***
После того жуткого разговора на кухне Питер попросту сбежал. Ему определенно нужно было прийти в себя, успокоиться и найти твёрдую почву под ногами, а присутствие Тони не давало на это никаких шансов. Тот, похоже, понимал его состояние, а, может быть, чувствовал нечто подобное, и поэтому останавливать не стал. За пару часов одиночества Питер успел надумать кучу всего, накрутить себя, словно волчок, излить душу в дневнике и, да, как следует, поплакать, после чего наступила блаженная опустошенность. На этом этапе он осознал, что, кажется, готов поговорить. Тони привычно обнаружился в мастерской, но ничего не делал, сидел на столе у окна, тоскливо смотрел в вечную темноту за окном и… Курил?! От удивления Питер даже позабыл про свои терзания и про то, что вообще-то всё пипец как плохо. Тони с сигаретой выглядел так сногсшибательно, что у Питера вообще никаких мыслей не могло быть в принципе. — Вам идёт, — ляпнул он, — прямо очень. — Что? — удивленно повернул голову Тони и снова неспешно выдохнул дым, отчего Питер едва не потерял сознание, словив эстетический оргазм. — Курить идёт, — почти прошептал он, не в силах оторвать взгляд от этого зрелища, которое было чувственнее, чем иной стриптиз. — Вы сразу такой… Такой… — Какой? — хмыкнул Тони. — Офигенный! — жарко выдохнул он. Тони вновь криво усмехнулся и насмешливо покосился на зажатую в пальцах сигарету. — А я думал, что офигенный сам по себе. Какое жестокое разочарование. Паркер, ты разбил моё сердце. Но я однозначно рад, что во всяком случае твоё сердце, похоже, на месте, и что ты, судя по всему, созрел для разговора. Не уверен, что созрел я, но какое это имеет значение… Эти слова жестоко вышибли Питера из того блаженного восхищения, в которое он впал при виде Тони. Всё верно — проблемы сами себя не решат, если от них прятаться. Они не Питер и не растают, как облачко, при виде Тони во всем его великолепии. А как бы здорово было… — Что будет, если мы так и не найдем выхода?! — даже не особо задумываясь над сказанным, но понимая, что тянуть больше невозможно, спросил Питер. — Мы застрянем тут до конца жизни?! — С места в карьер? — усмехнулся Тони. — Хвалю. И за вопрос хвалю, в самую точку попал. А сам ты про это что думаешь?... Но прежде чем ответить, скажи мне вот что, юный Паркер. Сколько раз ты брился и стриг волосы с момента Падения? От столь внезапной смены темы разговора Питер изумлённо уставился на Тони. Но тот, явно не собираясь ничего пояснять, ждал ответа. Питер задумался: борода у него и так не росла, так что бриться не довелось ни разу, волосы… А что волосы? Да, тоже ни разу, но разве ему вообще было до них хоть какое-то дело во всей этой суматохе?! Но сейчас он понимал, что, кажется, этот нелепый вопрос Тони таит за собой слишком много. Ладно, он не стригся, но ведь и Тони ни разу не поправлял свою фирменную бородку. Питер знал это точно, ведь они всё время были друг у друга на виду. А ведь раньше адмирал занимался ею едва ли не каждый день, холя, лелея и заботясь, почти как о любимом ребенке. Так что же это выходит?! Не растут волосы, щетина, ногти, то есть… Он так ошарашенно уставился на Тони, что тому не нужно было ничего больше говорить. — Да, — он обречённо кивнул головой, — ты умный мальчик, Пит, и всё совершенно правильно понял. Наши тела не стареют, совсем. — А это значит… Питер не решился озвучить невероятное, то, что противоречило всем законам мироздания. Хотя разве всё, что с ними случилось, не послало эти законы к чёрту давным-давно? — А это значит, что теоретически мы бессмертны. Можем прожить здесь целую вечность, если не найдем способ выбраться. Хочешь вечность в подарок, лейтенант? Забирай, дарю, безвозмездно и безвозвратно. Питер вдруг понял, что ему срочно нужно присесть, ноги решительно отказывались служить. Не особо контролируя происходящее, он опустился прямо на пол, возле стола, на котором сидел Тони, и прижался спиной к стене. Сознание с трудом подсказало, что пачка сигарет лежит неподалеку на полу. Совершенно не думая о своих действиях, он машинально вытащил сигарету и поднес ко рту. — Ты куришь?! — пробился сквозь барьер вокруг сознания удивленный голос. — Так, пробовали в приюте с мальчишками, — отмахнулся он, — огня дайте. Склонившись со стола, Тони поднес зажигалку, и Питер жадно