***
«… Мы так ничего и не придумали. Не знаю… У меня уже просто руки опускаются. Мы все перепробовали: меняли сектора полярности, переставляли поляризационные сегменты во всевозможных направлениях, пытались увеличить энергию на выходе пучка… Бесполезно. Все расчеты показывают, что проклятый атипичный резонанс не удастся погасить. Знаете, как же это… не то что больно, а обидно, что ли, когда ты вкладываешь всю душу, все силы, а потом ждешь результата с таким волнением, что вот-вот от него и сдохнешь на месте, а на экране опять все те же цифры. И это всегда вот так, когда что-то строишь и изобретаешь?! Черт возьми, да как мистер Старк … нет, блин, Питер, да запомни уже! Он сто раз говорил «хватит мистеров Старков». Он — Тони, Тони, Тони…. Аааааааааааааа я никогда не смогу его так назвать!!! Так вот, как же Тони столько лет этим занимается?! Я просто не представляю, какую силу воли и веру в себя надо иметь, чтобы не сломаться от этих постоянных разочарований! А он, между прочим, однажды обмолвился, что на один удачный эксперимент обычно приходится около двадцати неудачных. С ума сойти просто! Начинаю думать, не ошибся ли я в выборе профессии… Я вот и после первой серьезной неудачи в себя прийти не могу. Ну как первой… Не совсем. Первая же была в самом начале, когда мы еще пытались перенацелить основной гипердвигатель, тогда тоже ничего не вышло. Но тогда это казалось не так обидно. Тогда думалось, что всё ещё впереди, и ничего страшного в нашем провале нет. А в последнюю идею мы вложили столько всего, столько времени, сил и надежды, что у меня ощущение, будто я не сдал самый главный экзамен в моей жизни. И я понятия не имею, как его всё-таки сдать… »***
— А как вы думаете, что сейчас там, снаружи? Этот бесполезный разговор они начинали не раз и не два, но так и не смогли найти ответ. — Ну, теоретически, — протянул Тони, блаженно вытянув ноги на бодро чирикающем массажере, — там ничего не происходит. И ты это прекрасно знаешь. Питер прекратил яростно наматывать круги на велотренажере, облегченно выдохнул и вытер пот, настырно лезущий в глаза. Несмотря на то, что они и без того не сидели без дела, целыми днями торча в мастерской, Тони все равно упрямо настаивал на каждодневных упорных занятиях в спортзале. По его словам, работа, конечно, вещь отличная, но ей абсолютно наплевать, какие группы мышц она тренирует и тренирует ли вообще. Питер на это обычно делал лукавые глаза и предлагал потренировать мышцы одним весьма приятным методом, но Тони на такие уловки стойко не вёлся. А если Питер продолжал упрямиться и пытался откосить от спортзала, то Тони включал командира, и вот этому Питер ничего не мог противопоставить. Тони-командир, можно сказать, был его фетишем. — Ничего не происходит… — задумчиво повторил он, усевшись боком на сиденье. — Но ведь мы торчим тут уже почти три месяца, а там, значит, не прошло и секунды? — В общем, да. И вернёмся мы в тот же самый миг. При этом меня нереально удивляет то, что ты спрашиваешь об этих прописных истинах. Питер, ты сейчас заставляешь краснеть от стыда за тебя всех профессоров классической и инерционной физики нашей с тобой родной Академии. Посреди этого ленивого, незначительного трепа Тони вдруг снова, как и несколько дней назад, ощутил чувство настойчиво сигналящей о чём-то тревоги. Тогда она стала ответом на слова Питера. О чем же тогда они говорили? Кажется, тоже о возвращении? И вот опять это будоражащее ощущение опасности. Это становилось тревожным: один раз ещё можно было списать на случайность, два превращались в тенденцию. Очень неприятную тенденцию, в истоках которой нужно было разобраться. Тони привык доверять своему чутью: если бы не оно, его кости бы уже давным-давно гнили на какой-нибудь из захудалых планет. Но разложить по полочкам свои смутные ощущения ему опять не удалось. — А если… — не подозревая о сомнениях Старка, продолжал Питер, озабоченно хмурясь и сморщив