***
После завтрака Тони задержался на их импровизированной кухне, так как была его очередь дежурить. Конечно, автоматика вполне справлялась с операциями типа мытья посуды, от которого оба обитателя корабля живо открестились. Но простейшие манипуляции вроде уборки со стола они всё же решили выполнять сами. Не в последнюю очередь, потому что дружно решили экономить ресурсы хоть на чём-то. Да, пока они не знали недостатка ни в чём, системы жизнеобеспечения корабля справлялись со своими задачами с лёгкостью, но кто знает, что будет, если им придётся застрять тут дольше, чем они представляли изначально? Потому Тони предложил, а Питер с радостью подхватил идею, что хотя бы самые простые задачи можно выполнять по старинке вручную. Правда, эти благие намерения вылились в то, что через два дня именно Тони с самой мученической гримасой стирал крошки и капли со стола и убирал продукты в специальный отсек. Питер, зараза, лишь хихикал, глядя на этот бесплатный спектакль. Он, конечно, пытался это делать незаметно, но конспирировался с простодушием бегемота, так что Тони никак не мог решить для себя: это пацан реально так неумело прячется или делает всё, чтобы Тони видел, как ему на самом деле смешно? Наконец разобравшись с мучительной обязаловкой, Тони шумно выдохнул и едва не бегом направился в мастерскую, где по его прикидкам Паркер должен был уже развернуть бурную деятельность. Но вместо этого, проходя через Главный холл и сосредоточенно тыкая в планшет, Тони сходу налетел на своего адъютанта, торчащего перед огромным панорамным окном, и невольно затормозил. — Чего замер, пацан? — Да вот… Думаю… — Пожалуйста, скажи, — хмыкнул Тони, вновь вбивая в окно запроса исходные данные эксперимента, — что ты думаешь про ту самую замечательную идею по скачкам в пространстве, за которую тебе дадут Нобелевскую премию. — Хотелось бы, — Питер не оборачивался, но даже по голосу было слышно, что он улыбнулся. — Но нет. Просто любуюсь. Вот это уже было необычно. Настолько, что Тони отвлекся от вычисления силы гравитации в точке пересечения векторов и озадаченно поднял голову. На что там вообще любоваться? На звезду эту, чтоб ей в черную дыру провалиться? — Посмотрите, насколько это на самом деле красиво, — не дожидаясь вопроса, сам сказал Питер. — Просто подойдите и посмотрите. Никуда не торопясь и хотя бы на миг ни о чем не думая. — Тебя сегодня укусила какая-то муха, проснувшаяся в одной из лабораторий от спячки? — не смог не съязвить Тони, но просьбу Питера всё-таки выполнил. Он подошел и встал рядом с Питером, послушно уставившись в окно и чувствуя, как от жара за стеклом моментально выступила испарина на лбу. — Разве это не грандиозно? — голос Питера был полон самого настоящего благоговения. — Вы только посмотрите на это. Зрелище действительно завораживало своей дикой, мятежной красотой. Почти все поле зрения занимал громадный огненный шар, который уже был близок к апогею своего бесконечно длинного существования. Лишь по краям виднелись кусочки привычной чернильной пустоты, которые словно испуганно жались к стеночкам в тесной комнате. На фоне этого невероятного зарева творилось нечто непередаваемое. В тот момент, когда звезду настигло Падение, вокруг заклубились огненные вихри, вспухли темные пятна с изломанными очертаниями, напоминающими грозных демонов. Языки пламени вырвались во все стороны и начали извиваться в агонии, будто разъяренные змеи. Всё это, казалось, вот только что дышало, пульсировало, вызревало, готовилось нестерпимо ярко полыхнуть в последний раз, перед тем как превратиться в Ничто. Но не успело. Потому что за несколько мгновений до священного таинства Брюс Беннер нажал на одну маленькую кнопку. Да, пожалуй, он понимал, о чем говорит Питер. Конечно, он отдал бы всё на свете, чтобы в тот проклятый день не оказаться в радиусе гравитационного поля беснующейся звезды. Но даже он не мог отрицать, что шанс, выпавший на их долю, поистине уникален. Словно вторя его мыслям, Питер зябко поежился, будто ему