затянулся, абсолютно не ощущая ни вкуса, ни запаха. То есть, теоретически они могли жить вечно? Вот тут? Вдвоем?! Питер отчаянно пытался понять, что он чувствует по этому поводу. Понять никак не удавалось. Мысли наотрез не желали выстраиваться в стройный ряд и представляли собой какое-то испорченное потекшее желе. Больше всего происходящее напоминало старые сказки и легенды. Те, в которых влюбленные мечтают об одном — провести вместе всю жизнь, пока. Как там говорилось… «Пока смерть не разлучит нас»? И вот, сказка сбывается на глазах? Он реально обречён провести вечность с любимым человеком? Он сейчас должен быть счастлив или как?! Питер понял, что начинается истерика, но подавить ее уже никак не мог. Согнувшись от хохота, он рассмеялся так, что очень скоро воздуха уже не хватало. Смех все больше напоминал завывания и всхлипы, но остановить их никак не удавалось. Вдруг щеку обожгло стремительной болью, и это так ошеломило, что холодный разум вмиг вернул себе ускользнувшие бразды правления над телом. Не сразу Питер осознал, что Тони отвесил ему хорошую оплеуху, а теперь спустился со своего стола и сидит рядом с ним. — Спасибо, — тускло произнес он. — Обращайся. В следующий раз для тебя, как постоянного клиента, сделаю хорошую скидку, — горько съязвил Тони. Пальцы стало жечь, и Питер с изумлением заметил, что сигарета почти догорела. Он отбросил ее, обхватил колени руками и сжался в комок. — Вечность… — наконец произнес он. — Не осознается, вообще. Эра «Альтрона». — Лучше наша эра. Помнишь, как у древних? До нашей эры, после нашей эры. Вот теперь точно — нашей. Прижавшись щекой к своей костлявой коленке и скосив глаза на Тони, Питер подумал, что, возможно — лишь возможно! — авторы старых легенд что-то понимали в этой жизни.***
Он настолько привык к присутствию Тони рядом, что вставать, принимать душ и завтракать одному показалось наказанием. Уныло давясь остывшим чаем, он вдруг подумал, что в последние недели это случается все чаще и чаще. Аппетит, и без того почти отсутствующий, окончательно исчез. Питер отложил немудреный бутерброд из хлеба и чего-то смутно похожего на паштет и напряженно выпрямился, невидяще глядя перед собой. Перед мысленным взором черными вспышками появлялись все отлучки Тони в последнее время. «О, прости, я забыл выключить свет, скоро вернусь… Но если что, ложись спать, не жди меня» «Черт! Не взял анализатор из мастерской, схожу за ним» «Да я что-то засиделся, задумался, не бери в голову» «Прикинь, такая идея прикольная в голову пришла, вот я и сорвался посреди ночи. Что за идея? Да не обращай внимания, всё равно оказалась полной ерундой» Каждый случай по отдельности казался вполне невинным, но все вместе они складывались в весьма подозрительную картину. Как бы Питеру ни хотелось в это не верить, но, похоже, Тони что-то от него скрывал. На душе стало горько и тошно. Значит, вот так? Он-то думал, что между ними что-то серьезное, и это не просто секс от безысходности, а в ответ получил вот такой удар в спину? Что именно Тони может от него так старательно скрывать? Только одно — он все-таки сгенерировал какую-то идею их возврата, но Питеру об этом не сказал. А почему? Тут вариантов было больше, ровно на целую одну штуку. Или он не хочет его понапрасну обнадеживать, или считает, что Питер малодушно не хочет вернуться. И во второе почему-то верилось намного больше. От обиды очень хотелось что-то расколотить прямо над этим столом в тусклом безжизненном свете равнодушных ламп. Он-то думал, что они на равных, что у них полное взаимопонимание, что после всего, пережитого вместе, они могут полностью доверять друг другу, а оказалось, что всё это лишь фикция?! Наверно, теперь разумно было бы промолчать, сделать вид, что у него нет никаких подозрений, и вести себя как ни в чем не бывало, но Питер чувствовал, что не может. Если Тони вот так к нему относится, то пусть скажет это прямо в глаза, хотя бы нелицеприятную правду Питер точно заслужил! Тони, разумеется, был в своей любимой мастерской. Вид его, склонившегося над на скорую руку сооруженным ими столом, впервые вызвал у Питера не радостное волнение, а глухую тоску. — О, Пит! Видимо, заслышав шаги, Тони обернулся, как обычно сверкая фирменной ослепительной улыбкой, но от взгляда напряженного Питера не укрылось то, как