нос. — Вот вы говорите, что как только мы вернемся, все продолжится с той самой секунды, когда мы попали сюда, так? Так. А если не вернемся?! Тогда что?! Нет, это не стало ни шоком, ни откровением, пусть даже Питер впервые произнёс вслух эти безжалостные слова. «Не вернёмся». Тони и рад был бы сказать, что такого не случится никогда, но, увы, он был закоренелым реалистом. Поэтому он думал об этой вероятности не раз и не два. Слишком давно он привык просчитывать все последствия своих действий, и в первую очередь самые неблагоприятные. Отличие нынешней ситуации было в том, что он впервые понятия не имел, как ответить на этот простой вопрос. — Не знаю, — наконец разомкнул он губы. — Прикинь, Пит. Я просто не знаю. Оказывается, и такое бывает. — Почему-то я не удивлен. Я уже вообще ничему не удивляюсь, по-моему… Питер легко спрыгнул с сиденья, потянулся с наслаждением и приблизился к Тони, усевшись на резиновый коврик по-турецки. — Но давайте все же прикинем. Нет, Тони решительно не хотел ничего прикидывать, потому что отлично знал, к чему неминуемо приведут все выкладки, но кого сейчас волновало его мнение? — Смотрите, допустим, — негромко произнес Питер, — если бы мы даже не вернулись, то время вне корабля не остановилось же вместе с нами, так? Только на корабле и на каком-то расстоянии вне его? А значит, жизнь во всем остальном мире течет своим чередом. А «Альтрон»… «Альтрон» в эту самую жизнь никогда не вернётся из своего последнего полёта, правда? — еще тише спросил он, отведя взгляд в сторону. — Не вернется, — так же глухо подтвердил Тони, тоже не глядя на него и почти не шевелясь. — О его судьбе так никто и не узнает, и весь экипаж объявят пропавшими без вести? — Скорее всего. — То есть Наташа так никогда и не выйдет за Клинта, Тор не задаст трепку своему братцу… — Стив не пойдет на танцы с Баки, у Ванды не родятся ее близнецы, и близкие еще почти пятисот человек никогда и ничего не узнают об их судьбе, да. Они так и будут из года в год всматриваться в небо, в каждом приближающемся корабле видеть «Альтрон», и каждый раз это будет как новый удар ножом в грудь, потому что корабль не будет «Альтроном»… Вот так, лейтенант. Хороша перспектива? Доволен? Это хотел услышать?! Питер молчал так долго, что Тони успел раскаяться в своей ничем не оправданной жестокости. Можно подумать, во всем случившемся Питер хоть как-то виноват! Да если кто и виноват, то только сам Тони. Ведь на Ариану изначально должен был лететь другой крейсер, намного меньших размеров. Но Тони так захотелось посмотреть на нашумевшие успехи арианских колонистов, что он решил лично махнуть туда на своем любимчике «Альтроне», гораздо более массивном. Кто знает, окажись на его месте более компактные «Марк» или «Иокаста», вполне возможно, их бы не захватило гравитационное поле гребаной звезды, и корабль давным-давно бы вернулся домой, даже не подозревая, чего именно ему удалось счастливо избежать! И что прикажете Тони делать вот с этими мыслями?! — Кажется, я впервые рад тому, что на Земле меня никто не ждет, — понуро признался Питер. — Как представлю, что у меня могли бы быть родители, и что они вот так, всю жизнь ждали бы меня, не зная, есть ли хоть какая-то надежда… Нет, это кошмар какой-то! Мы должны что-то придумать! Мы просто обязаны вернуть корабль на Землю, слышите?! По нервам полоснуло раскаленным ножом ярости и бессильной злобы — Ты думаешь, я не знаю этого, карапуз? — ядовито процедил он. — Думаешь, эти мысли не взрывают мне мозг каждую секунду, даже во сне?! Да я готов лбом уже о стенку биться! Он рывком вскочил и пинком оттолкнул массажер. Тот обиженно прогудел, откатился под стол и затих там, видимо, переваривая обиду. Дурацкая вспышка злобы утихла так же внезапно, как и полыхнула, оставив после себя выжженное пепелище. Чувство вины, горечи, досады снова задергалось внутри клубком колючей проволоки. Собственно, оно никогда и не прекращало это