горькое лекарство

Первый год средней школы заканчивается для Шоё чистым облегчением. Благодаря репетиторству Цукишимы - временами жёсткому и невыносимо мучительному - он еле-еле, но сдаёт все итоговые экзамены. Выше восьмидесяти процентов он не набирает ни по одному предмету. Шоё бы очень расстроился, если бы действительно верил в возможность осуществления этой затеи. То, что он вообще сдал, уже превосходит его ожидания. Родители тем более рады его оценкам. И всё же, Шоё любопытно, что там запланировал для него Итагаки. Через два дня после начала каникул перед новым учебным годом Шоё получает от Итагаки сообщение. >>Приходи завтра на ближайшую к школе станцию. 9 утра. Шоё никогда раньше не бывал на железнодорожных станциях, поэтому как туда добраться, ему приходится спрашивать у папы. Начало у разговора странное; просто Шоё забывает уточнить, что на встречу идёт с семпаем из клуба, и папа то и дело ему напоминает "обращаться с ней достойно" и "прилично себя вести". Но в конечном итоге, он всё же рисует ему схематичную карту (Шоё всегда лучше понимал по картинкам, чем объяснения на словах) и отправляет в кровать. * Шоё никогда не видел Итагаки в обычной одежде, только в спортивном костюме и пару раз в школьном блейзере. Он выглядит даже хорошо, и Шоё жалеет, что надел простецкую кофту поверх футболки и джинсы. А вдруг они идут в какое-то приличное место? Но в ответ на его вопрос Итагаки просто улыбается и говорит, что всё в порядке. Они садятся на поезд до Сендая. Ехать долго, но Итагаки прихватил с собой портативную приставку, за которой они коротают время. Это довольно весело. Когда они сходят с поезда, Итагаки устраивает Шоё прогулку по исторической части Сендая. Весь день они осматривают старинный замок, бегая с места на место, куда только пожелает Шоё. В какой-то момент Итагаки покупает ему мороженое, объясняя, что это и есть его награда за успешную сдачу экзаменов. Шоё, конечно, не хочет жаловаться, но разве вся эта поездка уже не награда сама по себе? Денёк все равно выдаётся весёлый. Шоё уже бывал в исторической части Сендая. На экскурсии в младшей школе. И там, естественно, за ними вёлся жёсткий надзор, так что у него не было возможности отбежать да посмотреть на какую-нибудь прикольную штуку. Ему приходилось во всём слушаться учителей. Было скучно. Сегодня же не скучно от слова совсем. К станции они возвращаются, только когда солнце начинает клониться к закату. Кошелёк Итагаки уже не такой тяжёлый после покупки мороженого и талисмана на удачу для клуба. — Надо будет как-нибудь повторить, — говорит Итагаки, когда они прибывают на станцию у школы; всю поездку обратно они снова проводят за играми. — Ага, — отвечает Шоё. Так вот они, какие, плюсы общения с семпаями, думает Шоё. Здорово дружить с таким заботливым старшим. Ему крупно повезло. * — Очень даже хорошо для первого свидания, — говорит за ужином папа. Шоё застывает, не донеся палочек до рта. Нацу хихикает. — Чего? — Хорошо, говорю, для первого свидания. — Чего?.. Папа улыбается. — Ах, так она не сказала, что у вас было свидание? После этого Шоё замолкает. Ужин он съедает весь до последней ложки, потому что еда - его вторая натура, но ни вкуса, ни прежнего аппетита он больше не чувствует. Шоё знает, что папа слишком уж быстр в суждениях, и как только что-то взбредёт ему в голову, переубедить его становится почти что непосильной задачей. Знает, потому что мама уже несколько раз это ему объясняла, объясняла подолгу. Поэтому он даже не предпринимает попыток рассказать ему, что гулял с семпаем, парнем-семпаем, решившим поощрить его за хорошую работу. Не предпринимает ничего, потому что той ночью, беспокойно ворочаясь в попытках уснуть, Шоё ощущает, как внутри у него разрастается пустота, отравляющая все события минувшего дня. Не было это свиданием. Не было, потому что Итагаки - парень, и Шоё - парень, и свидания совсем иначе