, Чхве?       Пальцы Сын И мигом вжимаются в ручку двери.       — Не знаю, — девушка отвечает довольно уверенно, — доброй ночи, — очередная попытка закрыть дверь весьма успешно пресекается мужской ногой.       — Не знаешь?       — Не знаю.       — А если немного подумать? — ровным тоном озвучивает Сокджин.       — Всё еще не знаю.       — Это окончательный ответ?       — Это окончательный ответ.       — Что ж, — Джин не пытается скрыть определённую досаду в голосе, — в таком случае, прости за беспокойство, — молодой человек наконец-то убирает ногу, наблюдая за тем, как входную дверь тут же закрывают. Закрывают, однако не запирают на замок. — Надеюсь, я не напугал тебя?       Спустя несколько секунд ожидания в дверном проеме образуется небольшая щель, через которую виднеется часть лица Чхве Сын И. Девушка медленно поматывает головой в отрицательном жесте.       — Что произошло? — Сын И не пытается скрыть беспокойство в собственном голосе, — зачем она тебе?       — Оу, она нужна не мне, — снисходительно улыбается юноша, — ему.       Тэхен возникает из-за спины Сокджина буквально за мгновение, заставляя ошарашенную девушку вздрогнуть и молниеносно отскочить за дверь. Молодой человек толкает деревянное полотно вперед и уже через секунду проходит в слабо освещенную квартиру.       — Вы что делаете?! — возмущается Чхве, — вы считаете это нормальным?!       — Если тебе станет легче, то нет, — Ким Сокджин заходит в квартиру следом, аккуратно закрывая за собой дверь, — мы не считаем это нормальным, — юноша бросает короткий взгляд на своего товарища, уже несколько секунд как внимательно изучающего интерьер квартиры, — хотя лучше буду говорить только за себя.       — Нужен твой смартфон, — Тэхен протягивает свою раскрытую ладонь Сын И сразу же, как только заканчивает экспресс-осмотр прихожей.       Шатенка демонстративно перекрещивает руки на груди, смиряя юношу тяжелым взглядом, который растеряно отводит в сторону уже через пару секунд.       — Нет, — выпаливает Чхве, ощущая, как собственная бойкость и смелость сжимаются под натиском темной давящей ауры Ким Тэхена. Сииль действительно очень сильная, раз могла выдерживать всё то, что излучает этот человек.       Тэхен ничего не отвечает, ведь действия эффективней всяких слов. Юноша убирает выставленную вперед руку, после чего разворачивается в сторону коридора, уверенно продвигаясь по нему вглубь квартиры.       — Н-нет! — тут же выкрикивает Сын И, — я не разрешаю!..       — Кричать не нужно, — раздражаясь от громкости девичьего голоса, Сокджин дотрагивается до Чхве достаточно внезапно, забирая одну из её кистей в свою руку, — он сегодня не в настроении, поэтому не нужно шуметь, — молодой человек тянет Сын И за собой, заставляя идти в том же направлении, в котором только что ушел Тэхен.       Юноша заводит девушку в её же спальню, по-хозяйски удерживая за тонкую кисть руки. Пока Тэхен рассматривает содержимое многочисленных полок, Джин подводит Чхве к стоящей в самом конце комнаты кровати, усаживаясь вместе с ней на самый край довольно необычного по наполнению спального матраса. Молодой человек аккуратно соединяет девичьи кисти вместе, захватывая их одной ладонью, после чего притягивает этот своеобразный замок ближе к себе, так, чтобы Чхве не дергалась и послушно сидела на своем месте.       — Что вам здесь нужно?.. — Сын И поворачивает голову в сторону Сокджина, тут же встречаясь с точеным мужским профилем. Девушка пытается прочитать хоть какой-либо ответ на чужом лице, однако Джин довольно резко сжимает её кисти, призывая Чхве переключить всё своё внимание на незаметно подошедшего к ней Тэхена.       — Посмотри сюда, — Тэхен останавливается возле сидящей на кровати девушки, поднося к её взволнованному лицу её же телефон, который, к слову, смог отыскать без каких-либо проблем.       Чхве реагирует достаточно быстро, мигом отворачиваясь от экрана, однако «Face ID» смартфона всё же успевает установить личность своей владелицы и, как следствие, незамедлительно разблокировать устройство.       Сокджин смотрит на Тэхена в этот самый момент — странно, на его лице вроде бы ничего не изменилось, однако Джин как будто чувствует вибрации хорошо запрятанного удовлетворения, которые прямо сейчас начинает испытывать его товарищ.       — Удачи в поисках, — едко выпаливает Чхве, просверливая взглядом фигуру Тэхена, неспешно удаляющуюся в другую часть комнаты.       — Спасибо, — отвечает тот без каких-либо красок и выразительных интонаций в голосе.       Молодой человек отходит к письменному столу Сын И, облокачиваясь о край его столешницы бедром. Всё внимание Тэхена концентрируется на дисплее чужого смартфона. Большой палец нажимает на «список контактов, начиная неспешно пролистывать все имеющиеся в нем имена, и кажется, что Тэхен никогда еще ничего так тщательно и дотошно не изучал. Юноша вчитывается в имя буквально каждого контакта, играя с самим собой в только что придуманную игру — «как Чхве Сын И могла бы записать Сон Сииль?».       Мерзковатое чувство разочарования проявляется где-то в районе солнечного сплетения, сто́ит Тэхену дойти до самого конца списка. Молодой человек переводит пустой взгляд на хозяйку квартиры, очевидно, всё это время внимательно наблюдавшую за всеми его действиями. Несколько секунд Тэхен всматривается в выражение лица Сын И, весьма быстро подмечая один простой факт: взгляд девушки скрывает в себе своего рода торжество от успешно сохраненной тайны. Подобно радости ребенка, который спрятал что-то важное, и никто из взрослых это важное так и не нашел.       — Я не знаю, где Сииль, — Чхве обращается к Тэхену, тем самым стараясь сбить взор подозрения со своего лица.       — А если бы знала, то сказала бы мне? — ухмыляется юноша, наблюдая за тем, как быстро его вопрос прокладывает очередную глубокую морщинку между бровей девушки. Конечно же, нет.       Тэхен возвращает глаза обратно к экрану телефона, давая себе секунд десять «на подумать», после чего отталкивается от стола и подходит к противоположной стене, на которой красуется массивная пробковая доска с огромным количеством приклеенных стикеров, разноцветных записок и причудливых карандашных рисунков. Молодой человек становится прямо напротив доски, принимаясь сосредоточенно исследовать её содержимое — и даже активные перешептывания Сокджина с Сын И не в силах сбить его запредельную концентрацию.       — Хочешь спрятать что-то, положи это на самое видное место, — произносит Тэхен, спустя минуту своего молчаливого наблюдения. — Так ты думала?       …       Юноша поворачивает голову назад, встречаясь глазами с теперь уже кардинально иным выражением лица Чхве Сын И. Еще бы. Ведь ее поймали.       — Всё-таки нашел? — с нескрываемым удивлением в голосе спрашивает Сокджин.       — Да, — Тэхен протягивает руку к одному из многочисленных зеленых стикеров, отклеивая его от доски, — на семейных фотографиях, что выставлены на твоей полке, всегда только ты с матерью и отцом, больше никого, из-за чего я осмелюсь сделать вывод — ты единственный ребенок в семье.       Взгляд девушки тяжелеет буквально за мгновение, тем самым непроизвольно подтверждая догадку юноши.       — Ох, не подсказывай мне, — ехидничает Тэхен, — я хочу выяснить сам.       Юноша роняет небрежную довольную ухмылку, когда быстрые движения пальцев начинают вбивать указанный на стикере номер.       — Что ты делаешь? — Чхве хватается пальцами за край рукава черной рубашки Сокджина — делает это неосознанно, будто желая излить часть скопившегося напряжения на сжимаемый в её ладони кусок ткани.       — «Брату» твоему звоню, — Тэхен произносит свой ответ в трубку, наблюдая за тем, как Чхве из-за этих его слов предпринимает очередную, более яростную попытку вырваться из хватки Сокджина. Благо, старший товарищ держит девушку достаточно крепко, а теперь еще и закрывает другой свободной рукой её рот, сопровождая это вынужденное действие невозмутимой фразой: «не мешай им».       Не проходит и секунды, как характерный сигнал соединения исчезает, оставляя после себя негромкий девичий голос:       — Эй, мы так не договаривались, я же только вчера начала делать Юмико подарок…       Мёд её тембра сменяет гудки телефона предательски быстро, тем самым выбивая почву из-под ног Тэхена самым коварным образом. Не готов к этому. Думал, что готов, но… Блять… Барабанные перепонки моментально воспаляются, затянувшиеся после клубничного шампуня язвы проявляются в один миг, виски́ приобретают мгновенную чугунную тяжесть, а рубцы на сердце начинают обильно кровоточить.       Сон Сииль.       — Алло, Чхве…       Бархат и шёлк, с оттенками печали и какой-то выразительной усталости делают звучание чужого голоса противоречиво горько-сладким. Тэхен терпеть не может этот инородный горько-сладкий вкус, оттого и произносит свою столь обезоруживающую реплику:       — Бросишь трубку, и мой друг задержится в спальне твоей подружки чуть дольше запланированного.       …       Сын И начинает выбиваться из рук Сокджина, пытаясь прокричать что-то в мужскую ладонь. Ожидая какой-либо ответ от Сииль, Тэхен проходит к небольшой полупрозрачной двери, за которой скрывается маленький аккуратный балкон. Юноша действует в режиме автопилота, выполняя каждое своё действие скорее машинально, чем сознательно — всё потому, что остатки его внимания неизбежно концентрируются на чужом дыхании, доносящимся с другого конца трубки.       Тэхен выходит на балкон, закрывая дверь следом. По мужской коже мигом пробегают многочисленные мурашки, ведь тонкая бежевая рубашка оказывается абсолютно бесполезной при нулевой температуре.       Дрожь? Это всё чёртова декабрьская погода с ним делает…       Вот только юноше сейчас глубоко плевать и на погоду, и на любые последствия, которые могут возникнуть у истощенного организма после взаимодействия с холодом.       Её стремительно участившееся дыхание и тот факт, что Она до сих пор не положила трубку — вот, что в данный момент тщательно перемалывается в мужских мыслях.       Ирония в том, что Тэхен лишь сейчас понимает несовершенство своего плана, ведь он не имеет никакого представления, о чем говорить с Сон Сииль. О чем её спрашивать и что ей рассказывать? О своих фантазиях? Тех, где имеет её во всех возможных и невозможных формах. О вариантах своей мести? Тех, где желание свернуть её тонкую шею граничит с куда более изощренными идеями издевательств над девичьим телом и душой. О своем уныние? Том самом грехе, что приписал ему сегодняшней ночью Сокджин.       Нет. Всем этим мыслям никогда не суждено быть озвученными.       Тэхен закрывает глаза, продолжая слушать то, как зачаровывающе дыхание белокурой девушки выходит из динамика телефона.       — Смени этот номер, — наконец произносит юноша, транслируя через собственный голос весь холод сеульской погоды, — если я найду тебя во второй раз, это может обернуться трагедией.       Он искренен в своих словах, оттого подобная угроза звучит в его безжизненном тембре крайне органично. Но что в ответ? Лишь «вдох-выдох», затем еще — «вдох-выдох», и еще — «вдох-выдох». Частые, шумные, тяжелые, длящиеся, кажется, целую вечность.       Внезапное прикосновение чего-то прохладного и вместе с тем невесомого к коже щеки заставляет молодого человека поморщиться. Через несколько секунд нечто подобное чувствуется и в области лба, вынуждая юношу всё же приоткрыть усталые глаза.       