***
Тони раздраженно вышагивал из угла в угол своей роскошной гостиной, то и дело натыкаясь на неуклюжих домашних роботов. Он их собрал еще в школе, на спор, и к этому дню они безнадежно устарели. По-хорошему, их стоило отправить на утилизацию сто лет назад. Но они так умилительно пялились на него своими старомодными круглыми глазами и чирикали, что у Тони рука не поднималась. Именно поэтому они сейчас раз за разом попадали ему под ноги и были опасно близки к тому, чтобы всё-таки вывести хозяина из терпения. Тем более для этого нужно было совсем немного. С самого возвращения с Арианы всё шло не так, как надо, и это бесило Тони просто до белого каления. Он слишком привык, чтобы всё вокруг совершалось только по его желанию и под его контролем, привык быть мозговым центром происходящего. Поэтому ощущение, что он чего-то не понимает, напрочь выбивало почву из-под ног. Самом мерзким для него было то, что он не до конца осознавал, а что, собственно, не так. Ведь фактически и объективно не происходило ничего странного. Да, они попали в дурацкую ситуацию с той гребаной звездой, но ведь вырвались из нее, причем практически без потерь. Не считать же за потери повреждения внешнего слоя обшивки «Альтрона» в пределах двадцати процентов. Вернулись домой в назначенное время, поставленную задачу полностью выполнили, удостоились дежурных благодарностей, заслужили небольшой отдых. Что вообще могло пойти не так?! Не так шло всё. С той самой минуты, когда гений и умница Брюс Беннер сотворил с ними что-то доселе невиданное, и они вырвались из гравитационного поля вероломной звезды. Фантомные отголоски жгучей боли, размолотившей сердце в тот момент, до сих пор его не отпускали. Окружающий мир тогда словно вздрогнул на миг, скорчился в чудовищной судороге и замер. И Тони каким-то неведомым чутьем знал, что замер он не в том положении, в каком должен был. На любимой старушке Земле должно было стать проще. Как бы насмешливо он, всегда устремленный в бесконечную высь, к ней ни относился, но не признать очевидное не мог. Она всегда придавала ему сил, как в той древней легенде, где великану нужно было лишь прикоснуться к Матери-земле, чтобы вновь овладеть великой мощью. С Тони это тоже всегда срабатывало, но не в этот раз. Тяжело ступая по площади космопорта и направляясь к выходу из ангара, он, наверно, впервые по прилете из долгой экспедиции не чувствовал ни радости от возвращения, ни пружинящей легкости, ни привычного прилива энергии. Всё это заменили невнятная, глухая тоска и ощущение неведомой потери. Потери чего-то настолько необходимого, что без него всё казалось тусклым и пустым. Неужели так сказывался еще неслучившийся перевод Питера Паркера подальше от себя? Эта мысль так пугала, что Тони постарался засунуть ее куда подальше и с головой уйти в работу. Это немного помогало. Но лишь до тех пор, когда вдруг неожиданно сам для себя он назвал лейтенанта Паркера «Питти». Это невесть откуда вырвавшееся ласковое обращение до сих пор жгло язык. Как ему вообще пришло это в голову?! И почему в тот миг оно слетело с губ так легко и непринужденно, словно он уже миллион раз его произносил? И почему после этого его, словно любимым молотом Тора, пришибло осознание: никуда он Паркера не отошлет. И вообще от себя больше не отпустит. Ощущение искаженности всего происходящего стало нестерпимым. Он очень надеялся (что само по себе нонсенс, ибо Тони ненавидел полагаться на кого-то или что-то, кроме себя), что в несколько дней послеполетного отдыха ему полегчает. Он вернется в обычную колею своей налаженной жизни, снова встроится в ее бодрящий ритм, и странные ощущения сотрутся, словно ластиком. Он никогда еще так не ошибался. Три последующие дня в одиночестве и относительном покое обернулись каким-то бесконечным кошмаром. Кошмаром в переносном смысле, когда вокруг то и дело слышались голоса — он никак не мог разобрать ни слова, но разговаривающих точно было двое. Перед глазами, стоило лишь моргнуть, мелькали изломанные тени. Руки то и дело настолько правдоподобно жгло невидимым огнем, что он снова и снова неверяще разглядывал совершенно целые и невредимые пальцы. Но кошмар случился и в самом прямом смысле, и вот это уже точно было за гранью. Ему очень редко снились страшные сны, за всю свою жизнь он мог назвать всего