устроены. И... не было это свиданием. Шоё повторяет это себе снова и снова, но легче ему всё равно не становится. * И только Шоё решил, что сильнее Цукишиму Кея ему уже не возненавидеть, как начинается второй год средней школы. За несколько недель, прошедших с их последней встречи, он вытягивается ещё на два сантиметра, и голос у него немного грубеет. Если прислушаться, можно заметить, как он ломается на некоторых слогах, но Цукишима разговаривает тихо, так что уловить это тяжело. Это, по какой-то непостижимой причине, способствует росту его популярности. И ни одна живая душа не осознаёт, что никакой он, на самом деле, не спокойный и загадочный, а просто напросто замкнутый и ко всему безучастный. А ещё противный. И ужасный грубиян. Понятное дело, он высокий, хорошо учится и умеет играть, но человек он просто отвратительный. Шоё не собирается кричать об этом на каждом углу, но едва держит язык за зубами, чтобы не начать жаловаться Тадаши. Тадаши, естественно, ничего такого не замечает. Он всё никак не устанет от извечной роли группы поддержки для лучшего друга, чёрт бы того побрал, хотя кому угодно уже стало бы тошно. Шоё не видит в Цукишиме ничего хорошего, что могло бы вызывать у Тадаши такую преданность. И если это ещё куда ни шло, в первую неделю учёбы до клуба доходит слушок, что за его рост баскетболисты пытаются переманить Цукишиму к себе в команду. Ну, хоть тут стоит отдать ему должное. Об уходе он и думать не хочет. Пусть Шоё втайне и желает обратного. * Миуру включают в постоянный состав. Ему выдают олимпийку с номером и в официальной расстановке дописывают к имени букву "С". Шоё очень старается радоваться успеху товарища, честное слово. Пусть он почти и не обращает внимания ни на что, кроме своих собственных тренировок, но всё равно знает, что Миура над собой работал не меньше. Просто это так угнетает. * В этом году Шоё и Саюки попадают в один класс. Оказывается, учится он ничем не лучше Шоё, что значительно облегчает его внутренние терзания. Играет Саюки средненько, нападающий из него не самый сильный, но зато он всегда спокоен на площадке. Правда, в классе вся эта собранность куда-то улетучивается. — Я понимаю, почему Миуре дали место, — признаётся он как-то за обедом. — Он заслужил. Но этому долбанному очкарику же по барабану! — Ага, — соглашается Шоё, побаиваясь озвучивать своё мнение. — Только ростом и может похвастаться, — продолжает Саюки. — Да, он умён, но блокирует-то не ахти. — Ему... — Шоё прочищает горло. — Ему будто нет дела до игры. — Да-да, именно! — Саюки взмахивает недоеденным куском брокколи (и как только он ест эту гадость?) — Он просто пожимает плечами, когда пропускает блок. Это нормально вообще? И дальше их уже не остановить - до самого звонка они перемывают Цукишиме косточки, и Шоё наконец сбрасывает с души этот камень. * Спустя целый месяц с начала учебного года Шоё наконец собирается с духом и обращается к Итагаки. Он сторонится его с той самой поездки в Сендай, хотя Итагаки не раз пытался остаться с ним наедине. Хотел бы Шоё не быть таким трусом, но... Он его пугает. Хотя "пугает", пожалуй, - слишком громкое слово. Скорее, настораживает. Как осиное гнездо. — Можно я сыграю в тренировочном матче? — спрашивает Шоё, прежде чем Итагаки успевает затронуть тему того дня. — Что? — Хотя бы один сет, — не унимается он. Итагаки почёсывает затылок. — Не знаю, Хината, — говорит он. — Это тренер решает. Я спрошу, конечно, но... Прыгаешь ты здорово, только без умения принимать мяч тебе нечего... — Как я могу чему-то научиться, когда меня ни к одной тренировочной игре не допускают? — возмущается Шоё. — М-м, и то верно... — с сомнением отвечает Итагаки. — Я поговорю с тренером, ладно? — Спасибо. — А, и ещё, Хината? Уже собравшись уходить, Шоё оглядывается через плечо. Итагаки стягивает с себя олимпийку. — М-м? — Не хочешь куда-нибудь сходить на выходных? У Шоё в животе