незаметно он постарался скинуть со стола какой-то незнакомый предмет. Это и стало последней каплей. Если бы Тони не улыбался так подло в глаза, за его спиной решая свои задачи, Питер, может быть, и промолчал бы, но такого он стерпеть не мог. — И что? Когда домой? На этой неделе или на следующей? –ядовито спросил он, скрестив руки на груди. Тони с таким правдоподобным недоумением на него уставился, что любой другой бы повёлся. Но Питер не позволил себя смутить: уж он-то отлично знал, насколько прокачан навык самообладания Тони Старка. — Давайте обойдемся без спектаклей в стиле: «О чем ты говоришь?» и «Я тебя не понимаю», сэр. — Жутко хочется произнести именно: «О чем ты? Я не понимаю», но если ты настаиваешь, давай придумаем что-то менее банальное, — холодно ответил Тони, и от этой резкой смены его настроения Питер почувствовал, что вот–вот не выдержит и позорно разрыдается. — Не надо, — тихо, вмиг лишившись едкости, попросил он, — не врите. Пожалуйста. Я же знаю, что вы нашли способ. Не держите меня за идиота, эта ваша таинственность, эти постоянные отлучки… Невозможно было не догадаться. Тони изумленно уставился на него в упор, открыл рот, чтобы что-то ответить, но тут же закрыл обратно и, к полному изумлению Питера, громко и открыто расхохотался. Питер собрался вспылить и крикнуть, что это вообще ни разу не смешно, но Тони веселился так искренне, так заразительно, что он сам чуть не улыбнулся непроизвольно, хотя решительно не понимал причины загадочного веселья. — Я говорил, что мы два идиота? — спросил Тони, все еще пофыркивая от усердно подавляемого хохота. — Неоднократно, — буркнул Питер, который, кажется, уже вообще ничего не понимал. — Значит, мало говорил, — вздохнул Тони и опустился в кресло, так лукаво глядя на Питера, что тот окончательно растерялся. — То есть ты, как умный мальчик, заметил, что я исчезаю, но, как совершенно глупый мальчик, решил, что я нашел способ спасения и держу в тайне от тебя? А зачем я это делаю, позволь спросить? От его проницательного, испытующего взгляда стало так неловко, словно Питер был виноват в чем-то ужасном. Глаза сами собой опустились в пол и принялись внимательно изучать покрытие. Пятнышко от машинной смазки вон там… А здесь трещинка, давняя уже… Зачем-зачем?! А то непонятно зачем он это делает! — Молчим, значит, — вздохнул Тони. — Тогда дай угадаю: ты решил, будто я считаю, что ты не хочешь возвращаться, и поэтому все делаю втайне от тебя, как мудак какой-то. Черт, в его мыслях это было так логично и разумно, почему же в устах Тони звучит так гадко?! — Хорошего же ты обо мне мнения. Питер вспыхнул от несправедливости и понял, что пора защищаться любыми методами. — А это не так? Тони помолчал, что-то прикидывая, а затем резко встал и, схватив Питера за руку, потянул его в коридор. — Пошли. Я хотел сделать всё как полагается, завтра, но раз уж ты устроил мне эту очаровательную сцену, то черт с тобой, всё равно всё это совершенно относительно. Питер не понял из этой смутной речи ровным счетом ничего, но безропотно позволил увести себя. Идти пришлось недолго. Свернув пару раз в узенькие коридорчики и больше не проронив ни слова, Тони остановился перед совершенно неприметной дверью в конце очередного коридора. Питер окинул ее коротким взглядом — ни таблички, ни номера, да и уровень палубы какой-то совершенно незнакомый. Его никогда сюда не заносило. — В общем, так, — Тони приложил ладонь к анализатору, набрал код, и тот тихо щелкнул. — Повторюсь: ты должен был увидеть это завтра, но раз ты так настаиваешь, то смотри и потом не жалуйся. — Почему завтра? Тони, не отвечая, вошел внутрь, в полную темноту, и Питеру не оставалось ничего, кроме как войти вслед за ним. Царящая вокруг тьма была настолько плотной и насыщенной, что рассмотреть хоть что-то вокруг себя было просто невозможно. И почему-то казалось очень важным услышать ответ именно на последний вопрос. Что такого должно было случиться завтра?! — Что это? И почему все же завтра? — Потому что… — ответил невидимый в темноте Тони, выждал паузу: — именно завтра по моему календарю из черточек… — крепко обнял его за талию и громко щелкнул выключателем: — у тебя день рождения. И Питер взлетел. Вернее, взлетели, плавно и легко, они оба. Посреди вмиг осветившегося бесконечного