холодно. Именно тут, в каюте, где системы жизнеобеспечения с трудом удерживали температуру воздуха не выше 38 градусов. — Я просто подумал… Вот мы с вами априори отталкиваемся от того, что случившееся с нами — это несчастье. Что его нужно срочно исправить, и всё такое… Нет, я согласен, что несчастье, это само собой понятно, — заторопился он, не иначе как заметив слегка изумленный взгляд Тони, — и конечно, всё нужно исправить. Но… Вы только гляньте… Только подумайте… Кому еще из человечества выпал шанс увидеть такое? Нет, может, кто-то и попадал в такую же дерьмовую ситуацию, но уж точно не мог ею любоваться вот так, как мы сейчас. Тони и хотел бы поспорить, но не стал. Да, нельзя было отрицать пусть мизерную, но всё же реальную возможность того, что однажды кого-то ещё точно так же притянуло к готовящейся взорваться звезде. Но совершенно точно никто при этом не выпадал из своего временного потока и не мог любоваться этим величественным и грозным зрелищем вот так запросто. Брюс Беннер все же был на планете в единственном экземпляре, и Тони на миг задумался, хорошо это или плохо. — Вы только вдумайтесь: мы видим то, чего не видел никто и никогда. Разве вас не продирает ознобом от этой мысли?.. Никак не могу уложить в голове, — почему-то шепотом пожаловался он. — Ведь это просто я. Просто Питер Паркер. Самый обычный воспитанник приюта Сент-Джеймс. Ничем не примечательный, самый невзрачный и вообще… И именно мне выпало увидеть вот это?! Почему? Тони невольно скосил глаза на Питера, чувствуя себя учеником средней школы, подглядывающим за женской раздевалкой для старшеклассниц. Питер любовался этой жутко-величественной картиной так очарованно, так самозабвенно, что где-то за частоколом ребер Тони скрутило непонятной тоской. Отблески застывшего пламени на лице мальчишки придавали ему неземной, потусторонний вид. Изящные, как у девушки, пальцы, которыми он вцепился в поручень перед собой, мелко подрагивали от волнения. Широко распахнутые глаза, отражая буйство стихии за стеклом, светились ответным сиянием едва ли не ярче. «Самый обычный»? «Самый невзрачный»?! Он издевается? Питер Паркер — самый необычный человек, которого Тони видел в своей жизни! И, кажется, уже самый нужный… Он даже не успел задуматься, что делает и как это будет выглядеть со стороны. Его беспощадное подсознание решило всё за него. Почти на автомате он поднял руку и положил на поручень поверх руки Питера. В следующий же миг его пришибло осознанием неуместности этого. Он словно очнулся и резко захотел отдернуть руку — как-никак настолько интимное прикосновение было для них чем-то новым. Но в этот миг он почувствовал слабое ответное движение пальцев Питера, и жаром опалило уже не от стекла. Огонь поднялся по венам откуда-то изнутри и был не жгучим, не опасным, не смертоносным. Он был исцеляющим. Он так и не смог заставить себя отдернуть руку, а Питер и не думал ее отнимать. Если бы год назад Тони кто-то сказал, что он будет просто держать симпатичного ему парня за руку и сходить с ума от этого, он бы ехидно усмехнулся и так припечатал наглеца, что тот вмиг бы зарекся на всю жизнь даже смотреть в сторону Тони. А сейчас он просто стоял, просто сжимал узкую ладошку Питера и чувствовал себя так, словно взобрался на какую-то вершину и замер на ней, не зная, что делать дальше. Либо начать легкий и безопасный спуск вниз, либо… Либо попытаться дотянуться до танцующих над этой вершиной неуловимых облаков. Питер сказал, что им выпало стать свидетелями чуда. Тони готов был согласиться с ним. Вот только думал он при этом совершенно не о звезде.***