будто разливается холодная лужа. — Э-э, — произносит он и выдавливает похожий на блеяние смешок. — У меня куча домашки и... короче... вряд ли. Не могу, прости. Разворачиваясь, чтобы быстро покинуть место преступления, он ловит на себе взгляды Цукишимы и Тадаши. Вид у Тадаши немного обеспокоенный, а Цукишима хмурится, но вовсе не сердито. Хината решает не придавать этому значения и присоединяется к Саюки в растяжке. * В этом году на спортивном фестивале Шоё и Саюки вместе будут играть в соккер. Саюки объясняет свой выбор тем, что было бы не плохо хоть где-то приносить очки команде, и Шоё с этим соглашается, но у него на то есть и другая причина. Ему не хочется играть в баскетбол против Итагаки. Шоё очень не нравится, что все его решения завязаны на избегании семпая. По натуре он очень прямолинейный человек - умалчивать о чём-то не в его стиле. Но нутро (или даже животные инстинкты) твердит ему держать рот на замке. Ему не хватает Ёшиоки. Не хватает того надёжного семпая, готового в любой момент оказать ему поддержку. Не дело это - затаивать дыхание рядом с капитаном собственной команды. Возможно, всё потому, что третьегодки больше сконцентрированы на первачках, но Шоё чувствует глубокую растерянность всякий раз, когда хочет обратиться за помощью. Он думает позвонить Ёшиоке, но не будет ли это равносильно поражению? * За два дня до грядущей тренировочной игры тренер бросает Шоё олимпийку и велит тренироваться с командой. Шоё чуть не лопается от радости. Конечно, он уже принимал участие в неофициальных матчах внутри клуба, но этот будет против другой школы, и ему впервые дают играть. Прям кровь будоражит. Бросив взгляд на показывающего пальцы-вверх Итагаки, Шоё ощущает укол вины за то, что постоянно его избегает. Но вот незадача: Шоё ставят рядом с Цукишимой. На площадке Цукишима ведёт себя тихо. Бурчит под нос про касания и не просит пасов, позволяя Фудзиоке самому принимать решение. В общем, действует сдержанно, из-за чего поддерживать с ним контакт ужасно неловко. — Полный отстой, — жалуется он Саюки на следующий день в классе. — Я вообще не понимаю, что у него на уме. — Зато тебе разрешили сыграть, — напоминает Саюки. — Только потому что я сам выпросил этот сет. — Да, но Итагаки-семпай уже давно к тебе присматривается. Постоянно наблюдает. Шоё... предпочёл бы этого не слышать. * Тренировочный матч проходит просто ужасно. Приёмы-то Шоё обуздал (или так ему казалось), но возникает другая загвоздка - команда противника старается подавать в противоположную от защитника сторону. И пусть ему удаётся застать их врасплох своим прыжком, к концу сета его атаки уже спокойно блокируют. Прям ничего не помогает. Ни высокие прыжки, ни быстрые реакции. Блокируют несмотря ни на что. По завершении игры от обиды у Шоё начинает щипать глаза, но он не поддаётся этому натиску. Ну, выиграли они этот сет, и что? Для себя он потерпел поражение. * На закате Шоё в одиночестве сидит возле спортзала. Надо бы запрыгнуть на велик и ехать домой, но у него совсем нет сил. Он чувствует себя никчёмной ветошью. И чем он только думал, решив, что тоже может играть в волейбол? С таким-то ростом, без опыта - он жалок. И самое ужасное - никто и словом не обмолвился. Если б хоть одному хватило духу подойти и сказать, что это никуда не годится, Шоё бы тут же загорелся тренироваться ещё усерднее. Молчит даже Цукишима, только он хотя бы, в отличие от остальных, молчит не из сочувствия. Сильнее всех его жалеет Тадаши - глядя напряжённо и фальшиво улыбаясь, он со всей тактичностью говорит, что Шоё здорово играл для своего первого в жизни тренировочного матча. Просто ужас какой-то. Аж зло берёт. Рядом кто-то присаживается. — Ты в порядке? — спрашивает Итагаки. Шоё обнимает колени руками и смотрит прямо перед собой. — Ага. — Кому ты чешешь, — отвечает он. — Чёрта с два ты в порядке. У тебя такой вид, будто кто-то умер. — Не моё это - волейбол. — Не правда. — Правда. Не надо мне врать, лучше от этого не станет. Итагаки фыркает. Боковым зрением Шоё замечает, как он вытягивает ноги. — Ну, вышла первая игра комом, подумаешь. А чего ты ждал? Ни у кого с первого раза не получается. Тренер понимал это, когда тебя ставил. — Но я прям сильно облажался. — Это с непривычки, — вздыхает Итагаки, и Шоё наконец поворачивает к нему голову. Он проходится рукой по волосам. — Ну вот, я так и знал ведь. Поэтому не хотел, чтоб ты играл. Шоё кривит губы. — В смысле? — Я всё думал, — отвечает он, — как бы тебя задействовать в игре. И тренер тоже. Соединить твой рост, скорость и прыжки... и команда противника точно выпадет в осадок. Но со временем они же привыкнут. Мы пока ничего не придумали, поэтому я не хотел тебя выпускать. Ведь максимум пользы от тебя так не выжать. Он об этом и не подозревал. — То есть, ты всё же хочешь, чтобы я играл. — Ну, да. — Но не сейчас — Верно. — Чтобы я не расстраивался. Итагаки кивает. Шоё опускает взгляд на свои колени. На левом красуется шрам, ярко проступающий в тускнеющем свете. — Это нечестно. — М-м? — Это нечестно, — повторяет Шоё. — Ты относишься ко мне, как к ребёнку. — Я не отношусь к тебе, как к ребёнку, — говорит Итагаки. — Просто ты особенный. Для меня особенный, Хината. В ответ на столь неожиданное заявление Шоё в недоумении вскидывает голову, но лицо Итагаки оказывается так близко, и... Он чувствует прикосновение к губам. Секунду спустя до Шоё доходит, что его целуют. Итагаки его целует. В губы. Своими губами. Шоё тут же отшатывается, на всех скоростях отползая в сторону. Вскочив на ноги, он смеряет Итагаки ошалелым взглядом и яростно вытирает рот тыльной стороной ладони. Нет. Господи, только не это. У Итагаки слегка розовеют щёки. — Ты чего? — бормочет он. — Момент же был как раз подходящий. — Почему ты это сделал? — требовательно произносит Шоё. — А почему нет? — отвечает Итагаки. — Я только что сказал, что постоянно о тебе думаю, Хината. У нас было свидание. А это следующий шаг! Шоё свирепо мотает головой. — Нет, — произносит он. — Всё не так! — Я знаю, у тебя тоже ко мне чувства, — говорит Итагаки. Он поднимается, и Шоё сразу же делает два шага назад. — Ты ведь всегда обращаешь на меня внимание, как ещё это объяснить? — Нет, ты неправ. — Я прав. — Да это же полный бред! — отвечает Шоё. — Ты - парень. И я - парень. Глупости какие-то! Его мысли мечутся, путаются - он словно совсем ничего не может взять в толк. Только отдалённо как-то понимает, что именно этого и опасался последние два месяца. — Мне нравятся парни, — говорит Итагаки. — Так что никакие это не глупости. И тебе нравятся парни. — Да нет же! Итагаки скрещивает руки. — Я не идиот. Ладно, если ты остальным признаваться не хочешь, но мы-то с тобой одного поля ягоды. — Не нравятся мне парни! — Ну, может, тебе не нравлюсь я, — продолжает Итагаки. — Но парни тебе нравятся точно. Не отнекивайся. Шоё делает несколько шагов назад и срывается с места. Он снимает с велосипеда замок и укатывает в закат прежде, чем Итагаки успевает его остановить. Однако от появившейся на сердце тяжести ему никак не убежать. Так вот почему Итагаки уделял ему столько внимания? Он сказал, что ещё продумывал стратегию игры, но... но... Нет, тогда все усилия Шоё окажутся напрасны. Его успехи здесь были вовсе ни при чём. Он просто... Наконец на глазах у него проступают слёзы. Он быстро убирает руку с руля, чтобы их смахнуть, и, промокнув ладонь о кофту, ещё раз вытирает рот. * После такого сюрприза от Итагаки к Шоё приходит откровение: На тренировках он больше ни на шаг от Тадаши отходить не будет. Через пару дней это замечает Саюки и как-то само собой вливается в их группку. Он ничего не говорит, и Шоё решает, что он вообще не придал значения его бойкоту Итагаки. Наилегчайший путь из этой ситуации - косить под дурачка; так Шоё и поступает, пусть ему и претит мысль о