пять или шесть раз. Но сейчас он две ночи подряд просыпался от своего истошного крика. Один и тот же дурной сон повторялся по кругу во всех деталях. Ему снился огонь, от которого он был отделен тонкой стеной, дрожащей и плавящейся от чудовищного жара с той стороны. Он должен был что-то сделать, но никак не мог сообразить, что именно, лишь с отчаянием понимал, что ничего не выходит, и кричал, умоляя кого-то вернуться с той стороны. Как будто там, в том беснующемся пламени, вообще могло быть что-то живое! Но там действительно кто-то был, вот только возвращаться к Тони этот «кто-то» не хотел. И только в этот миг прямо во сне Тони понимал, что кошмар состоит именно в этом. Когда выяснилось, что подобные кошмары мучают не только его, но и Питера, Тони испытал крайне двоякое чувство. С одной стороны, ему даже полегчало. Кажется, происходящее являлось всего лишь причудливой формой снятия стресса после их злоключений, забавной игрой психики и разума. Но с другой стороны именно в это мгновение проклятые голоса в голове ринулись атаковать его с новой силой. Они обретали мощь и четкость, наливались зловещей силой, облекая шипение в звуки, а звуки - в слова, и в какой-то миг окрепли настолько, что он наконец-то смог опознать один из них. Это был… его голос?! Да, его собственный голос, саркастично роняющий: «Хочешь вечность в подарок?». Лишь навык самообладания, которым он давно овладел в совершенстве, позволил удержать привычную маску с налетом легкой иронии, когда к ним подошел Ник. Получилось даже поддержать дружеский треп ни о чём. Но потом тот, ухмыляясь, поведал им байку о своей жене и звёздах ей в подарок. И мир взорвался, подмяв Тони под себя. Он плохо помнил, как встревоженно его тряс взволнованный Ник, как он отпустил Паркера и как, наотрез отказавшись от помощи, еле добрался до дома. В голове воцарился полный хаос, все тело словно прошивало огненными иглами, испепеляющими каждую клеточку. Казалось, кожа сворачивается и сползает клочками, опадая хлопьями пепла у ног. «Хочешь вечность в подарок?» — издевательски шептал где-то внутри мозга предавший его собственный голос. «Если вечность будет именно такой, кажется, я на нее согласен», — вдруг совершенно отчетливо произнес другой голос. Чей?! И почему ответ на этот вопрос кажется самым важным, что сейчас есть во Вселенной?! Не особо соображая, что делает, Тони ввалился в ванную. Врубил на полную мощность холодную воду, и как был, в полном форменном облачении, встал под душ. Почти пять минут под ледяными струями помогли привести мысли и ощущения в некое подобие порядка. Жар утих, а голоса смолкли, хотя Тони откуда-то знал, что они не сдались. Просто сменили тактику и с хищным спокойствием выжидают момент, чтобы вновь накинуться на него. Пользуясь передышкой, он вышел из ванны, обсушился и переоделся. Сомнений больше не было: он не в порядке. Настолько не в порядке, что сам уже не справляется. Больше закрывать глаза на проблему было нельзя. Задумчиво налив в круглый бокал терпкого виски и сделав большой глоток, он мысленно перебрал сотрудников Медицинского Департамента, выбирая самых толковых и не болтливых. Именно в этот момент Пятница, его домашний ИскИн, с привычной ноткой добродушной иронии сообщила, что явился Питер Паркер и просит его принять. Немного затихшие голоса в голове взвыли, как бешеный пузатый чибис, так что он невольно сжал виски. Да что ж такое?! Разозлившись на самого себя (за неимением другого объекта), он с чувством выругался и решительно направился к двери. Это было необязательно, вполне достаточно было отдать команду Пятнице, чтобы та впустила запоздалого гостя, но разум бунтовал и требовал каких-то немедленных действий. Кажется, сейчас лейтенант попадет под горячую руку, если только у него не найдется чертовски убедительных оправданий столь позднего прихода. Но стоило распахнуть дверь, как все агрессивные намерения махом выветрились из головы. Он чуть не застонал от того, какой болью в мозгу отозвался взвившийся до невиданных высот фантомный шум. На то, чтобы вернуть привычно-уверенный вид, ушла пара мгновений. Паркер в какой-то невзрачной футболке, куртке и старых вытертых джинсах переминался на его пороге с ноги на ногу. Образ должен был быть совершенно непривычным — ни на учебу, ни на службу Питер, разумеется, в