— Стоп, лейтенант, тормози, — огрызнулся Старк, наворачивая очередной круг по мастерской и озабоченно потирая лоб, — дай собраться с мыслями. Я точно что-нибудь придумаю. Тони Старк я или кто? Вот только нужные мысли, как назло, выбрали именно этот самый момент, чтобы показать Тони свою независимость, и наотрез отказывались являться на зов. Ни одной мало-мальски приемлемой идеи больше не появлялось. Их затея соорудить маленький временный двигатель застопорилась совершенно неожиданно, причем на таком этапе, от которого они и не ожидали подвоха. Агрегат был почти готов, как вдруг выяснилось, что установить его в машинном отделении не получится. Он был рассчитан на слишком маленькие нагрузки. Да, его расчетной мощности должно было хватить на один прыжок, так им необходимый. Но при повторных расчетах, которыми Тони накануне занялся просто от бессонницы, вдруг всплыли совсем неожиданные и крайне неприятные факты. Оказалось, что для выхода на заданные параметры мощности двигателю нужен был ряд дополнительных условий. И главным из них было полное отсутствие вблизи прочих энергопотребляющих устройств. Даже маленькая лампочка, светящая с потолка, ставила всю затею на грань краха. Выход был. Он напрашивался сам собой. Но он был настолько опасным, что Тони наотрез отказывался его принимать и всё ещё пытался придумать альтернативу. Когда-то давно в детстве он однажды задумался, а есть ли какой-то предел, ограничивающий его изобретательность? Вдруг ему положено за всю жизнь сделать, к примеру, десять изобретений, а на одиннадцатое у него мозгов не хватит? Хватило. И на десятый, и на двадцатый, и на сто двадцатый. Но если ментальный рог изобилия все-таки окажется исчерпаемым и опустеет именно сейчас, это будет слишком иронично. — Да нет больше вариантов, сэр, — отозвался сидящий на краю стола Питер. — Мы их уже столько перебрали, что я просто поражаюсь, откуда вы их берете, но всё без толку. Остался один. Тот самый, в котором один из нас выходит наружу и крепит его на корпус корабля. Вы же знаете, что только так мы полностью оградим двигатель от любых воздействий нашей аппаратуры. Его слова звучали непривычно устало и сухо, хотя совсем недавно он спорил с Тони так пылко, словно от этого зависела их судьба. Хотя почему «словно»… — А теперь, господин адмирал, смиритесь уже и признайте, что я прав. Да вы и сами это понимаете, с самого начала поняли, только спорите почему-то. — Почему-то? — взвился Тони, мечась по мастерской, как загнанный зверь, и так саданув угодившую под ноги отвертку, что та улетела черт знает куда. — Ты мне сейчас предлагаешь чистейшей воды самоубийство, причем весьма изысканным образом. Ты предлагаешь в стандартных, немодернизированных скафандрах выйти в космос, где одна маленькая, но омерзительная звездочка готовится устроить симпатичный апокалипсис. Туда, где температура такая, что превратит человека в хорошо прожаренную отбивную за несколько минут. Действительно, почему это я, старый брюзга, спорю?! — Вы не старый, — негромко буркнул Питер и спрыгнул со стола. — А, то есть со всем остальным ты согласен?! Даже с брюзгой! Питер отвёл глаза. Очень демонстративно отвёл. Дескать, я, конечно, промолчу из уважения, но ты, тупица, сам прекрасно знаешь, что я имел в виду. Тони не понимал, то ли истерично ржать, то ли разораться еще сильнее. Этот мальчишка его точно с ума сведёт. Причем во всех смыслах этого слова. Вспомнив старые методики успокоения, о которых рассказывали ещё в школе, Тони постарался выдохнуть и посчитать до десяти. Раньше думали, что это помогает. Наивные. Они просто не общались плотно с Питером Паркером. Тони понадобилось досчитать до тридцати, чтобы немного расслабились стиснутые кулаки и ярость слегка выпустила его из своих тисков. — Нет, — произнёс он уже более спокойно. — Я сказал «нет», значит «нет». Мы найдем другой выход.***