том, что у него украли первый поцелуй. И выбросить из головы это он не может. Он ощущает рвотные позывы всякий раз, когда вновь вспоминает это ощущение и влажные губы Итагаки. Через пару дней у него трескается губа - так часто он вытирает рот. Итагаки его хотя бы не преследует, хотя иногда их взгляды встречаются и смотрит он очень напряжённо. Вот только держаться Тадаши означает держаться и Цукишимы. Во время самой тренировки это ещё терпимо. Но вот в раздевалке и в промежуточные периоды до и после - тяжело. Цукишима нисколько не скрывает своей враждебности к Шоё. Разговаривает он ядовито и односложно, большую часть времени его игнорируя (за исключением тех моментов, когда высмеивает его рост или бездарность). Тадаши даже не пытается, прям ни разу, за Шоё заступиться (хоть он того и не просит), и вести нормальную беседу становится нереально. Но как бы Шоё ни ненавидел Цукишиму, тот хотя бы ни за что не полезет к нему с поцелуями. * Шоё и глазом моргнуть не успевает, как подходит время летнего турнира. Весь последний месяц он только тем и занимался, что таскал Саюки и Тадаши на игры три-на-три против первогодок, за своим твёрдым намерением намертво вдолбить в организм технику подачи совсем не замечая волнений в рядах членов постоянного состава. Особенно он старается не обращать внимания на третьегодок, но за неделю до турнира тренер выдаёт им расписание матчей. В глаза сразу же бросается то, что Юкимуру, центрального блокирующего-первогодку, которого чуть ли не сразу возвели до постоянки, ставят в стартовый состав. Сперва он смотрит на Тадаши. Лицо у него такое, будто только что сбылся худший его ночной кошмар. Он во все глаза таращится в сторону Цукишимы, но когда Шоё переводит на того взгляд, то не видит на его лице ни единой эмоции. Юкимура ниже Цукишимы минимум сантиметров на пять, но как показывают тренировки (а Шоё мельком поглядывает за их матчами), амбиций у Юкимуры будет побольше. Блок у него не такой высокий, но весьма эффективный. А ещё, Юкимура посещает утренние тренировки, в то время как Цукишима по-прежнему - нет. Шоё становится... пусто. Он не может наскрести в себе жалости к Цукишиме, но и ожидаемого удовлетворения тоже не находит. Это не его проблема. Шоё всё равно, если Цукишиму скинут на ступень ниже; ему самому подняться бы хоть на одну. Всё равно ему. * Во время турнира Шоё располагается на трибунах строго между Тадаши и Саюки. Никого конкретного в своей команде он не поддерживает. Ни в первой, ни во второй игре. Его внимание привлекает кое-что другое. Против Средней Чидориямы играет Китагава Даичи. До этого момента Шоё даже понятия не имел, что в волейболе бывают разные стили. Чидорияма пускает все силы на яростное нападение и, несмотря на юный возраст и недостаток в росте, сметает на своём пути все блоки. Невероятные приёмы их либеро тоже вызывают восхищение. Китагава Даичи, в свою очередь, действует плавнее. Шоё помнит, как в финале прошлогоднего турнира они шли ноздря в ноздрю с Широторизавой, выигравшей у них с минимальным отрывом. Они вступают с мячом в тесную связь (слово "связь" Шоё выжигает в памяти раскалённым железом) и выполняют наисложнейшие приёмы. Схватка между такими противниками выходит невероятно ожесточенной, и Шоё не может оторвать глаз. Он болеет за обе команды сразу, только вот за Чидорияму чуточку больше. Они проигрывают два к одному, Китагава Даичи сотрясает площадку победным рёвом, и Шоё печально вздыхает. Ему бы хотелось ещё понаблюдать за Чидориямой. Чего не случилось бы при любом раскладе - вторая игра для его команды заканчивается проигрышем всухую. * По их возвращении в спортзал вечером того же дня наступает момент прощания с третьегодками. Итагаки в последний раз откланивается им с позиции капитана - каждому из младших. Удивительно, но новым капитаном назначают Миуру. Шоё поздравляет его наравне с остальными и тянет широченную улыбку, пусть