таком виде не являлся. Тони всегда встречал его исключительно в форме: сначала в облачении курсанта, а затем и кадрового офицера флота. Но отчего-то сейчас от этой картины его овеяло таким теплом, что он еле сдержал беспричинную улыбку. Нет, ему точно пора на освидетельствование. — Здравствуйте, сэр, — несмотря на видимое замешательство голос мальчишки прозвучал вполне твердо и даже, пожалуй, отчаянно. — Простите, что я так поздно, но мне было очень нужно. — Я рад, что ты смотрел на часы, Паркер, — хмуро уронил Тони и немного подвинулся, пропуская того в комнату, но он не сдвинулся с места. — Но предупреждаю сразу: если у тебя вопрос масштаба меньше, чем гибель Вселенной, то лучше бы тебе вообще рта не открывать. — Меньше, — ответил Питер, слишком смело и уверенно на взгляд Тони. — Но я всё-таки рискну. Парнишка вообще выглядел странно. Мало того, что вырядился как простой работяга из нижних мастерских Совета, так еще и в облике его что-то неуловимо изменилось. Слишком непонятным и нечитаемым был его взгляд. Он всё время бегал вокруг, но то и дело замирал прямо на Тони, и тогда тот невольно вздрагивал от его непривычной пронзительности. — Сэр, — после небольшой заминки вновь заговорил он, нервно сжимая в руках какую-то книгу. — Возможно, я совершаю самую большую ошибку в моей жизни, но я должен. Я… я хочу дать вам прочитать вот это. Это личный дневник. Ну знаете, такая книжка, куда раньше записывали свои мысли, события, может, вы слыхали о таком? — Чей дневник? — цепко прищурился Тони, которому с каждой секундой всё меньше нравился этот бестолковый разговор. — Неважно. Вернее, не так, — он криво усмехнулся, — просто вы сразу поймете, чей он, с первой страницы. Вам на самом деле даже не обязательно всё читать. Вот… — он ткнул пальцем в торчащую примерно посередине книги красную закладку. — Я отметил. Можете начать отсюда. Ну а если захотите, можете прочесть всё с самого начала. Если захотите, конечно… — Так, Паркер, что за загадки?! Признаться, я сейчас не в том настроении, чтобы их разгадывать и играть в Шерлока. Так, кажется, звали того полицейского, книжки о котором ты украдкой читаешь во время службы? — Так, — позволил себе улыбнуться Питер. — Да и не нужно играть, вы всё сразу поймете. Просто, если можно, не читайте пока, я сейчас уйду, и вот тогда уже. — Вот теперь ты меня точно пугаешь. Питер словно не заметил этой реплики. Всё так же стоял и тискал в руках злополучную книгу, то ли желая ее отдать, то ли нет. — Если после того, как вы прочтете, вы больше не захотите меня видеть, я пойму. Поэтому, на всякий случай: прощайте, сэр. Голоса в голове притихли в пугающем ожидании чего-то. — Что вообще ты несешь?! С каждым твоим словом мне всё больше хочется спустить эту проклятую книгу в мусор! — Нет! — от вскрика Питера Тони невольно вздрогнул. — Нет! Прошу Вас!!! Если даже вы меня прогоните, я ни слова не скажу против, только верните мне её, хорошо?! У меня больше ничего не осталось… Ладно, вы правы, что-то это всё действительно затянулось, надо заканчивать. Вот, — он наконец-то твердо протянул Тони злополучный томик и вновь улыбнулся незнакомой, больной улыбкой, — прощайте, сэр, пусть я и повторяюсь. Тони захотелось от души, смачно выругаться, но он не успел произнести ни слова. Питер, больше не медля ни секунды, моментально исчез за дверью. Всё, что осталось Тони, это полное непонимание происходящего да потрёпанная книга в руках. Кажется, второе должно было помочь справиться с первым. Нет, конечно, подозрения в голове по поводу её содержания роились весьма настойчиво. Неужели Паркер вот таким экстравагантным образом вздумал все-таки признаться в своих чувствах?! Эта мысль была самой очевидной и самой тревожной. Тони никак не мог определиться, что он чувствует по этому поводу. Он неспешно прошел в гостиную, не глядя, подхватил с барной стойки оставленный там бокал с виски, приземлился на мягкий диван и раскрыл книгу на той странице, где сиротливо торчала забавная красная закладка.***