— До сих пор не могу понять, как я согласился, — не переставал ворчать Тони, крутя в руках красно-синий скафандр и всем своим видом показывая, какого невысокого он о нём мнения. — Это потому что я прав, и вы вопреки всему это прекрасно понимаете, — беззаботно откликнулся Питер из кресла первого пилота, в которое он залез для того, чтобы выудить из недр компьютера абсолютно все данные по системам скафандра. «Нет, это потому что ты, мелкая зараза, вдруг каким-то чудом овладел даром убеждения, который действует так, что я внезапно не могу ничего возразить», — мог бы огрызнуться Тони, но, разумеется, промолчал. — Красно-синий… — проворчал он, ощупывая гибкий материал и морща нос так презрительно, насколько это вообще было возможно. — Отвратительное цветовое решение. Я бы золотой добавил, стало бы в разы лучше. — Почему? — Потому что я всегда предпочитал красные и золотые тона, ещё со времён Академии. Даже когда мы проводили тренировочные командные вылазки, вся моя команда была в этих цветах. И ты теперь должен соответствовать. — А я в вашей команде? — не оборачиваясь, хмыкнул Питер, пальцы которого летали над панелью ввода так невесомо, что Тони стоило большого труда не пялиться на это. — Слушай, это бред какой-то, — он проигнорировал вопрос и раздраженно отшвырнул костюм, — пойду я, и это не обсуждается. — Боже, вы опять за своё? — Питер наконец оглянулся и так мастерски закатил глаза, что Тони мысленно поаплодировал. — Мы же всё это уже обсудили сто восемьдесят три раза. Могу повторить в сто восемьдесят четвертый, я упорный и прилежный. — Я заметил. Только учти, что излишнее упрямство — прямой потомок тупости. — Если пойду я, вы в случае форс-мажора сможете и меня вытащить, и ситуацию разрулить. А вот если пойдете вы, то я совсем не уверен, что смогу сделать всё это. Ну вы же понимаете: это то же самое, как при посадке на корабль стюардессы рассказывают, что при аварии сначала надо на себя защитный костюм натянуть и только потом на ребенка. — Упаси меня боже от таких детей, — внутренне признавая его правоту и бесясь от этого, Тони не смог удержаться от шпильки, — я бы повесился в первый же день. Питер вдруг слегка крутнулся в своём кресле, исподлобья метнул на него странный взгляд и нервно прикусил губу. Тони только собрался переспросить, чего он напрягся, как вдруг тот буркнул: — А я никогда не хотел бы быть вашим ребёнком. Только не ребёнком. Тони словно с размаху хлестнуло по лицу жгучей крапивой. На первый взгляд не было сказано ничего такого, но именно эта явная недосказанность оглушила и смяла защитные барьеры. Слишком близко Питер подошел к опасной территории, слишком настойчиво звал Тони за собой туда, куда тот старался даже не смотреть лишний раз. И он предпочёл сделать вид, что не замечает протянутой руки. — Так, давай ещё раз проговорим всё, что нам предстоит, шаг за шагом. Чтобы тело само запомнило последовательность движений и само отработало их, даже если мозг решит дать задний ход. Питер, который не сводил с него пристального взгляда, неловко усмехнулся, кажется, покраснел и неуклюже, суетливо отвернулся. — Да, конечно, вот сейчас только настройки системы воздуховодов до конца изучу, — почему-то глухо ответил он. Захотелось отвесить себе хорошую затрещину. Конечно, Питер ждал не этого. Конечно, намек был яснее ясного, и только Тони знал, чего ему стоило так трусливо уклониться от ответа. Все привычные понятия про «правильно» и «неправильно» рассыпались на кусочки в этом странном месте и падали в одну кучу у его ног. Но ведь он всё сделал верно? Не время и не место для этого разговора. Пусть Питера хочется уже до остервенения, но Тони не собирается поддаваться своим низменным инстинктам. Парень просто не понимает, чего хочет на самом деле. Находясь в замкнутом пространстве с объектом поклонения один на один, очень сложно сохранить голову на плечах. Особенно когда тебе около двадцати лет. А вот Тони не двадцать, давно уже не двадцать, к сожалению. Именно поэтому он должен быть тем, кто в этом безумии сохранит зачатки разума и не позволит мальчишке совершить то, о чём он будет позже жалеть. Вот если свершится чудо, и у них всё получится, тогда, возможно, Тони подумает над тем, стоит ли отсылать от себя Питера. И кто знает, может быть… Нет, он не будет думать над этим сейчас. И представлять ничего не будет. И конечно же, ни за что не будет мысленно пытаться ответить на вопрос, кем бы хотел для него быть Питер Паркер.***