пространства. Он не сразу сообразил, что его притянули к себе еще крепче и притиснули к мускулистой груди. Он вообще перестал что-либо соображать. И у него было полное оправдание. Вокруг был космос. Везде. Снизу, сверху, спереди, сзади. Величественный и прекрасный, торжественный и грандиозный. И Питер, словно частичка всего этого, плыл посреди звезд и сияния. От восторга, которым пронизало каждую клеточку, дар речи словно исчез. Хотелось просто кричать, захлебываясь в визге, но из горла вырывались лишь жалкие хрипы. — Ну как? — раздался заинтересованный голос над ухом. Питер только сейчас вспомнил, что он вообще-то не один посреди этого безумства. Что его, посреди этой божественной пустоты, крепко держат сильные руки. — Это… это... — постарался описать свои чувства он, но так и не смог. Легкий смех, в котором четко угадывалось удовлетворение, рассыпался над ухом, словно голос тех самых звезд. — Не трудись, я понял. Если коротко, тебе понравилось. От возмущения даже голос вернулся, и удалось развернуться к Тони всем телом. — Понравилось?! Это не просто «понравилось», это просто с ума сойти можно!!! Но как…? — Давай приземлимся на время. Не дожидаясь ответа, Тони потянул его в сторону. У Питера не было ни малейшего понятия, с чего он решил, что пол — это именно там, но он послушно последовал за Тони. Тот, остановившись в ничем неприметной точке, протянул руку вперед и нажал куда-то. Для Питера это всё выглядело так, словно он ткнул пальцем в сторону дальней звездочки. Тут же навалились привычные ощущения пространства и своего положения в нем. Тело словно налилось тяжестью, которую раньше он и не замечал. Ноги нащупали твердую поверхность, а стены вокруг стали обычными черными. Он уставился на Тони, который что-то деловито вбивал в планшет, с таким видом, словно тот задолжал ему главную тайну мироздания. — Как тебе? — наконец поднял он голову и глянул на Питера взглядом, из которого так и выпрыгивали лихо беснующиеся чертики. — Нет слов, обалдеть можно! — жарко выдохнул он и вдруг вспомнил то, о чем в полном смятении всех чувств совершенно забыл. — Вы говорили, что у меня день рождения? То есть это… Это подарок?! Мне?! — Дошло наконец-то, — закатил глаза Тони с таким видом, словно Питер не мог ответить на вопрос, сколько будет один плюс один. — Извини, торта со свечами в закромах «Альтрона» не нашлось, пришлось обойтись малой кровью. Только не сияй так сильно, а то я ослепну. Имей в виду, — он назидательно помахал пальцем, — ты тут особо ни при чём. Идея эта у меня родилась давным-давно. Эта каюта специально расположена в таком месте корабля, что почти со всех сторон выдается в открытый космос. Стены, пол и потолок сделаны из специального материала, на вид он совершенно обычный. Но путем небольших пертурбаций становится практически прозрачным. Мне почему-то подумалось, что это будет красиво. Лететь в открытом космосе без всякой опасности для себя — это, конечно, попахивает невыносимым романтизмом, но для снятия стресса способ неплох. Так что не задирай нос, Паркер, лично для тебя я просто добавил мягкое отключение гравитации для создания полного эффекта парения в космосе. И добавил большей прозрачности стенам. И наладил систему терморегуляции. И вывел правдоподобное изображение на ту единственную стену, что не выходит в космос, дабы она не портила весь эффект. — О боже!!! — Питер просто не мог выдерживать больше всех эмоций, что разрывали его на сотни маленьких Питеров, и бросился на шею Тони. — Вы всё это время мастерили вот это?! Для меня? А я… От чувства стыда и дикого раскаяния хотелось спрятаться куда-нибудь в самый дальний отсек, чтобы Тони никогда его не нашел. Хотя нет, никогда — это чересчур, хватит недели поисков. — Давай обойдемся без извинений, карапуз. Я понял, как тебе дико стыдно, как глубоко ты раскаиваешься, что так плохо обо мне думал, и как сильно восхищаешься моим несравненным гением. Все так? — Угу! — несчастно, но от того не менее пылко отозвался Питер откуда-то с груди Тони. — Тогда пойдем еще полетаем. Нам явно не хватает практических знаний о функционировании этой каюты.***