она и кажется фальшивой. Когда Итагаки возникает перед Шоё, ему стоит огромных усилий не начать пятиться назад. — Ты ещё сыграешь в настоящем матче, — тепло говорит Итагаки. — Вот увидишь. Не сдавайся. — Спасибо, — неуверенно отвечает Шоё. Слева стоит Тадаши, и это придаёт сил. Итагаки расплывается в улыбке. — Ха, кто знает, вдруг мы снова окажемся в одной школе и сможем сыграть вместе? Ниияма, слышал о такой? Буду тебя ждать. — Не выйдет, капитан, — справа от Шоё появляется Саюки. — Ага, — хохоча, поддерживает Миура. — Хината положил глаз на старшую Карасуно. — А-а?! Все оборачиваются на Цукишиму, стоящего слева от Тадаши. Он тут же прикрывает рот ладонью, но в глазах его по-прежнему читается шок. Шоё впервые видит у него такое бурное проявление эмоций. — Цукишима, ты чего? — спрашивает Миура. Цукишима качает головой. Он ничего не отвечает, и Тадаши спешит вмешаться: — Да просто у Цукки старший брат там учился, ха-ха. Мы как-то были у них в спортзале, вот и удивились! Глядя на то, как Тадаши усиленно потирает затылок, Шоё понимает, прям нутром чует, что он чего-то не договаривает. Этот кирпич Цукишима ни за что бы не стал так остро реагировать на подобную ерунду. Но Шоё оставляет своё мнение при себе, как и все остальные. Итагаки снова поворачивается к нему. — Жалко-то как, — говорит он, и голос его и впрямь преисполнен сожаления. — Мне бы очень хотелось сыграть с тобой в настоящем матче. Видимо, быть нам соперниками. Но мы ведь ещё сможем видеться в школе? — Э-э... наверное. Шоё решает обходить этаж третьегодок за три километра. Не сказать... не сказать, что Итагаки ему не нравится. Ему нравились их отношения до того, как он всё испортил. Просто Шоё больше ему не доверяет. И это печально. * Перед летним турниром им дают недельку отдыха. На протяжении всех этих невероятно долгих семи дней Шоё совсем не находит себе места, тренируется дома и удлиняет маршрут своей поездки от школы до дома. Из-за отсутствия занятости ему приходится думать. Итагаки сказал, что с нетерпением будет ждать с ним встречи в турнире, но Шоё не уверен, что когда-нибудь попадёт в основной состав. Он только и делает, что тренируется в тени. Да, он вырос на семь сантиметров с тех пор, как пошёл в среднюю школу, но на фоне остальных второгодок он по-прежнему очень маленький. Да что там, даже некоторые первогодки над ним возвышаются. Шоё всё сильнее укореняется в вере, что ему здесь не место. Она душит его и опускает на дно, хоть он и всеми силами пытается с этим бороться. Видимо, идти в школу с большим волейбольным клубом всё же было ошибкой. * Когда в понедельник все снова приходят на тренировку, в глаза сразу бросается, что кое-кого не хватает. — Где Цукишима? — спрашивает Миура у Тадаши во время растяжки. — Ах... — произносит Тадаши, почёсывая щёку. Он в панике оглядывает зал. — Да придёт... скоро. Он говорил, что задержится... Но на тренировке Цукишима так и не появляется, и несчастное выражение на лице Тадаши, которое тот изо всех сил пытается скрыть, задевает Шоё за живое. — Ему бы и по утрам ходить не помешало, — сообщает Миура Тадаши. (Шоё так, краем уха слышит - Миура задерживает Тадаши, когда все уходят переодеваться). — Я... я пытался его убедить... — Это не твоя обязанность, — произносит Миура. — Ты просто передай ему мои слова, лады? — Хорошо. Из зала Тадаши выходит мрачнее тучи, и как бы Шоё ни пытался его подбодрить, лучше ему не становится. На следующий день Цукишима снова пропускает тренировку. В среду Шоё говорит Саюки, что у него разболелся живот и после уроков он сразу пойдёт домой. Так как он в жизни не пропустил ни одной тренировки, Саюки ему безоговорочно верит. Даже говорит, что у него лицо покраснело, что, кстати, очень вероятно, потому что он просто вне себя от бешенства. * Как Шоё и думал, Цукишима под шумок сваливает через толпу учеников у шкафчиков со сменкой. Однако из-за роста слиться с