Конечно, Питер не являлся полным новичком. В открытом космосе он должен был побывать, как минимум, раз пять, иначе бы просто-напросто не смог закончить Академию и получить погоны. Тренировки на орбите входили в основную программу подготовки офицеров Галактического флота в обязательном порядке. Но одно дело, когда ты торчишь в космосе в толпе таких же салаг, как ты сам, под контролем наставников и любуешься на родную Землю, до которой рукой подать. И совсем другое, когда болтаешься один в бесконечной пустоте, которая может тебя поглотить в любой момент. И никто не спасет, если что-то пойдёт не так. Это даже не говоря про то, что совсем рядом (по космическим меркам) грозно полыхает звезда, способная вмиг превратить тебя в кучку атомов. Даже Тони, при всём его огромном опыте, было не по себе, что уж говорить про юнца Паркера. Впрочем, выглядел он на экране камеры, через которую Тони за ним следил, пока довольно бодро и явных признаков беспокойства не выказывал. — Так, Паркер, — проговорил он в микрофон, стараясь звучать спокойно и уверенно, — ты всё знаешь. У тебя ровно семь минут до того, как внешний слой скафандра начнёт плавиться. На самом деле даже эти семь минут были чудом. Стандартный скафандр, разумеется, был изготовлен из суперстойкого и жаропрочного материала. В теории (которую, насколько было известно Тони, никому ещё не довелось проверить в реальной жизни) он мог бы даже выдержать нагрев от трения при входе в атмосферу планеты. Но все эти хвалёные характеристики обращались в ничто, если речь заходила о тех невообразимых цифрах, которые сейчас бесновались за стенами «Альтрона». Обычный скафандр расплавился бы под воздействием этого жара меньше, чем за десять секунд. Тони и Питер потратили больше недели на то, чтобы придумать что-то, что даст им хоть какое-то время на закрепление двигателя на корпусе снаружи. Когда Тони вдруг пришла в голову идея покрыть его толстым слоем сплава аргалита и гюрания, Питер посмотрел на него в первый миг как на идиота, а во второй — как на бога. Им пришлось разобрать все ракеты, все снаряды корабля, чтобы добыть нужное количество гюрания. С аргалитом было проще: в ход пошли все тарелки и столовые приборы. Закидывая очередную тарелку в их импровизированную плавильню, Питер не переставал нервно ржать, что этого старина Делмар, главный хозяин кухни и ее богатств, им никогда не простит. Придется им после всех геройств совершенно не героически сдохнуть с голоду. На это Тони, столь же залихватски расправляясь с ложками, отвечал, что, пожалуй, и правда стоит сделать стратегические запасы на этот случай, ибо вариант с местью Делмара нарисовался весьма реальный. Так или иначе, костюм был многократно залит защитным слоем и по всем расчетам должен был дать своему носителю около семи минут, из которых минута отводилась на то, чтобы добраться до места предполагаемого крепления, а затем вернуться обратно. Шесть минут на все работы — это было отчаянно, непростительно мало, но иного выхода всё равно не существовало. Вот почему Тони поминутно смотрел на часы и отмечал, что всё пока идёт по графику. Прошло тридцать три секунды, Питер достиг нужного места и, прикрепившись магнитным поясом к обшивке, крикнул: «Я на месте, сэр. Давайте!». Тони громко выдохнул, потёр руки, как делал это каждый раз, когда приступал к решающему моменту своих испытаний, и включил манипулятор. Выдвинувшись из специального углубления в корпусе, большая трехпалая лапа, которую Тони любовно именовал Дубиной, должна была подхватить двигатель и подтащить его к Питеру. Работа была практически ювелирной. Манипулятор, предназначенный для погрузки огромных контейнеров, по определению не мог надежно схватить тяжелый, но при этом небольшой двигатель. Но ничего иного под руками не было, приходилось работать с тем, что есть. Практически не дыша и еле-еле шевеля пальцами на рычагах управления манипулятором, Тони сначала заставил его ухватить двигатель, а затем поставил его прямо перед Питером, и только тогда смог выдохнуть. Сердце колотилось так безумно, как никогда раньше, руки затряслись настолько сильно, что пришлось сжать край