Вот уже второй день Питер с азартом истинного исследователя изучал возможности «Космической комнаты» (как он ее прозвал) и приходил в совершенный восторг от всё новых и новых ее функций. Он летал от стекла к стеклу, отскакивая, как мячик, кувыркался и нырял, хватал Тони за ноги и, хохоча, удирал, когда тот начинал наигранно ругаться. Одним словом он просто был в полном блаженстве. Слегка выбившись из сил, они развалились примерно в центре всего этого великолепия на невидимой платформе. Тони решил, что всё время слоняться по всему пространству каюты будет не так интересно, и соорудил такую же прозрачную площадку. Она была совершенно невидима, но надежно крепилась к полу и дарила своим гостям возможность комфортного отдыха посреди звездного безмолвия. Питер с аппетитом засунул в рот небольшое подобие пироженки, испеченное Тони, дал откусить тому от другой, и облегченно шлепнулся на спину. — Обалдеть… — Нужно было подсчитать, сколько раз ты произнес это слово за последние сутки. И заключить пари, что если будет больше десяти, то всю неделю дежуришь на кухне. — Ну и ладно, — Питер был сыт, доволен и благодушен, — ну и подежурил бы, ради такого не жалко. Это настолько невероятно, что я уже просто не знаю, как выразить, какой вы потрясающий! Тони растянулся рядом, прижавшись плечом, и тоже уставился на подмигивающие им ослепительно прекрасные звезды. — Я на самом деле привык к похвалам в мой адрес, но у тебя, ребенок, это выходит настолько искренне и открыто, что я до сих пор теряюсь. — Хотите скажу, что я всё врал, чтобы вы не огорчались? — лениво предложил Питер. — Мне не сложно. — Нет, — рассмеялся Тони, — лучше ври дальше, мне приятно. — Согласен. А вы в ответ расскажете, как узнали про день рождения. — Посмотрел в твоем личном деле, конечно. Я понимаю, что тут с временем все сложно, но нам-то никто не мешает продолжать отсчет в прежнем ритме, и тогда он наступает именно сегодня. Питер не глядя нащупал руку Тони, слегка сжал пальцы и немного помолчал. — Это… Это мой самый лучший день рождения. В приюте нас поздравляли утром на завтраке, вручали что-нибудь ненужное и на этом всё и заканчивалось. Под конец голос предательски сорвался, и он разозлился сам на себя, чувствуя, что вот-вот все испортит дурацкой сентиментальностью. Да в конце концов, какого черта! Он двадцать лет прожил, не празднуя дни рождения и ни капли в этом не нуждаясь. С чего вдруг теперь в горле словно железной щеткой скребут колючие слезы? Тони притянул его и заставил улечься себе на грудь. Питер оперся подбородком на сложенные кулаки и внимательно уставился в глаза Тони. Звезды вокруг были изумительны, с этим никто бы не стал спорить, но в сравнении с глазами Тони они проигрывали в пух и прах. — Привыкай, — негромко сказал тот. — Теперь все твои дни рождения будут такими. Или намного круче. — Если вечность будет именно такой, — после паузы тихо прошептал Питер, — кажется, я на нее согласен. — Я тоже, — улыбнулся Тони и, приподняв голову, ласково прикоснулся к его губам. Теплый, успокаивающий поцелуй длился так долго, что у Питера чуть голова не пошла кругом. Хотя одно нахождение рядом с Тони уже приводило к перманентным головокружениям. Тяжело дыша, он отстранился, игриво мазнул кончиком носа по носу Тони и опять улегся рядом. — Я жалею только об одном. В этой нашей корабельной вечности нет скрипки, а значит, я так и не продемонстрирую вам всё то, чему нас муштровал мистер Перкинс в приюте. Хотя… Зная вас, уверен, что вы и скрипку смастерите через пару месяцев. Посреди этой легкой болтовни он не сразу сообразил, что Тони напрягся всем телом и, кажется, даже перестал дышать. Еще не понимая, что происходит, и с прежней улыбкой на губах он поднял голову, чтобы глянуть в лицо Тони, и улыбка тут же стекла с его лица. На лице того были написаны такие потрясение и шок, что Питер как-то сразу понял: он не хочет знать, что вдруг случилось в гениальных мозгах. Неведомым чутьем он точно знал: ему это однозначно не понравится. То, что он сейчас услышит, изменит всё, и возврата к прежнему уже не будет. Но бежать было некуда, и потому он, судорожно облизнув губы, отрывисто спросил: — Что случилось? — Эта твоя скрипка… Космические струны, Пит! Как мы могли о них забыть?! Ты понимаешь, что это значит?! Помертвевший, остолбеневший Питер понимал. Это значит, что Тони всё-таки решил задачу. И именно поэтому Питеру сейчас казалось, что площадка под ними исчезла, и он падает, падает, падает в бесконечную бездну.