Снег. Только что начался.       Крупные белые хлопья пусть и с достаточно редкой частотой, но всё же падают с темного ночного неба вниз, пролетая прямо сквозь балконные перила с порывами морозного ветра, изредка задевая Тэхена своими холодными капельками. Кажется, что снег приносит с собой не только бóльшую прохладу, но и запах, который жестокой иллюзией начинает обволакивать дыхательные органы юноши.       — Как объяснить то, что я чувствую клубнику твоих волос так, будто ты стоишь у меня за спиной? — Тэхен произносит свой вопрос вкрадчивым едва уловимым шепотом, — колдовство?       Пелена бреда, многочисленных ошибок и собственной слабости, случившихся в одном сегодняшнем дне привели его к тому, что он прямо сейчас делает.       — Теперь ты спишь сладко, Сон Сииль?       Она не отвечает, но Тэхен этого и не требует. Просто продолжает слушать её дыхание.              — Надеюсь, что да. Потому что я — совсем наоборот.       Проиграл. Сегодня Тэхен пиздец как сильно проиграл — своим принципам, своим убеждениям, себе самому.       Еще несколько секунд юноша держит трубку у своего уха, после чего, наконец, заключает:       — Спокойной ночи, Ангел.       Молодой человек быстрым движением пальца сбрасывает вызов, чувствуя, как собственные руки и ноги трясёт с непомерной силой. Сколько он простоял на этом холоде? Сколько минут взаимодействия с Ней смог выдержать? Сколько еще сердце будет так сильно и больно лупить в грудную клетку?       Слишком много вопросов и ни одного ответа.       Тэхен потрясывает головой, пытаясь прогнать нахлынувшее на него наваждение стряхнуть попавший на его прилично отросшие волосы снег, после чего как будто бы «просыпается». Юноша стремительно покидает балкон, затем, даже не окидывая взглядом хозяйку квартиры, проходит вдоль комнаты прямо к выходу, бросая сидящему рядом с Чхве Сокджину лишь одну фразу:       — Поехали.       Чужой ответ следует не сразу, однако выходящий в коридор Тэхен всё же слышит от своего старшего товарища:       — Я немного задержусь.       Как угодно, — без каких-либо эмоций проносится в голове Тэхена, после чего молодой человек подбирает брошенное в прихожей пальто и выходит из квартиры.

      Январь

      Тэхен вынужден смотреть один единственный канал, бесконечная трансляция которого уже несколько часов как мешает ему полноценно заснуть. Да, это та официальная версия, которую юноша сам себе предоставляет: причина его грёбаной бессонницы кроется исключительно в назойливом телевизионном вещании.       Трансляция всех основных каналов к четырём часам утра прекратилась, но один канал всё же остался работать, благополучно показывая в своей сетке вещания одну из частей фильма «Сумерки».       Вот уж, блять, весьма увлекательный жизненный поворот — Ким Тэхен и просмотр «Сумерек».       Молодой человек нехотя погружается в сюжет, ведь чтобы переключить канал, необходимо найти пульт.       Задача не из лёгких.       Буквально десять минут экспозиции героев на экране, как Тэхен начинает раздражаться, хоть и смотрит историю скорее с середины, чем с начала.       — Господи, да трахни ты её уже, — ехидно заключает юноша, обращаясь к главному герою, — иначе эти оборотни перехватят всю инициативу, а там и до групповухи недалеко, — Тэхен неконтролируемо раздражается практически от каждого диалога между героями, однако смотреть не прекращает. Еще этот чертовски удобный матрас, лежащий посередине комнаты прямо на полу и служащий Тэхену своего рода кроватью, способствует тому, чтобы юноша так и продолжал лежать на нём в позе звезды, не предпринимая каких-либо попыток пошевелиться.       В квартире Тэхена достаточно аскетично.       В интерьере присутствует минимум мебели и то, лишь той, что действительно необходима для поддержания жизни и ведения какого-никакого быта. Быть может, подобный подход к оформлению своего жилища вылился из закостенелой привычки довольствоваться малым, появившейся в результате долгих лет заключения в стенах детского дома города Тэгу, однако Тэхен никогда об этом не рассуждал.       Расположенная на самых задворках Сеула квартира, является своего рода подарком от государства. Согласно муниципальной программе, каждый воспитанник детского дома города Тэгу при достижении совершеннолетия имел право получить собственное жилье — как правило, убогое, ветхое, аварийное, построенное в специально-отведенном и максимально отдаленным от центра районе, куда заселялись остальные «счастливчики» с похожей детдомовской судьбой — но всё же «своё».       Что-то подобное ожидало и Тэхена, вот только юноша случайно надломил подобную систему, написав вступительный тест в лучший университет страны на максимально возможный балл.       Потому что захотел вырваться? Взять судьбу в свои руки? Что-то кому-то доказать?       Нет. Всё более приземлённо.       Просто в один из множества совершенно одинаковых монотонных дней семнадцатилетнему Ким Тэхену стало скучно. Слишком скучно сидеть в нелегальном полуподвальном интернет-кафе, в которое парень уже в тысячный раз убегал во время очередной своей вылазки из детдома. Заполнение тестового бланка с весьма занятными заданиями, найденными на просторах сети помогло хоть немного убить тогдашнюю скуку. Тэхену было любопытно узнать свой результат, оттого он решил отправить тестовое задание по указанному электронному адресу. Как итог — приглашение на собеседование в Сеульский Национальный Университет, удачно сданные вступительные экзамены, а затем и последующее зачисление на очную форму обучения, с повышенной стипендией от государства и возможностью получить собственную квартиру по программе «доступного жилья для сирот» только уже не в Тэгу, а в самом Сеуле.       