приборной панели, чтобы успокоиться. — Вау! — донесся оживлённый возглас из динамиков. — Офигеть, сэр, это было очень круто! — Оставим комплименты на потом, лейтенант, — хриплым от волнения голосом рявкнул Тони. — Приступай. У тебя пять минут… — он бросил короткий взгляд на часы, — и пятьдесят три секунды. — Есть, господин адмирал! На самом деле эти приказания и не требовались. Произнося всё это, Питер уже монтировал двигатель, прекрасно зная, что у него нет ни единой лишней секунды. Мёртвой хваткой вцепившись в панель, Тони смотрел за маленькой красно-сине-золотой фигуркой, не моргая, так что глазам стало сухо и больно. Но он иррационально боялся даже на секунду прикрыть веки, словно бы стоит ему только на миг потерять Питера из виду, как случится что-то непоправимое. В ушах стучало так нестерпимо громко, что он боялся оглохнуть. И не понять, то ли это сердце, то ли неумолимые секунды, которых становится всё меньше и меньше. — Пять минут, Питер. Из них тридцать секунд на обратный путь. — Да, сэр. Уже не так весело и задорно. Больше ни единого лишнего слова, ни единого вздоха, который может отнять драгоценные доли секунды. — Есть соединение первого сегмента, сэр. Подавайте тренаж. Облизнув пересохшие губы, Тони нажал нужную комбинацию клавиш, слушая, как натужно загудели системы, направляя пучок энергии по новому пути к двигателю. - Тренаж первого сегмента установлен, — отрапортовал Питер. Всё пока шло по плану. Очередной — какой уже за эти мчащиеся со скоростью кометы минуты? — взгляд на часы убеждал в этом. Они шли ровно по графику, не опережая и не отставая. — Три минуты сорок пять секунд с учетом обратного пути. Питер ничего не ответил, и это лучше всего свидетельствовало, насколько он тоже напряжен. Но даже при этом, даже находясь на грани сердечного приступа от невыносимого волнения, Тони не мог невольно не любоваться тем, насколько отточенными и ловкими были его движения. Прикрутить, застопорить, отбросить уже ненужный ключ, залить герметиком, схватить новый болт, прикрутить… Тони всегда умел ценить прекрасное. Питер Паркер был больше, чем прекрасен. — Есть соединение второго сегмента, сэр. Тренаж. Пальцы уже почти без участия сознания нажали на клавиши и… Ничего не произошло. Чувствуя, как истошный ужас наполняет всё сознание, Тони вновь лихорадочно набрал команду. Ничего не произошло. — Сэр? — раздался вопросительный голос. — Вы слышали? Тренаж! — Погоди, — еле шевелящимися губами произнес Тони, бешено проматывая все команды на экране и пытаясь понять, что пошло не так. — Сэр! Время! — Вот теперь в до сих пор ровном голосе уже промелькнула явная нотка напряжения. — Проклятье! Сука! — не сдержался Тони и с размаху саданул по панели. — Отбой, Пит, тренаж заело. — Что?! Но как?! — Вот так. Возвращайся, — глухо уронил он, хотя хотелось выть. — Но как же… Питер не успел договорить, когда вдруг раздался уже привычный гул, и системы наведения, словно проснувшись, послушно принялись нагнетать энергию по указанному маршруту. — Получилось! — радостно вскрикнул Питер и кинулся настраивать второй сегмент с удвоенной силой. — Питер, ты не успеешь! — почувствовав, как всё внутри замирает от ледяного ужаса и нестерпимой обиды, заорал Тони. — Слишком долго! Возвращайся, мать твою! — Я успею, сэр, — вдруг став удивительно спокойным, отчеканил Питер. — Вы же знаете, костюм рассчитан на один выход. Второго шанса не будет. И материала для покрытия больше нет. Нужно сделать всё сейчас. Кажется, впервые Тони понял, что значит «убийство в состоянии аффекта». Именно сейчас он больше всего на свете хотел свернуть Питеру Паркеру его самонадеянную и дико выбешивающую голову. — У тебя, блядь, минута и сорок восемь секунд, — прошипел он с такой злобой, какую сам от себя не ожидал. — А на крепёж тебе нужно еще как минимум две с половиной! Ты решил тупо сдохнуть в огне этой гребаной звезды?! — Я думаю, костюм выдержит, сэр, мы же перестраховывались, когда рассчитали семь минут. Я должен успеть, понимаете?! Иначе зачем всё