делать. Тони сгорбился, чувствуя себя бесконечно старым, усталым и выпотрошенным. Гений и звезда, победитель и лидер — кто бы знал, как же безнадежно он проиграл главную битву в своей жизни. Отчаяние, тугое, глухое, беспросветное, поднималось все выше и выше, окрашивая мир вокруг в тусклые серые цвета. Но тут опустивший голову Тони вдруг почувствовал, как его мягко, но требовательно куда-то тянут чужие руки. Чужие?! Ха! — Эй… Кому-то тут точно нужна перезагрузка, — Питер, непонятно когда оказавшийся рядом, притянул его к себе и уютно примостился, положив подбородок на плечо, — не знаю только кому. Кажется, нам обоим. Любые приборы нужно питать энергией, а мы по ходу про подзарядку забыли. — Нашей едой точно не подзарядишься, — мрачно проворчал Тони, невольно притираясь щекой к шелковистым прядям на макушке, — я, по-моему, скоро научусь продукты синтезировать из машинного масла и обломков мебели, лишь бы не продолжать давиться этой мерзкой кашей. Питер рассмеялся так легко и заливисто, что Тони с удивлением ощутил: ощетинившийся клубок внутри уменьшается в размерах, скукоживается и наконец дает вздохнуть полной грудью. — Отлично. Именно этим мы сегодня и займемся. Где-то тут я как раз видел полную канистру масла.***
Они могли сколько угодно строить планы, пытаться выдавать новые идеи и воодушевлять друг друга, но к середине четвертого месяца после Падения стало очевидно: идей больше нет. Ни одной. На самом деле после сокрушительного фиаско с мини-двигателем их по сути и не было. Конечно, то Тони, то Питер время от времени деланно небрежно бросали: «Слушай, я тут подумал, а что если…». После этого они загорались энтузиазмом, кидались буквально с ходу воплощать задумку, впахивали сутками, почти не отвлекаясь на еду и сон, и всё лишь для того, чтобы в очередной раз убедиться — опять ничего не выйдет. И в конце концов сгоряча, в порыве злости и негодования, было принято самое разумное решение, которое можно было принять: перестать насиловать мозги и пытаться выдавить из них нечто толковое. Любому учёному отлично известно: множество великих открытий случилось спонтанно, когда этого особо никто и не ждал. Интуиция и гениальность — слишком капризные дамы, чтобы являться на свидания к жаждущим их кавалерам тогда, когда от них этого насильно требуют. Цель, Главная и Единственная, по-прежнему сверкала перед ними, словно маяк в ночи, но они бросили попытки прорваться к ней вопреки всему и отдались на волю волн, которые могли принести их хрупкую лодку к вожделенному берегу. Слабая надежда, но что еще им осталось?***
— Питер, гад, бросай уже свой планшет, и иди сюда! Заслышав настолько грозный вопль адмирала еще несколько месяцев назад, Питер Паркер наверняка впал бы в ступор от ужаса и так больше из него и не вышел. Нынешний Питер Паркер лишь недовольно поморщился из-за того, что его оторвали от такого увлекательного чтения, и лениво поплелся на кухню. Впрочем, по мере приближения к большому кухонному столу его настроение стремительно улучшалось, а в конце он не выдержал и залился смехом. Зрелище перепачканного в муке и взъерошенного Тони, наряженного в огромный фартук старины Делмара, кого угодно заставило бы расхохотаться. — Что это, сэр?! — О, мы опять перешли на «сэр»? — игриво, словно и не орал только что во все горло, ухмыльнулся Тони и шлепнул его по заднице. — Черт, почему эти твои словечки всё же так заводят? — Потому что вы, адмирал, обожаете юных и без памяти влюбленных в вас лейтенантиков, — парировал Питер и легко уклонился от очередного шлепка. — Кинк у вас такой. Ой, а вы вообще знаете, что такое кинк? А то, может быть, в ваше время… — Ах ты, мерзавец! Тони схватил нахала за руку, рванул к себе, а затем, не давая и слова вставить, бесцеремонно опрокинул на стол. Питер ойкнул от неожиданности, приземлившись на ложки и стопки бумажных пакетов и полотенец. Тони тут же навис над ним, схватив за запястья и сильно придавив их к столу. — Я сейчас покажу тебе моё время, юный лейтенантик. А потом очень старательно и доходчиво познакомлю с моими кинками. Держу пари, ты еще не со всеми знаком, так что готовься удивляться!***