ними у него не получается, и отследить его не составляет никакого труда. И только свернув на уединённую тропу, ведущую в спальный район через холмистый парк (короткий путь к дому?), Цукишима замечает, что за ним следят. Обернувшись через плечо, он замирает. — Чего тебе, креветка? — усмехается он. Шоё складывает руки на груди и хмурится. — Хочу с тобой поговорить. — Разве тебе не надо быть на тренировке своего драгоценного клуба? — Это я у тебя должен спросить. Цукишима разворачивается всем телом и бросает на него такой взгляд, которым можно было бы сдирать со стен штукатурку. У Шоё включается инстинкт самосохранения, но ему удаётся удержать себя в руках и не двинуться с места. — И что я там забыл? — спрашивает Цукишима. — Ты в постоянном составе! — И что? Шоё его совсем не понимает. Он подходит к нему ближе и ставит ногу на пыльную тропу. — И что? И что?! — едва ли не рычит он на четырёхглазую дылду. — Да кто ж пропускает тренировки, будучи постоянным игроком? Ты в курсе, что за это турнуть могут? — Меня уже турнули из стартового состава, — отвечает Цукишима. — Так какая разница? Там полно центральных блокирующих на замену. Слушай, может сам попробуешься? Что-то не так. Его слова звучат небрежно, как обычно, да и тон привычно скучающий, вот только пропитана его речь какой-то странной, пока ещё непонятной Шоё эмоцией. Она читается и в его глазах - как тогда, когда он вскрикнул в спортзале. — Какой же ты говнюк, — произносит Шоё. — Ты высокий и хорошо играешь... если бы ты только старался... — Ну, стану я стараться, и что? — перебивает Цукишима. — А? Нашей команде всё равно не победить на префектурном. А даже если чудо и случится, то нас тут же сотрут в порошок на национальном. Мы проиграем независимо от моих стараний. — Это полная тупость! — Чёрта с два это тупость! Цукишима разворачивается на пятках и уходит прочь. Но Шоё так просто его не отпустит. Он прыгает и валит Цукишиму с ног, и они укатываются с тропинки в маленькую ложбину неподалёку. — Слезь с меня! — шипит Цукишима, и Шоё оказывается на спине. Он несколько секунд смотрит на то, как Цукишима встаёт на ноги и гневно топает в сторону дерева на небольшом холме впереди, но затем вдруг понимает, что там вновь начинается тропинка, и спешит подняться. — Ну уж нет, не так быстро! — кричит вдогонку Шоё, и бегом пускается за ним. — Какого... Цукишима оглядывается через плечо и, сделав невероятно недовольное лицо, тоже срывается с места. Но Шоё быстрее. Он всегда обгонял Цукишиму на пробежках. — Цукишима-а-а-а-а-а! — Отвали! — Ни за что! И уже почти у вершины этого небольшого холмика он его нагоняет. Цукишима слегка поворачивается и выбрасывает в сторону руку, должно быть, думая отмахнуться от него, как от надоедливого комара, но Шоё успевает уцепиться за его воротник обеими руками. Они сразу же теряют равновесие и снова валятся с ног. Они всё катятся и катятся, пока не оказываются у корней дерева, Шоё придавливает Цукишиму к земле. Он быстро садится сверху и хватает его за руки - Цукишима пытается вырваться, но безуспешно. — Ты рехнулся?! — шипит он. — Могу спросить то же самое! — кричит ему в лицо Шоё. Цукишима вздрагивает и перестаёт брыкаться. — Что это за аргумент вообще: "мы проиграем независимо от моих стараний"? Смысл ведь совсем не в том! — Заткнись! — огрызается он. Пусть лежит он и смирно, но взгляд его полон презрения. — Тебе не понять. Откуда тебе знать, каково это - стараться впустую? — Это мне-то откуда знать?! — Без разницы, — повышает он голос, — буду я на площадке или нет. Мы всё равно продуем. — Это полный бред, сам себя слышишь хоть? — говорит Шоё. — Ты просто боишься проиграть. Будешь и дальше так себя вести, и твоё место точно займёт какой-нибудь первогодка! — Да ради Бога! Я всё равно ухожу из команды! Это последняя капля. Он сжимает запястья Цукишимы ещё крепче, поднимает их и со всей дури ударяет о травянистую