Подобные успехи обычно становятся поворотной точкой в жизни многих молодых людей. Многих, но не Тэхена.       Юноша никогда не видел ценности в своём поступлении в СНУ. Никогда не воспринимал прощание с детским домом, как начало нового этапа в жизни. Никогда не цеплялся за «многообещающие» возможности и уж тем более никогда сам их не искал. Ведь всё очень быстро и легко упиралось в один простой вопрос:       Ради чего?       Тэхен слишком хорошо выучил жизнь, оттого совершенно не склонен завышать её ценность. Скорее наоборот, он весьма неплохо преуспел в занижении всей её значимости. В какой-то степени, этому способствует и его диагноз, ведь врожденное заболевание сердца служит неплохим таким якорем, удерживающим юношу от построения каких-либо великих целей и последующего продумывания способов их достижения.       Да, Тэхен совершенно не заинтересован в своём положении, как и во всём том, что происходит вокруг. Но можно ли назвать такое отношение к жизни — «унынием»?       Хм, занятная тема. Сокджин наверное и не подозревает, насколько точно попал, ведь данное слово прямо сейчас крутится в голове распластавшегося на матрасе юноши, вытягивая за собой цепочку самых разных саркастических шуток. В них Тэхен над самим собой смеется, забавляясь тем, как ловко приписанный Сокджином грех задевает его.       Да, ты сейчас не особо активный, Ким Тэхен.       Да, тусклый цвет кожи, ломкость в ногтях и волосах, ватность в мышцах — всё это тоже присутствует.       Да, желание пролежать на этом матрасе остаток месяца растет с каждым днем всё быстрее и быстрее.       Да, пиздецки тяжело подобрать для себя хоть какое-либо более или менее интересное занятие, только бы сконцентрировать на нём все свои мысли.       Шумно включившийся рекламный блок прерывает ход мужских мыслей. Тэхен медленно потягивается.       Уныние? Что ж, не вопрос. Если обществу и живущим в нём людям так необходимы ярлыки, то Тэхен без проблем заберёт себе этот. И не просто заберет, а максимально тщательно исследует.       В любом случае, с его диагнозом не строят планов на далекое будущее.       Разве что, выкинуть телевизор с балкона сразу же, как только закончатся «Сумерки».

Февраль

      Всепоглощающая тьма. Она предстает во всей своей жути именно тогда, когда ты меньше всего этого ждешь. Ты просто сталкиваешься с ней лицом к лицу — внезапно, будучи максимально неподготовленным, ослабшим, полностью безоружным. Иронично, но именно в этот самый момент столкновения приходит понимание того, что за всем тем мраком, который ты видел в каждом своем дне и считал истинным — на самом деле скрывался свет — тусклый, невыразительный, слабый, но всё же свет. Подобно тому, как некоторые люди разделяют этапы своей жизни на черные и белые полосы, человек может отчаянно верить в то, что из-за череды тяжелых событий и досадных неудач находится на черной полосе, но стоит произойти чему-то по-настоящему страшному, жуткому, приходит понимание, что все прошлые неурядицы на самом деле имели белый оттенок.       Всепоглощающая тьма. Вот что наступает в момент, когда кабинет Ким Сокджина начинают заполнять люди. Они по-свойски и без какого-либо разрешения проходят внутрь, начиная внимательно осматривать всё содержимое помещения. Эти люди занимают свои позиции в углах комнаты, пристально фиксируя свои взгляды на сидящем за своим письменным столом Джине и расположившимся в кресле прямо напротив Тэхене.       Этого не должно было произойти. Господин Мацумото-старший никогда не приезжает без предупреждения. Такого не было ни разу за все годы работы Ким Сокджина на этого человека, однако прямо сейчас юноша продолжает узнавать в лице абсолютно каждого входящего в комнату представителей именно его никогда не меняющейся «свиты».       Этого не должно было произойти, однако происходит.       Сокджин продолжает сидеть в своем кресле, не совершая каких-либо резких и необдуманных действий — в конце концов, абсолютно каждая вещь в его кабинете, ровно как и сам кабинет принадлежат господину Мацумото. Он настоящий владелец особняка, поэтому юноша не имеет никаких прав на возмущение и недовольство из-за столь внезапного появления своего начальника. А вот право на страх — да.              — Выйди через вторую дверь, — Джин наклоняется к Тэхену через стол, плавно и неспеша, стараясь произносить свои слова как можно тише, — не стоит лишний раз мозолить ему глаза.       Тэхен всё это время сидит спиной ко входу, оттого не может видеть, что основная дверь кабинета уже полминуты как заблокирована двумя японскими громилами. Выражение лица юноши по-прежнему остаётся совершенно невозмутимым и лишенным всякого интереса к происходящему, что вызывает у Сокджина своего рода зависть — хотел бы забрать себе частицы чужой апатии, только бы перекрыть ей выжигающую грудь агонию, состоящую из внезапно создавшегося напряжения и глубоко затаившегося страха.       — Ведешь себя, как заботливая мамуля, — саркастично хмыкает Тэхен, — но кто я такой, чтобы быть непослушным.       Его инстинкты самосохранения лишь недавно вернулись в свой стабильно-работающий режим, и молодой человек не намерен допускать очередного сбоя. В отличии от Сокджина, Тэхен не догадывается, кто именно из братьев Мацумото вот-вот появится в дверном проёме, а подавить желание достать из камина кочергу и расхерачить ей чью-то руку в случае, если зайдет младшенькая свинка у юноши вряд ли получится.       Молодой человек встает со своего стула под пристальные взгляды многочисленных охранников, пока Джин жестом руки показывает им, что «всё в порядке, просто этот человек здесь лишний и должен уйти».       