Ночная жизнь огромного города пленяла своей ни с чем не сравнимой феерией, Питер всегда любил за этим наблюдать. Но сейчас, стоя у окна, он глядел только на бесконечное, манящее и таинственное небо. Казалось, что эта ночь никогда не закончится, и в его жизни больше никогда не наступит утро. Символично и так глупо. Он упрямо не смотрел на часы, совершенно по-детски загадав, что, если до рассвета Тони Старк не даст о себе знать, значит, больше Питеру нечего ждать. Это было действительно бессмысленно: за время Падения Питер настрочил гору записей, во всех красках описывая их историю. Тони банально мог не успеть всё прочесть до утра. Было бы слишком самонадеянно ждать, что он, как и Питер, забьет на сон и отдых ради этой странной истории. Тони мог вообще отложить прочтение до утра. И всё-таки Питер ждал. Тихая песня скрипки в голове больше не терзала Питера своей неизвестностью и тревожностью. Она лилась откуда-то извне нежными, хрустальными переливами. Не иначе как именно оттуда - из созвездия Кастерборус. Сквозь пространство и время. Интересно, что там сейчас с той звездой? Она уже взорвалась, полыхнув напоследок так ярко, как никогда не горела за миллиарды лет до этого? Даже если и так, этот свет станет виден на Земле лишь много лет спустя. Если взглянуть на то место, где она должна быть сейчас, то увидишь лишь привычную светящуюся точку. Еще много-много лет будет идти к Земле свет погибшей звезды. От фантасмагоричности этой идеи Питера охватил озноб. Он зябко поежился и беспомощно посмотрел на то место, где приблизительно она должна была быть. Та самая звезда. Которой уже нет, но которая в последний миг перед своей гибелью начала их историю. Волнение и мандраж, от которых его буквально трясло первую половину ночи, достигли своего апогея и постепенно сошли на нет. Остались лишь тихое, пустое спокойствие и покорность. Ему вдруг подумалось, что эти три невозможных, невероятных месяца для него сродни тому самому свету погасшей звезды. Их больше нет, канули в лету, сгорели в том дьявольском зареве, но ему они будут светить всегда. До самого последнего мига. Он не сразу заметил, что сплошная пелена ночного неба постепенно сереет, и огни вечно юного и безумного города кажутся на ее фоне уже не такими яркими и манящими. Эта сумасшедшая ночь подходила к своему концу. Мечты Питера — тоже. Он уткнулся лбом в холодное стекло и тихонько рассмеялся. Нет, он действительно на что-то надеялся? — Серьезно, Питер? — криво ухмыляясь, спросил он у своего отражения. — Неужели можно быть настолько наивным?! Ты всерьез поверил, что из всего этого безумия может что-то выйти? Тогда ты еще больший идиот, чем говорит ЭмДжей, надо ей… Карен, до этого вольготно валявшаяся у его ног и помахивающая пушистым хвостом, вдруг напряглась, вскочила и с негромким рычанием бросилась к дверям. В следующий миг в дверь позвонили. Питер настолько уже ничего не ждал, что целую секунду не мог осознать, что происходит, и сдвинуться с места. Это… Это же не то, о чем он думает, правда?! Но гость, видимо, не был настроен долго ждать, и через пару секунд мелодия вновь требовательно раскатилась по квартире. Она проникала в каждый угол и в каждую клеточку тела Питера, который, наконец, пришел в себя. Он и хотел бы сказать, что не бросился открывать со всех ног, но, увы, врать самому себе было глупо, а Карен до этого не было никакого дела. Тони стоял очень близко к двери, засунув руки в карманы куртки и еле заметно морщась. Не произнося ни слова, он аккуратно, но твердо отодвинул Питера и вошел, с интересом осматриваясь. — У тебя тут красиво. И чисто. Даже не скажешь, что ты один тут живешь. Наверно, Питер до сих пор не пришёл в себя. Только этим можно было объяснить то, что он грубовато ляпнул: — Вы пришли о моей квартире поговорить, сэр?! — Нет. Я пришел кое-что сказать. Вот оно. То самое. Приговор Питеру Паркеру. — И… — кое-как пересохшими губами почти прошептал он, глядя куда угодно, только не на Тони, — что же? Подойдя ближе, Тони встал прямо перед Питером, так что прятать глаза уже не получалось. Вообще ничего не получалось, если честно. Дышать, думать, бояться. Лишь считать секунды до приговора. — Тогда, перед возвращением, я так и не успел тебе ответить, что тоже люблю тебя. Ты мне приказал сказать это на Земле. Вот. Говорю. Слова достигли слуха, но не разума. Это сон? Это извращенный кошмар? Это последний приступ безумия? Тони сказал, что… любит его?! И лишь спустя несколько мгновений — таких коротких и таких бесконечных — Питер осознал одну простую вещь. Про это его признание в дневнике не было ни слова.