землю. — Ай! — Ты не можешь уйти! — А то что? — кричит Цукишима. — А? — Это ранит Тадаши! Цукишима продолжает испепелять его взглядом, но язык держит за зубами, потому что понимает (должен понимать), что Шоё прав. Он предпринимает ещё пару попыток вырваться, но затем сдаётся. Шоё делает глубокий вдох. — Победа - не главное, — говорит он. — То есть, побеждать, конечно, классно! Я сам хочу взять кучу игр! Хочу сыграть в куче матчей, хотя мне вряд ли светит. Я слишком маленький. Но не это главное. Они упрямо смотрят друг на друга где-то с минуту, прежде чем Цукишима наконец поддаётся. — И что же тогда главное? Шоё кривится. — Цукишима, — произносит он. — Тебе вообще нравится волейбол? Цукишима удивлённо моргает. — Не... знаю. Нет, наверное. — Тогда почему ты играешь? Он бубнит что-то невнятное. Шоё наклоняется поближе, почти касаясь его носа своим. — Что-что? — Мой брат играл. В этот момент Шоё впервые в жизни находит Цукишиму милым. Ну, или не прям милым, а нормальным. Обычным учеником средней школы. Его это удивляет. Очаровывает, даже. — Так ты хочешь быть на него похожим? — Он всегда... — Цукишима отворачивается. — Мне казалось, это весело. Я не... не знаю. Шоё понятия не имеет, с чего вдруг Мистер Язва решил поделиться с ним такой информацией, но от подколов он решает воздержаться и не портить момент. Не стоит забывать, что на кону чувства Тадаши. Он больше не позволит ему так грустить. — Вот оно, главное, — говорит он. — Волейбол - это весело. Безумно весело и интересно, надо только втянуться. Помнишь, как Итагаки-семпай попросил меня пробить мяч? Это было обалденное чувство! Вот почему все так усердно тренируются. Они просто наслаждаются любимым делом и выкладываются по полной. — Мне не знакомо это чувство. — А ты попробуй его поймать, — Шоё слегка хмурится, как в голову ему вдруг приходит одна мысль. — Вообще-то, уметь играть - намного круче, чем просто стоять в сторонке. Цукишима вдруг расслабляется. У Шоё в груди вдруг расплывается тепло и какой-то странный запоздалый ужас. Но он рад. Боже, как же он сейчас рад. — Ладно, — говорит Цукишима. — Хорошо. — Так ты вернёшься к тренировкам? — Ага. — И по утрам ходить начнёшь? Цукишима морщится, но, неотрывно глядя ему в глаза, повторяет: — Ага. Шоё улыбается. — Может, слезешь с меня? — А? — Слезь, говорю. Шоё удивлённо моргает и опускает взгляд. До него вдруг доходит, что он чуть ли не лежит на Цукишиме - между ними буквально считанные сантиметры, и те закрыты его свисающей рубашкой. Он краснеет до кончиков ушей. — А-а! Шоё начинает пятиться назад, падая на пятую точку, и в этот самый момент Цукишима садится и расставляет ноги. Их конечности снова переплетаются, в замешательство Шоё ударяется копчиком о корень дерева, и Цукишима случайно упирается ладноью ему между ног. Шоё поднимает полный ужаса взгляд на Цукишиму, который тут же вспыхивает и одёргивает руку. И падает. — Прости, — говорит он, приподнявшись на локте. На Шоё он не смотрит. — Н-ничего, — отвечает Шоё. От боли в копчике у него начинают слезиться глаза. — Боже, как больно. — Прости. — Нет, это не из-за тебя, это дерево. — Чего? Шоё отодвигается в сторону. — Вот, тут корни. Цукишима расслабляется. — А-а. Долгое время они сидят в неловком молчании. Поднимается ветер, вороша листья на злополучном дереве и их волосы, и Шоё сглатывает, вдруг понимая, что у него во рту пересохло. — Ты извини, что я так набросился, — говорит он спустя какое-то время. — Ага. Больше так не делай. — Не буду, если ты не будешь вести себя, как придурок. Цукишима удивлённо раскрывает рот. — Придурок? Это я-то? На себя посмотри! Они начинают спорить, но совсем не так, как раньше. Колкости выходят беззлобными, приносящими облегчение - облегчение, потому что Шоё наконец может обзывать его в шутку и не бояться сломаться под гнётом язвительного потока в ответ. Облегчение, потому что они, вообще-то, могли бы дружить.