Тэхен огибает массивный письменный стол Сокджина неспешными ленивыми шагами, после чего направляется к задней стене, а именно к висящей на ней бархатистой шторе, являющейся не только необычным предметом декора в столь старинном интерьере, но и своеобразной ширмой, закрывающей собой одну из потайных дверей комнаты. Юноша кладет ладонь на позолоченную овальную ручку, уверенно проворачивая её вправо, тянет на себя, тем самым открывая дверь в темноту соседнего помещения.       — Задержи́тесь еще ненадолго, молодой господин, — прямо перед Тэхеном возникает знакомая тощая фигура того самого секретаря, у которого, судя по всему, есть какая-то удивительная способность материализовываться в самых неожиданных местах; как и тогда, более полугода назад, когда он пришел в этот кабинет за Сон Сииль. — Это просьба господина Мацумото.       Секретарь начинает идти прямо на Тэхена, провоцируя молодого человека совершать вынужденные шаги назад. Мужчина продолжает непринужденно улыбаться вплоть до момента, пока юноша не возвращается обратно к сидящему в своем кресле Ким Сокджину.       — Благодарю вас, молодой господин, — секретарь почтительно кланяется Тэхену, после чего проходит к большому витражному окну, становясь к нему спиной, точно также, как и остальные представители свиты Мацумото, расположившиеся вдоль стен кабинета. Худощавый мужчина снова улыбается Тэхену, после чего устремляет свой лукавый взгляд к основному входу в комнату.       Спустя несколько секунд в помещении появляются еще двое человек, являющихся, судя по всему, непосредственными телохранителями того, кто вот-вот зайдет следом. Буквально мгновение и за их широкими плечами возникает лысоватая макушка невысокого пожилого мужчины.       Даже смешно оттого, сколько свиты и охраны окружают столь невзрачного и безобидного на первый взгляд старика. Весьма простой по своему крою деловой костюм не слишком хорошо скрывает дефекты его дрябловатой фигуры, а черная трость с полированной деревянной ручкой, на которую мужчина вынужден опираться с каждым своим шагом, и вовсе придаёт его образу некую ветхость. В специальной ортопедической обуви мужчины присутствуют каблуки, добавляющие его росту несколько дополнительных сантиметров, однако даже с ними, он едва достает до плеч своего молодого подчиненного. Вот только Ким Сокджин от одного только вида своего босса рефлекторно стискивает зубы, а кончики пальцев молниеносно вонзает в ладонь, осознавая, что всё то, что будет происходить дальше, ему каким угодно способом нужно будет перетерпеть.       — Здравствуйте, господин Мацумото, — юноша встает со своего места, несуетливо, но при этом достаточно быстро, — приношу свои извинения за то, что не встретил вас лично, — кланяется очень низко, а значит чрезвычайно почтительно, — но я ничего не знал о вашем сегодняшнем визите.       — Сокджин, мой мальчик…       Подобное обращение дискомфортным скрежетом царапает барабанные перепонки молодого человека.       — …Я ведь и не предупреждал, а значит никаких извинений не нужно, — мужчина самыми неспешными шагами продвигается вперед, еле заметным кивком головы разрешая Сокджину сесть обратно в кресло, — будем считать, что мой сегодняшний визит — абсолютная спонтанность.       У Мацумото совершенно точно имеется свой собственный темп речи — немного медлительный, негромкий, но при этом создающий вокруг себя тотальную будто бы вакуумную тишину.       — Я могу присесть здесь? — японец задаёт вопрос сквозь лёгкую доброжелательную улыбку, заглядывая в лицо Сокджина своими маленькими глазами, и, получив мгновенный ответ в виде приглашающего жеста чужой руки, аккуратно присаживается на стул, где еще пару минут назад сидел Тэхен.       Господин Мацумото ставит трость прямо перед собой, складывая обе ладони на её резной рукояти, пока его глаза неторопливо оббегают новый интерьер кабинета, в котором мужчине пока еще не удавалось побывать.       — Как же замечательно ты тут всё обставил, — через некоторое время заключает японец, — кто бы мог подумать, что простой мальчик из Кванджу может обладать таким изысканным вкусом, да, Сокджин? — мужчина снова возвращает взор к сидящему напротив юноше, начиная при этом странновато улыбаться.       Молодой человек хорошо знает эту его привычку — господин Мацумото ждет, что Сокджин незамедлительно улыбнется в ответ и тем самым безропотно согласится с его словами. Что ж, юноша делает это, надеясь на то, что заледеневшая в области собственных скул кожа не порвется прямо на виду у «хозяина».       — По правде говоря, я очень рад тебя видеть, Сокджин, — мужчина немного подается вперед, опираясь на трость чуть сильнее, — как и твоего талантливого друга, — стреляет взглядом чуть левее, прямо за широкое плечо своего подчиненного.       Тэхен всё это время стоит чуть позади кресла Сокджина, удачливо скрываясь в той части комнаты, на которую падает тень. С момента появления Мацумото в этой комнате, юноша не сводил с него свой пристальный взгляд, внимательно изучая то, насколько же пожилой японец похож на своего брата и вместе с тем кардинально от него отличен. Внешность младшенького всегда казалась Тэхену несколько карикатурной и нелепой за счет чрезмерно полной нескладный фигуры и огромной диспропорциональной головы, однако лицо старшего брата с его ровными, если не сказать правильными чертами сейчас видится молодому человеку совершенно обычным и нормальным. Даже смешно насколько по-разному природа решила раскрыть внешность двух этих братьев, вот только подобные отличия все равно не смогут обмануть Тэхена — внутренняя неприязнь и брезгливость уже несколько минут, как резонируют внутри при одном только взгляде на престарелого японца. Внутри этого человека циркулирует самая черная на свете гниль, невидимые частички которой уже вовсю разлетаются по спёртому комнатному воздуху.       — Как твои дела, Тэхен? — весьма спокойный голос Мацумото вырывает юношу из своих размышлений.       Были лучше, пока ты не пришел сюда, свинья.       Тэхен не здоровается. Тэхен не кланяется.       Это замечает Сокджин. Это замечает и господин Мацумото.       — Садись с нами, — мужчина кивает одному из своих людей, и буквально через секунду рядом с письменным столом материализуется еще один дополнительный стул, — в ногах нет никакой правды.       — Я постою, — безлико бросает Тэхен.       — Любишь идти против системы даже в таких мелочах? — игриво подлавливает японец.       Идти против системы? Нет. Просто не хочу провоняться твоей гнилью.       — Просто люблю стоять, — всё также флегматично отвечает юноша, мастерски скрывая всё внутреннее пренебрежение.       — Ох, мой дорогой Тэхен, — мужчина небрежно посмеивается, добавляя в тональность своего голоса нечто металлическое, — и всё же тебе лучше сесть.       — Господин Мацумото, — Сокджин без разрешения вклинивается в разговор, — ему нужно уходить… — но обрывает свою фразу уже через секунду, вмиг сталкиваясь с адресованным ему «ударом плетью», проявившемся в глазах босса буквально в тот же самый момент. Перебивать нельзя. Ни в коем случае нельзя. Сокджин забыл это правило.       Мужчина прожигает лицо сидящего напротив юноши чуть дольше обычного, после чего переводит взгляд обратно на Тэхена — кивает головой в сторону стула, тем самым будто безмолвно приказывая: «сядь».       Тэхен тормозится в своей реакции, продолжая стоять на месте. Лишь немая просьба во взволнованном взгляде обернувшегося в его сторону товарища заставляет юношу сделать неспешные шаги к указанному стулу. Тэхен не имеет никакого желания подставлять Сокджина. Тем более, во второй раз.       — Поймите меня, — Мацумото возвращает былые интонации и прежний взор сразу же, как только Тэхен присаживается на стул, приставленный к боковой стороне стола, — общение с представителями молодого поколения большая редкость для людей моего возраста…       Но не тогда, когда вы заказываете себе в комнату семнадцатилетнюю девчонку, — молниеносно проносится у Сокджина в мыслях.

      — …И сейчас я всего-навсего отчаянно пользуюсь моментом, — японец подкрашивает свои слова широкой улыбкой, — не переживайте, я надолго вас не задержу.       Мужчина поочередно рассматривает лица молодых людей, цепляясь за явное волнение в глазах старшего.       — Сокджин, ты почему-то излишне напряжен, — господин Мацумото чуть наклоняется к письменному столу, с нескрываемым любопытством заглядывая в чужие глаза, — разве юноша твоих лет не должен обладать бóльшей лёгкостью и безмятежностью? Не стоит превращаться в старика раньше времени. Ты еще успеешь побыть им, поверь мне.       Губы Джина дергаются в подобии утвердительной улыбки, после чего юноша кивает, стараясь как можно незаметнее сглотнуть подступившую к горлу слюну.       — К слову, про «превращаться в старика», — господин Мацумото переводит взгляд ко второму юноше, сидящему справа от него, — с тобой всё хорошо, Тэхен? Ты так и не ответил на мой самый первый вопрос и я просто вынужден задать его еще раз, ведь твоё нынешнее состояние невозможно игнорировать, — участливость и даже некая забота в мужском голосе отдаются в голове Тэхена звуком царапающихся об университетскую доску ногтей.       Молодой человек всё это время смотрит перед собой, без какого-либо интереса разглядывая предметы, аккуратно разложенные по поверхности письменного стола.       — Приболел, — коротко заключает Тэхен, не отрывая глаз от стоящей впереди чашки остывшего черного чая, который Сокджин так не успел допить.       — Вы, молодые, вечно воспринимаете своё здоровье, как должное, — доброжелательная улыбка всё еще не сходит с лица Мацумото, — вот только иногда оно может работать по принципу бомбы замедленного действия. Не уследишь за временем, и всё — тебя больше нет.       Тэхен слушает, но ничего не говорит в ответ. Чужие слова воспринимаются, как надоедливый шум. Не более.       — Быть может, я смогу чем-то помочь тебе? — чуть более настойчиво произносит японец, — в моём распоряжении имеется доступ к самым лучшим врачам, причем не только этой страны, но и всего цивилизованного мира. Что скажешь?       — Не стоит переживать из-за меня, — Тэхен наконец-то поворачивает голову в сторону Мацумото, сталкиваясь с его пристальным взглядом в ту же секунду, — поем каких-нибудь аскорбинок, полежу в кровати, посмотрю мультики. Всё пройдет само собой.       Главное — никогда и ни при каких обстоятельствах не взаимодействовать с клубникой.       — Я бы не стал надеется на это, Тэхен, — господин Мацумото осматривает болезненно изможденное лицо молодого человека своим пытливым взглядом, — подобное отношение к собственному здоровью крайне опасно. Себя нужно беречь, особенно такому уникуму, как ты.       Уникуму? Подобное обращение срывает с губ юноши внезапную скептическую ухмылку, провоцирующую Мацумото произнести свою следующую реплику:       — На всякий случай скажу еще раз: мое предложение до сих пор в силе, — японец слегка щурит глаза, будто высматривая что-то потаённое в неизменной мимике молодого человека, — место финансового аналитика в Сеульском филиале моей фирмы с соответствующей зарплатой и перспективами карьерного роста. Такая должность, к тому же для неопытного студента, на дороге не валяется. Верно, Сокджин?       — Да, господин Мацумото, — негромко соглашается тот.       — Я уже дал свой ответ два года назад, — невозмутимо поясняет Тэхен, — с тех пор он не особо изменился.       — Ты явно не здоров, оттого и думать правильно не можешь, — мужчина неспешно выпрямляется на своем стуле, уже через мгновение облокачиваясь о его бархатистую спинку, — будем считать, что твой окончательный ответ еще не созрел.       — Как угодно, — Тэхен снова ухмыляется, — могу я думать правильно или нет, но сумма имеющихся слагаемых от этого не меняется.       — Ты пытаешься мне что-то сказать, сынок?       Назови меня «сынком» еще раз и я с особым удовольствием расхерачу кочергой и твою руку тоже.       — Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, — подавляя более резкие реплики, рождающиеся в собственной голове, молодой человек кладет локти на стол, лениво подпирая подбородок правой рукой, — и я более, чем уверен, что перспектива работы на вас максимально соответствует этой фразе.       Стоит Тэхену закончить последнее предложение, как группа стоящих у окна людей начинает резво перешептываться. Какое-то время Мацумото просто смотрит на юношу, однако вскоре поворачивает голову в сторону, встречаясь глазами с некоторыми особо авторитетными представителями свиты. Мужчина начинает довольно улыбаться, сопровождая свою улыбку чередой неспешных кивков головы.       — Вы детдомовские и правда особенные…       …       Что? Тэхен чувствует ядовитый укол в области солнечного сплетения, усугубленный изумленно-вопросительным взглядом смотрящего на него Ким Сокджина, поэтому кладет достаточное количество пока еще имеющихся у себя сил на то, чтобы возникшее болевое ощущение ни коем образом не отразилось на лице.       Занятный поворот, «господин» Мацумото. Даже слегка обескураживающий. Тэхен не предполагал, что интересен японцу настолько, что тот захотел выяснить его таинственное прошлое.       — …Видите подвох везде и во всём, — мужчина продолжает мысль, возвращая свои блестящие от какого-то странного удовольствия глаза обратно к Тэхену, — никому не доверяете, ни у кого ничего не просите, а когда вам предлагают руку помощи, то кусаете её словно…       — Дворняжки, — Тэхен заканчивает реплику вместе со своим собеседником, сохраняя при этом абсолютную невозмутимость — да, я понял вашу мысль, — юноша неторопливо переводит взор в сторону входной двери, у которой выстроилось некоторое количество охранников, — ну-у-у-у, и кто из вас меня пробивал, признавайтесь?       — Даже не пытайся устраивать цирк, — Сокджин мигом наклоняется в сторону Тэхена, выцеживая свою чрезмерно убедительную «просьбу» напряженным шепотом.       — Сокджин, я вижу недоумение на твоём лице, — господин Мацумото наигранно приподнимает брови и округляет глаза, — твой друг что, ничего тебе не рассказывал?       — Видимо совсем забыл со мной обмолвиться об этом, а еще забыл, что ему всё еще надо ид-ти, — по-прежнему настойчиво констатирует Сокджин.       — Ох, дорогие мои мальчики, я бы очень не хотел становиться причиной конфликта между вами, — несмотря на то, что слова мужчины адресованы обоим молодым людям, японец смотрит исключительно на Тэхёна, — что делать, если в приятной компании мой язык становится длиннее.       Мацумото ловко перестраивает интонации своего голоса, выбирая для одного юноши более мягкий даже заискивающий тон, а для другого — своего непосредственного подчиненного — более жесткий, металлический, словно намеренно соблюдает подобный контраст, играя роль неправильного родителя, у которого лишь один из «сыновей» любимый.       — И всё же, Тэхен, пусть я прозвучу немножечко банально, но жизнь действительно крайне противоречива и порой непредсказуема. Еще «вчера» тебя сковывали вонючие обшарпанные стены твоего детдома, но уже сегодня ты являешься гостем в моём особняке, хотя специально ничего для этого не делал, верно?       Молодой человек снова не отвечает, продолжая смотреть на Мацумото своим ничего не выражающим взглядом.       — Судьба сложилась так, что ты, сам того не желая, сейчас сидишь со мной за одним столом. И уж поверь, многие из твоих ровесников, да и не только они, землю бы стали жрать своими ртами, лишь бы оказаться на твоём месте сейчас.       Господин Мацумото даже столь жесткие слова произносит неизменно спокойной даже по-своему тёплой интонацией.       — Забавно. Я как раз-таки хочу встать, но вы мне не… — с небрежной усмешкой в голосе произносит Тэхен, однако рука Сокджина, крепко впивающаяся в левое предплечье, тут же обрывает эту едкую остроту.       — Жизнь может быть не только скупой на что-то, Тэхен, но и довольно щедрой, — полностью игнорируя недосказанную реплику юноши, продолжает Мацумото, — и когда она даёт тебе уникальную возможность — её нужно незамедлительно брать. Конечно же, я не уговариваю тебя, ведь как говорится, насильно мил не будешь. Всего лишь делюсь своим опытом и советую подходить чуть более осознанно к предложениям подобным моему, — мужчина делает небольшую паузу, поглядывая на Тэхена каким-то новым более загадочным взглядом, — хм-м-м, сказать по правде, ты немного напоминаешь мне моего младшего брата.       …       Тэхен ощущает моментальное желание встать и вытошнить часть своего сегодняшнего завтрака в стоящее неподалёку мусорное ведро.       Ну и сравнение. Прямо вишенка свинка на торте. Просто польщен.       — Он точно так же как и ты, всегда отказывался от моих предложений, никогда не лез в семейный бизнес и вообще проявлял абсолютную незаинтересованность во всём, что касалось компании…       До момента, пока не решил наебать тебя и твою компанию на довольно кругленькую сумму, — мигом проносится у Тэхена в голове.       — …Вплоть до момента, пока судьба не преподнесла ему невообразимый подарок, который мой брат не просто принял, а я бы даже сказал выдрал у судьбы с руками, — мужчина задорно посмеивается, продолжая свое повествования с нотками легкого нетерпения и волнительного предвкушения. — Тогда-то в нём и проявился подлинный интерес ко всему: и к карьере, и к компании, и к собственным вкладам и инвестициям. Признаюсь честно, что последние месяцы он ведет себя так, как будто его вовсе подменили. Вам интересно узнать, что именно его так изменило?       Умираю от любопытства, — внутри себя ехидничает Тэхен, — буквально.       Господин Мацумото характерно постукивает пальцами о деревянную рукоять своей трости, даже не думая дожидаться чужих ответов.       — Он влюбился, — мужчина поднимает брови, тем самым будто бы делясь собственным изумлением с молодыми людьми, — представляете?       Рвота. Тэхен чувствует, как огромный спазматический ком разрастается в желудке, стремительно подступая к горлу мерзотной судорожной волной.       — Даже в таком, будем честны, преклонном возрасте моему брату посчастливилось испытать столь недосягаемое порой чувство, — глаза господина Мацумото поблескивают так, будто он рассказывает о чем-то действительно невообразимом, невозможном, — и знали бы вы, как эта влюбленность на него повлияла, по правде говоря, я никогда еще не видел его таким… — мужчина делает очередную паузу для размышлений, в этот раз старательно подбирая недостающее слово, — …счастливым.       Первый рвотный позыв заставляет Тэхена дёрнуться, однако юноше всё же удается удержать содержимое своего желудка внутри организма.       — Наши искренние поздравления господину Мацумото-младшему, — дежурно выпаливает Джин, ведь прекрасно знает, что на определенные реплики своего начальника он просто обязан реагировать.       — Благодарю, Сокджин, — губы японца слегка кривятся в удовлетворительной ухмылке, однако уже через несколько секунд на мужском лице начинает проявляться нечто, отдалённо напоминающее досаду, — вот только пока еще рановато принимать поздравления.       Тэхен, усердно подавляющий приступы рвоты всю последнюю минуту, сосредотачивает абсолютное внимание на чужих словах. Они не шум теперь. Они важны. Ведь вместе с чужой гнилью и смрадом в них просачивается морозный декабрьский воздух, перемешанный с первым снегом и запахом клубничных волос.       — У любых пар бывают трудности, и насколько мне известно, мой брат с его девушкой не стали исключением, — мужчина разводит руками в понимающем жесте, — я не вдавался в подробности того, что между ними произошло, да и, право, не хочу в это лезть, но, как я понял, его возлюбленная уехала из Сеула, ничего не сказав об этом.       «Его девушка. Его возлюбленная.»       Виски́ разрываются от чудовищного давления. Скрежет и треск со сверхзвуковой скоростью разносятся по голове. Тэхен слушает рассказ Мацумото, не выдавая на своем лице ни капли из того, что происходит в это мгновение в самом нутре, а ведь там кровяные язвы уже во всю уродуют внутренние органы.       — …Но, зная серьезный настрой моего брата относительно неё, думаю, что могу быть спокоен за них, как пару. Буквально вчера он сумел отыскать девушку, поэтому и весьма стремительно сорвался за ней, кстати, на твою родину, Сокджин.       Уши закладывает, ведь в полуметре от Тэхена только что разорвали снаряд.       Верни её.       Звучание собственного голоса разбивает остатки изувеченного после взрыва черепа.       Верни её. А потом забери.       Себе.       Дальнейшие слова японца превращаются в невнятную кашу.       Се-бе.       — Тэхен, Тэхе-е-е-ен, — господин Мацумото не сразу возвращает чужое внимание, — а у тебя есть дама сердца?       Молодой человек не сразу понимает, что спрашивают именно его. Сокджин, видимо, успел ответить на точно такой же вопрос, и сейчас подошла очередь Тэхена.       Забери её себе, — снова пробивается сквозь обширное воспаление в мыслях.       — Нет, — собирает в этом коротком ответе всё имеющееся у себя уныние, тем самым возводя данное чувство в абсолют.       — Ох, мой мальчик, рано или поздно она появится и поверь мне, вместе с ней у тебя возникнет и подлинная мотивация, и правильный ответ на моё предложение. Ведь это истинное наслаждение — иметь возможность дать своей женщине абсолютно всё, что она только пожелает…       Дальнейшие слова Мацумото плавно удаляются на задний план, ведь кажется, что органы слуха Тэхена наконец-то вышли из строя. Остаток разговора покрывается замутненной серой пеленой, из-за которой молодой человек больше не произносит ни единого слова.       Юноша пересекает порог парадной, оказываясь на заднем дворе особняка спустя полчаса так называемой «беседы» с Мацумото. Ноги сами выбирают дискомфортно стремительный темп, из-за которого одышка начинает отягощать тело буквально через считанные секунды. Каждый новый шаг дается с еще большим усилием, ведь в голове не прекращают звучать одни и те же прибивающие к земле словосочетания:       Верни её. Забери её. Себе. Только себе. Се-бе.       Тэхен тянется ко внутреннему карману пиджака, находу выуживая оттуда смартфон.       Главное — никогда и ни при каких обстоятельствах не взаимодействовать с клубникой? Знаю.        Знаю это и зачеркиваю черными несмываемыми чернилами.       Молодой человек совершает необходимые манипуляции пальцами по экрану телефона, ни на секунду не замедляя темп своей ходьбы.       Сеульский Центральный Вокзал — Билетная касса — Сегодняшнее число — Направление: Кванджу — Билет для одного пассажира — Купить.       Главное — никогда и ни при каких обстоятельствах не взаимодействовать с клубникой.       Зачеркнуто.