— То есть вы реально решили испечь пирог? В глазах Питера застыло такое восхищение, что даже Тони при всем его прославленном эгоцентризме стало неловко. После того безобразия, что они учинили на столе, приготовление пирога волей-неволей пришлось отложить, и теперь они без зазрения совести валялись на небольшой лежанке тут же на кухне. — То, что я решил, не означает, что я сделал, так что уйми свои восторги, Паркер, а то я чувствую себя самозванцем. — О нет, сэр! Вы просто мой герой! Для меня люди, которые умеют печь пироги, — это какие-то древние волшебники. На своих кухнях они совершают магические ритуалы и творят чудеса. За хороший пирог я готов сдаться в рабство! — То есть вот так просто? — фыркнул Тони и щелкнул его по носу. — Можно было не водить вокруг тебя танцы с бубнами почти месяц? Надо было просто накормить тебя пирогом, и ты бы был моим со всеми потрохами? Питер приподнялся на локте и посмотрел на Тони так внимательно, без капли игривости, что тот невольно напрягся. — А я и так был вашим, со всеми потрохами, с самого начала. И только не говорите, что не знали. — Не буду, — так же серьезно ответил Тони и снова наклонился к нему, чтобы поцеловать, уже не горячо и жадно, а благодарно и бережно. — Я настолько ваш, — вновь возвращая шутливый тон, заявил Питер, — что, вон, спеша на ваш зов, даже бросил читать мою любимую работу доктора Беннера. Про динамику процессов в коре головного мозга при воздействии… Питер еще что-то говорил, но Тони его уже не слышал. То ощущение тревоги, которое уже не раз мучило его, вдруг вспучилось в мозгу зловонным пузырем и с шумом лопнуло, заливая всё вокруг мутной жижей. «Динамика процессов в коре головного мозга»… Конечно же! Как он мог это забыть?! Как?! Ведь именно про это говорил тогда Брюс, в тот самый роковой день! Так вот почему Тони так дергало во время разговоров о возвращении! Нужно вспомнить. Вспомнить дословно, что сказал Брюс… Тренированная память выполнила приказ мгновенно. Картина встала перед глазами словно наяву. Вот он возвращается после обеда в свою каюту, вот видит Брюса и разговаривает с ним о его машине времени, и вот именно тогда… Тони прикрыл глаза, в мелочах воскрешая в памяти тот разговор, который в тот момент казался таким неважным и который сейчас стал важнее всего на свете… »… А еще я понятия не имею, как отразится этот переход на сознании человека. Динамика процессов в коре мозга навевает на меня подозрения, что при обратном перемещении всё, что произошло там, вне времени, не сохранится в памяти. Это, конечно, лишь подозрения, но очень сильные. И тогда какой смысл в этом всём?» Остолбеневшему Тони казалось, что пол под ногами исчез, и он с бешеной скоростью летит в огненную пропасть. «Всё, что произошло там, вне времени, не сохранится в памяти», то есть… — Если мы вернёмся, мы наверняка всё забудем, ребенок. Конечно, он не должен был говорить это прямо сейчас, вот так, между выпечкой пирога и их задорным валянием на мучном столе. Но Питер, раскрасневшийся, веселый, ласковый, бесстрашный, преданный Питер имел право всё знать. Он в этот момент, кажется продолжал что-то весело вещать про Беннера, поэтому, сбитый с толку, запнулся на полуслове. — Что? Вы это о чем сейчас вообще? — Мы. Всё. Забудем, — бесцветно, сухо, словно робот, отчеканил Тони. По лицу Питера, по ужасу, ещё медленно, но неотвратимо пробиравшемуся в его испуганно распахнувшиеся глаза, он видел, что тот уже всё понимает, но ещё не верит, отчаянно не хочет верить. Он возненавидел себя за то, что сейчас убьет надежду Питера до конца. — Всё, что произошло с нами с момента Падения. Все эти три с половиной месяца. Это не точно, но вероятность высока: если мы вернёмся, то мы забудем про нас, Питер.