это? Тони точно знал, что если он переживёт этот день, он больше ничего и никогда не будет бояться. Он вообще больше никому и никогда не сделает ничего плохого. Он никогда не рявкнет на подчиненных, никогда не скажет слова против вышестоящему начальству, никогда больше не будет пить виски и грубить Роуди. Он вообще сделает всё, что угодно, только бы блядский костюм выдержал. «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — молил он, сам не зная кого, — прошу тебя, я на всё согласен, всё, что попросишь, только пусть он вернётся! Только пусть костюм выдержит! Я же никогда ничего не просил, а сейчас умоляю, пожалуйста...!» — Пятьдесят секунд. Это он сказал?! Правда, он?! Как он вообще смог заставить свой голос звучать так ровно?! — Да, сэр, я сейчас… Паркер, проклятый Паркер, откуда он только взялся на его голову?! Как незаметно смог пробраться в самое укромное место в душе и так крепко уцепиться своими тонкими пальцами, что, если вдруг что-то случится, то Тони, кажется, выйдет вслед за ним?! Ведь тогда ему станет совершенно наплевать на всё. Неужели именно это и называется «любовь»?! — Паркер, пожалуйста… Возвращайся, слышишь?! Это был не приказ, это была мольба о спасении. Не для Питера, для них обоих. — Всё, сэр, — уши обожгло отчаянным воплем, в котором дикая радость смешивалась с горячечным безумием. — Тренаж!!! Руки встрепенулись раньше сознания и сами заметались над панелью, вколачивая команды на автомате. Но Тони даже не успел подумать, что будет, если система наведения тренажа вновь даст сбой, потому что в этот самый миг заиграла легкая мелодия. Сигнал того, что отведённые семь минут вышли. — Питер!!!!! — Слышу, сэр. Тони показалось, или голос Питера стал лишь веселее? Именно так и проявляется запредельная степень истерики? — Видите, я всё еще жив, я же говорил, что костюм выдержит. — Быстрее!!! — сквозь зубы процедил Тони, из последних сил сдерживаясь, чтобы не начать крушить всё вокруг. — Ну же, сука, быстрее!!! Истекли тридцать секунд сверх предельного времени. Костюм мог начать плавиться в любую секунду, и тогда… — Паркер, да мать твою…!!! — Все! Иду назад! Тони метнулся к шлюзу так, как не бегал никогда в жизни. Расстояние в два этажа он преодолел между двумя ударами сердца. Промчавшись по коридору, он так врезал по кнопке открытия двери в предпоследний отсек, что лишь чудом не сломал её. Страх от мысли, что могло бы быть, если бы реально сломал, на миг резанул по нервам и тут же растаял в общем мареве ужаса, грозившем вот-вот утопить Тони с головой. Он не видел и не слышал Питера вот уже почти пятнадцать секунд, а для того, чтобы случилось непоправимое, хватило бы и одной. Вот почему, когда, наконец, дверь в отсек выхода наружу послушно отъехала в сторону, и за ней обнаружился привалившийся к стене и отчаянно хватающий воздух ртом Паркер, Тони чуть не сполз без сил по стене. Остановила его от этого лишь ярость, которая вдруг застелила сознание красным облаком. Втащив Питера в коридор, он принялся сдирать с него раскалённые ошметки костюма, при этом шипя сквозь зубы и поминутно злобно дуя на пальцы. Остатки ткани, в которой сейчас никто бы не различил красный, синий и золотой цвета, падали на пол со смачными шлепками и сразу скукоживались, как опаленный пластик. Более-менее освободив Питера из скафандра, Тони, ни на секунду не думая, что он делает, схватил его за плечи и, со всей силы тряхнув, прижал к стене. — Идиот! Придурок! Да как ты… О чем ты только думал?! Питера неслабо так потряхивало. Нет, не от того, что Тони, не в силах совладать с гневом, все еще продолжал его вжимать в стенку. Видимо, адреналин от пережитого тоже мчался сейчас по венам, как горючее. Адреналин сверкал в его глазах отблеском сумасшествия, адреналин сжимал кулаки, которые он в ответ стиснул на футболке Тони. И не иначе как адреналин заставил его усмехнуться сумасшедшей улыбкой, так же едко прошипеть: «О чем я думал, говорите? О том, что если я выживу, то сделаю вот это», и почти злобно поцеловать Тони.